Великий обман. Выдуманная история Европы
ModernLib.Net / История / Топпер Уве / Великий обман. Выдуманная история Европы - Чтение
(стр. 7)
Автор:
|
Топпер Уве |
Жанр:
|
История |
-
Читать книгу полностью
(641 Кб)
- Скачать в формате fb2
(291 Кб)
- Скачать в формате doc
(221 Кб)
- Скачать в формате txt
(214 Кб)
- Скачать в формате html
(255 Кб)
- Страницы:
1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22
|
|
Археология крайне редко поставляет информацию о находках готских монет. Обстоятельства находок часто весьма загадочны. Так, например, в случае с кладом в Ла Капилье (Севилья, 1891), где вроде бы были найдены 904 золотых монеты. Подтверждены были лишь 250; к 1952 году стали известны лишь 68. (Барраль приводит изображения всего 43 монет, причем к выводу о принадлежности некоторых из них к этому кладу он пришел совсем недавно при помощи определенных косвенных улик. «Тогда же 95 золотых монет рабочие якобы бросили в реку или уничтожили», – пишет он.) Лафорье считает, что проблема готских монет ни в коем случае не может считаться решенной, хотя по найденным в Севилье (1972) подделкам византийских золотых монет можно судить о том, что, по меньшей мере, отдельные монеты готской эпохи могут рассматриваться как подлинные (так же считает Кабре, исследовавший находку в Зорите, 1946).
Ученые задают вопрос, какую функцию могли выполнять столь ценные монеты в повседневной жизни готов (Барраль, с. 74 и 164). Одной золотой монеты было бы достаточно, чтобы купить надел земли или виллу, но именно эти вещи в ленном государстве готов не подлежали купле-продаже. Серебряные монеты не чеканились; медные были практически неизвестны. Очень странно.
Широкое распространение (в Центральной Европе вплоть до Польши) готский тип монеты получает только с монетным суверенитетом астурийских королей (Альфонсо V, XI век). С этого момента и можно говорить о действительной истории [51].
В целом же создается впечатление, что нигде Широкомасштабная Операция не была так тонко спланирована, не проводилась с такой тщательностью и не принесла столь удивительных плодов, как в Испании. Однако, кроме Олагуэ, никто из современных историков не заметил этого обстоятельства [52].
Глава 6. ОТЦЫ НАШЕЙ ИСТОРИОГРАФИИ
Юлиан Африканский
«Юлиан Африканский – одно из славнейших имен ранней Церкви», – так Генрих Гельцер начинает свой объемный труд об этом человеке (1880-1898, с. 1; «благодаря своему историческому трактату он заслужил право называться „отцом" христианского летописания». Первый христианский историк – время написания хроники относят к 212-221 гг., – «главный представитель нового научного направления в Церкви, разительно отличающегося от наивного простодушия послеапостольских Отцов».
Скалигер, исследовав вопрос об авторстве Kestoi («Узоров») и «Летописания», пришел к выводу, что они принадлежат разным людям: соответственно Сексту Африканскому и Юлию Африканскому. Гельцер убежден в обратном. Он считает, что речь идет о Сексте Юлии Африканском из латиноязычной Африки, прекрасно владеющим греческим (на котором он и писал свои труды), еврейским и, возможно, сирийским. У Евсевия есть отрывок, отсутствующий у Иеронима и Руфина, где Юлий Африканский назван автором «Узоров». Анри Валуа, единомышленник Скалигера в этом вопросе, считает это место фальсифицированным. Причина вполне понятна.
Гельцер не видит противоречия в объединении язычника Секста и христианина Юлия (оба прозываются Африканцами) в одну персону: их тексты он считает подлинными. По моему мнению, здесь наглядно проявилась несогласованность действий фальсификаторов, вводивших в историю имена, за которыми не стояли реальные лица.
Совпадение прозваний (Африканец) стало впоследствии причиной появления некоего сконструированного автора, тексты которого содержанием и стилем разительно отличаются друг от друга. Подобным же образом были «слеплены» двое Иаковов и даже трое Иоаннов: Евангелист, автор Посланий и автор «Откровения». Их «разделение» – весьма медлительный и трудоемкий процесс, нередко встречающий сопротивление ученых.
