ГЛАВА 1

— Индейцы, — сказал едущий впереди всадник. Оба придержали поводья и остановились.

Тот, что был помоложе, беспокойно заерзал в седле и крепко сжал «хоукен» в правой руке. Он оглядел окружающий лес в поисках возможной засады, внимательно присматриваясь к каждой тени. Длинные черные волосы юноши развевались на ветру. На нем, как и на его спутнике, были штаны из оленьей кожи, на левом боку висел нож длиной в двенадцать дюймов, а на груди — рог с порохом и мешочек для пуль, за поясом торчали два пистолета.

— Где? — спросил юноша.

— Вон там. — Мужчина указал на горный склон впереди. В отличие от своего юного друга он носил бороду и усы, белые, словно снег на вершинах гор, которые остались за спиной. Голову его украшала коричневая бобровая шапка, в руке тоже покоился «хоукен».

— Нет, не вижу, — огорчился спутник.

— Приглядись, Нат.

Прищурившись, Нат внимательно изучил гору, расположенную примерно на расстоянии полумили от них, склон ее был усеян огромными валунами, и только кое-где виднелись верхушки вечнозеленых деревьев — характерный пейзаж для западной части Скалистых гор. Мужчина, его звали Шекспир, усмехнулся:

— Ты напоминаешь своего дядю, Натаниэль, когда тот впервые приехал в Скалистые горы. Ты слеп, как летучая мышь, и глух, как червь.

— У червей нет ушей.

— Ты еще и поучаешь.

Нат хотел было улыбнуться в ответ, но заметил впереди какое-то движение. Присмотревшись, юноша сумел различить пятерых индейцев, которые не спеша спускались по тропе к подножию горы.

— Не двигайся, — предупредил Шекспир. — Они нас пока не увидели и не увидят, если нам повезет. Это дьяволы из племени ютов.

Название племени показалось Нату знакомым.

— Дядя рассказывал, что юты убивают всех белых, которые встречаются на их пути.

— И Зик был прав.

— А если они заметят нас?

— Поймают и прикончат.

По коже бежала нервная дрожь, пока Нат наблюдал за всадниками. Хотя расстояние было слишком большим, чтобы различить, во что они одеты и что у них в руках, юноша нисколько не сомневался, что каждый из воинов хорошо вооружен.

— Возможно, они направляются через Великий водораздел на равнины, — высказал предположение старший траппер, — чтобы поохотиться на бизонов или совершить налет на шайенов или арапахо.

— Они могут выбрать тот же путь, что и мы?

— Весьма вероятно.

— И увидят наши следы на снегу.

— Ну и что? К тому времени как юты доберутся сюда, мы будем уже далеко, и они не захотят тащиться за нами так долго, — успокоил его спутник.

— Почему бы и нет? — поинтересовался Нат.

— Потому что они не дураки. Юты узнают, что мы — белые, потому что лошадь, которую ты купил в Нью-Йорке, подкована. Поразмыслив, они придут к выводу, что мы направляемся к Медвежьему озеру на встречу трапперов.

— Юты знают об этой встрече?

Шекспир ухмыльнулся:

— Каждое племя в этих краях знает о традиционном сборе всех охотников и торговцев мехом. Многие из них присылают своих представителей для торговли, продажи женщин и тому подобного.

— А юты не последуют туда за нами?

— Нет. Во-первых, они рискуют тем, что их пристрелят, как только увидят, во-вторых, им пришлось бы ехать вдоль Грин-Ривер, но ни один юта в здравом уме не захочет туда отправиться.

— Почему же?

— Потому что это владения черноногих.

Нат задумался — он уже когда-то слышал и об этом племени.

— Дядя Зик говорил мне, что черноногие — племя, которого я должен особенно опасаться.

— И он был прав, как всегда. Чертовы черноногие — самое воинственное племя к западу от Миссисипи. Они ненавидят всех, и даже сами индейцы считают, что черноногие помешаны на войне, а это о многом говорит, потому что все племена не прочь пострелять, за исключением разве что шайенов и арапахо. Индейцы просто не могут жить в мире друг с другом, но черноногих все боятся намного больше остальных, — объяснил Шекспир.

— Ты когда-нибудь встречался с ними?

— Несколько раз.

— И что тогда было?

— Оставим эту тему. Черноногий, который повесит мой скальп в своем типи, окажет плохую услугу своему племени.

Положив карабин на луку седла, Нат оглядел горный склон:

— Их уже не видно.

— Мы можем ехать дальше, — сказал старый охотник и тронулся с места. — Надо бы сегодня проехать как можно больше.

Юноша двинулся следом.

— Сколько времени нам понадобится, чтобы добраться до Медвежьего озера?

— Примерно неделя, если поторопимся. И все же встреча будет уже в самом разгаре, когда мы появимся, хотя я выбрал самый короткий путь из всех мне известных. Если бы у нас было время в запасе, я бы отправился вверх по долине Сладких ручьев, через Водораздел по Южной тропе. Тот путь гораздо легче этого, но мы тогда пропустили бы почти всю встречу.

— А как называется тропа, по которой мы едем?

— У нее нет названия, немногие подозревают о ее существовании. Индейцы, конечно, знают. Да мы с тобой. И Зик знал.

Упоминание имени дяди заставило Ната нахмуриться. Мрачно глядя на окружающий пейзаж, он подумал о человеке, который обманом завлек его на Запад. Нат должен был бы ненавидеть Зика за эту жестокую шутку, но юноша не мог заставить себя злиться на дядю, после того как провел с ним шесть самых счастливых недель своей жизни.

Нат покачал головой, удивляясь последним событиям.

Он провел здесь всего-то три месяца, после того как, получив письмо от Изекиэля, покинул Нью-Йорк. А кажется, прошла целая вечность. Столько всего случилось за это время! Его чуть не ограбили и не убили вместе с дядей, он пересек всю равнину, сражался с головорезами, с гризли и воинами из племени кайова. Он проделал весь путь до Скалистых гор, чтобы в конце концов остаться с бездыханным телом дяди на руках.

И ради чего все это?

Ради сокровища, которого никогда не существовало, по крайней мере в том смысле, в котором он ожидал.

В письме Зика содержался намек на несметные богатства. Дядя предлагал встретиться в Сент-Луисе и обещал поделиться с племянником «величайшим сокровищем в мире». Нат, подумав, что дяде повезло найти золото или заработать деньги на торговле мехом, и надеясь разделить будущее счастье со своей невестой Аделиной Ван Бурен, решил принять предложение Зика.

Откуда ему было знать, что это всего лишь уловка?

Нат вздохнул и проследил взглядом за белкой, прыгающей с ветки на ветку на ближайшем дереве. Юноша проехал почти тысячу миль до Сент-Луиса, встретился с дядей и отправился с ним в Скалистые горы, за «богатством». Предстоящая разлука с Аделиной очень тревожила Ната, но он рассчитывал, что сокровища будут поделены и трудности таким образом оплачены.

Но в этом ли была настоящая причина его приезда сюда?

Только позднее Натаниэль понял, что, возможно, он позволил одурачить себя не только ради своего будущего благоденствия. На самом деле ему нравился Изекиэль. Он хотел произвести впечатление на Аделину, получив богатство, которое превзошло бы все ее ожидания. Однако Ната пугала перспектива путешествия по стране дикарей, на что отваживались немногие белые. В юности Нат прочел бесчисленное количество историй о злобных индейцах и диких животных, обитавших в неизведанных землях по ту сторону границы, и часто представлял себе приключения, которые ему довелось бы пережить, если бы он отправился на Запад.

И вот мечты сбылись…

Размышления Ната были прерваны вопросом спутника:

— Ты добыл хоть один скальп?

При мысли о воине кайова, которого он убил, чтобы исполнить обещание, данное умирающему дяде, Натаниэль поморщился. Он взглянул на привязанный к седлу мешок с торчащей из него тряпкой, в которую был завернут скальп:

— Да, добыл.

— Хорошо.

— Что в этом хорошего?

— Все индейцы и только немногие белые снимают скальпы со своих врагов. По твоим трофеям о тебе судят как о мужчине.

— А сколько их у тебя?

— Тридцать два.

«Ничего себе!» — поразился Нат. Он снял скальп с кайова в порыве ярости, охватившей его из-за смерти дяди. Если бы не это, он вряд ли был бы способен совершить такое.

— Не знаю, смогу ли я когда-нибудь снять еще хоть один скальп, — заметил он.

— Сможешь.

— Как ты можешь быть так уверен?

— Быть или не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль смиряться под ударами судьбы иль надо оказать сопротивленье и в смертной схватке с целым морем бед покончить с ними?[1] — обратился к седовласым горам старый охотник.

— Снова Шекспир?

— Да, в некотором роде.

— Почему он тебе так нравится? Я пытался прочесть кое-что из его произведений, но не смог понять и половины.

— Старик Уильям был одним из мудрейших сынов человечества. Я познакомился с его творчеством лет тридцать назад, читаю до сих пор и постоянно цитирую. Потому меня и прозвали Шекспиром.

Нат глянул на тюк, привязанный к седлу лошади Шекспира, где тот хранил книги, и вспомнил о своей страсти к произведениям Фенимора Купера.

— А как твое настоящее имя?

Старый охотник от неожиданности даже остановился и обернулся:

— Позволь мне дать тебе совет, Нат. Ты племянник моего лучшего друга, и я решил научить тебя как выживать здесь. Так вот единственное, чего ты никогда не должен делать, — это лезть в дела другого человека. Если он захочет рассказать о себе, своем прошлом или о чем-то еще, расскажет. Так что не суй свой нос в то, что тебя не касается, иначе кто-нибудь его отрежет.

— Я просто хотел узнать твое настоящее имя, — попытался оправдаться Нат.

— Если я решу, что могу тебе доверять, я скажу, как меня зовут, — ответил траппер.

Натаниэль, смутившись, задумался над словами спутника. Какие у Шекспира могли быть причины, чтобы скрывать свое имя? Может, он стеснялся его неблагозвучия? А может, Шекспира разыскивают власти? В любом случае, у старого траппера есть какая-то тайна, о которой он никому не хочет рассказывать.

— Прости, — извинился Нат, — я не хотел тебя обидеть…

— Забыто, — ответил Шекспир, и они продолжили свой путь.

Нат погрузился в раздумья: не совершил ли он ошибку, решив остаться на Западе, вместо того чтобы вернуться в Нью-Йорк. После смерти Зика юноша провел бессонную ночь под усыпанным звездами небом, взвешивая все «за» и «против» и пытаясь предугадать последствия своего решения.

Одно обстоятельство было важнее остальных. Нат пообещал Аделине, что добудет несметные сокровища. В письме к ней перед отъездом из Нью-Йорка и в том, которое он послал из Сент-Луиса, Нат рассказал о намерении дяди поделиться с ним «сокровищем» и обещал вернуться невероятно богатым. И вот Аделина узнает правду: на самом деле у него нет ни золотой, ни даже серебряной монетки! Нет, он не стал бы ее винить, даже если бы она сочла его глупцом.

Откуда Нату было знать, что сокровище Изекиэля Кинга нельзя ни подержать в руках, ни положить в банк? Юноша живо вспомнил серьезное выражение лица умирающего дяди и последние его слова, вызвавшие в душе племянника гамму противоречивых чувств.

— Посмотри на эту долину, Нат, — сказал тогда дядя, — посмотри на деревья, на оленей, лосей и других животных. Подумай о том, что теперь все это твое. Моя хижина, мой карабин, моя одежда — это я оставляю тебе. Но я дарю тебе еще одну вещь. Величайшее сокровище в мире. Сокровище, которое я обрел, приехав в Скалистые горы, и которое хочу разделить с тобою, Нат.

— Что за сокровище? — спросил юноша.

— Свобода.

Странным показался ему тогда этот ответ. Позже, когда Нат посмотрел на великолепные горные вершины, опоясывающие долину; на диких животных, обитающих здесь; на сверкающее озеро вблизи хижины; на птиц, плавающих по водной глади; когда он взглянул на прекрасное голубое небо, вздохнул свежий, бодрящий высокогорный воздух, ему открылась истина: не понятое им богатство дяди — это свобода чистой души, не скованной законами цивилизации.

Нат сумел сохранить в сердце это особое чувство, он не испытывал такого никогда прежде. Как он может вернуться в Нью-Йорк теперь, почувствовав вкус истинной свободы? И как он смог бы встретиться с Аделиной, не добыв обещанного богатства? Эти причины и заставили его остаться в Скалистых горах. Нат должен был признаться самому себе, почему же на самом деле он решил задержаться здесь и отправиться на встречу трапперов. Он…

— Кажется, я немного ошибся в расчетах, — прервал его размышления Шекспир.

— Насчет чего?

Его спутник показал на юго-запад:

— Сюда едут юты.

ГЛАВА 2

Нат оглянулся, пятеро воинов-ютов во весь опор мчались на них с Шекспиром, уже слышался боевой клич, один из индейцев выстрелил.

— Держись ближе ко мне! — закричал старый охотник, сворачивая с открытой равнины, из-под копыт его лошади поднялось облако пыли.

Готовый к тому, что в любой момент в его спину вонзится стрела, Нат старался не отставать от друга.

Пронзительные крики ютов стали еще громче.

Юноша понял, что его спутник спешит к деревьям, растущим в нескольких сотнях ярдов, и рискнул обернуться, чтобы посмотреть, где индейцы.

Их разделяло около пятисот ярдов. Юты размахивали оружием и восторженно кричали, предвкушая добычу. Нат гнал лошадь, как никогда раньше, левой рукой он правил, а в правой держал карабин и поводья вьючной лошади. Он видел только деревья, до которых надо было еще добраться.

Юты вопили и гикали, будто их было огромное множество.

Шекспир оглянулся, на лице его появилась дьявольская усмешка.

Что его рассмешило? Нат облизал сухие губы, дядя Зик тоже проявлял удивительную беспечность в опасных ситуациях и воспринимал все как игру. Юноша сомневался, что когда-либо сможет понять этих суровых людей, обитающих в неизведанных уголках Дикого Запада. У них был свой взгляд на жизнь, и он сильно отличался от представлений их образованных соотечественников в Штатах.

Погоня продолжалась еще несколько напряженных минут, юты старались настичь белых до того, как те доберутся до деревьев. Индейцы отставали всего на сотню ярдов, когда Шекспир, доскакав до леса, спрыгнул с лошади, выхватил карабин и выстрелил почти не целясь. Один из ютов упал на землю.

Старый траппер издал при этом свой боевой клич.

Нат остановился и спешился рядом с другом.

— Прекрасный выстрел! — похвалил он, стараясь говорить спокойно. Он поднял свой «хоукен» и, задержав дыхание, прицелился в скачущего справа индейца, выждал еще несколько секунд, чтобы выстрелить наверняка, и нажал на курок.

В восьмидесяти ярдах от него юта вскинул руки и завалился назад.

— Та-ак, поучим-ка этих дикарей, — сказал Шекспир, перезаряжая карабин, его пальцы действовали с поразительной ловкостью.

Трое оставшихся ютов упрямо приближались. Один из них натянул лук.

— Берегись! — крикнул траппер и оттолкнул Ната в сторону, как раз в тот момент, когда стрела со свистом пронеслась мимо и вонзилась в дерево, перед которым он только что стоял.

— Иглы дикобразов, — пошутил наставник и прицелился в индейца с луком. Щелчок, выстрел, из ствола карабина вылетело облачко дыма. В тот момент, когда лучник уже опять натягивал тетиву, пуля поразила его в грудь и он завалился на круп лошади. Оставшиеся в живых юты теперь уже метались по равнине в надежде где-нибудь укрыться. Нат перезарядил и снова поднял «хоукен».

— Не надо, — остановил его Шекспир, — не стоит убивать их всех.

— С какой стати? — возмутился юноша. — Они же напали на нас.

Шекспир усмехнулся:

— Ну разве ты похож на жаждущего крови сына войны? Нет, мы не собираемся убивать их всех, и я объясню почему. — Он замолчал, бросив взгляд вслед индейцам. — В этих краях, Нат, репутация ценится так же высоко, как человеческая жизнь. Эти двое вернутся в свое племя и расскажут, что пытались добыть скальп старого Каркаджу и потерпели неудачу. Они немного приукрасят историю, изобразив меня огнедышащим демоном, который может сразить врага за тысячу ярдов. Это будет на пользу моей репутации, и в следующий раз юты, случайно встретившись со мной, хорошо подумают, прежде чем напасть. Уразумел?

— Думаю, что да, — ответил Нат, наблюдая за тем, как юты исчезли в лесу. — Какое имя ты упомянул? Каркаджу?

Траппер кивнул:

— Если ты проживешь здесь достаточно долго и познакомишься с каким-нибудь дружественным племенем, возможно, они дадут тебе собственное индейское имя. Давным-давно гладкоголовые назвали меня Каркаджу.

— Что это имя означает?

— Так индейцы называют росомаху.

— Что за росомаха?

Шекспир усмехнулся:

— Скоро узнаешь…

Нат перекинул карабин из одной руки в другую.

— А у меня уже есть индейское имя, — сказал он.

— Неужели?

— Да. Шайен, по имени Белый Орел, дал мне его.

— Знаю такого. Он из клана Лучников.

— Откуда?

Шекспир усмехнулся:

— Тебе еще многое предстоит узнать. У большинства племен, обитающих на Великих равнинах, есть этакие воинские… сообщества — нечто вроде элитных клубов в Штатах. К ним причисляют самых храбрых и искусных воинов. У шайенов, насколько я помню, таких «клубов» шесть. — Старый охотник помолчал, вспоминая, затем стал перечислять по пальцам: — Лучники, Безумные Псы, Красные Щиты… Лисы, Лоси и… и Собаки!

— У Белого Орла, должно быть, важное положение в племени? — предположил Нат.

— Да. Он один из вождей.

Юноша вспомнил свою первую встречу с Белым Орлом, когда был тяжело ранен после схватки с гризли. Ему удалось всадить нож в глаз медведю, а дядя Зик прикончил животное точным выстрелом из «хоукена».

Позднее, в разгар битвы с кайова, Белый Орел и другие шайены пришли на помощь Нату и Изекиэлю. Перед отъездом Белый Орел вручил Нату перо и дал индейское имя, но только теперь юноша начал понимать истинное значение этого ритуала.

— Какое имя дал тебе Белый Орел? — поинтересовался Шекспир.

— Убивающий Гризли.

Старый охотник улыбнулся уголками рта, словно боясь рассмеяться, внимательно посмотрел на Ната, посерьезнел и спросил:

— А ты не разыгрываешь меня?

— Да нет же…

— А я было подумал. — Траппер нахмурил лоб. — Годами юн, но смел и верен слову; он не речист, зато делами славен, не дерзок он, но дерзких не прощает; он прямодушен, щедр и сердцем чист[2].

— О ком это ты?

— Неважно, — ответил Шекспир. Он обернулся в сторону деревьев, растущих в отдалении, и убедился, что юты действительно ушли.

— Белый Орел дал мне еще и орлиное перо, — похвастался Нат.

— Где оно?

— В мешке.

— Почему же ты его не носишь?

— Снял, потому что никак не мог привыкнуть спать с пером в волосах, — объяснил Нат, — и не надевал его с тех пор.

— Я не из тех, кто любит давать советы, но на твоем месте я бы надел его. Орлиные перья — это знаки отличия у индейцев, в некоторых племенах их разрешают носить, только когда воин убивает своего врага, — пояснил Шекспир. — Чью смерть видел Белый Орел?

— Кайова.

Шекспир кивнул:

— Белый Орел, должно быть, высоко оценил твою храбрость. И если ты снова окажешься в землях шайенов, лучше тебе надеть перо. Вождь может обидеться, если не увидит его у тебя в волосах.

— Я запомню это, — пообещал юноша. Он посмотрел на стрелу, торчащую в стволе дерева, и вытащил ее. — Еще секунда, и я был бы покойник.

— Никогда нельзя недооценивать индейца с луком, — предостерег траппер. — Они с детства учатся стрелять, стоя, на бегу или верхом на лошади, и попадают в цель с сотни ярдов.

Нат задумчиво изучал стрелу.

— И потому, — продолжил Шекспир, — они могут пускать стрелы быстрее, чем я или ты успеем перезарядить карабин. Однажды я видел поединок между охотником, который мог попасть в желудь на ветке с пятидесяти ярдов, и воином кроу. Пока охотник стрелял, перезаряжал и целился, кроу успел выпустить двадцать стрел.

— Ничего себе! — восхитился Нат.

Чем больше он узнавал о доблести индейцев, тем больше удивлялся, как белым вообще удается выжить среди них.

— По седлам — и в путь, — скомандовал Шекспир. Он подошел к лошади, которая терпеливо щипала траву.

— Ты уверен, что эти юты не попытаются обойти нас и устроить засаду? — спросил Нат.

— Так же как раньше был уверен, что они нас не заметят, — усмехнулся траппер.

— Ну тогда я спокоен, — пошутил Нат.

Они оседлали лошадей и поскакали на северо-запад по равнине, тянущейся на десятки миль до подножия гор.

— Пусть этот случай послужит тебе уроком, — сказал Шекспир, после того как они проехали четверть мили, не обнаружив следов индейцев.

— Дай угадаю каким. Никогда не поворачивайся спиной к юта.

— Нет. Надо доверять своему чутью, не обращая внимания на то, что тебе говорит пусть даже более опытный товарищ. Слушай свой внутренний голос, как я люблю повторять. Он спасал мою шкуру столько раз, что и не сосчитать.

— Но на этот раз твое чутье не предупредило тебя о приближении ютов, — заметил Нат.

Его спутник усмехнулся:

— Мне пришло на ум другое мое любимое выражение. У тебя и мозгу-то в голове не больше, чем у меня в пятках![3]

— Любопытная мысль, — сказал Нат, успокоившись. Стычка с ютами станет для него еще одним воспоминанием о Диком Западе.

— Это придумал старый Уильям. «Троил и Крессида». Действие второе, сцена первая.

Юноша изумленно покачал головой:

— Ты действительно хорошо знаешь своего Шекспира.

— Полагаю, что так. Кто бы мог подумать, что я получу классическое образование в колледже Скалистых гор?

— Где это?

— Колледж Скалистых гор — так мы, трапперы, называем длинные зимние ночи, когда слишком холодно, чтобы охотиться, и мы сидим в хижине у огня, обсуждая все на свете.

— Зик не рассказывал мне об этом.

— У твоего дяди не было времени, чтобы рассказать тебе все о здешней жизни. Дай срок, через несколько лет ты уже не будешь таким зеленым.

— Я не знаю, останусь ли здесь надолго, — признался Нат.

— Останешься.

— Как ты можешь быть настолько уверен?

— Ты — Кинг.

— Ну и что? У меня остались братья в Штатах, которые никогда не выезжают за пределы Нью-Йорка.

Старый охотник посмотрел на спутника:

— Ты другой. Ты похож на своего дядю, тебя тянет в дорогу, полную опасностей и приключений. Именно это и меня привело сюда много лет назад.

— Лет?

— Иногда кажется, что прошло много времени, — задумчиво сказал Шекспир. — Годы здесь тянутся дольше, без мелкой суеты. В Штатах, особенно в городах, большинство людей день за днем делают то же, что и накануне. Они просыпаются в одно и то же время, ходят на одну и ту же работу, возвращаются в одни и те же дома и ложатся в те же постели, укрывшись теми же одеялами. Их жизненный путь похож на след падающей звезды, эти люди не успевают оглянуться, как на крышку их гроба уже бросают землю, а они даже не попробовали всего, что может предложить им жизнь.

— Я никогда не думал об этом.

— Со временем ты все поймешь и согласишься со мной.

Нат вспомнил недавнее событие:

— Если доживу.

ГЛАВА 3

Прошло еще несколько дней, Нат и Шекспир пересекли горную гряду и выбрались на огромное пространство, изрытое каньонами с отвесными стенами. Эта местность сильно отличалась от привычного для Скалистых гор пейзажа. Повсюду возвышались груды красного песчаника. Дичь встречалась редко, растительности не было никакой.

Нат пытался извлечь пользу из путешествия в компании энергичного и всезнающего Шекспира, задавая ему бесконечные вопросы о жизни в этих краях, об индейцах, обо всем, что приходило на ум. Пожилой траппер был настоящим источником мудрости и знаний, и Нат впитывал новую информацию, словно губка.

Траппер держал путь на северо-запад, подгоняя лошадей, чтобы успеть на встречу.

Юноше такая спешка казалась забавной. Во всех других случаях его друг не демонстрировал ни малейшей склонности куда-то нестись сломя голову. Шекспир, видимо, твердо решил непременно успеть на встречу охотников, торговцев и представителей дружественных племен индейцев.

На третий день после стычки с ютами Шекспир объявил о полуденном привале у родника, бьющего у подножия горного плато. Они напоили лошадей и присели, чтобы подкрепиться вяленой олениной.

— Между прочим, не найдется и пяти белых во всем мире, кто побывал бы здесь, — сказал охотник, отрывая кусок мяса и энергично работая челюстями.

— Неужели? — рассеянно переспросил Нат, окидывая взглядом безжизненный пейзаж.

— Основное место обитания бобров — к северу отсюда. Немногие трапперы проходят здесь, считая этот путь напрасной тратой времени.

— Напоминает пустыню.

Шекспир фыркнул:

— Если хочешь увидеть настоящую пустыню, тебе надо отправиться к западу от Большого Соленого озера. Там в округе нет ни капли пресной воды и так мучает жажда, что приходится слизывать собственный пот, чтобы выжить.

— Ты бывал там? — поинтересовался юноша.

— Несколько раз.

— Есть ли места между Миссисипи и Тихим океаном, которых ты не видел?

— Их даже больше, чем тех, где я бывал, — вздохнул траппер. — Но некоторые места поистине удивительны.

— Например?

Шекспир наклонил голову и ненадолго задумался:

— Самый поразительный край — на севере. Бурлящие грязевые ямы, гейзеры, бьющие на сотню футов в воздух, природные источники горячей воды, в которых можно свариться.

— Бурлящая грязь? — с сомнением в голосе повторил Нат. — Гейзеры?

— Ты не веришь мне?

— Хотелось бы верить, ты не из тех, кто рассказывает сказки, но согласись, бурлящая грязь — звучит немного странно. Надеюсь, однажды увижу это.

Шекспир усмехнулся и кивнул:

— Да. Если бы я не видел все собственными глазами, скорее всего сказал бы то же самое. Надеюсь, ты побываешь там. — Он указал на далекий горизонт. — Этот край знает, как понравиться мужчине. Те, кто приезжает на Запад, чтобы поохотиться, на год или два, остаются здесь на четыре-пять. Некоторые и дольше. В один прекрасный день и тебе захочется увидеть все здешние чудеса, ты поймешь, что люди в Штатах живут как в клетке, и не сможешь уехать отсюда. — Он засмеялся. — Когда ты почувствуешь вкус истинной свободы, тебе будет уже трудно согласиться на меньшее.

