Неожиданно он встал и взялся за ручку дверцы.
– Нам необходимо поговорить, но не здесь, а потом, когда приедем к вам и будем не одни.
Маркус распахнул дверцу и одним ловким движением выбрался на крышу кареты, оттуда спрыгнул на козлы, к кучеру. В первый момент ей показалось, что он собирается выброситься на ходу из кареты, и она в ужасе вскрикнула. Когда он ногой захлопнул дверцу, она откинулась на сиденье и закрыла ладонями пылающее лицо.
Он был опасен, опасней, чем прежде. В его объятиях она таяла как воск и даже не пыталась оттолкнуть его. Мог ли какой-нибудь мужчина так сводить женщину с ума? Нет. На такое был способен только Ротем!
Она коснулась припухших губ. При воспоминании о поцелуе ее охватывал трепет. Ни один мужчина не пробуждал в ней подобных чувств, заставляя до боли желать его. Но не Ротема, страшного и ненавистного, она желала, а Маркуса… О боже, как все смешалось!
Катрин услышала, как щелкнул кнут; карета рванулась, и ей пришлось ухватиться за раму окошка. Карета стремительно понеслась к дому. Копыта лошадей выбивали дробь. Резко, как выстрелы, звучали удары хлыста, деревья за окошком слились в сплошную линию.
Наконец карета резко остановилась. Дверца распахнулась, и Маркус помог ей выйти. Он увидел огонь, тлеющий в ее глазах. Будь они одни, он бы сделал так, чтобы вновь в них разгорелось пламя.
Пряча улыбку, Маркус повел ее к крыльцу.
5
– Что вы хотите? – возбужденно воскликнула Катрин.
Рука ее дрогнула, и несколько капель чая упали на платье. Не сводя глаз с Маркуса, она поставила чашку и машинально принялась тереть пятно платком. Нет, должно быть, она ослышалась. Это просто немыслимо, хотя, признаться, все, что он говорит, немыслимо.
Маркус встал, подошел к двери, которую из приличия оставил открытой, закрыл ее и вернулся к своему креслу. Они расположились в ее кабинете у камина, в котором пылал огонь, разгоняя вечернюю сырость.
– Я хочу, чтобы вы выступили в роли моей жены, – повторил Маркус.
Катрин вжалась в кресло, глядя на него округлившимися глазами. Сердце ее тревожно забилось. Минуту назад он говорил, что подозревает жену в желании убить его, и вот новость. Что за игру он затеял и как ей вести себя? Знает он все-таки или нет, что это она была Каталиной? Она должна взять себя в руки, должна и дальше вести себя так, будто она не жена его.
– Вы в своем уме? – спросила она. – Разве я похожа на испанку? Господи милосердный, я даже не знаю испанского языка!
Маркус терпеливо слушал ее возражения. Его трудности ее не касаются. Она не расположена верить ему. Испанские патриоты? Эль Гранде? Подозрения Ротема, что жена пытается убить его? Все это звучит неубедительно. Спасибо, но у нее своя Жизнь. Одно из ее правил – никогда не вмешиваться в семейные отношения, не становиться между мужем и женой. Разве то, что он предлагает, законно? Кроме того, ей нужно работать над своими статьями. Его следует поместить в сумасшедший дом за одно только то, что он предлагает подобные вещи. Нет, она никогда не согласится.
Когда Катрин остановилась, чтобы перевести дыхание, он спокойно сказал:
– Я щедро расплачусь за вашу услугу. Пять тысяч фунтов, Катрин. – Он окинул пренебрежительным взглядом комнату, в которой они находились. – Не говорите, что вам не нужны деньги, потому что я знаю, это неправда. Просто выслушайте меня, хорошо?
Как ни потрясена была Катрин, приходилось слушать.
– Пять тысяч фунтов – немалые деньги, – уклончиво ответила она.
– Полагаю, мое предложение заинтересовало вас, – сухо сказал Маркус.
