– Тяжелое испытание для вас, – тихо проговорила Дейрдре, потрясенная рассказом Огилви.
– И особенно для Рэтборна. Как я понимаю, после этой трагедии в его отношениях с матерью образовалась трещина. Черт бы побрал эту женщину! Гарет и так винил себя в гибели брата. Он был убит горем. Думаю, приглядывать за Эндрю вошло у него в привычку, как теперь за Каро.
Дейрдре неожиданно для себя почувствовала сострадание к графу, представив его ранимым мальчиком, но это чувство длилось недолго. В один из вечеров, когда, как и всегда на дипломатических сборищах, беседа зашла о Наполеоне Бонапарте и его огромных армиях, по слухам, превосходивших британские вдвое, ее внимание приковала мощная мужская фигура, появившаяся в роскошном салоне. Лорд Рэтборн, выглядевший великолепно в красном с золотом мундире, с золотыми эполетами и золотым позументом по вороту, униформе штабного офицера, остановился на входе и стал оглядывать присутствующих. Дейрдре впервые видела графа в форме его полка, и сердце у нее болезненно сжалось. До сих пор война казалась ей далекой, не способной затронуть ее и близких, но она вдруг поняла, что ошиблась.
Граф обежал взглядом салон и остановился на Дейрдре. Она смотрела прямо на него, чувствуя, что неспособна произнести ни слова или сделать хоть какое-то движение. Грудь ее заметно вздымалась, дыхание участилось. Однако Дейрдре заметила какое-то движение за его спиной, и тотчас же чары рассеялись. Миссис Дьюинтерс слегка наклонила голову и что-то сказала на ухо Рэтборну. Они обменялись многозначительными улыбками и, судя по всему, забыли о существовании Дейрдре.
Дейрдре слегка пошатнулась и оперлась на руку Армана, который тут же шепнул ей:
– Я надеялся избавить тебя от известия об их связи. Она повсюду появляется с ним, но это женщина не нашего круга.
Немного рассеяться Дейрдре помогло то, что у нее не было недостатка в кавалерах; она сумела привлечь внимание многих молодых офицеров, выстраивавшихся в очередь в надежде пригласить ее на следующий танец, и это ей льстило.
Танцуя с лордом Аксбриджем, она не заметила, как рядом с ними оказался Рэтборн. Он что-то тихо сказал Аксбриджу, и тот вложил в руку графа ее ладонь:
– Мисс Фентон, прошу прощения, но мне надо удалиться. Солдат всегда должен быть готов принести жертву во имя долга. Поверьте, ничто иное не могло бы меня оторвать от вас. Меня заменит Рэтборн. Я знаю, что вы с ним старые друзья, и имею основания предполагать, что не будете против этой замены.
Когда Рэтборн подхватил Дейрдре и закружил в танце, ее лицо покрылось красными пятнами.
– Вы привлекаете к себе внимание, – сказала она язвительно.
– Ах вот в чем дело! А может, вам не нравится сознавать, что я занимаюсь любовью с другой женщиной? Или вы все же не так невинны, Дейрдре?
– Я не ревную, – торопливо возразила Дейрдре. – Как ни странно, мне нравится миссис Дьюинтерс.
Рэтборн выдержал долгую паузу, потом проговорил значительно мягче:
– Вы ошибаетесь, Дейрдре, Мария мне не любовница. Просто сейчас она отчаянно нуждается в друзьях. Вы можете оказать ей услугу, если ваши слова искренни.
– Какую услугу? —Дейрдре подозрительно взглянула на графа.
– Вне всякого сомнения, вы заметили, что Марию не жалуют в свете. Она, так сказать, находится на задворках общества. Если бы вы проявили к ней дружелюбие, остальные последовали бы вашему примеру.
Дейрдре не спешила с ответом, обдумывая услышанное.
– В Лондоне вы советовали мне совсем противоположное. Я припоминаю, вы предостерегали меня от дружбы с ней.
– Обстоятельства изменились, – ответил граф. – Мария жаждет быть признанной в обществе. И я готов сделать все возможное, чтобы помочь ей достичь цели.
