Глава 18

Ранчо Сиело. 19 августа 1929 года

Как только первые рассветные лучи разогнали темноту, Дункан зевнул и протер слипающиеся глаза. Он взглянул на спящую рядом Джейд, как бы желая убедиться, что она не призрак, не фантазия, готовая развеяться с восходом солнца. Он любил ее больше всего на свете; больше даже, чем свое искусство. Раньше он и не предполагал, что человеческое сердце может вместить такое чувство.

Но он постоянно испытывал страх потерять ее. Последние несколько дней были самыми счастливыми в его жизни. В одном-единственном существе он обрел все — любовь, взаимопонимание, интеллект, талант и страсть.

Он должен был бы упиваться своим открытием, обрести крылья. Так оно и было; но Дункан не был в состоянии отогнать дурное предчувствие, засевшее в его подсознании.

Он не мог свыкнуться с мыслью, что Джейд может исчезнуть так же внезапно, как появилась. Поэтому его сон был нервным, он постоянно просыпался, чтобы убедиться в том, что она здесь; его сердце вздрагивало при любом ее движении ночью.

Стараясь ее не разбудить, он беззвучно выскользнул из-под одеяла и прошел в ванную. «Мулинекс» висел там же, где Джейд оставила его несколько дней назад. Дункан посмотрел на платье, и от внезапной мысли у него перехватило дыхание: если оно действительно является ключом ко времени, то представляет большую угрозу для него и его счастья.

«Мулинекс» поблескивал в темноте, как угольки под пеплом, готовые вспыхнуть в любой момент. Инстинктивно он чувствовал, что платье необходимо уничтожить, разодрать на куски, разбить вдребезги инкрустацию, чтобы оно никогда не смогло унести Джейд от него. Но уничтожение платья — дурацкая идея, а он никогда не был глупцом.

Хотя Джейд повторяла, что хочет быть с ним навсегда, она не принадлежит 20-м годам. Как бы они ни старались забыть об этом, но ее жизнь и карьера состоятся через шестьдесят лет. Она живет именно в том времени. Она сама строила там свои планы, выбирала дорогу. Она была настолько независимой, что подорвала основополагающие воззрения Дункана на взаимоотношения между мужчиной и женщиной. Однажды их интересы могут разойтись. Он ли потребует от нее больше, чем она сможет дать, или она пожелает большей независимости, чем он может ей предложить, — это не важно. Не проклянет ли она в этом случае тот день, когда пожелала остаться во времени Дункана, и не станет ли его ненавидеть?

С другой стороны, он не может забывать и о Меган. Из того, что Джейд рассказала ему о будущем, он понял, что Меган потеряется там, как сломанная и выброшенная игрушка. Он не хотел ее возвращения, но и не мог, будь на то его воля, оставить ее запертой во враждебном мире. Поэтому его совесть не позволяла уничтожить «мулинекс», как бы ему того ни хотелось. Если Джейд когда-нибудь захочет его оставить, эта чертова вещь ей пригодится.

Дункан покинул ванную и возвратился к постели, чтобы пожелать Джейд доброго утра. Он наклонился и поцеловал ее.

— M-м, вкусно, — пробормотала она. — Ты действительно знаешь, как нужно правильно начинать день.

— Есть и другие способы. — Он еще раз поцеловал ее, в то время как его руки начали медленно ласкать ее тело. Она затрепетала под его пальцами, и его тело немедленно отозвалось на этот трепет. Ночью они занимались любовью долго и с наслаждением, но сейчас он опять хотел ее.

— Ты знаешь, что я хочу на завтрак? — спросила она, вырываясь из его объятий.

Он отрицательно покачал головой, поскольку его мысли были в этот момент далеко от кухни.

— Тебя! — заявила она, отбрасывая одеяло и притягивая его к себе.

Часом позже, чисто вымытая и одетая для рабочего дня, Джейд рассматривала себя в зеркало в ванной комнате. Она подумала, что никогда еще не выглядела лучше. И должна благодарить за это Дункана. Он переполнял ее сердце. От его любви она расцветала. Он сделал ее сильной и уверенной. Если бы только он смог разделить ее убеждение, что они предназначены жить в одном мире и что ее пребывание с ним здесь так же необратимо, как ежедневный восход солнца!

