ГЛАВА 4

В течение нескольких дней они продвигались на северо-запад. Пустынные каньоны остались позади, теперь на склонах гор росли сосны, в долинах зеленела трава. Было много дичи. В воздухе парили орлы и ястребы.

Нат простил Шекспиру случай с гремучей змеей, но пообещал себе в будущем держать с ним ухо востро. Если старик решил так преподавать ему уроки, неизвестно, что еще он может выкинуть.

Они поднимались на невысокий холм, когда Шекспир внезапно объявил:

— Мы доберемся до места встречи уже послезавтра.

— С нетерпением жду этого.

— Правда?

Нат прищурился, голос Шекспира звучал подозрительно.

— А что, не должен?

— Будь начеку.

— Почему? Что может со мной случиться?

— Если ты не будешь достаточно осторожен, вернусь я уже один.

— Разыгрываешь?.. — усомнился Кинг.

— Я?

— Прекрати говорить загадками.

— Справедливое замечание, — согласился траппер, наблюдая за полетом ворона. — Любой на встрече распознает в тебе новичка, как только увидит. Большинство примет тебя и оставит в покое, но некоторым смутьянам может прийти в голову испытать новенького.

— Испытать?

— Проверить твой характер. Посмотреть, смогут ли они положиться на тебя. Если эти смутьяны поймут, что тебя можно вывести из себя, не будешь знать ни минуты покоя.

— Что за детские шалости? — удивился Нат. Шекспир усмехнулся:

— Если ты собираешься участвовать во встрече, хочу предупредить тебя, чего следует ожидать. — Он помедлил. — Чтобы понимать происходящее, тебе придется побольше узнать о жизни охотников. Целый год эти люди бродят по Дикому Западу от одной реки к другой, стараясь поймать как можно больше бобров, заготовить их мех для ежегодной встречи. За исключением тех немногих, кто женился на индианках, они все ведут уединенную жизнь. Трапперы трудятся от заката до рассвета, пока позволяет погода. Ты еще не знаешь, что привычная их работа — проводить большую часть дня в ледяной воде, расставляя капканы и вытаскивая бобров, которые могут весить до шестидесяти фунтов.

Нат внимательно слушал.

— Трапперу приходится быть недоверчивым к чужакам. Если он попадет к индейцам, его подвергнут жестоким пыткам. Могут отрезать, например, уши, нос, гениталии. Или снимут скальп. Если индейцы не захотят себя утруждать, всегда есть гризли. Они разорвали на части многих охотников — их тела невозможно даже опознать. К тому же существует опасность попасть под лавину или утонуть во время наводнения.

— Да-а… не соскучишься… — вздохнул Нат. Шекспир фыркнул:

— Теперь ты наконец понял. Между прочим, пару лет назад сотня охотников покинула Санта-Фе, чтобы провести год в горах, а назад вернулись только шестнадцать.

— Всего шестнадцать? — переспросил Нат.

— Теперь у тебя есть некоторое представление о том, какую жизнь ведут здешние охотники, и ты понимаешь, почему они так ждут встречи. Эти люди провели целый год в трудах и заслужили наконец праздник. По правде говоря, многие из нас живут ради этих нескольких недель, когда можно пить, ссориться и хвастаться сколько душе угодно, — рассказывал старый траппер.

— И на скольких встречах ты был?

— На трех.

— Так мало?

— Их всего-то и было три.

— Понятно.

— Человек, по имени Эшли, начал их проводить в двадцать пятом году. Первая состоялась на развилке у Грин-Ривер. В двадцать шестом встреча происходила в Долине тайн. А в прошлом году, как и в этом, собираются у Медвежьего озера.

— Сколько охотников бывает на встрече?

— По-разному. Одна, может, две сотни.

— Сотни?

— И это не считая метисов…

— Метисов?

— Ну, детей, рожденных от белого мужчины и индейской женщины. Мне всегда жаль их. И белые, и индейцы презирают полукровок. Метисы прекрасно понимают, что им не попасть в общество белых, но и в большинстве индейских племен их не особенно жалуют.

— Это же несправедливо.

— Как ум твой юн, — совсем, как кровь твоя![5] — процитировал Шекспир. — К кому жизнь справедлива? Разве это честно, что молодого оленя разрывает на части стая голодных волков? Справедливо, что черноногие ловят и уродуют трапперов? Что владельцы компаний, торгующих мехом, наживаются на поте и крови честных людей?