Налив себе бренди из бутылки, которую загодя поставил им Макнолли, и, сделав глоток, он рассказал ей об обстоятельствах его женитьбы на Каталине и закончил так:
– Может быть, она вышла за меня только в расчете, что я погибну на войне и она получит значительную долю моего состояния. Но вопреки ее ожиданиям, я уцелел, поставив ее теперь перед необходимостью покончить со мной собственноручно. И это может ей удастся – если я не найду ее первым.
– Но ведь вы могли бы, – сказала она, когда он замолчал, – просто объявить ваш брак недействительным? Вас явно обманом вынудили пойти на этот шаг. Думаю, что в Англии ваш брак даже не имеет никакой юридической силы.
– Вы ошибаетесь, – сказал Маркус. – Не забывайте, время было военное и все происходило в зоне боев. Свидетелями на бракосочетании выступали английские офицеры. Многие англичане женились в то время на испанках – при необычных обстоятельствах, и их браки считаются законными. Почему мой случай может считаться особым?
– Ну а если не было супружеских отношений?
Катрин спросила только потому, что чувствовала: он ждет от нее этого вопроса. Сама она уже знала ответ. Вернувшись в Англию, она предприняла попытки все выяснить о возможности развода и, к своему ужасу, узнала, что понадобятся усилия целой армии адвокатов и судей, чтобы поставить под сомнение законность их брака. Даже тот факт, что она выступала под чужим именем, не был основанием для признания брака недействительным. Она рассчитывала на то, что Ротем использует деньги и все свое влияние, чтобы найти выход из положения.
– Как я это докажу? Кроме того, вопреки мнению большинства, брак считается законным, даже если между супругами не было близости. Человеку моего положения очень трудно добиться аннулирования брака. Решение суда предсказать невозможно, и если оно окажется не в мою пользу, значит, мне до конца дней своих не избавиться от Каталины. А мне нужно думать о своих наследниках. Но в любом случае все это не будет иметь значения, если ей удастся раньше убить меня.
– Что же делать?
– Разводиться, Катрин. Только не в Англии, конечно. Это легче сделать в Шотландии. Я все уже разузнал. Нужно лишь согласие Каталины. Но она должна быть здесь, собственной персоной, прежде чем я смогу начать что-то делать.
Катрин наконец поняла, почему Ротем не предпринимал никаких шагов для признания брака недействительным сразу же по возвращении в Англию. Тогда в Испании она хотела наказать его за обман, за то, что он выдавал себя за простого офицера, каким она его и полюбила, тогда как он на самом деле был графом Ротемом. Тем самым Ротемом, который сломал жизнь Эми и которого она всем сердцем ненавидела за это.
Она хотела заставить его страдать, заставить чувствовать себя несвободным, бояться, что когда-нибудь его «испанская жена» появится на пороге его дома. Ей не приходило в голову, что именно этого он и ждал.
По иронии судьбы, наказывая его, она наказывала и себя. Не то чтобы Катрин еще тешила себя романтической надеждой полюбить идеального мужчину и выйти за него замуж. Как раз наоборот. В свои двадцать шесть она уже смирилась с мыслью, что останется старой девой, и это перестало ее беспокоить. Ей не хотелось терять своей свободы, что непременно произошло бы, будь она замужем фактически, а не фиктивно.
Ротем был ее мужем, и это давало ему огромную власть над ней, о чем в свое время Катрин не подумала. Муж мог сделать с женой что захочет; закон давал ему такое право. Он мог отобрать у нее дом, запретить ей сотрудничать с журналом или запереть в своем замке. А Ротем к тому же наверняка захочет отомстить ей за то, что она сделала с ним в Испании.
Катрин исподтишка разглядывала его, и ей становилось понятно, почему ее старшая сестра не устояла перед ним. Такой мужчина, донжуан с младых ногтей, знал, как покорять женщин, как сводить их с ума. На нее он тоже произвел впечатление. Конечно, сейчас он застал ее врасплох. Не то же ли самое произошло с Эми?