Его что-то беспокоит. Временами она замечала это на его лице, а еще чаще слышала в голосе. Господи, сделай так, чтобы она не была причиной его беспокойства!

Когда она вошла на кухню, он разводил огонь в печи. Хотя они жили без прислуги всего несколько дней, но безо всяких разговоров сумели распределить домашние обязанности. Теперь, когда он знал, что она умеет готовить — любит готовить для него, — эта работа перешла к ней.

— Ты скучаешь по Дулси и Джорджу? — спросила она, доставая из холодильника кастрюлю с яйцами.

— Немножко. — Он взглянул на нее через кухню с такой любовью, что внутри нее что-то сжалось.

— Я чувствую себя виноватой в их уходе, — сказала она, — но, с другой стороны, испытываю и освобождение, поскольку мне не надо больше притворяться Меган. Пока они были здесь, ты не мог называть меня Джейд. А мне так нравится, как ты произносишь мое имя.

— Ты уверена, что забота о доме тебя не очень утомляет?

— Думаю, ты можешь назвать ее повинностью любви.

Вид Дункана, занимающегося таким банальным делом, как расстановка приборов на столе, заставлял ее улыбаться. Она разделила яичницу на две порции, положила большую часть ему, а остальное — себе и поставила тарелки на стол.

— Завтрак подан!

— Я думал, что завтраком был я!

— Совершенно верно. Яичница — на десерт.

Джейд игриво улыбнулась в надежде поднять ему настроение.

Он ел молча, погруженный в свои мысли, так что они не обменялись и парой слов, пока она не стала убирать со стола.

— Помочь тебе вымыть посуду?

— Нет. Но я хочу, чтобы ты побыл здесь и поговорил со мной. Ты чем-то серьезно обеспокоен. И я бы была признательна, если бы ты поделился со мной.

Он резко оттолкнулся от стола и встал.

— Мне нужен глоток воздуха. Пойдем прогуляемся.

Она с готовностью согласилась, надеясь, что, оставив дом и связанные с ним воспоминания, Дункан поделится с ней своими заботами.

— Правильно, тарелки могут подождать. Но должна тебя предупредить, во время прогулки мы будем беседовать.

Они вышли из дома. Блэкджек бросился за ними, увидев, что хозяева уходят.

— Прохлада напоминает о приближении осени, — сказал Дункан. — И это еще раз подтверждает, как быстро летит время.

Джейд твердо взяла его за руку:

— Ты обещал рассказать мне, что тебя беспокоит. Твоя работа?

— Нет.

— Я?

— Нет, — ответил он так подчеркнуто, что у нее не осталось сомнений.

Джейд остановилась и заглянула Дункану в лицо.

— Я знаю, что у тебя не было привычки обсуждать проблемы с Меган, но я так жить не хочу. Мне хочется делить с тобой все — и радости, и неприятности. Дай мне такую возможность. Расскажи, что заставляет тебя не спать все ночи напролет, — и расскажи правду!

Он поднял взгляд на нее:

— Могу поклясться, что я не рожден для счастья. Ты — самое лучшее, что произошло в моей жизни, но я впадаю в смертельную тоску, когда думаю, что ты в любой момент можешь растаять как дым.

Она испытала неслыханное облегчение. Джейд понимала, что должна быть так же уверена в его любви к ней, как уверена в своей, но это понимание давалось ей с трудом.

— Я думаю, ты напрасно беспокоишься.

— Напрасно? Подумай вот о чем: что, если Меган находится в Санта-Фе на расстоянии в шестьдесят лет от нас? Что, если она приедет на ранчо Сиело просто для того, чтобы вспомнить старые времена, и наденет это платье? Откуда мне знать, что в таком случае ты не перенесешься в свое время?

— Я не уверена, что все настолько просто. В свое первое утро в «Ла-Фонде» я пыталась возвратиться с помощью платья, но ничего не вышло!

Его глаза испытующе смотрели на нее.

