– А при чем тут мы? – спросила вторая женщина и откинула одну костяшку на счетах.
      – Здесь все при чем, все люди... – туманно, но достаточно грозно заявил Алексей Палыч. – Там дети!
      Первая женщина вздохнула и тоже откинула костяшку на своих счетах.
      – У меня их трое. Там он, – указала она на дверь во вторую комнату. – Только если вы насчет работы...
      Алексей Палыч постучал в дверь и вошел, не дожидаясь ответа.
      Заведующий сидел за столом и вписывал что-то в разграфленный на клеточки лист бумаги. Был он чем-то похож на того директора школы, которому Алексей Палыч пытался рассказать правду. На сей раз Алексей Палыч в откровенности лезть не собирался. Но даже если все пойдет гладко, кое-что объяснить будет трудно.
      – Здравствуйте, – сказал Алексей Палыч. – Не обращайте внимания на мой внешний вид, я прямо из леса.
      – Да, – согласился заведующий, – видик у вас – будто корова жевала. Кто же вы будете?
      – Я учитель, – сообщил Алексей Палыч. – Вот мои документы.
      От паспорта заведующий не отказался. Он просмотрел его очень внимательно.
      – Далековато вы забрели от Кулеминска...
      – Мы шли не из Кулеминска. У нас, понимаете, туристский поход. Теперь мы попали в тяжелое положение. Нужна помощь.
      – А при чем тут я?
      – Там дети... – сказал Алексей Палыч. – Семь человек детей и двое взрослых, считая меня. Все без пищи уже около двух суток.
      – Какая вам нужна от меня помощь?
      – Необходимо доставить их сюда, накормить. Дальше посмотрим...
      – Где вы их оставили?
      – Там знаете... такая лесная дорога... Сначала мы повернули направо, попали в заброшенную деревню, потом вернулись, вышли на проселок... Там они сейчас ждут.
      – Ясно, – сказал заведующий, – вы вышли на Калинковский хутор. Поверни вы налево – через полчаса были бы на дороге. Разве у вас не было карты?
      – Потерялась.
      – А продукты тоже потерялись?
      – Утонули при переправе.
      – Странно. Целый мешок несчастий. Вы – начальник?
      – Не совсем. Я как бы сопровождающий...
      – Как бы... – задумчиво сказал заведующий. – Я вот думаю, что мне вас доставить не на чем. У меня всего три бортовых машины, и все в разгоне. Вернутся поздно.
      – А нельзя ли на тракторе, с которым я приехал? У него большой прицеп.
      – На тракторе... – заведующий поднял телефонную трубку. – Дай мне ферму. Але, у вас там Семен разгрузился? Как разгрузится, пускай подъедет к конторе.
      Заведующий положил трубку и пришлепнул ладонью по столу.
      – Все. Посмотрим на ваших детей, какие они из себя. Деньги имеются?
      – Да, – сказал Алексей Палыч и похлопал себя по карману, где лежал плотный конверт.
      – Очень хорошо. Столовая работает до девятнадцати, магазин откроется в шестнадцать часов.
      И вот теперь начиналась самая трудная часть разговора.
      – Лучше бы он совсем не открывался, – вздохнул Алексей Палыч.
      – В каком смысле? – удивился заведующий.
      И тут Алексей Палыч ступил на тропу недомолвок и мелких уверток. Он понимал, что на фоне жеваного пиджака, помятой внешности и порванной кое-где одежды все его доводы будут выглядеть одинаково несолидно – будет ли он говорить правду или устраивать слалом на трассе извилистой лжи. Он просто надеялся, что заведующий поверит без особых доказательств, и выпалил сразу самое главное:
      – Нам необходимо вернуться в Город.
      – На здоровье, – сказал заведующий. – Завтра в десять утра пойдет автобус. До электрички километров сорок. Завтра будете в Городе.
      – Ребята не захотят возвращаться. Они, скорее всего, решат закупить продукты и продолжать поход.
      – Опять же – на здоровье. Закупайте и продолжайте.
      – Этого делать нельзя, – сказал Алексей Палыч. – Понимаете, в группе с самого начала все шло как-то не так. То спички пропали, то мазь от комаров, то карта. Наконец – продукты. Поход не сложился, как говорят. В группе начались конфликты, трения. При такой обстановке идти дальше нельзя...