С трудом проглотив застрявший в горле ком, Дейрдре произнесла как можно спокойнее:
– Это может вызвать возражения со стороны моей тети.
– Предоставьте это мне. – Граф внимательно наблюдал за Дейрдре, пытаясь понять ее чувства по выражению лица. – Надеюсь, вы не ревнуете? – спросил он тихо.
Она посмотрела на него испепеляющим взглядом:
– Приведите ко мне завтра миссис Дьюинтерс. Если такая распутница, как я, может способствовать упрочению репутации такой же распутницы, то милости просим. Пусть будет по-вашему.
– Благодарю вас. – Рэтборн улыбнулся той дерзкой улыбкой, которую Дейрдре не выносила. – Уверен, что вы с Марией прекрасно поладите.
Глава 17
По дороге домой в разговоре с теткой Дейрдре убедилась в том, что Рэтборн утратил доверие леди Фентон: тетка обрушивала громы и молнии на Рэтборна, обвиняя его в отсутствии деликатности: он позволил себе открыто появляться в обществе с подобной особой. Последняя парфянская стрела была выпущена ею, когда Дейрдре уже входила в свою спальню.
– Хорошо, что ты вне игры, моя дорогая, вне всего этого, – донеслось из коридора.
Она высказала вслух ту самую мысль, которая все время угнетала Дейрдре. Если бы она согласилась выйти замуж за Рэтборна, то теперь сидела бы взаперти в его поместье в Уорикшире, в то время как он веселился бы в Брюсселе с миссис Дьюинтерс. Эта мысль была прекрасным отрезвляющим средством, помогавшим выбраться из трясины жалости к себе.
Дейрдре постаралась выбросить Рэтборна из головы. Ее невольным союзником стал лорд Аксбридж. На следующее после приема утро сэр Томас прибыл в отель с запиской от командира. Аксбридж в самых любезных выражениях просил Дейрдре позволить ему предоставить в ее распоряжение лошадь на все время ее пребывания в Брюсселе. Такую же любезность он оказал своей сестре леди Кейпет, прибывшей что договоренности с ним в Брюссель на прошлой неделе со всей семьей.
Дейрдре подхватила юбки и стремглав бросилась вниз по лестнице. Выбежав из дома, она резко остановилась, ослепленная ярким весенним солнцем, заслонила глаза рукой и набрала полную грудь воздуха. Грум держал под уздцы стоявшего рядом гнедого. Лошадка была высотой около шестнадцати локтей, с живыми глазами, красивыми и длинными ногами и мощным крупом.
– Дайте мне пять минут, – выдохнула Дейрдре, обращаясь к груму, и, стремительно повернувшись, бросилась переодеваться в костюм для верховой езды.
Дейрдре вернулась в отель в приподнятом настроении – Аксбридж предоставил ей самую лучшую лошадь, на какой ей только доводилось ездить, – однако продержалось оно недолго и напрочь улетучилось, когда она увидела пышущую негодованием тетку.
– Это правда, что граф Рэтборн попросил тебя пригреть миссис Дьюинтерс, ввести ее в общество, и ты согласилась на его нелепое предложение? – возмущенно спросила тетка.
– Конечно, согласилась, – ответила Дейрдре, стараясь не выдать своего волнения, – разумеется, с вашего разрешения. А почему бы и нет? Манеры миссис Дьюинтерс безукоризненны.
Леди Фентон не могла этого отрицать, и инцидент, казалось, был исчерпан, но осадок остался.
– Похоже, миссис Дьюинтерс собирается обосноваться в отеле «Англетер», – заметила Дейрдре, чувствуя, как ее настроение портится все больше.
– Интересно, как лорд Рэтборн ее устроит. – Губы тетки растянулись в презрительной усмешке, однако, когда часом позже они получили записку, в которой их любезно приглашали оказать честь и доставить удовольствие, посетив частную гостиную миссис Дьюинтерс, леди Фентон приняла вид спокойный и приветливый.