— Опять это слово, — заметил Нат.

— Какое слово?

— Свобода. Дядя Зик сказал мне перед смертью то же самое.

— Он знал, что говорит. В здешних краях, где тебе не надо ни перед кем отчитываться, платить налоги, где правительство не дышит тебе в спину, а политики не указывают, как жить, ты сможешь обрести свободу, за которую сражались и умирали наши предки.

— Я и не знал, что ты так интересуешься политикой, — сказал Нат.

Глаза Шекспира сузились:

— Никогда больше не оскорбляй меня подобным образом. Назвать человека политиканом — хуже, чем обозвать лжецом и вором. Редкий случай, когда политик достоин своего высокого положения, и почти исключение, когда он знает истинное значение слова «честь». — Он замолчал, а потом продолжил: — Наперекор судьбе, во имя чести пойду я. Жизнь всем людям, дорога, но лучшим людям — честь дороже жизни[4].

— Это опять из твоего Уильяма?

Шекспир кивнул:

— Мне наплевать на них, Нат, за исключением тех, кто, пытаясь получить голоса, хочет отнять у меня свободу. Тогда я могу выйти из себя.

— Я никогда особо не интересовался политикой, — вставил юноша.

— И не надо. Чем больше ты будешь думать об этом, тем большее влияние эти политики будут иметь на тебя, — сказал Шекспир, оттолкнувшись от земли руками и поднявшись на ноги.

— Куда ты?

— Природа зовет. Скоро вернусь.

Он дошел до большой груды валунов и исчез за ними. Нат прищурился от ярких лучей солнца, встал и потянулся. После такой дороги хотелось немного размяться. Юноша повернулся и побрел вдоль источника, лениво глядя на кристально-чистую воду и доедая оленину.

Странный поворот судьбы… Кто бы мог подумать, что в один прекрасный день он будет гулять вот так, у какого-то источника, в неведомом диком краю, что путешествовать он будет со стариком, который часами может цитировать Шекспира…

Нат усмехнулся.

А кто знал, что у него вообще хватит мужества покинуть Нью-Йорк и отправиться на Дикий Запад? Разве можно было догадаться, что в груди начинающего бухгалтера бьется сердце путешественника? Юношу мучил еще один вопрос. Сколько времени он проведет в этих краях? А как же прекрасная Аделина, ожидающая его возвращения? Как долго она сможет ждать? Нат написал ей из Сент-Луиса, что будет отсутствовать год. Хватит ли у нее терпения выдержать этот год? Или она почувствует себя одинокой, заскучает и найдет себе новых поклонников?

Эта мысль несколько отрезвила его.

Он должен смотреть правде в глаза. Аделина вполне может выбрать другого. Вправе ли Нат ее винить, если она найдет нового жениха, после того как он сорвался с места и бросил ее через день после помолвки?

Что же он наделал?

Расстроенный, молодой Кинг остановился и облизал пересохшие губы. После вяленого мяса ужасно хотелось пить. Нат опустился на колени и в нетерпении припал губами к роднику.

Странный шипящий звук раздался совсем рядом.

Не догадываясь, что это за шипение, Нат взглянул на груду камней справа и похолодел от ужаса.

На большом плоском валуне, свернувшись тугим кольцом, приготовилась к прыжку гремучая змея. Ее большая голова замерла в воздухе, а жуткие глаза с вертикальными зрачками уставились на Натаниэля.

Охваченный ужасом, не в силах пошевелиться, Нат едва дышал, его глаза смотрели прямо в эти чужие, злые зрачки. Что делать? Подняться и убежать? А может, змея уползет, если он останется на месте?

Шипение стало громче, змея оставалась в той же позе, ее длинный, раздвоенный язык мелькал туда-сюда.

Первоначальный страх прошел. Нат постарался успокоиться. Рано или поздно змея уползет. Он где-то слышал, наверное в школе, что гремучие змеи не нападают, если нет прямой угрозы их жизни, а у него не было ни малейшего желания связываться с.«ней.

Прошла минута. Вторая.

Пот выступил у Ната на лбу, взмокла спина. «Не двигайся! Не шевелись!» — повторял он себе.

Шипение внезапно прекратилось, и юноша вздохнул было с облегчением. Должно быть, змея сейчас уползет восвояси. Но, к крайнему ужасу Ната, она приближалась! Юношу охватила паника. Лишь усилием воли он заставил себя не дрожать. Вот змея прикоснулась к его голове, затем поползла по шее…

Боже мой!

Нату захотелось кричать, он до боли стиснул зубы и сжал кулаки, надеясь, что змея все-таки уберется прочь.

Но она неожиданно замерла.

«Нет! Нет! — кричал Нат про себя. — Ползи дальше!»

Он чувствовал змею на своей шее. Нервы были на пределе. Что она делает? Почему остановилась? Не поворачивая головы, юноша скосил глаза и понял, что происходит.

Голова змеи почти касалась воды, язык ходил по воде туда-сюда.

Секунды тянулись медленно. Струйки пота залили лицо, закапали с подбородка. Пистолеты давили на живот. Если бы только Нат мог добраться до них!

Секунду спустя змея поползла обратно, раскачивая головой из стороны в сторону.

Она уползает!

Внезапно в носу защекотало, и Нату ужасно захотелось чихнуть. Он морщил нос, пытаясь справиться с этим желанием, но тщетно. Нат уже собрался поднять руку, чтобы зажать нос, но слишком поздно! Он все-таки чихнул, и его воспаленному воображению показалось, будто грохнул выстрел.

Он рискнул взглянуть на змею. Кровь взметнулась по жилам, когда он увидел, что гадина повернулась и теперь с удивлением смотрит на него, поигрывая раздвоенным языком.

Что теперь?

Змея догадалась, что он не бревно и не камень? Способна ли она ужалить его неожиданно? Быстрый кувырок налево — и он сумел бы убежать, но змея может напасть на него как раз в этот момент. Лучше всего оставаться на месте и не двигаться.

Змея опять ползла к голове.

Сердце бешено колотилось, стало трудно дышать. Если змея вонзит зубы в лицо, Нат умрет в считанные секунды.

Мурашки пробежали по его телу. Змея приблизилась к лицу, посмотрела Нату прямо в глаза. Она все поняла! Поняла, что он живой! Возможно, рептилия была сбита с толку его неподвижностью. В голову пришла другая мысль. Может, змея хотела выяснить размеры его тела, прежде чем напасть.

Нат решил, что не может больше спокойно лежать. Змея еще не успела принять позу для нападения, и у него в запасе оставалось несколько секунд. Но, если змее не обязательно принимать специальную позу перед нападением, он погибнет, и Шекспир похоронит его так же, как и его дядю.

Шекспир!

Где же он?

Змея двинулась вперед.

Нат почувствовал, как живая тяжесть поползла по его шее. Больше он не мог выносить этого, нервы были натянуты до предела. Нат издал нечленораздельное мычание и вскочил на ноги!

В одно мгновение змея приняла угрожающую позу.

Действуя инстинктивно, Нат схватился было за пистолеты, но, поскользнувшись, начал падать на те же камни, где совсем недавно лежала змея.

Погремушки на ядовитом хвосте начали громко трещать.

Юноша упал на спину и сморщился от боли, когда острые края гальки вонзились в тело, но все же вытащил пистолеты и поднял их в тот момент, когда змея напала.

Она метнулась к правой ноге Ната.

Он видел, как змея открыла пасть, как ее длинные изогнутые зубы уже готовы были вонзиться в кожу. Нат отдернул ногу и нажал на курки — оба пистолета выстрелили, поднялось облако дыма. Несколько тревожных секунд юноша не мог ничего разглядеть.

Попал ли он?

Нат прислушался, шипения не было слышно. Опираясь локтями на камни, он сел и теперь смотрел туда, где секунду назад была змея.

Дым рассеялся.

Змея лежала на том же месте, голова была оторвана, язык так и торчал из пасти, и глаза все еще смотрели прямо на него.

Нат медленно встал, еле держась на ногах. Он победил! Юноша перевел дух и тут же вздрогнул, почуяв, что кто-то стоит позади него. В ужасе он обернулся.

— Неплохо, — похвалил Шекспир, стоя со сложенными на груди руками. — Я бы сам лучше не справился.

— И как долго ты здесь стоишь?

— Несколько минут.

— Уже несколько минут! — зло набросился на него Нат. — И не помог мне?

— А что я мог сделать? Змея была к тебе слишком близко, я не хотел рисковать попасть в тебя.

— Ты мог бы хоть попытаться! — возмутился юноша.

— И лишить тебя такого ценного опыта? Я бы никогда так не поступил, — сказал траппер, прищелкнув языком. Он подошел к змее.

Нат не был уверен, что правильно понял.

— Опыта? Я же был почти трупом…

Шекспир бросил на парня добрый взгляд:

— Тебе предстоит еще многое узнать о здешней жизни, Кинг. Лучший учитель, которого я знаю, — это опыт. — Он кивком указал на змею. — Теперь ты знаешь, как обращаться с гремучими змеями.

— Но она же могла убить меня!

— Никто и не говорит, что учиться будет легко.

Нат посмотрел на голову змеи и вздрогнул от отвращения, злость, однако, начала понемногу проходить.

— Успокоился?

— Похоже, да…

— Хорошо.

— Я думаю, что сказался опыт общения с гризли…

ГЛАВА 4

В течение нескольких дней они продвигались на северо-запад. Пустынные каньоны остались позади, теперь на склонах гор росли сосны, в долинах зеленела трава. Было много дичи. В воздухе парили орлы и ястребы.

Нат простил Шекспиру случай с гремучей змеей, но пообещал себе в будущем держать с ним ухо востро. Если старик решил так преподавать ему уроки, неизвестно, что еще он может выкинуть.

Они поднимались на невысокий холм, когда Шекспир внезапно объявил:

— Мы доберемся до места встречи уже послезавтра.

— С нетерпением жду этого.

— Правда?

Нат прищурился, голос Шекспира звучал подозрительно.

— А что, не должен?

— Будь начеку.

— Почему? Что может со мной случиться?

— Если ты не будешь достаточно осторожен, вернусь я уже один.

— Разыгрываешь?.. — усомнился Кинг.

— Я?

— Прекрати говорить загадками.

— Справедливое замечание, — согласился траппер, наблюдая за полетом ворона. — Любой на встрече распознает в тебе новичка, как только увидит. Большинство примет тебя и оставит в покое, но некоторым смутьянам может прийти в голову испытать новенького.

— Испытать?

— Проверить твой характер. Посмотреть, смогут ли они положиться на тебя. Если эти смутьяны поймут, что тебя можно вывести из себя, не будешь знать ни минуты покоя.

— Что за детские шалости? — удивился Нат. Шекспир усмехнулся:

— Если ты собираешься участвовать во встрече, хочу предупредить тебя, чего следует ожидать. — Он помедлил. — Чтобы понимать происходящее, тебе придется побольше узнать о жизни охотников. Целый год эти люди бродят по Дикому Западу от одной реки к другой, стараясь поймать как можно больше бобров, заготовить их мех для ежегодной встречи. За исключением тех немногих, кто женился на индианках, они все ведут уединенную жизнь. Трапперы трудятся от заката до рассвета, пока позволяет погода. Ты еще не знаешь, что привычная их работа — проводить большую часть дня в ледяной воде, расставляя капканы и вытаскивая бобров, которые могут весить до шестидесяти фунтов.

Нат внимательно слушал.

— Трапперу приходится быть недоверчивым к чужакам. Если он попадет к индейцам, его подвергнут жестоким пыткам. Могут отрезать, например, уши, нос, гениталии. Или снимут скальп. Если индейцы не захотят себя утруждать, всегда есть гризли. Они разорвали на части многих охотников — их тела невозможно даже опознать. К тому же существует опасность попасть под лавину или утонуть во время наводнения.

— Да-а… не соскучишься… — вздохнул Нат. Шекспир фыркнул:

— Теперь ты наконец понял. Между прочим, пару лет назад сотня охотников покинула Санта-Фе, чтобы провести год в горах, а назад вернулись только шестнадцать.

— Всего шестнадцать? — переспросил Нат.

— Теперь у тебя есть некоторое представление о том, какую жизнь ведут здешние охотники, и ты понимаешь, почему они так ждут встречи. Эти люди провели целый год в трудах и заслужили наконец праздник. По правде говоря, многие из нас живут ради этих нескольких недель, когда можно пить, ссориться и хвастаться сколько душе угодно, — рассказывал старый траппер.

— И на скольких встречах ты был?

— На трех.

— Так мало?

— Их всего-то и было три.

— Понятно.

— Человек, по имени Эшли, начал их проводить в двадцать пятом году. Первая состоялась на развилке у Грин-Ривер. В двадцать шестом встреча происходила в Долине тайн. А в прошлом году, как и в этом, собираются у Медвежьего озера.

— Сколько охотников бывает на встрече?

— По-разному. Одна, может, две сотни.

— Сотни?

— И это не считая метисов…

— Метисов?

— Ну, детей, рожденных от белого мужчины и индейской женщины. Мне всегда жаль их. И белые, и индейцы презирают полукровок. Метисы прекрасно понимают, что им не попасть в общество белых, но и в большинстве индейских племен их не особенно жалуют.

— Это же несправедливо.

— Как ум твой юн, — совсем, как кровь твоя![5] — процитировал Шекспир. — К кому жизнь справедлива? Разве это честно, что молодого оленя разрывает на части стая голодных волков? Справедливо, что черноногие ловят и уродуют трапперов? Что владельцы компаний, торгующих мехом, наживаются на поте и крови честных людей?

Нат ничего не ответил.

— Жизнь вообще редко бывает справедливой, — подытожил старый траппер. — На чем я остановился? Ах да. На встречу могут явиться помимо белых охотников еще и полукровки. И конечно, индейцы. Снейки, гладкоголовые, не-персэ, кроу, бэнноки могут прийти. Возможно, будет пара тысяч человек.

— Я и понятия не имел.

— А чего ты ожидал? Дюжина стариков сядут кружком и станут рассказывать истории о своих приключениях в Скалистых горах?

— Нет, конечно, — попытался оправдаться юноша.

— Держи свои глаза и уши открытыми, и ты узнаешь за пару недель больше, чем я смог бы научить тебя за месяц.

— Хорошо.

Они проехали в молчании еще миль пять, ветер дул в спину.

— Могу я задать вопрос? — поинтересовался Нат.

— Давай.

— Он может оказаться слишком личным.

— Не волнуйся, я не пристрелю тебя за то, что ты суешь нос в мою жизнь, — усмехнулся Шекспир.

— Тебе когда-нибудь приходилось покупать индейскую женщину?

Охотник взглянул на юношу, удивленно подняв брови:

— Это тебя беспокоит?

— Немного, — признался Нат.

— Почему?

— Я отношусь к покупке индейской женщины так же, как к покупке чернокожего раба. Возможно, ты слышал, что Нью-Йорк отменил рабство в прошлом году. Многие люди на Востоке считают рабство отвратительным. Священник нашей церкви назвал это нравственным и духовным злом. И я считаю, что недостойно относиться к другому человеку как к собственности.

— Поправь меня, если я ошибаюсь, но большинство этих чернокожих привезены в Штаты на кораблях откуда-то из Африки?

— Да, это верно, — согласился юноша.

— Их привезли сюда, не спрашивая, хотят они этого или нет?

— Так они все и говорят.

Шекспир кивнул:

— Может, это и правда, но существует большая разница между покупкой индейской женщины и чернокожего раба.

— В чем же эта разница?

— В большинстве случаев индейские женщины хотят быть проданными.

— Неужели? — усомнился Нат.

— Цель любой индианки — выйти замуж, и для индейца купить женщину — то же самое, что жениться на ней. Ты расстроишься, увидев, что белый мужчина торгуется из-за индейской девушки, но держу пари, ты даже не знаешь, что индейцы поступают так же.

— Я и не знал.

— Вот видишь? Незнание — это худшее из зол. Индейцы покупают своих жен. Обычное дело. Воины предлагают хороших лошадей или что-нибудь другое за них. Например, воину сиу понравилась какая-нибудь девушка. Он посылает друга или родственника с лошадьми к ее жилищу, предлагая жениться на ней. Если она принимает лошадей, через день устраивают праздник, и брак считается заключенным, — объяснил Шекспир.

— И все индейские мужчины платят за своих невест?

— Почти все. Чему удивляться, если белые делают то же самое? Если белый уведет девушку, не заплатив за нее, ее отец посчитает это оскорблением и племя захочет проучить незадачливого жениха. Если ты когда-нибудь влюбишься в индианку, убедись, что у тебя достаточно денег.

Нат усмехнулся:

— Такого никогда не произойдет.

Шекспир промолчал.

— Расскажи мне еще что-нибудь, — попросил Кинг.

— Могу рассказать об индейских женщинах. Я видел настоящих красавиц. Некоторые охотники полагают, что самые хорошенькие женщины в племени гладкоголовых, другие считают самыми красивыми девушек не-персэ, знаю хоть и немногих, кому нравятся женщины из племени манданов.

— А как насчет шайенов?

— Женщины шайенов милы по-своему, и их уважают за целомудрие. Незамужняя девушка из племени шайенов носит кожаный пояс целомудрия.

— Правда?

— Да. Они считают, что нельзя вступать в любовную связь с мужчиной до брака. Если девушка ошибается и позволяет ласкать себя раньше времени, она зарабатывает плохую репутацию. Женщины шайенов не хотят этого, — сказал Шекспир.

— Пояс целомудрия. Это же Средневековье!

— Держу пари, многие женщины в Штатах хотели бы надеть пояс целомудрия разок-другой.

Нат изумленно покачал головой. Кто бы мог подумать — индейские женщины носят пояс целомудрия. И в то же время они позволяют выставлять себя на торги.

— Я был женат на скво[6] из племени гладкоголовых двадцать лет назад, — вспоминал между тем Шекспир. — Считал ее самым прекрасным созданием на земле.

— И что случилось? Ты развелся?

— Проклятые черноногие убили ее.

— Надо же, — посочувствовал Нат.

Старик пожал плечами:

— Это было очень давно. Конечно, я никогда не прощу этого черноногим и убиваю их при каждой возможности. — И, помолчав, продолжил: — Насчет разводов. У индейцев другое к ним отношение, чем у белых.

— Они признают развод?

— Да. Индейцам легче развестись, чем парням в Штатах. В случае развода муж публично заявляет, что не хочет больше жить с этой женщиной. И возвращает жену в дом родителей.

— А индианки могут оставить мужа?

— Если захотят. Некоторые так и делают. — Шекспир почесал бороду. — Есть даже глупые жены, которые сходятся с другими мужчинами.

— У них, должно быть, невысокое представление о морали, — заметил Нат.

— Дело в том, что если женщину застают в объятиях другого воина, ей отрезают нос.

— Разве это не чересчур?

— По мнению индейцев, нет. Понимаешь, они придают много значения общественному мнению. Большинство из них до смерти боится заработать плохую репутацию. Каждый воин и каждая девушка знают, что, если они переступят черту, нарушат законы племени, им придется провести остаток жизни в позоре.

— И так у всех?

— В каждом племени, конечно, свои законы, более или менее жестокие, чем в остальных. Юты, например, не отрезают женщине нос за измену.

— Слава богу.

— Они наказывают ее кнутом.

Натаниэль начал подозревать, что Шекспир намеренно рассказывает о таких обычаях, чтобы запугать его.

— Ты изображаешь индейцев слишком жестокими, — сказал он, чтобы проверить свое предположение.

— Разве? У меня и в мыслях не было. Некоторые их поступки жестоки, но лишь по нашим меркам. Индейцы ведь не кровожадны по природе. На самом деле, я ими глубоко восхищаюсь. Если бы это было не так, я бы не провел большую часть своей жизни среди них. — Шекспир говорил это, глядя на горный выступ справа от него. — Например, индейцы редко бьют своих детей.

Воспоминания о телесных наказаниях, полученных в юности, чередой промелькнули в голове Ната.

— Как же они тогда воспитывают их?

— Взрослые просто объясняют детям, как следует поступать в том или ином случае. В то время как белый отец шлепает ребенка за непослушание, индеец терпеливо объясняет, что нужно было сделать не так и насколько это важно.

— Должны же быть какие-то случаи, когда они все-таки наказывают своих детей.

— Они наказывают детей, когда те плачут.

— Почему? Им не разрешается плакать? — удивился Нат.

— Нет.

— Какой же от этого вред?

— Из-за плача может погибнуть все племя. В этих краях звуки разносятся на большие расстояния. Враги могут услышать плач ребенка и определить, где находится лагерь племени. Поэтому индейские женщины жестоко наказывают детей за крик, учат малышей не плакать с самого раннего возраста.

Нат усомнился:

— Как они могут заставить ребенка не плакать? Это так же естественно, как сон и прием пищи.

— Очень просто. Когда малыш начинает реветь без причины, мать уносит его из лагеря и вешает колыбельку в кустах или на дереве, оставляет и не возвращается, пока ребенок не перестанет плакать.

Нат вспомнил встречу с гризли.

— Это же бессердечно! А что если дикие звери наткнутся на ребенка?

— Такое редко случается, но зато, проведя два или три дня в кустах, малыш отучается плакать.

— Я бы никогда не поступил так со своим ребенком, — заявил молодой человек.

Шекспир внезапно остановился:

— Нам определенно не везет на этой тропе.

— Что ты имеешь в виду?

Старый охотник указал на горную гряду:

— Черноногие.

ГЛАВА 5

Нат повернулся и тотчас заметил большую группу индейцев, которые пересекали горную гряду, держа путь на восток.

— Они же едут в противоположном направлении, — облегченно вздохнул Нат, — я думаю, они не увидели нас.

— Я тоже так думаю, — согласился Шекспир. — Молись, чтобы ни один из дикарей не обернулся.

Нат следил за черноногими, затаив дыхание, надеясь, что на этот раз не повторится случай с ютами, и обрадовался, когда последний индеец исчез по ту сторону гряды.

— Они ушли!

— Похоже, что так, — отозвался траппер, — хотя я мог бы добавить несколько скальпов черноногих к моей коллекции.

Он засмеялся и продолжил путь.

Довольный тем, что они избежали опасной встречи, Нат последовал за своим спутником. Он принялся размышлять над тем, почему многие белые остаются на Диком Западе, хотя здесь их постоянно подстерегает столько опасностей. Настолько ли важна полная свобода? Да, ему понравился вкус быстротечной жизни в горах, и Нат был вынужден согласиться, что находит ее более привлекательной, чем скучное прозябание бухгалтера в Нью-Йорке. Юноша посмотрел на летящего орла и удивился самой мысли, что еще недавно мечтал об успешной карьере счетовода.

Они проехали еще ярдов пятьсот и уже сворачивали в густую лесную чащу, когда по ту сторону гряды загрохотали выстрелы.

Шекспир придержал поводья и поднял голову:

— Дьявол, эти черноногие, должно быть, встретили кого-то.

— Может, какого-нибудь зверя, — предположил Нат. Мгновение спустя до них донеслись едва различимые крики, и юноша понял, что ошибся.

— Там охотятся не на дичь, — сказал старый охотник, разворачивая лошадь.

— Что ты собираешься делать?

— Надо посмотреть.

Нат хотел было возразить, но следующие слова друга заставили его прикусить язык.

— Эти подонки, должно быть, напали на охотников, направляющихся на встречу. Поехали?

— Да, едем! — воскликнул Кинг. Если напали на белых, его долг попытаться помочь им.

Пока они перебирались через каменную гряду, Нат, удивлялся искусной езде своего друга и старался держать своего коня поближе к его белой лошади. Вьючная лошадь тащилась позади.

Шекспир держался верхом, как индеец, его скакун с ходу брал любое препятствие. На западном склоне горы след черноногих был еле заметен. В десяти ярдах от вершины Шекспир придержал лошадь и стал медленно приближаться к горному выступу.

Нат с «хоукеном» в правой руке нервно озирался по сторонам. Что если черноногие оставили наблюдателей? Тяжесть пистолетов, давивших на живот, немного успокаивала. Увидев, что Шекспир остановился и спрыгнул на землю, Нат сделал то же самое.

Старый охотник осторожно подошел к краю.

Нат последовал за ним и посмотрел вниз.

У подножия располагалась зеленая равнина. Деревьев почти не было — вся она была покрыта сочной травой. Приблизительно в четверти мили к западу виднелся индейский лагерь, состоящий из десятка жилищ, обитатели которых отчаянно сопротивлялись черноногим, с криками налетевшим на деревню.

Вот один из защитников выпустил стрелу и попал черноногому в грудь, опрокинув его на землю, вот упал другой, но все же Нат понял, что нападающие численно превосходят защитников. Их было всего трое или четверо, женщины и дети изо всех сил старались помочь воинам.

— Черт! — сердито воскликнул Шекспир. — Я знаю их. Можешь оставаться здесь, если хочешь. Я должен ехать туда.

Он повернулся и побежал к лошади. Нат тоже поспешил к своему коню.

— Нет уж, куда ты, туда и я.

Траппер усмехнулся, повернувшись в седле:

— Если ты сделаешь это правилом своей жизни, можешь не дожить до седых волос.

— Там твои друзья? — спросил Нат.

— Да, это шошоны. — Шекспир пришпорил лошадь. — Держись поближе и считай каждый выстрел.

Нат крепко сжал карабин и поскакал вперед, чувствуя одновременно и возбуждение, и беспокойство. Он решил показать себя с лучшей стороны и не подвести Шекспира.

— Кричи изо всех сил, когда спустимся, — велел старый охотник, как только они обогнули горный выступ.

— Зачем?

— Чем больше шума мы наделаем, тем больше испугаем черноногих. Они могут решить, что нас на самом деле больше.

— Но индейцы же увидят, что нас только двое?..

— Не имеет значения, что они увидят. По мнению индейцев, белые не настолько сумасшедшие, чтобы нападать на отряд вдвоем. Они решат, что нас больше.

— Весьма рискованно, — заметил Нат, откинувшись назад, чтобы легче было спускаться по крутому склону горы.

— Не особенно. Мы же застигнем их врасплох. В этих краях, если на тебя нападают неожиданно, лучше всего идти напролом, а врагов считать уже после битвы. Так ты дольше проживешь.

Нат посмотрел вниз. Несколько нападавших были убиты, но и один из воинов-шошонов, пронзенный копьем, лежал на земле рядом с телами двух женщин. Черноногие скакали вокруг лагеря и между построек, стреляя из ружей и луков, но в неуловимых шошонов трудно было попасть — они перебегали от жилища к жилищу, ни на секунду не задерживаясь на месте.

Шекспир перешел на галоп и на полном скаку выехал на равнину. Издав пронзительный крик, он поднял в воздух карабин.

Чувствуя, что сердце готово выпрыгнуть из груди, Нат последовал его примеру, левой рукой придерживая за уздцы вьючную лошадь.

