Итак, только двое знали пока о том, что случилось в Кулеминске.
      Событие это было мирового значения, хотя в то же время таким не являлось, потому что мир о нем еще ничего не знал. Все зависело от того, как поведут себя люди, которые с ним впервые столкнулись.
      Возможно, некоторые подумают, что Алексей Палыч и Боря Куликов поступили неправильно. Может, оно и правильно, что неправильно. Но только, может, оно и неправильно, что неправильно? Давайте начнем с начала.
      Если начинать с начала, то нужно сказать, что Боря Куликов с глубокого детства был в душе конструктором. С малых лет он интересовался механизмами, в особенности теми, которые движутся.
      В шестилетнем возрасте он с помощью отвертки и ножниц за час сумел разобрать на части мамину электрическую швейную машину. Машина оказалась довольно простой; деталей удалось из нее выковырять не так уж и много, но ни папа, ни мастерская ремонта сложить из этих деталей машину не смогли.
      В том же году маленький Боря заинтересовался пылесосом. На этот раз он сам собрал его после разборки и сам проверил. Пылесос заработал: с одного конца он засасывал пыль, а с другого выплевывал различные винтики и гаечки, пока они не кончились; тогда пылесос работать перестал.
      Немного повзрослев, Боря совершенно самостоятельно открыл принцип, который у изобретателей называется "А что будет, если?.." Принцип этот применяется вполне серьезными и вполне взрослыми людьми. Изобретатель рассуждает примерно так: "А что будет, если... в медный кофейник вылить стакан кефира, добавить полстакана керосина, опустить сто граммов мороженого, положить старый будильник, выжать половинку лимона, бросить дохлую муху, тщательно размешать, накрыть вчерашней газетой и облучить рентгеновскими лучами? Разумеется, – думает изобретатель, – скорее всего ничего не получится. Но до меня этого никто не делал, и чем черт не шутит..."
      Однажды Боря заинтересовался вопросом: кто кукарекает по радио артист или настоящий петух?
      "А что, – сказал себе Боря, – если включить телевизор в радиотрансляцию, не появится ли изображение артиста?"
      И включил. Изображение не появилось, и вообще ничего не произошло.
      "Ну конечно, – подумал Боря, – я же не включил трансляцию."
      И вилку радио Боря воткнул в розетку для телевизора. Внутри радиоящика что-то треснуло, повалил дым, но зато телевизор остался совершенно целым.
      Перегоревшие пробки Боря сменил сам; уже тогда он умел это делать. Но все это было, было когда-то...
      К тому времени, когда Боря встретился с Алексеем Палычем, он уже не только запросто ремонтировал электроплитки и утюги, но и совершенно спокойно ориентировался во внутренностях отцовского "Запорожца". Во всяком случае, после ремонтов лишних частей не оставалось.
      Но "Запорожца" Боре уже не хватало. Тем более что садиться за руль ему разрешалось лишь иногда, на какой-нибудь глухой лесной дорожке. У Бори теперь были другие идеи: например, построить ветроэлектростанцию. Станция эта была задумана как фига в сторону кулеминских электриков, которые имели обычай выключать ток, едва на экране появлялся Штирлиц или надпись "Ну погоди!". Еще Боря задумал построить антенну для приема телевизионных сигналов из-за границы.
      Он читал, что такой прием удается на расстояниях до полутора тысяч километров, а ближайшая заграница, по Бориным расчетам, находилась на тридцать пять километров ближе.
      Итак, Боря мечтал.
      Но поделиться своими мечтами ему было не с кем, потому что одноклассники до ветродвигателей еще не доросли, а взрослые кулеминцы все поголовно копили деньги на "Жигули" и ничем больше не интересовались.
      Поэтому, когда на горизонте появился Алексей Палыч, Боря быстро сообразил, что это тот человек, который ему нужен.
      Если начинать с самого начала, то Алексей Палыч в молодости вовсе не думал о том, что станет учителем. Он учился в Метеорологическом институте, в том самом городе, куда теперь ездила на занятия его дочь Татьяна. Как и все молодые люди, студент Мухин помаленьку мечтал. Еще на первом курсе его удивили звучные названия облаков: цирро-стратус , например, или страто-кумулус .
