Глава 20

Свеча оплыла и винный погреб погрузился в темноту, когда Клаус наконец-то вышел из транса, так и не дотянувшись до Бэкки. Тошнотворный запах затхлого вина, плесени и пыли забивал ему ноздри. У него невыносимо болела голова, а разбитая губа воспалилась и напухла. Он понятия не имел, сколько времени уже прошло, но явно немало. Его силы были на исходе. Он все еще был порождением астрала, которое нуждалось в постоянной подпитке от живительной влаги водопада. Скоро, очень скоро все убедятся, что истеричный бред Мод Аммен – вовсе не бред, а сущая правда. Он просто растворится у них на глазах. Он не мог допустить этого сейчас, когда зашел так далеко, многого достиг и пошел на крайние меры, чтобы скрыть свое истинное происхождение.

Клаус как раз размышлял над возможными последствиями, когда в замочной скважине раздался скрежет ключа. Он уставился на дверь в немом ожидании. Неожиданно помещение залил яркий свет свечей. После долгого времени, проведенного в темноте, свет больно резанул ему по глазам. Прищурившись, он смотрел, как к нему вразвалочку идет барон, неся в руках тяжелый серебряный канделябр со свечами.

– Назовите конкретную сумму, которую мне сулит союз с вами, – потребовал Гильдерслив, тыча канделябром в лицо Клаусу. Горячий воске оплывавших свечей капнул Клаусу на рукав рубашки. Он скривился от отвращения, услышав слона барона.

– Правильно ли я вас понял, барон? – уточнил он. – Во время нашего последнего разговора вы хотели вымазать меня дегтем и обвалять в перьях, то бишь линчевать. Откуда вдруг такая резкая перемена?

Барон жестко кивнул.

– В ваших словах есть резон, – ответил он. – Вы в гораздо лучшем положении, чтобы обеспечить мою дочь. И если, как вы говорите, она так ополчилась на Смэдли… В общем, я подумал и решил, что будет вполне естественно, если я захочу как можно лучше пристроить свою дочь. И коль скоро речь идет о существенной сумме, которую вы собираетесь потратить на нее, то почему бы и нет… Вы успеваете за ходом моих мыслей, Линдегрен?

Клаус понимал его слишком хорошо. Он так плотно сжал губы, чтобы не разразиться потоком брани на английском или шведском, что из раны снова потекла кровь. Сил всемогущий. Даже если у него и были сомнения по поводу того, стоит ли спасать Бэкку от такого отца, теперь от них не осталось и следа. Он знал, что Бэкка живая, но Гильдерслив – нет. И то, что этот человек мог вот так просто торговать будущим дочери, было для него омерзительно. Это было вершиной подлости, и впервые с того момента, как барон приказал бросить его в подвал, Клаус возблагодарил богов, что у него связаны руки.

– А может, мы сначала позаботимся о безопасном возвращении вашей дочери, а потом начнем дележ имущества? – заметил он. – Осмелюсь предположить, что в данной ситуации это важнее.

– Да-да, конечно. С вашего позволения, я объясню…

– Да, не мешало бы, – процедил Клаус.

– Видите ли… Если сумма, о которой вы говорите, окажется больше той, которую я должен вернуть Смэдли, то я просто рассчитаюсь с ним за проигранное пари и покончим с этим. При условии, конечно, что оставшихся после выплаты долга денег мне хватит для того, чтобы раскрутиться снова, сэр. Дела у меня, знаете ли, не заладились, и я чуть было не пошел по миру…

– Что? Вы собираетесь и эти деньги спустить за игорным столом? – спросил Клаус, не веря своим ушам.

– Э-э-э, не обязательно… Но поймите меня как джентльмен джентльмена – финансовая сторона в этом деле весьма важна. Я не хочу отдать вам Рэбэкку и остаться без гроша за душой. Это не назовешь выгодной сделкой. В то время как, отдавая ее Смэдли, я покрываю свой долг перед ним. Я думаю, вы войдете в мое положение.

