Алкоголики

— Не волнуйтесь! Расслабьтесь. Просто скажите мне, сколько... Черт бы вас побрал, Слоун! Я чуть не рехнулся, так за вас переживал. Все ходил кругами и пытался сообразить, как, черт возьми, у вас это получается! Вы у меня пять лет жизни отняли, и сейчас... О боже! — простонал он. — Убить вас мало, Слоун! — Он опустился на кровать, закрыл лицо руками и затрясся от смеха. — У вас сигарета есть? — спросил он.

Джеф Слоун дал ему сигарету. Торопливо зажег спичку и поднес доктору.

— Спасибо. — Док выпустил облако дыма. — Мог поклясться, что вы проглотили эту пилюлю. Я был уверен, что ребята с вами не поделились.

— Ну... — нерешительно начал Джеф. Более всего на свете ему сейчас хотелось быть честным с доком, чтобы как-нибудь ненароком не оттолкнуть дружескую руку, протянутую ему из окружающей тьмы.

Но как-то глупо будет выглядеть, если он скажет, что нашел виски в раковине. И потом, он не вполне уверен, что это не ребята...

— Ну, ладно, бог с вами, — сказал док. — Садитесь... Как вы сейчас себя чувствуете? Неплохо бы промочить горло?

— Черт, вы хотите сказать... — Джеф сел на стул. — Я... э... думаю, что нет.

— Разумеется, вы бы не отказались, — заметил док. — Чувствуете, что вели себя как полный осел — а именно так и было — и хотели бы пропустить стаканчик, чтобы забыть об этом. Ну что же. Это естественно. Хочется выпить. Но лучше не надо. А кстати, как вы относитесь к выпивке сейчас? По-прежнему думаете, что все под контролем?

— Ну, в этот раз меня здорово шибануло. От такой малости, что я выпил утром. Видите ли, док, я могу запросто влить в себя две пинты и...

— Вы больше не сможете этого делать, — предупредил доктор Мэрфи. — Или, вернее, лучше этого не делать, если вы не хотите попасть в еще более затруднительное положение. Вы перешли черту, как у нас говорят про алкоголиков. Вы потеряли право пить. Теперь каждый выпитый стакан будет действовать на вас хуже, чем предыдущий. Я вам это гарантирую. Спросите у Берни, у Холкомов, у генерала, у любого другого алкоголика, и они скажут вам то же самое.

— Тогда зачем они пьют? — спросил Джеф.

— Этого я не знаю. Какие-то факторы могу назвать, но дать ответ на главный вопрос я не в состоянии. Вот что я вам скажу. Человеку в возрасте Берни в десять раз труднее бросить пить, чем вам... Скажите, а почему вас так тянет к бутылке?

— Почему? — Джеф покачал головой. — Точно не скажу, никогда не задумывался над этим. Работа у меня такая, нельзя не пить, ну и потом, разнервничаешься, надо как-то успокоиться или, наоборот, взбодриться, когда...

— Нет, — прервал его док, — это все отговорки. Любой алкоголик пьет лишь по одной простой причине. Потому что он боится. Я знаю, здесь есть противоречие. Мне известно, почему пьет Берни и все прочие, но мне неизвестно, что стоит за этим. Иными словами, что заставляет их бояться. Почему они стараются придать себе храбрости именно с помощью виски, хотя оно никак им не помогает, а, наоборот, только вредит.

— Не знаю, док, — осторожно начал Джеф. — Не буду хвастать, но меня считают...

— Понятно. Но кем бы вас там ни считали — парнем с железными нервами, сорвиголовой, который любого за пояс заткнет, — вам этого мало. Вы боитесь. Вам надо всем доказать. Но сколько бы вы там ни доказывали, этого всегда недостаточно. А когда вы не можете...

— Ну, наверное...

— Не «наверное», Джеф, а вы именно такой. И вам следует с этим смириться — принимать себя таким, какой вы есть. Пока все ваши страхи весьма иллюзорны, они ни на чем не основаны. Но если вы и дальше будете пить, у вас появится вполне реальный повод для беспокойства. Вы начнете избегать людей, бояться услышать их мнение о вас, почувствовать их пренебрежение. Ваша работа начнет пробуксовывать, и чем дальше, тем больше. Короче, вы не только будете считать себя остолопом, вы действительно им станете. При всем моем уважении к пациентам, я вынужден называть вещи своими именами. Джеф кисло улыбнулся:

— Ваша правда, док. Я действительно вел себя как последний дурак. Но...

