— Ладно, разберемся. Что дальше?

— Вот третий случай — самый скверный. Там нет ничего. Все загублено на корню.

— Даже фототаблицы нет?

— Какая фототаблица? Протокола нет. Дежурный следователь был занят, велел участковому оформить, тот тоже куда-то торопился. Короче, «руки вытянуты вдоль туловища, ноги вытянуты вдоль туловища», вот и все.

Горчаков хихикнул.

— Что, так прямо и написано?.

— Ну, это я образно. Так когда-то один следователь в протоколе написал, все смеялись.

— Да уж, — оживился Горчаков. — У нас тут один участковый отмочил, представляешь? Мужик из окна упал, но не насмерть. Вызвали милицию, пришел участковый, обнаружил, что мужик разбился, но жив, позвонил в «скорую», того отправили в больницу. Получаю материал, читаю протокол осмотра: в карманах тела гражданина Иванова паспорт, кошелек с мелкими деньгами, магнитная карта метрополитена. На теле надето — костюм коричневый, носки, ботинки и тэ дэ. Протокол составил участковый Петров. Звоню участковому Петрову, спрашиваю — а что, чувак помер разве, раз ты тело осмотрел? Нет, говорит, живой был. Я просто пока «скорую» ждал, делать было нечего, вот и осмотрел заодно, чего ему зазря лежать? Мужик лежал весь в кровище, с разбитой башкой, а этот у него в карманах ковырялся.

— Ужас, — сказал Синцов.

— Андрей, — спросила я, — ты хочешь сказать, что по этому убийству мы знаем только то, что у тебя в справке написано?

— Практически да, — ответил Синцов. — Я там, конечно, поработал, сделал все, что мог, но многое упущено. Этот труп был обнаружен в понедельник утром на черной лестнице. Там всего две квартиры, и все жильцы с середины дня субботы не выходили из дому. А утром в понедельник пошли на работу и обнаружили труп.

— Что, даже личность трупа не установлена?

— Да, и это самое плохое. Видишь, это первое по хронологии убийство, еще летом. Следователь, ублюдок, даже кисти отчленить не потрудился, а когда я стал эти случаи по городу собирать, уже было поздно. Сгнило напрочь.

— И ничего нельзя сделать?

— Пальцы утрачены безвозвратно. Да она еще похоронена как безродная…

— Он и голову не отчленил для опознания и идентификации?

— Ну а как ты думаешь? Нет, конечно.

— Самому бы голову оторвать! — с сердцем сказал Горчаков.

— Да уж, — вздохнул Андрей. — А когда я ему намекнул, что он неправ, он мне, знаете, что сказал? Мол, что это я так колочусь из-за безродной бомжихи, грохнули ее — воздух чище стал. Типа займитесь делом, а то вы на ерунду время тратите.

— Он еще жив? — Горчаков хихикнул.

— Да куда он денется, вот еще — об него руки пачкать.

— Андрей, — я перевернула страницу обзорной справки, — а почему ты считаешь, что это наш случай?

— Маш, хочешь — верь, хочешь — не верь, интуиция.

— Остальные-то ведь — приличные.

— Но если подходить строго, то почему бы нет? Смотри: парадная, хоть и черной лестницы, женщина, хоть и бомжиха, время убийства — суббота, по заключению судмедэкспертизы. Шесть ножевых ударов в спину.

— А что взяли?

— Из материалов дела мне этого узнать не удалось. Но я поговорил с экспертом, он мне сказал, что на шейке у покойной вдавленная борозда, ну, похоже, что цепочку срывали. Так вот, я вышел на место, полазил по этой черной лестнице и под батареей нашел несколько звеньев цепочки из белого металла.

— Не из платины, надеюсь, — уточнила я.

— Да нет, какая там платина. Алюминий или что-то в этом роде.

— А ты это как-то зафиксировал?

— А как я мог зафиксировать? Я ж без следователя протокол не составлю. А этого урода бесполезно вытаскивать на следственные действия, только хуже будет, да он бы и не поехал.

— Вот зачем такие лезут в прокуратуру? — пожала я плечами. — Шел бы, как раньше выражались, в народное хозяйство, в фирму какую-нибудь…

— В народном хозяйстве работать надо, — популярно объяснил мне Лешка.

— А в прокуратуре не надо?

— Маш, ну ты же знаешь, в прокуратуре он сидит в отдельном кабинете, целый столоначальник, может хоть кого в камеру сунуть, проезд бесплатный, квартплата — половина по льготе, написал операм сто отдельных поручений о допросе свидетелей и сиди, кури бамбук.

