И было бы кто... Какой-то провинциальный шериф, мальчишка, и меня, патологоанатома... кулаком... Ну, я устрою. Буду жаловаться в инстанции. Я устрою, что этого твердолобого шерифа выставят за дверь, лишат всего. Я им покажу! Да и Купер, хорош, тоже мне друг... товарищ... коллега. Обратится он ко мне еще когда-нибудь. Я ему такое устрою! - и Альберт Розенфельд скрутил фигу и показал в дверь, - и тебе такое устрою, попросишь еще о чем-нибудь, в каком-нибудь исследовании..."
      Наконец, он немного успокоился и вошел в помещение морга, где еще полчаса тому назад лежал труп девушки. Сейчас стол был пуст. Альберт Розенфельд схватил дрель, нажал на курок, и сверло со страшным визгом пропороло несколько отверстий в стальном нержавеющем столе. И это сразу же успокоило патологоанатома. Его энергия и злость нашли, наконец, выход.
      Глава 14
      Мистер Палмер придает другой смысл словам, услышанным из телевизора. - Несколько уколов успокоительного. - Приезд Мэдлин племянницы мистера Палмера. Боже, как она похожа на Лору. - Норма беседует с членом комитета по досрочному освобождению заключенных, но, кажется, его интересует не только досрочное освобождение Хэнка. - У мистера Мони в Теин Пиксе одни сплошные неприятности. Но все-таки хорошо быть членом комитета по досрочному освобождению заключенных. - Лэди-С-Поленом не советует пить много кофе.
      В доме Палмеров царила напряженная тишина. Ее нарушал лишь звук телевизора. Ужасно не к месту, казалось, звучали слова диктора, объявляющего о начале телесериала "Приглашение к любви".
      Мистер Палмер без движения сидел на диване, уставившись в мерцающий экран телевизора. Рядом с ним сидела медсестра в белом халате и мерила ему давление. Мистер Палмер был, казалось, безучастен ко всему происходящему.
      Он даже не вздрогнул тогда, когда медсестра отсоединила повязку тонометра, расстегнула ему манжет, откатала рукав и протерла локтевой сгиб ватой со спиртом. Он не вздрогнул даже тогда, когда она вонзила острие иглы в руку. Он только немного поморщился, когда она вводила ему успокаивающее лекарство.
      -Спасибо, - чуть слышно прошептал мистер Палмер, прикрыв глаза.
      Сестра собрала свои инструменты и ушла в соседнюю комнату. Ей самой было невыносимо сидеть в доме, где витал дух смерти.
      В спальне наверху ее уже ожидала миссис Палмер, которой тоже предстояло сделать укол успокаивающего перед похоронами дочери.
      Мистер Палмер вполуха слушал реплики героев телесериала. Такие обыкновенные слова в этот день приобретали другой смысл.
      Герои говорили о любви и о смерти. Он принялся прислушиваться в то, что звучало из динамиков телевизора, пытаясь соотнести эти слова со своим сегодняшним положением.
      Все фразы приобретали иной, глубокий смысл.
      На экране седовласый старик подошел к письменному столу, тяжело опустился в кресло. Он достал чистый лист бумаги и принялся писать, проговаривая вслух:
      "Моя дорогая дочь Джери. Из-за финансовых трудностей сегодня я решил покончить жизнь самоубийством. Извини меня, если можешь. Твой любящий отец".
      Старик запаковал письмо дочери в конверт и положил на столе.
      Тут у входных дверей прозвенел звонок.
      Мистер вздрогнул.
      В коридоре послышались шаги, и на пороге гостиной возникла высокая черноволосая девушка в больших очках.
      Он не сразу услышал ее, всматриваясь в знакомое лицо.
      -Дяди Лиланд, - сказала девушка. Только сейчас ее слова дошли до его сознания. Он прищурился, пытаясь узнать ее. Но никак не мог.
      -Дядя Лиланд, - повторила девушка, - это я.
      -Мэдлин? - медленно проговорил мистер Палмер, глядя свою племянницу.
      Он не видел ее уже несколько лет. Да и освещения в доме было недостаточно. После смерти Лоры все окна в номе были закрыты жалюзи.
