Договор был ограничителен, причем в гораздо большей степени, чем того хотели ученые, но планета-то принадлежала тенду, и людям приходилось подчиняться их желаниям.
На подготовку договора ушло больше месяца. Большую часть времени съели грамматика и переводы. Когда соглашение было подписано, Джуна взяла недельный отпуск и отправилась на рыбалку с Укатоненом, Анитонен и Моуки. Они поплыли вверх по реке, погруженные в свои воспоминания. Джуна и Моуки плескались в реке, играли и сливались. На всем лежала тень печали, ощущение близости конца, понимание того, что все это в последний раз. Моуки то льнул к Джуне, то вдруг отдалялся и злился. И все же Джуна наслаждалась тишиной и близостью своих друзей — тенду.
В последнюю ночь этой недели Джуна засиделась с Укатоненом и Анитонен допоздна.
— Я многому научилась у тенду. Бывает время, когда я хочу остаться с вами навсегда, но… — Джуна не могла оторвать глаз от теплой влажной темноты джунглей. — Мне не хватает ощущения того, что я — человек. Я устала быть другой, устала чувствовать себя чужой среди людей. Я хочу касаться их тел, хочу, чтобы они касались моего. Мне больно, когда они шарахаются, дотронувшись до меня.
— Ты хочешь вернуться к своему прежнему обличью? — спросила Анитонен. — Это нетрудно сделать.
Сердце Джуны заколотилось при мысли, что она снова станет человеком.
— Ох, Анитонен, это было бы замечательно! Но я не могу измениться. Тенду нуждаются во мне, я необходима Моуки…
— Ты вышла из гармонии с собой, — сказала Анитонен. — Ты отдала нам пять лет своей жизни. Это много. Патрисия знает язык уже достаточно хорошо, чтобы переводить, особенно если ты ей поможешь. Настало время вернуться к своим людям целиком.
— Но Моуки… — начала Джуна.
Укатонен положил свою руку на руку Джуны.
— Моуки знал, что такое время наступит, знал с тех самых пор, как ты взяла его в бейми.
— А как же ты? — спросила Джуна. — Если Моуки не примет тебя… — Джуна смолкла, не в силах продолжать.
— Я несу ответственность за свои решения, — ответил Укатонен, — и должен буду жить с их последствиями. Даже Моуки и тот знает, что тебе необходим твой народ. Ожидание лишь оттягивает наступление перемен, оно их не останавливает.
Он был прав, Джуна это понимала хорошо. Время пришло. Отсрочка трансформации означала только одно — никому не принося пользы, длить собственные несчастья.
— Это займет много времени?
Анитонен покачала головой.
— Я могу начать работу сейчас же. К тому времени, когда ты вернешься на корабль, почти все будет завершено. Для того, чтобы руки и ноги пришли в прежнее состояние, нужно несколько недель. И пока это будет происходить, они будут болеть. Я сделаю так, что выходить на воздух ты сможешь без скафандра. Однако ты выйдешь из гармонии, глаза станут слезиться, из носа потечет. Но как только ты опять вернешься на корабль, все это прекратится. Если хочешь, мы сохраним твое улучшенное зрение, слух и координацию движений.
— Это было бы хорошо, — ответила Джуна, глядя на Моуки, мирно свернувшегося в клубок под слоем листвы. — Разбудим его?
— Ему будет больно смотреть на это, и он может нарушить слияние, — возразила Анитонен.
Джуна слегка дотронулась до Моуки, он зашевелился и перевернулся на другой бок. Что ж, возможно, лучше для них обоих, чтобы кончилось это мучительное ожидание. Кто знает, не ощутит ли тогда Моуки большей близости к Укатонену? Она протянула руки к Анитонен.
— Пожалуйста, эй, сделай меня опять человеком.
Моуки, уютно свернувшись в своем гнездышке из листьев, прислушивался к голосам леса и не спешил на встречу с наступавшим утром. Сегодня они возвращаются к берегу океана. Его ситик уйдет к своим людям. Облако грусти заволокло его кожу. Как ему хочется остаться здесь, сделать вид, что люди Иирин не возвращались обратно, не отнимали ее у него!
