Обрывки воспоминаний. Секретные слова и секретные знаки. Охота на привидения и ночные вылазки.
Неужели эти воспоминания реальны?
Марион перевела взгляд на девочку. Мисс Флора была длинноногой, зеленоглазой, застенчивой девчушкой лет десяти, с шапкой огненно-рыжих кудрей.
После обмена традиционными книксенами Марион пригласила гостей сесть.
Леди Клэрис игнорировала приглашение. Смеясь и широко раскинув руки, она приблизилась к Марион:
– Ты меня не помнишь, да, Марион? Неужели забыла все наши бурные приключения?
Марион рассмеялась:
– Приключения я забыла, но тебя – нет. Ты ведь Клэрис Фицалан, верно?
– А, ну да, это моя девичья фамилия. Теперь я Клэрис Бригден. А это Флора, племянница Теодоры. Флора приехала на каникулы. – Она помолчала, всматриваясь в лицо Марион. – Ты помнишь Теодору? Она замужем за моим дядей Робертом. Ну, Роберта-то ты помнишь?
Марион не помнила, но на всякий случай слабо кивнула и быстро представила своих сестер. Она распорядилась принести освежающие напитки, и Клэрис вернулась к разговору:
– Им всем не терпится увидеть вас, Фицаланам, я имею в виду, особенно бабушке. Как только она услышала твое имя в связи с именем Брэнда, тут же заинтересовалась, но Брэнд ничего ей не рассказал. Вообще-то мы все сгораем от любопытства. Это правда, Марион? Вы с Брэндом тайно помолвлены?
Испытывая скорее замешательство, чем раздражение, Марион поинтересовалась:
– Ты имеешь в виду Брэнда Гамильтона?
На лице Клэрис отразилось такое же замешательство.
– А кого еще я могу иметь в виду, как не моего сводного брата? У нас был один отец, герцог Шелборн, и брата зовут, кстати, Брэнд Фицалан Гамильтон, хотя он не любит признавать это родство. – Ее губы вытянулись в тонкую линию. – Полагаю, он стыдится нас. Считает нас тунеядцами и паразитами, ведь он сам работает не покладая рук. Бедный Освальд – мой муж – стыдится жить на мои деньги. Он писатель, а этим много не заработаешь. Но что толку иметь деньги, если мне не позволено их тратить?
Марион тупо таращилась на гостью, а та продолжала:
– Я трещу как сорока, да? Вот что значит жить с мисс Каттер. Достаточно сказать, что Брэнд распоряжается деньгами. Наш мудрый папенька сделал его единственным опекуном наших капиталов.
Марион разрывалась между шоком от откровенности Клэрис и неверием. Никто не сказал ей, что имение отца Брэнда находится в Лонгбери. Никто не сказал ей, что Брэнд – родственник Фицаланов и что его отцом был герцог Шелборн.
Ей никогда не избавиться от него.
Она взглянула на Клэрис, и новые воспоминания зашевелились в ней. Конечно, она не могла забыть подружку по детским играм. Правильнее было бы сказать, что воспоминания о каникулах, которые она проводила в разных местах, перепутались у нее в голове. Марион помнила, что Клэрис Фицалан втягивала их в одну историю за другой. Она была любопытной и безрассудно смелой, и с ней было весело, особенно такой девочке, как она, приученной подчиняться правилам. Клэрис казалась опьяняющим глотком эфира. Один вдох – и человек готов на все. Марион не могла точно вспомнить, что они вытворяли, но не забыла, как мама ругала и отчитывала ее. Клэрис же все сходило с рук. Глаза Клэрис не утратили своего блеска.
– Полагаю, вы ждете его победы на выборах, прежде чем объявить о помолвке. Не понимаю почему. Бабушка говорит, что у Брэнда появится больше шансов выиграть, если у него будет подходящая невеста. Тогда люди не станут обращать внимания на то, что он незаконнорожденный.