      -Мэдлин? - вновь повторил мистер Палмер.
      -Да, дядя, это я. Мне невыносимо жаль, - сказала она, опуская на пол тяжелую дорожную сумку.
      Мистер Палмер медленно поднялся с дивана и пошел на встречу девушке. Та еле сдерживала слезы и бросилась ему навстречу. Она опустила голову ему на плечо и все время повторяла:
      -Мне так жаль, мне так жаль, дядя Лиланд.
      Мистер Палмер почувствовал, как его плечо становится мокрым от слез девушки. Ему самому на глаза наворачивались слезы. Он обнял Мэдлин, крепко прижал к себе. Они плакали вдвоем, стоя посреди гостиной. А из телевизора продолжали раздаваться банальные реплики актеров. И они уже потеряли для мистера Палмера свой смысл. Снова возникла реальная жизнь с ее горестями, бедами и несчастьями. И казались очень глупыми деланные чувства актеров, их тон, с каким они произносили самые сокровенные слова. Слова становились бесцветными и безвкусными.
      -Мэдлин, Мэдлин, - повторял мистер Палмер, - если бы ты знала, как мне больно.
      -Я понимаю вас, дядя Лиланд. Мне тоже очень больно, ведь я любила Лору, мы росли вместе.
      -Конечно, конечно, - гладил по голове девушку мистер Палмер.
      -Я никогда ее не забуду, - говорила Мэдлин.
      -И я никогда не смогу забыть ее и простить себе, - говорил мистер Палмер.
      -Дядя Лиланд, вы ни в чем не виноваты, в жизни всякое может случиться, - говорила Мэдлин, уткнувшись в его плечо.
      -Хорошо, хорошо, успокойся, нам всем тяжело, - повторял мистер Палмер.
      У него не было сил отпустить девушку, и он держался за нее, боясь упасть. Наверное, то же самое чувствовала и Мэдлин.
      Наконец, Мэдлин отстранилась. Стекла ее очков были залиты слезами.
      Она виновато улыбнулась, сняла очки и принялась их протирать концом шарфа. Потом она махнула рукой, достала носовой платок, уже насухо протерла очки и вновь надела их. На ее покрасневшем лице были видны следы размазанной туши.
      Лиланд смотрел на Мэдлин и его не могло покинуть странное чувство: ему казалось, что он вновь видит перед собой Лору, только чуть повзрослевшую. И только черные вьющиеся волосы говорили ему, что это не Лора, что перед ним Мэдлин.
      Мэдлин вновь улыбнулась самым краешком губ и Лиланда до боли пронзила эта улыбка: ведь именно так улыбалась Лора в последний день, когда он видел ее живой.
      -Мэдлин, я тебе сейчас покажу твою комнату.
      Мэдлин остановилась в дверях:
      -Дядя Лиланд, не надо, я сама, я понимаю, как вам сейчас тяжело.
      -Ты конечно же понимаешь, я хочу предложить тебе комнату Лоры. Мне было бы очень спокойно, если бы ты хоть на несколько дней поселилась там.
      -Спасибо, дядя Лиланд.
      В двери гостиной появилась озабоченная медсестра:
      -Мистер Палмер, как вы себя чувствуете? С вами все в порядке? заметив покрасневшее лицо Палмера, поинтересовалась немолодая медсестра.
      -Нет, ничего, уже все в порядке.
      -Послушайте, может быть, вам сделать еще укол?
      -Нет, не надо.
      -А вам, девушка, вы себя нормально чувствуете?
      -Нет, не надо. Спасибо, спасибо, - сказала Мэдлин и начала медленно подниматься на второй этаж дома.
      Медсестра сокрушенно покивала головой, подошла к мистеру Палмеру, села на диван рядом с телевизором.
      -Давайте-ка, я вам еще раз на всякий случай измерю давление, и может быть, сделаю укол.
      Мистер Палмер безвольно протянул правую руку. Сестра ловко вынула из коричневой сумочки тонометр и быстро приладила манжетку на предплечье.
      -Вроде бы все нормально, - сказала она после того, как измерила давление. - Вы сильный мужчина, держитесь, думаю, вы сможете перенести это горе. Да, и сильный мужчина...