      – Так не идите, пускай командир даст распоряжение вернуться.
      – Это не так просто, – сказал Алексей Палыч. – Решение надо как-то мотивировать. А мои соображения – это только мои соображения. Кроме того, руководитель не я, а другая девушка... – сказал Алексей Палыч и не сразу понял, отчего это вдруг заведующий расплылся в улыбке.
      – Пускай другая девушка и прикажет, – весело сказал заведующий.
      – У нее тоже мало оснований.
      – Ну знаете, в ваших основаниях мне не разобраться. Вы что-то не договариваете?
      – Не договариваю, – честно сказал Алексей Палыч. – Но я просто прошу вас мне поверить, как учителю... Группу нельзя пускать дальше.
      – Но я-то что смогу сделать?
      – Вы можете приказать не открывать магазин. Поедим в столовой.
      – Приказать... – усмехнулся заведующий. – Могу сказать Клавке, чтобы не выходила. Она только рада будет. Вам это поможет?
      – Очень. Но это не главное. Нужно получить какое-то сообщение из Города, что-то вроде приказа возвращаться.
      – В Город вы позвонить не можете. У нас местная линия.
      – Я не собираюсь звонить, – заявил Алексей Палыч. – Если уж у нас с вами пошел честный разговор, то никто такого сообщения из Города послать не может: там совершенно не знают обстановки. Это сообщение я напишу сам...
      – Ясно, – сказал заведующий. – Липовая телефонограмма. Я в этом участвовать не буду. Завтра же об этом будет известно по всему району. Допустим даже, что я вам верю, но вы уезжаете, а я остаюсь. И мне с этими людьми работать.
      – Я вас не прошу ничего сообщать или подтверждать. Скорее всего, никто, кроме ребят, об этом не узнает. Я просто прошу вас молчать, если при вас об этом зайдет разговор.
      – Да врите сколько хотите, – сказал заведующий и оглядел Алексея Палыча, словно видел его впервые. – Слушайте, а вы на самом деле учитель? В паспорте ведь этого не написано...
      – Мне трудно вам доказать. После всего сказанного честному слову вы можете и не поверить...
      – Могу, – согласился заведующий. – А вот в кулеминской школе уборщицу как зовут?
      – Ефросинья Дмитриевна! – с торжеством выпалил Алексей Палыч.
      – Верно! – обрадовался заведующий. – Она родом с Калинковского хутора. А директор школы у вас кто?
      – Брыкин Илья Иванович.
      – Куда же Костомаров делся?
      – Ушел на пенсию.
      – Тоже верно, – сказал заведующий и подмигнул Алексею Палычу. – А ты говоришь – не написано...
      Под окном, грохоча, остановился знакомый трактор с прицепом. Заведующий поднялся из-за стола и вышел на улицу. Алексей Палыч, приосанясь, прошел мимо бухгалтерш, но не удостоился даже поднятия головы ни той, ни другой.
      – Как ты его уговорил, батя? – прокричал тракторист, когда Алексей Палыч уселся справа от него.
      – Дети! – крикнул Алексей Палыч.
      – Точно, – согласился парень. – Даже дорожный знак есть такой. Ты не думай, что я жлоб какой. Без разрешения не имею права.
      На этот раз ребята не спали. Завидев трактор еще издали, они стали подниматься и подтаскивать рюкзаки поближе к дороге.
      Тракторист развернулся и, не глуша двигатель, крикнул:
      – Вали все в прицеп! На борта не садиться!
      Перевалив рюкзаки в кузов, ребята забрались и уселись прямо на дне прицепа. Там еще оставалось достаточно комбикорма, и влажная одежда быстро набрала серо-коричневой пыли. Из солидарности, не желая выделяться, Алексей Пальм тоже залез в прицеп. Комбикорм не украсил и его. Но грязновато-истощенная оболочка учителя сохраняла в себе прежний ум. Подпрыгивая на досках днища, Алексей Палыч напряженно думал. Что-то не нравилось ему в этой липовой телефонограмме, как-то неубедительно все выглядело. Кто и с какой стати должен ее сюда прислать?