Моуки сел. Гнездо Иирин пустовало. Он увидел, как она плавает в холодной чистой реке. Солнечные лучи, косо прорываясь сквозь утренний туман, ложились на воду тяжелыми золотыми полосами. Моуки захотелось запомнить эту картину навсегда, чтобы унести ее с собой, когда он последует за Иирин, покидая эту планету. Ему будет плохо без джунглей. Вон Иирин встает и идет по мелководью к берегу, роняя сверкающие капли воды. Моуки рванулся сквозь завесу лиан, чтобы встретить ее поскорее.
Он мчался, чтобы обнять своего ситика, но в нескольких шагах от нее остановился как вкопанный. Что-то было не так… Ее кожа казалась окутанной туманом и странно бесцветной.
— Что случилось? — спросил он с тревогой. — Ты заболела?
Иирин отрицательно покачала головой.
— Я возвращаюсь к своему прежнему облику, Моуки. Я попросила Анитонен снова сделать меня человеком. — Слова на ее коже расплывались и возникали гораздо медленнее.
Моуки попятился.
— Нет! — воскликнул он. — Нет, нет, нет, нет! — Он повернулся, чтобы бежать, но Иирин успела схватить его за плечо и повернуть лицом к себе.
— Моуки, пожалуйста, подожди, — сказала она. Моуки сбросил с себя напряжение, и она отпустила его. — Я ведь осталась той же самой, какой была раньше. Только внешность меняется.
Моуки протянул руки, прося о слиянии. Иирин качнула головой.
— Не могу, Моуки. Сама теперь не могу. Нам нужен кто-то, кто поможет мне. Давай пойдем к Укатонену, попросим его помочь.
Укатонен сидел на камне на берегу выше по течению и потрошил двух больших рыб лорра к завтраку. Иирин попросила его помочь им слиться.
— Сначала позавтракаем. Твой ситик, наверно, голодна.
Иирин кивнула, а Моуки побурел от стыда. Он был эгоистичен, забыл о нуждах ситика.
— Разреши, я помогу, — сказал он. — Что еще надо сделать?
Укатонен цветом выразил одобрение.
— Ты можешь снять кожу с рыбы и нарезать ее, пока я поищу кореньев.
— А мне что делать? — спросила Иирин.
— Отдыхать и ждать завтрака. Перемена — дело важное, и тебе его хватит на весь день.
— Тогда я посижу с Моуки.
Они сидели молча, наслаждаясь близостью, все время, пока Моуки нарезал рыбу и раскладывал ее аккуратно на зеленом листе. Иирин коснулась его плеча, когда он кончил готовить завтрак. Он поднял на нее взгляд. Уши насторожились.
— Ты сердишься, что я меняюсь? — спросила Иирин.
Моуки покачал головой и выбросил рыбьи кишки в кусты. Он не сердился. Он просто ощущал пустоту. Был пуст внутри, как пень заброшенного дерева на. Он уже давно со страхом ждал этого. А теперь, когда это произошло, в нем осталась только ноющая пустота.
— Тебе нужны твои люди, — ответил он, пожимая плечами. А что еще он мог сказать?
— Мне ужасно жаль, Моуки, — отозвалась Иирин.
— Я знаю, — ответил он. — Так должно было случиться. Все правильно.
И все равно они будут вместе. Ему удалось украсть комбинезон — тот, в котором тепло, — когда они ездили на остров. Все, что надо сделать, это проникнуть на борт шаттла, который довезет его до небесного корабля Иирин. Там он сможет спрятаться до того времени, когда уже поздно будет возвращать его на родную планету. И тогда они с Иирин будут вместе, и все получится прекрасно.
Когда завтрак кончился, Укатонен протянул руки, готовый к слиянию.
— Это будет очень короткое слияние, Моуки. Иирин нуждается в энергии для превращения.
Моуки рябью показал, что понимает. Он протянул руки, и облако сожаления прошло по его коже. Иирин взяла его руку и руку Укатонена. Шпора Иирин стала мягкой и пористой. Он попробовал соединиться через нее, но ощутил лишь массу умирающих клеток.