— Меган и платье — не единственное, о чем я забочусь. Я знаю, как ты оказалась здесь. Теперь я хочу знать: почему? Мне не знать мира в душе, пока я не буду уверен, что раз ты выбрала это время, то никуда отсюда не исчезнешь.

— В моих намерениях нет никаких сомнений, — сказала она, взяла его вновь под руку, и они продолжили прогулку. День был прелестным: воздух был наполнен солнцем, запахом сосен и свежеомытой травы. Но она почувствовала, что между ними пробежало темное облачко. Дункан прав. Мысль о том, что она без своего желания может быть выдернута из этого мира, ошеломила ее.

— Мне бы хотелось получить ответы на эти вопросы так же, как и тебе, — сказала она. — Но я не уверена, что на них сможет дать ответ даже гений Альберт Эйнштейн.

— Это тот физик, который несколько лет назад получил Нобелевскую премию?

— Да, и если ты помнишь мой рассказ, он проводит исследования в Принстоне. Не думаю, однако, что мы сможем с ним встретиться.

Впервые с тех пор, как они поднялись с постели, лицо Дункана озарила широкая улыбка.

— Нам не нужно консультироваться с твоим Эйнштейном, хотя, уверен, он бы заинтересовался твоей историей. Человек, которого нам необходимо повидать, живет гораздо ближе от нашего дома!

— И кто же он такой?

— Габриэль Нотсэвэй.

— Габриэль… как?

— Нот-еэ-вэй. Он касик — вождь в Акоме.

— Он что, шаман? Что-то вроде мудреца?

— Ну, не то, чтобы этот титул ему принес диплом Иель-ского университета. Я повстречался с ним, когда был студентом. Гейб заканчивал диссертацию по философии и преподавал на младших курсах, чтобы сводить концы с концами.

— Значит, ты собираешься повидать доктора философии, проживающего где-то на небесах, и спросить, почему я совершила путешествие сквозь время? Думаю, это имеет смысл. — Джейд хихикнула. — По крайней мере если к нему проявить уважение, он не посчитает меня странной.

Дункан тоже рассмеялся, и настроение Джейд сразу улучшилось.

— Гейб не живет на небесах, сердце мое. Он живет в Небесном городе — это другое название Акомы. Подожди, пока не увидишь это место. Ты просто поразишься.

Они едут!

Габриэль Нотсэвэй ел из горшка размоченные в молоке кукурузные хлопья, оглядывая пределы своего мира, когда эта мысль отпечаталась в его мозгу. Дункан едет к нему со своей новой женщиной! Улыбка смягчила ястребиные черты лица Габриэля. В последнее время они с Дунканом проводили вдвоем слишком мало времени. Как быстро мчатся годы! И никогда не хватает времени для старых и лучших друзей.

Он осмотрел свой простой дом, представляя, каким он должен показаться этой женщине. Здание на две комнаты было сложено из грубого камня. Покрытый слоем грязи пол и просмоленные бревна, поддерживающие потолок, видели не меньше четырех столетий. Передняя комната, выполняющая функции прихожей, кухни и столовой, была размером не более двадцати квадратных футов. А задняя, в которой он спал, и того меньше.

«Конечно, это не отель „Риц“, — подумал Габриэль.

Меган Карлисл приезжала сюда лишь однажды, и тогда и Дункан, и сам Габриэль испытали разочарование. Она открыто невзлюбила это место, отказалась даже от чашечки кофе, не говоря уж о предложении переночевать. С другой стороны, большинство англосаксов слепы к красотам природы, предпочитая хрустящие зеленые бумажки.

Габриэль подошел к единственному в комнате окну и взглянул на подножие горы Себолетты в трехстах пятидесяти футах под ногами. Затем перевел взгляд на видневшуюся вдали гору Тейлора. Его глаза увлажнились. Не имело значения, сколько раз он видел эту картину: она всегда наполняла его чувством изумления.

Он знал, что на этот раз все будет иначе. Эта женщина поймет красоту окружающего и попросит остаться на ночь. Возможно, она даже захочет пробыть дольше.

Как и все другие строения на вершине продуваемой всеми ветрами горы, его дом не имел ни электричества, ни водоснабжения. Единственная скважина, обслуживавшая индейскую деревню, располагалась внизу. В темное время комнаты освещались масляными лампами, а согревал их простой каменный очаг.