      Прицеп подпрыгнул. Алексей Палыч оторвался от днища, повисел в воздухе, приземлился на пятую точку и – придумал! Все было просто, логично, неоспоримо и абсолютно однозначно. Не сваливая на какое-то неизвестное ему городское начальство – он даже не знал, как зовут директора школы, – Алексей Палыч решил принять удар на себя. Каковы будут последствия для него лично, он не загадывал. Кроме того, ему было заранее стыдно. Но это придется пережить.
      Итак, Лжедмитриевна, если не врет, сделала половину дела. Он доведет его до конца. Тракторист подвез ребят прямо к столовой. Пока выгружали рюкзаки и выгружались сами, подошел заведующий. Он постоял, посмотрел и направился к Алексею Палычу.
      – Это и есть ваши голодающие?
      – Они самые. Огромное вам спасибо. Я не знаю, дошли бы они сами...
      – Дошли бы, – сказал заведующий. – Хотя видик у них тоже не очень. Можно было, конечно, оставить груз... Или – солдат оружия не бросает?
      – Вроде того... – согласился Алексей Палыч.
      – Магазин сегодня не откроется. Но вот завтра – не знаю как быть.
      – Ничего не нужно, – поспешно сказал Алексей Палыч. – И никаких телефонограмм. Я нашел другой выход.
      – Ну и прекрасно. Ночевать здесь будете, наверное? У нас тут что-то вроде общежития... так... времянка – строители жили. Вон там, возле водонапорной башни, видите? Ночуйте, там не заперто. Я скажу, чтобы вам к вечеру молока поднесли. Ведра хватит?
      – Большое спасибо. Но может, не стоит?
      – Спасибо скажете, когда попьете. Вернетесь в Кулеминск – привет Ефросинье. Идите подкрепляйтесь. Вещи можете оставить здесь: у нас не только у чужих, у своих не воруют.
      Заведующий сел в кабину трактора и укатил в неизвестном направлении.
      Лжедмитриевна и ребята стояли у двери столовой и ждали Алексея Палыча. Один лишь Шурик убежал "занимать места", хотя в столовой было совершенно пусто.
      Когда вошли в помещение, оказалось, что довольно пусто и в меню: нечто красноватое под именем "борщ", кругловато-сплюснутое под названием "зразы" и кисель празднично красного цвета.
      Шурик первым оказался у раздачи.
      – Половинку? – привычно спросила девушка-раздатчица.
      – Два полных.
      Девушка поболтала в котле черпаком, налила две тарелки и плеснула в них по восемь молекул сметаны.
      – Зразы с рожками? с гречей?
      – С рожками и с гречей! – сказал Шурик.
      Шурик отнес два полных обеда на стол, вернулся за хлебом и киселем. Он уселся и начал есть первым. Это была его очередная ошибка. Больше за стол к нему никто не подсел.
      Алексей Палыч думал, что ребята набросятся на еду жадно, и даже хотел их предупредить, чтобы они не брали помногу для первого раза. Но ребята слишком переутомились и переголодали. У них было уже то состояние, когда чувство голода притупляется, оно придет позже. Сейчас же они довольно лениво съели по одному первому, а два вторых кое-кто не доел. Алексей Палыч и Лжедмитриевна удовлетворились нормальными обедами.
      – А Венику? – сказала Валентина. – Алексей Палыч, можно я возьму для него два вторых?
      – Это собаке, что ли? – спросила раздатчица. – Вот у нас объедков ведро полное. Бери. Или он у вас объедки не ест? У нас к бригадиру брат приезжал с собакой – дог называется. Так он ей какао варил...
      – Наша все ест, – гордо сказала Валентина.
      Веник, лежавший у открытой двери, все слышал и понимал. Неизвестно, в каком обществе он воспитывался, но у него, видно, врожденная деликатность. Когда Валентина вынесла и вывалила ему груду объедков, он не набросился и не закопался в этой куче, а стал ходить вокруг и выбирать что повкуснее. Время от времени он обводил взглядом окрестность и ворчал в пространство. Помаленьку в дело пошло и то, что похуже. Груда не быстро, но неуклонно уменьшалась.