— Соединяйся через кожу, Моуки. Ее шпоры больше не работают, — сказал ему Укатонен.
Моуки изменил положение кисти. Он вонзил шпору прямо в кожу Иирин и добился слияния. Там был и Укатонен, который помогал им обоим. Моуки ощутил горе Иирин, смешанное с радостью от происходящих с ней перемен. Моуки заставил свою любовь к ситику подняться над собственной печалью. Если этому слиянию суждено стать последним, то пусть Иирин сохранит о нем радостные воспоминания. Они достигли равновесия, горько-сладкого равновесия тоски и любви.
Путешествие вниз по реке прошло спокойно. Иирин потеряла способность говорить на языке кожи уже к середине утра. После этого никто из них не проронил ни единого слова. Большую часть времени Иирин проводила в воде, цепляясь за бревна плота, успокаивая и смягчая свою отмиравшую кожу. Ко времени, когда они добрались до берега, к тому месту, куда должны были подплыть за Иирин ее люди, туземная кожа уже слезала с нее большими лоскутами. Иирин радировала на корабль, что прибыла, а потом окунулась в океан, где Анитонен помогла ей освободиться от остатков старой кожи. Из океана она вышла совсем другая — чистая, смуглая, похожая на других человеков. На пальцах были плоские ногти, а не острые когти, а ладони потеряли «насечку» для лазанья по деревьям и стали гладкими.
Моуки не мог вынести нового вида своего ситика. Он отвернулся и стал смотреть в океанскую даль цвета темного сланца, затянутую серыми облаками, набухшими дождем и полностью скрывшими закатное солнце. Моуки ощущал себя таким же облаком — серым от тоски. Вдали он увидел темное пятно, которое огибало мыс. Это была лодка, которая шла сюда за Иирин, чтобы навеки увезти ее от него. И хотя он знал, что это не так, что он еще увидится со своим ситиком, прибытие лодки возвещало конец. Когда она отойдет от берега, все станет совсем другим.
Кто-то дотронулся до его плеча. Иирин. В руке она держала палочку.
— Я люблю тебя, Моуки, — написала она на языке кожи на мокром песке.
Моуки кивнул.
— Я тоже люблю тебя, — ответил он. — Мой ситик.
Иирин потрепала его по плечу, и они еще долго стояли, ожидая лодку, которая увезет ситика, глядя на серые облака и на серый океан.
Наконец лодка выскочила на песок. Иирин положила в нее свои рыболовные снасти и обняла Укатонена и Анитонен. Затем повернулась к Моуки и долго гладила его лицо. Этот жест без слов сказал ему все, что она хотела сказать. Потом она вошла в лодку. Моуки смотрел, как лодка уходит от берега и как набегающие волны смывают слова, написанные Иирин на песке.
31
После четырехдневного обследования врачи выписали Джуну из госпиталя. Она сразу же отправилась в общую сауну, чтобы смыть больничные запахи. Время было обеденное, и баня пустовала. Джуна радовалась одиночеству — слишком уж много рук обстукивало и ощупывало ее за последние дни. Мирная тихая баня успокоит ее натянутые нервы и ноющие руки и ступни.
Она скинула одежду, сунула ее в одну из розовых пластиковых корзин, стоявших на полке, и стала рассматривать себя в зеркале. Выглядит она как гимнастка. На теле выступают круглые сильные мышцы. Она повернулась, напрягая и расслабляя мускулы, смеясь от радости, что выглядит так здорово. Волос на голове пока не было — кожу черепа покрывал легкий пушок, а ее высокие круто изогнутые брови сейчас выглядели, как еле заметные черточки. Отсутствие бровей странно молодило Джуну. Она взяла полотенце, мочалку и тут заметила, что слабые голубые насечки племенной татуировки почти совершенно исчезли с ее рук и кистей. Джуна нахмурилась. Это мать водила ее к татуировщику как раз перед тем, как начались все несчастья и ужасы войны. Татуировка была последней вещественной памятью о добрых временах, проведенных с матерью. Надо будет обновить татуировку, когда она вернется на Землю.