— Да?

— Ну, это... Не скажу, что я сильнее или лучше этих ребят, но вряд ли мой случай так уж...

— Ясно, — тихо произнес док, не зная, смеяться ему или плакать. Никакого проку от всех этих бесед. Никогда. Все они неглупые люди, и ты стараешься, чтобы они поняли. Они слушают и кивают, время от времени вставляя словцо. А когда ты им все выложишь... — Ясно, — повторил он. — Берни Эдмондс — вот уж, действительно, стоящий парень. А генерал, а Холкомы — вы же знаете, кто они такие. Большие люди, с мозгами, но уже не могут с собой справиться. А вы еще можете.

— Но, док, — смутился Джеф, — я ведь не это имел в виду. Понятное дело, мне теперь надо следить за собой, пить с оглядкой, но...

— Но вы пока не алкоголик. Не настоящий алкоголик. Просто слишком много пьете и вам надо это прекратить, вот и все. Возможно, вы и правы. Я распоряжусь, чтобы вам принесли одежду, и можете быть свободны.

— Свободен! — Джеф резко выпрямился. — Н-но... меня еще немного пошатывает, док!

— Ну, это дело поправимое, — ответил доктор Мэрфи. — Заложите пару бутылок за пояс — они помогут вам держаться прямо — и вперед! Но прежде чем вы уйдете, будьте добры, сделайте мне одно небольшое одолжение. У меня проблема, которую я хотел бы обсудить с вами — строго конфиденциально, вы понимаете, — и, возможно, вы мне что-нибудь подскажете. Мне нужна помощь, но здесь никого нет, кроме этих алкоголиков, и...

Недовольно пожав плечами, он встал со стула. Джеф тоже поднялся, пытливо глядя доктору в лицо.

— Послушайте, док. Я ведь не... Вы меня, наверное, не так поняли.

— Я вас понял. Вы не алкоголик, а мне как раз и нужен такой человек. Кто-нибудь, кто сможет дать дельный и непредвзятый совет. Вы ведь хотите мне помочь? Это займет всего несколько минут, и можете отправляться домой.

— Но... — Джеф все еще сомневался, пытаясь уловить иронию в словах или выражении лица доктора. Но ничего подобного не обнаружил. Что ж, неудивительно. Доктору Мэрфи было хорошо известно, как бесполезно убеждать людей, когда они чего-то не хотят. — Хорошо, док, — наконец согласился Джеф, — но только я не знаю...

— Я все объясню, — пообещал доктор и, выйдя из комнаты, стал подниматься по лестнице.

Они остановились у комнаты номер 4, и док толкнул тяжелую дверь. Она распахнулась, они вошли и...

— О боже, — простонал он.

Глава 12

Хамфри Ван Твайн Третий неподвижно лежал в своем коконе из простыней, чуть приподнятый наклоном стола. В головах у него стоял маленький сервировочный столик, у которого спиной к пациенту застыл Руфус.

Указательный палец его левой руки был намертво зажат в зубах у Ван Твайна.

Доктор Мэрфи мгновенно оценил ситуацию. Очевидно, Руфус отвернулся к столику в тот момент, когда кормил Ван Твайна. И тот вцепился ему в палец, парализовав руку и лишив возможности сопротивляться.

Огромный негр трясся от страха. Док быстро подошел к нему и ободряюще заглянул в посеревшее лицо.

— Сейчас я тебя освобожу, — прошептал он. — Он тебя сильно прихватил? Прокусил насквозь?

— Н-н-не думаю, сэр. Я т-только отвернулся.

— Ничего. Со всяким может случиться, ты все делал правильно. А сейчас стой спокойно.

Док повернулся, обошел бледного, вытаращившего глаза Джефа и заглянул в бессмысленные немигающие глаза Ван Твайна. Поднял было руку, но тут же опустил. Бесполезно зажимать ему ноздри — он сможет дышать через рот. А в ответ на воображаемое нападение животный инстинкт лишь заставит его плотней сомкнуть челюсти.

