Нажала бы Дейрдре на курок или нет, если бы, он тронул ее братца?

Этот вопрос мучил Рэтборна. Он не давал ему спать по ночам. Единственным утешением для него было бренди.

Рэтборн вытянул руку и направил дуло на ветку платана, что рос в двадцати шагах от него. Выстрелила бы или нет? Рэтборн прицелился. Выстрелила бы? Или?.. Рэтборн спустил курок.

– Дейрдре! Ты читала сегодняшнюю утреннюю газету?

Дейрдре повернула голову от окна гостиной на втором этаже, откуда открывался живописный вид на аллею, обрамленную прекрасными вязами, обозначавшими въезд в Марклифф, и с отсутствующим видом посмотрела на брата.

– Какую газету?

– «Таймс», конечно, – ответил Арман с некоторой резкостью. Заметив печальные глаза и бледность сестры, он смягчился: – Думаю, ты сочтешь это интересным. Послушай:

«Седьмого сентября в Сент-Джеймсском дворце должна состояться приватная церемония, во время которой достопочтенный майор граф Рэтборн будет удостоен награды – памятного меча – за выдающиеся заслуги на службе его королевского величества.

На Рэтборна, служившего последние пять лет в Европе в Седьмом гусарском полку и облеченного особыми полномочиями во время войны против Наполеона, была возложена миссия создать сеть контрразведки, которая бы эффективно действовала против французского разведывательного корпуса, особенно в месяцы, предшествовавшие битве при Ватерлоо.

Миссис Мария Дьюинтерс, известная лондонская актриса, тесно связанная работой с графом в Испании и позже в Бельгии, заслужила особую благодарность принца-регента за услуги, оказанные его величеству.

Граф Рэтборн, как, возможно, помнят читатели, сочетался браком шестнадцатого июня, за два дня до славной битвы при Ватерлоо, с девицей мисс Дейрдре Фентон.

Миссис Дьюинтерс собирается вступить в брак в Париже в конце этого месяца с капитаном Родериком Огилви из конногвардейского полка. Сообщение о помолвке можно найти на одной из страниц этого номера.

Издатели «Таймс» спешат первыми поздравить...»

– Дай-ка мне посмотреть! – воскликнула Дейрдре и вырвала газету из рук брата.

Она прочла заметку от начала до конца дважды, затем торопливо начала листать газету, пока не нашла страницу с сообщением о предстоящем бракосочетании.

– Господи, я чувствую себя ужасно, – проговорил Арман, встретившись глазами с Дейрдре. – Как подумаю, в чем обвинял его и Марию Дьюинтерс, и все только из-за того, что они в одно время оказались в Париже! – Он болезненно застонал. – Тони Кавано! Как я мог допустить, чтобы он так долго дурачил меня! И с самого начала!.. О, я надеюсь, что Господь отправил его поджариваться в ад!

– Но Гарет должен был что-нибудь сказать! Откуда мы могли знать?

– Он не мог этого сделать. Такой человек, как Рэтборн, не стал бы унижаться до того, чтобы защищать себя от мелочных нападок. Мне следовало лучше разобраться в нем! Как я мог быть таким тупым? Даже в Брюсселе я мог заметить, сколь высокого мнения о нем офицеры и солдаты Седьмого гусарского полка!

– А как насчет его ненависти к французам?

– Я услышал об этом от Тони Кавано, как и историю о том, что он повесил двух молодых людей за дезертирство! Мне следовало бы знать, что дезертиров расстреливают, а не вешают. Но у Тони нашлось правдоподобное объяснение всему.

– О! – тихо простонала Дейрдре и опустилась на стул.

– Интересно знать, – проговорил Арман в задумчивости, – возможно ли, что Кавано настраивал таким же образом Рэтборна против меня? Это могло бы объяснить нашу взаимную неприязнь.

– Думаю, что во всем остальном виновата я.

– Ты?

– Рэтборн не одобрял мое слишком заботливое отношение к тебе.

– Не одобрял? Я тоже не одобрял, как мне кажется теперь. Думаю, что изрядная порка в те времена, когда я был мальчишкой, пошла бы мне на пользу.

– Арман! – воскликнула Дейрдре.

– Это так. Если бы у меня был опекун вроде Рэтборна в последние пять лет, я не стал бы так бросаться в омут удовольствий и втягивать тебя в сомнительные авантюры.

– Потому что ты опасался бы гнева Рэтборна? На лице Армана появилось удивление:

– О нет, потому что я хотел бы добиться его одобрения и расположения.

Теперь настал черед Дейрдре удивляться.