Она изо всех сил принялась намыливать себя у одного из нижних кранов, вделанных в стену. Затем смыла мыльную пену и вошла в огромную общую ванну с плиточным дном, издав при этом громкий вздох наслаждения. Как чудесно снова чувствовать себя человеком!
Джуна опустилась в горячую воду, от которой клубами поднимался пар. До трансформации она избегала общей бани. Как бы она ни оттирала свою кожу, прежде чем войти в свою собственную ванну, кожа все равно оставалась чужой. А она не хотела грязнить общую баню своей чужестранностью.
Джуна позволила рукам всплыть на поверхность воды. Вода была такой горячей, что новые ногти не выдержали и заныли. Впрочем, эта дополнительная боль скорее облегчила боль, гнездившуюся в костях рук и ног. Время от времени Джуна ощущала в мышцах болезненную судорогу, которая сопровождала процесс адаптации мышц к укорочению костей стоп и кистей. Ее руки уже успели уменьшиться почти на полсантиметра.
Полсантиметра за четыре дня. Это привело врачей в остолбенение. Они пришли прямо-таки в бешенство из-за того, что она предприняла трансформацию где-то в джунглях, а не под их наблюдением в стерильных условиях больницы. Джуна же нисколько не жалела о своем выборе. Это дало ей возможность проститься со своей жизнью среди тенду спокойно и с достоинством. У врачей еще будет возможность наблюдать подобную деятельность тенду: об этом она уже договорилась.
Джуна глубоко вдохнула воздух и скользнула под воду с головой, чтобы полежать на черном плиточном дне ванны эдаким эмбрионом в обнимающей ее горячей воде. Она постаралась проникнуть внутрь себя, чтобы ощутить свои жизненные ритмы, как делала это до трансформации. Если очень напрячься, то она чувствовала их и сейчас, но как бы за какой-то завесой. Джуна вынырнула и вытянулась, позволяя горячей пузырящейся воде поддерживать ее на плаву. Тяжелые шаги гулко простучали по плиточному полу бани. Джуна открыла глаза и села.
— Эй там! А не хотели бы вы, чтобы вам спинку потерли?
— Брюс!
— Я помешал?
— Вовсе нет, — ответила Джуна.
— Тогда я помоюсь и присоединюсь.
— Буду рада, — улыбнулась Джуна.
Брюс сел на небольшую деревянную скамейку у одного из нижних кранов и стал намыливаться. Джуна вышла из ванны, взяла мочалку и принялась тереть ему спину, любуясь красивой линией его мускулистых плеч. Брюс перестал намыливаться и выгнул под ее руками спину, будто довольный лаской кот.
— Чудесно, — пробормотал он. — Только не вздумай останавливаться.
Ее руки спустились еще ниже. Теперь она терла только одной рукой, а второй разминала мышцы по всей спине — сверху вниз. Дойдя до ягодиц, Джуна приостановилась. Брюс обернулся и начал намыливать ей руки и плечи. Она подняла подбородок, подставляя ласке шею и грудь. Мочалка бесшумно скользила по ее гладкой коже. Она выпрямилась и зажмурила глаза. Руки Брюса спустились ниже. Теперь он намыливал ее груди.
Джуна почувствовала, как жар разгорается в ее лоне. Соски напряглись. Она открыла глаза и придержала его руки.
— А вдруг кто-нибудь войдет?
— Нас не потревожат, — ответил Брюс с лукавой улыбкой. — Баня закрыта «по техническим причинам». Я сам повесил табличку. Хочешь, чтобы я продолжал?
Она наклонилась и поцеловала его. Скользкие от мыла руки Брюса сначала спустились по ее спине, потом поднялись вверх по бокам. Он обхватил ее груди своими широкими ладонями и стал ласкать их, пальцами поглаживая соски. Поцеловал, вложив ей в рот свой язык. Она ответила ему тем же, а потом опустила руку вниз, коснувшись большого напряженного члена. Брюс протянул руку и включил душ. Они долго стояли под теплым ливнем, целуясь, пока струи смывали с них хлопья мыльной пены.
