Твин Пикс (№3) - Твин Пикс: Расследование убийства. Книга 2

А известный головорез из Бостона Риччи Альберти, на совести которого было как минимум несколько десятков кровавых убийств, проникся чувством собственного достоинства в результате того, что грабил, насиловал и убивал людей. Он гордился тем, что был врагом общества номер один. И разница между мистером Хорном и злодеем Альберти состоит в том, каким способом каждый из них добился признания собственной значимости. Даяна, я нередко замечал, что очень многие люди просто завернуты на этом. Люди могут сойти с ума в надежде обрести в мире безумных грез сознание значительности, которого они лишены в этом суровом мире реальности. В специализированных клиниках число пациентов, страдающих психическими заболеваниями, превышает число всех других больных, вместе взятых. Если тебе, Даяна, больше пятнадцати лет, а я знаю, что наверняка больше, и если ты живешь в Вашингтоне — а ты действительно живешь в Вашингтоне, то у тебя, по статистике, имеется один шанс из двадцати провести семь лет своей жизни в психиатрической больнице. Даяна, ты спросишь, какова причина помешательства?.. Я отвечу. Этого не знает никто. Фактически, около половины психических заболеваний можно отнести за счет различных физических причин. А вот вторая половина людей, страдающая душевными расстройствами — и это действительно страшно, Даяна — по-видимому, не имеет никаких дефектов в клетках мозга. Почему же эти люди сходят с ума?.. Как-то я говорил по этому поводу с шерифом Твин Пикса Гарри Труменом. Тот, в свою очередь, сославшись на доктора Джакоби, который не столь давно читал перед полицейскими лекцию на эту тему, сказал, что многие люди, сходящие с ума, проникаются в состоянии безумия состоянием значительности, которого они не могли приобрести в мире реальности. Он высказал интересное предположение касательно сына Бенжамина Хорна, Джонни, который воображает себя вождем краснокожих… Совершенно очевидно, что в реальной жизни он никогда бы не достиг такой значительности — и, прежде всего, Даяна, в собственных глазах. В любом случае, быть вождем индейцев пусть деже и в собственных глазах гораздо привлекательней, чем быть заурядным жителем этого городка. Я думаю, что этот Джонни Хорн куда счастливей нас с тобой… А почему бы и нет?.. Ведь он разрешил все свои проблемы. В собственном мире грез и фантазий он обладает сознанием значительности, которого столь страстно желает… Если некоторые люди так жаждут подобного сознания, что действительно сходят с ума, чтобы обрести его, то, представь себе, Даяна, каких удивительных вещей можно достичь, давая людям подлинное понимание этой стороны безумия…

Кэтрин Пэккард уже в который раз пересматривала все свои стеллажи, в надежде найти вторую бухгалтерскую книгу — поиски, однако, оказались тщетными. Кэтрин это очень злило, и свое раздражение она, как правило, обрушивала на несчастного Питера, который по кроткости своего характера, никогда не отвечал жене грубостью на грубость и раздражительность.

Вернувшись, как обычно, из закусочной Нормы, где Пит пил кофе, в который уже раз надоедая хозяйке фразой о том, что ее заведение — единственное место в городе, где он может чувствовать уверенность, что его не отравят, — муж Кэтрин сидел в своем кабинете с газетой в руках, изучая результаты спортивного тотализатора, когда в комнату ворвалась Кэтрин. По ее растрепанным волосам и злобному блеску глаз Питер сразу же понял, что сейчас она вновь начнет дико ругаться.

Так оно и вышло. — Ты не мужчина! — начала Кэтрин прямо с порога, — ты не мужчина, а пустое место… И зачем только я вышла за тебя замуж…

Питер тяжело вздохнул, он прекрасно знал, что дальше последует фраза о том, как она могла бы быть счастлива, если бы слушалась советов старших.