— Вот чего я никогда не понимала, так это поручений операм о допросах важных свидетелей. Как можно это кому-то поручать? Как можно потом дело расследовать, если ты сам с людьми не говорил?

— А вот так и расследуют. Вот что и получается. — Синцов потряс передо мной листочками обзорной справки. — Можем только гадать, как на кофейной гуще.

— Так, а все же, Андрюша, считаешь, наша клиентка?

— Ну, оставим, хуже не будет.

— А версии какие?

— Версий море. Зашла вместе со знакомым бомжом попить пивка и разодралась из-за пустой бутылки.

— Ага, — вмешался Горчаков, — если вместе пили и скандалили, то ножевые должны были быть на передней поверхности грудной клетки.

— Принимается, — кивнул Синцов. — А может, зашла в парадную пописать, а какой-нибудь ревнитель морали пошел за ней и воспитнул ее таким образом.

— А что, есть следы того, что она мочилась? Или у нее штаны были спущены? Или поза характерная? — спросила я.

— Нет, — помедлив, ответил Синцов.

— И судя по тому, что даже профнепригодный следователь идентифицировал ее как бомжиху, с целью ограбления за ней вряд ли кто-то пошел.

— Так что, Маша, наша клиентка? — спросил Андрей.

— Похоже, что наша, — вздохнула я. — Без видимых мотивов. Сходим с тобой на место? Хочу сама глянуть.

— Без вопросов, хоть сейчас.

— Ладно, поехали дальше.

— А дальше труп гражданки Базиковой, шестидесяти лет, которая в субботу возвращалась домой с дневного спектакля в Мариинском театре. Такая благообразная пожилая дама в стареньком, но элегантном плаще, в сумочке — театральный бинокль, сама сумочка — антиквариат, бисером вышита. Один удар ножом в спину, смерть на месте. Здесь хоть осмотрели прилично, фототаблица пристойная, не стыдно показать. Выезжала Корунова из городской прокуратуры, она себе и дело забрала в производство.

— Вера-то нормальный следователь, очень скрупулезная, по делу наверняка все отработано как надо.

— Да, — согласился Андрей. — К ней претензий нет.

— А почему городская это дело забрала? — спросил Горчаков. — Оно что, сложное? Или социально значимое?

— Пожалуй, второе, — ответил Андрей. — Базикова — известная театральная художница. Это убийство всколыхнуло общественность.

— Что взяли?

— Взяли заколку из шляпы, старую, никому не нужную вещь.

— Может, заколка из слоновой кости? — сразу зафонтанировал Горчаков. — У моей бабушки такая была, ею шляпку пристегивали к прическе, чтоб ветром не сдуло.

— Вот-вот, только заколка была железная и даже перламутром не инкрустирована.

— А что хоть тетушка смотрела в театре? — спросила я.

— Не смотрела, а слушала. «Пиковую даму». И злодей над этим поиздевался.

— Каким образом? — спросили мы с Лешкой в один голос.

— Вытащил программку спектакля и положил ей на рану сверху.

— Значит, комфортно чувствовал себя на месте происшествия, — пробормотала я. — Преступник с низким уровнем риска.

— Переведи, — потребовал Синцов.

— Готовится к преступлению, тщательно планирует его, выбирает наиболее благоприятное место, время и жертву.

— Согласен, что место, время и жертва были благоприятными. Это фэбээровские штучки?

— Ага.

— И что ФБР советует в таких случаях для установления преступника?

— Нужно понять, что является нормальным с точки зрения этого человека, и перейти к следующему этапу: узнать, что является логичным с его точки зрения. А потом пойти и задержать его.

— Это так тебя учили?

— Я потом, Андрей, расскажу тебе много интересного про фэбээровские штучки, — пообещала я. — А пока мне нужно подумать.

Весь вечер, пока я пыталась запихнуть в ребенка ужин, проверить его уроки и заставить его почистить зубы, во мне тихо свербило желание достать из сумки обзорную справку и еще раз проштудировать ее с карандашом в руках, глядя на календарь и на карту города. Кое-что из прочитанной днем информации не давало мне покоя.