Наконец Брюс вложил руку между ее бедрами и стал гладить их нежными сильными пальцами. Джуна вздрогнула, опустила ему подбородок на плечо и изогнулась, чтобы дать руке Брюса лучший доступ. Она прижималась к нему раз за разом, испытывая очередной оргазм.
— Пожалуйста, — прошептала она. — Мне нужно лечь.
Брюс расстелил четыре банных полотенца, выбрав место посуше, а пятое сложил в виде валика для головы. Они легли. Брюс целовал ей шею, грудь, посасывая соски, а рука его все еще действовала внизу, заставляя Джуну все снова и снова выгибать спину в оргазме.
Наконец она оттолкнула его.
— Теперь моя очередь, — шепнула она, начиная целовать его живот, спускаясь все ниже, вдыхая его чистый теплый мужской запах. Спустя несколько минут Брюс отодвинулся. Джуна легла на полотенца, притянула Брюса к себе и застонала, ощутив, как он вошел в нее. Это был чистый экстаз секса.
Потом они долго лежали в горячей ванне. Джуна вытянулась и улыбалась, вспоминая ощущение от его рук, ласкавших ее грудь. Она пожалела, что они не могут слиться, что она не может разделить с Брюсом это ощущение.
— О чем ты думаешь? — шепнул он.
Она засмеялась.
— Я подумала о том, как хорошо снова иметь соски.
— А ты мне и без них нравилась, — ответил Брюс.
— Но мне это мешало.
— А я бы смирился с этим, Джуна. Мне уже хотелось попробовать.
Она повернула к нему лицо.
— Я почти пять лет провела в чужой шкуре, Брюс. И я не хочу, чтобы кто-то смирялся со мной. Я хочу быть сама собой. — Джуна вглядывалась в темное, наполненное звуками текущих струй пространство бани. — Пока экспедиция не вернулась за мной, все было еще ничего. Я была тенду среди других тенду. Я даже забыла, что выгляжу странно. Но когда вернулись люди, я увидела себя их глазами. — Она зажмурилась, вспоминая. — И поняла, что я — другая. Я изменилась так, что в чем-то перестала быть человеком. И я решила стать прежней. Мне было просто необходимо стать человеком полностью. — Она опустила свою руку ему на грудь и улыбнулась. — Так хорошо снова оказаться в своей шкуре!
Джуна выпрыгнула из лодки на берег, не дожидаясь, пока выйдут остальные участники группы. К ней уже мчался Моуки. Она схватила его на руки и прижала к себе.
— Как я рада тебя видеть! — сказала она на стандартном. «Будем надеяться, что он поймет», — подумала она.
— Мне было плохо без тебя, — на стандартном же ответил Моуки. Он взял ее за руку и повел от берега по тропе, ведущей к утесу. — Укатонен и Анитонен уже ждут, — добавил он на тенду.
Джуна чихнула. Глаза и нос чесались, будто она заболела сенной лихорадкой. Анитонен сказала ей, что она будет реагировать на местные белки в воздухе, но что они ее не убьют. «Они всего лишь вызовут у меня желание помереть на месте», — подумала она. Врачи дали ей приборчик вроде ингалятора, но Джуна считала, что если проблемы возникнут, то лучше положиться на тенду. Чихая без конца, она быстро зашагала за своим бейми.
Наконец они оказались в джунглях. Анитонен и Укатонен ждали. Джуна сразу протянула руки, прося о слиянии. Рябь смеха пробежала по телу Анитонен.
— Случись такое с тобой, небось было бы не до смеха, — пробормотала Джуна. Укатонен взял ее за руку и подвел к ближайшему дереву. Они сели, и Укатонен сделал Моуки знак приблизиться.
— Я покажу Моуки, как надо облегчать твое состояние, чтобы он мог помочь тебе в случае чего.