Кэтрин, брызжа слюной, продолжала:— Нет, вы только посмотрите на него! — это восклицание было чисто риторическим, ни к кому конкретному не адресованным. — Только посмотрите на него!.. Я тут с ног сбилась, разыскивая документы, на которые поставлена вся наша дальнейшая жизнь, все наше благосостояние, а ты тут, — она рывком вырвала из его рук газету, — занимаешься неизвестно чем… — отдышавшись, Кэтрин уселась рядом. В кабинете зависла долгая пауза. Наконец, Кэтрин произнесла: — какая я была дура, что не послушалась тетю… Она, едва только увидала тебя, сразу же сказала: «Это тебе не пара».

Пит попытался несмело возразить:— Но, Кэтрин… Я ведь не…

Та перебила мужа:— Замолчи!.. Я не чувствую себя в этом доме хозяйкой… У меня ощущение, что я среди врагов…

«Сейчас она заговорит о Джози», — подумал Питер и вновь вздохнул — подобные семейные сцены стали в доме настолько привычными, что уже давно перестали выводить старика из себя. Питер стоически относился к тяготам своего положения, находя невинную радость лишь в том, что при каждом скандале загадывал, по какому именно сценарию будет вестись дальнейший разговор и, надо сказать, почти никогда не ошибался.

Кэтрин приблизила лицо к Питу. — Скажи, — спросила она, — скажи, ты не помогаешь этой узкоглазой?..

В последнее время Кэтрин, находясь на грани нервного срыва, почему-то решила, что ее муж находится в тайном сговоре с китаянкой.

Пит помотал головой. — Нет…

Кэтрин продолжала пытливо вглядываться в глаза Питера. — Скажи правду…

Пит повторил с тем же выражением:— Нет… — Тогда каким образом она пронюхала о существовании второй бухгалтерской книги?..

В этот момент Питеру повезло — допрос прервал телефонный звонок. Трубку взяла Кэт. — Алло?.. — послышался в трубке мужской голос. Кэтрин Пэккард произнесла голосом, в котором ее муж уловил нотки безразличия:— Слушаю вас…

В трубке послышалось:— С кем я разговариваю?.. — С Кэтрин Пэккард… — Вы продолжаете поиски?..

Кэтрин вздрогнула. — А откуда вам известно?.. — Известно…

Кэтрин попыталась по голосу определить, с кем же она разговаривает, но ей это не удалось — звонивший намеренно искажал голос; видимо, трубка телефона была обернута какой-то материей, потому что звуки были очень тусклыми, будто бы доносившимися издалека. — Что вы мне хотите предложить?..

В трубке послышался злорадный смешок. — Съездить на сушилку номер три… — Зачем?.. — То, что вы ищете — находится где-то там… Кэтрин решила во что бы то ни стало узнать, кто это звонит. — С кем я разговариваю?..

В ответ послышались короткие гудки.

Положив трубку, Кэтрин резко обернулась и пошла в сторону дверей.

Пит, подняв голову, окликнул ее:— Ты куда?..

Та бросила на ходу:— Не твое дело… — и вышла из комнаты…

Притормозив у сушилки номер три, автомобиль Кэтрин остановился. Хлопнув дверкой, миссис Пэккард решительным шагом направилась в сторону сараеобразного сооружения.

В любой другой ситуации она бы ни за что не поехала на ночь глядя неизвестно куда, она просто не стала бы разговаривать с неизвестным по телефону. Однако бухгалтерская книга — это было важно, и Кэт, плюнув на благоразумие, решила зацепиться за последнюю надежду ее отыскать.

Двери в сушилку, как правило, не запирались — там не было почти ничего ценного; кроме того, кражи в Твин Пиксе были редки. Открыв двери и пройдя в темное помещение, Кэтрин невольно поморщилась от острого бензинового запаха, ударившего ей в нос.

«Наверное, кто-то измазался в масляную краску и чистился бензином», — почему-то подумала она.

Включив свет, она вытащила из кармана маленький женский револьвер, который, отправляясь на лесопилку, прихватила с собой на всякий случай. Пройдя несколько шагов вглубь, она остановилась: к поперечной балке, подпиравшей потолок сушилки, была привязана какая-то женщина; лицо ее показалось Кэтрин знакомым.