      Затем Алексей Мухин узнал, что уже всерьез собираются управлять облаками и что можно если не перегонять их с места на место, то хотя бы заставить пролить дождь там, где он нужен. Начало этих опытов уходит в далекие времена. Говорят, что когда-то какой-то артиллерист, разозлившийся на жару, выпалил в небо из пушки и в награду получил прохладный дождик. Скорее всего это простое совпадение, хотя кто его знает...
      А еще студент Мухин узнал, что высоко над землей плавают недостижимые и загадочные серебристые облака. Мерцающие мягким жемчужным светом, похожие на крылья больших белоснежных птиц, облака эти удавалось увидеть лишь немногим счастливцам, а раскрыть тайну их не удавалось пока никому.
      Алексей Мухин приставал с расспросами к профессорам, но и профессора ничего толком объяснить не могли.
      И уже на третьем курсе Алексей Мухин решил, что жизнь его будет отдана серебристым облакам.
      А потом он попал на метеорологическую станцию возле Кулеминска.
      А потом он познакомился с Аней.
      А потом родилась Татьяна – и серебристые облака слегка отодвинулись.
      А потом станцию в Кулеминске закрыли – и Алеше Мухину предложили место на станции в Заполярье, но ехать туда с грудным ребенком было нельзя.
      А еще потом ехать уже было некуда.
      И Алеша Мухин пошел в школу учителем физики и стал Алексеем Палычем.
      Серебристые облака, все такие же загадочные, плавали над планетой.
      Алексей Палыч оказался человеком покладистым и добросовестным.
      Он не ссорился с учениками, не вызывал в школу родителей, но успеваемость в его классах была почему-то приличной. Ученики почему-то ему не грубили. Возможно, так повелось потому, что Алексей Палыч позволял "болтать" на своих уроках, если "болтали" что-нибудь дельное, а возможно, он родился учителем, хотя до поры до времени этого и не знал.
      Была у Алексея Палыча и своя слабость: школьный кабинет физики он начинял современной аппаратурой. Ну, не компьютерами , конечно, не лазерами , но все же и в городе мог кое-кто позавидовать. Стоял, например, в кабинете звуковой генератор , который выпросил Алексей Палыч у бывшего своего однокурсника, ныне заведующего отделом заходов Солнца в НИИЛ . Достал Алексей Палыч и осциллограф – у руководителя лаборатории восходов Луны в НИИС . И еще удалось приобрести спектрометр , с помощью которого Алексей Палыч надеялся исследовать серебристые облака.
      Шли годы.
      Серебристые облака над Кулеминском не появлялись. Современная аппаратура позволяла демонстрировать на уроках интересные опыты, и ученики догадывались, что учитель делает больше, чем положено. За это его уважали.
      Некоторые опыты были загадочны. От этого авторитет Алексея Палыча поднимался еще выше.
      В кабинете физики становилось тесно.
      Приборы временами выходили из строя, их нужно было ремонтировать, налаживать, и Алексей Палыч давно уже подумывал о помощнике. Ему нужны были не просто лишние руки, ему хотелось единомышленника – человека, который носил бы в душе серебристые облака и, возможно, сделал бы когда-нибудь то, что не удалось Алексею Палычу.
      В очередной год Алексей Палыч принял очередной шестой класс – и там он нашел такого человека.
      Вернее, они друг друга нашли.
      Когда Борис Куликов показал учителю грамотно рассчитанную схему ветродвигателя и спросил, где можно достать для него "динамку", Алексей Палыч понял, что перед ним свой человек.
      Когда учитель схватил карандаш и нарисовал конструкцию мачты для двигателя, Борис Куликов понял, что Алексею Палычу можно доверить и большее.
      – Это вполне возможно, – сказал Алексей Палыч.
      – Тогда давайте сделаем, – предложил Боря.
      – Я тебе помогу, – уточнил Алексей Палыч. – Ведь идея твоя... Динамо у меня есть, но только постоянного тока. Потребуется аккумулятор...
      – Мы только что сменили у "Запорожца", – сказал Борис. – Старый еще ничего. Только он всего на двенадцать вольт.
      – Сделаем пока опытный экземпляр, – сказал Алексей Палыч.
      Недели через две ветряк уже крутился во дворе Куликовых. Автомобильная лампочка исправно освещала погреб с капустой, чем была очень довольна Борина мама.
      Недоволен был только малолетний Серега: он дважды успел грохнуться с мачты, когда пытался дотянуться до ветряка. Впрочем, Серега был из породы детей, которых без вреда для здоровья можно сбрасывать с самолета.