В пылу боя никто из индейцев не обратил ни малейшего внимания на их приближение.

Нат мрачно улыбнулся. Ну и прекрасно! Черноногие были слишком заняты, чтобы их заметить.

Группа женщин и детей шошонов внезапно выскочила из лагеря, направившись к оврагу неподалеку. Впереди бежала девушка с развевающимися черными волосами.

Пятеро черноногих бросились в погоню.

Нат отпустил вьючную лошадь и повернул направо, тотчас забыв о том, что должен держаться рядом с Шекспиром. Он решил перехватить черноногих, отлично понимая, что не поспеет вовремя.

Внезапно девушка остановилась, жестом попросив остальных бежать дальше без нее, и наклонилась, чтобы схватить камень. Она с вызовом посмотрела на атакующих и подняла камень над головой.

Нат невольно восхитился ею. Неужели с таким оружием она надеялась задержать воинов, чтобы женщины и дети успели добраться до оврага? Гордость и храбрость чувствовались в облике этой девушки. Сердце Ната наполнилось симпатией к ней.

Черноногий с луком в руках приближался к девушке неторопливым шагом, с самодовольной ухмылкой целясь в нее.

«Неужели выстрелит? — забеспокоился Нат. — Убивают ли индейцы женщин других племен или просто берут их в плен?»

Он не знал этого и не мог рисковать жизнью девушки. Прицелиться, сидя на лошади, оказалось очень трудно. Нат, продолжая держать палец на курке, проехал еще ярдов тридцать.

Воин, смеясь, опустил лук.

Девушка что-то крикнула ему и метнула камень.

Черноногий отклонился вправо, и камень пролетел мимо. Придя в ярость, девушка из племени шошонов наклонилась за следующим камнем.

Воин сделал вид, что снова собирается выпустить стрелу.

«Сейчас или никогда!» — сказал себе Кинг. Он задержал дыхание и нажал на курок. Лошадь черноногого рухнула, сбросив всадника в траву.

Воин вскочил и поднял лук. Четверо остальных, услышав выстрел, развернули было лошадей, но тотчас остановились с искренним удивлением на лицах. Нат издал душераздирающий боевой клич, сжал карабин и поводья в левой руке, правой вытащил один из пистолетов. Он видел, что черноногие заметили и Шекспира тоже. Следующие мгновения могли быть решающими.

Один из воинов поднял томагавк и бросился в атаку.

Нат повернул лошадь и поскакал навстречу индейцу. Из пистолета можно было попасть лишь с небольшого расстояния, и чтобы не рисковать еще одним выстрелом, лучше подойти к противнику как можно ближе.

Крича и размахивая томагавком, черноногий мчался к юноше.

Стук копыт его лошади эхом отдавался в ушах Ната. Он прятал пистолет у самой шеи своего коня, не убирая палец с курка.

К Нату бросились еще двое черноногих.

Юноша сосредоточился на первом воине, не обращая внимания на остальных. Он видел, как быстро сокращается расстояние между ними, и отчаянно желал выстрелить, но сдерживал себя, чтобы попасть наверняка. Натаниэль надеялся, что с Шекспиром все в порядке, — он не мог позволить себе оглянуться, чтобы убедиться в этом.

Черноногий снова издал боевой клич и уже приподнялся в седле, держа томагавк наготове.

Кингу все же хватило терпения не выстрелить раньше времени. Когда враг приблизился настолько, что Нат мог различить его сверкающие глаза и расширенные ноздри, юноша поднял пистолет и нажал на спуск. Индеец с глухим звуком рухнул с лошади. Томагавк упал в стороне.

Нат поднял глаза — на него неслись еще два воина. Один заходил слева, другой справа.

У одного из индейцев был обрез. Дикари покупали у компании «Хадсон Бэй» дешевые винтовки и укорачивали их, чтобы удобнее было стрелять с лошади.

Шекспир рассказывал, что эти плохонькие ружья не шли ни в какое сравнение с карабинами охотников и трапперов. К тому же многие индейцы с презрением относились к огнестрельному оружию, предпочитая обычный лук. Но в ближнем бою подобное ружье может нанести такую же смертельную рану, как и «хоукен», если, конечно, суметь хорошо прицелиться.

В деревне все еще раздавались выстрелы, откуда-то доносились крики.

Нат бросил беспокойный взгляд на девушку, но, к счастью, ей больше ничто не угрожало. Черноногие тем временем приближались. Нат быстро засунул разряженный пистолет за пояс и вытащил другой. Один из индейцев вскинул винтовку.

ГЛАВА 6

Нат знал, что выстрел грянет через несколько секунд. Его пистолет на подобном расстоянии не шел ни в какое сравнение даже с такой винтовкой. Он должен что-то сделать — или он сделает это быстро, или окажется покойником.

Но что?

Что он мог сделать?

Нат уже видел злорадную улыбку воина, и вот-вот ожидал услышать щелчок курка. И в этот момент юношу осенила блестящая идея! Нат вспомнил стычку с кайова и прием, которым те пользовались, чтобы обмануть нападающего: когда Нат прицеливался в одного из них, индеец соскальзывал вниз и вытягивался вдоль корпуса лошади, держась за нее лишь носком мокасина и одной рукой.

Получится ли?

Времени размышлять не было. Он мигом свесился вправо, прижавшись к лошади, правой рукой Нат схватился за седло, в левой держал «хоукен».

Черноногий потерял юношу из виду и уже не мог хорошо прицелиться. Нат изготовил было пистолет, но неожиданно боевое настроение испарилось.

Да, индейцу теперь его не видно. Но ведь и он сам лишился возможности наблюдать за врагом.

Вот так то!

Что если — у Ната по телу побежали мурашки — воин выстрелит в лошадь? Юноша приподнялся, насколько это было возможно, и выглянул из-за шеи лошади.

Индеец находился на расстоянии десятка ярдов. Черноногий с ружьем на изготовку старательно высматривал противника.

Нат не стал больше ждать и выстрелил. Раздался пронзительный вой — пуля попала воину в лицо, и он замертво свалился с лошади. Нат сел в седле и огляделся: оставались еще трое конных и один пеший, не считая тех, кто сейчас атаковал лагерь. К тому же все его оружие было разряжено.

И тут еще один воин закричал и бросился на Кинга.

Нат вытащил нож, все, что у него оставалось.

Черноногий держал копье.

Нат вспомнил истории, которые ему рассказывали Шекспир и Зик о невероятной меткости и ловкости индейцев в обращении с этим вроде бы простым оружием. Они с детства учились метать копье, и взрослый воин с двадцати ярдов на полном скаку попадал в мишень размером с голову человека. Так что у Ната не было шансов одержать победу с ножом в руке.

Индеец размахивал копьем и кричал что-то дерзкое, бросая вызов.

Нат пришпорил коня. Но не в надежде опередить черноногого. Если юноша станет двигаться медленно, попасть в него будет слишком легко. Самое лучшее, что Нат мог сделать — это мчаться во весь опор и пытаться увернуться от копья. Возможно, ему удастся воспользоваться карабином. Он убрал нож и поднял «хоукен».

«Ну-ка, а что если…»

Нат знал, что его карабин не заряжен, но черноногий-то этого не знал. Что произойдет, если Нат прицелится в воина, делая вид, что собирается выстрелить. Был только один способ. Прижав приклад к плечу, Кинг направил ствол на врага.

Резко повернувшись, индеец опустил копье и помчался прочь.

Уловка сработала!

Нат улыбнулся и опустил карабин, поздравляя себя с победой. Он заметил, что остальные черноногие, включая воина, оставшегося без лошади, устремились в обратном направлении.

Почему они побежали?

Нат, не понимая, что происходит, придержал коня и взглянул на девушку. Она счастливо улыбалась и смотрела куда-то на север. Может, это Шекспир мчался ему на помощь? Нат оглянулся и застыл.

Дюжина воинов приближалась к деревне с севера. Впереди, натягивая тетиву лука, ехал рослый индеец в набедренной повязке. Он вел отряд прямо на черноногих, замешкавшихся вблизи жилищ.

Нат остановился и стал наблюдать. Он понял, что подоспевшими индейцами были шошоны, которые вернулись, чтобы защитить свои семьи.

Большинство черноногих тотчас скрылось, но трое все еще крутились в лагере, не обращая внимания на то, что ход сражения изменился. Они слишком поздно поняли свою ошибку. .

Отряд шошонов ворвался в лагерь. Вождь прицелился из лука в черноногого, который собирался рассечь голову мальчика томагавком, и выпустил стрелу.

Стрела пронзила грудь насквозь, черноногий согнулся пополам и, широко раскрыв глаза, рухнул на землю.

Шошоны мгновенно расправились с оставшимися врагами. Одного просто окружили и забили до смерти.

Внимание Ната было поглощено происходящим, поэтому он от неожиданности чуть не выпрыгнул из седла, почувствовав, как кто-то коснулся его правой ноги, Кинг посмотрел вниз и увидел девушку, ту самую.

Темные косы обрамляли лицо необычной красоты, подчеркивали выступающие скулы. На девушке было украшенное бисером платье из оленьей кожи и нарядные мокасины. Она улыбалась, ее карие глаза внимательно изучали Ната.

— Здравствуй, — сказал Нат.

Девушка что-то произнесла на языке шошонов и замерла в ожидании ответа.

Нат вспомнил уроки Зика и Шекспира по языку жестов. Этим универсальным средством общения пользовались почти все племена на Западе. Юноша вытянул большой палец, согнув остальные, и указал на свою правую руку, которую прижал к груди с левой стороны. Затем Нат осторожно повернул запястье левой руки, расположив ладонь вертикально. Сознавая, что девушка не отрывает взгляд от его руки, и надеясь, что он все делает правильно, юноша раскрыл ладонь и провел ею вправо, а затем обратно. Нат попытался сказать, что не понимает ее язык.

Но что если он ошибся?

Что если у него вышло, что она выглядит, будто жирная корова?

Девушка в ответ показала на черноногого, которого Нат застрелил, и вытянула перед собой изящные руки. Затем повернула ладони вверх и опустила руки перед Натом.

Она благодарила его! С облегчением Нат улыбнулся и жестом спросил, как ее зовут.

— Уинона, — четко произнесла она свое имя.

— Нат, — он постучал себя по груди, — Нат Кинг.

— Нат Кинг, — медленно повторила Уинона, копируя его произношение с удивительной легкостью. — Нат Кинг. Нат Кинг.

Ее мелодичный голос взволновал его до самого сердца. Нат задумался: что бы еще ей сказать.

Руки Уиноны начали быстро делать знаки.

Нат наклонился, чтобы не пропустить ни одного движения. Некоторые жесты девушки были ему незнакомы, но главное Нат понял: Уинона говорила ему, что он, должно быть, очень сильный, раз убил стольких черноногих. Девушка смотрела на Кинга, ожидая ответа, и в этот момент Нат услышал стук копыт и поднял голову.

Шекспир, высокий шошон и пятеро других воинов приближались к ним.

Нат видел, что вождь смотрит на него, и удивился, что является объектом такого пристального внимания. Вспомнив, что не успел перезарядить оружие, Нат упрекнул себя за подобную глупость.

— Ну и ну, — произнес старый охотник, остановившись и глядя на мертвых черноногих. — Я вижу, ты был занят.

— А ты?

— Слава богу, и я позаботился о троих, — ответил Шекспир. — Вперед! Вали их на землю и коленом на горло! У, саранча ненасытная! Пожили, мироеды! Надо и другим. На землю их — и долой с них шкуру![7] — При этом старик активно жестикулировал и воздевал руки.

— И это он? — спросил Нат, удивляясь сцене, разыгранной траппером.

— Да, Уильям Шекспир.

— Ого.

Рослый индеец внезапно обратился к Уиноне, и девушка ответила ему, то и дело указывая на мертвых черноногих и на Кинга. Вождь серьезно посмотрел на Шекспира и сказал ему несколько слов.

— О чем они?

Траппер усмехнулся:

— Ты никогда не перестанешь удивлять меня.

— Я?

— Да. — Шекспир показал на высокого шошона. — Это Черный Котел — уважаемый человек в своем племени. Уинона — его дочь. Она только что рассказала, как ты спас жизнь ей, женщинам и детям. Еще она называет тебя самым храбрым воином, вторым после своего отца конечно.

Нат не знал что и сказать.

— Да, сэр, — прокомментировал Шекспир, — вы были просто великолепны.

— Я только пытался остаться в живых.

Черный Котел посмотрел на старого охотника и опять что-то сказал.

— Говорит, что теперь он у тебя в долгу, — перевел Шекспир, когда индеец закончил. — Ты спас жизнь его драгоценной дочери и любимых соплеменников.

— Я сделал то, что должен был сделать, — ответил Нат, — а он ничего мне не должен.

— Даже не думай, что я переведу ему это.

— Почему же?

— Помнишь, что я просил тебя вести себя осторожно, чтобы не оскорбить индейцев? Если вождь хочет быть у тебя в долгу, это его дело. Лучше пусть индеец будет тебе чем-то обязан, чем попытается снять с тебя скальп, — пояснил наставник.

— И что мне ему сказать?

— Я позабочусь об этом, — вызвался помочь старый охотник. — Он хочет знать твое имя. Какое имя дали тебе шайены?

— Ты цитируешь Шекспира наизусть, а не можешь вспомнить такую простую вещь?

— Ах да, вспомнил. Убивающий Гризли. — Траппер повернулся к Черному Котлу и перешел на язык шошонов.

Нат снова стал объектом всеобщего внимания. Чтобы скрыть смущение, юноша посмотрел в сторону деревни — шошоны преследовали убегающих черноногих, женщины и дети возвращались в жилища. Нат взглянул на Уинону и улыбнулся ей.

Черный Котел все еще что-то говорил Шекспиру, наконец тот обратился к Нату:

— Если тебе от этого станет легче, он говорит, что в долгу у нас обоих. Его семья тоже направляется к месту встречи, и вождь приглашает нас присоединиться. Как тебе это предложение?

— Просто прекрасно.

— Я так и подумал.

— У меня будет возможность немного поучить их язык.

— Восхищаюсь человеком, который всегда готов учиться, — заметил траппер с улыбкой в глазах.

— Почему бы тебе не принять приглашение вождя и не поблагодарить его за доброту?

— Ах, я и не подумал об этом!

Старый охотник поговорил с Черным Котлом еще полминуты, выслушал ответ и посмотрел на Кинга.

— Он в восторге и приглашает нас на ужин.

— Скажи, чтобы не беспокоился.

— Ты опять?

— Что ты имеешь в виду? — спросил юноша и догадался. — Ой, прости. Я по привычке.

— Тебе лучше избавиться от этой привычки и побыстрей. Если живешь среди индейцев, жить надо по их правилам. И позволь дать тебе еще один совет, — продолжил Шекспир. — Если сомневаешься, держи рот закрытым, а уши открытыми. Дольше проживешь.

— Постараюсь, — пообещал молодой человек.

— Да, и еще одна вещь.

— Что?

— Не желаешь ли ты жениться?

ГЛАВА 7

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Нат. Шекспир усмехнулся:

— Молодая кобылка, которую ты спас, имеет на тебя определенные виды.

Юноша посмотрел на Уинону, которая тепло улыбнулась ему, затем на старого охотника:

— Ты что, с ума сошел?

— Что сами вы в цепях любви томитесь и навсегда верны своей любви[8].

— Опять?

Старик усмехнулся и процитировал еще:

— Любовь же, что берем из глаз любимых, живет не замурованной, не косной, но, общая движению стихий, как мысль распространяется по телу, способности все наши удвояет превыше всех возможностей и свойств[9].

— Иногда я ничего не понимаю ничего из твоих слов, — раздраженно заметил Нат. — Почему ты не можешь говорить на нормальном языке, как другие?

— На нормальном? — повторил старый охотник и затрясся от смеха в седле, прикрыв глаза. — Говорить на нормальном языке! — передразнил он юношу и захохотал еще громче.

Шошоны уставились на траппера, опасаясь, не сошел ли тот с ума.

Нат же занялся своим карабином. Он всыпал из рога нужное количество пороха, достал пулю из мешочка, обернул ее в лоскут и засунул в ствол карабина большим пальцем, пропихнув дальше шомполом. Закончив, Нат очень удивился тому, что воины смотрят на него. Юноша улыбнулся им и взглянул на Шекспира:

— Почему они так смотрят на меня?

— У них не очень-то много собственного оружия, поэтому им любопытно.

Черный Котел указал на черноногого, убитого Натом, и обратился к Шекспиру:

— Это было бы интересно, — сказал старый траппер, когда воин закончил.

— Он хочет, чтобы мы похоронили их? — догадался Нат.

— Ничего подобного, — ответил Шекспир. — Они заберут тела с собой, но хотят знать, не хочешь ли ты снять с убитых тобой врагов скальпы.

Нат напрягся:

— Снять скальпы?

— А что в этом плохого? Ты же скальпировал воина кайова, который убил дядю Зика.

— Я уже говорил тебе, что не знаю, смогу ли сделать это еще раз, — напомнил Нат.

— Не будь слабаком. Если ты откажешься, шошоны не станут уважать тебя.

— Только потому, что я не хочу срезать чьи-то волосы?

— Ты знаешь, какое значение имеют скальпы для этих людей. Некоторые племена доходят в этом до фанатизма. Кроу, например, считают, если человек убил и не оскальпировал врага, он проявил слабость и опозорил племя. Ему не разрешают носить оружие и принимать участие в делах других мужчин. Этот человек становится рабом женщин и должен выполнять все, что те прикажут — рубить дрова, свежевать туши и тому подобное. Поверь мне, Нат, любой воин кроу, который попадает в положение женщины, не имеет ни малейшего шанса доказать другим, что он достоин звания настоящего мужчины.

— Они, надеюсь, не собираются сделать из меня раба?

— Нет, но они будут рассказывать каждому, кого встретят на своем пути, о белом, который не снял скальп с побежденных им в бою врагов, и ты заработаешь славу хуже, чем у скунса.

Нат постарался не менять выражения лица, глядя на Черного Котла. Он попал в ловушку индейских обычаев. Кинг не обязан был брать скальпы черноногих, но он уже достаточно узнал о жизни в этом краю, чтобы понимать, как важна здесь хорошая репутация.

— Скажи Черному Котлу, что я благодарю его. Да, я хочу снять скальпы с воинов, которых убил.

Шекспир важно кивнул:

— Я так и думал.

Он заговорил с вождем.

Перекинув «хоукен» в левую руку, Нат направил лошадь к ближайшему черноногому, которому прострелил щеку, спешился, положил карабин на землю и вытащил нож.

Воин лежал на спине с широко раскрытыми глазами.

Нат глубоко вздохнул, встал на колени, левой рукой оттянул волосы индейца, затем поднял его голову и провел острием ножа по лбу. Закапала кровь. Стараясь делать все как можно быстрее, юноша засунул нож под волосы и аккуратно отделил скальп от головы. Стараясь не смотреть на ужасный, кровавый череп, Нат встал и повел лошадь к другому индейцу.

В этот раз Кинг действовал еще быстрее, и менее чем через минуту уже держал в руках два скальпа. Он вытер нож о землю, вложил его в ножны, взял в правую руку карабин и сел на лошадь.

Шекспир и шошоны ждали его.

— Ловко проделано, — сказал старый охотник.

— Я и не предполагал, что у меня будет столько зрителей.

— Ты произвел впечатление на Черного Котла. Он только что сказал мне, что считает тебя хорошим воином.

— Если бы он только знал…

— Не надо недооценивать себя, Нат. Всякое случается. Черный Котел сказал несколько слов Уиноне, затем махнул правой рукой и направился к лагерю в сопровождении молодых воинов.

— О чем они говорили? — спросил Нат.

Траппер усмехнулся:

— Он велел ей помнить, что она — приличная женщина.

— Почему, ради всего святого, он сказал ей это?

Шекспир фыркнул, словно расшалившийся на пастбище бычок.

— Я надеюсь, ты позволишь сказать мне это и не обидишься, но ты достоин жалости.

— В каком смысле?

— Во всех, мой юный друг. — Старый охотник кивком указал на деревню шошонов. — Едем в жилище Черного Котла. Там нас угостят обедом. Один из воинов позаботится о наших вьючных лошадях.

Сбитый с толку, Нат медленно ехал рядом с другом, справа от него шла Уинона.

— Я жду от тебя объяснений, — раздраженно заявил он.

— Жизнь тебе все объяснит.

— Ты что, даже намека не сделаешь?

— Никогда не забывай, Нат: то, что одному мужчине еще неизвестно, у другого осталось уже давно в прошлом.

Юноша вздохнул:

— Запомню, но будь я проклят, если понимаю, что это значит!

Уинона, прервала их, сказав что-то к Шекспиру. Тот перевел:

— Она хочет знать, есть ли у тебя жена.

Нат чуть не выронил из рук скальпы.

— Я предупреждал тебя. Она вбила в свою изящную головку, что ты — самый прекрасный мужчина. Первое, что я узнал за свою долгую жизнь: женщина никогда не сдается, если на кого-то положила глаз. В девяти из десяти случаях она добьется мужчины, который ей приглянулся. Единственное, что может помешать, — непредвиденные обстоятельства. Не важно, белая это женщина, индианка, египтянка или Елена Троянская, но она женит на себе понравившегося мужчину. — Шекспир засмеялся и покачал головой. — Второе, что я понял, — женщина никогда не успокоится, выйдя замуж за этого мужчину. Запомни, Нат. Нет на свете женщины, которая во всем соглашалась бы с тобой. Тот, кто считает иначе, думает тем, что у него ниже пояса.

Юноша улыбнулся и взглянул на Уинону, никакого сомнения, она смотрит на него глазами влюбленной женщины.

— Я всегда думал, что индианки скромные и застенчивые.

— Застенчивые еще хуже — они придумывают самые хитроумные ловушки.

— Кажется, ты путаешь любовь с охотой и погоней за дичью.

— Ты только что попал в точку. Любовь — это охота, а для женщины — самая важная из всех. Она заманивает свою жертву с помощью разнообразных чар, и невозможно устоять перед искушением.

— Думаю, ты преувеличиваешь.

— Время покажет.

— Можешь передать ей, что я не женат, и расскажи ей все, что она хочет знать.

— Как пожелаешь. Кстати, напомни дать тебе одну из книг Шекспира, из нее ты сможешь почерпнуть уму-разуму.

— Уж лучше напиться.

Они добрались до лагеря. Вокруг лежали тела мужчин, женщин и нескольких детей. Черноногие никого не щадили. С печальными лицами шошоны собирались оказать последние почести мертвым.

— Не надо ли им помочь? — спросил Нат.

— Они не захотят нашей помощи. Для них это очень личное дело.

Неожиданно Уинона бросилась к пожилой женщине с раненой головой.

— Почему черноногие убивают женщин и детей? Как можно убивать беззащитных?

— Беззащитных? — повторил Шекспир и хмыкнул. — С чего ты это взял? Действительно, в основном воюют мужчины, но женщины и дети далеко не беззащитны. Они помогают своему племени в случае нападения. Индейские мальчики с детства учатся стрелять из лука, и женщин тоже лучше не сердить. В некоторых племенах им даже разрешают участвовать в набегах. Юты позволяют женщинам сопровождать их, если те выражают подобное желание.

— Даже так? — удивился юноша.

— Да. Запомни это. Однажды такая вот милая девушка может нацелить в тебя копье. И что ты тогда будешь делать?

— Я сделаю все возможное, чтобы не ранить женщину.

Траппер улыбнулся:

— Неужели?

— Я не знаю, хорошо ли это, но меня воспитали как джентльмена и научили обращаться с леди.

— Настоящие леди — это те далекие высокомерные дамы в модных платьях. Если ты не изменишь свое отношение к женщине, можешь оказаться мертвым джентльменом.

— Тебе приходилось убивать женщину?

Шекспир бросил быстрый взгляд на своего спутника:

— Это как раз тот вопрос, который ты не должен задавать мужчине, даже другу.

— Прости.

— А вот и мы, — объявил траппер. — Это типи Черного Котла.

— Что-что?

— Типи. Так называют коническую палатку, особым образом устроенную.

Нат внимательно оглядел сооружение. По форме оно напомнило стог сена, какие Кинг видел на фермах. Сосновые шесты были воткнуты в землю по кругу, их верхние концы собраны вместе и скреплены. Сверху на каркас натянут чехол из бизоньих шкур. Высота этой конструкции составляла примерно двадцать пять — тридцать футов, а диаметр круга у основания — около двадцати.

— Нам придется ждать Черного Котла, чтобы войти внутрь, — объявил траппер. — А пока я объясню тебе, как себя вести.

— То есть?

— Вот несколько основных правил, которые ты должен знать. Видишь вход? — спросил Шекспир и указал на полог, развевающийся на ветру.

— Да.

— Если он открыт, можешь входить в типи, не соблюдая никаких формальностей, но, если полог закрыт, ты должен ждать, пока тебя не пригласят. Понимаешь?

— Да.

— Как только войдешь, встань справа и жди, пока хозяин не предложит тебе сесть.

— А почему я не могу пойти налево?

Шекспир вздохнул:

— Да потому, что налево ходят женщины. Ты же не женщина?

— Конечно же нет.

— Итак, идешь направо. Возможно, хозяин захочет, чтобы ты сел слева от него, но по пути к своему месту постарайся не проходить между очагом и человеком, который греется у огня.

— Почему?

— Индейцы считают это проявлением грубости и плохим знаком. Так что всегда обходи сзади людей, сидящих у огня. Если тебе предлагают есть, ешь. И не оставляй ни кусочка, ни крошки, или обидишь хозяина.

Нат покачал головой в изумлении:

— Я и понятия не имел…

— Подожди, я еще не закончил. Если хозяин стучит своей трубкой о землю или просит женщину расстелить одеяло, для гостя это знак уходить.

— А уходить я должен держась правой стороны?

— Нет. Тогда вылетишь через дымовой клапан, — ответил траппер и слез с лошади, Нат тоже спешился.

Они услышали погребальный плач и, оглянувшись, увидели троих шошонов, которые несли четвертого. Рядом шла женщина со слезами на глазах. Руки ее были прижаты к щекам, она жалобно всхлипывала.

— Я рад, что ты преодолел себя, — заметил старый охотник.

— То есть?

— Тебе предстоит увидеть зрелище, от которого кровь стынет в жилах.

ГЛАВА 8

Шекспир, как всегда, нисколько не преувеличивал.

Пока одни шошоны заботились о раненых, другие собирали убитых. Среди погибших оказалось трое воинов, пять женщин и трое мальчиков. Их тела сложили в ряд недалеко от типи Черного Котла. Сюда же стащили трупы и одиннадцати черноногих.

Нат с интересом наблюдал за происходящим. Жены троих погибших воинов рыдали над телами мужей, матери и сестры мальчиков горько оплакивали своих чад. Мужчины же выражали скорбь иначе.