Доктор Мэрфи снова поднял руку, на этот раз левую, и осторожно положил ее на голову Ван Твайну. Мягко и нежно он стал поглаживать его бинты.

— Хороший мальчик, — приговаривал он. — Хороший, чудный, замечательный. Хороший мальчик, хороший, хороший, хороший... Руфус, отойди подальше, но не двигай пальцем. Хороший, милый, чудный, хороший, хороший, хороший мальчик... — Рука доктора легла Ван Твайну на лоб, задержалась там на мгновение и медленно скользнула вниз, прикрыв его глаза. — Хороший, хороший мальчик, спи, деточка, спи... Руфус... хороший, милый... Руфус, у этого хорошего мальчика... Давай, Руфус.

Руфус дернул руку. Палец выскользнул из зубов, и Руфус, покачнувшись, упал на колени. Док помог ему подняться и обнял за плечи, кивнув Джефу Слоуну.

— Руфус вел себя очень разумно, — спокойно объяснил он. — Оценил обстановку и понял, что ему нужна помощь. Конечно, он сам виноват; он совершил ошибку и попал в неприятную историю. Но он сообразил, что следует делать, и это его спасло. В противном случае, если бы он не учел обстоятельств и не стал ждать помощи, он бы потерял палец. Возможно, мы бы нашли его здесь умершим от потери крови.

Док осмотрел палец и убедился, что, несмотря на глубокие отметины, кожа не была прокушена. Он посоветовал Руфусу продезинфицировать палец и сделать горячую примочку, проводил его до двери вместе с подносом и столиком и повернулся к Джефу.

— Ох уж этот Руфус, — добродушно усмехнулся он, — я ору на него каждый божий день, но не променяю парня ни на кого другого. Он, конечно, иногда черт-те что вытворяет, но на него можно положиться. Ради вас он вывернется наизнанку, последнее отдаст не задумываясь. Если бы мы, с нашими возможностями, знаниями, образованием, так вели себя... — Док пожал плечами и притянул Джефа поближе к столу. — Вот, — сказал он, — вот о чем я хотел с вами поговорить.

Джеф отвел взгляд от бледного, ничего не выражающего лица, с которого смотрели широко открытые, немигающие, невидящие глаза. Потом спросил еле слышным шепотом:

— Что... кто это?

— Вы, должно быть, слышали о нем. Он, правда, выпал из жизни какое-то время назад, но его имя вам наверняка известно. Хамфри Ван Твайн Третий.

— Это он! Но... — произнес Джеф, скривив губы. — Слышал я об этом толстосуме!

— М-м-да. Вы думаете, он отдавал себе отчет в том, что делает? Он просто жил как хотел, потому что ему это нравилось. Плохой дядя, как называют дети киношных злодеев.

— Насколько я знаю, — Джеф слегка покраснел, — он ведь не был...

— Не был. Мистер Ван Твайн был всего лишь алкоголиком, который отказывался признавать свой порок и имел неограниченные возможности, чтобы ему предаваться. Подумайте, как хорошо, что можно не идти на работу, когда у вас голова трещит после вчерашнего. Вы можете пригласить девочку и продолжить веселье. Как здорово, что вы можете послать весь мир к черту и дать ему пинка под зад, если он замешкается. Ну что ж, ваше счастье, что у вас нет такой возможности.

Джеф сглотнул, не в силах оторвать глаз от предмета, лежащего на столе.

— Он... сумасшедший?

— О нет. Сумасшествие предполагает присутствие интеллекта, а у Ван Твайна его нет. Он, вероятно, сохранил кое-какие воспоминания о взрослой жизни, но вряд ли соотносит их с собственной персоной. В общем-то его умственный потенциал находится на уровне младенца.

— А зачем... — Джеф кивнул в сторону стола, — зачем вы его так упеленали? Он что, опасен?

— В какой-то степени. Младенец ведь может махать руками и кусаться, а при таких размерах это не шутка. Но опасен он, прежде всего, для себя самого. Начнет мастурбировать и покалечится. Или будет есть свои экскременты. Всякие такие штуки.