Они слились. Джуна сразу же ощутила, как проходит жжение в глазах и в носу. Укатонен стал обучать Моуки, каким образом можно избавить ее от аллергической реакции. Когда это было сделано, эго Моуки охватило ее со всех сторон. Джуну ошеломила сила его эмоций — бешеная радость от того, что он снова видит ее, смешанная с горем из-за ее перемены. Без аллу Джуна не могла заблокировать Моуки. Укатонен вмешался, чтобы прикрыть ее, пока Моуки не овладеет собой. Когда эго Моуки снова приблизилось к ней, Джуна поняла, как счастлив он тем, что они снова слились. И ей тоже его не хватало. И тогда они оба по спирали вознеслись к счастью, пребывая там до тех пор, пока Укатонен не разорвал контакт.
Анитонен и другие тенду ушли в Лайнан, чтобы предупредить Лалито о прибытии человеков. Поняв, что в данную минуту она еще не готова иметь дело с группой работников экспедиции, Джуна ушла на просеку, открытую солнцу, где еще недавно Брюс обнимал ее за плечи, когда она рыдала. Великолепные орхидеи, покрывавшие ствол упавшего гиганта, уже умерли. Опылители, которые обычно их оплодотворяли, не смогли к ним пробиться на самый нижний ярус. Ни одна из них не дала семян. Джуну это зрелище почему-то сильно огорчило. Взглянув на хроно, она поняла, что сильно задерживает группу сотрудников экспедиции, и поспешила на вершину утеса, где ее ждали.
Сегодня она сопровождала полдюжины специалистов по Контакту, чтобы нанести визит деревне Лайнан. Впервые другие люди, кроме нее, могли посетить дерево-деревню. Она вела группу исследователей по знакомой тропе, указывая на разные интересные вещи, попадавшиеся по пути. В лесу ее голос звучал необычайно громко. Птицы срывались с деревьев, насекомые и всякая прочая мелочь смолкали по мере приближения людей. Повсюду она слышала шепот падающих листьев, когда древесные животные разбегались по своим дуплам и другим убежищам. Она вдруг ощутила себя чужаком, нежданно вторгшимся в когда-то знакомый дом.
Наконец они добрались до дерева-деревни. Джуна улыбалась откровенному удивлению людей, увидевших колоссальный ствол дерева, вершина которого скрывалась за плотным пологом листвы верхнего яруса леса. Джуна села, ожидая появления деревенских. Дорога оказалась неимоверно тяжелой для ее укорачивающихся ног.
Когда Лалито с несколькими старейшинами спустились вниз, чтобы приветствовать гостей, Джуна встала и принялась возиться с компьютерной приставкой, которая позволяла разговаривать с тенду.
— Приветствую вас в Лайнане, — сказала Лалито на сугубо формальном диалекте. — Разрешите нам проводить вас внутрь.
Джуна все еще возилась с неуклюжей приставкой.
— Спасибо, — удалось ей произнести наконец. — Мы принесли лестницу, чтобы было удобнее подниматься в вашу деревню. — Она сделала знак, и ее спутники развернули длинную веревочную лестницу. Джуна улыбнулась, увидев, как при виде лестницы уши Лалито насторожились. Это был великолепный подарок. Но он был не только ценен сам по себе, он еще спасал тенду от затраты энергии, которая требовалась, чтобы втащить неуклюжих человеков на дерево и в деревню.
Лалито вежливо-официально поблагодарила Джуну, а затем сделала знак нескольким бейми втащить лестницу на дерево. С ветви спустили веревку, сплетенную из лиан, и привязали к лестнице. Через десять минут один конец лестницы втащили наверх и крепко привязали там.
Джуна свернула компьютер и сунула его в рюкзак.
— Следуйте за нами, — сказала она людям, — и не глядите вниз.