      -Был сильным мужчиной, - прошептал мистер Палмер.
      -Я понимаю ваше горе. Примите мое сочувствие.
      -Спасибо, спасибо, - закивал головой мистер Палмер. - Как там Сарра?
      -Ей уже лучше, я ввела ей большую дозу успокоительного. И ей уже лучше. Там с ней еще одна наша сиделка. Она присмотрит за ней, и если что, позовет меня.
      -Хорошо, спасибо вам всем. Спасибо, что в трудную минуту вы нас так поддерживаете.
      -Не за что, мистер Палмер. Все в городе вам сочувствуют. Ведь это же надо, такое горе, такое горе. Ведь ваша дочь была совсем молодой девушкой, - сестра горестно всхлипнула, - такой молодой! Она была только на два года старше моей дочери. Только на два года.
      -Не надо, не надо, - сказал мистер Палмер, а то мне и вас придется успокаивать.
      -Ничего, я уже успокоилась.
      Женщина защелкнула свой коричневый радикюльчик, и, вытирая покрасневшие от слез близорукие глаза, двинулась к двери.
      -Но все же ваша племянница так похожа на Лору. Я даже испугалась, когда увидела ее.
      -Да, да, ведь они же сестры, - сказал мистер Палмер и уставился в экран телевизора.
      "Я так любила тебя, отец, а ты решился на такой отчаянный шаг! - говорила, заламывая руки, героиня фильма, истерично падая на крышку гроба. Я так любила тебя, отец! Зачем? Зачем?" - кричала девушка.
      Двое мужчин оттаскивали ее от края могилы, но девушка не обращала на них внимания. Она вновь и вновь вырывалась из рук и падала на большой черный полированный гроб, усыпанный цветами.
      "Отец! Отец! Зачем ты меня оставил одну, зачем?"
      Двое из присутствующих на похоронах переговаривались между собой:
      "Ты смотри, какая молоденькая и какая богатая. Страховка в несколько миллионов достанется ей. Старик Джонсон был очень неглупым. Он оставил ей три миллиона. Так что девушка будет жить безбедно".
      "Отец, отец, прости меня, если я тебя чем-нибудь обидела!" кричала безутешная дочь, вновь обливаясь слезами, падала на крышку гроба.
      Священник поднял вверх руку, прочитал отходную молитву, и гроб медленно опустили в яму.
      Мистер Палмер со злостью швырнул в экран диванную подушку.
      Телевизор замигал и погас. И тут мистер Палмер словил себя на мысли, что вместе с болью и утратой его сознание пришла сладостная мысль, от которой он никак не мог избавиться. Он понял, что ему нравится, когда ему сочувствуют, когда все высказывают ему свои соболезнования. Он понял, что есть в жизни и такое горе, которое делает тебя выше в глазах других, которое облагораживает. И он признался себе, что после смерти дочери его финансовые дела должны пойти вверх. Ведь все будут сочувствовать ему, отцу, потерявшему дочь.
      Он услышал, как наверху истерично захохотала жена, услышал голос сиделки:
      -Миссис Палмер, миссис Палмер, успокойтесь, уже ничего невозможно изменить, ничего нельзя вернуть, успокойтесь.
      Мистер Палмер нажал кнопку телевизора, тяжело поднялся с дивана и, пошатываясь от большой дозы успокоительного, медленно начал подниматься на второй этаж, откуда слышался истеричный смех его жены.
      У придорожного кафе, где стояло несколько трейлеров, груженых толстыми стволами сосен, затерялась одна небольшая добитая легковая машина.
      Она казалась очень маленькой и неприметной по сравнению с огромными грузовиками. Ее владелец, член комитета по досрочному освобождению заключенных мистер Мони сидел за угловым столиком кафе напротив Нормы. Он держал в руках тонкую зеленоватую папочку с делом заключенного № 22979.
      Перед ним, на одной из страниц, были три фотографии заключенного Хэнка: фас, профиль и три четверти. Мистер Мони уже не раз встречался с Нормой. Он даже пытался с ней кокетничать, но Норма была холодна, вежлива и неприступна.