Нат ничего не ответил.

— Жизнь вообще редко бывает справедливой, — подытожил старый траппер. — На чем я остановился? Ах да. На встречу могут явиться помимо белых охотников еще и полукровки. И конечно, индейцы. Снейки, гладкоголовые, не-персэ, кроу, бэнноки могут прийти. Возможно, будет пара тысяч человек.

— Я и понятия не имел.

— А чего ты ожидал? Дюжина стариков сядут кружком и станут рассказывать истории о своих приключениях в Скалистых горах?

— Нет, конечно, — попытался оправдаться юноша.

— Держи свои глаза и уши открытыми, и ты узнаешь за пару недель больше, чем я смог бы научить тебя за месяц.

— Хорошо.

Они проехали в молчании еще миль пять, ветер дул в спину.

— Могу я задать вопрос? — поинтересовался Нат.

— Давай.

— Он может оказаться слишком личным.

— Не волнуйся, я не пристрелю тебя за то, что ты суешь нос в мою жизнь, — усмехнулся Шекспир.

— Тебе когда-нибудь приходилось покупать индейскую женщину?

Охотник взглянул на юношу, удивленно подняв брови:

— Это тебя беспокоит?

— Немного, — признался Нат.

— Почему?

— Я отношусь к покупке индейской женщины так же, как к покупке чернокожего раба. Возможно, ты слышал, что Нью-Йорк отменил рабство в прошлом году. Многие люди на Востоке считают рабство отвратительным. Священник нашей церкви назвал это нравственным и духовным злом. И я считаю, что недостойно относиться к другому человеку как к собственности.

— Поправь меня, если я ошибаюсь, но большинство этих чернокожих привезены в Штаты на кораблях откуда-то из Африки?

— Да, это верно, — согласился юноша.

— Их привезли сюда, не спрашивая, хотят они этого или нет?

— Так они все и говорят.

Шекспир кивнул:

— Может, это и правда, но существует большая разница между покупкой индейской женщины и чернокожего раба.

— В чем же эта разница?

— В большинстве случаев индейские женщины хотят быть проданными.

— Неужели? — усомнился Нат.

— Цель любой индианки — выйти замуж, и для индейца купить женщину — то же самое, что жениться на ней. Ты расстроишься, увидев, что белый мужчина торгуется из-за индейской девушки, но держу пари, ты даже не знаешь, что индейцы поступают так же.

— Я и не знал.

— Вот видишь? Незнание — это худшее из зол. Индейцы покупают своих жен. Обычное дело. Воины предлагают хороших лошадей или что-нибудь другое за них. Например, воину сиу понравилась какая-нибудь девушка. Он посылает друга или родственника с лошадьми к ее жилищу, предлагая жениться на ней. Если она принимает лошадей, через день устраивают праздник, и брак считается заключенным, — объяснил Шекспир.

— И все индейские мужчины платят за своих невест?

— Почти все. Чему удивляться, если белые делают то же самое? Если белый уведет девушку, не заплатив за нее, ее отец посчитает это оскорблением и племя захочет проучить незадачливого жениха. Если ты когда-нибудь влюбишься в индианку, убедись, что у тебя достаточно денег.

Нат усмехнулся:

— Такого никогда не произойдет.

Шекспир промолчал.

— Расскажи мне еще что-нибудь, — попросил Кинг.

— Могу рассказать об индейских женщинах. Я видел настоящих красавиц. Некоторые охотники полагают, что самые хорошенькие женщины в племени гладкоголовых, другие считают самыми красивыми девушек не-персэ, знаю хоть и немногих, кому нравятся женщины из племени манданов.

— А как насчет шайенов?

— Женщины шайенов милы по-своему, и их уважают за целомудрие. Незамужняя девушка из племени шайенов носит кожаный пояс целомудрия.

— Правда?

— Да. Они считают, что нельзя вступать в любовную связь с мужчиной до брака. Если девушка ошибается и позволяет ласкать себя раньше времени, она зарабатывает плохую репутацию. Женщины шайенов не хотят этого, — сказал Шекспир.

— Пояс целомудрия. Это же Средневековье!

— Держу пари, многие женщины в Штатах хотели бы надеть пояс целомудрия разок-другой.