– Арман, ты понимаешь, что говоришь? Мы, конечно, во многом неверно судили о Рэтборне, но я не могу забыть, даже если это можешь ты, что, если бы ты оказался предателем, он бы подстроил для тебя несчастный случай или... Так сказал Тони Кавано. Но Рэтборн не отрицал его слов.

– Ах это! – бросил Арман небрежно, будто услышанное не имело особого значения. – Как же иначе он мог поступить с предателем?

Дейрдре пришла в ужас:

– Но ты мой брат!

– Тем больше было бы оснований устроить мне несчастный случай. Неужели ты полагаешь, что Рэтборн стал бы защищать мое доброе имя, если бы я не был твоим братом? И я ему обязан за то, что он проявил такую заботу обо мне.

– Это ужасно! Не могу поверить, что ты и в самом деле так думаешь.

– Ну-ну! Я не хотел тебя расстраивать, но я и в самом деле так думаю и готов подписаться под каждым сказанным словом. И очень плохо, Ди, если из-за этого ты отдаляешься от мужа. Попытайся вспомнить его жизнь. Его работу в разведке. Он более пяти лет сражался за дело, в которое верил. Чего ты ожидаешь от него?

Дейрдре не ответила, однако оставшуюся часть утра размышляла над словами брата.

Арман надел самую старую свою одежду и пошел в конюшню помогать груму, а Дейрдре уселась над своими домовыми книгами.

Она гадала о том, как идут дела в Белмонте, и хотела надеяться, что слуги не вернулись к прежнему пренебрежению своими обязанностями.

Они сидели за поздним ленчем, когда услышали стук колес приближающегося экипажа. Арман шагнул к окну и через минуту сказал смущенно:

– Это Каро.

Дейрдре поспешила за братом и спустилась по узкой, обшитой панелями лестнице. В парадном холле она стала свидетельницей встречи Армана и Каро – девушка рыдала в его объятиях, а О'Тул с глупым видом стоял в нерешительности в дверях и мял в руках шляпу.

– О, Арман, пожалуйста, не отсылай меня в это ужасное, ужасное место! – безутешно рыдала Каро. – Пожалуйста, позволь мне остаться здесь с Дейрдре. Обещаю, буду вести себя хорошо, и даю слово чести, что никогда больше не окажу тебе неповиновения!

– Тише, тише, дорогая, – пытался утешить девушку Арман, а затем добавил резко: – Если Рэтборн угрожает тебе, ему придется иметь дело со мной.

Вот, подумала Дейрдре с откровенным цинизмом, как недолго длится доброе намерение ее брата добиться благоволения столь почитаемого им деверя.

– Арман, отведи Каро наверх и предложи ей подкрепиться, – сухо произнесла Дейрдре. Она представила себе, что может случиться, если Рэтборн явится сюда по горячим следам сестры-беглянки. – Я приду через несколько минут.

Как только пара скрылась за поворотом лестницы, Дейрдре обернулась к О'Тулу:

– В чем дело, О'Тул?

Он опустил глаза на носки своих черных сапог и сказал смущенно:

– Это все хозяин, мисс Дейрдре. Уверен, что с тех пор, как вы нас покинули, он в худшем из своих мрачных настроений! С ним нет сладу. Большую часть времени он не просыхает и дьявольски мрачен. Он не ест, не считает нужным переодеваться, не следит за своей внешностью. И грозит отправить молодую мисс в монастырь. Можете мне поверить, я не смог ей отказать, когда девица упросила меня привезти ее к вам.

– Но ее мать...

–...уехала в Бат прочь из Белмонта. И леди Каро некому пожаловаться, кроме слуг...

– О Господи! И что же теперь делать?

– Вы не могли бы изыскать способ отправить молодую леди к ее матери в Бат? Не могли бы, мисс?

– А вы не отвезете ее, О'Тул?

– Сожалею, мисс Дейрдре, но я не могу, – искренне огорчился О'Тул. – Хозяин никогда не простит мне этого. Возможно, было бы лучше, если бы кто-нибудь другой взял на себя эту почетную миссию. Я принял меры предосторожности, чтобы леди Каро сопровождала ее горничная. Она сейчас сидит в карете. А кучера полны нетерпения отправиться в путь. Видите ли, – добавил О'Тул, – они славные ребята, но хорошо знают нрав графа, а он отстает от нас не более чем на пару часов.

– Так, значит, граф скоро будет здесь. Что же нам делать?

– Я надеялся, мисс Дейрдре, что вы смогли бы сбить хозяина со следа, – проговорил О'Тул с виноватой улыбкой.

– Сбить со следа? – недоуменно повторила Дейрдре.

– Ну, направить его в другую сторону.

– Вы хотите заставить меня солгать мужу? – спросила Дейрдре с возмущением в голосе.

– Ну, может быть, вы найдете какой-нибудь другой способ задержать его. Думаю, вы что-нибудь придумаете.