Черный Котел и другие шошоны подошли к поверженным врагам, достали ножи и начали вырезать у них сердце, печень и другие органы, сопровождая это пронзительными криками и стонами.

Придя в ужас от такого зверства, Нат наклонился к Шекспиру:

— Почему они так издеваются над черноногими?

— Они мстят за убитых.

— Мстят трупам?

— Это не имеет значения.

Нат испытал сильное отвращение, когда шошоны начали резать на кусочки органы и кидать их сбежавшимся невесть откуда собакам. Он склонил голову, почувствовав, как к горлу подступает тошнота, а когда снова поднял взгляд, стало еще хуже.

Шошоны отрубали головы.

— Эта часть мне нравится больше всего, — прокомментировал траппер.

Теперь индейцы, взяв в каждую руку по ужасному трофею, стали танцевать, победно размахивая головами и крича от восторга. Женщины и дети тоже ликовали.

— Что же это, Господи? — вздохнул Нат. Шекспир, услышав это, поморщился:

— Бог белых людей не в чести к западу от Миссисипи. Большинство племен верит во Всевышнего Духа. У них своя религия.

Нат с ужасом взглянул на него:

— Этих людей ты называешь религиозными?

— Запомни: кто Бог одному, другому может быть дьяволом.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Не суди индейцев по своим меркам.

— Дикари они и есть дикари, как на них ни смотри.

— Что с того? Разве стоит лучше относиться к белым только потому, что они считают себя более цивилизованными?

Нат недоуменно посмотрел на траппера:

— И ты одобряешь такое их варварское поведение?

— Не буду лгать. Да, одобряю.

— Как ты можешь?

— Это веление их природы.

— Что?

— Закон природы, устройство здешней жизни. Как ни назови это чувство, оно обязательно созреет в человеке, прожившем здесь достаточно долго. Ты назвал шошонов варварами, а они всего лишь гордятся тем, что в честном бою одолели врагов. По крайней мере, они искренны и честны в проявлении эмоций, — объяснил Шекспир. — О белых я такого сказать не могу. Они прячутся за стеной законов, им проще отказаться от своих чувств, чем обидеть кого-то. И если возникает спор, белые слишком трусливы, чтобы решать дело в поединке, поэтому ищут правду в суде. Белые никогда не смотрят в глаза врагам и несвободны в своих желаниях. Если они проигрывают, то делают вид, что им все равно, хотя в глубине души им хочется избить своего противника до полусмерти.

Нат смотрел на шошонов, не говоря ни слова.

— В этих краях человек наслаждается вкусом истинной свободы. Но природа предупреждает каждого своего сына: если откусишь кусок не по зубам, придется заплатить за это. Большой ли кусок, маленький — не имеет значения. Эти черноногие отхватили слишком большой для них кусок, и теперь шошоны поступают совершенно правильно. — Шекспир помолчал. — Ты понимаешь, что я пытаюсь объяснить тебе?

— Думаю, да.

— Цивилизация защищает людей от ошибок, Нат. Людям в Сент-Луисе и Нью-Йорке не приходится беспокоиться о еде, если им не удалось подстрелить оленя или лося. Они могут прогуляться до магазина на углу и купить все, что нужно. Им не приходится мучиться от жажды, если они заблудились и не могут найти родник. В городе можно напиться где угодно и чем угодно.

Нат слушал его вполуха, наблюдая за тем, как шошоны снимают скальпы.

— Цивилизованные города для болтунов и слабаков, — продолжил траппер. — Там хвастуны не боятся, что их призовут к ответу, они знают, что у немногих хватит ума перечить им. Здесь, если кто-то попытается обмануть другого, его просто убьют — и все.

Шошоны водрузили головы на копья и теперь с гордостью потрясали ими в воздухе.

— В этих краях мужчина не может позволить себе быть слабым. Правду говорят, что выживают сильнейшие, а иногда это не удается даже им. Посмотри, что случилось с твоим дядей Зиком, — напомнил Шекспир.

— Почему тогда столько белых людей отправляются на Запад жить, охотиться, жениться на индианках, если жизнь здесь трудна и полна опасностей? Если одна маленькая ошибка, например, наклониться, чтобы напиться из источника и не заметить змею на ближайшем камне, может стоить жизни, почему они остаются здесь? Или свобода, о которой ты говоришь, важнее всех этих неприятностей?

— Это тебе придется решать самостоятельно. Мне она дороже всего золота в мире, а для тебя может не стоить и цента.

— Не знаю, не знаю… — протянул Нат.

Воины отнесли надетые на копья головы в южную часть деревни. Сбросили их на землю, стали разбивать лица и раскалывать черепа. Кровь и мозги разлетались по земле.

— Почему они просто не похоронят тела и не забудут об этом?! — спросил Нат с негодованием.

— Индейцы никогда не хоронят тела врагов. Почему они должны отсылать противников прямо к Всевышнему Духу? И потом — индейцы относятся к мертвецам совсем иначе, чем белые.

— Да уж, это я заметил.

— Воины считают ку — свои подвиги — по числу мертвецов…

— Подожди, — прервал его Нат. — Я думал, они считают ку, если им удается коснуться врага, неважно, умрет он после этого или останется жить.

— Это гораздо сложнее. Некоторые племена могут присудить победу над одним врагом сразу четырем воинам. Так поступают кроу и арапахо. Шайены — только троим. А ассинибойны не позволяют засчитывать ку, если до тела врага не дотронулись.

Нат пожал плечами:

— Не пойму что-то…

— Попытаюсь объяснить, — начал Шекспир менторским тоном. — Предположим, воюют два племени — кроу и черноногие. Один из кроу наносит врагу удар томагавком и заявляет о своем первом ку, что является огромной честью для него, потому как он нанес удар, пока тот был еще жив. Другой воин кроу видит раненого черноногого и убивает его — это второй ку, хотя и не такой почетный. Понимаешь меня?

— Вполне.

— Прекрасно. Третий воин снимает скальп с мертвого тела — это третий ку, который ценится еще ниже. Наконец, четвертый кроу вырезает сердце врага, это уже совсем немного, но воин дорожит каждым трофеем, который удается добыть.

— Почему первый кроу не убил и не скальпировал врага? — спросил Нат.

— Ты что-то недопонял. Представляешь, какая суматоха творится на поле боя. Иногда воин ранит противника, а времени прикончить его нет. Это делает уже другой, — ответил Шекспир.

— Все ясно, — кивнул Нат. — Но лично меня не привлекает перспектива резать врага на кусочки. Это работа мясника.

— Война и есть откровенная резня. Не слушай тех, кто говорит иначе.

Шошоны наконец закончили свой ритуал и присоединились к женщинам и детям, собравшимся вокруг покойных членов племени. Воины подошли к телам соплеменников и стали вполне серьезно разговаривать с ними.

— Что это они делают? — в недоумении спросил Нат, совершенно сбитый с толку видом взрослых мужчин, беседующих с безжизненными телами сородичей.

— Они рассказывают, что отомстили за них черноногим.

— Но ведь…

— Ты опять думаешь как белый, — посетовал старик. — Если индейцы смотрят на все — от еды до сражения — иначе, чем мы, могут же они и к мертвецам относиться по-другому?

Нат кивнул.

— Большинство индейцев верят в жизнь после смерти. Снейки считают, что мертвые наблюдают за живыми и что у каждого воина есть свой ангел-хранитель.

— Подожди-ка минуточку. Ты только что назвал их снейками, я думал, что они шошоны.

— Сами себя они называют шошонами, но многие белые зовут их снейками, может, потому, что большую часть года они проводят у реки Снейк, а остальное время охотятся на бизонов на равнинах.

Послышался стук копыт, и вскоре шесть шошонов, которые погнались за черноногими, выехали из-за деревьев.

— Давай устроимся поудобней, — посоветовал Шекспир, — это может затянуться надолго.

Он сел на землю, скрестив ноги и положив карабин на колени.

Нат остался стоять, боясь пропустить что-нибудь важное. Он представил, как, вернувшись в комфортный и безопасный Нью-Йорк, станет рассказывать Аделине и своей семье душераздирающие истории о том, что пережил в этом диком краю. Сейчас у него была великолепная возможность собственными глазами увидеть то, что приводит в мистический ужас всех белых.

Воины спешились. Один из них что-то гордо выкрикнул, показывая тело черноногого, которого он настиг и убил. Воин то и дело ударял тело томагавком, описывая свой подвиг.

Взглянув на труп, Нат узнал воина, которого случайным выстрелом оставил без лошади. Стало быть, Кинг виновен в его смерти. «Еще одна жизнь на моей совести!» — с горечью подумал он. Парня все еще беспокоили мрачные размышления о том, что случится с его душой после всех совершенных убийств. Нат никогда не был излишне религиозным, но в юности регулярно посещал церковь и мог наизусть процитировать десять заповедей. Не убий. Яснее и быть не может.

Он посмотрел на свои руки. Странно, что после всех этих убийств руки не изменились, да и сам он остался практически тем же человеком. То, что Нат лишил жизни других людей, не привело к каким-либо переменам в нем. Хотя в глубине души он понимал, что последних двоих черноногих ему уже было легче убивать, чем тех, первых.

Что же произошло?

Эта мысль беспокоила Ната. Должно быть, убивать становится все легче и легче. Тогда что отличает его, скромного честного человека, от хладнокровного убийцы? Должен же он обладать какими-то качествами, чтобы не стать похожим на бессердечного головореза?

Но какими?

Среди шошонов послышался крик.

Нат испуганно поднял глаза.

Очевидно, похороны не были каким-то сложным ритуалом. Несколько человек отошли подальше и начали копать могилы, другие собирали одежду и всякую утварь. Женщины, родственницы погибших, напоследок обнимали тела и заходились в рыданиях.

— Я слышал тут кое-что, — вспомнил Шекспир, стараясь перекричать плач. — Обычно они пропускают день, прежде чем похоронить воинов, но во время охоты шошоны наткнулись на следы большого отряда черноногих. Вот почему воины вернулись так быстро. Племя собирается отправиться в путь завтра утром.

— Сколько же черноногих они видели? — рассеянно спросил Нат.

— Говорят, около полусотни.

— Так много? — удивился Нат. — Откуда их здесь столько в такое-то время? Должно быть, им стало известно об этой самой встрече?

— Скорее всего так. Потому-то они здесь, — согласился Шекспир. — Они бродят вокруг, будто хищники, нападая и на белых, и на индейцев других племен, на всех, кто встречается на пути. Черноногие, конечно, знают о встрече и считают это прекрасным шансом свести старые счеты.

— Нельзя ли им как-нибудь помешать?

Шекспир усмехнулся:

— Многие белые и индейцы делают это при каждом удобном случае. Даже мы с тобой.

— Я серьезно.

— А что бы ты сделал?

— Ну, я бы собрал армию и уничтожил бы их всех или прогнал в Канаду.

— Ну вот, ты опять жаждущий крови юнец. Где, интересно, ты собираешься взять армию? Собрать вместе индейские племена? Черноногие — самое сильное племя в северных горах и на равнинах. Они то и дело нападают на не-персэ, гладкоголовых, кроу, шошонов. Они присвоили себе лучшие земли, загнав других в холмистые долины. Не найдется ни одного племени к северу от Золотой реки, у которого был бы шанс победить черноногих.

— А белые? Почему они мирятся с этой ситуацией?

— Возможно, потому, что нашего брата тут не более пяти сотен человек, да и те раскиданы по всему Западу, от Миссисипи до Тихого океана и от Канады до Санта-Фе, не считая штата Миссури.

— Интересно, сколько же черноногих?

— Точно не знаю, но, думаю, тысяч восемь-десять…

— Я и понятия не имел, — признался Нат. Шошоны по-прежнему были заняты приготовлениями к похоронам, Шекспир перевел взгляд на своего друга:

— Позволь рассказать тебе еще одну историю. Примерно лет пять назад нашелся тут один человек, который предложил, как и ты, собрать армию, только против арикара, а не черноногих.

— И что?

— Ты дашь мне закончить? Человек по имени Эшли привел сюда около семидесяти солдат из Сент-Луиса. Они добрались до поселений арикара на реке Миссури и там на них напали шесть сотен воинов. Эшли потерял двенадцать человек и поспешно вернулся вниз по реке. Он послал письмо полковнику Генри Левенуорту, настоящему сорвиголове. Тот собрал сотни две людей, захватил с собой несколько орудий и направился к арикара, чтобы преподать им урок. — Шекспир засмеялся.

— Что тут смешного?

— Не обращай внимания. На чем я остановился? Ах да. По пути к полковнику присоединились почти семь сотен сиу. Они терпеть не могут арикара и очень хотели помочь устроить им взбучку. Полковник Левенуорт назвал армию Легион Миссури, и к тому времени как они появились в землях арикара, к нему еще прибились белые и сбившиеся с пути индейцы, так что под его началом было уже около тысячи человек.

— Арикара, должно быть, досталось, — предположил Нат.

Шекспир снова засмеялся:

— Ты думаешь? Арикара, естественно, не могли не заметить такую армию, поэтому сделали то единственное разумное, что им оставалось.

— Сражались до последнего воина?

— Нет, бежали.

— Струсили?

— У трусости общие корни с храбростью, Нат. Иногда это зависит от ситуации. Что хорошего, если бы арикара бились до последнего воина, позволив сиу убить их женщин и детей?

Нат промолчал. Ответ был очевиден.

— Поэтому под покровом ночи они покинули свои деревни.

— А полковник сжег все и вернулся с полной победой, — тут же заключил Нат.

— Ошибаешься. От нечего делать солдаты разбрелись по деревням арикара, побросав оружие, а полковник стал стрелять по ним из пушек, чтобы убедить их в серьезности своих намерений продолжить войну.

— Ну и ну!

Шекспир фыркнул:

— Вот такое приключилось с полковником Левенуортом и его армией. Они одурачили сами себя и стали объектом насмешек и для арикара, и для других племен. Так что верхняя часть Миссури теперь практически закрыта для белых охотников — туземцы больше не боятся нас.

— Но идея создания армии все же возникла… И это сработало бы, если бы Левенуорту удалось настичь арикара, — настаивал Нат.

— Даже если бы все получилось, у полковника не было достаточного количества людей, чтобы сразиться с черноногими. Пройдут годы, прежде чем ты привыкнешь к тому, что они все время где-то рядом. И если решишь остаться здесь, черноногие станут твоими злейшими врагами.

Нат хотел было что-то ответить, но их отвлек пронзительный крик женщин, собравшихся возле покойных воинов.

Одна из них отрубила себе кончик пальца.

ГЛАВА 9

— Боже мой! — воскликнул юноша.

Откуда-то принесли большой, плоский камень и поставили на землю, возле тел. Вокруг него собрались пять женщин. Одна из них — та, которая отрезала себе кончик указательного пальца на левой руке, — встала на колени, опустила нож на камень и обрубком размазала кровь по щекам. При этом лицо ее светилось гордостью. Затем она поднялась и отошла в сторону, чтобы другие женщины последовали ее примеру.

— Это вдовы, — с благоговением пояснил Шекспир. — Они оплакивают потерю мужей и демонстрируют свою верность их памяти.

Ошеломленный увиденным, Нат пробормотал:

— Но их пять, а воинов трое.

— Многие племена признают многоженство. Из-за войн и опасностей, с которыми можно повстречаться даже на охоте, число мужчин постоянно сокращается.

Вторая женщина прикоснулась лезвием ножа к кончику одного из своих пальцев и отрезала его, даже не вскрикнув, лишь ее подруга застонала в знак сочувствия. По очереди все женщины проделали эту процедуру, измазывая лица кровью.

— Теперь они не будут умываться, пока кровь сама не сойдет, — объяснил Шекспир.

Шошоны завернули тела в бизоньи шкуры и отнесли к свежевырытым могилам, опустили в землю сначала мужчин, затем женщин и детей.

Нат решил, что это конец церемонии, но он ошибся.

Шошоны стали складывать на тела разные вещи: оружие — луки, стрелы, томагавки — для мужчин и мальчиков, в одну могилу даже зачем-то положили остриженный лошадиный хвост; женщинам клали одеяла, безделушки, иглы дикобраза и расчески.

— Зачем это? — поинтересовался Нат.

— Когда хоронят индейца, в могилу кладут его любимые вещи и талисманы.

— Загробный мир?

— Да. Они верят, что мертвецы очнутся в другом мире вместе с тем, с чем уходили. Ты заметил, что в одну из могил положили лошадиный хвост?

— Да.

— Индейцы считают, что в Мире Духов хвост превратится в коня.

Нат недоверчиво посмотрел на Шекспира:

— Нет, я никогда не пойму жизнь индейцев, даже если проживу до ста лет.

Сдержанная улыбка заиграла на губах старого охотника.

— Поэтому, Нат, выслушай меня: и так как ты себя увидеть можешь лишь в отраженье, то я, как стекло, смиренно покажу тебе твой лик, какого ты пока еще не знаешь[10]. — Он замолчал, а затем добавил: — Да простит меня Брут.

— О чем ты?

— Напомни мне об этом через год.

Заинтригованный словами друга, Нат покачал головой и продолжал наблюдать за церемонией.

Шошоны начали бить в барабаны, в то время как несколько воинов закапывали могилы. Соплеменники пели, кричали и танцевали, ритмично переставляя ноги. Они три раза обошли вокруг могил, остановились и вновь запели мелодичную песню.

— Нам повезло, — сказал Шекспир.

— В смысле?

— Все это могло бы затянуться на несколько дней. Если бы Черный Котел не опасался появления черноногих, мы бы опоздали на встречу еще больше.

— А мы не можем просто уехать?

— Можем и уехать, если не боимся обидеть вождя. Но шошоны собираются отправиться в путь завтра утром, и мы поедем вместе с ними.

— Безопаснее, когда нас много.

— Да, это так, к тому же я не хочу, чтобы Уинона рассердилась на меня, если я заберу тебя, прежде чем у нее появится шанс добиться твоего расположения.

Нат недоверчиво посмотрел на траппера:

— Я считаю, что ты делаешь из мухи слона.

— Много шума из ничего[11], да? — нашелся Шекспир и пожал плечами с едва скрываемым весельем.

Уязвленный насмешками друга, Нат замолчал, задумчиво наблюдая за тем, как похоронная процессия возвращается в лагерь.

Впереди шел Черный Котел. Воин остановился в дюжине ярдов от своего типи и обратился к племени. Он что-то говорил в течение нескольких минут, затем индейцы разошлись, а вождь направился к гостям.

— Веди себя как следует, — предупредил Шекспир. Он встал и пошел навстречу вождю.

Нат решил тем временем перезарядить пистолеты. Случайно бросив взгляд на залитый кровью камень, юноша нахмурился. Как можно вот так запросто отрезать кусочек пальца, словно вырвать волос с головы? Считать ли этот жест проявлением верности, как сказал Шекспир, или еще одним доказательством жестокости дикарей? Он так и не смог решить для себя.

И что ему делать с Уиноной? Они едва знают друг друга. Мысль о том, что она могла серьезно увлечься им, казалась просто смешной. Да, сердце Ната билось сильнее в ее присутствии, но это могло быть вызвано простым физическим влечением и ничем больше. Единственная настоящая любовь Ната, Аделина Ван Бурен, далеко в Нью-Йорке ждет его возвращения. Как девушка из племени шошонов может вытеснить Аделину из сердца Кинга?

Звонкий голосок раздался слева от него.

Нат повернул голову и встретился глазами с улыбающейся Уиноной.

— Привет, — почему-то обрадовался он.

— Привет, — повторила она за ним и указала на пистолеты в его руках. С помощью языка жестов девушка попросила показать ей, как заряжать оружие.

Чувствуя вину за свои недавние мысли и ощущая волнительную близость ее присутствия, Нат терпеливо объяснял девушке, как проверить не забит ли ствол, не даст ли курок осечки. Все это время Уинона касалась его руки и ужасно смущалась. Потом Нат стал заряжать пистолет, отведя в сторону ствол, и уловил сладкий запах, исходящий от ее волос.

Уинона, казалось, была искренне заинтересована оружием. Когда Нат попытался втолкнуть пулю в ствол, непослушные пальцы задрожали. Девушка понимающе посмотрела на Кинга и сделала несколько утешительных жестов.

Заканчивая урок, Нат чувствовал, что все его тело дрожит. Он засунул оба пистолета за пояс, поднял «хоукен» и постарался успокоиться.

Уинона поблагодарила юношу и спросила, останется ли он в лагере на ночь.

Нат ответил утвердительно.

Счастливо улыбнувшись, девушка сказала, что хотела бы поговорить с ним позже, а сейчас ей надо идти помогать матери готовить еду. Она юркнула в типи с исключительной грацией.

Нат с трудом сглотнул и, окинув взглядом соседние типи, заметил Шекспира, с улыбкой наблюдающего за ним. К невероятной досаде, Нат почувствовал, что краснеет, чтобы скрыть смущение, юноша сделал вид, что его очень интересует стая скворцов в небе. Шекспир приблизился.

— Все улажено, — сообщил он. — Мы остаемся на ночь у Черного Котла, а с первыми лучами солнца сматываемся отсюда, пока опять не появились черноногие.

Надеясь избежать разговора об Уиноне, Нат поддержал тему:

— Ночью собаки спят снаружи или тоже в типи?

— Тебе-то что? — удивился траппер.

— Хочу знать, не станут ли они нам мешать, вот и все.

Шекспир усмехнулся:

— Мы же будем спать в типи Черного Котла.

— Что?

— Когда твои друзья индейцы, Нат, их дом — твой дом. Они отдадут тебе свою одежду, еду со своего стола, если потребуется. Что касается дружбы, индейцы намного превосходят нас, белых.

— Да уж, — отозвался Нат.

Шекспир указал на десяток собак, снующих неподалеку.

— Они будут сторожить и залают как оглашенные, если заметят чужого, — заверил он. — Должно быть, эти бестии чувствуют, что, если не станут выполнять свои обязанности, их съедят…

Нат резко перебил приятеля:

— Мы что, будем есть собачатину на ужин?

— Возможно. А что с того? — спросил Шекспир и отвернулся, чтобы скрыть улыбку.

— Не могу дождаться… — сухо ответил Нат. Старый охотник обернулся:

— Я бы не слишком рассчитывал на это. Вряд ли Черный Котел подаст нам такое превосходное блюдо, как собачатина. Это только для особых случаев. Так что нам придется довольствоваться лосятиной или олениной. — Шекспир изобразил в голосе сожаление.

Настроение Ната значительно улучшилось.

— Кажется, я бы мог сейчас съесть целого лося.

— Ничего не поделаешь, так надо…

— А что с нашими лошадьми?

— Пусть пасутся до заката, а на ночь привяжем их рядом с типи. Знаешь старую поговорку: лучше считать ребра, чем читать следы.

Нат где-то уже слышал такое. Если не привязывать лошадь на ночь, она будет свободно щипать траву, но мудрый хозяин предпочитает считать ребра тощего скакуна, чем искать его следы после ночной пастьбы.

— Можно задать вопрос?

— Не обещаю, что отвечу, но спрашивай.

— У тебя есть близкие родственники в Штатах?

— Интересный вопрос, — заметил Шекспир. — Да, есть. Два брата и сестра — живут в достатке. По крайней мере, было так, когда я последний раз о них слышал.

— И как давно это было?

— Семь лет назад.

— Не слишком ли много времени прошло?

— Нет. Надеюсь, ты заметил, что я не желторотый юнец. Наши пути разошлись лет тридцать назад. Я бываю в Пенсильвании каждые десять лет или около того и считаю, что поступаю правильно.

— И не скучаешь по родственникам?

— Конечно скучаю. Но я бы не остался здесь, если бы не серьезные разногласия, которые возникли между нами, и, несмотря на тоску, я все еще помню, какими несносными могут быть мои родные, — сказал Шекспир.

— Не знаю, смог бы я жить, так долго не видя близких, — признался Нат.

— Это ты сам должен решить для себя. Мы все устроены по-разному…

Нат задумался о своей семье и Аделине. Как долго он мог бы оставаться вдали от них? Когда Нат отправился на Запад, в Сент-Луис, он относился к этому путешествию как к приключению, прекрасной возможности испытать себя, которой у него раньше не было. Но он провел в диком краю гораздо больше времени, чем рассчитывал, и, вероятнее всего, задержится здесь еще надолго.

Сможет ли он выдержать?

В это время из типи появился Черный Котел и вовлек Шекспира в оживленную беседу.

Нат сумел понять лишь обрывки их разговора. Шекспир и Черный Котел обменивались рассказами о подвигах, которые успели совершить за то время, пока не виделись. Черный Котел, похоже, участвовал в трех стычках с черноногими, но им не удалось добраться до него, и теперь черноногие считают его одним из главных своих врагов.

Аромат готовящейся еды донесся из входа в типи.

Нат уловил запах оленины. У него слюнки потекли в предвкушении, и следующие полчаса Нат с нетерпением ожидал ужина.

Наконец привлекательная женщина с уложенными вокруг головы косами выглянула и сказала несколько слов.

Шекспир тронул Ната за плечо:

— Идем. Помни, что я говорил тебе о манерах. Если не будешь знать, как поступить, делай как я.

— Буду повторять за тобой.

— Надеюсь.

Черный Котел пригласил их внутрь и пошел к месту хозяина в глубине типи.

Нату беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что Уиноны в типи нет, он подавил свое разочарование и задумался над тем, где она может быть. Согласно обычаю, Нат следом за Шекспиром обошел типи по кругу, и оба остановились в ожидании. Вождь указал им на места слева от себя. Нат сел и оглядел внутреннее убранство первого типи, в котором ему довелось побывать.

В центре, под дымовым клапаном, горел очаг, на котором готовили еду. Вязанка дров лежала справа от входа, а слева, чтобы можно было быстро схватить, — оружие Черного Котла. Толстые бизоньи шкуры, на которых индейцы спали, были свернуты и сложены в одной части типи, личные вещи — в другой.

Чистота и тепло делали жилище весьма уютным. Сердце Ната вдруг начало биться сильнее — в типи вошла Уинона и стала помогать матери раскладывать еду.

Ужин оказался очень любопытным.

Сначала появилось оловянное блюдо, до верху наполненное вареным мясом. Нат взял сочный кусок оленины, и Уинона поставила перед ним большую деревянную тарелку. Юноша улыбнулся ей, затем наклонился к Шекспиру и прошептал:

— Оловянная миска?

— Черный Котел купил ее на встрече в прошлом году, — объяснил траппер. — Индейцы неравнодушны к нашей посуде.

В качестве десерта был предложен вкусный пудинг, приготовленный из сухих фруктов и сока разных ягод, пирожки и наконец крепкий кофе.

Шекспир достал нож, и Нат сделал то же самое. Есть было принято с ножа или руками — против этого юноша не возражал. Он с удовольствием жевал мясо, украдкой наблюдая за Уиноной.

