История одного предательства - Только не говори маме. История одного предательства

Мама записала меня в маленькую частную школу. Каждое утро она отводила меня на занятия, а днем ждала у школьных ворот с неизменной теплой улыбкой. Я чувствовала себя очень взрослой в школьной форме, с карандашами, ластиком и первыми учебниками, тщательно уложенными в холщовый рюкзак, который я носила на плече. Хотя мне и нравилась учеба, все время в школе я проводила в волнении, постоянно думая о Джуди, и с нетерпением ждала последнего звонка. Я наспех проглатывала молоко и сэндвичи, которые мне давали дома, после того как я снимала темно-синюю школьную форму. И только потом мне разрешали пойти на улицу и часок поиграть с Джуди в мяч. Когда мама решала, что мы обе сожгли уже достаточно энергии и пора угомониться, она открывала дверь кухни и звала нас домой. Из рюкзака я доставала либо книгу для чтения, чтобы каждый день учить новые слова, либо книгу-считалку. Я занималась за столом, в то время как мать готовила ужин, а Джуди, обессилевшая, лежала у моих ног.

На Рождество, когда Джуди превратилась из щенка в маленькую собачку, я на сэкономленные деньги купила ей модный красный поводок с ошейником в тон. Теперь, закутанная в теплое зимнее пальто, я гордо выводила Джуди на прогулку, и она резвилась у меня в ногах, а я светилась от радости, когда кто-нибудь из прохожих останавливался, чтобы полюбоваться ею. Счастье стало полным, когда бабушка возобновила свои визиты к нам. Никто так и не объяснил, почему в свое время она перестала приезжать. Спустя годы она призналась мне, что ее возмущало то, что мы живем над гаражом, к тому же она никогда не любила моего отца и не считала его хорошей партией для своей дочери. Хотя к тому времени я была более чем согласна с ней, говорить что-либо было слишком поздно.

Она, как и я, обожала Джуди, которая всегда восторженно приветствовала ее. Бабушка брала собачку на руки, щекотала ей брюшко, за что Джуди облизывала своим язычком ее напудренное лицо.

Приезды бабушки неизменно сопровождались подарками. В основном она дарила книги, которые, если мама была занята, обязательно читала мне.

Когда в феврале родители сообщили о предстоящем переезде в Северную Ирландию, откуда был родом отец, мою радость омрачила лишь мысль о том, что отныне я не смогу так часто видеться с бабушкой. Впрочем, ее бесконечные заверения в том, что она будет приезжать часто, рассеяли мои страхи.

Как бы то ни было, прошло шесть лет, прежде чем я снова увиделась с ней.

Мы регулярно писали ей письма, впрочем не раскрывая правды о нашей семейной жизни. Она никогда не забывала поздравлять с днем рождения и Рождеством, но долгожданное письмо о том, что она приезжает, так и не пришло. Тогда я и не подозревала, какие только отговорки не придумывала моя мать, чтобы отделаться от визитов бабушки. Со временем ее образ потускнел в моей памяти, и я вспоминала ее лишь как человека, который когда-то любил меня.

Глава 3

Три жалких деревянных ящика и один чемодан стояли на полу нашей гостиной, в них умещалось все нажитое в браке имущество. В последующие десять лет на моих глазах их много раз упаковывали и распаковывали, пока они не превратились в символ поверженного оптимизма. Однако в мои пять с половиной лет они еще ассоциировались с началом увлекательного путешествия. Накануне вечером мать торжествующе захлопнула крышку последнего ящика, и, когда за ними приехал грузовик, я поняла, что наша поездка начинается.

Отец, уехавший в Северную Ирландию несколькими неделями раньше, чтобы подыскать жилье, наконец прислал за нами. Его долгожданное письмо пришло неделю назад, и с тех пор мать постоянно зачитывала мне выдержки из него. Она с энтузиазмом объявила, что отец подыскал для нас дом в сельской местности. Однако сначала нужно было навестить его родителей, которые с нетерпением ждали нашего приезда. Мы должны были погостить у них пару недель, пока не прибудут наши ящики и мебель, после чего нам предстояло отправиться в свой новый дом.

