1

Я доел пирог и пил вторую чашку кофе, когда увидел его. Заслоняя глаза ладонями и щурясь от света, он заглядывал в окно ресторана с того края, который был ближе к станции. Он увидел, что я наблюдаю за ним, и его лицо тут же растворилось в темноте. Однако я знал, что он все еще там. Я знал, что он ждет. Эти бродяги всегда считают меня простофилей.

Я зажег сигарету и слез с табурета. Официантка, новенькая из Далласа, смотрела на меня, пока я застегивал китель.

– Ой, да у вас даже нет пистолета! – воскликнула она таким тоном, будто сделала открытие.

– Нет, – улыбнулся я. – Ни пистолета, ни дубинки – ничего в этом роде. А зачем?

– Но вы же полицейский, я имею в виду – помощник шерифа. А что, если какой-нибудь проходимец попытается убить вас?

– У нас здесь, в Сентрал-сити, мало проходимцев, мэм, – ответил я. – Как бы то ни было, люди есть люди, даже если они встали на неправильный путь.

Если ты не причинишь им вреда, то и они ничего тебе не сделают. Они прислушаются к голосу разума.

Она покачала головой. Ее глаза расширились от благоговейного страха. Я неторопливо направился к кассе. Хозяин подвинул ко мне сдачу и положил сверху парочку сигар. А потом еще раз поблагодарил меня за то, что я занялся его сыном.

– Теперь, Лу, он стал совсем другим, – добавил он, растягивая и соединяя слова в характерной для иностранцев манере. – По ночам сидит дома, хорошо учится в школе. И все время говорит о вас – мол, какой замечательный человек наш помощник шерифа Лу Форд.

– Да я, в общем, ничего и не сделал, – сказал я. – Просто поговорил с ним. Проявил интерес. Любой мог бы сделать то же самое.

– Нет, только вы, – возразил хозяин. – Потому что вы хороший, и люди рядом с вами становятся лучше. – Он готов был и дальше петь мне дифирамбы, но у меня не было желания выслушивать его. Я облокотился на стойку, скрестил ноги и медленно затянулся сигарой. Хозяин мне нравился в той же степени, что нравились другие люди, – однако он был слишком хорош, чтобы просто так уйти. Для меня наслаждение – общаться с такими, как он, вежливыми, умными.

– Вот что я вам скажу, – медленно проговорил я, – я смотрю на это так: человек получает от жизни не больше, чем вкладывает в нее.

– Гм, – промычал хозяин, забеспокоившись. – Думаю, Лу, вы правы.

– Знаете, Макс, на днях я долго размышлял, и вдруг мне в голову пришла одна поразительная мысль. Пришла совершенно неожиданно, как гром среди ясного неба. Ребенок творит взрослого. Вот так. Ребенок творит взрослого.

Улыбка на его лице стала натянутой. Я слышал, как скрипят его ботинки; – он нервно переступал с ноги на ногу. Если на свете и есть что-нибудь хуже зануды, так это сентиментальный зануда. Но кто посмеет взять и оборвать милого, дружелюбного парня, который готов по первому твоему слову снять с себя последнюю рубаху?

– Думаю, мне следовало бы стать профессором в колледже или чем-то в этом роде, – продолжал я. – Даже во сне я продолжаю решать проблемы. Взять хотя бы ту жару, что была несколько недель назад. Многие считают, что жарко от жары. А на самом деле не так. Жарко, Макс, не от жары, а от влажности. Уверен, вы не знали об этом, я прав?

Хозяин прокашлялся и пробормотал, что его якобы ждут на кухне. Я сделал вид, будто не расслышал.

– А вот еще кое-что, касающееся погоды, – не унимался я. – Все говорят о ней, но никто ничего не делает. Возможно, так и лучше. В каждой туче застревает лучик солнца, во всяком случае, я так понимаю. Нет худа без добра. Я хочу сказать, что если у нас не было бы дождя, то не было бы и радуги, верно?

– Лу...