      Мистер Мони перебирал бумаги на столе, время от времени бросая короткие фразы:
      -Я думаю, что ваш муж Хэнк наверняка ценит вашу преданность и желание помочь ему в досрочном освобождении из заключения. Он уже давно является маточником вдохновения, как для заключенных, так и для охранников.
      Норма смотрела на фотографии Хэнка. Она молчала.
      -Хэнк с улыбкой и с добрым словом разбирается не только со своими друзьями, но и со своими противниками, - мистер Мони обратной стороной карандаша постучал по фотографии Хэнка.
      Норма пристально вглядывалась в неприятное лицо члена комитета по досрочному освобождению заключенных. Ей никогда не нравились толстые лысеющие мужчины с пористой кожей и бегающими глазками. Ей так не нравились руки этого мистера Мони, с короткими, толстыми как сосиски пальцами. Пальцы постоянно не находили себе места. Они то вертели карандаш, то обрывали уголки на листах бумаги, то что-то сдирали со стола, то вертели какую-нибудь ниточку.
      -Таким образом, наш комитет и я лично сделали все возможное для того, чтобы ваш муж Хэнк был досрочно освобожден на поруки.
      -Мне это приятно слышать, - выдавила из себя Норма.
      -Но здесь есть одно маленькое "но", - мистер Мони вновь принялся вертеть в руках карандаш. - "Но" заключается вот в чем: как вы сможете помочь Хэнку решить вопрос с трудоустройством? Чем он будет заниматься после того, как выйдет из заключения? Ведь ему нужно влиться в общество, стать равноправным его членом.
      -Мистер Мони, я думаю, вы прекрасно осведомлены, что вот это заведение принадлежит лично мне, - Норма обвела взглядом большое, наполовину заполненное посетителями помещение придорожного кафе. - Я думаю, проблем с трудоустройством у Хэнка не будет.
      -Вы уверены в этом? - спросил член комитета по досрочному освобождению заключенных.
      -Абсолютно умерена.
      -А вы думаете, Хэнк согласится работать здесь под началом своей жены?
      -А это уже проблемы Хэнка, и не вам их решать. Да к тому же, я уверена, у Хэнка не будет выхода, - Норма улыбнулась, глядя в мутные маленькие глаза мистера Мони.
      Но этот взгляд он воспринял несколько иначе.
      - Послушайте, Норма, вы такая молодая, привлекательная, я бы даже сказал, очаровательная женщина. Тем более, вы здесь работаете одна, и я думаю, что здесь очень много желающих, эдаких провинциальных Ромео, ищущих приключения. Они, видимо, домогаются вас, пристают со всякими пикантными предложениями, просят вас об определенных услугах... - мистер Мони заулыбался, показывая желтые редкие зубы.
      Норма пожала плечами.
      -Послушайте, Норма, а что вы говорите мужчинам, когда они пристают к вам? - уже более конкретно задал вопрос мистер Мони.
      -Обычно, я им говорю правду. Я им говорю, что у меня есть очень ревнивый муж, который в данный момент сидит за убийство. Ему дали от трех до пяти, и он очень скоро должен освободиться и появиться здесь
      От такого ответа мистера Мони передернуло. Он схватил чашку с остывшим кофе и жадно отхлебнул. Его глаза скосились на фотографию Хэнка.
      И он вспомнил, какой это жестокий верзила и как он разделался с одним мексиканцем в окружной тюрьме, который пытался навязать ему свои взгляды на жизнь. А вернее, мексиканец просто очень любил петь свои длинные протяжные испанские песни перед сном. А Хэнку это очень не понравилось, и он схватил верзилу мексиканца и затолкал головой в унитаз.
      Начальство тюрьмы тоже не любило мексиканца и поэтому на выходку Хэнка закрыло глаза, простило ему жестокую расправу с соседом по камере.
      -Я думаю, что скоро мой муж вольется в общество, - сказала Норма, глядя смеющимися глазами на мистера Мони.
      -Да, да, я думаю, на сегодня нам уже нечего больше обсуждать. Извините меня, извините.
      -Да нет, что вы, мистер Мони. Спасибо за все, что вы для нас сделали. Я думаю, Хэнк найдет возможность отблагодарить вас, когда вольется в общество.