Мать снова и снова уверяла меня в том, что Ирландия мне очень понравится, что жизнь там будет счастливая и я буду рада встрече со своими новыми родственниками. Она с восторгом строила планы на будущее; нам предстояло жить на ферме, где можно было разводить птицу и выращивать свои овощи. Я уже представляла себе пушистых желтых цыплят, трогательных, как с пасхальной открытки, и заряжалась ее энтузиазмом. Я вслушивалась в отрывки из отцовского письма, где он писал о моих двоюродных братьях и сестрах, о нашем домике и о том, как он скучает без нас. Радость матери была заразительна, когда она описывала будущую идиллию.

Грузовик увез наши ящики и мебель, и я оглядела пустые комнаты со смешанным чувством: грустно было покидать знакомые стены и радостно в предвкушении переезда в новую страну.

Мать подхватила ручную кладь, я взяла Джуди на поводок, и мы отправились в двадцатичетырехчасовое путешествие. Но то, что мне казалось увлекательной авантюрой, для матери было суровой пыткой. Ей предстояло следить не только за багажом и мною, но еще и за Джуди, которая к тому времени выросла в шустрого терьера с яркими глазками.

Автобус довез нас до железнодорожной станции, где было много цветочных лотков и дружелюбных носильщиков. Мы сели на поезд до Мидлендз, где сделали пересадку до Кру. Я сидела в купе и смотрела, как поднимается в облака паровозный дым, вслушивалась в стук колес, и мне казалось, будто они отбивают: «Мы едем в Северную Ирландию, мы едем в Северную Ирландию».

Я едва могла усидеть на месте, но волнение не сказалось на моем аппетите. Заботясь о нашем бюджете, мать заранее упаковала продукты в дорогу. И вот теперь, развернув коричневую бумагу, я обнаружила сэндвичи с отварной говядиной и яйцо вкрутую, которое очистила и съела, глядя в окно. Затем мне досталось сочное яблоко, а мать налила себе чай из термоса. В отдельном пакете лежали объедки для Джуди, бутылочка воды и маленькая пластмассовая миска. Собака съела все до крошки, благодарно облизала мне пальцы, свернулась клубком в ногах и уснула. После того как мы поели, мама взяла влажную салфетку из другого пакетика, вытерла мне лицо и руки, а потом достала позолоченную пудреницу и быстро пробежалась пуховкой по своему носу и подбородку. Поджав губы, она накрасила их своей любимой темно-красной помадой.

Станция Кру оказалась большой и шумной, грязной и тускло освещенной, совсем не похожей на сияющие свежей штукатуркой вокзалы Кента. Мама укутала меня в шерстяное пальто, дала мне в руку поводок с Джуди, после чего занялась нашим багажом.

Согласованный с расписанием пароходов поезд Кру – Ливерпуль был забит счастливыми пассажирами, пребывающими в отпускном настроении, многие из них были военнослужащими, которые ехали домой на побывку. Недостатка в помощниках не было, и десятки рук потянулись к нашим сумкам, чтобы поставить их на верхнюю полку. Джуди получила множество комплиментов и дружеских похлопываний, и мне это было приятно. Моей миловидной матери, с темными волосами до плеч и изящной фигуркой, пришлось объяснять не одному военному, что ее встречает муж в Белфасте.

Достав свои книжки-раскраски и карандаши, не желая упускать ни минутки, я отчаянно пыталась не смыкать глаз, но безуспешно. Через час меня сморил сон.

К тому времени, как я проснулась, мы уже прибыли в Ливерпуль. Сквозь клубы дыма я наконец разглядела наш паром – серую громадину, возвышавшуюся над нашими головами. Тень от нее накрывала толпы пассажиров, которые, нагруженные своим багажом, ринулись к причалу. Уличные фонари тускло освещали маслянистую воду под мерно раскачивающимися лодками. До сих пор мне доводилось видеть лишь рыболовецкие суденышки в Рамсгейте, так что мне даже в голову не приходило, что мы можем путешествовать на таком огромном судне. Крепко зажав в руке поводок Джуди, я прижалась к матери, и мы вместе поспешили в хвост очереди, выстроившейся у трапа.