– Ладно, – махнул я рукой, – полагаю, мне пора уходить. У меня масса дел, надо кое-где побывать, а торопиться не хочется. По моему мнению, спешка до добра не доводит. Я люблю оглядеться, прежде чем прыгнуть.

Я говорил ни о чем, но делал это намеренно. Удар, нанесенный таким вот способом, разит не слабее настоящего удара. Того удара, который я пытался забыть – и это мне почти удалось, – до тех пор пока не встретил ее.

Я думал о ней, когда вышел в холодную ночь, типичную ночь Западного Техаса, и увидел поджидавшего меня бродягу.

2

Сентрал-сити был основан в 1870 году, но настоящим городом стал всего десять – двенадцать лет назад. До этого он был перевалочной станцией для транспортировки скота и хлопка. Родившийся здесь Честер Конвей превратил его в штаб-квартиру своей компании «Конвей констракшенз». Однако город все равно больше напоминал придорожный поселок. А потом случился нефтяной бум, и буквально за одну ночь население увеличилось до сорока восьми тысяч.

Город лежал в маленькой долине среди холмов. Приезжим места не хватало, поэтому они расползлись во все стороны, понастроили дома и открыли офисы. В конечном итоге они рассеялись чуть ли не по трети округа. Это вполне обычная ситуация для стран, где процветает нефтедобывающая промышленность, – в любой глуши можно увидеть множество таких городков. У них нет четко очерченной границы, полиция – так, парочка констеблей. Охраной порядка в городе и округе занимается шериф.

Наш департамент прекрасно выполняет свою работу, во всяком случае, на наш взгляд. Но изредка ситуация вырывается из-под контроля, и нам приходится устраивать облаву. Именно во время такой облавы три месяца назад я и встретил ее.

– Зовут Джонс Лейкленд, – сказал мне старина Боб Мейплз, шериф. – Живет в четырех-пяти милях отсюда на Деррик-Род, недалеко от старой фермы Бранча. В миленьком домике за дубовой рощей.

– Кажется, я знаю, где это, – проговорил я. – Шлюха, да, Боб?

– Ну-ну, у меня возникло такое впечатление, только выглядит она слишком скромной для этого. Работой она себя не изнуряет, всяких разнорабочих и гуртовщиков к себе не водит. Если бы все эти святоши не подняли шум, я бы и не тронул ее.

Интересно, спросил я себя, а вдруг он с этого что-то имеет. И тут же решил: не имеет. Возможно, Боб Мейплз не гений и умственными способностями не блещет, но он честный.

– Так что мне делать с этой Джойс Лейкленд? – спросил я. – Велеть затаиться на время или уехать?

– Гм... – Боб поскреб затылок и нахмурился. – Не знаю, Лу. Сделаем так: ты сходишь туда, оценишь ее и сам примешь решение. Уверен, ты будешь добрым и любезным – ты умеешь быть таким. И еще я уверен, что ты, когда понадобится, можешь быть твердым. Поэтому иди, а потом расскажешь, какой она тебе показалась. Я поддержу тебя во всем, что бы ты ни решил.

Было примерно десять утра, когда я добрался до ее дома. Я заехал во двор и поставил машину так, чтобы потом развернуться без проблем. И чтобы номерные знаки в глаза не бросались – я сделал это не из каких-то особых соображений, а просто потому, что так полагалось.

Я поднялся на террасу, постучал в дверь и, отступив на шаг, снял шляпу.

Я чувствовал себя немного неловко. Я плохо представлял, что скажу ей. Возможно, мы и старомодны, но наше представление, о нормах поведения другое, скажем, не такое, как на Востоке или Среднем Западе. Здесь ты должен отвечать «да, мэм» и «нет, мэм» всем, на ком есть хотя бы слабое подобие юбки. Здесь, если ты кого-то застигнешь врасплох, ты должен извиниться... даже если тебе придется потом арестовать его. Здесь ты мужчина, мужчина и джентльмен – или ничто. И да поможет тебе Господь, если ты ничто.

Дверь приоткрылась на два дюйма. Потом открылась полностью. Она стояла и смотрела на меня.