Гельцер, разумеется, не так прост, чтобы безоговорочно верить всем текстам, приписываемым Африканцу. Опус о первых мучениках, уже в заглавии названный «истинным и превосходным», кажется ему подозрительным. «То же относится и к халтуре, состряпанной Игнацием из Хардта из двух мюнхенских рукописей и изданной в 1804 году. Самым забавным в этом фарсовом сочинении является полное смешение христианского с языческим: Всевышний превращается в Солнце-Зевса, Великого Бога и Царя Иисуса, а Мария – в Геру и царицу небесную Ураниею. Насмешка язычников над новой Кибелой, на что сетовал Исидор из Пелузиума, становится на этом фоне особенно хорошо понятной. Со всей грубостью осуществляемое продвижение культа Богоматери уже само по себе есть признак более поздней эпохи» (с. 19).
Верно, господин Гельцер. Исходя из содержания текстов, вы тут же распознали подделку. А как обстоит дело с рукописями? Разве по этим пергаментам нельзя было определить время их создания?
В «Летописании» Юлиана Африканского шесть вселенских эпох (дней) длятся по 1000 лет каждый: конструкция, тенденциозно отражающая ожидание конца света, каковое – как и возникновение культа Богоматери – возникает в гораздо более позднее время, начиная с середины XIII века. К середине шестого тысячелетия отнесен праотец Фалек (с. 24), «во дни которого Земля была разделена» (Бытие). «Спасение» придет через 5500 лет после Адама, и после еще пятисот лет ожидания начнется Страшный суд. Такое положение должно удостоверять Юлиана Африканского как автора, жившего и творившего не позднее 500 года.
Мир тем не менее устоял, и после того как сто лет спустя Евстафий Антиохийский добавил еще одно Тысячелетнее царство в качестве субботы, завершив таким образом неделю хронологических эпох, – богословы якобы заключили, что эсхатологические ожидания могут отодвинуться на неопределенное время. На самом деле, это соответствует духовным настроениям, возникшим лишь после 1260 года, когда не состоялся предсказанный Иоахимом Флорским конец света.
«Прокопий, впрочем, (еще) ничего не знает о 500 годах ожидания и Тысячелетнем царстве», – говорит Гельцер. Он и не может знать: старейшие рукописи Прокопия относятся к XIV веку, когда подобное представление о времени потеряло актуальность.
Итак, временные рамки написания работ нашего Африканца очерчены: наверняка после 1000 года и предположительно после Евсевия, жившего по общепринятой версии через 100 лет после Юлиана Африканского. Далее я докажу, что тексты Евсевия не могли быть написаны ранее эпохи Хоенштауфенов [53].
Сохранившиеся рукописи со списками названий населенных пунктов, как мы увидим, не могли быть написаны ранее 1450 года. Но я далек от мысли разлагать «сконструированных» и не без умысла объединенных отцов церкви на персональные составляющие и снабжать отдельных лиц ярлыками с указанием даты и авторства, иначе мне пришлось бы продолжить эту игру в отодвинутую на тысячу лет эпоху.
Существуют ли письменные свидетельства, удостоверяющие раннего Африканца?
Задавшись этим вопросом, гениальный филолог Гельцер в приложении к своей работе (1898) предположил, что сирийский список с текста Юлиана Африканского мог послужить образцом для «Хроники» Михаила Мара (патриарх Антиохии с 1166 по 1199 годы), а это означало бы, что моя датировка эпохой Штауфенов неверна. Однако сирийский текст видели всего один раз, для Гельцера рукопись была недоступна, и вопрос о существовании оригинала он оставляет открытым. По армянскому летоисчислению рукопись должна была датироваться 722 годом (1273 годом н. э., то есть все-таки позже критического 1260 года).
Гельцеру известно два армянских перевода, или, как он сам говорит, «обработки» (2 часть, с. 432). Вот отрывок из вступления к главе об армянских текстах (с. 466): «Хронология древнейших армянских историков (например, Стефана Асолика и Самуила Анийского) полностью основывается на переводах „Хроник" Евсевия. Самостоятельные разработки армянских историографов не заслуживают особого внимания. Старые летописцы находятся в абсолютной зависимости от Евсевия. Появившийся перевод патриарха Михаила сирийской хроники на армянский составил целую эпоху. Он настолько отвечал потребностям того времени, что позднейшие историки (Вардан Великий и Мхитар Айриванеци) с энтузиазмом принялись его переписывать».
Вардан умер в 1271 году, а Мхитар писал после 1289 года (в обоих случаях – позже критического 1260).