Мысль о сестре пробудила в ней старую ненависть. Она старалась подавить в себе это чувство, напоминая себе, что в поединке с этим человеком нельзя поддаваться эмоциям, надо сохранять холодный рассудок, все время быть начеку. Возможно, он тоже ведет свою игру, более сложную, чем она.
Прежде чем заговорить, Катрин налила себе горячего чаю, отпила глоток.
– Что заставляет вас думать, что жена желает вашей смерти?
Маркус внимательно посмотрел на нее, словно пытаясь проникнуть в ее мысли.
– На меня в Лондоне было совершено нападение. В Гайд-парке, если быть точным. Кто-то устроил на меня засаду, спрятавшись в кустах.
– Почему вы считаете, что ваша жена имеет отношение к этому? – настаивала Катрин. – Может быть, это были грабители? Нападения в городе стали обычным делом.
– Случайные – да, – согласился Маркус, – но это нападение было подстроено. Я получил записку от дамы, назначившей мне встречу у моста через Серпентайн. Выяснилось, что она не писала мне.
– Может, это была просто неудачная шутка, – не сдавалась она, – или это был муж той дамы, который невзлюбил вас.
На губах Маркуса мелькнула улыбка.
– Я стараюсь не иметь дела с замужними дамами, – уточнил он. – А если такое случается, джентльмены моего круга решают спор на поле чести.
– На дуэли!
Он не обратил внимания на ее язвительный тон.
– Это была засада. Нападавший или нападавшие совершенно определенно охотились за мной. А я даже не был вооружен. Мне оставалось одно: прыгнуть в воду, переплыть на другой берег и скрыться в зарослях.
Она покачала головой, все еще полная сомнений.
– Но что все же заставляет вас думать, что за этим нападением стояла ваша жена? У вас должны быть и другие враги, не так ли? Хотя бы ваш наследник.
– Пеннистон? – Маркус засмеялся. – Единственное, что интересует моего брата, это лошади и сельское хозяйство. Нет. – Он поднял руку, прося ее дать ему договорить. – Я не утверждаю, что стреляли Каталина или ее брат, но они могли воспользоваться услугами наемных убийц.
Она не могла защищать Каталину или Эль Гранде без того, чтобы не вызвать его подозрений, а потому спросила только:
– Неужели некому было прийти вам на помощь? В Гайд-парке обычно много народу.
– Это случилось довольно поздно, как раз перед закрытием парка. Люди сбежались на выстрел, но никого не обнаружили.
– Мне все-таки с трудом верится, что за всем этим стоит ваша жена, – тихо сказала Катрин.
– Моя жена и ее брат. Не забывайте об Эль Гранде. А недавние события еще более усилили мои подозрения.
Маркус встал и со стаканом в руке принялся расхаживать по комнате. Остановился у балконной двери и отдернул штору. На улице было темно, и в черном стекле отражалась освещенная комната. Он резко повернулся к ней.
– Неделю назад мой хороший друг был убит в собственном доме. Полковник Фредерик Барнс. Вы слышали об этом?
Она молча кивнула. Сообщение об убийстве было на первой полосе «Джорнэл». Глаза Маркуса вспыхнули.
– Он был одним из свидетелей на моей свадьбе с Каталиной. В горном убежище Эль Гранде, когда я был там, находилось семеро англичан: пятеро драгунских офицеров и двое стрелков. На сегодняшний день в живых осталось лишь двое – я и один из стрелков. – Он стиснул стакан. – Другой стрелок погиб в бою. Четверо офицеров умерли при странных, вернее, подозрительных обстоятельствах, хотя только о смерти Фредди можно с уверенностью сказать, что это было умышленное убийство. Теперь вы понимаете?
– Не совсем. О каких подозрительных обстоятельствах вы говорите?