      -Да нет, что вы, что вы, Норма, не надо благодарности. Я работаю, это мои обязанности.
      -Да нет, мистер Мони. Хэнк всегда благодарил людей, которые оказывали ему услуги. Я обязательно расскажу ему, как вы старались.
      Член комитета по досрочному освобождению заключенных суетливо собрал бумаги, разложенные на столе, быстро сложил их в папку, сунул в большой кожаный портфель с кодовым замком и заспешил к выходу.
      У двери он оттопился и задумался: ведь он не расплатился за еду. Ему хотелось вернуться и положить на стол деньги. Но он передумал, еще раз взглянул на Норму, которая стояла за стойкой бара, вежливо кивнул ей и удалился, аккуратно прикрыв за собой дверь.
      Но когда мистер Мони подошел к своей машине, то увидел, что она плотно зажата между двух трейлеров с огромными прицепами.
      -Черт!
      Мистер Мони в сердцах ударил ногой по гигантскому колесу грузовика.
      -Вам что-то не нравится?
      Мистер Мони обернулся - прямо у него за спиной стоял парень футов шесть с половиной ростом.
      -Вам что-то не нравится? - спросил он. Вообще-то...
      Мистер Мони, как ни старался, не мог выдавить из себя ни одного грубого слова и не потому, что он их не знал.
      -Мистер, вы ударили мою машину.
      -Э...
      -Ей больно.
      -Но я не могу выехать.
      -Это не повод для драки.
      Мистер Мони со страхом смотрел на парня, который явно мог поднять его одной рукой.
      -Что вы предлагаете? - наконец, не к месту спросил мистер Мони.
      -Возместить ущерб.
      -Я не понимаю, о чем речь.
      -Ты хочешь выехать отсюда?
      Парень взял мистера Мони за лацканы пиджака и слегка встряхнул:
      -Так ты хочешь выехать?
      И тут мистеру Мони пришла в голову спасительная мысль, и он сказал:
      -Я приехал уладить с Нормой Дженнингс детали досрочного освобождения Хэнка.
      -Так что ж ты сразу не говорил?
      Парень расплылся в улыбке.
      Мистер Мони все-таки решил не расслабляться, ведь еще неизвестно было, что означает улыбка:
      -А вы друг мистера Дженнингса?
      -Хэнка?
      -Конечно.
      -Да.
      -Я думаю, не стоит нам ссориться, у меня вполне подходящая должность, - мистер Мони боязливо смотрел на водителя трейлера.
      -Какая?
      -Член комитета по досрочному освобождению заключенных из тюрем.
      -Жаль, что мне вы не встречались раньше. Свой срок я отсидел от звонка до звонка.
      -Ну что ж. Может, встречаемся не в последний раз и я вам смогу помочь.
      -Не стоит.
      Водитель трейлера вспрыгнул на подножку и отогнал свою машину, давая возможность мистеру Мони выехать.
      Когда Норма увидела, как из-за огромного трейлера выехал добитый фольсваген мистера Мони, она улыбнулась себе.
      -Эй, Норма, послушай, - обратился один из водителей грузовиков, который за обе щеки уплетал пирог с вишнями, - слушай, этот мистер из тюрьмы? На счет Хэнка?
      -Да, Ларри, он сказал, что скоро выпустят Хэнка.
      -Вот будет здорово! Слушай, а сколько он отсидел?
      -Три года.
      -И что, ему же ведь дали пять?
      -Дали пять, но Хэнк очень хорошо вел себя, и его решили отпустить на поруки.
      -Ну брось ты, Норма, рассказывать нам о хорошем поведении Хэнка. И кто же может за него поручиться? Я думаю, мало кто решится на такой отчаянный поступок.
      -Как кто? Я могу за него поручиться, - сказала Норма.
      Огромный как шкаф водитель грузовика сразу сник. Ему тоже приходилось пару раз сталкиваться с Хэнком. От последней встречи у него и сейчас еще осталась дырка в зубах.
      -Норма, так когда он все-таки выйдет?