Гельцер не занимается историей рукописи, он скрупулезно исследовал ее содержание. Вот, вкратце, результаты анализа основных черт этой необычной историографии:
Юлиан Африканский решительно отметает древнюю хронологию египтян и ассирийцев, так как, по его мнению, до Моисея ничего заслуживающего упоминания в истории не происходило. Тем самым он сознательно определяет характер своего произведения. «Летописание египтян и их хронологическое хвастовство и попытки приписать к своей истории бесчисленные мириады лет и астрономические циклы он начисто отрицает вместе со „смехотворной халдейской болтовней". Не менее остро он высмеивает всех тех, кто пытается интерпретировать жуткое количество лет как количество месяцев и таким образом приблизиться к разумной предыстории. Для древней Египетской истории у Юлиана Африканского не было иного пути, как полное ее отбрасывание» (1 часть, с. 165) [54].
А кто вообще-то пустил в обращение эти мириады лет? Манефон, писавший по-гречески кастовый жрец фиванского храма III в. до н. э. Его список династий сохранился лишь в отрывках, которые 700 лет спустя привел Евсевий, а после него цитировал Синкеллос («VIII век»), сомнительный интерпретатор текстов Евсевия. Эти сведения можно найти в энциклопедиях. Итак, все очень просто: в позднейшей рукописи утверждается, что Евсевий (IV век) ссылался на некоего Манефо, о котором мы ничего не знаем. А Юлиан Африканский (III век) опровергает содержащийся там вздор, так как он перестает соответствовать новой установке церкви. Следовательно, Юлиан Африканский писал после Евсевия (соответственно, и Синкеллоса). К этому выводу я уже пришел выше, исходя из других аргументов.
Гельцер доказывает, что Синкеллос (помощник епископа) есть плод сотворчества двух людей. О главном из них, Георгии, писавшем труды Евсевия, («808») почти ничего не известно. Сохранившийся текст дошел до нас в передаче «друга и продолжателя его дела» Феофана, умершего в 817 году в изгнании. В них речь идет о преследовании христиан мусульманами и об иконоборчестве. Эти специальные проблемы я не хотел бы на этом месте рассматривать. Отмечу лишь, что теперь становится ясным, о чем идет речь: о противостоянии исламу. А оно началось лишь в эпоху крестовых походов [55].
Итак, мы приближаемся к реальной дате, ведь оригиналы текстов Феофана не сохранились. Помимо несуразных рукописей «X века», сохранился полный текст XVI века, который – как мне кажется – и следует рассматривать как первоисточник.
Гельцер снова и снова устанавливает, что в библейской истории (по Юлиану Африканскому, Евсевию и т. д.) не связанные друг с другом временные периоды (от всемирного потопа до Вавилонской башни, от исхода из Египта до строительства Храма и др.) в хронологическом смысле снабжены лишь суммарным числом лет. Эти суммарные числа, не имея ни малейшей привязки к реальности, исполнены символического смысла и часто равны между собой (например, 490 лет – 7 раз по семь десятилетий). Лишь написанные позднее тексты заполняют временное пространство подробностями, которые соотносятся датировкам, долженствующим иметь символический характер. В случае таких деталей принято давать в разных текстах хронологические данные, слегка отличающиеся друг от друга. Таким путем имитируется – хотя бы приблизительная – достоверность информации.
Традиции и способы снятия этих малых расхождений, улучшения датировок и сведения на нет более существенных хронологических расхождений одинаковы и у византийских летописцев, и у современников Гельцера. Временные лакуны заполняются именами вымышленных – часто анонимных – царей («мирное время»), либо именуются эпохой «анархии» (безвластия), либо, если даты накладываются друг на друга, объявляют это «сорегентством», когда цари правят совместно, как в случае с Давидом и Соломоном. Такого рода попытки упорядочения хронологии приводят иногда к неожиданным результатам: так, в 12 лет Соломон становится царем Иерусалима, на 13-м году жизни начинает и в 20 – заканчивает строительство Храма. Или появляются вдруг точные даты жизни персидских царей, призванные заполнить уже заранее фиксированные 70 лет вавилонского пленения иудеев.