Дейрдре заметила лукавый взгляд грума и опустила глаза.

Когда после короткой паузы она снова посмотрела на него, то О'Тул с немалым облегчением заметил, что выражение ее глаз было скорее задумчивым, чем враждебным.

– Пожалуй, я смогу найти способ задержать мужа, – ответила Дейрдре с непринужденностью, которая не могла обмануть никого. – Он очень любит играть в карты.

– Прекрасная идея, мисс Дейрдре, – задумчиво произнес О'Тул. – Если ставки окажутся такими, что заинтересуют его сиятельство и если нам чуть-чуть повезет, его, возможно, удастся уговорить остаться на ночь.

Дейрдре слегка покраснела:

– Я бы очень этого хотела, но не думаю, что у меня получится. Его мастерство картежника потрясает воображение. Я никогда даже не надеялась обыграть его.

– Никогда не могли обыграть хозяина? Не говорите этого! Я сам знаю пару трюков, которые могли бы уравнять шансы на выигрыш. И был бы более чем счастлив показать их вам, мисс.

Уголки губ Дейрдре едва заметно поднялись. Она взяла О'Тула под руку:

– Какое имя дали вам при крещении, О'Тул?

– Патрик, мисс. А почему вы пожелали узнать?

– Пэт! Звучит славно. Естественно, я никогда не стану называть вас так прилюдно – это было бы фамильярностью. Но если никто нас не услышит, не вижу, почему бы мы не могли стать лучшими друзьями. А вы?

Дейрдре повела О'Тула к двери в конце холла. Его глаза приобрели более мягкое выражение. В этой девушке в самом деле что-то было. Неудивительно, что его хозяин без ума от нее.

– Для меня будет большим счастьем слышать свое имя из ваших уст, – сказал О'Тул с непривычной для него галантностью, – кроме случаев, когда нас сможет услышать хозяин, – добавил он торопливо.

– О! Это и так ясно, – заверила Дейрдре и, шурша юбками, прошла с грумом в кухню, чтобы предложить ему хороший обед.

В гостиной на втором этаже Арман пытался вырваться из цепких объятий леди Каро.

– Каро! Веди себя пристойно! – сказал он с раздражением. – Твое поведение свидетельствует о легкомыслии и неприлично для хорошо воспитанной дамы из высшего света. Сядь и успокойся.

Он поправил галстук и настороженно наблюдал за леди, которая порывисто отвернулась от него и уселась на стул, обитый розовым штофом. Каро сняла высокую шляпку с козырьком, и каскад огненных волос мягкими волнами заструился по ее плечам.

Арман с трудом сдержался, чтобы не заключить ее в объятия.

– Ну, ты прекрасно осведомлен о них, – сказала она, надувая губки.

– Прошу прощения! О чем?

– О легкомысленных кокетках. Арман слегка насторожился.

– Не думаю, что понял твой намек.

– Не понял? – В глазах Каро появился воинственный блеск. – Тебе необязательно стоять здесь и изображать невинность. Мне все объяснили насчет тебя. Я думаю, что мужчины омерзительны.

Каро отвернулась, и Арману стало как-то не по себе.

– Каро! – воскликнул он и в два шага оказался возле ее стула. Опустившись на колени, он взял ее ладони в свои руки. – Каро, дорогая! С этой частью моей жизни покончено навсегда. Ты не должна думать, что, любя тебя, я могу интересоваться другими женщинами.

Девушка фыркнула и сделала не очень серьезную попытку вырвать руки.

– Каро! – снова воскликнул Арман и приподнял ее лицо за подбородок, заставив посмотреть себе в глаза. – Если в моей жизни не будет тебя, то не будет ничего. Иначе зачем бы я делал все это?

– Все что? – спросила Каро все еще сердито, хотя страсть в голосе Армана смягчила ее.

– Ну, я пытаюсь изменить свою жизнь и добиться хоть в чем-то успеха. Я готов принять место в адмиралтействе под началом кузена дяди Томаса. Я забросил карты, дуэли и...

– Легкомысленных женщин? – подсказала Каро.

– Я собирался сказать «собутыльников», – проговорил Арман сквозь зубы.

– Значит, кокетки все еще имеют место в твоей жизни?

– Каро! Ты знаешь, что я собирался сказать совсем не это. В голосе Армана послышалось подлинное страдание, и Каро смягчилась:

– Но, Арман, тебе вовсе не следует идти ради меня на такие крайности. Мама все мне объяснила. Когда я достигну совершеннолетия, то получу солидное состояние. И Гарет не сможет мной распоряжаться, как только я выйду замуж.