Знаки отличия Габриэля — одежда, накидки, дорогие украшения из серебра с бирюзой — были развешаны на стенах. С потолка свисали связки красного перца, сушеной дыни, плетеные сумки с сушеными персиками, вяленой говядиной и олениной.

Скрученные матрацы ручной работы, накрытые покрывалами, лежали у стены.

Единственными знаками причастности к современному миру были обшарпанный столик и несколько разнокалиберных стульев, пара комодов, сколоченных им самим, а также книги и журналы, наваленные в углу. Единственным предметом роскоши был телескоп. Габриэль любил созерцать звезды, наблюдать за величественным ходом времени в параде созвездий и планет. Он также любил следить за ростом трав — от первых былинок, пробивающихся из земли, до последних сухих стебельков, раскачивающихся под осенним ветром. Звезды и травы представляли разные измерения, но все они находили свое место в великой целесообразности вселенной.

Габриэль напомнил себе, что и его собственная страна имеет такое место — у подножия гор, где уже созрели поля кукурузы, фасоли и тыквы. Для уборки щедрого урожая, дарованного Великим Духом людям Акомы в этом году, нужна каждая пара рук. Женщины его родного племени, восходящего к клану Антилопы, не поймут, если он не внесет в общий труд своей лепты.

Он ополоснул посуду в чугунном ведре, вышел во двор и выплеснул воду на ростки, которым выпала нелегкая задача — сражаться за жизнь на пустом горном камне.

Его домашние обязанности были выполнены. Он повязал на голову красную хлопчатую повязку, затворил дверь и начал спускаться к далеким полям.

Джейд проверила содержимое корзинки для пикников, сглотнув слюнки от запаха только что зажаренной курицы. Она передала корзинку Дункану, и он уложил ее в багажник «дьюсенберга», где уже находились рюкзаки, спальные мешки, корзинки с одеждой, бельем, туалетными принадлежностями, свечами и другими вещами, которые Дункан сказал ей упаковать.

Сборы в путь до Акомы заняли все утро. Учитывая их поклажу, путешествие могло напоминать сафари.

— Ты уверен, что мы ничего не забыли? — спросила она.

Он заглянул в багажник, пересчитывая содержимое:

— Нет, все на месте.

Дункан захлопнул крышку, подошел и открыл заднюю дверь.

— Залезай! — скомандовал он Блэкджеку.

Огромный пес, все время крутившийся вокруг машины и прыгавший в бесплодных усилиях поймать бабочку, моментально вскарабкался на заднее сиденье и расположился с видом бывалого путешественника.

Дункан открыл переднюю дверь для Джейд и помог ей усесться. Она никогда не подозревала, что для нее будут открывать двери автомобиля, прикуривать сигареты и поддерживать ее под локоть на прогулках. Все эти прекрасные манеры стали жертвами борьбы за женское равноправие.

Торопясь выехать, они почти не разговаривали. Ее разбирало любопытство, когда они двинулись в путь от ранчо Сиело.

— Я хочу, чтобы ты мне все рассказал о своем друге, — сказала она.

Губы Дункана тронула улыбка.

— О нем не так уж много можно рассказать. Я уже упоминал, что мы познакомились в Иеле. Гейб читал вводный курс по философии. Он был старше меня лет на десять, но казался мудрее на несколько жизней. Он был, я хочу сказать, он является, великолепным человеком. Я не знаю, что он нашел во мне, когда взял под свою опеку, но я был очень ему благодарен. Я даже тогда был довольно одинок. А когда ты молод, трудно подглядывать за жизнью через замочную скважину.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду. Мне тоже было непросто в Айовском университете. — Она скорчила гримаску, вспоминая юность, проведенную там.

Дункан взглянул на нее с еще большей симпатией:

— Хотел бы я познакомиться с тобой в то время.

— О, я счастлива, что этого не произошло. Тогда я была шизанутой.

— Шизанутой?

— Ну, ты понимаешь. Яйцеголовой. Сдвинутой по фазе. Прибабахнутой.

Дункан нахмурил брови.

— Ну, книжным червем.