Джеф покачал головой:

— И что вы будете с ним делать?

— Вот об этом, — ответил доктор Мэрфи, — я и хотел спросить вас. Что с ним делать?

Он начал рассказывать о том, что произошло с Хамфри Ван Твайном, и о своих собственных проблемах. Говорил спокойно, почти небрежно, ничего не приукрашивая и не скрывая устрашающих подробностей этой малоприятной истории. Говорил так, словно вся ответственность лежала на Джефе, а не на нем.

А Джеф слушал, временами облизывая пересохшие губы, и на лбу у него выступила испарина.

— Ну вот и все, — закончил док и опустил глаза на непроницаемое лицо Ван Твайна. — Глупо, наверное, он себя чувствует, если до него что-то доходит. Конечно, он уже слегка отвык от самостоятельности, но, все равно, странное это ощущение. Слышать, как о тебе говорят и распоряжаются твоим телом, и не иметь возможности высказать свое мнение.

Джеф, казалось, его не слышал. Он упрямо и несколько раздраженно повторял:

— Но мне-то что до него. Черт, да таких, как он, один на миллион. Да и того не наскребется, чтоб так влипнуть!

— Это правда, — согласился док. — Очень немногие алкоголики дотягивают до последней черты. Они выходят в тираж гораздо раньше. Кто-то разбивает себе башку или попадает за решетку за пьяный наезд, убийство или ограбление. Они сгорают в собственной постели, умирают с голоду или замерзают в какой-нибудь подворотне. Или же попадают в психушку. Но, боюсь, вы неправильно поняли меня, Джеф. Я не пытаюсь вас напугать.

— Да уж! — слабо усмехнулся Джеф.

— Это действительно так. Когда дело касается выпивки, алкоголика ничем не запугаешь. Их страх перед собой перевешивает любые другие страхи, пока они не осознают всю его беспочвенность и бессмысленность. Нет, испугать их невозможно, но вы-то не алкоголик, вас еще не затянуло, поэтому стращать вас просто нет смысла. Я привел вас сюда только с одной целью: посоветоваться, что мне делать дальше.

— Ну, — замялся Джеф, — а разве другого выхода нет?

— Нет. И времени у меня в обрез. Мне, возможно, дадут поболтаться здесь еще несколько дней, чтобы подбить все дела, но сегодня — практически мой последний день, если только что-нибудь не произойдет. К концу дня я должен принять решение и добыть деньги, иначе я банкрот.

— А вы уверены, что ничего не сможете сделать для парня здесь?

— Ну как я могу? Совершенно очевидно, что помочь ему могут только те, кто делал операцию, специалисты. Вопрос в том — даже если отбросить чисто этические соображения, — стоит ли вообще давать шанс моим пациентам, вы ведь видели только часть из них. Откровенно говоря, я не слишком преуспел в их лечении. И ничуть не приблизился к решению этой проклятой проблемы алкоголизма. Но...

— Что заставляет вас думать так, док?

— Что? — раздраженно переспросил док. — Я ведь только что объяснил.

Он запнулся и взглянул на Джефа. Его серьезное и несколько озадаченное лицо вдруг озарила радостная улыбка.

— Знаете что, док? Я больше никогда в жизни не притронусь к спиртному.

Док сощурился и скривил губы.

— Я, конечно, очень рад, что вы осознали опасность. Но если бы я брал по доллару с каждого алкоголика, который обещал мне...

— Но я и вправдурешил завязать, — объявил Джеф. — Алкоголик там или нет — мне вообще-то не очень нравится это слово, — пусть я лучше буду парнем, который не может и не собирается пить.

Сердце у доктора громко застучало. Костистое лицо расплылось в широкой улыбке.

Хотя бы один! Хоть одного вытащить, сознавать, что все усилия не напрасны. Но если это возможно с одним...

—Почему вы так вдруг решили, Джеф?

— Не знаю. Вернее, знаю, но не могу слова подыскать. Во всяком случае, не сейчас. Может быть... вы ведь не выставите меня сегодня?

— Нет, черт вас возьми, — нам еще надо кое-что обсудить.