– Да? – холодно осведомилась она.

На ней были коротенькие пижамные брючки и шерстяной пуловер, каштановые волосы вились колечками, как у овцы, и были взъерошены, на ненакрашенном лице лежал отпечаток сна. Но все это не имело значения. И не имело бы значения даже в том случае, если бы она выползла из лужи и была одета в драный мешок. Потому что ничто не могло бы затмить ее достоинств.

Она широко зевнула и снова повторила свое «Да?», но я все никак не мог заговорить. Думаю, я пялился на нее, раззявив рот, как деревенский мальчишка. Не забывайте, это было три месяца назад, а за последние пятнадцать лет у меня не было ни одного приступа. С тех пор как мне исполнилось четырнадцать.

Она была чуть выше пяти футов и весила около сотни фунтов[1], у нее немного выпирали ключицы и икры выглядели слишком тощими. Но это было нормально. Абсолютно нормально. Добрый Господь знал, где нужно прибавить мясца и где оно действительнопойдет на пользу.

– О, боже мой! – вдруг рассмеялась она. – Входите. Я не привыкла к таким ранним визитам, но... – Она открыла сетчатую дверь и сделала приглашающий жест. Я переступил через порог, и она закрыла обе двери, причем основную заперла.

– Простите, мэм, – сказал я, – но...

– Все в порядке. Только я сначала должна выпить кофе. Проходите туда.

Я прошел через крохотный холл в спальню, тревожно прислушиваясь к шуму воды на кухне. Я вел себя как последний болван. И после такого начала я решил быть с ней жестким и твердым – что-то мне подсказывало, что именно таким и надо быть. Не знаю почему, до сих пор не знаю. Но я чувствовал это с самого начала. Перед вами дамочка, получившая все, что желает, и к черту ярлыки.

Хотя нет, черт побери, все это эмоции. Ведет она себя правильно, у нее здесь довольно мило. Я решил предоставить инициативу ей, во всяком случае, на первых порах. А почему бы нет? Я случайно посмотрел в зеркало на туалетном столике и понял, почему нет. Я понял, что не имею на это права. Верхний ящик туалетного столика был приоткрыт, а зеркало было немного наклонено. Шлюхи – это одно, а шлюхи с оружием – совершенно другое.

Я достал из ящика автоматический пистолет тридцать второго калибра как раз в тот момент, когда она вошла в комнату с подносом в руках. Ее глаза недобро блеснули, и она с шумом поставила поднос на стол.

– Что вы тут делаете? – возмутилась она.

Я отогнул полу пиджака и показал бляху.

– Департамент шерифа, мэм. А вот что выделаете с этим?

Она ничего не ответила. Она взяла с туалетного столика свою сумочку, открыла ее и вынула разрешение. Хотя и выданное в Форт-Уорте, оно было вполне законным. Обычно разрешения, выписанные в одном городе, правомочны в других.

– Ну что, доволен, ищейка? – хмыкнула она.

– Полагаю, все в порядке, мисс, – ответил я. – И меня зовут Форд, а не ищейка. – Я одарил ее широченной улыбкой, однако ответной улыбки не получил.

Мои подозрения насчет нее были чертовски верными. Всего секунду назад она готова была опрокинуться на спину, и вряд ли для нее имело бы значение, есть у меня деньги или нет. А теперь она нацелилась на что-то другое, и будь я полицейским или самим Господом Богом, это тоже не имело бы значения.

Интересно, как она ухитрилась прожить так долго?

– Боже! – с издевкой воскликнула она. – Стоило мне впервые в жизни встретить такого красивого парня – и тот оказался отвратительной полицейской ищейкой! Сколько можно? Я не ублажаю копов.

Я почувствовал, что краснею.

– Сударыня, – покачал я головой, – это невежливо. Я пришел, чтобы поговорить.

– Ах ты, мерзкий ублюдок! – закричала она. – Я спросила, что тебе надо!

– Раз вы ставите вопрос именно так, я скажу вам, – ответил я. – Мне надо, чтобы вы убрались из Сентрал-сити до заката. Если я увижу вас здесь после этого часа, вы будете привлечены к ответственности за проституцию.