Не менее свободно обращение с датами, почерпнутыми в армянских источниках: все они насчитывают от Адама до Христа 5198 лет, однако датировки промежуточных событий (всемирного потопа, времени Авраама, Исхода) сильно разнятся между собой. Это подтверждает то, что мы и так уже знаем, и отнимает последнюю надежду удостоверить подлинность «отцов церкви» путем анализа иноязычных текстов (сирийских, коптских или армянских).
При чтении работы Гельцера открываются вещи, представляющие в невыгодном свете механизм историографии XIX века. Вот, например, заходит речь о древней рукописи, которую якобы видел знаменитый Гольстениус (см. пред. гл. об Испании). Гельцер доказывает невозможность существования подобной рукописи, с помощью которой Гольстениус удостоверяет подлинность на несколько поколений ранних «Пасхальных хроник». Однако, вместо того чтобы громогласно заявить о подлоге, Гельцер заключает: «Я не решусь подвергнуть сомнению правдивость Гольстениуса до такой степени, чтобы полностью отрицать существование рукописи аббата Фарина». Все дело, оказывается, в «заблуждении ученого мужа» (2 часть, с. 141).
Более чем странный, и вместе с тем характерный и интерпретируемый вывод: «хроники» и другие исторические рукописи создавались и придумывались еще и в X V I I веке. Несметное количество выводов из этих выдуманных источников незаметно проникло в нашу историческую картину. Так и росли грандиозные исторические сооружения: «Византия» и «Римская церковь». В эпоху Ренессанса писатели очень мало знали о своей предыстории. Тогда «Широкомасштабная Операция» только еще начиналась, а продолжается она и по сей день. За это время она приобрела самостоятельность, собственный внутренний импульс и давно проходит без вмешательства духовенства; ее поддерживают даже многие противники церкви. Возможно, впрочем, что так было уже во времена гуманистов, потому что именно отсутствие единого руководства сказалось на хаотичности данных, содержащихся в исторических трудах (что характерно для всей «Операции» в целом и, кстати, исключает возможность разоблачения: можно объявить фальсификатами отдельные тексты, но трудно изобличить целостность, ибо ее не существует) [56].
Образованные люди предыдущих столетий знали все указы и все деяния каждого византийского патриарха и каждого средневекового Римского Папы; характерные личные особенности каждого исторического персонажа. Так как мы вынуждены признать весь их исторический духовный багаж выдумкой, то они нам сегодня представляются бесплодными мечтателями. Я хочу уточнить свою мысль. Гуманисты были высокообразованными людьми, по охвату знаний с ними не сравнится ни один современный ученый [57]. Смущает только вопрос об истинной ценности и релевантности этих знаний. Встречаются же сегодня литературоведы, знающие «Улисса» Джеймса Джойса наизусть, чуть ли не дословно, могущие в каждой строчке найти след духовного порыва автора. Или поклонники Толкиена, которые изучают не только имена и родословные обитателей его причудливого мира, но и наизусть знают каждую строчку, что именно в ней написано, где лежит каждый упомянутый камень, растет каждое описанное деревце.
Сравнивая с этими примерами, я приподнимаю «историческую науку» прошлых веков до одного уровня с литературоведением. Однако я отдаю себе полный отчет в том, что в ту эпоху ученый чаще всего верил, что он имеет дело с историческими фактами, а профессор-толкиенист знает, что попасть в вымышленную автором страну можно только, открыв книгу, но и он находится на ничейной территории между автором и его читателями [58]».
Евсевий Кесарийский
Весьма эрудированный и проницательный критик Гертруда Бодманн, исследовав в своей диссертации «Летоисчисление и возраст мира» весьма строго средневековые представления о времени, очертила границы, которых следовало бы придерживаться в будущем. В дальнейшем я хочу подробно рассмотреть ее работу и, хотя в ней ни словом не упоминается о «Широкомасштабной Операции», использовать некоторые основные ее выводы.
На недвусмысленный вопрос, с каких пор существует наше летоисчисление (с. 38), Гертруда Бодманн отвечает: «Счет от Рождества Христова начался в XI-xii веках; счет до новой эры – в xvii—xviii веках». В первой части я полностью с ней согласен; вторая дата, привязанная к годам жизни и деятельности Скалигера, Петавиуса и других, живших около 1600 года, достаточно условна, но для наших рассмотрений это не имеет большого значения.