Во время обеда Черный Котел и Шекспир продолжали беседу. Их жирные пальцы двигались ловко и быстро мелькая перед глазами Ната.

Юноша попытался уловить нить разговора. Понял, что обсуждалось положение дел к западу от Миссисипи, но подробностей не разобрал. Нат несколько раз посмотрел на жену Черного Котла и удивился, заметив ее счастливое выражение лица и услышав тихое пение. «Чему она так радуется?». Уинона тоже, казалось, была в отличном расположении духа. Должно быть, радуются, что не пришлось отрезать себе пальцы. Подумав об этом, Нат посмотрел на руки матери Уиноны и тотчас потерял аппетит.

У жены Черного Котла не хватало кончиков на трех пальцах!

В недоумении Нат дожевал пирожок и глотнул горячего кофе из оловянной кружки. Нет, никогда ему не понять образ жизни этих людей. Сидящий слева Шекспир толкнул его локтем. Нат обернулся.

— Хозяин хочет поговорить с тобой, — сказал траппер. — Я рассказал ему, что ты пытаешься овладеть языком жестов, поэтому он будет показывать тебе медленно. Если понадобится, я переведу.

Нат вытер руки о штаны и улыбнулся вождю, желая произвести хорошее впечатление и чувствуя на себе взгляд Уиноны.

Черный Котел кивнул и начал медленно жестикулировать.

Нат с облегчением обнаружил, что понимает вопросы. Где живут его родители, что он думает о Западе, женат ли он.

Шекспир чуть не подавился кофе при последнем вопросе.

Нату пришлось изрядно напрячься, но он все же сумел ответить правильно и честно.

Черный Котел задал новый вопрос.

Нат замер и сидел не шевелясь, не в состоянии прийти в себя. Он даже не был уверен, что не ошибся.

— Ответь же человеку, — подбодрил Шекспир, глаза его хитро блестели. — Ты хочешь ухаживать за его дочерью или нет?

ГЛАВА 10

Нат был поражен до такой степени, что не мог говорить. Взглянув на Уинону, он увидел, что девушка выжидающе улыбается, затем Нат перевел взгляд на ее отца и отметил суровое выражение его лица.

— Язык проглотил? — пошутил было Шекспир, но тут же стал серьезным. — Помни, что я рассказывал тебе о том, как легко оскорбить индейца.

Чувства смешались в душе Ната. Хотелось сказать «да», но воспоминания об Аделине мешали этому. С другой стороны, не хотелось обижать Черного Котла или ранить чувства друга, и Кинг решил уклониться от прямого ответа.

— Скажи Черному Котлу, что я нахожу его дочь весьма привлекательной.

Ехидно усмехнувшись, Шекспир исполнил просьбу.

— Объясни, что я не очень хорошо знаю их обычаи и понятия не имею, как принято ухаживать за девушкой, — говорил Нат, тщательно подбирая слова.

Старый охотник перевел.

— Еще скажи, что для белых людей ухаживание — продолжительный процесс. Молодым надо получше узнать друг друга, прежде чем отношения станут более близкими.

Шекспир пожал плечами:

— И ты хочешь, чтобы я объяснил ему все это?

— Да, — твердо сказал Нат, — и прошу передать это поточнее. Я очень уважаю его, поэтому не хотел бы ненароком обидеть.

Благодарная улыбка тронула губы Шекспира.

— Сейчас ты очень похож на своего дядю Зика.

— На дядю?

— Да. В твоей голове больше мудрости, чем у большинства людей в мизинце, — похвалил его траппер, повернулся к воину и подробно все ему передал.

Нат с беспокойством ждал ответа Черного Котла, стараясь не глядеть на Уинону. Что бы подумали его близкие, если бы сейчас видели, как он обсуждает проблему ухаживания за индейской девушкой с ее отцом? У родителей точно была бы истерика.

Вождь ответил.

— Он говорит, что ничуть не обиделся, — пересказал Шекспир. — Он доволен, что ты так внимателен к его чувствам. Черный Котел согласен, что мужчина и женщина должны прежде узнать друг друга. У шошонов есть традиция, которой они придерживаются во время ухаживаний, по его мнению, это тебе поможет.

— И что это за традиция?

Шекспир указал на свернутую бизонью шкуру:

— Пара влюбленных накидывает вот это на себя и гуляет при лунном свете.

— Он хочет, чтобы я прогулялся с его дочерью? — спросил Нат, слегка шокированный столь свободным отношением отца к роману дочери.

— Идти или нет — решать тебе, — сказал Шекспир, — но он говорит, что его позволение ты получил.

Нат жестом поблагодарил вождя и показал, что был бы рад прогуляться с Уиноной.

Черный Котел хмыкнул и сказал несколько слов старому охотнику.

Седовласый траппер улыбнулся:

— Почему бы не сейчас? Другого времени не будет.

Нат немного опешил:

— Прямо сейчас?

— В чем же проблема? Хочешь погулять с Уиноной, иди. Ну же!

Нат начал было подниматься, но вдруг замер.

— В чем теперь дело?

— Я подумал…

— Ну…

— Мы оба будем под одной шкурой, так?

— В этом-то все и дело. Трудно узнать друг друга, если гулять под разными шкурами, — пошутил Шекспир.

Нат видел, как Уинона взяла свернутую шкуру, и наклонился к своему наставнику:

— А если я случайно до нее дотронусь?

Старый охотник открыл было рот от удивления, но тут же взял себя в руки и заулыбался.

— Что тут смешного? — чувствуя неловкость, спросил Нат.

— Если ты дотронешься до нее, сомневаюсь, что это будет случайно, — захихикал Шекспир.

— Ты же понимаешь, о чем я. Не хочу, чтобы с меня сняли скальп за то, что я позволил себе вольности с дочерью Черного Котла.

Траппер посмотрел в глаза юноши:

— Ты вообще что-нибудь знаешь о женщинах?

— Немного.

— Что значит «немного»? Слушай, Нат, ни один мужчина не может позволить себе вольностей с женщиной, если она сама этого не захочет. В девяти из десяти случаев женщина разжигает страсть, а потом убеждает мужчину, что это была его инициатива…

— Овладеть ею?

Старый охотник удивленно заморгал:

— Господи! Уж не собираешься ли ты ее насиловать?

— Конечно нет.

— Насилие — для слабаков, для мужиков, у которых не хватает смелости встретиться с женщиной в честном бою и честно потерпеть поражение. Так что действуй и не мешкай.

— Да я бы, конечно…

— Что ты там бормочешь? — прислушался Шекспир. — Если тебе от этого легче — ни одну индейскую женщину никто не удержит под шкурой, если она этого сама не захочет, — предупредил он. — Так что, если ты перейдешь границу, девушка тотчас же уйдет.

Уинона подошла к Нату и протянула ему сверток.

Юноша встал, медленно взял шкуру и повернулся к выходу, сдерживая легкую тошноту, подступившую к горлу.

Черный Котел сказал что-то старому трапперу, тот рассмеялся.

— О чем он? — спросил Нат.

— Хочет знать, может, ты плохо себя чувствуешь. Я сказал, что у тебя подкашиваются ноги и всякая чепуха в голове.

— Спасибо, удружил…

— Не волнуйся. Любовь побеждала и даже самого сильного воина.

— Снова Уильям?

— Нет. Это мое. Теперь иди, а то солнце взойдет.

Нат двинулся к пологу, смущаясь оттого, что Уинона еще не вышла наружу.

— Иди-иди, глупый! — подтолкнул Шекспир. — Индейские мужчины должны показывать путь, женщины следуют за ними.

— Вот как?!

— Иди же!

Поклонившись Черному Котлу и его жене, Нат пробрался к выходу, девушка с улыбкой на лице последовала за ним.

Шекспир махнул рукой на прощание и усмехнулся:

— Но главное: будь верен сам себе[12].

— И что это значит? — спросил Нат, задержавшись у выхода.

— Это значит, — ответил старый траппер и глаза его засияли на морщинистом лице. — Не зажигай свой фитиль, пока не увидишь белки ее глаз.

Он отклонился назад и затрясся от беззвучного хохота.

— Сумасшедший, — прошептал Нат, вышел из типи и замер в удивлении — в небе мерцали звезды, солнце давно село.

Его плеча коснулась рука Уиноны. Лицо девушки было слишком серьезным для простого свидания, и Нат улыбнулся, чтобы подбодрить ее. Он стал разворачивать шкуру, нащупывая пальцами складки. Дело оказалось непростым, и, когда наконец это удалось, он поднял шкуру повыше, укрылся ею и поманил девушку к себе. Она встала рядом. Шкура доходила им до колен и скрывала от любопытных глаз, погрузив молодых в атмосферу волнующей близости. Ната это странно возбуждало. Он прокашлялся и повел плечами, пытаясь вернуть себе чувство уверенности.

Но вдруг заметил стоящих в отдалении у костра четырех молодых шошонов. Все смотрели с любопытством, и Нату даже стало интересно, как они воспримут его свидание с Уиноной.

Один из воинов направился к ним.

Нат посмотрел на девушку и ободряюще улыбнулся, словно говоря, что держит ситуацию под контролем, и положил правую руку на пистолет.

Шошон остановился в ярде от них.

— Прости, — сказал он, и голос выдал юный возраст, — прости, Убивающий Гризли.

Нат удивился, услышав хоть и не совсем внятную, но английскую речь. Особенно изумило Кинга, что к нему обращались подобным образом. Он вспомнил, как Шекспир сказал его имя Черному Котлу и еще нескольким шошонам — стало быть, слух обошел весь лагерь.

— Что ты хочешь? — спросил Нат, пытаясь скрыть смущение.

— Меня зовут Тянущий Лассо. Очень рад нашей встрече.

Улыбка мелькнула на губах юноши, но Нат взял себя в руки и сохранял спокойный тон. Тянущий Лассо? Что за имя? Но благоразумие победило любопытство, и он задал другой вопрос:

— Где ты научился языку белых?

— Охотник Пит научил немного. Шесть зим назад.

— Рад познакомиться с тобой, — ответил Нат все еще не понимая, чего хочет молодой воин.

— Друг шошонов — друг Тянущего Лассо, — сказал тот.

— И я буду всегда относиться к шошонам как к своим друзьям, — заверил Нат.

Тянущий Лассо улыбнулся и кивнул:

— Много друг. Всегда помнить.

Он повернулся и зашагал к своим друзьям.

«Что это было? — удивился Нат и покачал головой. — Нет, все-таки невозможно понять этих индейцев».

Уинона что-то шепнула и толкнула его в плечо.

Нат почувствовал вину за то, что совсем позабыл о девушке. Взглянув на нее, он понял, что Уинона хочет идти дальше. Нат медленно зашагал, держа руки за спиной, но остро ощущая ее близость.

Молча они прошли десяток ярдов.

Нат рассеянно смотрел на соседние типи и искал подходящие слова. Знать бы хоть одну фразу на языке шошонов, которая помогла бы ему выразить свои чувства.

— Не знаю, что тебе сказать, — наконец произнес он, надеясь, что Уинона догадается о его состоянии.

Девушка ответила, и слова ее были похожи на музыку.

— Никогда не чувствовал себя таким беспомощным, — признался Нат.

Они коснулись плечами друг друга и остановились.

Под шкурой становилось жарко. Нат смущенно покашливал, радуясь, что Шекспир его не видит, уж он бы сейчас над ним посмеялся.

Уинона что-то рассказывала, ее живая манера речи компенсировала небогатый словарный запас Ната.

Юноша восторженно смотрел на ее прекрасные черты и просто слушал музыку слов, кивая, когда считал нужным, и широко улыбаясь, когда Уинона бросала на него взгляд. Они остановились в дюжине ярдов от последних типи.

Девушка перестала говорить и повернулась к нему лицом.

— Чудесная ночь… — начал было Нат, хотя на самом деле не обращал никакого внимания ни на яркие звезды над головой, ни на свежий ветерок, ласкающий лоб. Его вселенная вращалась теперь вокруг прекрасного лица перед ним. Неяркий, мерцающий свет луны отражался в глазах Уиноны и серебрил ее кожу. Девушка улыбнулась, сверкнув зубами, ее теплое дыхание коснулось губ Ната. — Даже не верится, что это я. — Нат подумал об Аде-лине. Как он мог так скоро предать ее? Да еще с индианкой. Но он тут же прогнал эту мысль — так мог сказать глупый житель Востока, который привык относиться к индейцам с пренебрежением, как к людям, недостойным его общества. В глубине души Нат не мог относиться к Уиноне хуже только из-за того, что она индианка. Глаза их встретились, Уинона теперь казалась ему самой удивительной девушкой в мире.

Они прижались друг к другу, голова Ната закружилась, кровь пульсировала в висках. Он облизал пересохшие губы, и вдруг случилось невероятное! Прежде чем он смог остановиться, прежде чем слабое воспоминание об Аделине помешало ему, вся Вселенная замерла на месте из-за одного-единственного события.

Уинона и Нат поцеловались.

ГЛАВА 11

— Что, черт тебя побери, ты сделал прошлой ночью с этой девушкой?

Нат резко повернулся и уставился на траппера, едущего рядом.

— О чем ты? — раздраженно спросил он, сильно дернув вьючную лошадь за уздечку.

— Остынь, — усмехнулся Шекспир. — Я не сую нос в твои дела, но не мог не заметить, как Уинона носилась вокруг нас все утро, улыбаясь и напевая. Все время, пока девушка помогала разбирать типи, она не закрывала рта. Не думаю, что видел кого-то за свою жизнь, кто так охотно занимался бы хозяйством.

— Опять надо мной подшучиваешь?

— Даже и не думал, — заверил его Шекспир, хотя в уголках рта старого траппера и затаилась улыбка.

Юноша повернулся в седле и посмотрел на колонну шошонов, следующую за ними. Большинство воинов двигались по краям на случай нападения. Некоторые женщины ехали на лошадях, но большая часть шла пешком, с детьми и собаками. Разобранные типи были привязаны к волокушам.

Малыши лежали в искусно сделанных колыбельках за спинами у матерей. Гениальное по своей простоте устройство представляло собой вырезанный из дерева каркас, в который помещался мешок из мягкой ткани. Каждая колыбелька была украшена в соответствии со вкусом матери и не похожа на другую — колыбельку можно было привязать к седлу или к волокуше, прислонить к чему-нибудь, если матери нужны были свободные руки.

Чтобы перебраться на другое место, племени потребовалось около сотни лошадей. Больше дюжины животных тащили самое большое типи, жилище Черного Котла. Нат уже отметил для себя одну интересную особенность перехода: у индейцев существовало деление на классы.

Во главе колонны ехали шошоны, у которых просторные типи, много имущества и лошадей. За ними следовали те, кто не настолько богат. В самом конце, глотая пыль из-под копыт, ковыляла беднота с двумя-тремя вьючными животными и несколькими собаками.

Уинона шла впереди, направляя лошадей, которые тащили типи отца. Она заметила, что Нат смотрит на нее, улыбнулась и помахала рукой.

— Да, не позавидуешь вам, — заметил Шекспир, — самый сложный случай из тех, что я видел.

Нат перевел взгляд на старого охотника:

— Хочу, чтобы ты знал кое-что…

— Уж, пожалуйста, скажи.

— Я намерен поквитаться с тобой. Не знаю еще как, но в один прекрасный день, когда ты меньше всего будешь ожидать, я отомщу тебе.

Шекспир добродушно улыбнулся:

— Справедливо, мой юный друг. Мне нравятся люди, в которых столько мужества и решимости.

Заметив во главе колонны Тянущего Лассо и его пятерых приятелей, Нат вспомнил прекрасное мгновение с Уиноной и вздохнул.

— Мне нужен совет, Шекспир.

— Я так и думал.

— Мне действительно нравится Уинона…— начал было Нат.

— Надо бы купить тебе словарь, — перебил его старый траппер.

— О чем ты?

— Мужчина должен всегда говорить что хочет и хотеть, что говорит. Сказать, что Уинона нравится тебе, так же просто, как шошону признаться, что он не в восторге от черноногих.

— Не вижу связи, — пожал плечами Нат.

— Увидишь. Просто ты надеешься, что кто-то сделает выбор за тебя, и сам себя обманываешь…

— Ты дашь мне совет или нет? — нетерпеливо перебил Нат.

— Для того я и здесь, — успокоил его Шекспир.

Кинг рассеянно смотрел на долину, через которую лежал их путь, размышляя над тем, как понятнее объяснить свою проблему. Он проследил за вороном, парящим над лесом, и, будто поймав мысль, сказал:

— Не буду больше ходить вокруг да около…

— Не стоит из-за меня отказываться от своей любимой привычки.

— Пожалуйста, перестань, — серьезно попросил Нат. Старый охотник перестал улыбаться:

— Хорошо, Нат, буду серьезным. Так чем я могу тебе помочь?

— Думаю, что я влюблен.

Наставник хотел было что-то ответить, но передумал и просто кивнул:

— Продолжай.

— Я по уши влюбился в Уинону и вовсе не понимаю почему. Прекрасная девушка ожидает моего возвращения в Нью-Йорке. По крайней мере надеюсь на это. Или надеялся, пока не встретил Уинону. Теперь я думаю только о ней, все время хочу быть рядом. Но как мне сблизиться с Уиноной, если мое сердце в Нью-Йорке, с Аделиной?

— Прежде чем ты увязнешь в этом, давай проясним несколько моментов. Когда мужчина влюблен, он теряет голову. Или, как говорил старик Уильям, когда пылает кровь, как щедр бывает язык на клятвы[13]. Вот что объясняет твою страсть.

— Страсть?

— А как еще это назвать? Я точно знаю — невозможно, чтобы мужчина, находясь с одной девушкой, сердцем тянулся к другой. Возможно, мысленно ты еще в Нью-Йорке и память дергает за твои душевные струны, но уверяю тебя, что сердце твое уже поддалось чарам дочери вождя.

Нат кивнул, соглашаясь, но по-прежнему пребывал в растерянности:

— Что же я наделал?

— Все произошло само собой.

— Я не об этом. Как я мог пойти на свидание и едва не потерять голову?

Шекспир хмыкнул:

— Слишком поздно, дружок. Ты ее уже потерял. Надо было отказаться от прогулки прошлой ночью.

— Но я не хотел обидеть Черного Котла, — оправдывался Нат.

— Кого ты пытаешься обмануть? Я не буду давать тебе советов, если ты и дальше будешь недооценивать меня. Никогда не считай человека глупым, если он носит штаны из оленьей кожи или его волосы длиннее твоих. Всегда помни, что опыт, благодаря которому я слыву одним из мудрейших людей в округе, многим прочистил мозги.

— Ты считаешь, что я уже как бы обручен с ней, хочу я этого ли нет? — спросил Нат.

— Ты пошел на свидание и подогрел ее надежду, так? Ты говорил ей приятные вещи и стоял с нею под одной шкурой, так? Она не скрывала, что ты ей нравишься, и ты воспользовался этим, ведь так? Потому Уинона вправе думать, что вы непременно поженитесь. Да, считай, что ты обручен с ней.

— Но я честно не знаю, хочу ли на ней жениться.

— Не поздновато ли впрягать лошадь в повозку, а?

— Не знаю, что и думать, — вздохнул Нат.

Чувства были в полнейшем смятении. С одной стороны, Аделина Ван Бурен, с другой — Уинона. С одной стороны, женщина, которая занимает высокое социальное положение, чей отец знатен и богат, с другой — девушка, которая скитается со своим племенем и чей отец хвастает перед гостями скальпами своих врагов. День и ночь. И Нат в ловушке между ними. Поправочка — он сам загнал себя в эту ловушку. В его раскаленной голове маячил последний, решающий вопрос.

— Так что же мне делать?

— Ты должен решить это сам, — твердо сказал Шекспир и замер в седле, напряженно вглядываясь в лес.

Нат тоже посмотрел туда:

— Что ты там увидел?

— Я не уверен, — траппер наморщил лоб, — мне показалось, что-то мелькнуло между деревьев.

Нат, как ни пытался, не увидел ничего. Старый охотник немного успокоился:

— Может, олень или лось.

— Чего ты такой нервный?

— Кто нервный?

— Ты.

— Объелся, должно быть, вчера вечером.

Нат фыркнул:

— У тебя железный желудок, сам говорил.

— Доверяй только трети того, что слышишь, и половине того, что видишь, тогда у тебя будет правильное представление о действительности.

— Твой девиз? — усмехнулся Нат.

— Делай так… — начал было Шекспир и внезапно остановился, глядя на деревья. Он придержал поводья, правую руку положил на «хоукен», перекинутый через седло. — Теперь я уверен.

Нат замер, вглядываясь в окутанные тенью деревья, и опять не заметил ничего необычного.

— Подъедем поближе, — предложил траппер и, не дожидаясь ответа, направился к лесу.

Смущенный необычной нервозностью старика, Нат догнал его, тоже изготовив карабин. Черный Котел и другие воины остановились и теперь следили за ними. Женщины, лошади с поклажей и дети все еще продолжали двигаться.

— Я могу ошибаться, — сказал Шекспир. — Такое случается уже не в первый раз и, сомневаюсь, что в последний раз. Но проверить стоит.

От леса их отделяли ярдов двадцать.

— Думаешь, черноногие? — спросил Нат.

— Некоторые из них ускользнули вчера, помнишь? Не удивлюсь, если они обошли нас и устроили впереди засаду.

— Откуда они могли узнать, какой путь мы выберем?

— Они не так глупы. Черноногие уже поняли, что Черный Котел со своим племенем отправился на встречу, а это — самый короткий путь, — пояснил Шекспир.

— Надеюсь, ты ошибаешься.

— Я тоже.

Но Шекспир не ошибся.

С криками и воплями дюжины три черноногих появились из укрытия в подлеске. Потрясая оружием, они мчались галопом прямо на колонну.

— Надо их отвлечь на себя! — воскликнул Шекспир и направил своего белого скакуна наперерез индейцам. — Оставь вьючную лошадь здесь!

Нат пришпорил свою лошадь и бросился за траппером. Уже слышались крики женщин, лай собак, ржание.

— Они хотят разогнать лошадей! — догадался старый охотник.

Нат понимающе кивнул.

— И захватить женщин! — добавил он.

Нат вскинул «хоукен» к плечу и прицелился в скачущего впереди черноногого. В последнюю секунду юноша передумал, решив сохранить пулю для более важного случая.

Женщины пытались отогнать животных подальше, в то время как воины сбегались и съезжались с разных сторон колонны, чтобы устроить заслон.

Пригнувшись в седле, Нат обогнал Шекспира. Он слышал, как тот звал его, но не остановился, думая только об Уиноне и высматривал ее в колонне. Девушка пыталась развернуть лошадей и отъехать на безопасное расстояние. Во всеобщей панике животные не слушались. Нагруженные шестами, шкурами и прочим добром, они цеплялись волокушами и натыкались друг на друга.

Один из черноногих, вооруженный копьем, отделился от основной группы и направлялся прямо к Нату, завывая, словно койот. Нат решил позволить ему приблизиться, прежде чем выстрелить.

Сзади грохнул карабин, и черноногий, раскинув руки, слетел с лошади.

«Шекспир!» — понял Нат, но его радость была недолгой — теперь уже пятеро всадников с криками и улюлюканьем неслись прямо на него.

ГЛАВА 12

Нат рискнул бросить взгляд на Уинону и увидел, что девушка едва справляется с лошадьми. Он также успел заметить, что воины шошоны мчатся на помощь к женщинам с разных сторон, но они все еще слишком далеко. Черноногие были уже футах в двадцати, когда Нат поднял карабин, прицелился и выпустил пулю в одного из них, вооруженного луком и уже натягивающего тетиву.

Выпущенная стрела угодила в шею лошади скачущего рядом врага, раненое животное отшатнулось вправо, столкнувшись с третьей лошадью. Два же воина, охваченные яростью, продолжали скакать во весь опор.

Поскольку Нат уже не мог выстрелить из карабина, он, прижав приклад левой ногой к седлу, вытащил оба пистолета. Черноногие приближались, у одного в руке был томагавк, у другого — копье.

Нат, намеренно направляя лошадь между ними, выжидал, пока один из черноногих поднимет копье, тогда юноша прицелился сразу в обоих и нажал на спуск.

Раздался двойной щелчок, и в облаке дыма Нат увидел, что воины, не издав ни звука, свалились на землю.

Рослый воин с томагавком, которому удалось успокоить свою лошадь после столкновения с раненым животным, уже кричал что-то нечленораздельное и мчался к Нату.

Юноша понимал, что не успеет перезарядить оружие, а черноногий наверняка искусно владеет томагавком, так что шансов выжить у Ната почти нет. Если только он не придумает какую-нибудь хитрость.

Нат выпрямился в седле, крепко сжав оба пистолета. Черноногий уже замахнулся на него томагавком — их разделяло футов пятнадцать. Кинг резко наклонился вперед к нападающему и… швырнул один из пистолетов в его размалеванное лицо!

Тот инстинктивно увернулся. Тогда, приблизившись еще, теперь уже другим пистолетом Нат что есть силы ударил черноногого в переносицу. Хлынула кровь, воин закачался, юноша ударил еще и еще. Черноногий зашатался, но все же удержался на лошади. Нат выдернул у него томагавк и замахнулся изо всех сил.

Острое лезвие вонзилось в лицо воину.

С широко раскрытыми от ужаса глазами черноногий, тщетно пытаясь зажать рану руками, рухнул в траву.

Почувствовав опасность, Нат оглянулся. И вовремя! Воин на лошади, у которой в шее торчала стрела, скакал к нему во весь опор, размахивая томагавком. Времени, чтобы развернуть скакуна и встретить нападавшего, почти не оставалось. Черноногий занес томагавк над головой Ната, но юноше удалось отразить удар своим томагавком. Воин не сдавался. Нат опять отвел удар, ему пришлось делать это снова и снова, поскольку попытки черноногого становились все более отчаянными.

Юноша слышал выстрелы, крики, вопли, ржание, но не мог оторвать взгляда от противника ни на секунду. Беспокоясь за Уинону и Шекспира, Нат хотел поскорее отделаться от врага, чтобы прийти им на помощь, если это необходимо.

Но у черноногого были свои намерения.

Нат снова отразил удар своим томагавком. Мгновение его рука оставалась вытянутой, и юноша потерял равновесие. Мускулистые руки врага схватили его и сбросили наземь. Черноногий прыгнул следом и снова замахнулся томагавком.

Нат сумел отвести удар. Лезвие скользнуло по руке, и юноша отскочил, чтобы избежать последующей атаки.

Воин, однако, удвоил усилия.

Скрипя зубами от боли, Нат лихорадочно соображал, как бы обхитрить черноногого. Должна же быть какая-то уловка! Неожиданно юноша оступился и упал на колено.

Вопя от радости, индеец занес над ним томагавк.

Нат сумел увернуться, томагавк просвистел прямо у него над ухом.