Я нахлобучил шляпу на голову и решительно направился к двери. Она преградила мне дорогу.

– Вшивый сукин сын. Мерзкий...

– Не надо обзываться, – предупредил я. – Не надо называть меня такими словами, мэм.

– А я буду! Опять и опять! Вшивый сукин сын, ублюдок, подлец...

Я пытался обойти ее. Мне нужно было срочно выбраться отсюда. Я знал, что случится, если я не выберусь, и еще я знал, что не должен допустить этого. Я мог убить ее. И это вернуло бы болезнь. А если бы я не убил ее и болезнь не вернулась бы, со мной все равно было бы покончено. Она бы заговорила. Она орала бы на каждом углу И люди задумались бы, а потом стали бы интересоваться тем, что было пятнадцать лет назад.

Она дала мне пощечину с такой силой, что у меня зазвенело в ушах, сначала в одном, потом в другом. Удары сыпались на меня как из рога изобилия. Даже шляпа слетела. Я наклонился, чтобы поднять ее, и она врезала мне коленом в челюсть. Я качнулся назад и сел на пол. Я услышал смешок, потом еще один, только на этот раз он прозвучал примирительно.

Она сказала:

– Черт возьми, шериф, я не хотела... я... вы просто взбесили меня...

– Конечно, – усмехнулся я. Круги перед глазами исчезли, и я снова обрел дар речи. – Конечно, мэм, я знаю, как это бывает. Со мной нередко случается такое же. Пожалуйста, дайте мне руку.

– А вы... вы ничего мне не сделаете?

– Я? Послушайте, мэм!

– Нет, – решительно заявила она, и мне показалось, что она даже немного разочарована, – я знаю, что не сделаете. С первого взгляда видно, что вы добродушный человек. – Она подошла ко мне и подала руку.

Я встал. Одной рукой я держал ее за запястье, а другой нанес удар. Я оглушил ее, но не полностью – я не хотел, чтобы она вырубалась. Я хотел, чтобы она понимала, что с ней происходит.

– Послушай, малышка, – оскалившись, проговорил я, – я ничего тебе не сделаю. Мне это даже в голову не приходило. Просто я отлуплю тебя.

Я произнес это вслух, я действительно собирался и готов был это сделать.

Я задрал ей пуловер и завязал его узлом у нее над головой. Я бросил ее на кровать, содрал с нее брючки и связал ими ее ноги.

Я снял с себя ремень и занес руку...

Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я остановился, прежде чем ко мне вернулась способность мыслить. Знаю только одно: у меня чертовски болела рука, а ее попка превратилась в один большой синяк. И я страшно испугался, просто до смерти.

Я развязал ей ноги и одернул пуловер. Я намочил полотенце в холодной воде и обтер ее. Я влил ей в рот кофе. И все это время я говорил, умоляя ее простить меня и рассказывая, как я сожалею.

Встав на колени рядом с кроватью, я продолжал умолять и просить прощения. Наконец ее веки дрогнули, и она открыла глаза.

– Не надо, – прошептала она.

– Клянусь, – сказал я, – я больше никогда...

– Молчи. – Она легко прикоснулась губами к моим губам. – Не извиняйся.

Она еще раз поцеловала меня. А потом начала неуклюже развязывать галстук, расстегивать рубашку Она раздевала меня после того, как я едва не содрал с нее кожу.

Я приехал на следующий день, и через день. Я стал приезжать постоянно. Создавалось впечатление, будто ветер раздул умирающий огонь. Я начал намеренно злить людей – они заменяли мне того, кого я уже не мог позлить. Я начал подумывать о том, чтобы свести счеты с Честером Конвеем из компании «Конвей констракшенз».

Я бы не сказал, что никогда не думал об этом. Возможно, я все эти годы не уезжал из Сентрал-сити, потому что меня удерживала надежда отомстить. Если бы не Джойс, вряд ли я пошел бы на что-то. Но она заставила огонь вспыхнуть с новой силой. Она даже подсказала мне, как разделаться с Конвеем.