– Да, пожалуй, – сказал Клаус. – О Сил на престоле. – Он отказывался верить своим ушам. – А если он убьет меня на дуэли? – спросил он, борясь с веревками. – Что вы тогда будете делать?

Барон пожал плечами.

– В таком случае я вынужден буду выполнить условие пари и отдать руку дочери Смэдли, как мы и договаривались. Но ведь мы не знаем наверняка, что он победит? Пьяные мужчины, как правило, метко не стреляют. Не то что в былые времена. Надеюсь, вы понимаете, о чем я говорю.

– Понимаю, – заверил его Клаус, вздрагивая от догадки. – Вы печетесь о моей безопасности. Но давайте пока отложим эту тему в сторону. Вы, как я понял, хотите застраховать себя от всех непредвиденных обстоятельств. Чтобы при любом раскладе остаться в выигрыше. Поправьте меня, если я ошибаюсь.

С этим человеком, хотя Клауса и тошнило от этого, можно было говорить только на языке игрока, поскольку другого он не понимал.

– Вот именно! – просиял Гильдерслив. – Вы очень верно все уловили!

– Хорошо. А какова сумма долга?

– Ну… Всего я должен ему тысячу фунтов.

Клаус ни секунды не сомневался, что на самом деле эта сумма гораздо меньше, но деньги для него были не главное, поэтому он просто кивнул. Свобода Бэкки стоила несравнимо дороже! К тому же он готов был пренебречь их уговором без особых угрызений совести, ведь, в сущности, не был ничем барону обязан. Он ввязался в этот разговор лишь затем, чтобы выбраться отсюда и помочь Бэкке.

– Я сразу рассмотрел в вас делового человека, – сказал барон. Поставив канделябр на пол, он принялся возиться с веревками, которыми был связан Клаус. – Вы вели себя неосмотрительно, – заметил он. – Видите, даже содрали кожу на запястьях!

Как только веревки упали на пол, Клаус принялся растирать руки.

– У вас, я полагаю, письменные обязательства? – сказал он. Барон кивнул, помогая ему подняться на ноги.

– Да, сэр.

– У кого расписки? – уточнил Клаус.

– У Смэдли, конечно, – ответил барон.

– В таком случае вам нужно получить их назад! – заявил Клаус.

– Каким образом?

– Откуда мне знать, сэр? Это ваша головная боль. Как вы верно подметили, этот человек хронический пьяница. Напрягите воображение. Я не стану заключать с вами никаких сделок, пока не получу на руки письменные долговые расписки.

– Но… если бы они у меня были… я бы не стал связываться ни с одним из вас! – возмущенно воскликнул барон.

Клаус, сузив холодные глаза, пронзительным взглядом уперся ему в переносицу.

– Но что бы вы тогда получили, кроме дочери, которую, очевидно, с удовольствием сбыли бы с рук? В чем бы тогда была ваша выгода, сэр?

– Да, я понял, – произнес барон задумчиво. – Но я ведь могу рассчитывать на компенсацию, не так ли?

– Компенсацией будет наша сделка, – сказал Клаус.

– Да… после дуэли.

– В случае если меня убьют? – расхохотался Клаус, растягивая порез на губе. Он был вне себя от ярости, поэтому не заметил и не почувствовал солоноватый, металлический привкус крови, сочащейся из разбитой губы. – Гильдерслив, я даже подумать не мог, что вы настолько паршивый игрок, хотя и без того был о вас не слишком высокого мнения, – бросил он. – Неудивительно, что вы на грани краха. Впрочем, неважно. Разговоры в сторону! Мы и так потеряли слишком много драгоценного времени!

Они не сделали и двух шагов, как дверь погреба распахнулась и на пороге появился Смэдли.

– Не так быстро, Гильдерслив, – сказал он. – Куда это он направляется?

– Смэдли, вы что, подслушивали? – спросил барон, и восковая бледность залила его лицо.

– Нет, но, судя по всему, мне стоило это сделать. Почему он развязан?

– Э-э-э… он убедил меня, что так от него больше пользы, чем от связанного, – промямлил барон.

