-- Ну и зря, не хочешь -- не пользуйся. Метод проверенный, его уже несколько поколений использовали. И не только против скаутов. В летних лагерях, в армии, в походах...
      -- Бред какой-то. -- начал сердиться я.-- Да откуда я тебе скунса возьму? У тебя что, дома скунс живет?
      -- Да ими здесь все кишит. Опоссумы, еноты....
      -- Ну да, недавно ко мне опоссум приходил, -- смутился я. Действительно, с неделю назад по забору, отделявшему мой участок от китайских соседей, разгуливало похожее на крысу существо с длиннющим хвостом и грустными круглыми глазами.
      -- Скунсы просто более осторожны. Но против такой приманки никто не устоит. Так что, ты наверняка поймаешь одного-двух в первую же ночь.
      -- Ради всех католических и прочих святых, не издевайся надо мной. -- Я пристально посмотрел Патрику в глаза. По нему, собаке, никогда не поймешь, серьезен он, или иронизирует. Морда самая что ни на есть благонамеренная, абсолютно интеллигентная, не говоря уже о тоненьких очках с золотой оправой.
      Вот только глаза смеются...
      -- Ну, есть еще один способ, правда, менее эффективный. Заяви всем, что ты голубой и очень любишь мальчиков. И скаутов в особенности. Скажи, что хочешь с ними поиграть, например. Или стать их вожатым.
      -- Привет, -- поморщился я. -- Я их потише попросил быть, а они уже чуть было полицию не вызвали. Представляшь, что будет, если я... Сразу же в тюрьму упекут.
      -- Ты ничего не понимаешь.. -- Патрик снисходительно растянул губы. -Это - самая безопасная афера, которую ты можешь провернуть. Дискредитация меньшинств, да ты что, телевизор не смотришь? Скорее ты этих своих соседей за решетку отправишь, чем они тебя. Вот увидишь, с этим проблем не будет. Если только...
      -- Что? -- Я внутренне напрягся. -- Что ты имеешь ввиду?
      -- А вдруг они согласятся... -- Патрик смутился.
      -- Никогда! -- зарыдал я. -- Уеду, я куда-нибудь, уеду. За полярный круг. На землю императора Франца-Иосифа! Пойду искать по свету, где оскорбленному... Тьфу. Ты знаешь, был такой великий русский писатель...
      -- Поехал бы ты домой, -- напутственно махнул рукой Патрик. -- Запомни, водку бери самую дешевую и противную, иначе головной боли не будет.
      -- Спасибо, -- идея эта все же представлялась мне дурацкой, и я решил указания Патрика проигнорировать.
      Не успел я выйти из машины, приехав домой, как понял, что был неправ и погорячился. На соседнем участке раздавались громкие автоматные очереди с характерным пулеметно-электронным присвистом.
      -- Окружай предателей! -- возбужденно визжал чей-то голосок. -- Руки завязывай за спиной! Молчать, презренный иностранный шпион!
      -- Да вы что, с ума сошли?.. Пустите меня!
      -- Теперь ты наш пленный. И мы будем с тобой обращаться по законам военного времени.
      -- Руку сломаешь. Ой.... Уй. Мама! Отпусти, сломаешь! У-у-у-у...
      -- Брось его! -- голосок был совсем детским. -- Сосед вернулся!
      -- Та-та-та-та! -- Сквозь дырку в заборе протолкнулся ствол электронного ружья и раздалась окрашенная электронными трелями очередь. -Ура-а-а! Смерть предателям!
      Каюсь, злобность и жестокость овладела мной, я даже поднялся в спальню, достал из футляра любимый мой шестизарядный револьвер, и пару раз щелкнул барабаном. Потом я взглянул на себя в зеркало, устыдился, и, разрядив револьвер, в отчаянии поехал в магазин за водкой и хлебом.
      Самой плохой и, как ни удивительно, самой дешевой водкой, доступной на территории штата Калифорния, являлась жидкость с ностальгичным названием "Привет", стоимостью в три доллара девяносто девять центов. Выпускалась эта отрава где-то на Урале.
      Приехав домой, я тщательно размочил хлебную массу в водке, и, напоминая самому себе сумасшедшего, разложил приманку вдоль забора, отгораживающего мой садик от соседей.
      -- Господи, -- поднял я голову к звездам, мерцавшим в ночном небе. -Дай мне покоя на этой земле. И прости меня за безумие мое. Это -- не жертва тебе, не пойми меня превратно, это -- акт отчаяния. Если можешь, освободи меня от скаутов всех племен и народов. Если не можешь - пошли мне круглую сумму в твердой валюте в компенсацию морального ущерба.