Она дала мне ответ, сама не зная об этом. И произошло это однажды днем, вернее, ночью, через шесть недель после нашего знакомства.

– Лу, – сказала она, – я не хочу жить по-старому. Давай уедем из этого мерзкого города, вдвоем, ты и я.

– Да ты с ума сошла! – воскликнул я. Эти слова вырвались непроизвольно, я не успел остановиться. – Ты думаешь, я...

– Ну продолжай, Лу. Послушаем, что ты скажешь. Например, – она заговорила, растягивая слова, – что у вас, Фордов, замечательная семья с давними традициями. Что вам, Фордам, мэм, даже страшно представить, что кто-то из вас свяжет свою жизнь с жалкой проституткой, мэм. Что вы, Форды, сделаны из другого теста, мэм.

Она действительно угадала, что я хочу сказать, во всяком случае, большую часть. Но не главное. Я понимал, что с нею делаюсь хуже. Я знал: если я не остановлюсь в ближайшее время, то не остановлюсь никогда. И закончу свои дни в клетке или на электрическом стуле.

– Ну говори, Лу. Скажи мне все, а я отвечу.

– Не уфожай мне, малышка, – предупредил я. – Я не люблю угрозы.

– Я и не угрожаю. Просто разговариваю. Ты думаешь, что слишком хорош для меня. Я... я...

– Продолжай. Теперь твоя очередь.

– Мне бы очень хотелось этого, но все же я тебя, Лу, не брошу. Никогда, никогда, никогда. Если ты слишком хорош для меня, то я сделаю так, что ты будешь соответствовать мне.

Я поцеловал ее. Поцелуй был долгим и крепким. Потому что малышка уже была мертва, хотя и не догадывалась об этом, а я по-своему любил ее.

– Вот что, малышка, – сказал я, – ты подняла шум на пустом месте. Я думал о деньгах.

– У меня есть деньги. И могу достать еще. Много.

– Да?

– Могу, Лу Уверена! Он помешался на мне, а сам туп как пробка. Ты знаешь, кто это, да? Старина Честер...

– Да, – ответил я. – Да, я хорошо знаю Конвоев. И как же ты намерена поймать его на крючок?

Мы обсуждали план, лежа на ее кровати, и где-то в ночи тихий голосок нашептывал мне: «Забудь об этом, Лу, еще не поздно остановиться».И я действительно пытался – Господь свидетель. Но сразу после этого – после того как я услышал голос, – она взяла мою руку и накрыла ею свою грудь, потом застонала, выгнулась... и поэтому я не забыл.

– Гм, – сказал я через какое-то время, – думаю, у нас может получиться. Я вижу это так: если не получится с первого раза, нужно пытаться снова и снова.

– Что, дорогой?

– Другими словами, – пояснил я, – где хотение, там и умение.

Она поежилась, а потом фыркнула.

– О Лу, ты такой сентиментальный! Я просто умираю.

...На улице было темно. Я стоял недалеко от кафе, бродяга не двигался и смотрел на меня. Он был молодым парнем, примерно моего возраста. То, во что он был одет, когда-то было довольно приличным костюмом.

– Ну как насчет этого, приятель? – сказал он. – Как насчет этого? Мы вчера так крепко гульнули, что сегодня, если я в ближайшее время не уроню что-нибудь себе в желудок...

– Что-нибудь согревающее, а?

– Точно, все что угодно, лишь бы помогло, я...

Я вынул изо рта сигару и притворился, будто лезу другой рукой в карман. А потом быстро схватил бродягу за запястье и прижал кончик сигары к его ладони.

– Господи, приятель! – завопил он и попытался вырваться. – Какого черта?

Я рассмеялся и показал ему свою бляху.

– Конечно, приятель, конечно, – забормотал он и попятился.

Судя по его тону, он не испугался и не разозлился, скорее заинтересовался.

– Ты бы лучше поберег сигару, приятель. Было бы больше пользы.

Повернувшись, он пошел в сторону железнодорожных путей.