— Наконец-то, — произнес он, посмеиваясь, — ты привела понятный мне термин. Я тоже считался в Иеле книжным червем. Этим, как его… шизанутым. На искусстве. Гейб открыл мне более широкий круг идей. Если бы он остался в университете, то, думаю, в свое время возглавил бы кафедру. Мы стали очень дружны, особенно после того, как умерла его жена.

— Умерла?

— Он женился на белой, англичанке. Это была особенная женщина. Она занималась антропологией. А умерла она в 1904 году от воспаления легких. Гейб не смог с этим смириться. Через год после того, как я окончил университет, он вернулся в Акому. Я навестил его следующим летом. И именно тогда влюбился в Нью-Мексико. Несколько выдающихся художников, таких как Эрнст Блюменштейн, Оскар Берингауз, Ирвин Коуз, уже осели в Таосе. Они приглашали меня к себе, но я предпочел Санта-Фе. Я не хотел, чтобы кто-нибудь оказывал влияние на мои работы.

Джейд внимательно слушала его. Дункан был скрытным человеком и редко рассказывал о своей жизни, особенно о годах, проведенных с Меган. А если и говорил что-то, то обычно хмурился. Она знала, что он выходец из высшего класса, что отец-банкир лишил его наследства, считая, что искусство — не карьера для настоящего мужчины. Дункан чуть приоткрыл ей глаза на его жизнь в университете. Она знала, что он поддерживает контакты с двумя бывшими соседями по общежитию — с Дэвидом Максом и Ральфом Бресуэйтом. Но о Габриэле Нотсэвэе, например, он впервые упомянул лишь сегодня утром.

— После смерти жены, — продолжал Дункан, — Гейб решил посвятить жизнь своему народу.

— Учитывая его образование, не думаю, что он поступил правильно.

— Я предлагаю тебе судить после того, как ты с ним познакомишься, — не согласился Дункан.

— Он вождь?

— Большинство племен не имеют вождей, или индейских принцесс, в общепринятом смысле. Это обычные анг-лосакские заблуждения. Жители Акомы выбирают того, кого они уважают, обычно из представителей старшего поколения, в качестве своеобразного духовного лидера, арбитра в спорах. По своему интеллекту и честности Гейб полностью подходил для должности касика. Существует единственное обязательное условие, которому должен отвечать претендент: он должен принадлежать к клану Антилопы. Габриэль как раз к нему принадлежит. Он уникальный человек, мудрый в любом смысле этого слова.

— Именно поэтому ты и решил с ним посоветоваться?

— Поэтому, а еще потому, что, кроме него, Дэвида и Ральфа, у меня больше нет настоящих друзей. — Дункан дотронулся до ее руки: — Я надеюсь, тебе понравится он, понравится Акома. Они занимают важное место в моей жизни.

Они ехали на юг по дороге, по которой Джейд ехала в Санта-Фе в 1989 году. Окрестности были куда менее заселенными, чем в ее время, даже небо казалось больше. У Альбукерка они свернули на федеральное шоссе № 66. Дункан оказался интересным гидом.

Солнце же начало путь на запад, когда они повернули на грязный проселок, не имеющий никаких указателей. Полчаса спустя Дункан сбавил скорость и указал на две золотистого цвета столовые горы, поднимающиеся над горизонтом.

— Слева гора Энчантед, — сказал он. — Гейб однажды водил меня к ней. На нее чертовски трудно забираться, склоны в основном отвесные. На самом верху — разрушенная индейская деревня. Жители Акомы считают, что в ней жили их предки, пока один из ураганов не разрушил единственную дорогу наверх. Это была поистине эпическая трагедия. Люди, обрабатывавшие поля, не смогли вернуться домой. Они были беспомощны, пока там, наверху, умирали от голода члены их семей. Говорят, что их души до сих пор обитают на горе.

Джейд бросила на него взгляд:

— Ты веришь в привидения?

— Любимая, учитывая факт твоего присутствия в нашем времени, я теперь считаю, что ничего невозможного не существует. Об этом уголке земли ходят разные легенды. Когда испанцы добрались сюда в 1540 году в поисках Семи Золотых Городов, Акома уже была древним поселением. Люди жили там более девяти веков. — Он указал на вторую скалистую гору: — Мы едем вот туда. Там Акома, Небесный город.