– Бери пример с меня, Дейрдре, – напутствовала племянницу леди Фентон и, подумав, добавила: – Какого черта ей предоставили отдельную гостиную?
В качестве хозяина их встретил лорд Рэтборн. Он лениво и неспешно поднялся из глубокого кресла.
– Мария переодевается, – пояснил он. – Могу я предложить вам чего-нибудь выпить?
Похоже, он был в отличном настроении.
– Стаканчик хереса был бы очень кстати, – откликнулась леди Фентон, хотя надменный взгляд никак не вязался с ее любезным тоном.
Капитан Огилви сделал шаг навстречу Дейрдре и в нерешительности остановился, когда красавица показала ему спину. Лорд Рэтборн, заметив это, едва не поперхнулся бренди. Более молодые офицеры, поняв, что их веселью пришел конец, поспешили раскланяться и ретироваться.
Дейрдре и леди Фентон чинно уселись на краешке софы, обитой белой с золотом камчатной тканью. Появление миссие Дьюинтерс вызвало заметное оживление среди присутствующих. Все джентльмены встали с мест, выказывая свое почтение, а дамы придирчиво оглядели миниатюрную хозяйку с головы до ног.
– О нет, – проговорила тихо Дейрдре, обращаясь к тетке. – На ней алый атлас и платье с длинными рукавами!
– Все, чего ей недостает, это розы в зубах и кастаньет, – ответила миссис Фентон, не разжимая губ.
Дейрдре округлила глаза и искоса посмотрела на тетушку – никогда прежде она не замечала в ней подобной кровожадности.
Когда наконец миссис Фентон встала и собралась уходить, Дейрдре пожала миссис Дьюинтерс руку.
– Мисс Фентон... Дейрдре, благодарю вас, – вежливо попрощалась та.
– Не стоит благодарности. – Дейрдре ободряюще улыбнулась.
У двери Рэтборн догнал ее и сказал с очевидным сожалением:
– Надеюсь, вы не обидитесь, мисс Фентон, за то, что я не включил вас в число приглашенных на прогулку, которую собираюсь совершить завтра, но Мария не ездит верхом, а у меня только двухколесный парный экипаж.
Так как Дейрдре не слышала, чтобы слова приглашения .были произнесены, и была уверена, что Рэтборн это знал, она мгновение смотрела на него вопросительно, пытаясь разгадать его цель.
– Конечно, лорд Рэтборн, она не обидится, – спокойно произнесла леди Фентон. – Зачем ей обижаться, когда лорд Аксбридж предоставил ей прекрасную возможность ездить на самой красивой лошади в Брюсселе.
После этого заявления Дейрдре не осмелилась посмотреть Рэтборну в глаза и покорно последовала за теткой.
Они встретились на следующее утро. Рэтборн и миссис Дьюинтерс катались в открытой двуколке, О'Тул сидел сзади. Дейрдре в облегающем зеленом костюме для верховой езды и такого же цвета шапочке, кокетливо сдвинутой на сторону, выехала на Красотке. Армаи восседал на прекрасном чалом. Он был одет в куртку, точно совпадавшую по цвету с костюмом сестры. Брат и сестра, один красивый темноволосый и надменный, другая – сияющая прозрачной фарфоровой прелестью, привлекали к себе немало восхищенных взглядов. Рэтборн отметил это без всякого удовольствия. Эти двое, казалось, были рождены в седле, настолько легко они управляли своими лошадьми. Леди Фентон ничуть не преувеличила. Дейрдре сидела на самой красивой лошади, какую он видел в жизни, и осанка у нее была такая, какой он ни разу не встречал у женщины.
Некоторое время они ехали рядом.
– Вы едете в парк вместе с нами, мисс Фентон? – спросила миссис Дьюинтерс. – Я была бы рада вашему обществу.
– Нет, благодарю вас. Возможно, как-нибудь в другой раз. Красотка по утрам предпочитает менее напряженную прогулку. Она знает дорогу в Буа-де-ля-Камбре, и если я изменю этот порядок, она выкажет свой норов.