      Произнеся эту незамысловатую молитву, адресованную в космическую пустоту, я отправился спать под становящимися привычными звуки американских и китайских гимнов и радостную перекличку.
      Разбудил меня громкий металлический скрежет и треск кустов. Потом во дворе что-то булькнуло, снова затрещало и с грохотом свалилось.
      Сердце мое забилось. Не иначе как скауты, воодушевленные военно-полевыми игрищами, совершили вылазку в тыл врага. Я накинул халат, вооружился карманным фонариком, потянулся было к револьверу, но смутился, и в целях самообороны прихватил на кухне сковородку с непригорающим дном. Имея богатый опыт общения со скаутскими следопытами и будучи готовым к самому худшему, я вышел в садик... Нет, скаутов нигде не было видно. Вместо них на цементированной дорожке лежал самый что ни на есть вульгарный енот с потешной мордой. Из глаз его катились слезы, мохнатый бок вздымался с неправдоподобной частотой, пушистый хвост подрагивал, а лапы совершали конвульсивные движения. Енот был вне всякого сомнения абсолютно пьян. Я испугался, что зверюге пришел конец и брезгливо толкнул его носком ботинка.
      -- У-угх. -- Зевнул енот, и, неожиданно, вполне по-человечески, повернулся на бок, поджав под себя лапы. О-рх, -- вздохнул он, почесав левой лапой мохнатый бок, и вдруг посмотрел на меня совершенно осмысленным взглядом. -- У-угх, -- зверь в ужасе зажмурился, помотал головой, попытался уползти в сторону, но обмяк и захрапел, приоткрыв пасть.
      -- Убирайся, -- я схватил щетку с колючими пластиковыми усами и ткнул ее еноту в морду. -- Брысь! Черт бы все побрал, -- В последний раз я видел пьяное животное на картошке в Подмосковье, тогда однокурсники коварно напоили ежа. Еж этот был слюнявым, слезливо-сентиментальным, и, насколько я помню, представлял собой весьма жалкое зрелище. -- Ах, Патрик, Патрик... Скунсы стаями пойдут, как же! -- Мне стало обидно, и, схватив садовый шланг, я устроил еноту холодный душ.
      -- У-угх, -- зверь посмотрел на меня вполне укоризненно, и, поднявшись на лапы, нетвердо полез на забор, обламывая ветки на кустах и тем самым производя жуткий треск.
      -- Пшел вон! Пшел!
      -- Ррр! -- Енот кровожадно оскалился, но, уворачиваясь от струи, свалился с забора к соседям.
      Дрожа от холода, я обошел сад и убедился в том, что алкогольная приманка сожрана до остатка, опрокинуто мусорное ведро, пакеты с мусором разорваны, а содержимое их разбросано по участку. Ни одного бесчувственного скунса в окрестности моего участка при этом категорически не наблюдалось.
      -- Нет, вся эта ерунда не работает! К чертовой матери! Отравлю их! Их же проклятым печеньем. Печенье! -- осознал я. -- Вот моя надежда и опора.
      Когда-то смотрел я по телевизору замечательный старый американский фильм, начала семидесятых годов. Там девушка, переночевавшая у правильного молодого человека, с утра печет ему печенье, и подмешивает в тесто марихуану. К молодому человеку как раз приходят родители, все ссорятся, чуть не убивают друг друга, но, стоит им откушать печенья, как наступают рай и всеобщая любовь на земле...
      К сожалению, розовые семидесятые, и даже восьмидесятые, и, что уж там говорить, девяностые уже прошли. О марихуане речь идти не могла, так что мне оставалось одно: подмешать в печенье грубое пролетарское зелье слабительное.
      Задача, стоявшая передо мной, отнюдь не была простой. Мне предстояло найти сильнодействующее средство, к тому же не обладающее горьким вкусом или подозрительным запахом. Наконец, после почти целого дня попыток и неудач, я, как мне показалось, добился удачи. Патентованное средство от запоров "Тройного действия", судя по рекламе, могло пронести мертвеца. На вкус оно было сладковатым, как разбавленный сахарный сироп. Мука, Яйцо, Какао.. Слабительные пирожные-печенья оказались пышными, и вообще явно удались на славу.
      Оставалось только найти исполнителя моего коварного плана. И, чем больше я думал о кандидатуре, тем больше укреплялся в мысли о том, что лучше Марика мне никого не найти.
