289 (183) Тема практически не исследована, поэтому можно лишь предположить: в текстах ВВ вообще один герой. Но уж о том, что в главных его текстах -- от "Бодайбо", являющегося первоистоком чуть ли не всех этих текстов, через "Охоту на волков", "Коней привередливых", "Очи черные" к "Райским яблокам" -- действует один и тот же персонаж (как бы не в одном и том же месте и на одном и том же месте -- то есть без движения в пространстве), можно уже говорить без опаски оказаться абсолютно непонятым.
      290* (183) Шаулов С.М. Эмблема у Высоцкого. С. 154.
      291* (184) Тилипина Т.П. О соотношении ролевого и лирического героев // МВ. Вып. III. Т. 1. С. 214.
      292* (184) Руссова С.Н. Автор и текст у Владимира Высоцкого // МВ. Вып. III. Т. 1. С. 231.
      293* (184) Свиридов С.В. Поэтика и философия "Райских яблок". С. 192.
      294* (184) Там же.
      295 (185) В среднем каждый восьмой слог в строфах "Истомы" -- это не или ни, а в первой строфе четвертого периода -- в среднем каждый пятый:
      Не ноют раны, да и шрамы не болят -
      На них наложены стерильные бинты.
      И не волнуют, не свербят, не теребят
      Ни мысли, ни вопросы, ни мечты.
      В рефрене не/ни встречается и того чаще -- в среднем это четвертый-пятый слог:
      На коне, -- толкани -- я с коня.
      Только не, только ни у меня.
      Текст наводнен частицами не и ни, так что даже и слоги --не-/
      --ни-, кажется, несут отрицательный заряд:
      Устал бороться с притяжением земли -
      Лежу -- так больше расстоянье до петли.
      И сердце дергается словно не во мне...
      296 (187) Начальной строке -- "Истома ящерицей ползает в костях" -- есть параллель в тексте "Сон мне снится...", написанном в том же, 1971 г.: "Вот мурашки по спине/ Смертные крадутся". Сопоставление этих двух текстов очень важно для уточнения наших представлений о воплощении мотива смерти в поэзии Высоцкого.
      297 (189) Отметим здесь невольную ироничность ситуации. Резко выступая против прямопонимания образов текста, С.Шаулов в отношении персонажа именно этим пряпомониманием и грешит, принимая слова героя на веру.
      298 (189) Я думаю, в тяге героев Высоцкого к экстремальным ситуациям сказывается их стремление к тому, чтобы заметили и помнили. Говоря словами самого ВВ: "Будет помнить о тех, кто ходил на накале страстей".
      299 (190) Данный случай -- проявление отчетливо ощутимой в высоцковедении тенденции недооценивать фонограммы песен. Они большей частью вообще остаются за пределами активной памяти исследователей. Тем более приходится сожалеть, что этим грешит даже такой серьезный автор, как С.Шаулов.
      300 (190) Пользуясь случаем, хочу поблагодарить сотрудников Музея Высоцкого Андрея Крылова и Леонида Ушакова, предоставивших мне для работы все записи "Коней привередливых", имеющиеся в фондах Музея.
      301 (191) По свидетельству Вс.Ковтуна, Высоцкий смеется не на одной, а на обоих поздних ("французских") записях "Истомы". Выходит, такая особенность исполнения не случайна: это проявление авторского замысла. Поэтому мысль о полукомическом исполнении "Истомы" лишь для того, чтобы удержать внимание не понимающих текста французов (а следовательно, и о возможном противоречии исполнения смыслу текста) остается лишь чисто теоретическим допущением.
      302 (192) Середина второй из процитированных строк -- больше не в натяжку -- исключена из этого перечня не потому, что портит картину: смысловое напряжение в этом эпизоде образуется между провисшими нервами и хочешь -- рви.
      303 (192) Первым это заметил Евг.Канчуков: "Депрессии <...> в это время [начало 70-х гг. -- Л.Т.] все же довольно редко посещают музу Высоцкого. Да и та, что наведывается, все же (в таких песнях, как, скажем, "Истома ящерицей ползает в костях...", "Мосты сгорели, углубились броды...", "Нет острых ощущений..." и др.) больше похожа на печаль, чем на действительную утрату горизонтов -- разница как между домом отдыха и психиатрической клиникой" (Канчуков Е. Приближение к Высоцкому. С. 305).
      304 (193) Ср.: Г.Хазагеров пишет, что у Высоцкого, Окуджавы и Щербакова "язык является одним из персонажей возможного мира. Для Окуджавы -- это та сила, которая позволяет возвыситься над миром обыденности. <...> У Щербакова <...> в центре внимания язык как таковой <...> для Высоцкого центральная категория -- языковая личность" (Хазагеров Г.Г. Парабола и парадигма в творчестве Высоцкого, Окуджавы, Щербакова. С. 287).
      305 (193) Как мы помним, исследования показали, что "самым активным по употребительности в произведениях поэта является прием включения в контекст лексем одного словообразовательного типа" (Иванова Л.В. Стилистические функции словообразовательных единиц. С. 164. Здесь и далее в цитатах выделено мной. -- Л.Т.). Этот же автор считает необходимым "особо подчеркнуть стремление Высоцкого восстановить <...> внутреннюю форму давно существующих слов, обыграть ее" (Там же. С. 168).
      "Высоцкий постоянно занимается "реанимацией" слов, первоначальное значение которых стерлось" (Лавринович Т. Языковая игра Высоцкого. С. 179).
      Каламбурам ВВ свойствен ""механизм" отсылки <...>, основанный на преобразовании "старой" фразеологической единицы в "новую", которая создается на основе отчетливой связи с тем, что уже имеется в языке" (Рисина О.В. Каламбур в поэзии Высоцкого // МВ. Вып. III. Т. 2. С. 231).
      В творчестве Высоцкого довольно распространена "метатеза -стилистическая фигура, в которой происходит перемещение частей рядом стоящих слов, слова обмениваются своими приставками, суффиксами, флексиями" (Токарев Г.Н. "... Из корней исконной народной психологии" // МВ. Вып. IV. С. 315-316).
      306* (193)См.: Томенчук Л. "Я не люблю насилья и бессилья...". С. 28.