Беда с этими герцогскими дочерьми. Они могут говорить все, что им заблагорассудится, и никто из более низких сословий не осмелится им возразить и сказать, чтобы не лезли не в свое дело, – никто, за исключением разве что графской дочери.
Как можно холоднее Марион поинтересовалась:
– А что твой брат сказал вам обо мне?
– Да ладно тебе, Марион, – сказала Клэрис, – не будь такой букой. – И добавила, обращаясь к Эмили: – Она была такой и в детстве. Чопорная и правильная. Хорошо еще, что ни моя мама, ни тетя Эдвина не знали, что мы вытворяли, когда никто не видел.
– А что вы вытворяли? – ухватилась за ее слова Феба.
– Боюсь даже говорить, – ответила Клэрис с неотразимой улыбкой. – Ну так о чем это я? Ах да, о Брэнде. Он нам ничегошеньки не рассказал. Из него, как обычно, и слова не вытянешь. Его имя связывают с именем какой-нибудь дамы не впервые, – она усмехнулась, – но от тех, других, он отмахивался без малейших колебаний и говорил о них в весьма нелестных выражениях, что позволяет бабушке предположить, что к тебе у него серьезный интерес.
Марион на мгновение лишилась дара речи.
Зато Эмили – нет. Она слушала этот разговор с растущим раздражением. На ее взгляд, манеры леди Клэрис были чересчур вольными и бесцеремонными.
– Феба, – сказала она, вперив в сестру суровый взгляд, – почему бы тебе не показать Флоре историю, над которой ты работаешь? – И добавила для Клэрис: – Феба пишет историю нашего семейства.
– В самом деле? – Интерес Клэрис выглядел искренним. Задумавшись на мгновение, она со Смехом продолжила: – Надеюсь, никто не решится написать историю Фицаланов. Это было бы нечто.
– Феба! – повторила Эмили еще более грозным тоном.
– Я только начала, – запротестовала Феба. – Там еще нечего показывать, за исключением нескольких старых писем и дат. – Но Эмили посмотрела на нее так строго, что стало ясно: спорить бесполезно. – Пойдем, Флора, – сказала она покорно.
Оказавшись за дверью, Флора спросила:
– Ты калека?
Феба гневно зыркнула на девочку, которая на добрых три дюйма была выше ее.
– Разумеется, нет! Я прихрамываю. Это не делает меня калекой.
– Отлично, – бросила Флора. – Значит, нам не обязательно торчать в доме, верно? Мы можем отправиться на поиски приключений.
Отправиться на поиски приключений? Для Фебы это были пьянящие слова.
– Мне не разрешают отходить далеко от дома, – с сомнением проговорила она.
– Так мы и не пойдем далеко, только на пруд. Если хочешь, можем половить лягушек. Их там полным-полно.
– А ты не будешь спрашивать разрешения у мамы?
– У меня нет мамы. Она умерла, когда я была совсем маленькой. Здесь я живу у тети Теодоры, а она никогда не возражает против моих прогулок.
– Жаль, что Марион не такая, как твоя тетя, – с чувством сказала Феба. – Мои сестры могут быть настоящими мегерами.
Флора рассмеялась.
– Ну так что, рискнешь?
Перспектива была слишком заманчива, чтобы отказаться.
– Но я никогда раньше не ловила лягушек.
– Я тебя научу.
– Я все-таки должна предупредить Марион.
– Да тут же совсем рядом, из дома видно. Этого Фебе было достаточно.
В гостиной Клэрис вспоминала старые времена:
– Ты должна помнить привидение Прайори. Марион покачала головой.
– Ты не помнишь, как мы прятались на монастырской кафедре и ждали, когда появится привидение?
– Нет.
В этот момент вошла миссис Ладлоу и объявила других посетителей, леди Теодору Фицалан и мистера Гамильтона.
– Я же тебе говорила, – прошептала Клэрис, – им всем захочется посмотреть на тебя.
После обмена обычными приветствиями гости сели и Марион попросила принести напитки. Понимая, что все взоры устремлены на нее, она постаралась сделать вид, что присутствие Брэнда ей безразлично. Марион поблагодарила его за карету. Он вежливо ответил. Преодолев первый барьер, Марион обратила внимание на новую гостью.