– Да вы совсем тронулись рассудком? Вас ему, может, и удалось надуть, но я не такой болван. Он ее где-то прячет. Как только он выйдет отсюда, ищи ветра в поле. Можете сразу распрощаться и с ним, и с дочерью.

– Если мне понадобится совет, Смэдли, я обязательно вас спрошу. Это мой дом. А Рэбэкка – моя дочь…

– Пока еще. Но давайте не будем забывать, что она еще и моя невеста!

– Тогда вы тем более должны быть обеспокоены ее благополучием. Что полезного вы сделали, шатаясь здесь?

– Я искал вас. Солнце уже высоко. Пора возобновить поиски.

– Так давайте этим и займемся.

– Ну уж нет, – сказал Смэдли, толкая Клауса в грудь. – Я глаз с него не спущу, пока мы не разрешим наши разногласия на дуэли. Я не верю этому прохвосту. Предлагаю решить эту проблему как можно быстрее. Назовите ваше оружие, сэр!

Гильдерслив заерзал. Смэдли был трезв как стеклышко. Не будь все так плохо, Клаус бы от души над этим посмеялся. Барон явно хотел перед дуэлью накачать его противника «синей отравой», потому что был весьма заинтересован в том, чтобы Смэдли проиграл. Клаусу в тот момент только мушкета в руках не хватало. Он был ограничен в выборе оружия.

– Пистолет, – сказал он кратко. Смэдли кивнул.

– Позже! – вмешался Гильдерслив, и в его голосе проскочили истерические нотки. – Может, моя бедная девочка лежит сейчас раненая на болоте. У нас еще будет время для дуэли, а пока бросим все силы на ее поиски.

– Тогда я поеду вместе с ним, – заявил Смэдли. – Я не отпущу его от себя ни на шаг, пока не добьюсь сатисфакции!

Это Клауса категорически не устраивало. Он не мог ехать на Боскаслский водопад в сопровождении Смэдли. И медлить тоже не мог.

– Мы поедем все вместе, – сказал он и обратил на Смэдли ледяной, полный презрения взгляд. – Я джентльмен, сэр, – сказал он. – Вы получите сатисфакцию, уверяю вас.

А я с удовольствием расскажу Бэкке, что для вас всадить в меня пулю гораздо важнее, чем увидеть ее живой и невредимой.

– Ну что же, джентльмены. Приступим?

Эту комедию он устроил лишь для того, чтобы выиграть время. Придется, видимо, все переиграть. Ускользнуть из-под пристального надзора Смэдли и в одиночку съездить на водопад не представлялось возможным. Старейшины в воспитательных целях лишили его дара останавливать время, и что-то подсказывало ему, что это не было временной мерой. Клаус молил богов, чтобы наказание все-таки отменили и у него хватило сил перенестись в астрал, чтобы там, остановив ход времени, восстановить силы. Терзаемый такими невеселыми мыслями, он присоединился к всадникам, ждущим на окружной подъездной аллее, и они отправились в путь, причем Смэдли не отставал от него ни на шаг.

Клаус мог перенестись в мгновение ока. Нужно было только выбрать момент, когда Смэдли отвернется, но в этом и была загвоздка: он не сводил с него своего ястребиного взора. Осуществлять переход у него на глазах было по меньшей мере небезопасно и безрассудно. Даже если наказание сняли, Клаус понятия не имел, какая встреча ждет его в астрале. Как отреагируют старейшины и сирены, в частности Илия, которая вынуждена лежать пластом и ждать, пока он понесет наказание за свое предательство. И конечно же, была еще Бэкка, которая, если услышала его и все правильно поняла, вот-вот должна была вернуться.