Итак, в XI веке Адам из Бремена использовал (одним из первых) отсчет от Рождества Христова (то есть наше летоисчисление). Он использовал его для отсчета лет назад применительно к скончавшемуся соответственно этой системе летосчисления, в 755 году от воплощения Господня (с. 40). Неплохой финал для вымышленной персоны Бонифатия. Однако этой цитатой обозначилась проблема: те, кто начали вводить такой отсчет лет в XI—XII веках, наверняка предполагали создать нечто величественное, например, написать задним числом историю [59].
Сходным образом поступает каждый народ, придающий значение своей исторической позиции, желающий иметь историческую отправную точку (как можно более отдаленную, с длинной родословной и ярким оригинальным началом). Христианский Запад не был исключением из этого правила, когда в XII веке он стал создавать свою предысторию [60].
Скорее всего, Евсевий (якобы IV век) был первым христианином, оценившим временной промежуток от творения до дней собственной жизни. Этот период не был для него реальным временем, как представляем его мы, но символическим временным рядом, состоящим из временных пакетов-эпох, сумму длительностей который следовало осознавать, прежде всего, в духовном смысле. Временная привязка деталей собственной биографии к известным событиям прошлого была позже взята церковью за основу для создания хронологических таблиц, считающихся сегодня универсальными.
В качестве хронологического новатора Евсевий не был абсолютно беспомощен, у него были предшественники, главным среди которых Гертруда Бодманн считает знаменитого Диодора Сицилийского, создавшего между 60 и 30 годами до н. э. нечто вроде обозрения истории разных народов от древнейших времен («Историческая библиотека») или примитивной всеобщей истории. Но и этот великий историк, в свою очередь, опирался на Полибия (II век до н. э.) и Эратосфена, который якобы ввел счет лет по Олимпиадам. Но, чтобы не потеряться в ускользающей от нас туманной дали, давайте считать грека Диодора Сицилийского первым наднациональным историком. В своем 40-томном труде он первым установил связь между греческой и римской историей, от падения Трои до галльских походов Цезаря. Удивительно: он включил в свою «Библиотеку» даже варваров.
Бодманн приводит цитату (с. 65) из Эдуарда Шварца (1903, с. 664), всю жизнь занимавшегося Диодором Сицилийским: «Ни один образованный язычник не упоминает нигде Диодора; …лишь непритязательные христиане обращаются к его трудам».
Как же так? Выходит, никто, кроме опиравшегося на него Евсевия, не знаком с Диодором? Здесь что-то нечисто. Неужели за четыреста лет столь грандиозное произведение ни разу не было востребовано? [61]
И еще: Диодор цитирует многочисленных авторов, оригиналы трудов которых безвозвратно утрачены и которые знакомы нам только по его цитатам. Но этот трюк нам уже знаком.
Значит, остается лишь верить Евсевию, увековечившему выдающегося Диодора. Или выдумавшего Диодора. Правда, если сам Евсевий – не выдумка, на что, кстати, косвенно указывает «говорящее» имя: благочестивый. Он был родом из Цесарии, но из какой – спорный вопрос: античность знала минимум четыре места с таким названием, два из которых находились в Палестине (одно, приоритетное в глазах современных ученых при «решении» вопроса о месте рождения Евсевия, – на побережье; другое – на одном из истоков Иордана). Третье – в Киликии (нынешнее Кайзери в Турции). Турецкое Кайзерейя называлось также Эузебейя, и, возможно, в результате слияния этих двух наименований в имени историка и «родился на свет» отец церкви Евсевий Кесарийский. Четвертая Цесария, находившаяся в Северной Африке, по этой причине исключается из рассмотрения.
Согласно Бодманн (с. 83), у Евсевия был серьезный повод для создания исторического труда: при якобы крестившемся Константине христианство стало государственной религией и нуждалось в единой и унифицирующей истории. Народы могущественной Римской империи должны были слиться в одну большую семью, получив взамен множество основанных на нехристианских религиях предыстории, всех объединяющую общую Святую историю. На смену племенному или культовому времени пришло Мировое время. Этот прекрасно разработанный госпожой Бодманн мотив в не меньшей мере мог послужить и побудительным мотивом для выдумывания Евсевия и всех его писаний [62].
К сожалению, оригинал его «Хроники» – впервые представившей (наряду с религиозными канонами) синхронистические, т. е. согласованные (иудео-греко-латинские) даты, начиная от прародителя Адама, – тоже не сохранился. А ведь он якобы включал и первое в истории перечисление книг библии. С «Хроникой» знакомились в латинском переводе Иеронима, вернее, его последователя Руфина, который якобы должен был видеть манускрипты, восходящие к V – V I векам. (А может, их копию X I – XII веков?)