«Где я могла ее видеть? — Подумала Кэтрин. — Кажется, она работает в закусочной Нормы?.. Впрочем, это сейчас не важно…»

Женщина, привязанная к балке, едва заметив вошедшую, принялась что-то мычать — говорить она не могла, так как во рту ее был кляп.

Подойдя поближе, Кэт внимательно посмотрела на нее и произнесла:— Извините, но я ничего не поняла из того, что вы мне сказали…

Привязанная, показывая глазами куда-то в угол, принялась вновь мычать что-то нечленораздельное. — Вы не могли бы говорить более внятно? — со скрытой издевкой спросила Кэт.

Поискав взглядом что-нибудь острое, она обнаружила небольшой топорик — наподобие того, которым лесорубы обрубают сучья. Освободив девушку от кляпа и перерубив веревки, Кэтрин, наконец, спросила:— Кто вы такая и что вы тут делаете?..

Та, указала рукой куда-то в угол, крикнула:— Сейчас взорвется!

И действительно, тотчас же небольшое устройство, на которое Кэтрин почему-то сразу же не обратила внимания, сработало: сперва зазвонил будильник, вмонтированный в приспособление, и тотчас же прозрачным синим пламенем загорелся фитиль. В мгновение ока огненная дорожка побежала от самодельной мины в сторону стен — буквально через минуту та оказалась объятой пламенем. Кэтрин, точно очнувшись, схватила недавнюю пленницу за руку и крикнула:— Бежим!..

Однако было уже поздно: высушенная древесина, щедро политая бензином, загорелась: огонь преградил путь к входным дверям. Кэтрин и Шейла бросились к опасному выходу, но тут внезапно перед ними рухнула крыша — обе оказались в западне… Огонь распространялся стремительно — спустя всего несколько минут с того момента, как сработало стоявшее в углу взрывное устройство, вся сушилка была объята пламенем. Дым ел глаза; стало нестерпимо жарко. Кэтрин, сорвав на ходу загоревшуюся было верхнюю одежду, попыталась прорваться сквозь огонь…

Пит, задремавший в кресле, проснулся от пронзительного воя пожарной сирены. Он вскочил, и, посмотрев в окно — из «Дома на холме» прекрасно просматривался почти весь Твин Пике, в том числе и лесопилка — пришел в ужас. Даже не обуваясь, в одних только домашних шлепанцах Пит выскочил из дому и, усевшись в свой старый раздолбанный автомобиль, который давно уже пора было отправить на автомобильное кладбище, понесся в сторону лесопилки. Он почему-то был абсолютно уверен, что его жена Кэтрин поехала туда.

Лесопилка пылала. Яркие языки пламени отражались в блестящих касках городских пожарников. Те, направив пожарные рукава на горящие сооружения, тщетно пытались потушить огонь — это делалось скорее для очистки совести; сухая древесина воспламенялась мгновенно, огонь вздымался на несколько десятков футов над самыми высокими крышами…

Заметив стоявшую неподалеку машину Кэтрин, Пит окончательно убедился в том, что его жена где-то неподалеку.

«А что, если она, — в ужасе подумал Пит; ему сразу же стало не по себе от этого предположения, — а что, если Кэтрин там?..»

В отчаянии он подбежал к начальнику пожарной службы и, стараясь перекричать рев пожарной сирены, заорал тому на ухо, показывая рукой на пылающие сооружения:— Там никого нет?..

Пожарник посмотрел на Питера как на ненормального. — Там никого нет?.. — повторил Мартелл свой вопрос. — Рабочая смена давно закончилась, — ответил пожарник, — думаю, никого… — А мою жену вы тут не видели? — прокричал в ответ мистер Мертелл. — Нет…

Питер, смотря то на пожарника, то на пылающую сушилку, лихорадочно соображал, что ему предпринять. Наконец, выхватив у пожарника пластиковую маску для защиты лица, он бросился в раскрытые двери горящей сушилки…

Глава 37

Беседа Дэйла Купера и Люси Моран по поводу правильной заварки чая. — Звуковые эпистолярии Даяне. — Покушение на Дэйла Купера.