– Всякий раз это был несчастный случай – или то, что казалось несчастным случаем. Причем всякий раз не было никаких свидетелей.
– Ясно, – кивнула Катрин, на которую рассказ Маркуса произвел впечатление. – Продолжайте.
– Не считая того, что мы все англичане, только одно связывало нас – что мы в одно и то же время находились в лагере Эль Гранде.
Катрин помнила англичан, которые были вместе с Маркусом в монастыре, но помнила весьма смутно. Она старалась избегать их на тот случай, чтобы кто-то, видев ее, не узнал ее потом. Она избегала бы и Маркуса, если бы он не был, когда его принесли с поля боя, большую часть времени без сознания.
Он ждал, что она скажет.
– Это могло быть просто совпадение, – пожала Катрин плечами.
– А могло и не быть. Подвергшись однажды нападению, я был бы настоящим глупцом, если бы столь явные совпадения не вызвали у меня подозрений.
– Так вы считаете, что Эль Гранде и Каталина стоят за этими четырьмя-пятью смертями?
– Но ведь он пригрозил, что убьет моих товарищей, если я не женюсь на его сестре.
– Пригрозил?.. – Ей смутно помнилось, что Эль Гранде чем-то грозил Маркусу, когда она обвинила его в попытке изнасилования, но чем именно, это не удержалось в ее памяти. – Но ведь вы все-таки женились на его сестре. И он наверняка мог, если бы захотел, тогда же и убить ваших друзей.
– Может, это было предупреждение на будущее.
Видя, что не удается изменить его мнение об Эль Гранде, она заговорила о другом:
– А тот стрелок, который все еще жив? Каким образом ему удалось избежать смерти или нападения?
Маркус глотнул бренди и вернулся в кресло.
– Я не знаю, кто он, не представляю, где его найти. Подозреваю, что он тоже мертв.
– Но вы сказали, что он был в испанском монастыре в одно время с вами. Вы должны знать, кто он такой!
– В том-то вся беда. Я не сталкивался ни с одним из стрелков. Они были добровольцами, обыкновенными солдатами, а, как правило, солдаты сторонятся офицеров и держатся особняком. Не забывайте, что меня к тому же поместили отдельно от остальных. Как тяжелораненого, положили в отдельной комнате, комнате Каталины. Как раз в эти дни после смерти Фредди я пытался разузнать, кто были эти стрелки, но никаких сведений о них не осталось, а те люди, которые могли бы что-то рассказать о них, все мертвы.
– Я что-то не понимаю, – подумав секунду, осторожно сказала Катрин, – как это связано с тем, что вы рассказали. Если ваши друзья были свидетелями на свадьбе, не лучше ли для Каталины, чтобы они оставались живы и могли подтвердить ее слова?
– Это лишь так кажется, – ответил Маркус. – В этой истории есть много такого, что не видно с первого взгляда. Я еще не разобрался, какую игру ведет Каталина, но не намерен сидеть сложа руки и ждать ее следующего шага.
Ей в голову пришла неожиданная мысль.
– Я почему-то думаю, – неуверенно сказала она, – что у Эль Гранде больше врагов, чем у вас. Что, если охотятся за ним? Как я слышала, между испанцами часто возникали враждебные отношения. Может быть, кто-то затаил на него злобу.
– Поверьте, я не исключаю всякой возможности. В выражении его лица было что-то такое, отчего она вся похолодела. В горле у нее пересохло, пришлось откашляться, прежде чем она смогла заговорить.
– Вы сказали, что хотите, чтобы я сыграла роль вашей жены. – Катрин решила вернуться к более насущной теме. – Что вы хотите добиться этим?
Маркус, прищурясь, внимательно смотрел на нее. Наконец его взгляд потеплел.