Леди Теодора была, как говорил отец Марион, импозантной женщиной. Лет сорока, высокая и крепкая, с черными волосами, туго стянутыми на затылке, и высокими скулами, тронутыми загаром. Ее платье по фасону напоминало костюм для верховой езды. Глядя на нее, нетрудно было догадаться, что она гораздо лучше себя чувствует в деревне, чем в городе.
– Не стану притворяться, что помню вас, Марион, – сказала леди Теодора. – Когда вы в последний раз гостили здесь, то были еще малышкой в коротких юбочках, и я, верно, казалась вам пожилой дамой.
– Не извиняйся, Тео, – встряла Клэрис. – Марион тоже вряд ли тебя помнит. – И, не переводя дыхание, спросила: – Роберт тоже вернулся?
– Нет. Ты же знаешь Роберта. Он в Виндзоре встретил друзей и решил еще погостить. – И добавила, обращаясь к Марион: – Лорд Роберт Фицалан – мой странствующий супруг.
Марион почувствовала резкое похолодание в разговоре и попыталась подыскать какую-нибудь нейтральную тему.
Брэнд избавил ее от хлопот, резко сменив направление беседы.
– Та белоснежная кобыла, которую ты привезла, Тео, – сказал он, – арабская, да?
– Наполовину, – ответила Теодора и пустилась в описание замечательных качеств последнего приобретения для своей конюшни, при этом глаза ее то и дело останавливались на Марион, словно она оценивала и ее качества тоже. Затем Теодора поинтересовалась у Марион, любят ли они с сестрами ездить верхом.
– Будь поосторожнее с ответом, – заметила Клэрис. – Перед тобой страстная наездница. Никто не может тягаться с Тео.
Раздражение Марион рослое каждой минутой. С тех пор как пришли леди Теодора и Брэнд, им с Эмили еще не удалось вставить ни слова. Эти Фицаланы, а она включала и Брэнда в их число, были всецело поглощены собой.
Опередив следующее замечание Клэрис, она сказала:
– В последнее время нам не часто доводилось ездить верхом, разве что в Гайд-парке, но это не в счет.
– Бедняжки, – посочувствовала Тео.
Словно почувствовав себя ущемленной, Эмили холодно проговорила:
– Отец с самого детства учил нас ездить верхом. Мы все хорошо чувствуем себя в седле, но Марион… она просто бесстрашна.
– В таком случае, – сказала Теодора, – может быть, вы захотите прокатиться на моей новой лошади?
Сказать, что Марион испугалась, – это ничего не сказать. Она пришла в ужас. Легко было слыть бесстрашной наездницей, когда папа подбирал только смирных лошадок для своих дорогих дочерей. И не все они хорошо чувствуют себя в седле. После падения Феба больше ни разу не села на лошадь. О чем только Эмили думала, преувеличивая их мастерство?
Брэнд почувствовал ее испуг и не колеблясь пришел на выручку. Вызволять Марион из беды доставляло ему немалое удовольствие.
– Молния, – насмешливо проговорил он, – и самого черта прокатит с ветерком. Укроти своего зверя, Тео, пока она кого-нибудь не покалечила.
Его шутливый выговор был воспринят без обид.
– Ты же знаешь, – сказала Теодора, – что я бы никому не позволила сесть на Молнию, пока Джон ее не обучит. – И пояснила, обращаясь к Марион: – Джон Форрест – мой тренер и управляющий!
– Ну, с Молнией у него хлопот явно прибавится, – заметил Брэнд. – Норов у нее будь здоров.
Теодора улыбнулась:
– Если Джон говорит, что ее можно объездить, значит, это так. Она даст сто очков вперед жеребцам Фицаланов. А когда придет время ее крыть, поверьте, я никого из них и близко к ней не подпущу.