      В кабинете физики Боря освоился очень быстро. У него оказались хорошие руки. Те самые руки, что когда-то превратили швейную машинку в кучу металла, теперь умели паять, клеить, собирать и монтировать. Но Боря был не только помощником, в его голове бродили свои идеи. Если серебристые облака все еще иногда всплывали в памяти Алексея Палыча и отвлекали его от реальной жизни, то Боря, при всех своих телевизионных проектах, был человеком более практическим. Именно он предложил оборудовать лабораторию в школьном подвале.
      Если бы они только знали, что случится потом в этой лаборатории!
      Может быть, они бы замуровали дверь в подвал наглухо...
      А может быть, наоборот – забросили все дела и начали бы прямо с магнита, из-за которого все и получилось.
      Но тогда Алексей Палыч и Боря ничего еще не знали о будущем.
      Работая по вечерам, они обшили досками стены подвала, настелили пол и провели электричество. Затем сколотили верстак и приволокли небольшой токарный станок, завалявшийся почему-то на Кулеминском крупяном заводе.
      Сыну директора этого завода грозила очередная двойка по физике, и со станком директор расстался легко, тем более что в приготовлении круп станок не участвовал.
      Большая часть приборов тоже перекочевала в подвал. Получилась лаборатория-мастерская. Алексей Палыч повесил на дверь подвала замок.
      Один ключ от этого замка достался Борису.
      В кабинете остались только учебные пособия да спектрометр у окна, нацеленный на ту часть неба, где должны были появиться серебристые облака.
      Жизнь в лаборатории начиналась по вечерам. С наступлением сумерек окна подвала светились голубыми вспышками электрических разрядов, иногда слышалось гудение станка, а те, кто заглядывали в окна, могли разглядеть Алексея Палыча и Бориса, занятых какой-то непонятной работой.
      Как уже сказано, Кулеминск городок небольшой. В небольших городах непонятных вещей не любят и всегда стараются найти для них понятное объяснение.
      Поэтому в одном конце Кулеминска считали, что Алексей Палыч мастерит цветной телевизор, а в другом – что собирает из запасных частей "Жигули".
      Впрочем, для кулеминцев учитель физики всегда был чудаком, потому что не сажал в огороде около дома картошку, а покупал ее в магазине.
      В лаборатории Алексей Палыч и Боря успели провести много интересных экспериментов, но речь сейчас не об этом. Все дело в том, что для одной установки потребовался большой электромагнит. Может быть, такие магниты в больших городах валяются на свалках, но в Кулеминске их не было даже у директора крупяного завода. Оставалось одно – сделать. Само по себе это не очень сложно, но весьма утомительно. В обмотке такого магнита должно быть двенадцать тысяч витков.
      И вот по чертежу Алексея Палыча Боря сделал небольшой станок для намотки проволоки и начал мотать ее на катушку. Через несколько дней катушка была готова. Оставалось ее испытать.
      – Теперь проверим, – сказал Алексей Палыч.
      В тот момент он не знал, что до события мирового значения остается все две минуты.
      Борис подсоединил провода к концам катушки и обмотал их изоляционной лентой, после чего до мирового события осталась одна минута. Затем он зачистил вторые концы проводов, присоединил их к вилке, не подозревая, что осталось уже десять секунд.
      – Включай, – сказал Алексей Палыч.
      На поверхности катушки мелькнула искра, и тут же в подвале раздался крик.
      Сначала никто ничего не понял. Крик показался Алексею Палычу похожим на петушиный, и он удивился: откуда мог в подвале оказаться петух? Борису показалось, что вскрикнул Алексей Палыч, и он подумал, что каким-то образом искра обожгла учителя. Кроме того, оба видели, как от окна к столу, на котором находилась катушка, на мгновение протянулся и тут же погас синий луч.
      В первые секунды они еще не заметили главного.
      Алексей Палыч взглянул в сторону окна, откуда сверкнул этот странный луч, и увидел на стекле аккуратную дырочку.
      Боря посмотрел на Алексея Палыча, стараясь понять, на самом деле учителя ударило током или это только показалось.
      Вообще говоря, ничего страшного не случилось. В катушке произошло короткое замыкание. В таких случаях перегорает либо катушка, либо предохранитель. Так происходит в любом месте нашей планеты. Но почему-то не так вышло в Кулеминске.