– Надеюсь заставить мою жену и ее брата каким-то образом обнаружить себя. Я проследил их путь до Англии. Знаю, что они здесь, и надеюсь найти их. Когда они поймут, что кто-то выдает себя за Каталину, мою пропавшую жену, они, конечно, начнут действовать открыто. Сейчас самый подходящий момент, чтобы стать хозяином положения. Слишком долго я играл по их правилам. Так вы принимаете предложение? Согласны выступить в роли моей жены? Пять тысяч фунтов, Катрин, это не пустяк.
Она вскочила и изумленно посмотрела на него.
– И это после всего, что вы мне рассказали? Вы в своем уме? Или думаете, я сумасшедшая? Да я не соглашусь за все золото Англии! Как ни странно может показаться, но я люблю жизнь. Убирайтесь вы к черту со своим нелепым предложением, лорд Ротем. – Она распахнула дверь, показывая, что разговор окончен.
– Я ожидал, что вы так ответите, – сказал Маркус.
Поэтому она так и ответила. Если б он послушался и решил уйти, она нашла бы способ вернуть его.
– Десять тысяч, – предложил он спокойно, – если мы схватим их. Это немалые деньги для кого угодно, Катрин, даже для человека моего положения.
Это был счастливый случай. На эти деньги можно было прожить всю жизнь, ни в чем себе не отказывая.
Она закрыла дверь и снова села.
– Я ничего не обещаю, но… хорошо, объясните, каким образом это вам поможет. Может быть, если мне станет понятней…
Маркус смотрел на нее новым взглядом. Обаятельная улыбка исчезла, в глазах сквозило еле скрываемое презрение. Но он овладел собой, и презрение скрылось под маской вежливости. Что она наделала?
Маркус подался к ней, поставив стакан бренди на колено.
– Вам не будет угрожать никакая опасность, Катрин. Разве вы не понимаете? Злоумышленники не захотят, чтобы с вами что-то случилось, в противном случае все планы Каталины завладеть моим состоянием рухнут, потому что она для всех будет мертва. Не будет больше никакого смысла убивать и меня, поскольку тогда все перейдет к вам, как вдове. В любом случае они проиграют.
– Но Эль Гранде и Каталина могут доказать, что я самозванка!
– До этого никогда не дойдет, – возразил Маркус. – Все, что хочет Каталина, это деньги. И я готов хорошо заплатить, чтобы откупиться от нее. – Видя ее недоумение, он добавил: – Раз вод, Катрин. Я намерен заплатить ей за развод столько, сколько она запросит.
Она не могла скрыть презрения.
– Если я вас правильно поняла, вы готовы откупиться от нее, от убийцы и обманщицы, чтобы спасти свою шкуру? А как же ваш друг Фредди Барнс? Как другие ваши друзья-офицеры, которых убили? Неужели справедливость не восторжествует?
– Не вам говорить о справедливости, – спокойно парировал он. – Ведь единственное, из-за чего вы хотя бы выслушали меня, это деньги. Вы корыстная маленькая… ведьма.
Катрин подняла бровь.
– Вы мне не друг, лорд Ротем. Я ничего вам не должна. Скажите спасибо, что я еще слушаю вас.
Он вздохнул:
– Вы, конечно, правы. И вы правы в том, что Каталина и Эль Гранде так легко не отделаются.
Но как только они окажутся у меня в руках, ваше участие в этом деле закончится. Не стану вдаваться в подробности того, как я намерен поступить с ними потом.
– Что, если вы ошибаетесь? – сказала она, не очень надеясь переубедить его. – Что, если Эль Гранде и Каталина невиновны? Что, если причина всех этих убийств иная… если это вообще убийства?
– Если я ошибаюсь, я ничего не теряю. Если же прав, то буду уверен, что справедливость восторжествовала.
Прикрыв глаза, Катрин откинулась в кресле. Он на неверном пути, или же все это – притворство, преследующее зловещую цель. Но самой ей это не решить. Это касалось не только ее одной, она должна посоветоваться с другими.