– Весьма похвально, – сказал Рэтборн. Его улыбка больше походила на оскал. – Надеюсь, вас можно будет застать сегодня днем? Я сопровождаю Марию на Гран-Пляс к модистке, и леди Фентон обещала, что вы будете дома. Скажем, часа в два?
Даже миссис Дьюинтерс, казалось, смутилась при виде столь плохо скрытого раздражения, но прежде чем кто-нибудь успел вымолвить хоть слово, граф натянул вожжи и тронул лошадей.
Возможно, это всего лишь слегка смутило миссис Дьюинтерс, но Дейрдре, ставшая мишенью раздражения Рэтборна, была возмущена до крайности. И все же она особенно тщательно одевалась для этого выезда.
Вскоре они уже направлялись к мадам Лекьер на Гран-Пляс, в самое сердце торгового квартала, на каждом шагу встречая множество юных леди, с которыми Дейрдре познакомилась в предыдущие месяцы. После каждой такой встречи, когда все оказывались представленными друг другу, Рэтборн, в обычной для него очаровательной манере, ловко увлекал миссис Дьюинтерс вперед. Она держала себя скромно, а Дейрдре имела удовольствие слышать бесчисленное количество приглашений на приемы и музыкальные вечера, адресованные актрисе и ее спутнику.
У мадам Лекьер Рэтборн тоже чувствовал себя вполне уверенно.
– Я хочу, чтобы все туалеты леди записали на мой счет, – сказал он модистке, но тут вмешалась сама миссис Дьюинтерс:
– Гарет, будь так любезен, оставь нас в покое и отправляйся куда-нибудь погулять на полчаса. Я приехала сюда не для того, чтобы заказать полный гардероб, как тебе известно. Все, что мне требуется, это платье для бала у герцогини Ричмонд, и я хочу, чтобы оно было с длинными рукавами и такого цвета, какой выберу сама. – Взглянув в окно, она воскликнула: – Кажется лорд Аксбридж идет через площадь.
Дейрдре резко повернулась и выбежала от модистки прежде, чем миссис Дьюинтерс закончила фразу. Она уже написала лорду Аксбриджу письмо, в котором выразила благодарность за лошадь, но не видела его со дня приема в посольстве.
А когда лорд Аксбридж запечатлел поцелуй на щечке Дейрдре, то уже и граф круто повернулся и выбежал из комнаты.
Мрачное лицо друга заставило лорда Аксбриджа убрать руки с талии Дейрдре. Господи, подумал он, забавляясь этой сценой, неужто Рэтборн и впрямь столь ревнив? От этой мысли у него поднялось настроение.
– Ах, Рэтборн, – сказал он непринужденно, не обращая внимания на опасный блеск в глазах друга. – Я как раз говорил мисс Фентон, как мне лестно то, что я предоставил ей достойную лошадку. Хорошенькая кобылка, правда?
– Возможно, – ответил Рэтборн угрюмо, но постепенно его лицо смягчилось. – Очень! – повторил он, давясь смехом.
– Хорошенькая? – воскликнула Дейрдре, не скрывая своего разочарования столь скудной похвалой. – Да такая кобылка одна на тысячу!
– Успокойтесь, Дсйрлре, – неожиданно проговорил граф с нежностью. – Если бы кто-нибудь видел нас теперь...
Дсйрдре тут же постаралась овладеть собой, и вскоре они вернулись к модистке, где миссис Дьюинтерс допивала херес. На обратном пути в отель Дейрдре отвечала графу вежливо, но холодно и от приглашения выпить стаканчик хереса в апартаментах миссис Дьюинтерс отказалась. Было совершенно ясно, что Рэтборн хотел поговорить с ней без помех, но Дейрдре, сославшись на то, что ее ждет Арман, поспешила удалиться.
Про себя же она решила, что время разговоров прошло. Она не думала возбуждать ревность графа, тем более что управлять жизнью, как оказалось, не в ее власти. Точно так же и граф был не властен над жизнью Дейрдре. Гарету Кавано предстояло наконец понять это.