И вот, находясь теперь рядом с врагом, поддавшись неосознанному желанию, Кинг с жестокостью, которая в другое время удивила бы его, вонзил свой томагавк в ногу противника. Воин закричал, попятился и, высвобождая ногу, замешкался. Нат тотчас поднялся и со всей силы вонзил лезвие воину в живот, прежде чем тот успел что-либо сделать. Черноногий согнулся, глаза его расширились. Нат выдернул томагавк. Раздался хлюпающий звук — враг с трудом дышал. Но лицо его выражало не страх, не признание поражения, а дерзкий вызов.

Где-то поблизости закричала женщина.

Уинона! Может, это она? Чтобы наконец закончить затянувшуюся схватку, Нат нанес последний удар. Острое как бритва лезвие рассекло индейцу горло, кровь брызнула во все стороны, и Нату пришлось протереть глаза от липкой жидкости.

С проклятием на устах воин завалился вперед и стал недвижим.

Нельзя было терять ни минуты!

Нат огляделся, пытаясь отыскать Уинону. Основное действие разворачивалось в стороне от него: отряд черноногих добрался до колонны и теперь там шла жестокая битва. Воины шошоны заслонили женщин и детей и, даже оказавшись в меньшинстве, не уступали врагам. Черный Котел был в самой гуще сражения, поразительно легко и точно орудуя томагавком.

Улюлюканье, крики, вопли, выстрелы, ржание лошадей и бешеный лай шошонских собак — шум стоял невероятный!

Уиноны нигде не было видно. Шекспира тоже.

Зато Нат заметил свою лошадь и побежал к ней. По пути юноша поднял свой карабин, нашел пистолет и засунул его вместе с томагавком за пояс. Разрываясь между желанием принять участие в битве и мыслью, что не иметь при себе заряженного оружия опасно, Нат перезарядил «хоукен» и один из пистолетов, да так быстро, как никогда прежде. Уже через минуту оружие было готово к бою, Нат вскочил на коня и помчался в гущу событий.

Четверо шошонов сражались против семерых черноногих, прикрывая женщин, которые уводили на восток лошадей, запряженных в волокуши.

Там была и Уинона!

Кровь застыла в жилах, когда Нат увидел, как один черноногий, оттеснив Уинону от других, пытается поймать ее.

У девушки была лишь короткая палка в руках, она старалась ударить воина, но это только злило его.

Нат поскакал туда, не видя никого и ничего, кроме той, чьи губы были слаще меда, чьи объятия сулили неземное блаженство. Стрела просвистела у юноши над головой, но Нат даже не обратил внимания.

Уинона в опасности! Все остальное не имело значения.

Черноногие не заметили появления Ната, и ему удалось приблизиться ярда на два, прежде чем один из воинов, почувствовав его присутствие, обернулся. Почти касаясь стволом индейца, Нат выстрелил. Пуля мигом сбросила воина с коня, а стрелок сам едва удержался в седле из-за отдачи, поскольку держал карабин в одной руке. Перекинув оружие в левую руку, Нат протянул правую Уиноне.

— Залезай ко мне! — крикнул он. Догадавшись, что нужно делать, девушка быстро взобралась на лошадь позади Ната.

— Держись крепче! — посоветовал он, и Уинона обняла его за талию.

Нат хотел отвезти девушку в безопасное место, но услышал крик Уиноны и увидел ее отца.

Неподалеку трое черноногих окружили Черного Котла. Вождь сопротивлялся отчаянно, но уже сдавал, и нападавшие предвкушали победу. К тому же помощи не предвиделось — рядом не было ни одного шошона.

Девушка что-то кричала на ухо Нату и показывала на отца.

Надо было действовать!

Нат пришпорил коня и достал оружие, пожалев, что не успел зарядить пистолеты.

Между тем Черный Котел поверг на землю одного из нападавших, ударив его изо всех сил томагавком по голове, но пока поворачивался к другому, третий, взмахнув тонким копьем, вонзил его прямо в грудь вождя.

Уинона закричала.

ГЛАВА 13

Нат быстро приближался, держа наготове пистолет. Черноногий выдергивал копье из тела Черного Котла, лежащего на земле. Уинона до боли вцепилась в Ната.

Другой воин, тоже с копьем, подъехал к распростертому шошону и поднял руку для удара, чтобы окончательно разделаться с вождем.

Уинона зарыдала.

Действуя спонтанно, Нат направил на черноногого пистолет и выстрелил футов с двадцати пяти. К своему удивлению, с такого расстояния, да еще на скаку и почти не целясь, он попал. Черноногий выронил копье.

Нат засунул пистолет за пояс и вытащил было томагавк, но оружие не понадобилось. Раненый повернул коня и поскакал прочь, не оглядываясь. Нату очень хотелось броситься вдогонку и прикончить его, но он остановился рядом с Черным Котлом.

Спрыгнув на землю, Уинона встала на колени возле отца, чтобы осмотреть рану.

Беспокоясь, что они на открытом месте, Нат спешился и начал заряжать оружие. Потом огляделся, оценивая ситуацию.

Повсюду валялись тела: мужчины, женщины, дети, тут же лошади и даже собаки. Имущество шошонов было в полном беспорядке: шесты для типи сломаны; бизоньи шкуры порваны; корзины, чаши, одеяла валялись в грязи.

Группа черноногих удалялась на восток, уводя с собой большую часть шошонских лошадей. Нат сделал вывод, что нападавших все-таки прогнали. Обезумевшая от горя женщина бежала к ним — Нат узнал в ней мать Уиноны.

Сзади раздался стук копыт. Нат, только что закончив перезаряжать карабин, обернулся и поднял его.

— А вот и Убивающий Гризли! Я опять с тобой!

— Шекспир! — воскликнул Нат, радуясь тому, что траппер остался в живых. Но все же умерил свое возбуждение, отошел в сторону, указывая на Черного Котла. — Он получил удар копьем.

— Черт! — досадливо воскликнул Шекспир и, спрыгнув на землю, сел на корточки рядом с Уиноной, чтобы осмотреть рану. — Плохо, очень плохо. Нужна немедленная медицинская помощь.

Нат показал на убегающих черноногих.

— Все-таки мы победили.

— Боюсь, ты ошибаешься, — сказал траппер, подняв глаза. — Мы все еще в опасности.

— Ты думаешь?

— Черноногие вернутся.

— Неужели вернутся? — переспросил Нат, посмотрев им вслед.

Подбежала мать Уиноны и тоже опустилась на колени, не сдерживая рыданий.

Шекспир медленно встал, морщинистое лицо его было печальным.

— Эти дьяволы так просто не отпустят Черного Котла. Около трети племени он потерял сегодня.

— Так много? — удивился Нат.

— И почти всех лошадей.

— Тогда зачем черноногим возвращаться? Они уже достаточно поживились.

Старый охотник покачал головой:

— Разве ты не обратил внимания? Войны индейцев не похожи на наши. Враги сражаются до тех пор, пока та или другая сторона не будет полностью истреблена, даже если на это понадобятся десятки лет. Индейцы будут совершать друг на друга набеги, пока не окажутся за сотни миль друг от друга. — Он помолчал. — Черноногие пытаются убить Черного Котла уже на протяжении многих лет. Они хотят стереть с лица земли его племя и не упустят такой шанс.

Нат взглянул на раненого воина, который лежал теперь без сознания, кровь вытекала из раны.

— Что же делать?

— Сначала надо собрать всех и оценить, насколько плачевно наше положение. Затем отыскать место, где можно укрыться, — размышлял Шекспир.

Он посмотрел на мать Уиноны и сказал ей несколько фраз. Женщина, чье обычно бесстрастное лицо сейчас излучало глубокое отчаяние, просто кивнула в ответ.

Шекспир бросил взгляд на Ната:

— Оставайся с Черным Котлом. Утренняя Роса и Уинона поищут для него волокушу. Это то немногое, что мы можем для него сделать. — Он нахмурился. — Надо поскорее выбираться из этого чертова места.

Сказав это, Шекспир пришпорил коня и поскакал к оставшимся воинам.

Уинона и ее мать принялись собираться.

«Стало быть, мать зовут Утренняя Роса», — подумал Нат, жалея, что не спросил об этом вчера. Но тогда его голова была занята мыслями об Уиноне. Юноша посмотрел на вождя и убедился, что тот еще жив, хотя очень тяжело дышит.

Некоторые шошоны переходили от тела к телу, проверяя, кто мертв, а кто, возможно, только ранен. Другие были заняты тем, что собирали сломанные шесты от типи или разыскивали собственные вещи. Собаки, оставленные без присмотра, лизали кровь, обнюхивали трупы или бросались с лаем друг на друга, оспаривая право рвать мертвую лошадь.

Нат зарядил оба пистолета, почистил томагавк. Оружие понравилось ему, и он, решив оставить его при себе, засунул рукоятку за пояс так, чтобы топорик всегда находился под рукой, но был скрыт от посторонних глаз. Имея при себе «хоукен», два кремневых пистолета, нож и томагавк, Нат напоминал ходячий склад оружия.

Между тем Шекспир подъехал к группе воинов, что-то им сказал, и они бросились выполнять его поручения. Среди этих воинов был Тянущий Лассо.

Нат восхитился взаимопониманием, возникшим между шошонами и траппером. Видно было, что индейцы безгранично доверяют Шекспиру и высоко ценят его советы, несмотря на большую разницу в образе мыслей и жизни. Но такой ли большой была эта разница? — подумал он. Если белый человек может чувствовать себя среди индейцев как дома и уважает ценности этого народа, является ли разница между расами врожденной? Или истина лежит глубже? Может, здешние белые примитивны по своей сути? Или их притягивает сюда некий зов свободы, как считает Шекспир?

А что же собственные чувства Ната?

Юноша был вынужден признаться себе, что ему нравится простота существования индейцев, их родство с природой. Нат подумал о жизни в Нью-Йорке, о тысячах и тысячах бесполезных, ежедневно совершаемых поступков и обрадовался, что сейчас его там нет. Споры с грубыми людьми, завышенные цены на товары, загрязненный воздух — все это казалось юноше страшным сном. Хорошо, что здесь, к западу от Миссисипи, человек может жить так, как ему хочется. Нат достаточно пожил в комфорте.

Что-то коснулось его ноги.

Чуть не выпрыгнув из мокасина, Нат посмотрел вниз — Черный Котел открыл глаза и сказал несколько слов.

Помотав головой в знак того, что не понимает, юноша взглядом поискал Уинону и Утреннюю Росу, но их нигде не было видно.

Черный Котел слегка закашлял и снова заговорил.

— Не напрягайся, — посоветовал Нат, отложив карабин, чтобы повторить сказанное на языке жестов.

Индеец был слаб, руки не слушались его. «Мне надо сказать…» — перевел Нат и нахмурился — должно быть, хочет сказать что-то важное, раз не может спокойно лежать. Расстроенный, он огляделся и с облегчением заметил неподалеку своего нового приятеля.

— Эй, Тянущий Лассо! — позвал он. — Ты мне нужен.

Тот немедленно развернул коня и поспешил к ним.

— Слушаю тебя, Убивающий Гризли! — сказал он, спешившись.

Увидев вождя, парень преклонил колени и быстро заговорил с ним. Потом говорил Черный Котел — его слова едва можно было разобрать. Нат заметил наконец Уинону и Утреннюю Росу — они впрягали в волокушу гнедую лошадь, которую им удалось отловить. Нат хотел помахать женщинам рукой, но они не смотрели в его сторону.

— У Черного Котла есть много слов для тебя, — сказал Тянущий Лассо.

— Для меня?

— Да. Много слов сердца.

— Ты уверен, что он не хочет поговорить со своей женой или дочерью? Я могу сходить за ними.

Тянущий Лассо передал это Черному Котлу, тот ответил почти шепотом.

— Нет. Не с женой. Не с дочерью. Слова для твоих ушей, — перевел молодой воин.

Удивленный, Нат присел:

— Что же он хочет мне сказать?

Тянущий Лассо задал этот вопрос вождю и получил ответ, который явно удивил его самого. Он смутился, затем посмотрел на приятеля.

— Хочет, ты взять Уинону…

— Взять куда?

— В жены.

— Он так сказал? — воскликнул Нат, не сводя глаз с непроницаемого лица Черного Котла.

— Да, — подтвердил молодой воин. Вождь еще что-то говорил.

— Столько много слов, — растерянно сказал Тянущий Лассо. — Не знаю, правильно говорить. Мой белый язык не хороший.

— Так что он сказал? — в нетерпении спросил Нат.

— Говорит, умирает. Не долго в этом мире. Хочет знать, семья в порядке, перед тем как уйти. Хочет, ты защищать семью.

— Я?

— Да. Хочет, ты жениться на Уиноне и иметь много еды и шкур для Утренней Росы.

— Еды и шкур? — повторил в недоумении юноша.

— Да. Прости. Ты — позаботиться о ней. Понимаешь? Защищать ее. Взять мать в твое типи, — пояснил Тянущий Лассо.

Нат потерял дар речи. Он, конечно, позаботится о девушке, но не готов связывать свою жизнь с ее жизнью узами брака, по крайней мере пока не узнает девушку получше. Но как сказать такое умирающему человеку?

Черный Котел разговаривал с Тянущим Лассо, тот спросил наконец:

— Скажи, очень нравится Уинона, да?

— Да, — согласился юноша.

Тянущий Лассо передал это вождю и получил новую информацию.

— Он говорит, и ты нравиться Уиноне. Ты — храбрый воин. Будешь хорошим мужем.

— Но… — начал Нат.

— Уинона сильная. Много здоровья. Иметь сыновья могучими, как медведи. Она быть хорошая жена для воина, — говорил Тянущий Лассо.

— Я верю, что будет, но… — начал было Нат, но его опять перебили.

— Слушай, пожалуйста. Много слов надо сказать. Иначе забуду. Черный Котел знает, шошонские воины хотеть жениться на Уиноне. Много лошадей будут его. Но теперь ему не надо лошадей. Он хочет, Уинону счастливой, а она хочет только тебя. Очень хочет. Понимаешь?

— Я понимаю, — ответил Нат, чувствуя взгляд вождя шошонов на своем лице.

Он умышленно отвел глаза, обеспокоенный такой ситуацией. Почему не сказать Черному Котлу, что он не может жениться на Уиноне? Нат чувствовал себя: так, словно обманывал вождя. Где же его смелость? Почему он словно язык проглотил? Может, где-то в глубине души ему нравится эта идея?

— Так что, Убивающий Гризли, Черный Котел ждет ответа. Быстро.

— Прямо сейчас? — уклончиво спросил Нат.

— Да. Он знать, жениться ты на Уинона. Пожалуйста. Ему мало осталось. Что ты отвечать?

Нат наклонился и посмотрел на Черного Котла, он чувствовал напряженное ожидание во взгляде вождя и понял всю важность своего ответа. Для отца и мужа, который сейчас покинет свою земную оболочку и уйдет в неизвестность, его слова очень важны. Воин хотел умереть, зная, что о близких позаботятся, что они будут счастливы. Находясь на пороге смерти, он думал только об Уиноне и Утренней Росе. Нат уже ощущал вину за свои недавние противоречивые чувства. Как он может ответить «нет»?

Как он может позволить Черному Котлу уйти в вечность, пребывая в неизвестности.

Юноша вздохнул и произнес слово, которое с этих пор прочно свяжет его с шошонами и круто изменит все его представления о собственном будущем, важное слово, соединившее между собой жизней больше, чем любое другое за всю историю человечества.

— Да.

ГЛАВА 14

— Тебя нельзя оставить одного ни на минуту.

— На моем месте ты поступил бы так же.

— Как знать… в мире нет и двух похожих людей, я, возможно, нашел бы выход из подобной ситуации. Одно знаю точно, я бы не позволил связать себя обещанием жениться, если бы не хотел этого, — раздраженно заметил Шекспир.

Нат, разминая спину после долгих часов, проведенных в седле, посмотрел на траппера:

— Не вижу причин так расстраиваться из-за меня. Ты сам мне сказал, что я уже связан с Уиноной.

— Да, но я никогда не призывал тебя сдаться и согласиться жениться на ней из жалости.

— Здесь больше чем просто жалость.

— Неужели?

— Я говорил тебе, что влюбляюсь в нее, — напомнил Нат.

— Жениться только потому, что тебе кажется, что ты влюблен — то же самое, что бороться с гризли потому, что тебе скучно и надо бы немного развлечься. В обоих случаях мужчина собирается откусить больше, чем может прожевать.

— Уже поздно меня переубеждать, — сказал Нат.

— Но ведь Черный Котел жив, — заметил траппер.

— Но сколько еще он проживет? — возразил юноша и повернулся, чтобы взглянуть на шошонов, вернее, на то, что осталось от их племени.

Из сотни лошадей, еще недавно нагруженных пожитками, теперь брели около десятка, они же тащили волокуши с ранеными. Колонна, которую раньше составляли около шестидесяти беззаботных людей, теперь насчитывала четыре десятка удрученных соплеменников, включая тех, кто лежал на волокушах. Всего лишь несколько воинов могли противостоять следующей атаке. Трое их них держались позади, чтобы защитить женщин и детей, остальные охраняли колонну с боков. Шекспир и Нат ехали во главе отряда, пытаясь ускорить движение, но безуспешно.

— Если бы мы могли ехать быстрее, — вздохнул Нат.

— Не хватало еще, чтобы кто-то из раненых умер от тряски, — предостерег его старый охотник.

— Да, конечно. — Нат посмотрел на пологий склон холма, к которому они медленно приближались. — У тебя есть план? Кроме того, чтобы убраться отсюда подальше.

— Именно в этом и заключается мой план.

— Все шутишь…

— Если бы. Я знаю, что черноногие нападут на нас еще до наступления темноты, и хочу быть готовым к этому.

— Надеюсь, ты ошибаешься. Может, они удовлетворятся тем, что убили многих шошонов и угнали их лошадей. — Нат потянул за поводья вьючную лошадь.

— Им этого мало.

— Ты это утверждаешь или предполагаешь? — нервно спросил Нат, раздраженный тем, что траппер продолжает настаивать на своем, пророча беду.

Шекспир вздохнул и посмотрел на юношу:

— Я знаю Бешеного Пса. Поверь мне, он не отступит.

— Бешеный Пес? — повторил Нат настороженно.

— Я знаю этого ублюдка давно, — стал вспоминать Шекспир. — На его счету десятки жизней. Белые, шошоны, шайены, арапахо — он ненавидит всех. У него когда-то давно вышла ссора с Черным Котлом, и вот теперь подошло к развязке.

— Ты не рассказывал мне об этом.

Шекспир пожал плечами:

— Не хотел, чтобы ты проболтался Уиноне или Тянущему Лассо, хотя тому, возможно, все известно. Полагаю, Черный Котел узнал Бешеного Пса, но никому об этом не сказал. Шошоны хоть и смелы, но при упоминании этого имени боятся собственной тени.

— Преувеличиваешь?

— Немного, — признался Шекспир. — Но ситуация плоха и может стать совсем безнадежной.

— Что мы можем сделать, чтобы остановить Бешеного Пса?

— Молиться.

— Я не из тех, кто способен проболтаться.

— Прими мои извинения, конечно, мне следовало тебе сказать, но голова была занята другими мыслями.

— Ты прощен, — улыбнулся юноша.

— Благодарю вас. — Шекспир усмехнулся. — Теперь я могу спать спокойно.

Нат оглянулся на Уинону и Утреннюю Росу, которые шли позади, футах в пятнадцати. Прекрасная девушка, теперь его невеста, слегка улыбнулась. Она вела под уздцы лошадь, которая тащила носилки с Черным Котлом. Рядом шла будущая теща Ната.

— Хотел бы у тебя кое-что спросить, — вспомнил Шекспир.

— Спрашивай.

Старый охотник указал на голову Ната:

— Ты решил всегда носить его?

Нат дотронулся рукой до орлиного пера, привязанного у правого виска тонкой полоской из оленьей кожи. Он видел — так носят некоторые индейцы.

— Я точно не знаю, почему решил надеть его. Может, я наконец оценил, какую честь оказал мне Белый Орел.

Шекспир кивнул:

— Ты учишься.

— Недостаточно быстро, по-моему.

— Всякий познает жизнь в соответствии с собственным разумением. Как говорится в Библии, всему свое время. Для каждого дела уготован свой срок.

— Даже не верится.

— О чем ты?

— Ты цитируешь еще кого-то, кроме Шекспира.

Траппер стукнул себя по лбу в притворном удивлении:

— Что я наделал! Вот и получил щелчок от молодого…

Нат усмехнулся и посмотрел на солнце, которое стояло еще высоко.

— Будем делать остановку?

— Лучше не стоит. Хотя понимаю — женщины и дети устали. Думаю, Бешеный Пес вернется, тем более что нас легко выследить. Может застать врасплох.

— Как ты думаешь, что будет с могилами шошонов?

— А что?

— Может Бешеный Пес вырыть тела, чтобы снять с них скальпы?

Шекспир удивился:

— Индейцы могут быть кровожадными, но они не психи. Им не придет в голову выкапывать трупы. И откуда у тебя такие дикие предположения?

Нат пропустил вопрос, рассматривая холм, по которому они начали подниматься. Южный и северный склоны поросли деревьями, но вершина была абсолютно голой, если не считать кучки валунов.

— Должно быть, из тех книжек, что ты прочитал в Нью-Йорке, — продолжал старик тем же беззаботным тоном. — Книги порой наводят людей на странные мысли.

— Ты о нем? — Нат кивнул на мешок у седла.

— Старик Уильям писал о жизни, а не о всякой там чепухе, как некоторые из теперешних писателей.

— О жизни, говоришь? Поправь меня, если в его произведениях нет, к примеру, ни слова о призраках.

— Да, но…

Они продолжали подниматься по склону, то и дело огибая большие плоские камни.

— Остановимся здесь! — заявил Шекспир, направляясь к вершине холма.

Нат подъехал к валуну и придержал поводья, ожидая Уинону, чтобы помочь ей подняться. Смесь любви, благодарности и искреннего смущения читалась в глазах девушки и еще вера в то, что Нат испытывает те же чувства.

Уинона подходила, крепко держа лошадь за поводья, и старалась, чтобы тряска не тревожила отца.

Утренняя Роса, опустив голову, не отрывала печального взгляда от неподвижно лежащего мужа.

«Отрежет ли она палец, если Черный Котел умрет? — задумался Нат. — А что если и Уинона поступит так же?» Его беспокоило, что девушка может срезать кончик пальца, и Нат дал себе слово помешать ей в этом.

— Уинона, — тихо позвал он. Девушка устало улыбнулась:

— Привет, Нат Кинг.

Ему нравилось, как она это говорила. По ее превосходному произношению никто бы не догадался, что девушка знает только эти три слова. Нат наклонился, похлопал лошадь и знаками показал, что привал будет на вершине холма. Юноша поинтересовался, как чувствует себя отец Уиноны.

Нахмурившись, она жестами объяснила, что Черный Котел на пороге смерти. Утренняя Роса промыла рану и приложила целебные травы, но копье прошло рядом с сердцем, и вероятность выздоровления очень мала.

Нат посочувствовал ей, извиняясь за то, что с трудом может выразить свои мысли.

Уинона успокоила его — у него, мол, получается хорошо, и добавила, что ждет с нетерпением, когда Нат выучит их язык и научит ее своему.

Так они достигли вершины холма.

Шекспир спешился и теперь проверял местность. Его заинтересовал полукруг из валунов в форме подковы — прекрасное естественное укрепление, идеально подходящее для укрытия. Камни в среднем достигали пяти футов в высоту и лежали близко друг к другу. Открытая сторона «подковы» была обращена на северо-запад, и склон там был круче, чем в других местах. На востоке, откуда пришла колонна, тоже был проем, но всего лишь фута четыре шириной.

Шекспир позвал Ната.

— Смотри за отцом. Я скоро вернусь, — сказал юноша Уиноне, спешился и подошел к трапперу.

— Ну как тебе? — спросил Шекспир.

— О чем ты?

— Место хорошее?

— Да, здесь мы легко сможем обороняться, — согласился Нат.

— Вот именно, — подтвердил Шекспир, окидывая взглядом вершину, будто охраняемую каменными часовыми. — Можно удерживать позицию до бесконечности, если понадобится.

— Да, но нам нужна вода, — спохватился Нат.

— Разве ты не видел?

— Что?

— Иди-ка за мной! — Он направился к скоплению валунов.

Приглядевшись, Нат увидел небольшое зеркало воды среди камней. Скрытый тенью от валунов, водоем был всего лишь фута два шириной.

— Думаешь, источник?

— Похоже на то. — Шекспир наклонился, чтобы зачерпнуть воды. — Холодная — стало быть, родниковая. — Он постарался дотянуться до дна. — И для стока дождевой воды слишком глубоко.

Нат спохватился:

— Нам же еще нужна еда.

— В крайнем случае пойдет мясо лошадей, оно не такое уж плохое на вкус.

— Я не стану его есть. Ты что всерьез решил остаться здесь? Я думал, ты хочешь убраться отсюда как можно дальше.

— Хотел, — подтвердил Шекспир, и прежде чем он развил свою мысль, с востока послышались выстрелы.

Нат сжал в руке «хоукен»:

— Кто это может быть?

— Это Бешеный Пес.

ГЛАВА 15

Нат подбежал к валунам, взглянул на юго-восток и увидел всадников, на расстоянии полутора миль от холма.

— Они вскоре будут здесь, — заметил траппер.

Тянущий Лассо и оставшиеся воины поднялись на вершину.

— Мы будем сражаться, — объявил парень. — Удержать черноногих. Вы уходить. Берите женщин, детей.

— Не спеши, мой друг, — сказал Шекспир.

— Мы не сражаться?

— Нет причин, чтобы обрекать себя на неминуемую смерть. У нас есть время, чтобы осуществить план, который пришел мне в голову, — сказал Шекспир и разразился длинной речью на языке шошонов.

Нат опять пожалел, что не понимает. Облако пыли, поднимающееся из-под копыт лошадей черноногих, приближалось.

Наконец старый охотник закончил наставление и добавил уже по-английски:

— Теперь ты знаешь что делать. Действуй.

— Ты — старый лис, Каркаджу, — сказал молодой воин, хитро улыбаясь, и заговорил с двумя воинами.

Те немедленно развернули лошадей и поскакали к подножию холма.

— Куда они? — спросил Нат.

— Это наша приманка, — лукаво ответил Шекспир. Тянущий Лассо и оставшиеся воины отъехали к деревьям, растущим на южной стороне холма.

— Тоже приманка?

— Нет, они наберут веток для нашего укрепления.

— Ты считаешь, все это сработает?

— Когда дело касается жизни и смерти, не стоит зря тратить время, — заметил траппер и вернулся к валунам. Он начал давать указания шошонским женщинам и детям, которые тотчас принялись за дело, да с таким рвением, будто старый охотник был их соплеменником.