Маркус молча смотрел на нее. Он не знал, что с ней делать. А может, честней было бы сказать, что не знает, что делать с собой. Недавно, в карете, она буквально околдовала его. Теперь он презирал ее. Она была не лучше других женщин, которых можно купить, предложив хорошую цену. А может, он ошибается? Может, она любовница Мелроуза Ганна? Эта мысль как током ударила его, но не могла заглушить воспоминания о том, с какой силой его недавно бросило к ней.
– Не считая денег, – сказал Маркус, – вы сможете пользоваться гардеробом и фамильными драгоценностями в той мере, в какой это будет необходимо, чтобы сойти за мою жену.
Катрин открыла глаза. Он снова говорил тоном, едва скрывающим презрение. Потом, на досуге, она проанализирует весь разговор, но сейчас было не до этого.
Не успела она раскрыть рта, как Маркус продолжил:
– Раньше я не мог рассчитывать на это, но теперь, полагаю, могу. Потому что это будет правильно с вашей стороны. К тому же я не просто даю вам эти деньги – вы их заработаете. Это дело может длиться несколько месяцев. Какое-то время мы проведем в Лондоне, просто чтобы вас увидели в обществе и узнали, что моя жена вернулась из Испании. Это будет ударом для Каталины и Эль Гранде. – Улыбка показала, сколь радует его подобная перспектива. – А потом мы уедем в Ротем.
– В Ротем?
– Ну да, в мое поместье в Уорвикшире. – Маркус не понял причины ее удивления. – Не тревожьтесь так. Мы не станем ничего предпринимать, пока вы не войдете в роль.
– Слишком все это сложно, – сказала она. – Как я могу выдавать себя за Каталину? Куда дену свои волосы? Что буду делать с языком? Я знаю лишь несколько испанских слов.
– С этим мы справимся.
– А мои друзья? Они ведь узнают меня, если увидят.
– Ваши друзья не вхожи в то общество, где вращаюсь я. К тому же, сужу по своему опыту, люди видят то, что ожидают увидеть.
– Но почему я? – продолжала она испытывать его. – Почему не другая женщина – может быть, настоящая испанка? Зачем меня втягивать в ваши дела?
– Вы очень похожи на Каталину, – не стал скрывать Маркус. – Это может быть важно или нет, но для них это будет выглядеть более убедительным.
Последовало долгое молчание. Наконец Катрин со вздохом сказала:
– Мне нужно подумать.
– Как долго вы будете думать?
Она быстро подсчитала в уме.
– Неделю. И не пытайтесь настаивать, иначе мой ответ будет «нет».
Маркус послушно кивнул, чувствуя, что она почти решилась помочь ему, и не желая все испортить. В холле он жестом остановил Макнолли, поспешившего было помочь надеть ему плащ.
– А Мелроуз Ганн, – как бы мимоходом поинтересовался он, – нам не помешает?
– Зачем ему мешать? Я могу писать свои статьи где угодно.
– Я имел в виду не статьи.
– А что же?
– Мне кажется, вы неравнодушны к нему, – сказал Маркус с непроницаемым видом.
– Да, неравнодушна. Он умный, честный человек, посвятивший жизнь благородному делу просвещения людей.
– Я слышал сегодня, что он ухаживает за вами.
– Тут не будет никаких сложностей, – сказала она. – Мелроуз и я – друзья, только и всего.
– Гм! – хмыкнул Маркус, открывая дверь. – Неужели это привлекает женщин?
– Что «это»?
– Ну, вы знаете – мужчины вроде Ганна, умные, честные, идейные.
Их отчужденность постепенно сменялась пониманием.
– Не всех женщин, – ответила Катрин с улыбкой, – но для женщины, которая ищет идеал мужчины, он почти неотразим.
Довольная тем, что заставила его помрачнеть, она вежливо распрощалась с Маркусом, заперла дверь и вернулась в кабинет.
6
Улыбка тут же сошла с ее лица. Задал он ей задачу. Было бы куда проще обсудить с ним все детали, но тогда пришлось бы допустить, что Маркус с ней открыт и честен. Она поежилась, подумав, какую двойную игру ведет – куда более сложную, чем он.