Следом за Джуной карабкалась Патрисия Тангай, а дальше прочие специалисты по КСИ. Подъем был трудный и долгий. К тому времени, когда они добрались до чашеобразной развилки ветвей, в руках и ногах Джуны остро пульсировала боль. Прохромав до центра развилки, Джуна села, сунув горящие ладони под мышки, чтобы тепло тела облегчило боль в ладонях. Кто-то прикоснулся к ее плечу. Это был Моуки. Он протянул руки для слияния. Джуна было заколебалась, но боль в руках и ногах была непереносима. Они соединили руки, и боль тут же пошла на убыль. Джуна ощущала, как эго Моуки движется сквозь нее, как оно снимает боль, как лечит мелкие порезы и ушибы, водяные пузыри и потертости, которыми она обзавелась на пути в деревню. А за всем этим ощущалось его огромное горе. Джуна даже обрадовалась, когда Моуки разорвал контакт, окончив свою работу. Она почти ненавидела себя как за полученное облегчение, так и за ту боль, которую она доставила Моуки тем, что переменилась.
— Спасибо, Моуки, я теперь чувствую себя куда лучше, — сказала Джуна, надеясь, что он поймет человеческую речь. Ей было отвратительно даже подумать, что для общения со своим бейми нужно воспользоваться транслятором.
— Рад был помочь, — ответил он, прикасаясь к ее плечу. — А теперь пора идти. Нас уже ждут.
Джуна последовала за Моуки вниз — к сердцу дерева. Сотрудники экспедиции сидели на пороге помещения Лалито, рассматривая деревенских, которые, в свою очередь, смотрели на них во все глаза.
— И вы жили все время вот в такой деревне? — спросил ее один из специалистов по КСИ.
— По большей части я жила в Нармоломе — он находится дальше от побережья, но по два месяца в году проводила здесь, в Лайнане.
— Не понимаю, как вы не свернули себе шею! У меня закружилась голова только оттого, что я выглянул за дверь.
— Сначала и мне было трудно, но я привыкла. У меня не было выбора, — ответила Джуна. Ей уже надоело объяснять одно и то же по многу раз.
Джуна и Лалито медленно повели всю группу землян вниз по пандусам, показывая им складские помещения, жилые комнаты и даже ульи пчел-тилан. Ученые брали образцы всего, что попадалось на пути, — остатков пищи, мертвых пчел, меда и даже обрывков волокна, из которого здесь плели корзины. Они измеряли комнаты, диаметр ствола, размеры дверей и балконов. За спиной у них толпились жители деревни, с любопытством наблюдая за всем, что делают эти человеки. Джуна снова почувствовала себя чужой, возясь с транслятором, задавая вопросы и переводя ответы. Бесцеремонное любопытство специалистов КСИ вызывало у нее чувство глубочайшего стыда. Не в силах дольше переносить его, она выключила транслятор и передала его Патрисии.
— Пойду подышу чистым воздухом, — сказала она. — А ты пока займись переводом.
Джуна вылезла из дупла и облегченно вздохнула. Влажный воздух был прохладен и свеж — чувствовалось приближение полуденного ливня. Она забралась в самую гущу кроны и уселась на удобной развилке. Прикрыв веки, Джуна вдыхала сладкий, насыщенный запахом зелени воздух, отдаваясь слабому покачиванию ветвей, дарившему спокойствие ее напряженным нервам.
Ветвь, на которой она сидела, вздрогнула от чьих-то шагов. Это была Анитонен. Джуна подвинулась, чтобы дать ей место. Они долго смотрели друг на друга, а потом Анитонен протянула к ней руки для слияния. Джуна, чуть поколебавшись, схватила запястья энкара.
Она чувствовала, как Анитонен одну за другой перебирает бушующие в ней эмоции, как укрощает гнев, как успокаивает боль потери. Когда боль ушла, Джуна вдруг обнаружила, что думает об экстазе и чувстве раскрепощения, которые она испытала в бане с Брюсом.
Анитонен вышла из контакта. Ее кожа полыхала золотом, отражая сексуальное возбуждение Джуны. Ощущая неловкость и даже стыд, Джуна отвернулась, давая Анитонен время прийти в себя и овладеть своими чувствами.
— Спасибо, — сказала она, когда кожа Анитонен приобрела прежний нейтральный зеленый цвет.
— Тебе лучше? — спросила Анитонен.
Джуна кивнула.
— Ты прошлой ночью нерестилась с Брюсом.
Джуна снова отвернулась, ее щеки горели от смущения. Анитонен коснулась ее руки.