Марион на ум отчего-то пришли не жеребцы, а мужчины Фицаланы. Взгляд на Теодору убедил ее, что это была завуалированная насмешка, которую все понимали, но никто, и меньше всех Теодора, не находил забавной.
Брэнд заметил:
– Я правильно расслышал, Клэрис? Когда я вошел, ты говорила что-то насчет привидения в Прайори?
– Впервые о таком слышу, – сказала Теодора.
– Это был наш секрет, – ответила Клэрис. – Наш с Марион. Детская шалость, которая казалась нам тогда ужасно страшной, но теперь выглядит забавной.
Брэнд взглянул на Марион:
– Я бы хотел услышать, что произошло. Марион беспомощно пожала плечами:
– Я не помню. Клэрис как раз собиралась рассказать, как все было, когда пришли вы с леди Теодорой.
– Рассказывать особенно нечего. – Клэрис взглянула на Марион и стала рассказывать: – Мы были убеждены, что по ночам по земле Прайори бродит привидение одного из монахов. Я как-то мельком видела его с фонарем в руке из окна своей спальни. Короче говоря, мы с Марион решили покараулить, когда все лягут спать. Поэтому спрятались на кафедре трапезной…
– Трапезной? – переспросила Эмили.
– Там монахи принимали пищу. Кафедра – это все, что осталось от трапезной. Это приблизительно на полпути между Прайори и Тисовым коттеджем. И вот мы сидим, хихикающие и в то же время дрожащие от страха, а из-за деревьев появляется монах, во всяком случае, мы так подумали. – Клэрис усмехнулась, вспоминая. – Нас охватил такой ужас, что мы пулей понеслись домой, я – в Прайори, а Марион – в коттедж. Конечно же, не было никакого привидения. – Она взглянула на Марион. – И как это мы не сообразили? У нашего привидения был фонарь, помнишь? Какое же уважающее себя привидение ходит с фонарем?
Марион кивнула:
– Да, я начинаю припоминать. Теодора резко заметила:
– Вам повезло, что вас не увидел какой-нибудь контрабандист или браконьер, вас просто могли застрелить.
В своей непринужденной манере вмешался Брэнд:
– Ну, не так близко от дома, Тео. Браконьеры не настолько глупы, чтобы стрелять рядом с Прайори. И я не верю, что контрабандист расхаживал бы с фонарем в руках.
Теодора рассмеялась.
– Контрабандисты в этих местах ничего и никого не боятся. Да и с чего бы? Ни у кого нет желания мешать их торговле, меньше всего у мирового судьи. Кто же тогда будет снабжать нас превосходным французским бренди, если не контрабандисты?
Легкая улыбка тронула губы Брэнда.
– Ты хочешь сказать, что никто не хочет платить слишком высокую пошлину?
– Именно.
Эмили с удивлением уставилась на Марион.
– А сколько вам было лет? – спросила она.
– Лет семь, полагаю, – ответила Марион, – или восемь.
– И вы выходили из дома ночью? На этот раз ответила Клэрис:
– Ваша тетя Эдвина рано ложилась спать, а моя семья не заметила бы и моего недельного отсутствия.
– Я поражена, – сказала Эмили, все еще глядя на Марион. Не могу представить тебя охотящейся за привидением, когда все спят. Это так на тебя не похоже.
– О, у нее бывают минуты взлета, – заметил Брэнд. Марион невозмутимо улыбнулась:
– Не хотите ли еще чаю?
Вернувшись в Прайори, Теодора сразу же отправилась в конюшни посмотреть на Молнию. Мерин ее мужа уже был в стойле. Она кивнула конюху и подошла к управляющему.
Джон Форрест поднял глаза и улыбнулся. Он выглядел моложе своих шестидесяти лет и был худощавого, спортивного сложения.
– Итак, – сказала Теодора, – Роберт дома.
– Последние полчаса, – ответил Форрест.