Глядя перед собой отсутствующим взором, Катрин перебирала в уме все, что говорил Маркус. Интуиция подсказывала ей, что он был откровенен с ней и действительно хотел найти Каталину, чтобы развестись с ней в Шотландии. У нее был выход: признаться, что она Каталина. Но она боялась этого. Маркус был преисполнен решимости наказать Каталину, и кто знает, на что он способен. Нет, так далеко она еще не готова пойти.
Она принялась записывать все, что произошло в этот вечер, как обычно делала, когда брала у кого-то интервью. Через десять минут она отложила перо и задумалась, подперев кулачками щеки.
Нужно сообщить майору Карузерсу обо всем, что рассказал Маркус. И конечно, разговор во всех подробностях сообщить Эль Гранде. Заинтересует ли это его? Встревожит? Сочтет ли он это достаточно важным, чтобы вернуться? Узнать это можно было лишь одним способом. Написать обоим, майору Карузерсу и Эль Гранде.
Катрин еще долго сидела, перебирая в памяти события того года, что она провела в Испании.
Все началось в Лиссабоне, вскоре после того, как она похоронила отца и собралась возвращаться в Европу. Именно тогда к ней явился майор Кару-зерс. Британская разведка испытывала трудности, и ему нужен был человек, умевший рисовать. Нужен был разведчик, который, находясь во вражеском тылу, делал бы зарисовки вражеских объектов, чтобы не было неприятных сюрпризов, когда Веллингтон развернет свои армии. Майор Карузерс видел некоторые из зарисовок Мадрида, которые Катрин сделала на память перед тем, как покинуть Испанию, и, хотя она рисовала для собственного удовольствия, он понял, что у нее есть талант для выполнения особого задания. Так она стала сотрудничать с английской спецслужбой.
С Эль Гранде Катрин встретилась на своем первом задании. Он со своим отрядом сопровождал ее к мосту, который англичане хотели взорвать, чтобы обезопасить свои позиции. Тогда она впервые изменила свою внешность, чтобы выглядеть как испанка, а Эль Гранде выдал ее за сестру, чтобы пройти французские позиции. С тех пор они так часто прибегали к этой уловке, что уже сами привыкли считать себя братом и сестрой.
Одно задание следовало за другим, так что Катрин приходилось много времени проводить среди испанских повстанцев. Супруги Макнолли проявляли слишком большое любопытство, допытывались, куда это она пропадает. В конце концов Катрин вынуждена была соврать им, что возвращается в Англию в качестве компаньонки пожилой англичанки, с которой познакомилась в Лиссабоне. Это был единственный способ объяснить им свое годовое отсутствие, когда она осталась в отряде.
Поначалу Катрин не задумывалась, зачем это делает. Не до того ей было: она переживала потрясение от внезапной смерти отца и разрыва с Эми. Со временем, однако, испанские патриоты и их борьба стали ей близки. Она выучила их язык и делила с ними все тяготы партизанской жизни.
Скоро Катрин уже не ограничивалась зарисовками французских позиций. Она научилась стрелять, скакать на лошади и сражаться, как и ее друзья. Не то чтобы ей нравились риск и опасность, но, оглядываясь теперь на те дни, она видела, что это был самый значительный период ее жизни. Она познала вкус настоящей свободы, той свободы, которую удается испытать мало кому из женщин, особенно в Англии. О, как это было восхитительно – скакать с Эль Гранде и его отрядом, располагаться на ночлег под звездным пологом, сидеть вокруг костра, рассказывая и слушая всякие истории! Конечно, была у войны и темная сторона: потери друзей, кровь, раны, но это плохо ей запомнилось. К тому же мужчины, насколько возможно, старались оберегать женщин от жестокостей войны.