      Курчавый, похожий на библейского отрока, Марик, был сыном моих хороших знакомых, живших в нескольких минутах от моего дома. Папа его, благодаря своему непутевому наследнику, стал преждевременно лыс и циничен, мама напоминала изможденную узницу Освенцима. Словом, Марик был одним из тех самых l'infante terrible, которые вдохновляли поэтов и писателей на мрачные и саркастические пророчества, а учителей доводили до самоубийства.
      Недаром Марика за последний год выгнали подряд из пяти или шести школ. По слухам, последней своей учительнице он подложил под стул самодельную бомбу, которая взорвалась ко всеобщему удовольствию во время урока, причинив преподавательнице легкие тазовые ранения. К чести Марика, он вышел сухим из воды, доказав свое дутое алиби и избежав колонии для несовершеннолетних.
      Мне приходилось быть осторожным -- родители Марика и так находились на грани нервного расстройства. Поэтому, пришлось сочинять целую историю, типа того, что я в отпуске, и как раз забираю сына знакомых из школы, в которой учится Марик, так что могу его прихватить и завезу домой...
      Стоит ли говорить, как вдохновлен оказался курчавый бесенок моей идеей. Он корчился от смеха на заднем сиденье моего автомобиля, но спустя пять минут подошел к делу весьма прагматически.
      -- Сорок долларов на карманные расходы, -- диктовал мне Марик свой ультиматум. -- Плюс, мое условие: "Плэйбой" за ваш счет, поступает в мое личное распоряжение. Хорошо было бы еще пневматическое ружье..
      -- Еще одно слово, и я найду более сговорчивого помощника, -- пригрозил я.
      -- Дело в шляпе! -- презрительно поджал губы Марик. -- Сорок баксов, "Плэйбой", бутылка Бренди "Братья во Христе", и можете на меня положиться.
      -- Сорок баксов плюс "Плэйбой" -- прорычал я. -- И это мое последнее условие.
      -- По рукам! -- Курчавый чертенок снова начал гадко хихикать.
      Несмотря на "Плэйбой" с пышной и грудастой блондинкой на обложке, и две хрустящие бумажки по двадцать долларов, меня не оставляла тревога. Марик исправно исчез с печеньями, вернулся налегке. Но как я мог гарантировать, что мое слабительное средство не исчезло в ближайшем мусорном баке?
      У соседей явно ничего не происходило. Вернее, скауты продолжали заниматься бодрой строевой подготовкой. К вечеру, вдохновленный равнениями налево, я позвонил Патрику, злорадно сообщив о полном фиаско его гениального плана.
      -- Да, про енотов я как-то не подумал, -- расстроился Патрик. -- Ну кто же знал, что скунсы к тебе этой ночью не пришли... Хотя...Слушай, у меня для тебя есть потрясающая идея. Я только что прочел в новостях, -- Патрик, похоже, снова издевался надо мной. -- Скунсы обожают фруктовый йогурт фирмы "Йоплат". Он в таких конусообразных стаканчиках продается. К твоему сведению, в Америке большой скандал: животные засовывают свои мордашки в баночку, дабы вылизать остатки божественной массы, и застревают. Видимости никакой, воздуха не хватает. Погибель, одно слово. Так вот, только что по "СИ-Эн-Эн" выступал представитель фирмы, они теперь на пластиковых стаканчиках делают выступы, чтобы скунсячьи лапки могли найти точку опоры. Еще, на дне баночки поместили предупреждающую надпись красным цветом.
      -- Ну да, -- Желчь ударила мне в голову. -- Дорогой Скунс! Помни, засовывание головы в пластмассовую баночку нашей фирмы опасно для здоровья и может вызвать удушье!
      -- Не надо надо мной издеваться, -- рассердился Патрик. -- Я не идиот. Надпись не для скунса, а для человека. А написано там: "Дорогой покупатель! Помни, что скунсы любят засовывать...". Да ну тебя, не веришь, включи "Си-Эн-Эн", или залезь на Интернет.
      -- О, Кей, спасибо за идею, -- пробурчал я.
      Через пятнадцать минут я уже несся в ближайший магазин, так как информация, сообщенная мне Патриком, оказалась правдой от первого и до последнего слова. Скандал с задыхающимися от удушья скунсами, похоже, даже затмил разборки с сексуальными безобразиями американского президента, не говоря уже о прочих малозначительных событиях, происходящих вне границ великих и могучих Соединенных Штатов.