      Существуют в природе животные, которые могут вместить в себя больший объем, чем их собственный. Змеи, например. Возможно, в Венике текли капли змеиной крови: груда все таяла, пока не растаяла до нуля. Веник слегка раздулся, но не настолько, чтобы вместить в себя всю еду. Если бы сейчас каким-то образом разделить Веника и съеденные продукты, то не получилось бы по объему прежней груды и прежнего Веника. Таким образом выходило, что закон сохранения вещества в системе "Веник еда" не действует, и, будь у Алексея Палыча поменьше забот, как физик он обратил бы на это внимание.
      Алексей Палыч подошел к девушке и расплатился за всех.
      – Туристы? – спросила девушка.
      – Да, вот идем... – ответил Алексей Палыч неопределенно.
      – Напишите нам в жалобную книгу.
      – У нас нет жалоб! – удивился Алексей Палыч.
      – А вы благодарность напишите. Нам все приезжие пишут. Вот, посмотрите.
      Девушка подала ему тетрадь, и Алексей Палыч скользнул взглядом по первой странице. Записи были неумолимо хвалебными:
      "Ели очень вкусные зразы. Спасибо."
      "Борщ очень понравился. Спасибо повару т. Мелентьевой."
      "Очень хорошо приготовлены зразы. Вкусно и питательно. Спасибо."
      "Борщ и кисель приготовлены хорошо."
      Заглянув на последнюю из заполненных страниц, Алексей Палыч обнаружил там те же зразо-кисельные аплодисменты и, не мудрствуя, написал:
      "Борщ, зразы и кисель очень понравились. Спасибо товарищам."
      – Что будем делать, Алексей Палыч? – спросил Стасик.
      Кажется, управление группой постепенно переходило к Алексею Палычу. Он знал, что это не надолго – до утра, не более.
      – Очевидно, мы здесь заночуем? – сказал Алексей Палыч. – Вы согласны, Елена Дмитриевна?
      Лжедмитриевна, ничего еще не знавшая о планах Алексея Палыча, тем не менее согласилась довольно охотно.
      – Разумеется. Сегодня мы никуда не можем идти.
      – Нам предоставили дом для ночлега, – сообщил Алексей Палыч. Идемте, я знаю, где он.
      – А когда в магазин? – спросила Валентина.
      – Он сегодня закрыт. Откроется завтра.
      – А автобус сюда ходит? – спросил Стасик.
      – Будет завтра в десять утра.
      – Нам бы этого придурка отправить... – Стасик кивнул на Шурика.
      – Это я не знаю, – сказал Алексей Палыч. – Это решайте сами. Но все равно – завтра. Пойдемте.
      Было уже часов около шести вечера, когда подошли к бараку-времянке. Внутри на дощатом щелястом полу стояло штук двадцать кроватей с сетками. Возле каждой кровати расположилась тумбочка. Где откопал завхоз эти тумбочки, Алексей Палыч понять не мог. Не иначе, в его распоряжении имелась машина времени, ибо за такими тумбочками нужно было посылать в начало нашего века. Но на некоторых кроватях сохранились матрацы, у ребят имелись спальники, и устроиться можно было почти как дома. Правда, не ради таких ночлегов уходили они в поход, но тут уж ничего не поделаешь. Денек можно и потерпеть...
      "Это они так полагают, что денек..." – подумал Алексей Палыч, ощущая себя вовсе не спасителем, а самым настоящим предателем.
      Ребята начали устраиваться. Спальники оказались влажными, и их пришлось развесить снаружи для просушки. Одежда уже высохла на теле, в ней можно было спать на матрацах. Ну а насчет подушек после таких испытаний говорить было просто смешно. Не успели устроиться, вошла женщина в белом халате с ведром, накрытым марлей.
      – Здравствуйте, – сказала она, – парного молочка не желаете?
      Все желали, да еще как! Мигом появились кружки. Ребята черпали прямо из ведра теплое молоко, пили, причмокивая, как телята, и вот тут-то пришла вторая волна голода, и всем опять захотелось есть.
      – Я сбегаю в столовую за хлебом? – предложил Шурик.
      – Беги, – сказал Стасик.
      – Тогда вы меня не отправите?
      – Отправим. Ребята, чего резину тянуть? Давайте прямо сейчас проголосуем. Отправляем его завтра? Кто за?
      Все ребята подняли руки, даже Борис, забыв, что он как бы гость.
      – Алексей Палыч, а вы?
      – Да я все же человек посторонний...