«А что если так и есть?» — подумал Нат. Он слышал, что некоторые племена принимали к себе белых, но ему не приходило в голову спросить об этом Шекспира. Различив в облаке пыли скачущих прямо к нему двоих воинов, Нат поднял карабин.

Вернулся Тянущий Лассо с приятелями — они притащили ветки и сучья. Женщины принялись сооружать заслон, замыкающий подкову, оставляя только небольшой проход, фута в три шириной. Дети согнали лошадей в центр убежища и теперь завязывали пасти собакам, чтобы те не лаяли.

Нат подошел к Уиноне и Утренней Росе, стоящим рядом с волокушей Черного Котла. Обе смотрели на него выжидающе.

— Мы остаемся здесь? — знаками спросила Уинона. Нат жестами посоветовал готовиться к бою с Бешеным Псом.

Мать и дочь обменялись испуганными взглядами, затем Утренняя Роса обратилась к нему, быстро двигая руками и пальцами.

Нат понял свою ошибку — он сделал именно то, чего опасался Шекспир. Утренняя Роса, видимо, хотела знать, почему молодой белый считает, что черноногих возглавляет Бешеный Пес. Она требовала ответа. Увидев гнев в ее глазах, Нат уже проклинал себя за то, что проговорился.

— Не оправдывайся! — раздался суровый голос у него за спиной.

Смутившись, Нат повернулся:

— Боюсь, что после этого меня можно звать болтуном.

Шекспир пожал плечами:

— Ладно, ничего не поделаешь. Думаю, они все равно когда-нибудь узнали бы. — Он обратился к женщинам на их языке.

— Есть кое-что, о чем я хотел бы знать, — сказал Нат, когда старый охотник замолчал.

— Что именно?

— Почему шошоны исполняют твои приказания? Почему они не выберут старшим кого-нибудь из соплеменников?

Шекспир кивнул на Черного Котла:

— Потому что их вождь и лучший воин тяжело ранен, а Тянущий Лассо и остальные шошоны знают, что у меня есть опыт в подобных делах, — объяснил он, поправляя ветви заслона. — Позволь открыть тебе один секрет, Нат. Когда идет бой один на один, индейцы еще способны слышать кого-то. Но на войне они не слишком-то следуют приказаниям и не умеют планировать атаки. Во главе их может стоять и обычный воин, и вождь, но все они в бою сами по себе. Обычно индейцы полагаются на внезапность и численное превосходство, а не на стратегию.

— Но это не объясняет, почему они слушаются тебя.

— Индейцы мне доверяют. Я много лет прожил среди них. Они знают, что я их не подведу, — ответил Шекспир. — К тому же прекрасно понимают, что сейчас нет времени, чтобы спорить о стратегии и тактике.

— Им бы следует сделать тебя своим вождем, — пошутил Нат.

— Я бы не согласился на такую должность.

— Почему же?

— Потому что не могу оставаться на одном месте слишком долго. Вождь должен жить среди своих людей, решать их мелкие проблемы, находиться всецело в расположении племени. Такая жизнь не для меня, — заключил Шекспир.

Подъехали Тянущий Лассо и другие воины. Они спешились и начали осматривать свое оружие: хорошо ли натянута тетива у луков, заряжены ли ружья, легко ли доставать ножи из ножен.

Шекспир толкнул Ната и указал на валуны, обрамляющие восточную сторону холма:

— Последи за врагами. Я проверю заслон.

Нат направился к границе укрепления, там он положил «хоукен» на камень и высунулся из-за валуна. Черноногие приближались.

Нат начал сомневаться, что они с Шекспиром доберутся до места встречи трапперов. Теперь он уже никогда не оставит Уинону, и судьба его неразрывно связана с этим племенем. Глубокое восхищение мудростью и опытом своего спутника наполняло его сердце. Шекспир мог уехать в любой момент, если бы только пожелал, но он решил сражаться вместе с шошонами, несмотря ни на что.

В небе показался орел, несущий добычу.

Нат, рассеянно наблюдая за птицей, вспомнил о пере, прикрепленном к его голове. Как индейцы добывают перья? Он видел многих воинов, чьи головы, щиты и одежда были украшены перьями. Индейцы определенно не могли собрать столько перьев с мертвых птиц. Убивают орлов? Или, может, ловят их? Нат решил спросить об этом у Шекспира при первой же возможности.

Странный поворот судьбы! — задумался Нат. Теперь он, связанный тесными узами с группой кочующих индейцев Великих равнин, приготовился защищать этот народ, если понадобится, до конца. А всего полгода назад он и не думал об индейцах. Жил в Нью-Йорке, в самом большом городе великого народа, окруженный всеми благами, которые мог предложить мегаполис, имея возможность достать все, что необходимо, бросив монету или обменяв несколько чеков, и никогда не задумывался над тем, что всего в тысяче миль скитаются по равнинам сотни тысяч голодающих людей. Их существование зависело от капризов природы: то не было дичи, то наступала засуха. Зато их не сдерживали никакие бессмысленные правила и законы, регулирующие отношения так называемых цивилизованных людей. Каждый индеец был так же свободен, как первый человек в садах Эдема.

Опять это слово.

Свобода.

Много раз Нат спрашивал себя, почему белые предпочитают терпеть лишения в диком краю, когда проще вернуться назад в Штаты. Чем дольше он жил на Западе, тем очевиднее становился ответ.

Свобода.

Возможность мужчине или женщине жить так, как хочется, без ущерба для других, иметь еду на столе, добывая ее с помощью оружия или мотыги, шить одежду и строить собственные жилища, не рассчитывая ни на кого, кроме себя, быть полностью самодостаточными — такой образ жизни теперь казался ему идеальным. Осознание этого заставило его усмехнуться — он все чаще и чаще думал, как Шекспир.

Старый траппер подошел к Нату:

— Где они?

— Скоро будут здесь.

— Хорошо же, — зло усмехнулся Шекспир. — У нас будет маленький сюрприз для них.

— Не слишком ли мы рискуем?

— Хорошо, что Бешеный Пес не застал нас в другом месте. Здесь у нас все-таки преимущество, не так ли?

— Ты прав, — согласился Нат.

— И мы хорошо подготовились, — заключил Шекспир. — Если повезет, мы устроим им такую взбучку, что они, надеюсь, оставят нас в покое.

— Если бы…

— Большинство индейцев не очень-то рвутся умирать, — рассудил Шекспир. — Когда ход боя поворачивается против них и нет смысла понапрасну рисковать жизнью, они отступают.

— Это касается и Бешеного Пса? Он же любит воевать.

— Ни больше ни меньше, чем все индейцы.

— Почему же тогда он получил такое имя?

Старый охотник смотрел на черноногих:

— Слышал я, он взял себе это имя после схватки с бешеной собакой.

— Он сам выбрал себе имя?

— Это происходит постоянно. Дети индейцев получают имена сразу после рождения. Иногда их называют в честь какого-нибудь явления природы, случившегося в тот день, — например, ливня или грома, или по обнаруженному физическому изъяну у младенца. Женщины не меняют имен всю свою жизнь, но мужчины довольно часто берут себе другие имена — после своего первого подвига, вещего сна или схватки с диким животным.

— Вроде бешеной собаки?

— Или медведя гризли, — усмехнулся Шекспир.

— Они даже награждают такими именами и нас, белых, — задумчиво добавил Нат, вспомнив, как Белый Орел дал ему имя. Чем больше он узнавал о верованиях индейцев, тем больше дорожил такой честью.

Взглянув на молодого воина, Убивающий Гризли спросил:

— Откуда взялось такое странное имя — Тянущий Лассо?

Шекспир улыбнулся снисходительно:

— Не заблуждайся насчет этого имени. Молодой воин получил его за самый смелый из подвигов, которые я когда-либо видел.

— Ты был при этом?

— Да. Это случилось примерно три зимы назад, — сказал Шекспир и тут же сам себя поправил: — Прости. Три года назад. Во время сгона бизонов.

— То есть?

— Индейцы знают, как добыть бизонов много и сразу. Вот один из таких приемов: множество воинов выезжают на равнину, окружают стадо и сгоняют животных в тесный круг. Вот в этот-то момент и надо убивать их как можно быстрее. Дело это очень опасное, потому как бизоны, в особенности крупные самцы, могут запросто пронзить рогами и лошадь, и всадника.

Нат охотился на бизонов с дядей и легко представил себе эту сцену.

— Уж я-то никогда не стану охотиться подобным образом.

— Да уж, это не для трусов, — хмыкнул Шекспир. — Индейцы к тому же приближаются к животным не с ружьями, а с луками и копьями. Вот и Тянущий Лассо участвовал в таком сгоне. Один из его друзей упал на землю, когда бык распотрошил лошадь. И добрался бы до всадника, если бы не Тянущий Лассо. У него была при себе веревка, на которой он собирался оттащить одну из самочек, добытую им для пира в лагере. Копье свое он вонзил в другого бизона, и теперь мог остановить быка только тем, что было под рукой. Парень стал размахивать перед ним веревкой, волок ее по земле позади лошади, дергая из стороны в сторону, чтобы привлечь внимание, — вспоминал Шекспир. — И ты знаешь, сработало! Глупый бизон погнался-таки за веревкой, и другой воин застрелил его. Если бы не находчивость парня, друг его точно бы погиб.

— Теперь понятно, как он получил такое имя, — кивнул Нат.

— Еще не раз некоторые индейские имена покажутся тебе странными, пока не узнаешь их происхождение, — продолжил было траппер, но в этот момент к ним подъехал Тянущий Лассо вместе с другими воинами.

— Мы готовы к бою, — объявил он гордо.

— Хорошо, — ответил Шекспир, глядя на восток. — Вон ваши враги…

ГЛАВА 16

— Ты думаешь, они знают, что мы здесь? — спросил Нат.

— Должно быть, пока нет, — ответил Шекспир и сделал знак остальным воинам, чтобы те укрылись за камнями.

Нат осторожно выглянул.

— Где же твоя приманка? — поинтересовался Нат.

— А вот! — воскликнул траппер, указывая на лесные заросли поблизости.

Нат увидел, как двое воинов выскочили из-за деревьев и помчались прямо к холму, низко припав к спинам лошадей.

Тотчас же черноногие разом издали боевой клич и бросились за ними, размахивая оружием.

— Теперь мы узнаем, насколько умен Бешеный Пес, — сказал Шекспир. — Только бы заглотил наживку…

Нат сжал «хоукен» обеими руками и нервно затеребил курок.

— Теперь мы будем дожидаться, когда они подъедут поближе, — заявил Шекспир.

— Их так много. Как мы сможем им противостоять, если они будут совсем близко?

— Мы метко стреляем.

Нату не понравилась идея подпустить черноногих почти вплотную к валунам. Он бы предпочел перестрелять их с дальнего расстояния. Если черноногие пробьют брешь в их укреплении, не останется никаких шансов на победу.

Нат посмотрел на шошонов, обступивших его с обеих сторон. Один держал в руках карабин, у пятерых были луки, еще один воин был вооружен копьем. Юноша вспомнил, что старый охотник рассказывал ему о меткости индейских лучников, и надеялся, что это относится и к шошонам.

Внизу раздался выстрел.

Инстинктивно вскинув «хоукен» к плечу, Нат выглянул и понял, что это по глупости выстрелил один из черноногих и промахнулся.

Воины шошоны уже достигли подножия холма.

— Не нажимай на курок раньше меня, — сказал Шекспир, затем повторил приказ на шошонском наречии.

В воздухе повисло ожидание.

Едва сдерживая возбуждение, Нат украдкой бросил взгляд на женщин и детей, столпившихся неподалеку. Уинона не сводила с него глаз, и юноша улыбнулся ей, стараясь подбодрить и уверить, что все в порядке. Утренняя Роса склонилась над Черным Котлом, обрабатывая рану. Дети, лошади и собаки притихли, и Нат удивился, насколько все были дисциплинированны, даже малыши. Никто не плакал.

Двое шошонов скакали вверх по склону.

— Если ты заметишь черноногого в темной бобровой шапке, это и есть Бешеный Пес, — сказал Шекспир. — Не сомневайся, стреляй, и поточнее.

— Я редко встречал индейцев в шапках, — вспомнил Нат, наблюдая за приближающимися.

— Некоторые воины неравнодушны к шапкам, которые носят белые, — спокойно пояснил Шекспир, будто ничего вокруг не происходило. — Я знавал одного сиу, который имел привычку носить цилиндр и модный плащ. Кроме того, есть белые, которым очень нравится образ жизни индейцев. Ходят полностью голыми или только в набедренных повязках. — Он помолчал. — Никогда не видел в этом никакого смысла. А если обезумевшая лошадь протащит меня через кусты чапараля, когда на мне нет одежды?

Нат взглянул на траппера, удивляясь его легкомысленному поведению в то время, как они буквально смотрят смерти в глаза.

— Я хочу, чтобы ты знал, Шекспир, мне по душе время, которое мы провели вместе.

— Не говори так, Нат, мы еще не умерли. И только между нами — я не собираюсь умирать еще лет двадцать-тридцать. Когда старуха с косой придет за Шекспиром МакНейром, он еще поборется с ней.

Стук копыт возвестил о прибытии воинов, которые исполняли роль наживки. Они влетели через проход в восточной части укрепления и резко остановились. Шошоны соскочили на землю, женщины подбежали забрать разгоряченных мустангов. Воины тотчас присоединились к товарищам, укрывшимся за камнями.

Нат глянул вниз и нервно облизал губы, заметив, что черноногие уже поднимаются по склону холма. Он быстро пересчитал их — тридцать один! Втрое больше, чем их всех!

— Приготовься стрелять, — сказал Шекспир и повторил команду шошонам.

Нат нервничал и не спускал палец с курка. Ему понадобилась вся сила воли, чтобы не сделать поспешного выстрела. План старого охотника был в том, чтобы черноногие, погнавшись за приманкой, вели себя беспечно и не успели как следует осмотреть вершину холма.

Шекспир хмыкнул:

— Я всегда говорил, что черноногие сидят на своих мозгах. — Но тут же стал серьезным: — Будь наготове.

— Да-да, конечно… — поспешно заверил Нат, и разговор этот немного снял напряжение.

Черноногие были теперь всего в трех сотнях футов от укрепления, но благодаря пологому склону и валунам не могли видеть укрывшихся.

— Где, черт возьми, Бешеный Пес? — Шекспир с напряжением вглядывался в нападавших.

Нат видел только луки и ружья.

Все еще крича и улюлюкая, черноногие приближались к вершине.

Нат поднял «хоукен», заметив, что Шекспир сделал то же самое.

— Слушай, Нат.

Траппер говорил, не отрывая взгляда от нападающих: — Жаль, что твой дядя Зик погиб. Он гордился бы тобой, если бы видел, как ты приспособился к здешней жизни. Однажды он сказал мне, что ты — единственный из его родственников, кто чего-то стоит.

Нат растерялся от удивления.

«Почему Шекспир вспомнил об этом в такой момент?» — недоумевал он. Но времени для размышлений не оставалось.

Черноногие были совсем рядом.

— Отправим их в ад! — заорал Шекспир и поднялся из укрытия, прижав карабин к правому плечу.

Нат вскинул «хоукен». Изумление застыло на лицах нападавших. Увидев воина прямо перед собой, Нат нажал на спуск. Раздались еще выстрелы, и несколько черноногих почти одновременно свалились с лошадей.

Шошоны посылали стрелы так быстро, что едва успевали доставать новые и натягивать тетиву.

Застигнутые врасплох черноногие потеряли восьмерых за считанные секунды. Еще двое были тяжело ранены. Возникла паника. Черноногие резко остановили лошадей, пытаясь развернуться, но поскольку были слишком близко друг к другу, их беспорядочные усилия закончились полным смятением. Лошади сталкивались, воины кричали и ругались, поднялось облако пыли.

Кое-кто все же не растерялся… Натянув луки, двое скакали прямо на Ната.

Он в ужасе отпрянул, когда стрела просвистела над головой, опустил «хоукен» и вытащил оба пистолета. Но прежде чем он успел выстрелить, кто-то другой уложил одного, потом другого.

Тянущий Лассо выступил в проход, перекрывая путь черноногим. Он быстро прицелился и выстрелил. Раскинув руки в стороны, черноногий упал на камни.

Тянущий Лассо остался стоять на том же месте, его рука молниеносно выхватывала стрелы из колчана и натягивала тетиву.

Следующий враг успел все же выпустить стрелу, но она лишь задела парню плечо. Тот на мгновение изменился в лице, но тут же сделал ответный выстрел. Черноногий откинулся назад, острие вонзилось ему глубоко в глаз.

Нат мигом перевел свои пистолеты на воина, который никак не мог справиться с лошадью, и нажал на один из курков. Схватившись за грудь, тот сполз с коня.

Вот один из молодых шошонов выскочил из укрытия с копьем в руке, подбежал к черноногому и уже собрался метнуть копье, как неожиданно другой враг выстрелил в юношу из ружья. Шошон упал, но Нат успел прицелиться и выстрелить, угодив в грудь негодяю.

Разобравшись наконец с лошадьми, черноногие поспешно отступали вниз по склону.

Шошоны, потрясая оружием, издали победный клич.

— Мы это сделали! — ликовал Шекспир.

Мрачно кивнув, Нат осмотрел поле битвы. Он насчитал пятнадцать лежащих на земле тел черноногих, это означало, что в живых осталось еще шестнадцать. Неплохо, Нат отыскал взглядом шошона, которого убили на его глазах, и заметил еще одного, распростертого на земле со стрелой в груди. Стало быть, их осталось только девять, включая Шекспира и его самого.

— Однако ты не выглядишь счастливым, — заметил старый охотник.

— Они все еще превосходят нас числом.

— Да, но мы преподали им хороший урок! Они явно передумали снимать с нас скальпы.

— Ты действительно веришь в это?

— Нет, но человек всегда надеется на лучшее.

— Я так и не видел Бешеного Пса, — заметил Нат, перезаряжая оружие.

— Я отыскал этого сукина сына в общей куче, но не смог прицелиться, — посетовал Шекспир.

— Думаешь, он скрылся?

— Давай-ка проверим, — предложил траппер. — Но сначала…

Он взял рог с порохом и перезарядил карабин.

По крайней мере половина поверженных черноногих стонала от боли. Некоторые пытались уползти. Коренастый воин с пронзенной насквозь шеей встал было на колени, но согнулся, закашляв кровью.

— Давай прикончим их всех, — сказал Шекспир.

У шошонов появилась та же идея. Они ходили от тела к телу, втыкая в них ножи.

Нат засунул пистолеты за пояс и поднял карабин. Взглянув на юг в сторону леса, он не заметил никаких следов черноногих.

Один из шошонских воинов наклонился, чтобы прикончить черноногого, который лежал лицом вниз, но тот внезапно вскочил и ударил парня ножом, еще и еще.

«Хоукен» Шекспира рявкнул, и черноногий успокоился навсегда.

Старик подбежал к раненому шошону и опустился на колени, чтобы осмотреть его. Нат тоже подошел.

— Не жилец, — с сожалением заключил Шекспир. «Теперь нас осталось восемь…» — подумал Нат. И тут черноногий, пронзенный стрелой, внезапно вскочил, сжимая в поднятой руке томагавк.

ГЛАВА 17

Нат, возможно, выстрелил бы из «хоукена», который держал на уровне пояса, и, возможно, попал бы в цель с такого близкого расстояния, но между ним и черноногим оказался Шекспир.

Старый охотник как раз поднимался с колен, когда случилось непредвиденное. Он поскользнулся в липкой луже крови и опрокинулся назад.

Нат не успел отступить. Шекспир повалился на него — оба оказались на земле. Прежде чем хоть один из них сумел встать, черноногий коротким, сильным ударом томагавка поразил траппера в грудь. Нат мигом вскочил и, не целясь, выстрелил почти в упор. Черноногий рухнул, а Нат наклонился к Шекспиру:

— Как ты?

Траппер лежал на боку, кровь из рваной раны сочилась на землю. Карабин валялся рядом. Сморщившись, Шекспир покачал головой:

— Жаль. Я должен был остановить его. Лет десять назад он бы ни за что не успел коснуться меня.

— Не разговаривай, — попросил его юноша, вставая на колени. — Позволь мне взглянуть на рану.

— Пустяки, — пробормотал старый охотник.

— Я сам решу, насколько это серьезно, — сказал Нат. Тянущий Лассо и четверо других шошонов собрались вокруг.

— Каркаджу умирает? — спросил высокий шошон.

— Да не умираю я, хлопотун. Царапина, только и всего.

— Не разговаривай, — попросил Нат и взглянул на молодого воина. — Проверьте остальных черноногих. Прикончите всех. Но будьте осторожны. Мы не можем позволить себе потерять еще кого-то.

— Мы осторожно, — пообещал Тянущий Лассо и повернулся, чтобы идти.

— И пусть кто-нибудь присматривает за деревьями, — добавил Нат. — Черноногие могут напасть неожиданно.

— Следим как ястребы, — ответил молодой воин и отошел, жестом приказав другим собраться вокруг него.

— А он молодец, — заметил траппер и сильно закашлялся.

— Когда ты замолчишь? — возмутился Нат и начал расстегивать рубашку.

Шекспир отвел руку в сторону:

— Спасибо большое, но я могу раздеться сам. И не понимаю, что ты так волнуешься из-за царапины. — Скорчившись от боли, он сел.

— Расстегивай рубашку, — приказал Нат.

— Кто это тебя назначил здесь вождем?

— Если не ты, то я сам.

— Ты становишься противным, — проворчал старый охотник, вытаскивая край рубашки из-за пояса и поднимая ее. — Разве ты что-нибудь понимаешь в медицине?

Нат наклонился, чтобы осмотреть рану:

— Однажды, когда был еще подростком, я нашел раненого воробья и пытался вернуть птичку к жизни.

— Пытался?

— Она умерла, — признался Нат и усмехнулся.

— Ничего, научишься, сынок, — ободряюще улыбнулся Шекспир.

Острое лезвие томагавка разрезало рубашку и примерно на дюйм вошло в плоть. Несомненно, слабость черноногого уменьшила силу удара. Если бы воин был в лучшей форме, последствия могли бы оказаться совершенно иными. Хотя кровь продолжала течь, рана не была опасной.

— Будешь жить, — заключил Нат.

— Без тебя знаю.

— Попрошу женщин перевязать рану.

Опустив рубашку, Шекспир воспротивился:

— И не вздумай.

— Или женщина сделает это, или я — разница большая, — возразил Нат.

Старик открыл было рот, собираясь поспорить, но, очевидно, передумал и покачал головой:

— Ладно, будь по-твоему. Чем дольше я тебя знаю, тем больше понимаю, что ты очень похож на Зика.

— Буду считать это комплиментом.

— Да. Зик тоже был упрямым бараном, — засмеялся Шекспир и медленно встал, опираясь на карабин. — Дай мне минут пять, и я буду в порядке.

— Не волнуйся, пока у нас есть передышка. Так ты говоришь, рано или поздно черноногие должны вернуться.

— Скорей всего поздно.

— Когда же?

— Мне кажется, что это произойдет перед заходом солнца. А возможно, Бешеный Пес нападет на нас на рассвете.

— Почему на рассвете?

— По привычке. Воины любят совершать неожиданные набеги на рассвете — в основном потому, что индейские деревни редко охраняются. Конечно, они могут напасть в любое время, если уверены, что у них преимущество, но все же предпочитают рассветы.

Нат смотрел на лес у подножия холма, изучая стену из зеленых деревьев, которая хорошо скрывала врагов. Должно быть, и черноногие наблюдают за ними, планируя свою атаку. Вполне возможно.

Расположение холма было на руку защитникам. Открытые склоны позволяли издали заметить даже собаку, не то что отряд воинов. Только с северной и южной сторон, где были заросли, черноногие могли подобраться незамеченными. Так что южный склон представлял собой большую угрозу. Деревья почти доходили до укрепления, последние были примерно в сорока футах — на расстоянии выстрела из ружья или лука.

Жалобный вой раздался у Ната за спиной, он повернулся и увидел, что шошоны добивают раненых черноногих и снимают с них скальпы с жутким, необузданным весельем.

Тянущий Лассо, ухмыляясь, как раз срезал волосы с того, чье горло только что перерезал.

Нат обратился к трапперу:

— Давай-ка займемся твоей раной. — И он отправился ко входу в укрытие.

— Ты прирожденный лидер, — сказал Шекспир, двигаясь с чуть меньшей, чем обычно, живостью.

— Да уж…

— Я серьезно. Ты можешь стать весьма известным в этих краях.

— Томагавк, должно быть, задел твои мозги, — хмыкнул Нат.

— Смейся, если хочешь, но старик Уильям делает это лучше, — ответил старый охотник. — Иные родятся великими, иные достигают величия, а иным величие жалуется[14]. Ты можешь попасть в одну из этих категорий.

— Я решу это, если останусь в живых, — сказал Нат, входя в укрытие.

Женщины и дети все еще толпились в центре. Один из воинов стоял на камне с южной стороны и смотрел на темный, зловещий лес.

Уинона счастливо улыбнулась.

Нат подошел и знаками попросил ее помочь Шекспиру, девушка с готовностью согласилась.

Утренняя Роса тоже изъявила желание помочь.

— Ты уже совсем освоился с ними, — заметил старый охотник. — Не рано ли?

Не обратив внимания на колкости друга, Нат посмотрел на солнце над головой и отметил, что осталось по крайней мере часов пять до заката. Хорошо бы за это время придумать, как выбраться отсюда или уничтожить черноногих. Нат взглянул на Черного Котла и с удивлением обнаружил, что глаза воина открыты и смотрят на него. Чувствуя странную неловкость под таким испытующим взглядом, он улыбнулся и кивнул.

Утренняя Роса достала кожаный мешочек и приложила истолченную смесь сухих трав к ране Шекспира.

Черный Котел говорил что-то Нату слабым голосом, делая над собой явное усилие.

— Ну дела! — воскликнул Шекспир, когда вождь закончил.

— Что он сказал? — спросил Нат, понимая, что Уинона и Утренняя Роса смотрят на него выжидающе.

Старик противно хихикнул:

— Он наблюдал за твоим боем с черноногими и говорит, что ты прирожденный воин.

— Скажи спасибо.

— Есть еще кое-что. Он хочет, чтобы ты женился на его дочери… — начал Шекспир, и по его тону было понятно, что он в любой момент готов расхохотаться.

— Я уже знаю это, — напомнил ему Нат.

— Прямо сейчас! — закончил старик, прыснув в кулак.

— Сейчас?

— Сию минуту.

— Не может быть и речи! — выпалил Нат.

— Но почему?

— Во-первых, мы окружены и на нас могут напасть в любую минуту. Вряд ли это подходящее время для свадьбы.

— Ты уже знаешь их поговорку: не существует иного времени, кроме настоящего, — добродушно заметил Шекспир.