С 1911 года ученому миру известна еще и некая армянская версия, список с сирийского оригинала («около 600 года», что весьма сомнительно), дошедший, мол, до нас в рукописях XIII или XIV веков. По моему мнению, Евсевий и не должен быть многим старше. Доктор Бодманн, высокоученый специалист, охотно взглянула бы на эти рукописи, но даже ей это не удалось. Можно представить себе, каковы шансы у дилетантов.
Преимущественным для Евсевия (Бодманн, с. 89) является доказательство старшинства: например, того, что законодатель Моисей жил раньше великих законодателей других народов. Этой цели служит и противопоставление греков варварам (у него: халдеям). Кроме того, Евсевий доказывает «истинность пророчеств», то есть связь между Ветхим Заветом и Христом, без которой не имело бы смысла погружение в предысторию Моисея и Авраама. Но начинает он – и благоразумно – не с Сотворения мира, (чтобы не связываться с описанием первой недели деятельности Бога и не попасться в ловушку и не впасть в заблуждение, о котором церковь предупреждала в XIII веке), а с грехопадения Адама и Евы и, соответственно, с зачатия Каина. Чтобы не казаться пристрастным, Евсевий приводит временные данные из греческого перевода Ветхого Завета (Септуагинты) вместе с датами иудейской Библии и Торы самаритян. То, что даты трех книг сильно разнятся между собой (в двух случаях – на целых 650 лет), его не смущает. Он ставит задачу не создать совершенную хронологию, но, по крайней мере, обозначить позиции. Умное и тонкое решение. Самаритяне со своей ревностно хранимой Торой располагают к себе тем, что приводят наименьшие цифры (которые от этого не становятся верными). По Септуагинте, между зачатием Каина и 20-летием интронизации Константина (не случайно совпавшим с первым всехристианским Никейским собором) проходит более 5500 лет. Все иудео-христианские цифровые данные рассматриваются в символическом ключе, что делает бессмысленным их более точное исследование.
К сожалению, в так называемом Каноне Иеронима даты, «написанные принятыми сейчас цифрами, вынесены на поля», отчего рукопись теряет ценность документа (об оригинале, разумеется, нет и речи), так как подобное оформление было введено только Иоанном Сакробоско около 1240 года (Бодманн, с. 47). Иероним («святое имя»), кстати, звался полностью: Иероним Софроний Евсевий. Показательное совпадение: нехватка имен в распоряжении фальсификаторов или просто путаница? Древнейшие рукописи якобы относятся к VII—VIII векам.
Многочисленные арифметические ошибки (похоже, что суммировать длительности нескольких периодов было крайне трудно) Бодманн объясняет тем, что без чисел с разрядными значениями и без специальной счетной доски (абак) безукоризненный расчет невозможен (с. 103). Вопрос о том, каким же тогда образом осуществлялись астрономические исчисления древних, остается открытым.
Одним словом, при чтении я все больше и больше убеждаюсь, что здесь налицо средневековое историотворение, к тому же и темы слишком знакомы. Нин и Семирамида образуют прекрасную супружескую пару к моменту рождения Авраама; словно в пестром хороводе мелькают персидские цари, Александр Македонский и Клеопатра; апостол мира император Август Себаст и рождение Мессии оказываются тесно связанными между собой.
При этом Бодманн устанавливает, что и у Юлиана Африканского, которому мы посвятили предыдущий раздел, жившего более чем за столетие до Евсевия, приведены примерно те же даты.
Удивительно при этом лишь то обстоятельство, что отдельные хронологические пакеты у него еще не были приведены в тот вид, который наблюдается у Евсевия.
Поэтому я хотел бы – вместе с Бодманн – уделить внимание еще некоторым древним историкам.