К облегчению Клауса, уговорить Смэдли начать поиски с Боскаслского водопада не составило труда, поскольку там была найдена лошадь Бэкки. По дороге встречалось несколько поворотов, где двое не могли проехать одновременно. Клаус рассчитывал пропустить Смэдли вперед, чтобы самому за время, пока окажется у него за спиной, успеть перенестись. Первые две попытки не увенчались успехом – Клаусу пришлось проезжать узкие участки первым. Третий участок был сложным. Кусты ежевики разрослись так густо, что захватили часть тропы и пугали лошадей, особенно лошадь Клауса. Когда та заржала слишком близко от коня Смэдли, животное понесло, стараясь сбросить седока. Теперь все внимание Смэдли было приковано к норовистой лошади, которую он пытался обуздать, а Клаус воспользовался временным замешательством и переместился. Если все пойдет хорошо, это будет так же, как и на маскараде, когда он похитил Бэкку. Она вернулась назад практически в ту же секунду. Если же нет… что ж, деготь и перья с каждой минутой становились все неизбежнее.

Клаус появился на расстоянии броска камня от водопада, разделся и нырнул в пульсирующий поток. Нет, когда не нужно будет подпитывать в водопаде свои жизненные силы, ему не будет этого недоставать. Он уже давно не наслаждался этим, как раньше. Это превратилось в привычку и больше не приносило удовольствия. Это был быт – проклятие, как он понимал это сейчас, Фоссгримов. Как только настанет полнолуние, он станет смертным, как его отец после своего падения – потому что это было именно падением, падением в немилость. Фэйи именно в этом видели отлучение: если уж отошел, то назад пути нет. Как только он отречется от своего астрального наследия, всё восстанет против него.

Он стоял на пути бурлящего потока, раскинув руки навстречу грохочущему водопаду, и вдруг в голове всплыла мысль, которую он усиленно гнал от себя. Что с ним будет, если Бэкка отвергнет его, когда человеческая сущность заполнит его? Что он будет делать, если не найдет ее, – вдруг она пала жертвой коварства Илии или не придала значения его указаниям, решив, что это только сон? Что он будет делать, если она не захочет его? Мысль об этом была настолько ужасной, что он нырнул, словно пытаясь ее утопить, но она не оставляла его. Без Бэкки ему не нужен был ни этот мир, ни другой. Он должен ее отыскать!

На реке клубился плотный туман, когда Клаус выбрался из потока. Сквозь туман вдоль берега шествовала процессия старейшин, которые не обратили на него ни малейшего внимания, словно его и не существовало, хотя видели его прекрасно. Он испустил горестный вздох, глядя вслед старейшинам, пока туман не скрыл их. Его уже сторонились. Этого и следовало ожидать. Так трибунал ставил его в известность о своем вердикте. Было бы еще больнее, если бы среди них был Генрик. Но отсутствие камердинера-знахаря бросалось в глаза. Что бы это могло значить? Генрик всегда был под рукой, всегда оказывался в нужное время в нужном месте, всю жизнь заменял ему отца. Что будет делать его любимый старейшина, когда Клаус навсегда уйдет из астрального мира? Оставит ли он его или пожертвует собственным бессмертием и уйдет вслед за господином? Клаус не мог представить своей жизни без него.

Наконец-то он набрался сил – на этот раз водопад поделился с ним живительной энергией. Теперь ни один смертный не мог сравниться с ним в силе. Ни одна женщина не могла перед ним устоять. Таков был удел Фоссгримов. Ему повезло, что, будучи принцем, он мог жить отдельно от водопада при условии, что посещал его ежедневно. В то время как низшие формы были прикованы к своим водопадам и не могли пройти дальше берега выбранной реки. В молодости он часто пытался представить жизнь без подобного ограничения. Он ненавидел отца, который нарушил эту традицию. Теперь сам оказался перед таким же выбором, и его детские мечты очень скоро должны были сбыться. Это в нем говорило долгожительство. Он уже целую вечность не задумывался о подобных вещах.