Нат изумленно покачал головой. Кто бы мог подумать — индейские женщины носят пояс целомудрия. И в то же время они позволяют выставлять себя на торги.

— Я был женат на скво[6] из племени гладкоголовых двадцать лет назад, — вспоминал между тем Шекспир. — Считал ее самым прекрасным созданием на земле.

— И что случилось? Ты развелся?

— Проклятые черноногие убили ее.

— Надо же, — посочувствовал Нат.

Старик пожал плечами:

— Это было очень давно. Конечно, я никогда не прощу этого черноногим и убиваю их при каждой возможности. — И, помолчав, продолжил: — Насчет разводов. У индейцев другое к ним отношение, чем у белых.

— Они признают развод?

— Да. Индейцам легче развестись, чем парням в Штатах. В случае развода муж публично заявляет, что не хочет больше жить с этой женщиной. И возвращает жену в дом родителей.

— А индианки могут оставить мужа?

— Если захотят. Некоторые так и делают. — Шекспир почесал бороду. — Есть даже глупые жены, которые сходятся с другими мужчинами.

— У них, должно быть, невысокое представление о морали, — заметил Нат.

— Дело в том, что если женщину застают в объятиях другого воина, ей отрезают нос.

— Разве это не чересчур?

— По мнению индейцев, нет. Понимаешь, они придают много значения общественному мнению. Большинство из них до смерти боится заработать плохую репутацию. Каждый воин и каждая девушка знают, что, если они переступят черту, нарушат законы племени, им придется провести остаток жизни в позоре.

— И так у всех?

— В каждом племени, конечно, свои законы, более или менее жестокие, чем в остальных. Юты, например, не отрезают женщине нос за измену.

— Слава богу.

— Они наказывают ее кнутом.

Натаниэль начал подозревать, что Шекспир намеренно рассказывает о таких обычаях, чтобы запугать его.

— Ты изображаешь индейцев слишком жестокими, — сказал он, чтобы проверить свое предположение.

— Разве? У меня и в мыслях не было. Некоторые их поступки жестоки, но лишь по нашим меркам. Индейцы ведь не кровожадны по природе. На самом деле, я ими глубоко восхищаюсь. Если бы это было не так, я бы не провел большую часть своей жизни среди них. — Шекспир говорил это, глядя на горный выступ справа от него. — Например, индейцы редко бьют своих детей.

Воспоминания о телесных наказаниях, полученных в юности, чередой промелькнули в голове Ната.

— Как же они тогда воспитывают их?

— Взрослые просто объясняют детям, как следует поступать в том или ином случае. В то время как белый отец шлепает ребенка за непослушание, индеец терпеливо объясняет, что нужно было сделать не так и насколько это важно.

— Должны же быть какие-то случаи, когда они все-таки наказывают своих детей.

— Они наказывают детей, когда те плачут.

— Почему? Им не разрешается плакать? — удивился Нат.

— Нет.

— Какой же от этого вред?

— Из-за плача может погибнуть все племя. В этих краях звуки разносятся на большие расстояния. Враги могут услышать плач ребенка и определить, где находится лагерь племени. Поэтому индейские женщины жестоко наказывают детей за крик, учат малышей не плакать с самого раннего возраста.

Нат усомнился:

— Как они могут заставить ребенка не плакать? Это так же естественно, как сон и прием пищи.

— Очень просто. Когда малыш начинает реветь без причины, мать уносит его из лагеря и вешает колыбельку в кустах или на дереве, оставляет и не возвращается, пока ребенок не перестанет плакать.

Нат вспомнил встречу с гризли.

— Это же бессердечно! А что если дикие звери наткнутся на ребенка?

— Такое редко случается, но зато, проведя два или три дня в кустах, малыш отучается плакать.

— Я бы никогда не поступил так со своим ребенком, — заявил молодой человек.

Шекспир внезапно остановился:

— Нам определенно не везет на этой тропе.

— Что ты имеешь в виду?

Старый охотник указал на горную гряду:

— Черноногие.

ГЛАВА 5

Нат повернулся и тотчас заметил большую группу индейцев, которые пересекали горную гряду, держа путь на восток.

— Они же едут в противоположном направлении, — облегченно вздохнул Нат, — я думаю, они не увидели нас.

— Я тоже так думаю, — согласился Шекспир. — Молись, чтобы ни один из дикарей не обернулся.