— Со мной все в порядке, могу хоть сейчас ехать. Но мне хотелось бы поговорить с ребятами, с Берни и с генералом; извиниться за то, что я выступал за обедом.

Док уже был готов одобрительно кивнуть, но сдержался. Он должен быть уверен на все сто.

— Ну, не знаю, — начал он. — В общем-то Берни вас оскорбил. Они все вели себя скверно, позволили вам поставить себя в глупое положение, наорали на вас, не хотели с вами разговаривать. Зачем же вам...

Джеф добродушно рассмеялся:

— Вы же отлично знаете, что мне это необходимо. Иначе я весь изведусь, как уже сотни раз бывало.

Док громко хлопнул его по спине:

— Джеф, все в ваших руках! Если у вас не получится, я просто...

— Получится, — заверил его Джеф.

— Надеюсь. Господи, так хочется верить... Ладно, пойдемте отсюда.

Джеф замешкался.

— А с ним что будет, док?

Лицо дока на минуту омрачилось.

— Да уж, — тихо произнес он, — действительно...

— А вы всерьез со мной советовались? На самом деле хотели узнать мое мнение?

— Ну, точно не скажу, — замялся доктор Мэрфи. — Но раз уж я вас спросил...

— Честно говоря, не знаю, что делать, док. Я... Господи, тут и не знаешь, что посоветовать! Я хочу сказать, как бы вы ни поступили...

— Да, — ответил док. — Я понимаю, что вы хотите сказать.

Глава 13

Когда доктор Мэрфи вошел в свой кабинет, истории болезней были уже отпечатаны и положены на стол, но мисс Бейкер все еще оставалась за машинкой. Она сидела очень прямо, ровно поставив свои маленькие ноги в белых чулках и чинно сложив руки на коленях. Похожая на застенчивого ребенка в чужом доме, которого посадили в угол, где он боится шевельнуться.

Док сел за стол и стал просматривать истории болезней, вернее, делать вид. Он уже давно знал их наизусть. Знал, что мисс Бейкер печатает безупречно и за ней не нужно проверять. Единственно, чего он не знал, так это с чего начать разговор.

Наконец он поднял глаза и, слегка волнуясь, заговорил, стараясь, чтобы голос его звучал неофициально и непринужденно, но вышло все равно несколько грубовато.

— Ну, нечего вам там сидеть в углу.

Мисс Бейкер моментально вскочила. Она стояла и вежливо смотрела на него, ожидая дальнейших указаний.

— Идите сюда, — позвал ее доктор Мэрфи. — Я хочу с вами поговорить, мисс Бейкер.

— Да, шэр, — ответила мисс Бейкер. — Ой, простите, сэр...

—Не будем делать из этого проблему, — отрывисто произнес док. — Садитесь и чувствуйте себя свободно.

Мисс Бейкер опустилась на стул рядом со столом доктора, но свободно она себя явно не чувствовала. Она сидела в той же позе, что и за машинкой, неестественно прямая, руки сложены на коленях, на хорошеньком личике застыла вежливая улыбка.

— Итак, сестра, — начал доктор. — Мне кажется, нам давно пора поговорить. Положение дел у нас весьма неопределенное. Очень неопределенное. Поэтому, если мы собираемся кое-что прояснить, хотим прояснить ситуацию, лучше приступим к делу сразу.

— Да, шэр, я хотела сказать...

— Не поправляйтесь, — остановил ее доктор Мэрфи. — Я вовсе не жду, что вы откажетесь от многолетней привычки за каких-то несколько часов. Произносите так, как вам удобно. И не обращайте внимания ни на что. Не поправляйте себя все время.

— Да, шэр, — прошелестела мисс Бейкер.

— Я бы не хотел показаться... — начал док.

— Да, шэр? — с готовностью произнесла мисс Бейкер.

Доктор сдвинул брови и потянулся за сигаретой. Поднес к ней огонь и беззвучно выругался. Затянулся и стал гасить ее в пепельнице, безжалостно вдавливая в металл, пока она не превратилась в труху.