– Я не трону из него ни пенни! – воскликнул с жаром Арман. – Твоя мать объяснила тебе это? – спросил он, когда смысл ее слов полностью проник в его сознание. – Не может быть, чтобы она одобряла наши отношения!

– А вот и одобряет. Почему бы нет? – Каро смотрела на юношу с некоторым удивлением.

– Потому что, – ответил он мрачно, – мне нечего предложить такой девушке, как ты.

– Ну, это нелепо!

Каро несмело поднесла руку к лицу Армана и дотронулась до губ.

– Мама и это мне объяснила, – проговорила она тихо. – Ты не поверишь, но она романтик. Любовь! Мама верит в любовь. Она говорит, что судьба всех Кавано – любить только раз в жизни. История нашей семьи – это история привязанности и верности только одному человеку. Мы как лебеди. Когда Кавано узнают, что их любовь остается без ответа, последствия могут быть трагичными. Я раньше не знала, что мой отец ухаживал за матерью пять лет. Она ненавидела его. Наконец он ее похитил, и она была вынуждена выйти за него замуж. И только позже она его полюбила.

Арман взял Каро за руку и страстно поцеловал.

– История Сен-Жанов совсем другая. Но я собираюсь ее изменить.

Каро ничего не ответила, но в ее взгляде читался немой вопрос.

– Я только недавно узнал, что мой отец, бедняга, оставил мою мать, когда я был еще крошкой. Не знаю, почему мне не рассказали об этом раньше. Кажется, он увлекся какой-то расчетливой кокеткой, которая разорила его, отняла все до последнего пенни. Когда она его бросила, ему было стыдно вернуться к нам.

– Как ты узнал?

– Твой брат рассказал мне об этом как раз накануне нашего отъезда из Белмонта.

– Как это похоже на Гарета! Он не имел права...

– Имел, – перебил ее Арман и рассеянно провел рукой по ее волосам. – Не думаю, что когда-нибудь пойму логику женщин! Мужчины не маленькие мальчики, с которыми следует носиться и защищать их. Я думал, Дейрдре разумнее. Если бы я только знал, возможно, был бы для нее лучшим подспорьем. Вместо того чтобы...

Арман замолчал и уставился в пространство.

– Ты говорил об этом с ней? Арман отрицательно покачал головой:

– Нет еще. Я слишком зол, а Дейрдре... она так подавлена. Время неподходящее. Но придет день, когда мы будем вынуждены обсудить это.

Каро положила руку Арману на плечо, желая его успокоить.

– Не будь с Дейрдре слишком суров. Кто мог дать ей совет? Теперь, когда у нее есть Гарет, все обстоит иначе.

– Осмелюсь добавить: если они снова будут вместе; сейчас же это представляется не слишком вероятным.

– Чепуха. Именно поэтому я здесь.

– Что?

– Чтобы помирить их. Это самое горячее желание нашей мамы. Она вместе с О'Тулом придумала этот план, прежде чем отбыла в Бат. Гарет должен во что бы то ни стало приехать за мной. Но меня здесь не будет. Мама распорядилась, чтобы ты отвез меня в Бат, а Гарет имел свободу действий и возможность помириться с Дейрдре.

– Я не сделаю этого, – решительно заявил Арман. – Я отказываюсь подвергать риску твою репутацию.

Глаза леди Каро гневно вспыхнули.

– Если ты опасаешься, что я стану к тебе приставать в закрытой карете, то позволь сказать, что там будет и моя горничная, чтобы защитить тебя. Конечно, – процедила Каро сквозь стиснутые зубы, – если бы я была одной из твоих пустышек, думаю, ты сумел бы избавиться от моей горничной, чтобы заняться со мной страстной, безумной любовью.

– Но, Каро, – попытался без особого успеха успокоить ее Арман, – ты должна понимать, что я делаю это из любви к тебе. Я не могу позволить себе воспользоваться ситуацией.

Брови леди Каро сошлись на переносице, и она упрямо тряхнула головой:

– Не думаю, что я когда-нибудь пойму мужскую логику. Арман смотрел на нее долго и задумчиво, потом вздохнул, покачал головой и сказал:

– Пусть все будет по-твоему.

Он обнял Каро за талию и привлек к себе так близко, что услышал стук ее сердца.

– Я снимаю с себя всякую ответственность за то, что может произойти.

Каро подняла голову, и их губы оказались на расстоянии нескольких дюймов.

– Отпускаю тебе грехи, – пробормотала она, прерывисто дыша.

Голова Армана склонилась, и леди, упавшая в его объятия, очень быстро поняла, что долго ждать помолвки не сможет. Интересно, как скоро влияние трех решительных женщин сможет побороть упорство ее брата, который, как Каро знала, может быть мягким и уступчивым, несмотря на кажущуюся строгость?