За короткое время Дэйл стал в полицейском участке своим человеком. Гарри Трумен по-хорошему завидовал ему; Томми Хогг и Энди Брендон уважали и преклонялись перед ним; чувства Люси Моран можно было также охарактеризовать, как уважение, переходящее иногда в трепет…

Дэйл относился к секретарше шерифа со снисходительной улыбкой. Он прекрасно видел, что Люси изо всех сил стремится понравиться ему — об этом свидетельствовал и вишневый пирог, с появлением Купера появляющийся на столике в кабинете шерифа, и лучшие сорта чая и кофе, которые Люси, скорее всего, покупала за свои деньги… Кстати, по поводу чая у Купера произошла с секретаршей Гарри любопытная беседа, после которой Люси еще больше зауважала приезжего агента ФБР, хотя раньше ей казалось, что уважать Купера больше, чем есть — просто невозможно.

Сидя в вестибюле полицейского участка, Дэйл, попивая горячий чай, произнес:— Люси, вы превосходно его завариваете… Вы, наверное, пользуетесь поваренной книгой?..

Та отрицательно покачала головой. — Как ни странно, Дэйл, ни в одной из поваренных книг не указано этого.

Дэйл сделал еще один глоток. — Это тем более странно, тем более, что, во-первых, чай всегда являлся в цивилизованных странах одним из оплотов истинной культуры, а во-вторых, Люси, лучший способ его заварки является предметом бурных дебатов. — Допив чай, Купер предложил: — Люси, хотите, я расскажу вам о собственном способе правильной заварки чая?..

Та с интересом посмотрела на Дэйла. — Да…

Купер, повертев в руках пустую чашку, поставил ее на стол. — У меня есть не менее одиннадцати непреложных правил заваривания…

Люси удивленно подняла брови. — Ого…

Купер продолжал:— Чай должен быть или индийским, или цейлонским. Китайский чай обладает несомненным достоинством, которым не стоит пренебрегать — он довольно дешев, его можно пить без молока, но он недостаточно бодрит. От китайского чая не почувствуешь себя умнее, отважней либо просто оптимистичней. Каждый, кому случается прибегать к этим утешительным словам, которые, Люси, вы так часто произносите — «чашка отменного чая» — безусловно, имеет в виду чай индийский. Во-вторых, чай следует заваривать понемножку, то есть в заварном чайнике. Чай, заваренный в большой емкости, обычно безвкусен, — учтите это, Люси. Люси, дам вам хороший совет: выбросите ваш глиняный чайник; настоящий заварной чайник должен быть либо фарфоровым, либо фаянсовым. В серебряных чайниках чай заваривается хуже, и уж совсем плохо — в эмалированных. В-третьих, чайник следует предварительно подогреть, но не споласкивая, как это обычно делается, горячей водой. В-четвертых, чай должен быть крепким. На полный до краев чайник емкостью в одну кварту идет примерно шесть чайных ложечек «с верхом». Все настоящие ценители и знатоки не просто любят крепкий чай, но и с каждым годом любят заваривать его все крепче и крепче. В-пятых, чай нужно класть прямо в заварной чайник. Никаких бумажных пакетиков и мешочков, Люси. Кое-где, на чайник подвешивают ситечко, чтобы улавливать считающиеся вредными чаинки, на самом же деле, чайный лист можно поглощать в любом количестве, безо всякого ущерба для здоровья. Если чай свободно не плавает в чайнике, он никогда толком не заварится. В-шестых, Люси, надо вливать заварку в кипяток, а не наоборот. Но именно в кипяток — запомните это, Люси, потому что вода в момент слияния с заваркой должна по-настоящему кипеть, то есть чайник с кипятком нельзя снимать с огня. Правда, моя секретарша Даяна утверждает, что для чая годится только свежекипяченая вода, но я, честно говоря, не замечал особой разницы. В-седьмых, заварив чай, его непременно следует помешать, а еще лучше — как следует встряхнуть чайник, дав потом чаинкам осесть. В-восьмых… — Купер, заметив, что слишком увлекся, вопросительно посмотрев на Люси, спросил:— Извините, я еще не слишком надоел вам?..