Нат следил за черноногими, затаив дыхание, надеясь, что на этот раз не повторится случай с ютами, и обрадовался, когда последний индеец исчез по ту сторону гряды.

— Они ушли!

— Похоже, что так, — отозвался траппер, — хотя я мог бы добавить несколько скальпов черноногих к моей коллекции.

Он засмеялся и продолжил путь.

Довольный тем, что они избежали опасной встречи, Нат последовал за своим спутником. Он принялся размышлять над тем, почему многие белые остаются на Диком Западе, хотя здесь их постоянно подстерегает столько опасностей. Настолько ли важна полная свобода? Да, ему понравился вкус быстротечной жизни в горах, и Нат был вынужден согласиться, что находит ее более привлекательной, чем скучное прозябание бухгалтера в Нью-Йорке. Юноша посмотрел на летящего орла и удивился самой мысли, что еще недавно мечтал об успешной карьере счетовода.

Они проехали еще ярдов пятьсот и уже сворачивали в густую лесную чащу, когда по ту сторону гряды загрохотали выстрелы.

Шекспир придержал поводья и поднял голову:

— Дьявол, эти черноногие, должно быть, встретили кого-то.

— Может, какого-нибудь зверя, — предположил Нат. Мгновение спустя до них донеслись едва различимые крики, и юноша понял, что ошибся.

— Там охотятся не на дичь, — сказал старый охотник, разворачивая лошадь.

— Что ты собираешься делать?

— Надо посмотреть.

Нат хотел было возразить, но следующие слова друга заставили его прикусить язык.

— Эти подонки, должно быть, напали на охотников, направляющихся на встречу. Поехали?

— Да, едем! — воскликнул Кинг. Если напали на белых, его долг попытаться помочь им.

Пока они перебирались через каменную гряду, Нат, удивлялся искусной езде своего друга и старался держать своего коня поближе к его белой лошади. Вьючная лошадь тащилась позади.

Шекспир держался верхом, как индеец, его скакун с ходу брал любое препятствие. На западном склоне горы след черноногих был еле заметен. В десяти ярдах от вершины Шекспир придержал лошадь и стал медленно приближаться к горному выступу.

Нат с «хоукеном» в правой руке нервно озирался по сторонам. Что если черноногие оставили наблюдателей? Тяжесть пистолетов, давивших на живот, немного успокаивала. Увидев, что Шекспир остановился и спрыгнул на землю, Нат сделал то же самое.

Старый охотник осторожно подошел к краю.

Нат последовал за ним и посмотрел вниз.

У подножия располагалась зеленая равнина. Деревьев почти не было — вся она была покрыта сочной травой. Приблизительно в четверти мили к западу виднелся индейский лагерь, состоящий из десятка жилищ, обитатели которых отчаянно сопротивлялись черноногим, с криками налетевшим на деревню.

Вот один из защитников выпустил стрелу и попал черноногому в грудь, опрокинув его на землю, вот упал другой, но все же Нат понял, что нападающие численно превосходят защитников. Их было всего трое или четверо, женщины и дети изо всех сил старались помочь воинам.

— Черт! — сердито воскликнул Шекспир. — Я знаю их. Можешь оставаться здесь, если хочешь. Я должен ехать туда.

Он повернулся и побежал к лошади. Нат тоже поспешил к своему коню.

— Нет уж, куда ты, туда и я.

Траппер усмехнулся, повернувшись в седле:

— Если ты сделаешь это правилом своей жизни, можешь не дожить до седых волос.

— Там твои друзья? — спросил Нат.

— Да, это шошоны. — Шекспир пришпорил лошадь. — Держись поближе и считай каждый выстрел.

Нат крепко сжал карабин и поскакал вперед, чувствуя одновременно и возбуждение, и беспокойство. Он решил показать себя с лучшей стороны и не подвести Шекспира.

— Кричи изо всех сил, когда спустимся, — велел старый охотник, как только они обогнули горный выступ.

— Зачем?

— Чем больше шума мы наделаем, тем больше испугаем черноногих. Они могут решить, что нас на самом деле больше.

— Но индейцы же увидят, что нас только двое?..

— Не имеет значения, что они увидят. По мнению индейцев, белые не настолько сумасшедшие, чтобы нападать на отряд вдвоем. Они решат, что нас больше.