      – Никакой вы не посторонний, – заявил Стасик. – Где бы мы сейчас были, если бы не вы! И "пушка" ваша всю дорогу работала...
      Сам того не зная, Стасик вонзил в Алексея Палыча тупой и зазубренный кинжал. Это просто нестерпимо, что его признали своим именно сейчас. Никто еще не знает, что приготовил им "свой". Проделки Шурика по сравнению с задуманным – добродушные шутки.
      – Конечно, Шурик вел себя не вполне достойно, – сказал Алексей Палыч. – Но я не имею права его судить. Я воздерживаюсь.
      – А вы, Елена Дмитриевна?
      – Голосовать я не буду. Я могу утвердить или не утвердить ваше решение.
      – Ну и как же вы?
      – Я утверждаю.
      – За что вы его так? – спросила доярка, улыбаясь.
      – Он знает, за что.
      – А вы простите...
      – Предателей не прощают!
      – Да какие еще из вас предатели. Дети – они не предатели и не герои, а просто дети. Я так думаю. Вот вы поспите, а утром опять все обсудите на свежую голову. Я вам утром еще молочка принесу. Только мы утром рано встаем. Я вот тут, в уголке поставлю.
      Доярка ушла, попрощавшись. Борис, взяв у Алексея Палыча рубль, побежал за хлебом, но когда он принес две буханки, в ведре оставалась только его порция. Тем не менее буханки съели. Без Шурика. Он объявил голодовку. Минут через пятнадцать ребята уже спали. Уснул и Борис. Лжедмитриевна сидела на своей кровати, смотрела на Алексея Палыча и, кажется, ждала от него каких-то сообщений.
      – Давайте выйдем, – сказал Алексей Палыч.
      Лжедмитриевна послушно поднялась и направилась к двери. Алексей Палыч хотел было разбудить Бориса, чтобы для него не было завтра никаких неожиданностей, но пожалел. Борис спал в неудобной позе, чуть ли не поперек кровати, и был похож на солдата, свалившегося на поле боя. Алексей Палыч за ноги развернул его вдоль матраца, но он даже не шевельнулся.
      Алексей Палыч вышел вслед за Лжедмитриевной и раскрыл было рот, чтобы поведать о задуманной им диверсии. Он все еще сомневался в Лжедмитриевне и боялся, что она все может испортить в последнюю минуту. Он не решался предсказывать ее поведение – мало ли какие еще имелись у нее в запасе инопланетные фокусы...
      Итак, он раскрыл рот, но тут же его закрыл. Во двор, который и двором было назвать нельзя, потому что он был неогорожен, входило двое. Впереди шел знакомый тракторист, но уже без армейской фуражки, а в рубашке, разрисованной крупными ромашками, в расклешенных брюках, поддерживаемых широким наборным ремнем. За ним, отставая на полшага, влачился ассистент небольшого роста, неизвестно чему улыбающийся и неизвестно кому подмигивающий.
      – Привет, – сказал тракторист.
      – Приветик, – сказал ассистент.
      – Как устроились? – спросил тракторист.
      – Спасибо, отлично, – ответил Алексей Палыч. Тракторист кивнул, словно подтверждая, что иначе и быть не могло.
      – Ты, папаша, извини... – сказал тракторист.
      – За что же?! – воскликнул Алексей Палыч. – Наоборот, мы вам очень благодарны.
      Ассистент снова подмигнул и засмеялся. Но по роли слов ему, очевидно, отпущено было немного. Да и вообще присутствовал он не для дела, а для моральной поддержки.
      – Спать ложитесь? – спросил тракторист.
      – Да, собираемся.
      – Ну, понятно, – согласился тракторист. – Вам, батя, конечно, отдохнуть не без пользы. А вы тоже спать будете? – поинтересовался он у Лжедмитриевны.
      – Разумеется, – сказала Лжедмитриевна.
      – Разумеется... – повторил ассистент и засмеялся.
      – Восьмой час всего... – сказал тракторист. – Куры еще не ложились. В клубе кино уже идет, а потом танцы... Пойдемте в клуб, мы вас бесплатно проведем.
      – Ну зачем же бесплатно... – сказал Алексей Палыч. – Мы в состоянии... Но дело в том, что...
      – Мы вас приглашаем, – уже более настойчиво сказал тракторист. Вы у нас вроде гостей. Неудобно все-таки...