Мисс Моран слушала Купера очень внимательно, стараясь не пропустить ни единого слова. — Что вы, что вы, мистер Купер! — замахала девушка руками, — продолжайте, пожалуйста!.. — В-восьмых, — продолжил Дэйл, — пить чай надо только из высокой чашки цилиндрической формы, а не из плоской и мелкой, как эта, — Купер пальцем указал на стоявшую па столе чашку. — В такой чашке не успеешь распробовать, как чай уже остынет. В-девятых, с молока — если вы любите чай с молоком — следует снимать сливки, прежде чем подливать его в чай. Слишком жирное молоко придает чаю слишком тошнотворный вкус. В-десятых, — улыбнулся Дэйл, — следует сперва наливать в чашку не молоко, а чай. Любопытно, что в Новой Англии это один из самых спорных вопросов — воистину в каждой тамошней семье можно столкнуться со сторонниками обеих платформ. Приверженцы теории, по которой сперва наливается молоко, могут выдвинуть вполне весомую аргументацию своей позиции, но я стою на своем, Люси… Моя позиция неоспорима. Наливая сперва чай и по мере наливания, помешивая, можно предельно точно регулировать требуемое количество молока. В противном же случае его легко перелить. И, наконец, чай — если вы, Люси, не пьете его по-азиатски — нельзя пить с сахаром. Это все равно, что пить разогретую пепси-колу… — Чай с сахаром пьет Гарри, — вставила Люси, — мистер Трумен утверждает, что к этому напитку, вообще-то, равнодушен, а пьет его лишь затем, чтобы взбодриться и согреться, а сахар кладет только затем, чтобы отбить привкус чая…

Дэйл улыбнулся. — Люси, — ответил он, — а вы попробуйте убедить вашего шефа пить чай без сахара хотя бы в течение двух недель… И он наверняка никогда больше не захочет пить чай, подслащивая его…

Люси с нескрываемой благодарностью посмотрела на Дэйла. — Вы так нам помогаете, — воскликнула она, — просто слов не могу найти… Вы делаете из нас настоящих профессионалов…

Купер так и не понял, к чему именно относились эти слова секретарши — то ли к его многочисленным лекциям, то ли к расследованию убийства Лоры Палмер, то ли — в данной ситуации это выглядело правдоподобней всего — к его совету правильно заваривать чай.

Придя вечером в гостиницу, Купер с удивлением обнаружил, что та практически пуста. Выйдя на коридор, он прислушался — не было слышно, ни норвежских народных песен, исполняемых обычно пьяными голосами постояльцев, ни храпа, ни звона бутылок. «Наконец успокоились», — подумал он. Это открытие сразу же улучшило Дэйлу настроение, и он тут же вынул из кармана диктофон, решил сообщить об этом Даяне. — Даяна, Даяна, — произнес он, нажав кнопку «запись», — сейчас поздний вечер. Я нахожусь в гостинице «Флауэр», стою в коридоре. Гостиница на удивление тиха. Я могу предположить, что северные гости либо уснули пьяным сном, либо — а я очень на это надеюсь, — наконец-то уехали. Сегодня был занят целый день, и только сейчас понял, насколько проголодался. Сейчас же закажу себе по телефону ужин прямо в номер… Знаешь, Даяна, находясь в многочисленных командировках и проводя в гостиницах большую часть жизни, я пришел к выводу, что возможность заказать горячий ужин в номер — одно из лучших достижений нашей цивилизации… — Купер, пройдя в номер, набрал номер телефона и, отложив на тумбочку включенный на «запись» диктофон, произнес: — это Дэйл Купер… Попрошу принести мне в номер чего-нибудь горячего… Да, и есть ли у вас горячее молоко?..

С того конца послышалось:— Ваш заказ принят, сэр. Через несколько минут ужин будет подан. — Спасибо, — поблагодарил Купер и положил трубку.

Тот час же раздался телефонный звонок. — Алло…

В трубке послышался взволнованный голос:— Это Дэйл Купер?..

Купера почему-то очень раздражали такие звонки. Он довольно нервно воскликнул:— Да… Ну что там еще?..