Глава 18
В отеле «Англетер», в апартаментах, которые недавно занимали лорд Аксбридж и его адъютанты, лорд Рэтборн отхлебнул большой глоток прекрасного французского коньяка и посмотрел поверх края бокала на своего задумчивого собеседника подполковника Кохуна Гранта, шефа секретной службы, несущего ответственность перед его светлостью герцогом Веллингтоном. Тот с отсутствующим видом захлопнул табакерку и спрятал ее в карман сюртука. Комнату освещало множество свечей. На каминной решетке не было ни дров, ни пепла, потому что уже наступил июнь. За окном бушевала летняя гроза, и воздух в помещении стал теплый и влажный.
Молчание прервал лорд Рэтборн:
– У меня такое впечатление, что Наполеон больше не может ждать. Скоро начнется наступление. Все указывает на это.
– Ну, это вопрос спорный. Учитывая, что во Франции сейчас идет мобилизация, для него имело бы смысл подождать до августа. К этому времени он сможет удвоить численность своей армии.
– Очень верная мысль, но ведь то же может произойти и с нашими силами. Он опасается, что наши части вернутся из Америки, если он станет медлить.
– Вы доверяете этому малому, Луи Бурмону? Рэтборн неопределенно пожал плечами.
– Я хотел бы сказать «безоговорочно», но в нашем деле я научился не доверять даже собственной тени.
– Представляется странным, что один из наполеоновских генералов готов нам помогать.
– Он нам не помогает. На первом месте для него верность Франции. Он видит, что маленький корсиканец – напасть для страны, которую он любит.
– Чертовски трудно, почти невозможно отделить зерна от плевел. Мой письменный стол завален отчетами, противоречащими друг другу.
– Что вам подсказывает ваш нос? – спросил Рэтборн, лениво созерцая зигзаг молнии, прочертившей свой путь по небу. Яростный удар грома, разразившийся над их головами, не произвел на мужчин ни малейшего впечатления. Взгляд графа обратился к его собеседнику, офицеру, чье суждение он почитал очень высоко.
Будучи всего на пять лет старше Рэтборна, подполковник Кохун Грант превратил службу разведки Веллингтона в весьма впечатляющую организацию. Хотя он был слишком молод для того, чтобы занимать такой ответственный дост, его необъяснимое чутье и умение анализировать факты и . отделять подлинное отложного стало притчей во языцех.
Полковник указательным пальцем погладил нос, предмет своей аристократической гордости, и Рэтборн, заметив этот жест и чуть раздувающиеся ноздри собеседника, с трудом сдержал улыбку.
– Если верить словам императора, то он считает, что один французский солдат равен одному английскому, но стоит двух наших союзников. Я склонен с вами согласиться. Он понимает, что мы уязвимы, и не даст нам времени сравнять счет. Черт бы побрал этих янки —вечно он и причиняют нам беспокойство!
– Я бы скорее проклинал политиков за их близорукость. Эти распри с американцами следовало разрешить дипломатическим путем. К счастью, наша кавалерия осталась нетронутой. Это единственное утешение.
– Я позабочусь о том, чтобы у нас оказалось больше ружей и боеприпасов.
– Но ведь есть еще пушки и снаряды Конгрива. Вы о них не забыли?
– Ах эти!
– Не стоит говорить так пренебрежительно! Уверяю вас, что французы уже дрожат от мысли о новом оружии.
– Как это дошло до них?
Легкая усмешка Рэтборна таила в себе многое.
– Политика дезинформации противника, которую я выпестовал с большим трудом. Им не следует знать, что снаряды Конгрива – такой же жупел для нас самих, как и для них.
Заметив вопросительный взгляд Гранта, Рэтборн пояснил:
– Мария Дьюинтерс очень дружна с бельгийским графом, который, по нашим сведениям, сотрудничает с французами. Она сообщила ему эту информацию как бы невзначай. Позже она была подтверждена источниками, близкими к штабу Наполеона.
Грант окинул собеседника долгим взглядом.
– Вы играете в очень опасные игры, о чем я вам уже говорил.