Глаза его оторвались от подноса и, как бы притягиваемые невидимым магнитом, остановились на коленях мисс Бейкер, как раз в том месте, где их открыл разошедшийся халат. Рассеянно они двинулись вверх, задерживаясь на каждом неприкрытом розовом участке. Потом их движение замедлилось: они очутились в ложбине меж двух полускрытых нежно-розовых холмов. Двинулись дальше — и вдруг натолкнулись на другую пару глаз.

Владелица этих глаз подняла руки с колен и застегнула наглухо халат. Жест этот, полный испуга и укоризны, заключал в себе и кое-что другое. Какой-то бессознательный призыв, чуть издевательскую самоуверенность. С этим все ясно, как бы говорил он, да и с тобой тоже. Это меняет дело...

— Итак, мисс Бейкер, — вновь заговорил доктор Мэрфи. — Я хотел вам сказать...

— Да, шэр? — Мисс Бейкер медленно положила ногу на ногу.

Наверняка она догадалась. Сначала испугалась до дрожи в коленках, но у нее был козырь на руках, и она предъявила его, прекрасно понимая, что он не посмеет, как никогда не смел в прошлом. Не посмел расправиться ни с истязателем собак, ни с официантом, не решился соблазнить ту, другую, медсестру. Да, она его раскусила. И знает, что может вертеть им как хочет. А он ни черта не сможет сделать. Люди лишались лицензий и за меньшие провинности.

— Да, доктор?

— Так вот, — опять начал доктор Мэрфи. — Как я уже сказал, у меня мало времени, и, похоже, скоро его не будет совсем. Поэтому перейдем сразу к делу. Я бы хотел о вас побольше узнать. О вашем прошлом. О вашем окружении. Ваших...

— Понимаю. Но, боюшь, мне нечего добавить к тому, что вы уже жнаете. Я...

— Я имею в виду другое. Вашу личную жизнь. Вы были единственным ребенком? Очень домашним, да?

— Да, — кивнула мисс Бейкер, — можно сказать и так.

— А как вы ладили с детьми? Вас любили? Вы не чувствовали себя одиноко?

Мисс Бейкер заколебалась. Неопределенно покачала головой:

— Видите ли, доктор, те друзья, что у меня были...

— Понятно, — перебил доктор Мэрфи. — А среди этих друзей, видимо, были и мальчики?

— Ну... и мальчики и девочки — поровну...

— Хм... — хмыкнул доктор и слегка прищурился. У нее совсем не было друзей? Она сама так хотела или ее просто отвергали? Она не дружила и с девочками, чтобы таким образом скрыть свою патологическую ненависть к мужскому полу? Ну ладно. Оставим это. Сейчас надо добраться до главного. — У вас не было детской влюбленности, мисс Бейкер?

— Нет, шэр.

— А вы когда-нибудь ходили на свидание?

— Нет, шэр.

— Но почему?

— Ну, мне прошто никто не нравилшя.

— Да бросьте вы, — сказал доктор Мэрфи. — Мы не должны быть слишком требовательными в этих вещах. Люди, которые на первый взгляд кажутся вам не слишком привлекательными, при более близком знакомстве производят совсем другое впечатление. Просто надо дать им шанс проявить себя.

Розовые губки сложились в слабую, но весьма обворожительную улыбку. Она чуть подвинулась на стуле, не снимая ногу с колена, слегка выдвинула вперед грудь, одернула халат и снова застыла.

— Да, доктор?

— Да, — продолжал доктор Мэрфи, — вы не живете нормальной жизнью. Потому что вы не... Ну, когда мы слишком долго подавляем и игнорируем наши естественные наклонности, они принимают извращенную форму. И если мы не предпринимаем каких-то решительных мер, они так и остаются извращенными. Вы молоды. И легко можете все исправить. Возьмитесь за ум, пока еще не поздно. Вы мне обещаете?

— И... что для этого нужно, доктор?

— Мужчины. Вы ведь знаете, как выглядит мужчина? — Доктор Мэрфи хлопнул себя по груди. — Я, например, один из них, каким бы странным вам это ни казалось. Ну, что вы скажете? Давайте начнем работать над собой. Вы согласны?

— Ну... я даже не жнаю...