      -Знаешь, Ларри, если ты еще будешь приставать ко мне с дурацкими расспросами, то он может выйти даже завтра.
      -Ну ладно, ладно, Норма, я пошутил. Принеси, пожалуйста, еще две порции пирога. Я никак не могу им наесться.
      -Нет, Ларри, ты и так ешь в долг.
      И Норма пошла на кухню.
      А на ее место вышла Шейла. Вежливо улыбаясь, она налила из большого кофейника чашечку кофе и заспешила в угол, где в глубине кафе сидела с поленом на коленях немолодая дама.
      -Вот ваш кофе, только что приготовленный, - сказала Шейла.
      -Спасибо, спасибо, моему полену кофе очень нравится, но у него, когда оно выпьет две чашечки, очень болит сердце. Так что мы не будем сегодня увлекаться крепкими напитками. Нам еще, пожалуйста, стакан апельсинового сока.
      -Сейчас, сейчас, - Шейла заспешила к стойке, где уже стояли на сверкающем подносе полные стаканы свежего апельсинового сока.
      Она взяла один из них, прошла через все помещение и поставила перед Леди-С-Поленом.
      Леди-С-Поленом осмотрелась по сторонам, но после ухода мистера Мони никого из посторонних в кафе не осталось - одни лишь завсегдатаи.
      Не зная, к кому можно пристать с разговором, женщина обратилась к полену:
      -Ты не против, если я попью кофе одна?
      Но, естественно, что полено ответить ей не могло, и женщина принялась, изменяя голос, сама отвечать:
      -Конечно, не против.
      -Ты и так не спало всю ночь.
      -Но это не из-за кофе.
      Леди-С-Поленом говорила то низким хриплым голосом, то прямо-таки попискивала.
      -Ты очень непослушное.
      -Но я еще очень маленькое.
      -Если вырастешь, я не смогу носить тебя на руках.
      -Купишь тележку.
      -Не называй меня на ты, обращайся ко мне "Мисс".
      -Хорошо, миссис.
      -Никогда не называй меня миссис, я ненавижу мужчин, поэтому и не выхожу замуж.
      -Я хочу иметь отца.
      -Вот этого ты никогда не получишь.
      -А я хочу.
      -И не думай.
      -Хочу!!!
      -Никогда!!!
      И Леди-С-Поленом пронзительно запищала, ее голос был слышен в самом дальнем уголке помещения.
      Но к ее выходкам уже давно все привыкли, и поэтому на Леди-С-Поленом никто не обратил внимания. Женщина смолкла также внезапно, как и начала.
      -Видишь, какие они отвратительные? - шепотом спросила женщина.
      -Конечно.
      -Вот поэтому ты никому и не расскажешь, что видело той ночью.
      -А если попадется очень хороший человек?
      -Таких не бывает.
      -Но все-таки?
      -Тогда рассказывай.
      -Я чувствую, такой человек в Твин Пиксе появился и только ему я расскажу.
      -Подожди, всему должно прийти свое время.
      И Леди-С-Поленом принялась баюкать свою деревяшку.
      Глава 15
      Роберт Таундеш решает нарушить один из самых страшных запретов в доме своего отца. - Таундеш-старший считает, что занятия футболом могут вывести Роберта на правильный путь в жизни. - Бобби держит руку над огнем зажигалки. Испытание силы воли проходит вполне успешно. - Вновь ссора с отцом. - Их примиряет только появление миссис Таундеш. - Вся семья молится.
      В доме Таундешей было непривычно тихо. Даже разговорчивый мистер Таундеш в день похорон Лоры Палмер старался не доставать своего сына нравоучениями и наставлениями.
      Миссис Таундеш и в обычные дни была не особо разговорчива. Она лишь смотрела на своего сына, сокрушенно качала головой, убиваясь, что он вырос такой непутевый.
      Бобби уже оделся в траурный черный костюм и вышел в гостиную. Ни матери, ни отца еще не было. Они одевались у себя в спальне, готовясь идти на похороны. Бобби достал сигарету, прикурил и остановился возле распятия. Он потянулся, широко расставив руки в стороны. Полы его незастегнутого пиджака разошлись. Он так и стоял глубоко прогнувшись.