Раздражаясь все больше, Нат посмотрел на своего наставника:

— Будь серьезен, прошу тебя.

— Серьезнее некуда. — Траппер показал на Черного Котла. — Посмотри на него. Хорошенько посмотри.

— Ну и?

— Что ты видишь?

Нат отметил мертвенно-бледное лицо вождя, затрудненное дыхание, увидел, что кровь все еще сочится из раны. Нахмурившись, Нат ответил:

— Вижу умирающего человека.

— Точно. Он знает, что ему немного осталось. Потому он и попросил меня узнать точно: женишься ли ты на его дочери. Он хочет видеть, как вы соединитесь, прежде чем он уйдет в мир иной, — с явным почтением в голосе объяснил старый охотник. — Можешь ли ты сердиться на него за это?

— Нет, — тихо ответил Нат. Он почти чувствовал, как глаза индейца сверлят его, словно вождь старается прочитать его мысли или проникнуть в душу.

Уинона сказала что-то на языке шошонов.

— Она говорит, что выйдет за тебя, если ты готов ее взять, — перевел, усмехаясь, траппер. — Ты определенно не можешь обвинить Уинону в застенчивости.

— Я даже не знаю… — Нат был в нерешительности. Он ведь уже пообещал старому воину связать себя узами брака, и вот теперь его ставили перед фактом, отчего в голове мелькало множество противоречивых мыслей. Нат и Уинона едва знали друг друга. Что если это только плотское влечение? А если однажды он решит, что совершил ошибку, и захочет вернуться в Нью-Йорк, к Аделине? Взять с собой Уинону? Некоторые на его месте так и поступили бы, но это не в его характере. Нат не терпел обмана.

Уинона продолжала говорить.

Когда она закончила, Шекспир прокашлялся и обратился к Нату с весьма серьезным выражением лица:

— Натаниэль, девушка сказала важную вещь. Если ты изменил свое решение, она поймет. Она знает, как трудно жить в браке белым и индианкам, многие наши соплеменники презирают ее народ. Уинона не хотела бы быть обузой для тебя. Она со своей стороны не будет возражать, если ты захочешь отказаться от брака, для нее не имеет значения, что ты пообещал ее отцу.

Нат взглянул на девушку и увидел в ее прекрасных глазах страх перед возможным отказом, опасение, что ее сердце будет разбито тем, кому она уже всецело и безоговорочно отдала себя. Не сознавая, что делает, Нат подошел и нежно погладил Уинону по щеке.

— Скажи ей, что я человек слова. Я стану ее мужем, если она того желает.

Необычно хриплым голосом Шекспир перевел. На лице Уиноны появилось облегчение, она взяла Ната за руку.

— Я все же не понимаю, как мы можем пожениться здесь, — рассеянно заметил жених. — Разве нам не нужен священник, чтобы сделать все торжественно и законно?

Шекспир хмыкнул:

— К западу от Миссисипи не существует никаких законов. Никто здесь с ними не считается. Что ты ожидаешь увидеть? Белое платье и органную музыку?

— Да нет, конечно, — робко ответил Нат.

— Тебе предстоит жениться по индейским обычаям, — заявил траппер и заправил рубашку. — Оставайся здесь. Я займусь приготовлениями.

Он поспешил прочь, что-то бормоча себе под нос.

Нат стоял рядом с Уиноной, потеряв дар речи, слегка ошарашенный таким поворотом событий. Он действительно собирается жениться? В своем ли он уме, может, это последствия ужасных событий, которые ему довелось пережить, с тех пор как он покинул Сент-Луис?

Новость быстро разлетелась. Тянущий Лассо и другие воины, закончив снимать скальпы, заняли оборонительные позиции вдоль укрепления. Женщины и дети, перешептываясь, собрались вокруг волокуши Черного Котла, чтобы следить за происходящим. Все с интересом смотрели на жениха.

Нат чувствовал себя неловко, будто под микроскопом.

Шекспир, постоянно улыбаясь и нарушая тем самым торжественность ситуации, велел молодым встать напротив Черного Котла.

— Ты готов? — спросил он жениха.

— Почему я чувствую себя так, будто взбираюсь на гору?

— Ты уже достиг вершины. Так ты готов?

— Есть ли на свете хоть один мужчина, который считает, что готов к браку?

— Сейчас не время философствовать. Ты готов или нет, черт тебя побери?

Нат глубоко вздохнул и кивнул:

— Готов.

— Хорошо. — Шекспир повернулся к Черному Котлу. Тот приподнялся на локтях и передал через траппера несколько вопросов:

— Ты хочешь взять Уинону в жены?

— Ты уже знаешь, что да.

— Ты обещаешь защищать ее, относиться к ней хорошо, оставаться с ней в горе и в радости?

— Да, — сказал Нат.

— Ты обещаешь продолжить род и иметь столько сыновей, сколько сможешь?

— Сделаю все, что в моих силах.

— Что ты можешь предложить, чтобы купить ее?

Нат смутился:

— Купить? Никто не говорил мне об этом.

— Я же рассказывал тебе, что индейцы покупают своих невест! При других обстоятельствах Черный Котел взял бы шесть лошадей за такую симпатичную девушку. Тут особенный случай, но тебе все же надо что-то предложить.

— У меня нет шести лошадей, — сказал Нат. — Все, что у меня есть — эта вот вьючная лошадь.

— По рукам, — заявил Шекспир и начал что-то говорить Черному Котлу.

— Подожди минутку! — воскликнул Нат. — Я не имел в виду…

— Поздно, — прервал его друг. — Вождь принимает твой дар. Мои поздравления: теперь вы муж и жена.

Нат ошеломленно взглянул на Уинону, которая стояла, скромно опустив голову.

— Как, и это все? Ты шутишь.

— Нисколько, — отозвался траппер и крепко пожал юноше руку. — Позволь мне быть первым, кто принес тебе свои соболезнования.

— Соболезнования?

— Я был женат, если помнишь.

Нат выдернул руку и жестом показал на Уинону:

— А как насчет нее? Она не приносит клятвы?

— Какие клятвы? Ты отдал Черному Котлу лошадь. Он отдал тебе дочь. Все очень просто.

— Но ведь…

— Поздно менять свое решение, — заметил Шекспир, сверкнув глазами. — Ты женат.

— Но…

— Я с сожалением сообщаю также, что тебе не стоит целовать невесту. Шошоны не демонстрируют свои чувства на людях. Прибереги смущение до того момента, когда вы останетесь одни.

— Но должно же быть еще что-нибудь, кроме этого! — возмутился юноша.

— Ты хочешь соблюсти все формальности? Обычно устраивают большой праздник, чтобы отметить событие. Но при сложившихся обстоятельствах, думаю, пир придется отложить. Ты согласен?

Нат беспомощно кивнул. Мысли метались в голове, тело не слушалось. Он лишь смотрел на свою невесту, то есть теперь уже жену, восхищаясь ее удивительной красотой и очарованием.

В следующую секунду резкий вскрик заставил Ната вернуться в реальность, в полном смысле этого слова.

Одна из женщин покачнулась и упала, пронзенная стрелой.

ГЛАВА 18

Всех охватила паника.

Люди искали, где бы спрятаться, раненую женщину на руках перенесли к камням возле источника. Воин, следивший за южным склоном холма, что-то возбужденно кричал, и шошоны бежали к нему.

— Идем, — сказал Шекспир и поспешил туда.

Нат взглянул на Уинону, сожалея, что они поженились при таких обстоятельствах. Он не мог сейчас даже обнять ее, чтобы выразить свои чувства. Только нежно пожал ей руку и бросился вслед за траппером.

Тянущий Лассо, не отрывая взгляда, смотрел в сторону.

— Красный Нож видел там черноногих, — объяснил он, показав на ближайшие деревья.

— Эти ублюдки собираются перестрелять нас издали, — злился Шекспир. — Попытаются ослабить нас перед тем, как напасть.

Словно в подтверждение сказанного, воин указал вверх.

Нат поднял глаза и успел заметить, как в лучах солнца сверкнул наконечник стрелы.

Тянущий Лассо криком предупредил соплеменников, шошоны спрятались за камни.

Но стрела все же нашла себе жертву — оставленную кем-то лошадь. Заржав от ужаса и боли, та понеслась вниз по восточному склону.

Несколько воинов попытались остановить ее, но безуспешно.

— Черт побери этих гадов! — в ярости закричал Шекспир и погрозил кулаком в сторону деревьев.

— Пригнись! — крикнул ему Нат, схватил траппера за руку и потащил в безопасное место, за валуны. — Что ты делаешь? Хочешь, чтобы тебя убили?

Траппер закашлялся и согнулся, схватившись за левый бок. Через минуту приступ прошел, и он прислонился к камню.

— Вот так-так! Я уже не столь проворен, как прежде, — расстроился он.

— Только потому, что тебя ранили.

— Ну и что с того? Проживешь здесь с мое, тоже привыкнешь не обращать внимания на подобные вещи.

— Ты невозможен, — проворчал Нат, осматриваясь вокруг.

Лошади, столпившиеся в центре, были со всех сторон открыты, да и шошоны, включая Уинону и ее семью, хотя и укрылись за валунами, но на опасных, однако, сторонах.

— Надо собрать всех на южной стороне, — распорядился Нат.

Тянущий Лассо кивнул в знак согласия и начал созывать людей в безопасное место.

— Я сейчас вернусь. — Нат направился к своим новым родственникам.

На полпути услышал возглас Шекспира:

— Еще стрела! Берегись!

Нат повернулся и успел заметить стрелу с блестящим наконечником. Она летела прямо в гнедого жеребца.

Сознавая, что могут быть еще стрелы, Нат поспешил туда, где Уинона и Утренняя Роса уже разворачивали лошадь, которая тащила волокушу. Черный Котел откинулся на спину, утомленный последними событиями.

Нат знаками выразил желание вести лошадь, взял поводья и направился к южной стороне укрытия. Мать и дочь шли рядом с волокушей, готовые прийти на помощь вождю.

Племя уже собиралось в указанном месте.

— Еще стрелы! Много стрел! — снова послышался предостерегающий крик Шекспира.

Нат не успел опомниться, как стрела вонзилась в левое плечо Утренней Росы, должно быть вблизи сердца. Нат увидел в глазах женщины острую боль, которая уступила место чему-то другому — как ему показалось, печали, и Утренняя Роса опустилась на землю.

Уинона закричала и кинулась к матери.

— Мы уже ничем не сможем ей помочь, — сказал Нат, но жена не поняла его.

Черный Котел смотрел на жену в молчаливом ужасе.

На холме царило смятение. Шестеро воинов были ранены или убиты, две женщины хрипели в предсмертной агонии. Раненые лошади, обезумев, носились по кругу. Оставшиеся в живых шошоны притаились у южной стороны укрытия.

— К валунам! Скорее! — закричал Нат Уиноне.

Та склонилась над матерью, не обращая внимания ни на что. Подбежал Шекспир:

— Я позабочусь о Черном Котле, Нат. Ты займись женой.

— Уверен, что справишься?

— Ты еще будешь спорить! — возмутился Шекспир, подхватив вождя под руки.

Нат подошел к Уиноне и положил руки ей на плечи.

— Вставай, — попросил он. — Надо идти.

Девушка рыдала, слезы текли по ее щекам.

— Ну же! — Нат попытался поднять ее.

Стрелы снова засвистели над головой. Нат схватил Уинону за руку и потащил ее к спасительным валунам.

Поток стрел обрушился вниз. Были ранены еще четверо шошонов и три лошади.

Черный Котел, не отрывал взгляда от тела жены, прислонился к ближайшему камню, в его печальных глазах едва теплилась жизнь.

— Грязные подонки! — рявкнул Шекспир. Тянущий Лассо и несколько воинов в отчаянии стреляли из луков в сторону леса.

— Поберегите стрелы, — посоветовал Нат. — Они вам понадобятся.

Молодой воин обернулся. На его лице застыла ярость.

— Сердце Бешеного Пса мое! — зарычал он.

— Тебе придется ждать своей очереди, — сказал Нат, глядя на Утреннюю Росу.

— Что-то надо придумать, — начал Шекспир и тут же выругался: — Черт! Опять стрелы!

На этот раз, к счастью, никто не пострадал.

— Мы не можем бежать, — заметил Шекспир. — Не хватит лошадей, да и нас все равно догонят.

— Может, спрячемся в лесу? — предложил Тянущий Лассо.

— Это самоубийство, — возразил седовласый траппер. — Повезет, если хоть один из нас сумеет добраться до леса. А что будет с детьми и женщинами? Мы оставим их на милость Бешеного Пса? Недолго думая, можно догадаться, что этот сукин сын сделает с ними.

Тянущий Лассо согласно хмыкнул. Траппер повернулся к Нату:

— Ну а ты что молчишь? Есть идеи?

— Нет, к сожалению.

— Мы должны… — начал было Шекспир, но, посмотрев на небо, предостерег: — Опять!

Четыре тонкие стрелы вонзились в землю. Лошади и собаки теперь столпились вокруг источника и были в безопасности.

Нат задумался. Черноногие опять выпустили только четыре стрелы. Почему? Берегут силы для атаки?

— Думаю, мы продержимся до темноты и ускользнем, — рассуждал Шекспир. — Здесь, за валунами, мы в безопасности какое-то время.

Нат почувствовал тревогу. Интуиция подсказывала ему, что что-то не так, но он не мог понять, что именно.

— А что, — продолжал Шекспир с энтузиазмом. — Даже если черноногие расставят часовых вокруг холма, мы сможем пробиться, прикрыв женщин и детей.

— Женщины, дети сражаться, — объявил Тянущий Лассо.

— Я знаю, они могут, — подтвердил траппер. — Храбрость шошонских женщин известна всем.

Юноша взглянул на жену, которая беззвучно плакала, склонив голову на левое плечо отца. Нат хотел обнять, утешить ее и уже протянул руку, когда Шекспир сказал то, что только усилило его беспокойство:

— Если эти паршивые черноногие попытаются подкрасться к нам, мы их услышим. Им придется идти по гальке. Мы тоже должны помнить об этом, когда будем выходить отсюда ночью.

Вот-вот! Нат вспомнил, что видел гальку на восточном и западном склонах холма. Но не заметил осыпи ни на юге, где теперь собрались черноногие, ни на севере.

Север!

Казалось, холодный ветер пронзил юношу насквозь, когда он взглянул на валуны в северной части вершины. Стрелы прогнали шошонов от камней, и северный склон холма оказался незащищенным и у врагов появилась прекрасная возможность для нападения.

А что если шошонов умышленно прогнали с севера?

Может, черноногие умнее, чем о них думают?

Что если Бешеный Пес и не собирается ждать ни заката, ни завтрашнего утра, чтобы нанести удар?

Почему черноногие выпускали определенное количество стрел? И почему они делали короткие перерывы между обстрелами? Чем были заняты враги в эти промежутки?

— Шекспир, — тихо позвал Нат, изучая северную часть укрепления со смешанным чувством страха и сомнения, надеясь на то, что ошибся.

Но траппер беседовал с Тянущим Лассо, и Нат понял, что тот его не услышал. Юноша потянулся за «хоукеном» и вспомнил мудрый совет, который дал ему Шекспир после столкновения с ютами: «Всегда доверяй своему чутью, не обращай внимания на то, что будет говорить тебе более опытный человек. Слушайся своего внутреннего голоса». И вот внутренний голос кричит ему, что над ними нависла опасность! И Нат повторил громко и настойчиво:

— Шекспир!

Старый охотник посмотрел на него с беспокойством:

— Что случилось?

— Вот оттуда могут… — начал было Нат. И увидел их! Черноногие обходили валуны, оглушительно крича.

Он вскинул карабин, почти не целясь, выстрелил и увидел, что попал. Тут же грохнул карабин Шекспира, и второй нападавший упал на камни.

Эти два выстрела, прозвучавшие почти одновременно с появлением черноногих, ненадолго задержали врагов. Они припали к земле, чтобы не стать следующей жертвой. Черноногие надеялись застать защитников врасплох и теперь были поражены, что сопротивление оказалось таким стремительным и смертоносным.

Выстрелы привели врагов в замешательство, и эти несколько секунд дали шошонам возможность прийти в себя от потрясения. Они бросились в атаку.

Нат перезарядил карабин, Шекспир сделал то же самое.

Уинона с искаженным яростью лицом и сжатыми кулаками загородила собой отца.

Неистовство охватило шошонских воинов — они сражались за жизни своих родных, за каждого оставшегося в живых соплеменника, и сознание этого придавало им нечеловеческие силы. Под градом стрел мгновенно пали шестеро нападавших.

Нат снова поднял «хоукен» и увидел, что только у немногих врагов с собой луки и ружья. Большинство были вооружены дубинками, томагавками и ножами — тем, что больше подходило для ближнего боя. «Почему же они не взяли ружья и луки, чтобы побыстрее разделаться с шошонами?» — спросил себя юноша. Он получил ответ, прицелившись в рослого черноногого, который только что нанес удар шошонскому воину. Ку! Черноногие хотели добыть как можно больше ку, а сделать это они могли, только встретившись с врагами лицом к лицу. Однако Нат твердо решил им помешать. Он нажал на курок, и пуля угодила черноногому в лоб.

В центре окруженной валунами площадки шла рукопашная схватка. Мелькали ножи, дубинки, рассекали воздух томагавки.

Нат увидел, как Тянущий Лассо орудует ножом против троих. Прислонив карабин к валуну, юноша вытащил один из пистолетов, подал его Уиноне, а сам ринулся в гущу боя, доставая другой. Водоворот тел мешал ему ориентироваться, но Нат все же сумел подобраться к Тянущему Лассо и выстрелить в черноногого, размахивающего дубинкой. Тот рухнул на землю.

Другой, в ноговицах из оленьей кожи и темной меховой шапке, с воплем бросился к Нату, размахивая томагавком.

Времени перезаряжать пистолет не было. Нат тоже выдернул томагавк и отразил удар, направленный в голову, затем попытался рубануть воина в живот.

Черноногий ловко уклонился и замахнулся снова.

Нат опять отразил удар, затем еще и еще, изо всех сил защищаясь от проворного воина и его неослабевающей атаки.

Черноногий взглянул под ноги и неожиданно улыбнулся! Ничего не понимая, Нат ринулся было вперед, но тут, наткнувшись на камень, потерял равновесие и упал.

Крича от восторга, черноногий подскочил к нему и занес томагавк для смертоносного удара.

Лежа на спине с раскинутыми в стороны руками, Нат замер в ожидании ужасного момента. Сверкающее лезвие повисло в воздухе, но черноногий теперь смотрел вперед, на что-то невидимое Нату.

Дикая ярость исказила лицо воина, и он замахнулся, собираясь метнуть томагавк.

Раздался выстрел.

С простреленной головой враг обмяк, выронил томагавк и грохнулся на камни.

Нат вскочил на ноги и повернулся, ожидая увидеть Шекспира. Но, к его удивлению, перед ним стоял Черный Котел.

С дымящимся пистолетом в руках вождь шошонов улыбнулся, с благодарностью глядя на Ната, и медленно опустился на колени.

Пренебрегая собственной безопасностью, юноша подбежал к Черному Котлу, узнал свой пистолет и понял, что это Уинона дала его отцу.

Уинона!

Где же она?

Нат оглядел вершину. То, что он увидел, поразило его.

Одиннадцать шошонских женщин вступили в бой, вооруженные ножами, камнями и тем, что попалось им под руки. Пятеро мальчиков от восьми до четырнадцати лет тоже пришли на помощь воинам. Черноногие сражались яростно, но теперь они были в меньшинстве и уже знали, что удар ножом, нанесенный обезумевшей женщиной или мальчиком, столь же опасен, как и удар воина. Само существование шошонов сейчас было под угрозой, и каждый как мог встал на его защиту.

Справа от Ната метнулась фигура, он повернулся, думая, что это черноногий. Но это была Уинона. Она подбежала и села на корточки рядом с отцом. Лицо девушки было печально.

Понимая, что опасность еще не миновала, Нат быстро перезарядил оба пистолета. Когда он брал оружие из рук Черного Котла, вождь посмотрел ему в глаза и произнес всего лишь одно слово.

Крик ликования огласил округу. Победа!

Девять черноногих были мертвы, валяясь в лужах собственной крови. Остальные скрылись.

Ряды шошонов тоже изрядно поредели — на ногах были всего лишь пятеро воинов, включая Тянущего Лассо, который все же держался за раненую грудь. Другие тоже были ранены, но не опасно. Пострадали некоторые женщины.

— Мы сделали это!

Услышав знакомые слова, Нат повернулся — Шекспир стоял ссутулившись, с лицом, грязным от пота и пыли.

— Ты не думаешь, что черноногие вернутся? — спросил юноша.

Старый охотник покачал головой:

— Вряд ли. Они получили хороший урок. — Он посмотрел на черноногого, убитого Черным Котлом. — Ты это сделал?

— Нет, Черный Котел.

— Полагаю, он не стал бы возражать, — сказал Шекспир и подошел к шапке, лежавшей в пыли, поднял ее, стряхнул пыль и протянул Нату. — Возьми. Не хочу, чтобы хорошая вещь пропадала, а у меня уже есть такая.

— Зачем мне?

— Скоро зима, — настаивал траппер. — Не спорь. Черный Котел хотел бы, чтобы шапка Бешеного Пса была у тебя.

— Бешеного Пса? — удивился Нат. Он взял искусно сделанный головной убор, коснулся мягкого меха. — Может, Черный Котел все же будет носить ее? — Нат повернулся, чтобы отдать трофей вождю.

Уинона стояла на коленях, сжав руки, с глазами, полными слез. Перед ней с выражением глубокого, неземного покоя на лице лежал Черный Котел…

ЭПИЛОГ

— Не все так плохо, как тебе кажется.

Нат посмотрел на своего друга, нахмурившись из-за его грубого замечания, затем перевел взгляд на долину, лежащую перед ним. Он крепче сжал поводья лошади и сказал с иронией:

— Конечно, все прекрасно. Родители моей жены мертвы, и это еще далеко не все.

— Я имел в виду другое, ты же знаешь, — возразил Шекспир. — Я по ним скучаю даже больше, чем ты. Они же были моими близкими друзьями.

Нат почувствовал укол совести:

— Извини. У меня плохое настроение.

— Теперь ты женат и не должен раздражаться на своих друзей, — заметил траппер усмехаясь. — Для чего, по-твоему, нужна жена?

— Мне это ужасно интересно.

— Кто-нибудь говорил тебе, что ты слишком серьезно относишься к жизни? — спросил Шекспир.

— Я отношусь к жизни как умею.

Они помолчали.

Старый охотник слегка закашлялся.

— Вообще-то я хотел сказать, что после бегства черноногих тебе достались две лошади — и для жены, и для поклажи.

— Ты прав, — сказал юноша сухо. Шекспир раздраженно зашипел:

— Не думал, что ты можешь быть таким сердитым.

— У меня есть на то причины, — ответил Нат. Он повернулся в седле и оглянулся на шошонов, едущих сзади, стараясь не смотреть на жену, которая ехала ярдах в двух позади него.

— Ты собираешься хандрить всю дорогу, пока мы не приедем на встречу? — спросил Шекспир.

— Может быть, — отозвался Нат, снова глядя перед собой.

— Ты капризен, как ребенок!

Нат вспыхнул и повернулся к трапперу:

— Черт побери! Ей надо было послушаться меня!

Улыбка осветила лицо старого охотника.

— С каких это пор жены должны слушаться мужей? Тебе еще предстоит многое узнать о семейной жизни. Когда женщина соглашается выйти замуж, это не значит, что она будет делать все, что захочет муж. Она сохраняет право на собственное мнение и будет поступать так, как считает нужным. При каждом удобном случае. Иногда, я думаю, им необходимо поспорить, иначе не успокоятся. — Он замолчал было, но продолжил: — А уж заводятся они по любому поводу. В девяти из десяти случаев женщина обведет мужчину вокруг пальца. Всегда помни это.

— Любишь же ты советовать!

— Подожди. Я не предлагаю тебе соглашаться и уступать жене в каждой ссоре. Ты и не можешь позволить себе быть слабым. Женщины не уважают слабаков. Жена будет дуться, злиться и ссориться с тобой по самым глупым поводам, хотя все, что она хочет от мужа, — чтобы он был сильным, — с пафосом сказал Шекспир и покачал головой, удивляясь сам себе. — Что же получается? Они выходят замуж за сильного мужчину, а после сердятся, если он не уступает ей во всем.

— Я обязательно запишу твои мудрые слова для потомков, — пошутил Нат.

— Приятно видеть, что у тебя все еще есть чувство юмора.

Нат вздохнул и посмотрел на своего старого советчика:

— Так ты думаешь, я не прав?

— Кто может сказать наверняка? Я думаю, Уинона не понимает, почему ты так расстроен. Для нее это естественно. Как есть и спать. Это надо было сделать, и она сделала.

— Во что же это я ввязался? — спросил Нат риторически.

— Разве это не большая любовь? — в тон ему ответил Шекспир.

— Любовь, — тихо повторил Нат, все еще сильно расстроенный. Но он действительно любил ее! В этом-то и была проблема. Он любил ее всем сердцем, заботился о ней и не мог даже думать о том, чтобы причинить ей боль. К несчастью, он не мог следить за женой двадцать четыре часа в сутки.

— Мы приближаемся к месту встречи, — напомнил траппер.

Нат кивнул и придержал лошадь, чтобы жена могла догнать его. Он улыбнулся, любуясь ее красотой.

Уинона ответила ему тем же.

Нат заставил себя улыбаться и тогда, когда взгляд его опустился ниже, на полоску кожи, обернутую вокруг ее левой руки, и поддерживающую повязку, которую Уинона сделала, чтобы остановить кровь из отрубленных кончиков двух пальцев.

Во что же он ввязался?

Время покажет.

1

У. Шекспир. «Гамлет». Пер. Б. Пастернака.

2

У. Шекспир. «Троил и Крессида». Пер. Т. Гнедич.

3

У.Шекспир. «Троил и Крессида». Цитата изменена, у Шекспира: «У некоторых людей в голове мозгу не больше, чем у тебя в пятках!»

4

У. Шекспир. «Троил и Крессида». Пер. Т. Гнедич.

5

В. Шекспир. «Король Иоанн». Пер. Н. Рыковой.

6

Скво — индианка.

7

У. Шекспир. «Король Генрих». Пер. Б. Пастернака.

8

У. Шекспир. «Два веронца». Пер. В. Левина.

9

У. Шекспир. «Бесплодные усилия любви». Пер. М. Кузьминой.

10

У. Шекспир. «Трагедия Юлия Цезаря». Пер. М. Зенкевича.

11

Название одной из комедий У. Шекспира.

12

У. Шекспир. «Гамлет». Пер. М. Лозинского.

13

У. Шекспир. «Гамлет». Пер. М. Лозинского.

14

У.Шекспир. «Двенадцатая ночь». Пер. М.Лозинского.