После крайне сомнительной «Истории» Диодора, согласно которой от падения Трои до начала Кельтских войн (имеются в виду Галльские войны Цезаря) прошло ровно 1180 лет, вопросом летоисчисления занялся римский иудей Иосиф. К сожалению, его известные и во всех смыслах важные труды не нашли отражения в талмудической литературе. Иосифа не любили и считали предателем. Я думаю, что в иудейских кругах его не воспринимали серьезно, потому что он был слишком сильно связан с христианством. Летоисчисление его частично основывается на Ветхом Завете, частично вымышлено. Вместо сопоставления одновременных происшествий у Диодора (синхронизм), он измышляет (и трижды упоминает) новое обстоятельство: через 240 лет после основания Тира встречаются финикиец Хирам и иудей Соломон. Понятно, о чем речь? Соединяются два родственных народа. Так как один из народов из истории уже исчез (финикийцы), то никакого вреда ему это изобретение нанести не может; только чести добавит, зато другой народ историю обретает. Даже для доброжелательных иудеев это было слишком.
Утверждение Иосифа о первом строительстве Храма задолго до начала Олимпиад превращало Израиль в одно из древнейших (древнее Эллады и Рима) государств античного мира, что так же сомнительно, как искусственно сдвоенные Олимпиады у Эратосфена или минимум на два столетия «состарившийся» Рим у Тита Ливия (см. Альбрехт, 1995). Но, что самое удивительное, Гертруда Бодманн (с. 75) и другие авторы (например, А. Шалит) всерьез полагают, что Иосиф предвидел будущее рассеяние своего народа. Легче говорить об этом задним числом, чем в 70 году новой эры. О том, что рассеяние стало фактом лишь после восстания Бар Кохбы в 135 году, все словно бы забыли. Бодманн пишет (с. 76) «…читая знаки времени, он (Иосиф) сквозь столетия провидел судьбу евреев как народа, проклятого на существование в диаспоре (рассеянии)». Но: «Впоследствии о нем (Иосифе) вспоминают не евреи, но христиане». Я хочу добавить: потому что христиане его выдумали, а его произведения создали. И довольно поздно, после 1000 года.
Остается еще греческий христианин Климент Александрийский, автор Строматы («Ковра из лоскутков» или «Узорчатых ковров»), написанной якобы около 200 года н. э. Древнейшая рукопись, послужившая образцом для всех последующих текстов, относится к 914 году. Хотя Климент Александрийский и цитирует Эратосфена, но начинает от Адама, и насчитывает до Коммодуса (своего современника) ровно 5784 года, 2 месяца и 12 дней. Все у него получается ладно; начиная со 145 главы, вместо числительных он использует буквенные обозначения цифр и, вроде бы, не должен был обсчитаться. В этой же главе он приводит «доказательство рождения Мессии»: «перепись населения» Августа состоялась на его 28-м году правления, тогда же и родился Иисус. На тридцатом году жизни Иисус был крещен Иоанном в Иордане, в 31 год – убит. До разрушения Иерусалима оставалось 42 года. Кто перепроверил, тот сам и виноват. Идем дальше: «от рождества Господня до конца правления Коммодуса насчитывается в целом 194 года, 1 месяц и тринадцать дней». Как же так?! Около 200 года – летоисчисление от Anno Domini (н. э., от рождества Христова)? Но разве не Дионисий Малый (Exiguus), скифский хромец, – в которого и так сегодня вряд ли кто-то верит, – якобы создал пасхальный календарь и ввел летоисчисление от рождества Спасителя? Но это должно было случиться на 350 лет позже.
Когда же действительно был написан Климент Александрийский?
Полагаю, что до Евсевия, который, при всех анахронизмах, продуман более тщательно. Возможно, «Широкомасштабная Операция» была скоординирована хуже, чем это казалось Каммайеру.
Евсевий, по крайней мере, сообщает о начале епископского служения и устанавливает тем самым первую церковную иерархию: Иаков, брат Иисуса, с благословения всех апостолов вступил в сан епископа Иерусалима в 19 год правления Тиберия, то есть в том же году, когда Иисус умер и воскрес. Вполне разумно. По Евсевию, от крещения до смерти Иисуса проходит три года, а не один, как легкомысленно пишет Климент.
Есть у Евсевия (в переводе Иеронима) очень странная глава, так называемый «Ономастикон», перечень названий населенных пунктов на Святой Земле, из которого должно стать ясно, какие изменения претерпели топонимы с течением времени, сохранились ли они и как они звучат в «наши» (т. е. в евсевиевы) дни. Да, важна и временная классификация топонимов, – утверждает Бодманн (стр. 129) и советует внимательно присмотреться к перечню. Я согласен, так как названия населенных пунктов могут хранить следы крестовых походов, так что этот список может оказаться шкатулкой, полной сокровищ.
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22
|
|