      За этим занятием его и застал отец. На мистере Таундеше был неизменный военный мундир с орденскими планками на левой стороне груди.
      Отец застыл в изумлении. Вот такого нахальства от сына он никак не ожидал. Стоять перед распятием с сигаретой в зубах и потягиваться - это было уже верхом нахальства.
      -Эй, Бобби, - только и нашелся что сказать мистер Таундеш.
      Бобби тут же вздрогнул. Но он словно не услышал направленные к нему слова отца. Он быстренько спрятал сигарету в кулак и словно в отчаянии обхватил голову руками, упал на колени перед распятием, притворившись, что усердно молится. Отец на минуту задумался: может, и в самом деле сын так убит горем, что не понимает, что делает? "А может, мне показалось?"
      На всякий случай он решил сразу не выяснять отношения, а приблизился к сыну и остановился в паре шагов от него. Но все-таки нос некурящего мистера Таундеша уловил запах табачного дыма.
      -Роберт, - строго сказал отец, - я думаю, нам с тобой сегодня вновь придется обсуждать вечную тему.
      Роберт поднялся с коленей, отряхнул брюки и немного зло, но все-таки боязливо ответил отцу:
      -Папа, неужели ты собираешься в такой день, в день похорон Лоры Палмер обсуждать проблему с сигаретами. Ты же понимаешь, я очень взволнован, я не могу сдержать себя, и поэтому закурил.
      -Роберт, нужно быть пунктуальным во всем и последовательным. Это поганая привычка - курить, недостойная цивилизованного человека, к тому же, капитана футбольной команды школы. Может быть, это единственное, в чем ты добился большого успеха, и это то, что сможет вывести тебя на светлый путь жизни. Так что погаси сигарету.
      Бобби немного колебался. Наконец, он загасил сигарету о подошву ботинка.
      Отец, удовлетворенный, с благодарностью посмотрел на сына. Ему и в самом деле не хотелось ссориться в такой торжественный день.
      Отец и сын сели за стол. Бобби крутил в руках потушенный окурок, не зная, куда его пристроить. Отец с важным видом сидел рядом и вещал:
      -Похороны - это всегда ужасно, ты слышишь меня, Бобби?
      Бобби повернулся к отцу.
      -Так вот, похороны - это ужасная вещь. Мне приходилось бывать на многих, может быть даже, на слишком многих. Да ты не слушаешь меня, Роберт!
      -Отец, я слушаю тебя внимательно, я всегда вслушиваюсь в твои слова и нахожу в них много полезного.
      -Так вот, на войне люди умирают очень часто и как правило, очень молодыми, обычно такими, как ты.
      -Да, совершенно верно, - сказал Бобби, - Лора тоже умерла, и тоже очень рано, совсем такой, как я.
      -И у нас, Роберт, есть ответственность перед умершими. Ответственность, - отец наставительно поднял вверх палец, - это один из столпов нашего общества.
      Роберт щелкал затвором зажигалки и желтоватый язычок пламени то вспыхивал, то угасал. Это начало раздражать отца. Он взял и отнял у сына зажигалку.
      -Тебе, Роберт, она не понадобится, потому что ты бросаешь курить.
      -Отец, лучше верни зажигалку мне. Это будет унизительно, если ты заставишь бросить меня. Лучше я брошу сам курить.
      Отец заколебался. И тогда Бобби выложил козырную карту:
      -К тому же, это подарок Лоры.
      Отец неохотно пододвинул зажигалку по столу к сыну. Тот сжал ее в кулаке.
      -Твои поступки, сын, должны быть направлены на то, чтобы увеличить количество добра в мире. И вот тогда, когда каждый будет вести себя так, чтобы приумножать добро, а не зло, мир станет светлым и прекрасным.
      Отец вскинул голову и посмотрел на идеально чистый выбеленный потолок.
      -А что такое добро? Ты-то хоть знаешь, отец? - спросил Роберт.
      -Добро очень важно для тех, кто уже находится в земле. Это нужно для умерших, Роберт. Не столько для живых, сколько для умерших.
      -Добро для умерших? - удивился Роберт.
      -Разве я сказал для умерших? - переспросил отец.