      – Ну, ничего... – сказал Алексей Палыч, все еще не поняв, что означает дырочка на стекле. – Перегорел внешний виток. Сейчас мы ее перемота...
      В эту секунду Алексей Палыч боковым зрением уловил какое-то шевеление на столе.
      Он повернулся, застыл на месте, зажмурился, помотал головой, открыл широко глаза.
      – Б-боря... это что?.. – спросил Алексей Палыч.
      Борис, встревоженный тоном и выражением лица учителя, медленно повернул голову, и глаза его тоже расширились.
      – Кажется, мальчик...
      На столе, возле катушки, в окружении безмолвных приборов лежал голый младенец.
      – Чепуха... – пробормотал Алексей Палыч.
      Он сорвался с места и подбежал к двери, подергал ее. Дверь была заперта. Ключ, как обычно, торчал с внутренней стороны.
      – Дурацкие шутки! – сказал Алексей Палыч.
      Младенец снова коротко завопил, и крик его на этот раз был вполне человеческий и вовсе не похож на петушиный.
      – Это ты его принес? – спросил Алексей Палыч.
      – Я... не принес... – тихо ответил Борис.
      – Где ты его взял? Отнеси сейчас же обратно!
      – Да Алексей Палыч... – проговорил Борис и умолк.
      Тут до Алексея Палыча наконец дошло, что дверь была заперта, что Борис все время находился у него на глазах и что еще минуту назад на столе не было ничего, кроме приборов.
      Алексей Палыч на цыпочках подошел к столу и, склонив голову набок, уставился на младенца.
      Сейчас учитель был похож на курицу, которая увидела червяка, но не решается его клюнуть.
      Ребенок лежал спокойно: щечки его светились румянцем, гладкая кожа слегка отливала синевой – скорее всего потому, что в подвале горели лампы дневного света. Если бы Алексей Палыч не был так растерян, он должен был заметить одну весьма важную особенность на теле ребенка. Вернее, отсутствие особенности. Но в тот момент сознание Алексея Палыча было слегка затуманено.
      Он медленно протянул руку и дотронулся до мальчика. Палец его ощутил живое тело. Мальчик зашевелил губами.
      – Дурацкие шутки, чепуха, – ровным голосом произнес мальчик.
      – Что? – спросил Алексей Палыч, но тут же не поверил ни глазам своим, ни ушам и повернулся к Борису. – Это ты сказал?
      – Это он сказал, – ответил Борис.
      – Чепуха... – растерянно повторил Алексей Палыч. Младенец тут же послушно согласился:
      – Чепуха.
      – Он не имеет права говорить! – крикнул Алексей Палыч Борису. Ему всего месяца три-четыре!
      – Три-четыре, – тут же отозвался младенец. – Сейчас мы ее перемота...
      – Он повторяет ваши слова, – сказал Борис.
      – Да ты пойми, Боря!.. – с отчаянием сказал Алексей Палыч. – Он не может ничего повторять! В его возрасте не говорят еще ни "мама", ни "папа".
      – Папа, – сказал младенец.
      Алексей Палыч нервно засмеялся. Смех получился визгливый, неестественный.
      – Кажется, он думает, что его папа – я. А кто же тогда мама? обратился он к мальчику.
      – Мама, – сказал мальчик.
      – Боря, ты что-нибудь понимаешь?
      – Он повторяет ваши слова.
      – Но почему только мои, а не твои? – спросил Алексей Палыч, как будто именно это было сейчас самым главным, и тут же спохватился: Господи, о чем я тебя спрашиваю? Слушай, Боря, ударь меня, пожалуйста, чем-нибудь, только побольнее.
      – Зачем?
      – Затем, что если я сплю, то мне больно не будет, а если не сплю, то боль ерунда, по сравнению с тем... с тем... сравнительно... запутался Алексей Палыч и умолк.
      – Вы не спите, Алексей Палыч, – сказал Борис.
      Конечно, Борис тоже был удивлен.
      Он был удивлен, но не ошарашен. Он никогда не интересовался тем, в каком возрасте начинают говорить дети. Кто их знает, может быть, они начинают лепетать еще до рождения. Боря видел говорящего голого ребенка, значит, перед ним и был всего-навсего голый говорящий ребенок. Непонятно, конечно, как он очутился в подвале и почему его не заметили сразу. Нужно было это выяснить и отнести его к маме.
      – Значит, ты его видишь? – спросил Алексей Палыч.