Теодора кивнула. Ее муж заботился о своих животных не лучше, чем кукушка о кукушатах. На ее взгляд, настоящий джентльмен проверяется тем, как он заботится о своих лошадях. Теодора сомневалась, что он вспомнит, для чего нужна скребница, даже если она приставит дуло к его голове. Зато оказавшись в комнате, где полно красивых женщин, он меняется как по волшебству. В уроках флирта он явно не нуждается. Без сомнения, он сидит сейчас в кресле со стаканом бренди в руках и читает Овидия. И мерина назвал в честь любимого поэта.
Овидий тихонько заржал, когда она подошла к нему. Форрест щелкнул пальцами, и один из конюшенных подбежал с кусочком яблока, которое Теодора скормила мерину, бормоча ласковые слова.
Обращаясь к Форресту, она сказала:
– Ты, похоже, на короткой ноге с графом Бречином. Ты ведь не собираешься покинуть меня, а, Джон?
Его брови взлетели вверх.
– Вы же прекрасно знаете, что нет, миледи. С графом Бречином интересно поговорить. Кроме того, – продолжил Форрест, – я уже слишком стар, чтобы что-то менять в своей жизни. Я не смогу привыкнуть к новому хозяину.
Глава 8
Первый день в Лонгбери оказался ужасно утомительным, поэтому Марион не удивилась, когда Феба безоговорочно отправилась в постель. В коттедже Феба сразу почувствовала себя как дома, а теперь еще и нашла подругу.
Как и Феба, Флора была сиротой. Полгода она жила с Теодорой в Прайори, полгода – с другой тетей в предместье Лондона. По словам Клэрис, Теодора предоставляла девочке полную свободу.
По мнению Марион, это было не совсем правильно, но девочка очень располагала к себе. Флора была заводилой с мальчишескими ухватками, а именно такая подруга и требовалась Фебе, чтобы оторвать ее от книг.
Марион с Эмили немного почитали, тихо сидя в гостиной перед камином. Марион пыталась вникнуть в содержание книги, но ее мысли то и дело возвращались к Клэрис, к привидению Прайори и, по какой-то непонятной причине, к Ханне.
Возможно ли, что Ханна сбежала с мужчиной? Вполне возможно. Мужчина, разумеется, был неподходящий, во всяком случае, по мнению мамы и Эдвины. Не из-за этого ли возникла ссора, которую она помнила? Бедная Ханна. Должно быть, она была в отчаянном положении, если отказалась от всего – от дома, от семьи, от своего места в обществе. Может, была безумно влюблена.
Растревоженная, она отложила книгу.
Эмили пошла наверх, а Марион со свечой в руке стала обходить комнату за комнатой, чтобы убедиться, что все окна и двери заперты. Она уже собралась погасить лампу на кухне, когда услышала легкий стук в заднюю дверь. Сердце подскочило к горлу.
– Я знаю, что вы там, Марион. – Это был голос Брэнда. – Я увидел вашу тень в окне.
Она открыла дверь с решительным намерением отчитать его за то, что он напугал ее, но когда увидела его в дверях, такого высокого, с блестящими от дождя темными волосами и улыбкой на губах, все мысли вылетели из ее головы, кроме одной. Все у них могло бы быть по-другому, если б только…
Улыбка слетела с его лица.
– Что такое, Марион? Почему вы так смотрите? Намеренно холодным тоном она произнесла:
– А откуда вы узнали, что это моя тень? Это вполне могла быть Эмили.
– Ваш профиль. Я узнаю его повсюду.
Его безыскусный комплимент согрел ей сердце, но лишь на мгновение. С Брэндом надо держать ухо востро. Она постаралась придать голосу прозаичности:
– Что привело вас сюда в такой поздний час?
– Еще только десять. И можете не притворяться. Я же вижу по вашему лицу, что вас что-то расстроило, и хочу знать что.
Она коротко сказала:
– Я устала. День был таким длинным. Я собиралась идти спать.
Она ясно давала понять, что его поздний визит оказался совсем некстати, но он шагнул через порог и вынудил ее отступить на шаг.
– Там дождь, – печально сказал он. – Не возражаете, если я присяду?