— Секс заменяет у вашего народа аллу-а, не так ли?
Джуна пожала плечами. Секс, конечно, в некоторой степени исполняет функции аллу-а, но в уме ты всегда остаешься одна, как бы ни была интуитивно близка с партнером. Она пожалела, что оставила свой транслятор у Патрисии, хотя и знала, что и с ним она не сможет объяснить Анитонен все. Секс занимает в человеке слишком большое место.
— Нам пора идти, — сказала Анитонен. — Там все тебя ждут.
Джуна пошла вниз за энкаром. Она двигалась очень осторожно, ясно ощущая, что ее руки и ноги больше не предназначены для лазанья по деревьям.
Вся группа специалистов сидела в комнате Лалито.
— Извините, — сказала Джуна. — Мне было необходимо подышать свежим воздухом. Так на чем вы остановились?
Они вернулись на пляж часа за два до заката солнца. Специалисты КСИ уселись в тени утеса и разложили перед собой собранные пробы, ожидая, когда же придет за ними катер. Джуна бродила по пляжу, держа за руку Моуки, ужасно довольная, что на сегодня с работой покончено. К ним присоединилась Патрисия.
— Джуна, что случилось там — в деревне? Почему ты ушла так внезапно? Ведь дело отнюдь не в чистом воздухе, верно?
Джуна поглядела в сторону утеса в джунглях.
— Я поглядела, как они собирают пробы для анализов, как производят замеры, и мне вдруг стало тревожно. Ведь они находились в этой поразительной деревне, а сами замеряли габариты дверей и собирали кусочки всякого мусора. Мне это показалось… — она замолчала, подбирая нужные слова, — …таким глупым, таким вульгарным. Они спешили изучать какие-то жалкие кусочки, какие-то детальки культуры тенду, когда прямо перед их носом сидело целое! — Она покачала головой. — Это, должно быть, я от тенду набралась: они изучают систему целиком, узнают, как она работает, а уж затем обращаются к деталям, из которых эта система состоит. Мы, люди, действуем как раз наоборот. Мы сначала разбираем вещь на составные части, а потом пытаемся сложить из них целое. Я не думаю, что этот метод годится для изучения народа.
— Нет, тут было нечто большее, — сказала Патрисия. — Тебя мучает что-то еще.
— Знаешь, очень тяжело лишиться возможности разговаривать с тенду напрямую, — ответила Джуна. — Это создает такое ощущение, будто я отрезала себя от мира толстым листом плексигласа. И особенно это болезненно при общении с Моуки. Он ведь так нуждается во мне.
Патрисия сжала ей руку.
— Ты так много всего перенесла. Почему бы тебе не отдохнуть немного?
— Я нужна тебе.
— Через два месяца ты все равно уедешь домой, — ответила ей Патрисия. — Мы должны учиться обходиться без тебя. Возьми отпуск. Слетай на корабль-матку. Посмотри фильмы, послушай записи, отдохни. Возьми с собой Брюса. Ты заслужила это, а по моему мнению, тебе это просто необходимо.
Джуна посмотрела на Моуки и вздохнула. Предложение звучало соблазнительно. Ведь с самого возвращения экспедиции она работает без передышки. Кроме того, она все равно вскоре уедет домой. Неплохая мысль — дать им понять, как много они потеряют с ее отъездом.
— Пожалуй, я поговорю с капитаном.
— Вот и хорошо.
Джуна через воздушный шлюз шаттла перешла на корабль-матку.
На борту ее ожидал почетный караул в парадной форме. Она улыбнулась и смахнула непрошеную слезу. Брюс сжал ее руку. Как прекрасно снова очутиться в космосе! Исполняющий обязанности капитана коммандер Зуссман тепло приветствовал их и провел в большую двойную каюту.
— Сейчас, когда почти все на базе, у нас много места, — сказал он. — Я приказал команде уважать ваше желание отдохнуть, так что с вопросами к вам никто лезть не будет. Вы в отпуску, а из того, что мне сообщила капитан, я понял, что вы его заслужили.
— Благодарю вас, коммандер. Боюсь, мы доставили вам много хлопот.