– А в чем дело? В том, что моя личность известна врагу? Но в этом есть свои преимущества, разумеется, до определенного момента.
Граф слегка приподнял бровь.
– Я не вижу никаких преимуществ в вашей смерти, – заметил его собеседник.
– Вы слишком много об этом размышляете. Я буду осторожен. Вы разузнали, как эта информация попала к ним?
– Пока еще нет, но это лишь вопрос времени. После минутной паузы Грант спросил:
– Как идут дела у миссис Дьюинтерс?
– Лучше некуда. Кстати, должен поблагодарить вас за тактичное вмешательство. Мария везде принята.
– Я об этом слышал. И эта уловка пошла на пользу?
– Вы же видели мои отчеты! Я собираю сведения, а Мария распространяет дезинформацию. Эта стратегия прекрасно срабатывает. Известно, что мы с ней близки. Те, кто собирается использовать мои мозги, не поставив меня об этом в известность, пытается это сделать с помощью Марии. Естественно, это делается довольно тонко и хитро, но Мария достаточно умна, чтобы позволить им думать, будто они обвели ее вокруг пальца.
– Значит, ей вы доверяете?
– Больше, чем себе.
– Услышать это от вас дорогого стоит!
– Не волнуйтесь! Я никогда не плыву по воле волн. И по мере возможности получаю информацию из других источников в моей сети.
– А это приводит нас к мысли о бельгийцах. Вы убеждены, что они обратятся в бегство, как только начнутся военные действия?
Рэтборн поднял свой бокал, разглядывая янтарную жидкость на свет, и осторожно покачал его, так что в напитке закрутились небольшие вихри.
– Возможно, это произойдет не так скоро. Понимаете ли, дело не в том, что они трусы. Просто это не их война. Полагая так, они предпочитают, чтобы погибали мы.
– Не могу сказать, что осуждаю их. Я предупреждал герцога, хотя, откровенно говоря, думаю, что и он ожидал этого.
После паузы Грант спросил:
– Итак, что мне сказать его светлости? Где и когда, по-вашему, нам ожидать наступления?
– Я бы сказал, в течение следующей недели или двух. Уже много дней мы отрезаны от границы с Францией. И дело не в нас, а в тех, кто лоялен к императору, а вы понимаете, что это значит. Враг укрепил безопасность границы. Через заслоны почти невозможно проникнуть. Думаю, Наполеон скоро начнет действовать.
– Значит, ваши источники информации теперь перекрыты?
– Не совсем. Гай Лэндрон – наш человек на линии фронта. Он один из секретарей Бурмона. В этом есть ирония. Не так ли?
– А как его хромота?
– Ах это! Ему трудно ходить, но он прекрасно владеет пером и хромота ему не мешает. Говорит, что синие мундиры ему больше по вкусу, чем наши красные, как, впрочем, и французские девушки.
– Скажите ему, что у него будет полно француженок, когда мы победоносно вступим в Париж.
– Скажу. Через день-другой у нас с ним встреча.
– Конечно. Вы ведь всегда стремились находиться в гуще событий, как и лорд Аксбридж. Я же, со своей стороны, прислушиваюсь к мнению Веллингтона.
– То есть предпочитаете более отстраненную позицию?
– Как и положено профессиональному солдату. Вы еще мне не сказали, откуда следует ждать наступления.
– Я не верю, что Наполеон принял решение, а если и принял, то никому о нем не рассказывал. Но можете быть уверены, что, когда оно будет принято, он атакует нас с молниеносной быстротой.
Словно желая придать большую убедительность словам Рэтборна, небо прочертил зигзаг молнии и послышался удар грома. Молния была настолько ослепительной, что казалось, будто ночь внезапно сменилась днем. Минутой позже проливной дождь забарабанил по оконным стеклам.
– То же будет и с Наполеоном, – проговорил Грант задумчиво. – Последний взлет к славе, и потом он канет в вечность.
– Но это будет многим стоить жизни, – заметил Рэтборн и, залпом допив коньяк, налил себе еще из хрустального графина.