Я смотрел ему вслед, чувствуя странную слабость и дрожь внутри, потом я сел в машину и поехал к Дворцу труда.

3

Дворец труда Сентрал-сити находился на боковой улочке в паре кварталах от центральной площади. Это было двухэтажное кирпичное здание. Первый этаж занимала штаб-квартира профсоюза, а на втором располагались офисы и переговорные. Я поднялся по лестнице и пошел по темному коридору. Стеклянная дверь в конце коридора вела в лучшие, самые просторные офисы. Табличка на двери гласила:

Сентрал-сити, Техас

Совет строительных профессий

Джозеф Ротман, президент.

Дверь открыл сам Ротман, причем прежде чем я успел повернуть ручку.

– Давайте пройдем в дальнюю комнату, – предложил он, пожимая мне руку. – Простите за то, что попросил вас приехать в такой поздний час, но я решил, что ваше присутствие необходимо, так как вы являетесь должностным лицом.

– Да, – кивнул я, думая о том, что предпочел бы не видеться с ним. В этом месте закон служит скорее вашим, чем нашим, и я заранее знал, о чем он хочет поговорить.

Ротману было около сорока. Он был невысоким и плотным, с колючими глазами и головой, казавшейся слишком большой для его тела. Из его рта торчала сигара, но он отложил ее, как только сел за стол, и принялся скручивать сигарету. Потом он ее прикурил и, выдохнув дым, загасил спичку. Все это время он старательно отводил взгляд.

– Лу, – наконец нарушил тишину профсоюзный лидер и тут же замолчал, заколебавшись. – Мне нужно сказать вам кое-что – строго конфиденциально, как вы понимаете, – но прежде я скажу о другом. Полагаю, это очень больная для вас тема, однако... гм... Лу, что вы испытывали к Майку Дину?

– Испытывал? Боюсь, Джо, я не совсем вас понимаю, – ответил я.

– Он ваш названый брат, верно? Ведь ваш отец усыновил его?

– Да. Отец был врачом, понимаете ли...

– И очень хорошим. Простите меня, Лу Продолжайте.

Так вот как, значит, пойдет беседа. Обмен ударами. Каждый из нас попытается прощупать другого, каждый из нас будет говорить то, что другой слышал тысячи раз. Ротман хочет сказать что-то важное, и создается впечатление, что он намерен сделать это жестко и аккуратно. Что ж, я не против. Не буду портить ему игру.

– Дины были его друзьями. Когда они умерли во время той страшной эпидемии гриппа, он усыновил.

Майка. Моей матери уже не было на свете – она умерла, когда я был младенцем. Отец решил, что мы с Майком станем отличной компанией друг другу, а для экономки не составит труда заботиться о двух мальчишках с тем же успехом, как она заботилась об одном.

– Гм? И как это подействовало на вас, Лу? Я имею в виду, ведь вы единственный сын и наследник – и вдруг у вашего отца появляется еще один сын. Это вызвало у вас хоть малейшее раздражение?

Я засмеялся.

– Черт, Джо, тогда мне было всего четыре года, а Майку шесть. В таком возрасте человека мало интересуют деньги, а у отца, между прочим, денег-то и не было. Он был слишком мягкосердечным, чтобы обирать своих пациентов.

– Значит, Майк вам нравился? – Он задал вопрос так, будто не был уверен в этом.

– "Нравился" – не самое подходящее слово, – уточнил я. – Он был отличнейшим, славнейшим парнем на свете. Вряд ли я любил бы настоящего брата сильнее.

– Даже после того, что он сделал?

– А что, – пристально глядя на него, спросил я, – он такого сделал?

Брови Ротмана взлетели вверх.

– Лу, мне самому нравился Майк, но факт есть факт. Весь город знает, что если бы он был чуть старше, то отправился бы прямиком на электрический стул, а не в исправительное заведение.

– Никому ничего не известно. Нет доказательств.

– Девочка опознала его.

– Да девочке еще и трех не исполнилось! Она бы опознала любого, на кого бы ей указали.