— Весьма рискованно, — заметил Нат, откинувшись назад, чтобы легче было спускаться по крутому склону горы.

— Не особенно. Мы же застигнем их врасплох. В этих краях, если на тебя нападают неожиданно, лучше всего идти напролом, а врагов считать уже после битвы. Так ты дольше проживешь.

Нат посмотрел вниз. Несколько нападавших были убиты, но и один из воинов-шошонов, пронзенный копьем, лежал на земле рядом с телами двух женщин. Черноногие скакали вокруг лагеря и между построек, стреляя из ружей и луков, но в неуловимых шошонов трудно было попасть — они перебегали от жилища к жилищу, ни на секунду не задерживаясь на месте.

Шекспир перешел на галоп и на полном скаку выехал на равнину. Издав пронзительный крик, он поднял в воздух карабин.

Чувствуя, что сердце готово выпрыгнуть из груди, Нат последовал его примеру, левой рукой придерживая за уздцы вьючную лошадь.

В пылу боя никто из индейцев не обратил ни малейшего внимания на их приближение.

Нат мрачно улыбнулся. Ну и прекрасно! Черноногие были слишком заняты, чтобы их заметить.

Группа женщин и детей шошонов внезапно выскочила из лагеря, направившись к оврагу неподалеку. Впереди бежала девушка с развевающимися черными волосами.

Пятеро черноногих бросились в погоню.

Нат отпустил вьючную лошадь и повернул направо, тотчас забыв о том, что должен держаться рядом с Шекспиром. Он решил перехватить черноногих, отлично понимая, что не поспеет вовремя.

Внезапно девушка остановилась, жестом попросив остальных бежать дальше без нее, и наклонилась, чтобы схватить камень. Она с вызовом посмотрела на атакующих и подняла камень над головой.

Нат невольно восхитился ею. Неужели с таким оружием она надеялась задержать воинов, чтобы женщины и дети успели добраться до оврага? Гордость и храбрость чувствовались в облике этой девушки. Сердце Ната наполнилось симпатией к ней.

Черноногий с луком в руках приближался к девушке неторопливым шагом, с самодовольной ухмылкой целясь в нее.

«Неужели выстрелит? — забеспокоился Нат. — Убивают ли индейцы женщин других племен или просто берут их в плен?»

Он не знал этого и не мог рисковать жизнью девушки. Прицелиться, сидя на лошади, оказалось очень трудно. Нат, продолжая держать палец на курке, проехал еще ярдов тридцать.

Воин, смеясь, опустил лук.

Девушка что-то крикнула ему и метнула камень.

Черноногий отклонился вправо, и камень пролетел мимо. Придя в ярость, девушка из племени шошонов наклонилась за следующим камнем.

Воин сделал вид, что снова собирается выпустить стрелу.

«Сейчас или никогда!» — сказал себе Кинг. Он задержал дыхание и нажал на курок. Лошадь черноногого рухнула, сбросив всадника в траву.

Воин вскочил и поднял лук. Четверо остальных, услышав выстрел, развернули было лошадей, но тотчас остановились с искренним удивлением на лицах. Нат издал душераздирающий боевой клич, сжал карабин и поводья в левой руке, правой вытащил один из пистолетов. Он видел, что черноногие заметили и Шекспира тоже. Следующие мгновения могли быть решающими.

Один из воинов поднял томагавк и бросился в атаку.

Нат повернул лошадь и поскакал навстречу индейцу. Из пистолета можно было попасть лишь с небольшого расстояния, и чтобы не рисковать еще одним выстрелом, лучше подойти к противнику как можно ближе.

Крича и размахивая томагавком, черноногий мчался к юноше.

Стук копыт его лошади эхом отдавался в ушах Ната. Он прятал пистолет у самой шеи своего коня, не убирая палец с курка.

К Нату бросились еще двое черноногих.

Юноша сосредоточился на первом воине, не обращая внимания на остальных. Он видел, как быстро сокращается расстояние между ними, и отчаянно желал выстрелить, но сдерживал себя, чтобы попасть наверняка. Натаниэль надеялся, что с Шекспиром все в порядке, — он не мог позволить себе оглянуться, чтобы убедиться в этом.

Черноногий снова издал боевой клич и уже приподнялся в седле, держа томагавк наготове.