Джейд проследила взглядом за его рукой. В нескольких милях от них возвышалась отсвечивающая в лучах солнца белая гора, одинокий перст, указующий в небо, прекрасный в своем одиночестве. От этого вида ее сердце глухо стукнуло в груди.

— Но зачем поселение нужно было строить там, наверху?

— Чтобы защитить свои житницы от враждебных племен.

— Вроде апачей?

— Этого точно никто не знает. Акома была здесь задолго до того, как появились апачи. Если приглядеться, даже отсюда можно увидеть поля около подножия.

Джейд всматривалась, ожидая увидеть что-то наподобие правильных рядов колосьев, как у фермеров Айовы. Но поля Акомы выглядели больше коричневыми, чем золотистыми. Она видела редкие клочки обработанной земли, разбросанные по целине.

— Название «Акома», — продолжал Дункан, — произошло от слова «аком» из наречия индейцев племени кере-сан. Оно означает «люди белой скалы».

— Белую скалу я вижу, — сказала Джейд, — а где же люди?

— Думаю, большинство сейчас в поселке, готовят ужин.

— В каком поселке?

Она вглядывалась в высокую гору, пытаясь разглядеть на ней что-нибудь, созданное человеком. Сначала ей не удавалось различить дома на скальной поверхности; но, когда они подъехали ближе, Джейд увидела их, как бы растущих из камня. Казалось невероятным, чтобы кто-нибудь, тем более примитивные индейцы, мог построить целый городок на вершине отвесной горы.

— Но как мы туда доберемся?

Джейд не любила высоты, а в этом понятии она объединяла все, что выше стремянки.

— Там есть тропинка.

— Если ты еще не заметил, то я вовсе не горный козел.

Улыбка сделала его лицо мальчишеским и беззаботным.

— О, я это заметил. И как раз этим утром!

Джейд все продолжала беспокоиться о том, как они смогут добраться до Акомы, когда десятью минутами спустя Дункан остановил машину. Блэкджек выпрыгнул из нее сразу же, как только открыли дверцу, и начал кружиться вокруг, повизгивая от удовольствия.

— Он здесь уже бывал? — спросила Джейд.

В это время Дункан вытаскивал из багажника их пожитки и укладывал в рюкзаки. Услышав вопрос, он посмотрел на нее:

— Я не любил оставлять его дома с Меган, поэтому всегда брал с собой. Временами мне кажется, что Габриэль больше любит Блэкджека, чем меня.

Когда он закончил паковать вещи, то помог Джейд надеть ее рюкзак.

— А как же корзинка для пикников?

— Я ее сам понесу.

Джейд издала притворно-разочарованное восклицание:

— У-у, это очень плохо! Я надеялась, что ты понесешь меня.

Когда они подошли к самому подножию, Дункан указал на крутую тропинку, от вида которой колени Джейд задрожали.

— Это и есть «дорога в небо», — сказал Дункан. — Она состоит из комбинации выемок, врезанных в камень, — для ног и ладоней. Там есть и несколько настоящих лестниц — где подъем совсем отвесный. Это был единственный ход на вершину в 1629 году, когда отряды миссии Фрея Хуана Рамиреса прибыли сюда. Можешь представить, как вооруженные до зубов воины карабкались туда? И дошли ведь!

— Я не могу представить, как карабкаться даже с этим рюкзаком! Я стремлюсь встретиться с твоим другом, но сейчас ведь не 1629-й, а 1929 год. Нет ли у них какого-нибудь лифта или, на худой конец, каната, привязанного прямо к луне?

Он взял ее за локоть и подтолкнул вперед.

— В наши времена, конечно, есть и более легкий путь. Иди за мной.

Минут через десять пути по кручам намытого ветром песка они добрались до более или менее удобных ступенек, вырубленных в скальной породе. Джейд взглянула наверх и увидела мужчину, ожидавшего их на вершине.

— Приветствую вас! — крикнул мужчина, помахав рукой.

Джейд подергала Дункана за рубашку:

— Это Габриэль?

— Да.