– А разве мои возражения имеют значение?
– Нет, потому что вы не всегда говорите то, что имеете в виду. – Она оцепенела, но он не дал ей ответить. Эдвина, – продолжал он, – обычно предлагала мне бренди, когда я заглядывал к ней вечерком, чтобы поболтать о том, о сем и убедиться, что у нее все нормально.
Эти слова притушили ее злость. У Брэнда есть все основания ожидать, что племянницы Эдвины будут относиться к нему со всем уважением.
– Сожалею, – сказала она, – но у нас нет бренди.
– О, вы найдете бренди в кладовой, в глиняном кувшине с надписью «Барли». Он контрабандный, разумеется, но Эдвину это не волновало. Она считала своим патриотическим долгом поддерживать контрабандную торговлю хотя бы для того, чтобы не голодали семьи контрабандистов.
Против воли Марион улыбнулась:
– А вы, полагаю, считали, что ваш патриотический долг – пить ее бренди?
– Вряд ли. Патриотизм Эдвины поступал в меня в малых дозах. По наперстку, если быть точным. Надеюсь, вы расщедритесь на большее.
Она едва не рассмеялась, но нарочно плотно сжала губы, проходя в кладовую. Вернувшись, со стуком поставила перед ним бутылку бренди и стакан, который вполне мог бы сойти за небольшую вазу.
– Ценю женщин с чувством юмора, – сказал он. Марион снова подавила улыбку и села на соседний стул.
– Вы понимаете, что это против всех правил? Здесь нет слуг и нет дуэний.
– Но ведь есть Эмили и Феба.
– Они уже спят.
– А кто это знает?
Его умение настоять на своем начинало ее раздражать.
– Вы собирались сказать мне, что привело вас сюда в этот поздний час.
Он завладел ее рукой движением, которое оказалось таким неожиданным, что она и не подумала воспротивиться. Не спуская с нее глаз, он легонько погладил ее пальцы и запястье.
– Я чувствую ваш пульс, – сказал Брэнд. – Он бьется сильно и быстро. И это говорит мне гораздо больше, чем все ваши хмурые взгляды и ворчливые слова.
Марион вырвала свою руку и постаралась, чтоб ее голос прозвучал холодно и бесстрастно:
– Последний шанс, мистер Гамильтон, или я укажу вам на дверь. Что привело вас сюда?
Он медлил с ответом, наблюдая за ней с огоньком в глазах.
– Две причины, – наконец ответил он. – Первая – чтобы извиниться за поведение моих родственниц сегодня днем. Они до неприличия прямолинейны. Удивляюсь, как это вы не придушили их.
– Не думайте, что у меня не было такого желания! Впрочем, Клэрис – доверчивый ребенок. На нее трудно сердиться.
Брэнд вскинул бровь.
– Мне она не доверяется. И что же она вам рассказала? Марион заколебалась, затем осторожно заметила:
– Что ваш отец высоко ценил ваше мнение.
– То есть она рассказала вам, что он назначил меня своим душеприказчиком?
Марион кивнула.
– Не стоит видеть в этом слишком много. На самом деле у него просто был не слишком богатый выбор: либо я, либо мой дядя. А Роберт так щедр, что Клэрис и Эндрю в мгновение ока разбазарили бы состояние.
Марион с любопытством посмотрела на него и пожала плечами.
– Вы, верно, были очень молоды для такой ответственности.
– Мне было двадцать шесть, когда умер отец, Клэрис – двадцать, а моему брату Эндрю всего одиннадцать.
Теперь она начинала понимать раздражение Клэрис по этому поводу. Нелегко иметь брата, который, будучи ненамного старше, распоряжается твоими финансами.
– Меня удивляет, – сказала она, – что ваш отец не назначил опекуном своего поверенного или какого-нибудь близкого друга.
– Это означало бы, что я наконец от него освободился. – В его голосе появились резкие нотки. – У моего отца были длинные руки.
– Вы знаете его лучше, чем я. Может, он пытался исправить ошибки?