Наконец мое чадо улеглось в постель, и я пришла пожелать ему спокойной ночи и поцеловать в носик и лобик. Весь в меня, думала я, глядя, как сын вертится в постели, не обнаруживая никакой сонливости, хотя шел уже одиннадцатый час. Весь в меня, наследственная сова. А утром не поднять. Бужу трижды: первый раз за полчаса до времени «икс», потом за десять минут, при этом он подтверждает, что услышал, как я его бужу, и общается со мной совершенно разумным голосом, но это обманчиво — на самом деле он продолжает спать и отвечает мне чисто машинально. И только на третий раз он врубается, что пора вставать. Как-то бабушка пожаловалась, что начала его будить, спросила, будет ли он есть на завтрак манную кашу, он совершенно сознательно, как ей показалось, ответил: «Да», а потом нагло отказался от каши. Ребенок же мне доказывал

потом: «Ма, она меня спросила, пока я спал, я бы ей на всё „да" ответил…»

— Тебе читать сегодня? — спросила я его, пытаясь накрыть одеялом так, чтобы ни одна из его длинных конечностей не вылезала наружу. Конечно, он уже большой мальчик, и такое чтение на ночь вызывает у моих подружек педагогическую аллергию. Но на самом деле это завуалированная форма выражения друг другу нежных чувств, просто знак взаимной любви и родственной близости.

— Не, ма. Сегодня я поздно лег, боюсь, не высплюсь. Завтра почитаем.

Легенды про динозавров уже отошли в прошлое, мы уже интересуемся героико-приключенческой литературой, рыцарскими романами, пиратскими историями, мушкетерскими дуэлями.

— Ну ладно. — Я поцеловала его в холодный нос. — Спи.

Я потянулась погасить свет, но Гоша меня остановил:

— Ма, посмотри, как блестит гитара. Моя хорошенькая, моя дорогая гитара! Как я ее люблю! Если прямо смотреть, она такая чистенькая! А если сбоку, то она вся пальцами залапана.

— Да, — машинально согласилась я. — Отпечатки пальцев на таких полированных поверхностях ищут в косопадающем свете.

— Как это? — заинтересовался Гоша.

— Источник света помещают сбоку от объекта, чтобы луч света падал на него не вертикально сверху, а сбоку, под углом. Вот ты сейчас смотришь на гитару сбоку и отчетливо видишь отпечатки.

— Это только отпечатки пальцев так ищут?

— Не только. Так можно обнаружить пятна, сливающиеся по цвету с поверхностью.

— Интересно, а кто это придумал?

— Не знаю, кто придумал, а описал впервые профессор Рейсе, известный криминалист начала века.

— А ты с ним была знакома?

— Нет, котик, я, конечно, не такая уж молоденькая, но ни с Рейссом, ни с Ломброзо знакома не была.

— А кто это?

— Потом расскажу, киса. А сейчас пора спать.

— Ну вот, на самом интересном месте… — заныл киса. — А как профессор Рейсе описал то, о чем ты говоришь?

— Он читал лекции в Лозанне — это Швейцария, о научной технике расследования преступлений, специально для чинов русского судебного ведомства.

— А когда это было?

— В 1911 году. Почти девяносто лет назад.

— Да, тогда ты, конечно, с ним знакома не была, — подумав, решил мой зайчик. — И что он там интересного сказал?

— Ну… — Я задумалась, чего бы такого страшненького рассказать малолетнему ребенку на ночь. — Например, он говорил, что в косопадающем свете нужно искать пятна биологических выделений на теле убитых людей. В морге нужно раздеть труп, погасить свет и со свечой в руке осмотреть его, наклонясь к трупу; пятна слюны или чего-нибудь другого (Рейсе говорил про сперму, но мой ребенок пока обойдется без этой подробности) выявятся. Представляешь, каково было осматривать труп, закрывшись в морге и погасив свет, со свечой в руке?

— Жуть! — воскликнул ребенок восхищенно. — А зачем эти пятна на трупе искать?

— Потом расскажу. А еще лучше — поступишь в университет и сам все узнаешь. Там тебе будут читать курс криминалистики.

— А ты тоже осматривала трупы в морге со свечой?

— Нет, мой зайчик. С 1911 года наука на месте не стояла. Все, спать.

Я решительно погасила свет и направилась к выходу из комнаты.

— Ма, — позвал сыночек в темноте.

— Что?

— А зачем ты делаешь вид, что ты очень строгая? Ты вовсе не строгая.

— Спи! На самом деле я строгая. И если сейчас не заснешь, то проверишь это на практике.

Я вышла, плотно притворила за собой дверь и прислушалась. Ребенок еще некоторое время копошился в постели, ворочался с боку на бок, вздыхал и что-то бормотал, потом затих. Я немного посидела перед телевизором, бесцельно нажимая кнопки программ на пульте и даже не вникая, что такое мне пытается показать родное телевидение, потом поднялась и ушла на кухню. Там мое место, даже если я читаю уголовные дела или обзорные справки.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.