Все те же руки добровольных помощников помогли нам забраться на борт, где стюард в белом кителе проводил нас до скромной каюты второго класса, обставленной деревянным стулом, одной койкой и маленьким умывальником.

– Что, мы вдвоем будем спать здесь? – удивленно воскликнула я.

Стюард потрепал мои волосы и рассмеялся:

– Конечно, ты ведь не такая большая!

В ту ночь я прижалась к матери, и качка так меня убаюкала, что я проспала все двенадцать часов пути. Я даже не испытала морской болезни, которая, как сказал стюард, принесший нам утренний чай с тостами, скосила многих пассажиров.

Мы прибыли в Белфаст перед рассветом и снова встали в очередь, теперь уже чтобы сойти на берег. Пассажиры махали руками, перегибаясь через перила, но мне, слишком маленькой, приходилось сдерживать свое нетерпение. Как только паром окончательно причалил к берегу, опустили трап, и перед моими глазами предстал Белфаст.

Лучи восходящего солнца сверкали на влажной брусчатке пристани, по которой сновали маленькие пони с груженными багажом тележками. Встречающие обступили трап, на их лицах сияли широкие улыбки. Мой слух резанул грубый североирландский акцент приветствий, которыми обменивались родственники и друзья.

Все вокруг выглядело и звучало странно и непривычно, пока мы высматривали отца. Мы с мамой увидели его одновременно – он шел прямо на нас, широко улыбаясь. Он крепко обнял и поцеловал мать, потом подхватил меня на руки, закружил и звонко чмокнул в каждую щеку. Джуди с подозрением обнюхивала его ноги, и впервые ее хвостик не вилял.

Он говорил о том, как скучал без нас, как рад нашему приезду, с каким нетерпением все ждут встречи с нами. Подхватив наши чемоданы, он повел нас к машине.

Автомобиль, как сообщил отец, заговорщически подмигнув, он взял напрокат, чтобы облегчить нам финальный этап путешествия. Мать засветилась от удовольствия, услышав, что он не хотел утомлять ее поездкой на поезде до Коулрейна, теряя счастливые мгновения, которые можно было провести вместе.

Меня усадили на заднее сиденье, укутали теплым пледом, и так начался наш последний переезд. Он держал мать за руку, и я слышала, как он говорил ей:

– Все будет совсем по-другому, вот увидишь, здесь мы будем счастливы. Антуанетте тоже будет хорошо, все-таки на свежем воздухе – не в городе.

Мать склонила головку ему на плечо, и он потерся об нее своей рыжеволосой головой. В тот день их счастье было по-настоящему осязаемым. Даже для меня, маленькой девочки, это было очевидно.

Впервые в жизни я почувствовала себя лишней. Все внимание отца было сосредоточено на матери. Я видела ее улыбки, на этот раз предназначенные не мне, и понимала, что родители поглощены друг другом. Смутная тревога, словно предупреждение о грядущих переменах, постепенно овладевала мной, пока я разглядывала проплывающие за окном пейзажи.

Передо мной появились ирландские горы цвета индиго, их вершины еще были спрятаны в утренней дымке. А по суровым равнинам были разбросаны приземистые серые домики, так не похожие на нарядные черно-белые, крытые соломой коттеджи Кента. На полях, разгороженных низкими каменными изгородями, овцы жались друг к другу в поисках тепла. Мы проезжали крохотные деревушки, где в одном из домов находился единственный на всю округу магазин. Свиньи, вокруг которых топтались тощие куры, умиротворенно валялись в грязных дворах одноэтажных ферм. Дети махали вслед нашей машине, и я махала им в ответ, поднося к окну Джуди, чтобы она тоже могла их видеть.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.