Брэнд сделал глоток бренди.
– Есть вещи, которые нельзя исправить. Он отвернулся от моей матери еще до моего рождения. Она была уважаемой, порядочной девушкой, но не имела ни состояния, ни знатного происхождения. Не стану утомлять вас подробностями. Это семейная история. Достаточно сказать, что только после смерти дедушки отец проявил ко мне интерес, да и то в основном по настоянию бабушки. – Его улыбка на мгновение дрогнула. – Старый хрыч знал, что я не откажусь заплатить ему свой долг.
– Долг?
Брэнд пожал плечами.
– Он платил за мое обучение. Позаботился, чтобы не продали дедушкин дом. И потом, Эндрю было всего одиннадцать. Я не хотел, чтобы он вырос типичным аристократом, считающим свое богатство и положение само собой разумеющимися.
Марион откинулась на спинку стула, охваченная эмоциями, которых не понимала. Впервые она видела его не всезнающим, амбициозным и уверенным в своих действиях, а одиноким человеком, который редко раскрывает душу даже перед самим собой.
Она слышала историю его жизни от других, но тогда эта история не произвела на нее особого впечатления. Сейчас же казалось, будто с глаз спала пелена. Этот сильный человек все еще носил в себе призраки прошлого.
Ах, как бы ей хотелось быть той, кто прогонит их.
Ей пришлось сдержать порыв накрыть его руки успокаивающим жестом. Да и вряд ли он бы это позволил. Она могла представить его маленьким мальчиком, бросающим вызов всему миру. Он не примет поверхностного сочувствия.
Атмосфера между ними становилась слишком уютной, слишком интимной. Марион поспешила перевести разговор в более безопасное русло:
– Вы сказали, что вас привели сюда две причины. Какая вторая?
Он на мгновение задумался, помедлил, затем кивнул, радуясь, как и она, возможности сменить тему.
– В следующий четверг, – сказал он, – моя бабушка устраиваете Прайори домашнюю вечеринку. Вы и ваши сестры приглашены.
– Домашнюю вечеринку?
– Она называет ее «сельский праздник». Это скорее ярмарка. – Хитрая улыбка тронула его губы. – Не могу сказать, что бабушка не воспользуется возможностью посмотреть на вас, но не это является целью данного события. Это одна из ежегодных традиций Лонгбери. Народу там будет полно, поэтому вполне возможно, что мы с вами увидимся лишь мельком.
Ну что ж, «сельский праздник» – звучит достаточно безобидно, и если там будет много народу, она сможет затеряться в толпе и остаться незамеченной. Может, ей удастся избежать и герцогини.
И Брэнда.
– Спасибо, – сказала она. – Мы придем.
Он внимательно посмотрел на нее поверх края стакана и допил бренди. В его голосе появились резкие нотки.
– Улыбнитесь, Марион.
Когда он встал и направился к двери, она пошла следом за ним.
– Брэнд, – окликнула она его, – ради Бога, что на вас нашло?
Он открыл дверь и вышел на крыльцо, Марион вышла вместе с ним.
– Брэнд, что случилось?
Он обернулся с ледяным выражением лица.
– Кого вы избегаете – меня или мою семью? Марион покачала головой:
– Я просто не хочу, чтобы люди подумали, что между нами что-то есть.
– Господи помилуй, Марион, неужели вы думаете, что каждый мужчина, который уделяет вам немного внимания, имеет на вас виды?
Она раздраженно выдохнула:
– Ничего подобного я не думаю!
– Вы думаете, что если я один раз вас поцеловал, то хочу жениться? Так, Марион? В свое время я целовал десятки женщин, и ни разу у меня не возникало желания предложить руку и сердце.
Услышав про десятки женщин, которых он целовал, она стиснула зубы.
– Да я бы не вышла за вас, будь вы даже последним мужчиной на земле. – Определенно она могла бы придумать что-нибудь получше этой избитой фразы. – Речь не об этом. Я не хочу быть объектом сплетен. – Она запуталась. – Мне нужно думать о своей репутации.