– И Майк признался. Они раскопали еще несколько случаев.

– Майк был напуган. Он не понимал, что говорит.

Ротман покачал головой.

– Давайте оставим это, Лу Меня не очень интересует эта история как таковая, только ваши чувства к Майку... Вы не были в замешательстве, когда он вернулся в Сентрал-сити? Не лучше ли было бы, если бы он жил подальше?

– Нет, – ответил я. – Мы с отцом знали, что Майк ничего не делал. Я имею в виду, – на мгновение я заколебался, – что, зная Майка, мы были уверены в том, что он невиновен. – «Потому что виновен был я. Майк взял вину на себя».– Я хотел, чтобы Майк вернулся. И отец тоже. – «Он хотел, чтобы Майк наблюдал за мной». -Господи, Джо, отец в течение нескольких месяцев с помощью своих связей добивался для Майка должности строительного инспектора. Если учесть, что люди думали о Майке, это было нелегкой задачей, несмотря на популярность и влияние отца.

– Все сходится, – кивнул Ротман. – Таково и мое понимание ситуации. Но я должен был удостовериться. Вы не испытали облегчения, когда Майк погиб?

– Для отца это было шоком, который и убил его. Он так и не оправился. Что до меня, то я сожалел о том, что не оказался на месте Майка.

Ротман усмехнулся.

– Ладно, Лу. Теперь моя очередь... Майк погиб шесть лет назад. Он шел по горизонтальной балке восьмого этажа многоквартирного дома «Новый Техас» – его строила «Конвей констракшенз», – и случайно наступил на разболтавшуюся заклепку. Он отпрянул назад и упал в здание на временный настил. Но настил был уложен плохо, между досками были большие щели. И Майк рухнул вниз, в подвал.

Я кивнул.

– Ну, – сказал я, – и что из этого, Джо?

– Что из этого?! – Глаза Ротмана блеснули. – И вы спрашиваете меня, что из этого...

– Джо, как президенту строительного профсоюза вам известно, что монтажники металлоконструкций находятся под вашей юрисдикцией. И в их и в ваши обязанности входит следить за тем, чтобы на каждом этаже строился настил по мере того, как растет здание.

– А теперь вы заговорили как адвокат! – Ротман шлепнул ладонью по столу – Монтажники металлоконструкций тут ни при чем. Конвей не желает строить настилы, и мы не можем заставить его.

– Вы могли бы прекратить работы.

– М-да, – пожал плечами Ротман, – думаю, Лу, я совершил ошибку. Как я понял, вы говорили, что вы...

– Вы все правильно поняли, – сказал я. – И давайте не будем дурачить друг друга. Конвей пошел в обход правил, чтобы сделать деньги. И вы не воспротивились – чтобы тоже сделать деньги. Я не говорю, что вы виновны, но и его не считаю виновным. Просто случайное стечение обстоятельств.

– Ну, – Ротман поколебался и продолжил, – я бы сказал, Лу, что у вас к этому забавное отношение. Складывается впечатление, что вам это безразлично. Но, учитывая ваши чувства к Майку, мне бы следовало...

– Возможно, следовало бы мне, -перебил его я. – Я сейчас скажу вам кое-что, и тогда вы не увидите ничего забавного. Там, наверху, с Майком был клепальщик. Он работал сверхурочно. Работал один. Обычно клепальщики работают вдвоем – один держит пистолет, другой – подложку. Возможно, вы будете утверждать, что клепальщик в тот момент не выполнял своих прямых обязанностей, но мне кажется, что вы ошибаетесь. Что он не клепал. Что он, вероятно, собирал инструменты или делал что-то еще.

– Лу, вам же известно не все! Тот рабочий...

– Я знаю. Тот рабочий был случайным человеком, имел разрешение на работу. Он приехал в город с пустыми карманами. Через три дня после гибели Майка он появился в новеньком «шевроле», за который заплатил наличными. Все это выглядит очень нехорошо и в то же время ничего не значит. Не исключено, что он выиграл эту кучу денег в кости или...

– И все же, Лу, вам известно не все! Конвей...