В сравнении с теми днями, в Англии Катрин вела жизнь спокойную и размеренную, хотя, наверно, не такую тоскливую, как большинство женщин. Она была сама себе хозяйка, приходила и уходила, когда захочется. Работа на «Джорнэл» позволяла ей бывать в самых невероятных местах, многие из которых пользовались дурной славой. Катрин по-прежнему хотелось что-то делать для блага людей, но как ей не хватало того чувства единства, которое она испытала, будучи в партизанском отряде.
Она подняла голову и потерла затекшую шею. Взгляд упал на книжный шкаф у стены. Он ничем не отличался от других книжных шкафов в кабинете, но это было обманчивое впечатление.
Взяв свечу, Катрин подошла к шкафу, провела ладонью по задней стенке, нащупала выступ и нажала. Раздался скрип, и она легко, одной рукой, повернула шкаф.
Открылось небольшое помещение вроде чулана без окон. Когда-то отец хранил здесь всякие снадобья, яды и прочие медицинские принадлежности, пряча их от вездесущих любопытных дочек. Теперь здесь не было ни склянок, ни коробочек. Тут, подальше от чужих глаз, Катрин хранила свои испанские дневники и рисунки.
Она окинула взглядом лежащие на полках альбомы с рисунками, старые дневники и коробки с бумагами, документами и всяческими памятными вещицами, оставшимися от пребывания в отряде Эль Гранде. Она взяла один из альбомов под мышку и вернулась к письменному столу.
В альбоме недоставало многих страниц. Почти все свои рисунки Катрин отослала в разведку. Остались только те, которые она делала для себя, и большая их часть были портреты испанцев – память о годе, проведенном среди них. Наверное, никогда в жизни она больше не увидит этих лиц.
Она переворачивала страницы, пока не нашла то, что искала. Это был карандашный портрет Маркуса. Он походил на злодея, но злодея не опасного, а привлекательного. Она сделала этот портрет по памяти, после того случая, когда он назвал ее Изабеллой и поцеловал. Нет, Маркус не был привлекательным злодеем. Он достоин лишь презрения.
Тогда она считала его капитаном Маркусом Литтоном, доблестным английским офицером. Катрин полюбила его, но полюбила в нем человека, которого никогда не существовало. Она помнила, какое потрясение испытала, обнаружив, что тот, кого она любит, на самом деле граф Ротем.
О Ротеме Катрин знала достаточно. Он был в той компании, с которой Эми проводила время, когда тетя Беа переехала к ним жить. Сестра говорила, что Ротем любит ее, и Катрин считала Эми счастливейшей девушкой на свете. Но однажды ночью она нашла ее в конюшне, обезумевшей от боли и унижения, в крови, замирающей от мысли, что тетя Беа увидит ее. Эми рассказала, что Ротем изнасиловал ее.
Вскоре она сбежала из дому с кем-то другим – так все и началось. Позже, намного позже она услышала, что Эми стала любовницей Ротема. Возможно, он того и добивался, обесчестив ее.
Катрин горела желанием отомстить графу не только за Эми, но и за себя. Он морочил ей голову, все его слова были ничего не значащей болтовней, тогда как она влюбилась в него.
Она отомстила ему за них с Эми и не жалела об этом. Запретила себе жалеть.
Катрин положила портрет Маркуса и взяла другой, на котором был изображен юноша в профиль – смуглый красавец с аскетичным лицом, выдававшим страстную натуру. Когда она рисовала этот портрет, за голову Эль Гранде была назначена награда в тысячу луидоров – сумма просто невероятная. Но никто из испанцев и помыслить не мог, чтобы предать его. Приверженцы Эль Гранде были фанатично преданы ему.
Теперь не осталось ни верных соратников, ни врагов, с которыми нужно сражаться. Эль Гранде довез ее до Англии, а потом исчез без следа. Катрин ожидала, что он возвратится в Испанию, но это было единственное место, где он не хотел жить. Ей он сказал, что вряд ли когда вернется туда. Что с ним сталось, она не знала.