Кингу все же хватило терпения не выстрелить раньше времени. Когда враг приблизился настолько, что Нат мог различить его сверкающие глаза и расширенные ноздри, юноша поднял пистолет и нажал на спуск. Индеец с глухим звуком рухнул с лошади. Томагавк упал в стороне.

Нат поднял глаза — на него неслись еще два воина. Один заходил слева, другой справа.

У одного из индейцев был обрез. Дикари покупали у компании «Хадсон Бэй» дешевые винтовки и укорачивали их, чтобы удобнее было стрелять с лошади.

Шекспир рассказывал, что эти плохонькие ружья не шли ни в какое сравнение с карабинами охотников и трапперов. К тому же многие индейцы с презрением относились к огнестрельному оружию, предпочитая обычный лук. Но в ближнем бою подобное ружье может нанести такую же смертельную рану, как и «хоукен», если, конечно, суметь хорошо прицелиться.

В деревне все еще раздавались выстрелы, откуда-то доносились крики.

Нат бросил беспокойный взгляд на девушку, но, к счастью, ей больше ничто не угрожало. Черноногие тем временем приближались. Нат быстро засунул разряженный пистолет за пояс и вытащил другой. Один из индейцев вскинул винтовку.

ГЛАВА 6

Нат знал, что выстрел грянет через несколько секунд. Его пистолет на подобном расстоянии не шел ни в какое сравнение даже с такой винтовкой. Он должен что-то сделать — или он сделает это быстро, или окажется покойником.

Но что?

Что он мог сделать?

Нат уже видел злорадную улыбку воина, и вот-вот ожидал услышать щелчок курка. И в этот момент юношу осенила блестящая идея! Нат вспомнил стычку с кайова и прием, которым те пользовались, чтобы обмануть нападающего: когда Нат прицеливался в одного из них, индеец соскальзывал вниз и вытягивался вдоль корпуса лошади, держась за нее лишь носком мокасина и одной рукой.

Получится ли?

Времени размышлять не было. Он мигом свесился вправо, прижавшись к лошади, правой рукой Нат схватился за седло, в левой держал «хоукен».

Черноногий потерял юношу из виду и уже не мог хорошо прицелиться. Нат изготовил было пистолет, но неожиданно боевое настроение испарилось.

Да, индейцу теперь его не видно. Но ведь и он сам лишился возможности наблюдать за врагом.

Вот так то!

Что если — у Ната по телу побежали мурашки — воин выстрелит в лошадь? Юноша приподнялся, насколько это было возможно, и выглянул из-за шеи лошади.

Индеец находился на расстоянии десятка ярдов. Черноногий с ружьем на изготовку старательно высматривал противника.

Нат не стал больше ждать и выстрелил. Раздался пронзительный вой — пуля попала воину в лицо, и он замертво свалился с лошади. Нат сел в седле и огляделся: оставались еще трое конных и один пеший, не считая тех, кто сейчас атаковал лагерь. К тому же все его оружие было разряжено.

И тут еще один воин закричал и бросился на Кинга.

Нат вытащил нож, все, что у него оставалось.

Черноногий держал копье.

Нат вспомнил истории, которые ему рассказывали Шекспир и Зик о невероятной меткости и ловкости индейцев в обращении с этим вроде бы простым оружием. Они с детства учились метать копье, и взрослый воин с двадцати ярдов на полном скаку попадал в мишень размером с голову человека. Так что у Ната не было шансов одержать победу с ножом в руке.

Индеец размахивал копьем и кричал что-то дерзкое, бросая вызов.

Нат пришпорил коня. Но не в надежде опередить черноногого. Если юноша станет двигаться медленно, попасть в него будет слишком легко. Самое лучшее, что Нат мог сделать — это мчаться во весь опор и пытаться увернуться от копья. Возможно, ему удастся воспользоваться карабином. Он убрал нож и поднял «хоукен».

«Ну-ка, а что если…»

Нат знал, что его карабин не заряжен, но черноногий-то этого не знал. Что произойдет, если Нат прицелится в воина, делая вид, что собирается выстрелить. Был только один способ. Прижав приклад к плечу, Кинг направил ствол на врага.

Резко повернувшись, индеец опустил копье и помчался прочь.

Уловка сработала!

Нат улыбнулся и опустил карабин, поздравляя себя с победой. Он заметил, что остальные черноногие, включая воина, оставшегося без лошади, устремились в обратном направлении.