Отгоняя невеселые мысли, он снова попытался мысленно связаться с Бэккой, надеясь, что восстановление дало ему силу, чтобы достучаться до нее, как это было раньше. Но нет, он слушал тишину. На землю опустилось зловещее спокойствие. Даже рокот водопада превратился в невнятный плеск. Ни одно создание, ни одно существо не приветствовало его. И дело было не в том, что все они резко пропали, – нет, все оставались на своих местах. Крошечные крылатые создания, дети земли, воды, воздуха, которые всегда с трепетным восторгом носились вокруг него, больше не были ему рады. Это был очень продуманный ход. И если избегали его, то что же будет с Бэккой? Ее они тоже станут презирать – или, может, даже хуже, – если решат, что в ней причина всех бед. Страх ледяными пальцами сжал его сердце. Бэкка осталась одна на затерянном в океане архипелаге, и лишь преданные Иррблоссы указывали ей путь.

Внезапно до него донесся знакомый издевательский смех, взрыв которого эхом раскатился вокруг и поскакал по глади воды, словно пущенный плашмя камень-голыш. Илия! Сердце Клауса екнуло, и, прищурившись, он принялся оглядываться по сторонам, но так ничего и не увидел. Приглаживая мокрые волосы, он напряженно вслушивался и наконец услышал:

– Она на свободе, – прошептал голос прямо ему на ухо, – а вы не будете никогда, ваше высочество. Предав меня, вы злоупотребили священным доверием самого Сила! Вам не удастся насладиться победой, потому что расплата близка.

Что-то пронеслось мимо него, коснувшись лица, – что-то легкое, как паутинка, но колючее. Он хорошо помнил этот амбровый запах и волосы русалки на ощупь.

И снова он тщетно вглядывался в туман в поисках Бэкки, но ее нигде не было видно. Вдруг что-то больно сжало его плоть. Он попытался было перехватить невидимую руку, но ничего не вышло.

– Сил на престоле! – воскликнул он, тычась во все стороны, как слепой щенок.

От злорадного хихиканья мурашки побежали по коже.

– Он больше не слышит вас! – хохотнула русалка ему на ухо. Ее прохладное влажное дыхание щекотало ему лицо. – Теперь ищите милости у человеческих богов.

– Выходи, чтобы я смог тебя увидеть! – прогремел Клаус, одной рукой прикрывая пах, а другой размахивая перед собой в тумане. – Что ты с ней сделала?

– Я сделала лишь то, что она мне приказала, – то, что вы велели ей мне приказать, ваше высочество! – произнесла она. Ее голос и жуткий смех становились все глуше. – Что будет с ней дальше, ваша забота. Вы еще будете проклинать день, когда сказали мое астральное имя своей человеческой шлюшке! Как я проклинаю день, когда сказала его вам. Это только начало…

Глава 21

Как только Бэкка выбралась наружу, свод пещеры обвалился. Иррблоссы показывали ей дорогу. Они напоминали детей! – носились взад-вперед, но не приближались достаточно близко, словно играли в игру по одним им известным правилам. И хотя от избытка чувств хотелось их обнять, она решила сохранять почтительное расстояние. Клаус обещал, что они отведут ее к нему. В тот жуткий миг, когда мир начал рушиться, она бы с радостью оказалась в его сильных руках – независимо от того, что бы им в тот момент управляло.

Туман скрывал все вокруг, и практически невозможно было различить, где заканчивалась суша и начиналась вода. Оглядевшись по сторонам, она поняла, что находится на острове. Он был одним из осколков суши, разбросанных по ровной глади моря, чьи смутные очертания проступали сквозь завесу тумана. Так вот откуда доносился шум водяных валов, обрушивающихся на берег! На море царил абсолютный штиль, и Бэкка мечтала, чтобы погода оставалась такой же, пока она не достигнет материка. Она никогда не любила штормы. А поскольку Гильдерслив Грейндж находился на побережье, повидала их немало.

Казалось, Иррблоссам, безмятежно пляшущим впереди, до нее было мало дела. Но Клаус доверял им – значит, и ей не оставалось ничего другого. И хотя она напряженно вслушивалась, даже голова заболела, но голоса Клауса так больше и не услышала. А слышала ли она его вообще? Или это тоска породила в сердце глубокий, чувственный баритон, шепчущий «mittkostbart»?