      Поначалу Алексей Палыч не сообразил, что неудобно – неудобно хозяевам не пригласить или неудобно гостям отказываться? Со свойственной ему деликатностью он воспринял прямой смысл слов, а не маскировку истины. Истина же заключалась в том, что атака велась не на него, а на Лжедмитриевну.
      – Спасибо, – сказал Алексей Палыч, – но, знаете, мы не можем оставлять детей без присмотра.
      – Это верно, – согласился тракторист. – Ладно, ты оставайся, папаша. А девушку отпусти. Отпустишь?
      – Да я... – сказал Алексей Палыч. – Я собственно... Я ей не хозяин. Это уж как она сама...
      – Тогда пойдемте, – обратился тракторист к Лжедмитриевне.
      – Куда? – спросила Лжедмитриевна.
      – На танцы. Да вы не бойтесь. У нас и диски есть и записи на уровне.
      – А зачем?
      – Что зачем?
      – Танцевать.
      К такому вопросу рядовой тракторист нашей планеты был неподготовлен.
      – Не понял.
      – Я спрашиваю: зачем вообще танцевать? Вот вы, например, зачем танцуете?
      – Во дает! – сказал ассистент.
      – Странный вопрос... – сказал тракторист, но задумался. – Для веселья. Все так делают. У нас даже старухи танцуют. У них, правда, свои танцы... А вы что, не танцуете?
      – Нет, – честно призналась Лжедмитриевна. – Но вы не ответили на вопрос. Вы приглашаете меня на танцы. Какой в этом смысл? Что изменится от того, что мы будем двигаться под музыку вдвоем?
      – Двигаться! – с восторгом сказал ассистент.
      Тракторист был слегка ошарашен. Конечно, он прекрасно знал, что может выйти из того, когда двое "двигаются" под музыку, да еще не один вечер, да еще если с такой симпатичной девочкой, как эта. В свои двадцать три года, отслужив в армии, кое-что повидав, он встречал еще и не таких шизиков. Но его смутила серьезность Лжедмитриевны. В словах ее не чувствовалось скрытой насмешки, она, кажется, и в самом деле хотела узнать.
      – Ты учительница? – спросил тракторист.
      – Нет.
      Алексей Палыч не понял, продолжает ли Лжедмитриевна какой-то свой эксперимент, или ей на самом деле захотелось выяснить смысл танцевального обряда, но тракторист был ему симпатичен, и он решил вмешаться.
      – Вы не сердитесь, товарищи, – сказал он, – но Елена Дмитриевна руководитель группы. Она не имеет права оставлять ребят одних.
      – Елена Дмитриевна! – сказал ассистент с непонятным воодушевлением.
      Тракторист внезапно посуровел. Все признаки расположения к приезжим исчезли с его лица.
      – Извините, – сказал он и, упрямо наклонив голову, быстро двинулся прочь.
      – Вы не могли бы задать ему вопроса полегче? – спросил Алексей Палыч. – Парень вас выручил... На танцы можно не ходить, но... Или вы продолжаете какие-то незапланированные эксперименты?
      – Нет, – сказала Лжедмитриевна. – Мне было самой интересно. Вот эти самые танцы... они не имеют логической основы... У нас их не могут понять. Но я спрашивала не для нас, а для себя лично. Вы знаете, Алексей Палыч, мне хотелось пойти на танцы. Просто иначе спрашивать я не умею. Но мне кажется, что я "заразилась".
      – Вы плохо себя чувствуете?
      – Чувствую я себя как раз хорошо.
      – Чем же вы заболели?
      – Я не заболела. Помните, я вам говорила, что некоторые наши исследователи, пожив у вас... как бы вам сказать... становятся похожими на ваших людей. Начинают думать самостоятельно, приобретают эмоции – заражаются. Как исследователи они сразу теряют ценность. Вот и я – тоже...
      – Когда вы это почувствовали?
      – Примерно тогда, когда утопила рюкзак.
      – Прекрасно, – сказал Алексей Палыч. – Значит, теперь мы думаем одинаково. Поход прекращается окончательно и бесповоротно. Так?
      – Да, – согласилась Лжедмитриевна, – но я пока не знаю как...
      – А я знаю, – сказал Алексей Палыч.

КАТАСТРОФА