      – Вижу, – ответил Борис.
      – Какой он?
      – Голый такой... маленький... голубой немножко.
      – Да-да, – согласился Алексей Палыч. – Голубой... Двоим одинаковый сон присниться не может. И как он здесь оказался?
      – Может быть, из шкафа выполз? – предположил Борис, взглянув на шкаф, который стоял вплотную к столу.
      – А как он попал в шкаф? – спросил Алексей Палыч. – И зачем он туда попал? Ты никому не давал ключи?
      – Никогда не давал.
      – Выронить нигде не мог?
      Борис пошарил в кармане, достал ключ от наружного замка, ключ от двери и показал их учителю. Алексей Палыч вздохнул и снова уставился на малыша, словно на гладком его животике, слегка отливающем голубизной, надеялся прочитать ответ.
      На гладком животике...
      На совершенно гладком!
      Именно сейчас, глядя на малыша, Алексей Палыч уловил какую-то неправильность в его теле: чего-то там не хватало. Когда же Алексей Палыч понял – чего, то так изумился, что забыл, как это называется.
      – Что это такое? – Алексей Палыч осторожно прикоснулся пальцем к младенцу.
      – Живот.
      – А что тут должно быть? – спросил Алексей Палыч.
      – Живот и должен... – неуверенно ответил Борис. Поведение учителя начинало ему не нравиться.
      – Тут должен быть пупок, – упавшим голосом сказал Алексей Палыч.
      – А пупка нет, Алексей Палыч! – радостно провозгласил Борис, будто на этом открытии кончились все затруднения.
      – А где же он? – тихо спросил Алексей Палыч, машинально проверяя свой собственный пупок, который оказался на месте.
      – Пупка нет... – равнодушно промолвил младенец.
      – И он говорит, хотя не должен... и двери были заперты... и... и... – Алексей Палыч запнулся, потому что догадка, мелькнувшая в его мозгу, была невероятна и... совершенно реальна.
      Алексей Палыч медленно повернулся к окну. Аккуратная дырочка в оконном стекле осталась на своем месте. Дырочка, которой пять минут назад еще не было. Сквозь нее виднелся кружочек темного неба с неяркой звездой.
      И внезапно Алексей Палыч сложил в единый ряд все события. Эти события прошли перед его глазами, словно кадры на фотопленке.
      Рука Бориса, тянущаяся к розетке.
      Вспышка на боковой стороне катушки.
      Голубоватый луч, протянувшийся к этой вспышке.
      Младенец, словно из воздуха возникший на столе.
      Возникший, словно из воздуха.
      Да, из воздуха...
      И крик послышался в то же мгновение.
      И младенец заговорил, хотя не мог, не должен был этого делать!
      И у него не оказалось пупка...
      – Ты знаешь, Боря, – запинаясь, сказал Алексей Палыч. – Кажется, у него... кажется, ему не четыре месяца... Ему... всего несколько минут.

      Удивить человека в наше время не так-то просто. Вот уже много лет наука и техника работают на то, чтобы начисто отбить у него эту способность.
      Атомами теперь только в пинг-понг не играют.
      Сверхзвуковой самолет – пожалуйста, вот он: с поникшим клювом, похожим на загрустившую птицу. Сколько пассажиров вмещаются в эту птичку? Пятьсот? А я думал, больше. А сколько лёту от Москвы до Владивостока? Пять часов? А я думал – меньше...
      Выстрелили в Венеру – попали. Пульнули по Марсу – тоже не промахнулись. Фотографии – так себе: пыль да камни. Людей не обнаружили. А еще говорили...
      Американский космонавт Алан Шепард высадился на Луну. Он что, восхитился и упал в обморок от восторга? Нет. Он вынес из кабины клюшку, мяч и попытался разыграть партию в гольф . Лунную пыль, поднятую при ударе клюшки, телевидение разнесло по всей планете.
      В общем, мы давно уже посылаем людей туда. Пора бы уже кому-нибудь прибыть оттуда?
      Борис Куликов если и удивился, то вовсе не тому, что младенец прибыл оттуда, а скорее тому, что это случилось так просто. А вот Алексей Палыч, когда все понял, то понял, что ничего не понял. Еще бы немного – путь ему оставался один – в отделение неврозов, прямо в руки к родной жене. Но тут вступили в действие тормоза, которые имеются в мозгу у каждого человека. Алексей Палыч заставил себя сосчитать до двадцати. Способность мыслить вновь вернулась к нему.