      -Да.
      -Конечно, добро нужно живым, умершим уже все равно.
      -Ты считаешь, отец, что у меня нет силы воли? Что я не могу бросить курить? - сказал Роберт, поставил на стол зажигалку, щелкнул затвором.
      Взвился вверх желтый язычок пламени. Роберт отдернул рукав пиджака и завел ладонь, остановив ее прямо над пульсирующим язычком пламени.
      -Я понимаю, как тебе больно, - непонятно было, говорит ли отец о боли от огня или о боли от потери Лоры, - но ты научишься терять близких, научишься переживать боль. И тогда ты станешь настоящим человеком. Ведь умение переносить боль, невзгоды и несчастья отличают человека от животного. Животные не замечают смерти, продолжал свою спорную мысль отец. - Я понимаю, Роберт, что сейчас тебе не хочется начинать со мной серьезный настоящий разговор об умных вещах. У нас снова с тобой в разговоре наступил пат. Как в шахматах. Но все-таки, Роберт, это неважно, когда начать такой разговор. Он никогда не сможет кончиться. Об этом можно говорить вечно.
      Роберт пропускал слова отца мимо ушей. Все его мысли и изречения были давно знакомы Роберту. Он сосредоточенно держал руку над огнем, морщась от боли.
      -Я обязан, Роберт, привить тебе определенную мудрость. Это иногда единственное в жизни, что ты можешь сделать для другого человека. Ведь деньги можно израсходовать и только мудрость всегда остается вместе с тобой. Ты делишься ею с другими и, в то же время, оставляешь себе.
      Роберт, наконец, отдернул руку от огонька и закрыл крышку зажигалки.
      -Главное, Роберт, - продолжал отец, поглядывая на свои сверкающие орденские планки, - ты, главное, не бойся смерти, потому что там, - он показал рукой в пол, - мы будем все, мы все там будем вместе.
      Несмотря на то, что мистер Таундеш показывал в пол, его глаза были вознесены к потолку.
      -Не бояться смерти? - удивился Роберт, - я не совсем понимаю тебя, отец.
      -Да не смерти не бояться, ты боишься похорон, а их нужно пережить, перенести и тогда ты сможешь не бояться смерти.
      -Я не боюсь этих чертовых похорон! - почти выкрикнул Роберт. Ты что, отец, думаешь, я боюсь этих чертовых похорон? Думаешь, из-за этого я нервничаю? Да я просто жду не дождусь, когда они начнутся, я там все переверну на этих похоронах, я им всем покажу... я отомщу за смерть Лоры.
      Мистер Таундеш немного опешил. Никогда раньше сын не позволял себе кричать в его присутствии.
      Но доспорить отцу и сыну о смысле жизни, о небе и преисподней не дало появление миссис Таундеш. Она с удивлением смотрела на Бобби, который прямо-таки весь раскраснелся от крика, и на опешившего отца. Она никогда не видела, чтобы ее муж боялся сына.
      -Послушайте, что произошло? - недоуменно спросила она.
      Отец и сын переглянулись.
      -Послушайте, почему вы ссоритесь? Ведь уже пора идти на похороны.
      -Да мы и не ссорились, - сказал Бобби, - правда ведь, отец?
      -Нет, мы просто разговаривали, - сказал мистер Таундеш. - Но я думаю, что перед тем, как идти на похороны, нам нужно всем прийти к согласию, и лучший способ для этого - всем вместе помолиться.
      Они все втроем, одетые в черное, опустились перед домашним алтарем. Прямо над ними от серебряного распятия расходились в сторону пластиковые пальмовые ветви. На низком столике стояли в серебряных подсвечниках зажженные свечи.
      Мистер Таундеш в этот раз шептал молитву про себя, хотя обычно он громко говорил ее вслух. Но сейчас ему казались неуместными громкие слова, обращенные к богу, и он проговаривал их шепотом, про себя.
      Шепотом молилась и мать. А Роберт только делал вид, что молится. Он беззвучно шевелил губами, повторяя про себя проклятья, обращенные к Джозефу. Ведь он решил отомстить ему, он ненавидел этого мотоциклиста, который так нагло увел у него девушку.