— Откуда он узнал, что мы приедем? Ты ему звонил?

— В Акоме нет телефонов.

— Тогда откуда?

Дункан загадочно усмехнулся:

— Могу только сказать, что всякий раз, когда я сюда приезжаю, Гейб уже поджидает меня на верхней ступеньке.

Глава 19

Джейд удивилась собственному приступу ревности, наблюдая за тем, как Дункан и Габриэль обнимаются на вершине горы. Мужчины рычали как медведи, хлопали друг друга по спинам, восклицали с нежностью отца и сына, встретившихся после долгой разлуки.

— Ты не был очень долго! — заявил Габриэль, чуть отодвигая Дункана, чтобы лучше его рассмотреть. Затем с радостной улыбкой он обернулся к Джейд: — Я вижу, ты привез мне компанию, и очень красивую компанию, должен отметить. Почему ты не представляешь нас друг другу?

Дункан деланно улыбнулся:

— Разве ты не узнаешь Меган?

Габриэль вновь перевел свои черные глаза на Джейд. Секунду он выглядел сконфуженным, но затем рассмеялся.

— Мой друг, — кивнул он в сторону Дункана, — видимо, находится в игривом настроении. Может быть, вы лучше представитесь сами?

Он протянул руку.

— Меня зовут Джейд Ховард. Но как вы догадались, что я не Меган?

Он продолжал пристально смотреть на нее, улыбаясь как человек, которому что-то нравится.

— Дункан должен бы знать, что только глупец судит о книге по обложке, а о женщине — по ее внешнему виду.

К радости Джейд, Дункан довольно расхохотался в ответ на этот дружеский выговор:

— Я говорил Джейд, что ты мудрец. А должен был сказать — мудрейший из мудрых!

На смех Габриэля отозвалось горное эхо.

— Должно быть, вы утомились с дороги. Разрешите предложить гостеприимство моего дома, — произнес он, забирая у Джейд рюкзак.

Он не был похож на человека, которого она ожидала увидеть. Она нарисовала в мыслях образ профессора, ни дня в своей жизни не работавшего физически. Но морщинистая кожа Гейба, его натруженные руки свидетельствовали не о домашнем образе жизни. Неровно подстриженные волосы, перехваченные красной лентой, обрамляли широкое лицо. У Гейба были шея борца и широкие плечи, тонкая талия и стройные бедра, но несколько кривые ноги — результат того, что он долгое время проводил в седле. Если судить по внешнему виду, то Джейд вряд ли предположила бы, что он когда-нибудь ходил в школу, а не то что в Иельский университет.

Блэкджек, которому все вокруг явно было хорошо знакомо, трусил впереди Габриэля, ведущего их по молчаливому поселку. Джейд жадно оглядывалась, пытаясь получше рассмотреть Небесный город.

Гейб заметил ее интерес:

— Я устрою вам полную экскурсию, как только вы немного освежитесь.

Они шли по узкой улице, обрамленной, как сказала бы Джейд, нагромождением домов. Мягкий свет, приятно отличающийся от сияния электрических ламп, лился из окон.

— Вы знакомы с каменной историей Нью-Йорка, мисс Ховард?

— Да, но зовите меня, пожалуйста, просто Джейд.

— Хорошо. Здесь, Джейд, наше каменное наследие. Мой народ строил дома из камня, когда европейцы еще жили в соломенных хижинах.

Она не могла обижаться на гордость, прозвучавшую в его тоне. Строения из белого камня, так любовно возведенные давно ушедшими поколениями, были действительно великолепными.

— Вот мы и пришли, — сказал Гейб, останавливаясь у двери последнего на улице дома. Он поднял засов и предложил им войти.

Свет в комнату проникал через единственное окно, но вид из него открывался эффектный. Обстановка была скромной, однако от комнаты веяло покоем и миром. Джейд обратилась к Гейбу:

— У вас уютный дом. А от Акомы просто захватывает дух. Я должна извиниться, что мы вторглись к вам безо всякого предупреждения.

— Вы не могли бы подобрать лучшего времени! Сегодня мы закончили собирать урожай. Завтра праздник. Вы когда-нибудь видели танец урожая моего народа?