Похоже, ее слова привели его в ярость. Он схватил ее за подбородок и повернул лицом к свету уличного фонаря.
– Вы считаете, что я недостаточно хорош для графской дочки? – Он слегка встряхнул ее. – Так, Марион? Несмотря на все ваши слова, вы слишком горды, чтобы опуститься до уровня герцогского ублюдка?
Она чувствовала его ярость в каждой резкой линии тела. Он был не прав. Она не хотела, чтобы он думал о ней самое плохое.
Взяв себя в руки, Марион проговорила голосом, который сама не узнала:
– Мне очень жаль. Не знаю, что сказать. Он опустил руку.
– Спокойной ночи, леди Марион.
Леди Марион. Она поморщилась, услышав это официальное обращение. В его устах оно прозвучало как оскорбление. Это безнадежно. Она не может позволить ему думать, что считает его ниже себя.
Марион дотронулась до его рукава, но он стряхнул ее руку. В следующую секунду он уже шагал по тропинке. Марион стояла на крыльце до тех пор, пока он не растворился в ночи.
Глава 9
Сельский праздник был открыт для всех без исключения. Для сельских жителей предлагались всевозможные виды развлечений: танцовщики, менестрели, жонглеры и акробаты; конные состязания на южном выгоне и блины в шатре – на восточном. Возле десятинного амбара монахов, сохранившегося почти невредимым, слуги зажаривали целых свиней и баранов на вертелах, а в амбаре другие слуги расставляли обильное угощение. Особые гости были приглашены в Прайори на поздний ужин с шампанским.
Марион одевалась на праздник с особой тщательностью: красивое муслиновое платье с вышитыми подолом и лифом, соломенная шляпка с зелеными лентами и в качестве уступки непредсказуемой английской погоде – крепкие туфли и зонтик.
На празднике время от времени она мельком видела Брэнда. Лишь легким поклоном дав знать, что заметил ее присутствие, он ни разу не взглянул в ее сторону, хотя они не виделись несколько дней. По словам миссис Ладлоу, Брэнд очень много работал, собирая голоса в поддержку партии среди сельских избирателей. Тем временем лорд Денисон, считавший политику бессмысленным вздором, дал тягу в Брайтон, чтобы выразить свое почтение принцу-регенту. Марион гадала, присоединится ли Брэнд к Эшу, когда закончится празднество.
Эмили вовсю кокетничала и смеялась с какими-то молодыми людьми своего возраста, в то время как неразлучные подружки, Феба и Флора, записались в ученицы к цыганам в надежде научиться предсказывать судьбу.
Марион тоже не оставалась одна. Мисс Каттер, компаньонка герцогини, либо прониклась к ней симпатией, либо ускользнула из-под надзора, чтобы насладиться несколькими мгновениями свободы. Она была большой любительницей поболтать, и Марион никак не могла уследить за ходом ее мыслей, до тех пор пока в поле зрения не появился Брэнд. Вот тогда-то мисс Каттер полностью завладела вниманием Марион, вполне последовательно поведав ей о прелестных дамах, которые одна за другой прогуливались с ним об руку.
– Миссис Чандос, – сказала мисс Каттер на ухо Марион. – Она уже давненько заглядывается на него.
Они находились на южном выгоне, где шли конные соревнования. Наездник совершил серию прыжков, и когда он успешно добрался до финиша, толпа разразилась бурными аплодисментами.
Глаза Марион следили за Брэндом и изящной блондинкой.
– Полагаю, она вдова? Мисс Каттер захихикала.
– Богатая вдова, – поведала она. – Она унаследовала два состояния – отца и покойного мужа. Как вы понимаете, в поклонниках недостатка нет, но пока она не убедится, что Брэнд для нее потерян, она не оставит надежды. Знаете, моя дорогая, вам следовало бы объявить о своей помолвке и положить конец страданиям бедняжки.
Единственным ответом Марион на жеманный взгляд мисс Каттер была неопределенная улыбка.