— Не важно, как и почему вы это сделаете. Вы просто должны бывать на людях — пойти куда-нибудь, на концерт, на лекцию или еще что-нибудь в этом роде, — и если вы правильно себя поведете — не будете слишком скованной, холодной или испуганной, — остальное произойдет само собой. Вы даже сами удивитесь, как это легко. Попробуйте хоть раз, даже если вам это не по нутру. Сделайте это ради меня.

— Хорошо, — нерешительно произнесла мисс Бейкер, — думаю, что я шмогу.

—Прекрасно. Вот молодец!

— А когда... когда бы вы хотели пойти, доктор?

— О, — пожал плечами доктор Мэрфи, — почему бы вам... Что?Когда бы я хотел?

— Да, шэр, — застенчиво проговорила мисс Бейкер. — Вы же шкажали «давайте начнем»,правда? Вы шкажали, что я должна это шделать для вас.

— Вы, — поперхнулся доктор, — вы прекрасно знаете, что я, черт побери... — Его губы сомкнулись, превратившись в тонкую белую линию. Господи, всегда одно и то же. — Мисс Бейкер, — строго сказал он, — сядьте как следует!

— Ах так! -произнесла мисс Бейкер и тоже сжала губы. — Хочу, чтобы вы знали...

— Вы будете делать то, что я вам велю, и ничего больше. Будете сидеть здесь, пока я не закончу с вами разговаривать. И не вздумайте повторить ту чушь, которую вы только что несли. Вам понятно, мисс Бейкер?

Она готова была расплакаться от страха и стыда. Но, как известно, лучшая защита — это нападение.

— Полагаю, я все уже вышлушала!

— Ошибаетесь, — жестко возразил доктор Мэрфи. — Далеко не все. Почему вы солгали мне насчет Джефа Слоуна? Почему пытались уверить, что антитокс на него подействовал, хотя, черт возьми, прекрасно знали, что ничего подобного не произошло?

— Я не говорила, что он...

— Вы дали это понять. Совершенно сознательно, чтобы поиграть на моих нервах, будто у меня без того мало неприятностей. А зачем вы это сделали? Чтобы замять ту историю. Вы догадались, что мне все известно, и боялись, что все выплывет наружу. Поэтому и подкатывались ко мне в надежде использовать последнюю возможность.

— Я не шобираюшь, — начала мисс Бейкер, поднимаясь. — Не шобираюшь шлушать эти вульгарные...

— Так это я вульгарен? Тогда позвольте мне сказать, кто вы такая. Грязная, трусливая маленькая садистка. Перетянула простыней мошонку этому несчастному беспомощному ублюдку! Да, да, это ваших рук дело. Страшно подумать, что бедняге пришлось вытерпеть, пока Джадсон не заподозрил неладное. А что вы там делали сегодня утром? Опять какую-нибудь гадость, недаром он так вопил. Боже правый, детка, пора с этим кончать! Чем дальше в лес... Рано или поздно вы выкинете что-нибудь такое...

— А шам-то! И у негохватает наглошти читать мне мораль! А шам шпаивает пациентов, вымогатель!

— Минуточку! — Док был потрясен несправедливостью обвинения. — Что вы понимаете, черт бы вас подрал! Вам известно, что это единственная клиника, где алкоголик может...

— Ну как же! Вы прошто ангел ш крылышками! — В глазах у мисс Бейкер зажглось злое торжество. — А как нашчет этого бедного Ван Твайна, о котором вы так печетесь? Ражве его тут можно держать пошле префронтальной лоботомии? Думаете, вам шойдет с рук!

— Замолчите! — бросил доктор Мэрфи.

— Не жамолчу! Вы еще пожалеете! Я шейчаш...

— Вы сейчас заткнетесь, — сказал доктор. — И немедленно. Потому что, если вы этого не сделаете, дорогая Лукреция, — он медленно постучал по ее колену, подчеркивая каждое слово, — я выдеру вас по вашей садистской заднице так, что вы месяц сесть не сможете.

У мисс Бейкер перехватило дыхание.

— Ах т-ты...

— Целый месяц, Лукреция, — повторил доктор Мэрфи. — Мне это доставит массу удовольствия. Вы что-то собирались сказать?