Собеседники погрузились в размышления.
– Итак, вернемся к вопросу о том, когда Наполеон нападет на нас, – сказал наконец Грант.
– Герцог предпочитает оборонительную стратегию в случае нападения Наполеона. По его мнению, наступать сейчас безнадежно и, рассмотрев преимущества и недостатки дороги на Шарлеруа, герцог считает ее нашей наилучшей оборонительной позицией. Жаль только, что мы не можем поместить Наполеона, куда хотели бы.
– О, не знаю. Произошли самые странные вещи. Но во что бы то ни стало сделайте без лишнего шума так, чтобы в определенных кругах стало известно: Веллингтон имеет серьезные сомнения относительно обороны города.
– Он думает, что все эти планы можно скрыть.
– Ну, это слишком оптимистический взгляд на вещи.
– Вы полагаете, мы проиграем?
– Нет, я разделяю точку зрения герцога.
– И какова роль Дейрдре Фентон во всей этой истории? Она входит в вашу разведывательную сеть?
На лице Рэтборна отразилось изумление:
– Она ничего не знает. Да я и не хочу, чтобы знала! Так безопаснее.
– Боже милостивый! И она позволила вам запугать себя и теперь принимает Марию Дьюинтерс? У меня впечатление, что между вами и этой девушкой какая-то недоговоренность.
– А если и так?
– Значит, она неординарная личность, если способна примириться со сплетнями, которые ходят о вас и Марии Дьюинтерс. О, не жгите меня взглядом. Надеюсь, вы понимаете, что делаете.
– Благодарю вас.
– А что брат девушки, Сен-Жан?
– Что вы хотите о нем узнать?
– Ну, кажется, он ваш подопечный и наполовину француз? И что из этого следует?
– Похоже, он не может решить, на чьей стороне. Поступило несколько доносов на него, которым я пока что не дал ходу.
Рэтборн отхлебнул большой глоток бренди.
– Продолжайте, – сказал он ровным голосом.
– У него длинный язык. Он вслух восхищается Наполеоном, и похоже, ему безразлично, кто слышит его высказывания.
– Мой опыт подсказывает, – проговорил Рэтборн, тщательно подбирая слова, – именно те, кто провозглашает антипатию к маленькому императору, и должны вызывать подозрения.
– Совершенно верно. Возможно, в нем говорит всего лишь его юность. В конце концов, и Веллингтон восхищается Наполеоном как полководцем, но презирает его как джентльмена. И все же присмотрите за этим молодчиком. Согласны? Будет обидно, если придется его повесить как предателя.
– Благодарю за предупреждение. Я займусь этим.
– Хорошо. Я знал, что могу положиться на вашу скромность.
Рэтборну предстояло воспользоваться удобным случаем, чтобы сбить спесь со своего подопечного, – удовольствие, которое он давно предвкушал. И это удовольствие он должен был испытать к полудню следующего дня, когда Сен-Жан вернулся вместе с Дейрдре после их ежедневной прогулки в Буа-де-ля-Камбре. Мрачный О'Тул сообщил ни о чем не подозревающему молодому человеку о том, что лорд Рэтборн будет признателен своему подопечному, если тот сейчас же уделит ему несколько минут своего времени. Арман не посмел отказаться.
Дейрдре последовала за братом, однако когда она собралась подняться по ступенькам в апартаменты Рэтборна, грум преградил ей дорогу. Арман, изо всех сил стараясь казаться естественным, хотя его серьезный вид выдавал внутреннее беспокойство, попросил сестру дождаться его в своей комнате. Дейрдре неохотно согласилась.
Оказавшись у себя, она, не зная, чем заняться, принялась шагать по комнате, снедаемая лихорадочным нетерпением. Скоро ей стало ясно, что беседа Армана и графа происходит этажом выше, прямо над ее головой. Их голоса звучали приглушенно, и потому Дейрдре не могла расслышать, о чем идет разговор. Однако ей было вполне ясно, что между мужчинами завязался яростный спор. Внезапный шум над головой, от которого посыпалась с карниза штукатурка, заставил Дейрдре замереть на месте. На несколько минут воцарилось молчание, затем раздался громкий топот по каменным плитам черной лестницы, которую в обычных обстоятельствах использовали только слуги отеля.