В трубке послышалось:— Это говорит Энди Брендон… У меня к вам одно известие…

Совладав с собой, Дэйл голосом, в котором сквозила ирония, поинтересовался:— Вы не могли бы сообщить мне это ваше известие утром?.. — Но это очень важно!..

В этот момент послышался стук в двери. «Это, наверное, уже заказ несут, — решил Купер, — быстро, однако…»— Минуточку…

Видимо, известие, которое Энди собирался сообщить Куперу, действительно было чрезвычайно важным. — Дэйл, не кладите трубку…

В двери застучали еще настойчивее.

Купер произнес:— Энди, извини, мне в номер несут ужин… Перезвони чуть позже… — Дэйл, открой двери и не клади трубку… Дело в том, что… — Хорошо, — Купер положил трубку рядом с аппаратом и направился к двери.

Из мембраны доносился голос Брендона:— Мистер Купер, только что обнаружен Лео Джонсон… У него очень тяжелое ранение, он истекает кровью… Не могли бы вы…

Открыв двери, Купер невольно отшатнулся — первое, что он увидел, была вытянутая рука в черной кожаной перчатке, держащая пистолет. Купер попытался резко закрыть двери, но не успел — тишину гостиницы прорезало три глухих хлопка — пистолет был со специальным глушителем. Все три пули попали агенту ФБР в живот и он, обливаясь кровью, упал на ковер…

Глава 38

Сколько можно пролежать раненым на полу номера в отеле? — Видение специального агента ФБР. — Телефонная трубка. — Старый портье и большие чаевые. — Остывшее молоко. — Как можно завязать фартук на большой бант. — Ночной гость. — Каким был старик Хилтон в молодости? — Загадки великана. — Куда исчезло кольцо с мизинца левой руки Дэйла Купера? — Неземной свет. — Между жизнью и смертью.

Когда Дэйл Купер вновь открыл глаза, он не знал, сколько прошло времени с того момента, когда прозвучали три выстрела.

Над ним расстилался ровно побеленный потолок. Время от времени какой-то странный розовый туман застилал взор специального агента ФБР Дэйла Купера. И в этом розовом тумане как видение проносились картины его детства.

Он видел молодую мать, отца, видел своих сослуживцев. На какое-то мгновение он в разрыве розового тумана увидел лицо своего приятеля по службе в ФБР доктора Альберта Розенфельда. Выражение лица Розенфельда было испуганным. Он моргал глазами.

Вообще Куперу редко приходилось видеть Альберта испуганным и поэтому выражение лица приятеля очень его удивило. Он попытался произнести его имя и спросить у Розенфельда, что же случилось:— Альберт, Альберт, что со мной? — едва слышно пошевелил пересохшими побелевшими губами Купер. — Что со мной?

Альберт молчаливо склонился над ним, поводил перед глазами рукой и исчез.

В розовом разрыве появилось лицо Одри Хорн. Девушка плакала и не стеснялась своих крупных слез. Слезы капали на грудь Купера, на живот. И он ощущал какие они крупные и горячие. Ему хотелось взять девушку за шею, привлечь к себе и утешить. Но у него не было сил даже поднять руку. Мерзкий липкий холодок сковывал движения, парализовал пальцы. А Одри Хорн продолжала беззвучно плакать.

«Странно, — подумал Купер, — почему я не слышу никаких звуков? Почему?».

Но ответить на этот вопрос он не успел. Сознание вновь исчезло и он начал проваливаться в черную бесконечную бездну.

Куперу казалось, что он летит уже целую вечность, цепляясь за что-то острое, в кровь сбивая руки и грудь. Единственное, чего он боялся, и что берег, — это глаза. Он закрыл их как можно крепче, зажмурился, и продолжал падать в липкую холодную темноту.

«Боже, что со мной происходит? Куда я лечу? Это очень похоже на сон, который мне снился здесь, в Твин Пиксе.

А может, это смерть?..

Может, теперь я, наконец, увижу того большого черного человека и смогу задать ему свои вопросы и получить ответы?

И может, он пропустит меня за ту высокую дверь, из-за которой льется такой пронзительный свет?»