Мисс Бейкер уже не собиралась. Она сидела стиснув зубы, и грудь ее вздымалась в бессильной ярости.

Док удовлетворенно кивнул и наклонился над столом. Он выписал чек и бросил ей на колени.

— Вы не уходите по собственному желанию, — отрезал он. — Это я вас увольняю. Собирайте вещички и убирайтесь, а то придется вам помочь.

Глава 14

Доктор Мэрфи, дремавший на диване в своем кабинете, лениво приоткрыл один глаз и взглянул на часы. Третий час — через два с половиной часа появится семейный врач Ван Твайнов доктор Пертборг. За это время нужно принять решение. А он по-прежнему колебался. Просто некогда было все обдумать; на это вечно не хватает времени.

Док вздохнул и спустил ноги на пол, потом сел, упершись локтями в колени, и мрачно уставился на ковер. Джадсон, несомненно, прав. Нельзя жить в клинике. Надо приходить туда на какое-то время, чтобы заниматься пациентами, а потом, если нет ничего чрезвычайного, оставаться одному. Сохранять силы для главного — вот в чем штука. Не метаться повсюду, растрачивая время на тысячу мелочей, которыми вполне может заняться кто-нибудь другой.

Вся беда в том, заключил док, предъявляя новый иск по делу Мэрфи против Мэрфи,что он считает себя этаким мастером на все руки. Ему кажется, что он лучше всех все знает. Сует нос во все дела, принюхивается, хмурит брови, беспокоится, ругается и задает вопросы; только сбивает людей с толку, так что они теряют всякое соображение.

Так вот. Если уж он решил здесь остаться, надо все к черту поменять. Он будет делать один обход утром и один — вечером. Питание будет строго по часам, а если кто-то не хочет есть, пусть...

— Проклятье! — вдруг выпалил доктор Мэрфи и, вскочив, побежал на кухню.

Жозефина сидела за кухонным столом и пила кофе, отдыхая перед приготовлением ужина. При виде доктора лицо ее помрачнело, как у ростовщика, разглядывающего грошовое кольцо.

— Ну, что вам сейчас-тонужно?

— Ничего особенного, — ответил доктор с деланым смешком. — Совсем пустяк. Немного молочных тостов и яичницу — только зажарь ее на сливочном масле и положи чуточку кайенского перца — и еще чашку горячего чая.

— Ну конечно, чего тут особенного, — проворчала Жозефина. — Прямо совсем пустяк. Кому это?

— Это для мисс Кенфилд, — объяснил док и, чуть замявшись, добавил: — Ты не отнесешь ей сама? Руфусу хватает хлопот с мужчинами.

— Мне тоже хлопот хватает, — заявила Жозефина. — А мисс Бейкер-то где?

— Мисс Бейкер у нас больше не работает. Она собирает вещи перед отъездом.

— Сейчас? Она прямо сейчас собирается отъехать? — Жозефина наконец проявила интерес к разговору. — Как так вышло-то?

— Не важно. Ты, пожалуйста...

— Вы ее прогнали, не сойти мне с этого места. Как же это вы так? Вот ведь подгадали — не могли чуток повременить?

— Не мог, — отрезал доктор Мэрфи, — и не собираюсь это обсуждать. А сейчас, пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА, приготовь мисс Кенфилд поесть и отнеси ей.

— Не будет она есть.

— Пожалуйста, — повторил док, — хоть раз сделай, как я прошу, и без всяких пререканий.

— А я и не пререкаюсь, — отозвалась Жозефина. — Просто говорю вам. Не будет она это есть. А коли хотите этой женщине угодить, так поднесите ей стаканчик горячего пунша. Ха-ха-ха! — загоготала она. — Это ее взбодрит.

Доктор Мэрфи насупился.

— Ладно, — махнул он рукой, — сдаюсь. Не надо ничего. Не стоило и просить. Ей-богу, не думал, что мне здесь откажут, вот уж никак не ожидал! Я тебя попросил о такой малости.

— Ну, чего вы тут шум подымаете? Сказала ведь, что сделаю, — успокоила его Жозефина.

— Тогда делай!

—А куда спешить-то, — пробурчала Жозефина. — Все равно она есть не будет.