Дейрдре подбежала к железной двери, выходившей на черную лестницу, и принялась открывать ее. Но Арман уже исчез заповоротом. Дейрдре окликнула его, но он словно не услышал. Она метнулась назад в комнату, подбежала к окну и увидела Армана, который бежал так, будто за ним гнался сам дьявол. Дейрдре успела разглядеть белый платок в красных пятнах, который он прижимал ко рту. Ее охватил неудержимый гнев.
Она бросилась опрометью по ступеням, нащупала нужную дверь и распахнула ее. Рэтборн, стоявший спиной к ней, обернулся. Уголком глаза Дейрдре заметила, как О'Тул собирает обломки стула. Он бросил взгляд на ее побелевшее от гнева лицо и украдкой взглянул на хозяина.
– Оставь нас, – проговорил Рэтборн едва слышно. – И закрой за собой дверь, О'Тул.
Звяканье щеколды, которую грум поднял, выходя из комнаты, послужило сигналом, по которому Дейрдре шагнула к графу. Она и сама еще не знала, что собирается ему сказать и как сформулировать свои мысли, но одного взгляда на его вызывающее и презрительное лицо было достаточно, чтобы Дейрдре взорвалась. Ей хотелось унизить его самыми последними словами, просто уничтожить. Глядя графу прямо в глаза, Дейрдре плюнула ему в лицо и тут же отшатнулась, увидев бешеный огонь в глазах Рэтборна. Сильные руки стиснули ее как тисками и прижали головой вниз к бедру.
– Мой отец имел обыкновение говорить каждый раз, когда бил меня, что для него это болезненнее, чем для меня. Я, мисс Фентон, не разделяю этих чувств и надолго запомню такое удовольствие.
Он снял одну туфельку с ноги Дейрдре и с яростью ударил ее. Потрясенная и униженная, она скрежетала зубами и пыталась ответить на это наказание полным равнодушием и презрением. Она прикусила губу, чтобы заглушить готовый вырваться наружу крик, и из-под ее плотно сжатых век покатились слезы бессилия.
После шестого удара Дейрдре издалаприглушенный стон. У нее было намерение снова плюнуть графу в лицо по окончании этой унизительной экзекуции, но он повернул ее к себе лицом и с силой прижал к груди.
Этот жест Дейрдре сочла еще более унизительным, чем недавнюю ярость, и изо всех сил напряглась, тщетно пытаясь высвободиться. Граф крепко удерживал ее в своих объятиях, и постепенно Дейрдре, ослабев, затихла.
– Дейрдре, почему вы так стараетесь вывести меня из себя? Не делайте этого, – пригрозил ей Рэтборн, заметив, что она снова готова плюнуть ему в лицо. – Иначе я так отделаю вас, что вы с неделю не сможете сидеть.
– Вы отделаете?! – выкрикнула Дейрдре насмешливо, но в глазах ее блестели слезы.
– Вы знаете, что заслужили наказание, – терпеливо пояснил граф, будто урезонивал капризное и своевольное дитя, затем достал носовой платок и отер им слезы со щек Дейрдре.
– Дейрдре, взгляните на меня, – попросил он изменившимся голосом.
Их взгляды встретились, и Дейрдре почувствовала, как у нее бешено забилось сердце. Она и прежде видела это выражение в глазах графа. Он склонил к ней голову, ища ее губы. В какой-то момент, утратив власть над собой, Дейрдре захотела слиться с ним в поцелуе, но тут же вспомнив об Армане, вся встрепенулась и резко вырвалась из объятий графа. Отскочив на несколько шагов в сторону, она спросила, стараясь сохранять спокойствие:
– Почему вы побили моего брата? Граф смотрел на нее долго и бесстрастно:
– Вероятно, потому, что я садист и дикарь? Вы так подумали?