– Давайте проверим, все или нет, – предложил я. – Компания Конвея выполняла как архитектурные, так и строительные работы по зданию. И по проекту он выделил слишком мало места для водогрейных котлов. Чтобы впихнуть их, ему пришлось бы внести кое-какие изменения, которые Майк никогда бы не принял, и он знал это. Он оказался перед выбором: либо спорить с Майком, либо потерять несколько сотен тысяч долларов.

– Продолжайте, Лу.

– И тогда он выбрал второе. Ему смерть как не хотелось идти на это, однако он пошел.

Ротман коротко рассмеялся.

– Пошел, говорите? Я лично выбивал деньги на эту работу, и...

– Итак, – я устремил на него озадаченный взгляд, – он пошел на это, верно? Не важно, что случилось с Майком, но вы, местная профсоюзная организация, не должны закрывать глаза на опасные ситуации, вроде этой. Вы несете ответственность. Против вас может быть возбуждено дело. Вас могут обвинить в тайном сговоре. Вас...

– Лу – Ротман прокашлялся. – Вы правы на сто процентов. Естественно, мы не поставили бы себя под удар ради денег, как бы велика ни была сумма.

– Разумеется, – я изобразил на лице тупую улыбку. – Вы просто плохо продумали сделку, вот и все, Джо. Вы отлично ладили с Конвеем, и теперь, когда он вознамерился идти против профсоюза, вы – как бы это сказать – очень расстроились. Я думаю, если бы вы считали, что тогда действительно произошло убийство, вы не ждали бы шесть лет, чтобы заговорить о нем.

– Да, естественно, не ждал бы. Естественно. – Он принялся скатывать новую сигарету. – Лу, а вы не могли бы рассказать мне, как вы узнали все эти детали?

– Ну, все очень просто. Майк был полноправным членом семьи, а я общаюсь со многими. Стоит кому-то о чем-то заговорить, и я обязательно услышу об этом.

– Гм... А я и не догадывался, что ходит так много слухов. Признаться, я вообще не знал, что ходят слухи. И у вас никогда не возникало желания предпринять какие-то действия?

– А зачем? – пожал я плечами. – Это просто слухи. Конвей – крупный бизнесмен, кажется, крупнейший подрядчик в Западном Техасе. Он бы не стал ввязываться в убийство, тем более что вы все равно сидели бы и помалкивали.

Ротман пристально посмотрел на меня и опустил взгляд на стол.

– Лу, – тихо проговорил он, – вам известно, сколько дней в году работает монтажник металлоконструкций? Вам известно, какова продолжительность его жизни? Вы когда-нибудь видели постаревшего монтажника? Вы хоть раз задумывались о том, что способов умереть множество, но смерть одна?

– Нет. Наверное, нет, – ответил я. – Я плохо понимаю, Джо, к чему вы ведете.

– Не берите в голову. Это к делу не относится.

– Полагаю, что монтажникам живется несладко, – сказал я. – Но я смотрю на ситуацию так: нет такого закона, обязывающего их работать на одной работе. Если она им не нравится, они могут заняться чем-то другим.

– Да, – согласился Джо, – все верно, так? Забавно, как видит наши проблемы человек со стороны... Если им не нравится, пусть займутся чем-то другим. Отлично, просто замечательно...

– Ай, – махнул я рукой, – я ничего особенного не сказал.

– Не согласен. Вы раскрыли мне глаза. Вы даже удивили меня, Лу Я в течение многих лет встречал вас на улице, и, честно признаюсь, вы никогда не казались мне глубоким мыслителем... А есть ли у вас решение для более крупных проблем, например, ситуации с неграми?

– Ну, здесь все просто, – ответил я. – Отправить их всех в Африку.

– Э-э. Понятно. Понятно, – сказал он и, встав, протянул мне руку – Сожалею, что зря потревожил вас, Лу, но наша беседа доставила мне удовольствие. Надеюсь, у нас еще будет возможность пообщаться.

– С радостью, – сказал я.

– Кстати, мы с вами не виделись. Вы меня понимаете?