      Йогурт в конусообразных баночках я нашел без труда. Некоторое время я сомневался, какой именно сорт выбирают привередливые скунсы, но, отчаявшись купил все имеющиеся в наличии сорта: персиковый, банановый, клубничный и голубичный. Все баночки были исправно разбавлены самой ядовитой водкой в окрестностях Сан-Франциско, и выставлены во дворе.
      Я всеми силами старался не погрузиться в сон, но увы... Разбудило меня фырканье, громкое и переходящее в хрип.
      -- Сидоркин, мать твою, кончай храпеть! -- разозлился я, вспомнив военные сборы, в раздражении свалился с дивана, окончательно проснулся, и, накинув халат, осторожно вышел во двор.
      -- Ах ты, какая зверюга. -- Служба новостей и общество охраны природы не обманывали - скунс засунул морду в конусообразную банку, и, казалось, хрипя задыхался. -- Тише, дурачок, -- я стянул пластиковую коробочку, обнажив лунному свету греховно измазанную в творожно-кефирной массе симпатичную востроносую мордочку.
      Хрип прекратился. Скунс крепко спал, слезы катились из его глаз, и мне стоило значительных душевных мук распрощаться с этим животным, подкинув его на соседний участок.
      Ну что же, я сделал все, что мог. Как ни странно, спать мне расхотелось, и я работал до четырех тридцати утра.
      К пяти часам у соседей начало происходить что-то странное. Стоны, хриплые и чмокающие похрюкивания, всхлипывания. Потом завыла сирена, еще одна. Потом что-то возбужденно объяснял по-китайски женский голос, мигали на стене голубовато-красные маячки полицейских машин, а к семи часам утра все стихло.
      Проснулся я около десяти, и, хватаясь за голову, подошел к окну.
      На соседнем участке стоял невысокого роста китаец, и, матерясь вполне по-местному, а также зажимая пальцами нос, поливал то, что еще осталось от скаутских палаток из шланга.
      -- Твою мать, -- агрессивно заявлял он. -- Ноги этих идиотов больше не будет в моем доме. За неделю загадили все так, что... Виктор! Виктор!
      -- Что, папа? -- Смущенно заявил высокий и долговязый китаец-пионер, появившись у входа в сад, хватаясь за живот.
      -- Если ты, паршивец... Если ты посмеешь привести своих дружков...Засранцев! Вонючек! А ну-ка быстро сворачивай палатки, твою...
      -- Папа!!! Я больше не буду. Прости!
      Операция моя явно прошла успешно, самое обидное, что я так до сих пор и не знаю, что именно подействовало на моих пионеров. Засранцы и вонючки, упомянутые отцом несостоявшихся пионеров, равным образом подтверждали как поносный вариант, так и обонятельные дисфункции соседей, вызванные состоянием глубокого похмелья у свежепойманного скунса.
      Так или иначе, скауты больше не возвращались, они исчезли с соседского участка и из моей жизни. Более того, я почти уверен, что китайские эмигранты в Америке не отказываются от телесных наказаний, иначе как объяснить детский визг и плач, который доносился вечерними часами из соседского дома. Как объяснить тот факт, что долговязый парень и пухленький китаенок молча, с самурайским выражением лица, перекопали весь участок и засадили его колючими розами "Звезда Востока"?
      Ну что же, все хорошо в этом лучшем из миров. Воздух тут особенно наполнен светом сразу после рассвета. По земле стелется туман... Пахнет влажностью и свежей листвой. Я даже закончил книжку, потом прошло лето и наступила золотая, прохладная и прозрачная осень. Раньше я никогда не замечал этой красоты. Если бы не вся эта история, так что я скаутам теперь даже благодарен....
      Дело в том, что мне приходится вставать рано из-за Тимофея. Так я прозвал того самого енота, который нажрался водочного хлеба, предназначавшегося для скунса. Тимофей -- хронический алкоголик. Он приходит ко мне каждую ночь, требуя своего. Этот нахал не только приводит своих енотных баб, но, более того, он меня шантажирует. Пару раз я забывал заехать в магазин за спиртовой пропиткой сухих батонов, так этот мерзавец устраивал самый настоящий погром. Вы когда-нибудь собирали рыбные косточки, плавники и хвосты, разбросанные по площади в пятьдесят квадратных метров?
      Если это безобразие повторится еще раз, -- я дал себе слово, -- я сделаю еще порцию слабительной выпечки, размешаю ее с водкой и скормлю этому жирному нахалу. Уж если я справился с пионерами всех времен и народов, неужели я отступлю перед енотом? Хренушки вам...