      – Боря, – сказал Алексей Палыч чужим голосом, – он не из Солнечной системы.
      – Это, вы думаете, из-за пупка? – спросил Борис.
      – Нет. Просто ни на одной из планет системы нет условий для жизни такой... такой формы.
      "Форма" спокойно лежала на столе и, скосив глаза, внимательно слушала Алексея Палыча. Затем "она" потянулась рукой к катушке.
      – Нельзя! – воскликнул Алексей Палыч. – А то будет это... бо-бо будет!
      Мальчик отдернул руку.
      – Понимает! – ответил Борис. – Откуда он русский знает, а, Алексей Палыч?
      – Совпадение. Ничего не знает, – сказал Алексей Палыч и тут же раскаялся, потому что младенец посмотрел на него и проговорил:
      – Бо-бо, Алексей Палыч...
      Алексею Палычу вдруг подумалось, что гость из чужого мира не просто повторяет слова, а передразнивает его. Уж слишком осмысленным был его взгляд.
      Андрюшенька в таком возрасте... Впрочем, о каком возрасте можно говорить? При таком росте... при таких размерах... Андрюшенька едва-едва плакать научился по-настоящему.
      – Эй, – сказал Алексей Палыч, обращаясь к младенцу, – если ты меня понимаешь, то скажи: один, два, три, четыре... Ну, говори.
      – Три, четыре, – отозвался младенец.
      Борис засмеялся.
      – Он просто повторяет, как попка. – Борис наклонился над мальчиком. – Скажи: пятью пять – двадцать пять.
      – Двадцать пять, – послушно повторил мальчик.
      – Видите? – сказал Борис. – Он повторяет последние слова. Он еще ничего не соображает. Они что, не могли прислать кого-нибудь поумнее?
      Алексей Палыч пожал плечами.
      – Так поступили бы мы. Но почему нужно их мерить по человеческой мерке? Мы все ждем, что нам пришлют из космоса таблицу умножения или схему строения атома водорода... Это мы и без них знаем. Скорее всего они сделают то, что нам и в голову не приходит. Почему бы им не послать на Землю младенца? Он вырастет на Земле, получит земное воспитание и образование... Он сможет рассказать им все о нас, что мы знаем о себе сами. А может быть, даже больше. Да, да! – воодушевился Алексей Палыч. – Теперь я понимаю, что именно так поступил бы на их месте. Мы все ищем в космосе шифрованные сигналы. Мы забываем о том, что никто не может установить с человеком контакт лучше самого человека. А ведь он – человек и будет расти.
      – Вы думаете, он вырастет? – спросил Борис.
      – Не сомневаюсь. А теперь ты скажи, что мы с ним будем делать?
      – Отнести в детский садик?
      – Нас спросят, откуда мы его взяли.
      – Мы все расскажем.
      – Ты сумеешь объяснить? – усмехнулся Алексей Палыч. – Я, например, не берусь объяснить даже своей жене. Впрочем, ей – в особенности. Мы с тобой, Боря, попали в нелегкое положение. Иди ты лучше домой. Я скажу, что был здесь один.
      – Нет, – Борис замотал головой, – пускай мы вместе... Вам одному могут не поверить.
      – Ну что ж, – сказал Алексей Палыч, – вместе так вместе. Будет хотя бы с кем играть в шахматы в сумасшедшем доме.
      – Алексей Палыч... – сказал Борис. – Знаете что, Алексей Палыч... Давайте его вообще покуда никуда не отдавать. Он нам еще пригодится.
      – Что ты имеешь в виду?
      – Мне нужно подумать до завтра.
      – А если он погибнет до завтра?
      – Чего это он погибнет, если голый через космос летел?
      – Я не думаю, что он летел именно в таком виде, – сказал Алексей Палыч и улыбнулся впервые за весь вечер. – До ближайшей звезды четыре световых года, так недолго и простудиться. Скорее всего он родился... то есть я хочу сказать – образовался на этом столе.
      – Как это образовался? – спросил Борис. – Он ведь живой...
      – Существует гипотеза, – сказал Алексей Палыч. – В принципе человека можно, грубо говоря, разобрать на атомы, передать информацию по какому-нибудь каналу и собрать его снова на другом конце канала из такого же материала. Скорее всего, это для них уже не фантастика.