И тут Дэйл Купер вздрогнул. Его вырвал из небытия тихий, но настойчивый голос, звучащий из телефонной трубки. И специальный агент ФБР понял, что от того времени, как прозвучали три оглушительных выстрела прошли только мгновения, возможно, несколько секунд.

Но тут же появилась мысль, что прошла целая вечность, и его уже нет на свете.

Купер явственно слышал голос, который рвался из телефонной трубки, лежащей на столе, рядом с черным старомодным телефонным аппаратом. Он хотел дотянуться до трубки рукой, но не мог пошевелить даже пальцем. Острая боль растекалась от живота и сковывала движения. Лицо обсыпал крупный холодный пот, но Дэйл его не видел. Он только ощущал как холодеет кожа, как наливаются свинцом виски.

Наконец-то неимоверным усилием воли Дэйл Купер смог открыть глаза. Розовая пелена исчезла, и он увидел белый потолок своего номера. Вместе со зрением вернулось и понимание того, что он слышит. Дэйл начал разбирать слова и вникать в их смысл. Казалось, что от этого неимоверного напряжения он вот-вот вновь потеряет сознание и вновь полетит в бесконечную бездну, холодную, мерзкую и липкую. — Соберись, соберись, Дэйл, — прошептал он себе, едва шевеля языком. — Соберись, соберись.

И Специальный агент ФБР Дэйл Купер смог собраться, смог напрячь слух и смог услышать все, что говорит Энди. — Агент Купер! Агент Купер! Что случилось? Агент Купер, вы меня слышите? — звучал из трубки резкий испуганный голос офицера Брендона. — Агент Купер! Агент Купер!

Дэйл вновь попытался приподняться, чтобы дотянуться до телефона. Но ему это не удалось, и его голова бессильно опустилась на ковер. На белой рубашке все шире и шире расплывалось большое темно-красное пятно.

Кровь казалась очень горячей, а тело — очень холодным. Страшно болели ребра. Дэйл не мог видеть, что у него чуть пониже грудной клетки еще два пулевых отверстия, вокруг которых обгорела ткань белой рубашки. — Агент Купер! Агент Купер! Что случилось? С вами все в порядке? — звучал голос офицера Брендона. — Да, да, Энди, кажется, со мной все в порядке, — едва шевеля губами, шептал Дэйл Купер.

Белый потолок вновь стал розовым и Дэйл последним усилием воли постарался не закрыть глаза. Розовая пелена медленно исчезала и рассеивалась. Из приоткрытой двери номера слышались веселые голоса туристов, которые, расхаживая по коридору, распевали песни, спорили и веселились.

Потом хлопнула дверь, голоса исчезли. Из глубины длинного коридора послышались тихие шаркающие шаги. Перед самой дверью шаги стихли. — Вот ваш заказ, — послышался скрипучий вежливый голос и в комнату вошел старый портье с шелковой потрепанной бабочкой и с подносом в руках. На подносе одиноко стоял высокий стакан, полный молока.

Дэйл едва слышно застонал. Он хотел обратиться к портье, но вместо слов из его горла вырвался едва слышный булькающий вздох. Его голова вновь упала на ковер.

Моргая подслеповатыми выцветшими глазами старый портье с подносом в дрожащих руках прошел в комнату, долго смотрел, куда бы поставить поднос, наконец, решил, что лучше всего будет, если стакан с молоком будет на тумбочке рядом с телефоном. Он опустил поднос и взглянул на распластавшегося на полу специального агента ФБР Дэйла Купера. — Простите, сэр, я не могу понять, что вы делаете там внизу?

Старый портье моргал подслеповатыми глазами. Его белая рубашка сливалась с потолком, и только черная бабочка траурным пятном медленно покачивалась перед угасающим взором Дэйла Купера. — Теплое молочко я вам принес, — проскрипел беззубым ртом старик, — очень теплое молочко.

Дэйл попытался открыть глаза и хоть как-то привлечь к себе внимание старика. Но тот, кроме того, что был подслеповат, еще плохо слышал. — Агент Купер! Агент Купер! Дэйл! Дэйл! — звучал из трубки перепуганный голос Энди Брендона, — вы меня слышите? Агент Купер!

Старый портье взял телефонную трубку и долго вертел в дрожащих руках.

Наконец, он решил, что телефонная трубка должна лежать на отведенном ей месте. Он пригнулся к аппарату и принялся укладывать ее на рычаги. Но руки не слушались, и трубка соскальзывала, громко ударяясь о тумбочку.

Наконец, старый портье смог уложить двумя руками беспокойную трубку, которая все время вырывалась и не хотела его слушаться. Он облегченно вздохнул. Голос Энди Брендона оборвался на полуслове. Старый портье вновь взял стакан с молоком в руки и слегка склонился к распластавшемуся на полу Дэйлу Куперу. — Ваше молоко, сэр, скоро остынет, — очень вежливо сказал портье.

К Дэйлу Куперу вернулся голос. — Сэр, так куда поставить ваше молоко? — еще ниже склонился к Дэйлу портье. — Поставьте его, пожалуйста, на стол. И еще вызовите, пожалуйста, доктора.

Портье закивал трясущейся головой. Щеточка его серебристых усов шевельнулась. — Сэр, я вас понял и ставлю молоко на стол. Сэр, вы меня, конечно, извините, — старик поклонился лежащему на полу Куперу. — Я у вас немножко прибрал, повесил трубку, вы меня слышите? — Вы вызвали врача? — прошептал Купер. — Да, я повесил трубку, сэр. — Вы доктора вызвали? Доктора? — несколько раз повторил Купер.

Старик смотрел на шевелящиеся губы специального агента, пытаясь прочесть по ним, разобрать, что же такое говорит этот молодой мужчина, лежа на полу. — Я повесил телефонную трубку, — громко выговаривая каждое слово, повторил старый портье. — Доктора, доктора… — шептал Купер.

Он боялся, что вновь потеряет сознание и вновь рухнет в черную липкую бездну. — Доктора, — очень отчетливо тоже выговаривая каждый звук, повторил Купер.

Он сообразил, что старик его не слышит. Но старик понял движение губ Дэйла по-своему. — Мне не трудно, сэр, пожалуйста, мне совсем нетрудно.

Он вытащил из карманчика на красном коротком фартуке счет и протянул его лежащему на полу Куперу. — Доктора, — повторил вновь Дэйл. — Хорошо, хорошо, сейчас, — старик долго рылся в кармашке фартука, наконец, нашел черную перьевую ручку. Снял колпачок, тряхнул ручкой и протянул ее специальному агенту.

Дэйл уже все понял. Когда старик, присев на колени подал блокнот со счетом, он спросил у портье:— А чаевые сюда включены?

Наконец-то старик сообразил. Да и как он мог не понять, ведь это было его любимое слово: чаевые. Серебристая щеточка усов вновь вздрогнула, и старик изобразил нечто наподобие улыбки, обнажив два одиноко торчащие зуба в верхней челюсти. — Конечно, сэр, конечно включены.

Дэйл слабеющей дрожащей рукой подписал счет. Когда блокнот оказался в кармашке красного фартука старик закивал трясущейся головой. — Спасибо, спасибо, спасибо, сэр. Вам хорошо, вы хороший человек. Другие всегда смотрят, что написано в счете и спорят со мной, что там слишком большие чаевые, а вы вот сразу взяли и подписали, даже не взглянув на сумму. — Доктора, доктора, — прошептал Купер.

Старик понял это по-своему. Он решил, что его отсылают из номера. — Сэр, — желая сказать еще что-нибудь на прощанье, прошамкал старик, — ваше молоко скоро совсем остынет и будет как лед, а холодное молоко пить очень вредно. — Хорошо, — уже смирившись со своим положением, со своим бессилием сказал Купер.

Старик еще несколько раз поклонился и целиком удовлетворенный собой и тем, что специальный агент ФБР подписал, не глядя, счет, такой же шаркающей цепляющейся за ровный пол походкой двинулся к двери.

У порога старик развернулся, еще раз поклонился лежащему на полу Куперу, изобразил подобие услужливой улыбки и проскрипел:— А я о вас очень много всего слышал.