– Наверное, вы правы, – согласилась Анна. – Спасибо вам за все.
– Площадь Людовика, Уильям! – крикнул Филип кучеру, откинулся на плюшевую обивку, закинув нога на ногу, и улыбнулся Анне. – Я подумал, что вы наденете одно из новых платьев, но, пожалуй, вы правы. Вряд ли в них вы будете выглядеть очаровательнее, чем в этом.
– По-видимому, я должна поблагодарить вас за сегодняшний день, – сказала она, глядя в спину кучера. – Это очень любезно с вашей стороны, но вы не должны были делать этого. Ведь в этом не было необходимости.
– Я с вами не согласен, Анна. Необходимость была, и самая настоятельная. Но у меня нет никакого дальнего прицела, если это то, что вас беспокоит.
– Конечно, нет! – сказала она, повернувшись к нему и снова замечая ироническую складку в уголке его губ. – Мне ни на минуту не приходило в голову…
– Ни на минуту? – с издевкой переспросил Филип, стряхивая с ботинка воображаемую пылинку.
– Конечно. Мы оба знаем, что между нами никогда не может произойти… ничего романтического.
Филип поднял брови. Он посмотрел на нее, насмешливо сверкнув глазами, и заключил:
– Естественно, мы оба знаем это. Потому я полагаю, вы не усмотрите ничего предосудительного в том, что мы остановимся на ночь в отеле.
Анна от удивления приоткрыла рот, а в глазах полыхнуло такое возмущение, что у Филипа не осталось и тени сомнения относительно оценки его предложения.
– Разумеется, вы не подумаете ничего плохого, – продолжал он, не реагируя на ее суровый взгляд. – Ведь жили же мы с вами в одной каюте! И как видите, ничего такого не случилось. Нас обоих ни в малейшей степени не влекло друг к другу. Разве не так?
– Так, – согласилась Анна, – но зачем оставаться в отеле? Что, если пароход уйдет?
– Не уйдет, – заверил ее Филип. – Команда всегда ночует в Сент-Луисе, чтобы бизнесмены и прочие пассажиры могли подольше побыть в городе. Мы вернемся на борт утром. Надеюсь, вы не станете из-за этого волноваться? – спросил Филип, стараясь сдержать улыбку. – А если вас что-то беспокоит, могу сказать…
Закончить ему помешал резкий толчок, потому что извозчик вдруг осадил лошадей. Экипаж остановился, и Анна с Филипом качнулись вперед.
– Что случилось, Уильям? – спросил Филип, хватаясь за спинку сиденья кучера.
– А черт их знает! – Извозчик, привстав со своего места, выглядывал на дорогу. – Сэр, там два каких-то гнусных типа встали посреди улицы и устроили затор. Бездельники! Останавливают всех подряд и пропускают по одному экипажу.
– А ты не можешь их объехать?
– Нет, сэр. Только не на этой улице. Видите, все забито. Но это, видать, ненадолго, мы уже почти подъехали. Вон они: Держат бумагу с какими-то рисунками.
Лина сидела ни жива ни мертва, каждый сустав, каждый мускул на теле окоченел от страха.
– Филип, – торопливо прошептала она, – не может быть! – Анна подавила едва не вырвавшийся крик ужаса. – Я слышала, они назвали его Джейк. Это тот, кто работал на Стюарта Уилкса. – Теперь она видела бумагу, которую показывал Джейк, – листок с объявлением о розыске и предложением миссис Уилкс о вознаграждении в пять тысяч долларов.
Джейк Финн и второй человек – тот самый Сэм, что был вместе с ним в Кейп-де-Райве, встали перед каретой Уильяма. Если сейчас они се опознают, на этой многолюдной улице ей не убежать. Она схватила Филипа за руку, и он тут же загородил плечом ее лицо.
– Тем лучше, дорогая, мы попробуем извлечь нечто приятное из этой неожиданной паузы, – сказал он достаточно громко, чтобы Уильям его услышал, и одним порывистым движением придавил ее к стеганой спинке сиденья. – Целуйте меня, Анна, немедленно! – приказал он шепотом, продолжая прикрывать ее своим телом.
Она тотчас же повиновалась – страх оказался сильнее инстинкта сопротивления. Их губы сблизились, и Филип вдавил се еще глубже в сиденье. Его ноги прижали ее колени, он наклонил голову и приник к ней в поцелуе.
Угрожающий голос Джейка пробился через стекло и брезент:
– Мы с напарником разыскиваем… одну женщину. Она обвиняется в убийстве. Мы должны отдать ее в руки правосудия.
– И получить пять тысяч долларов, – презрительно заметил Уильям. – С вами все ясно, но я ее не видел. Ищите где-нибудь еще, а отсюда проваливайте!
Анна почувствовала, как теплый воздух обдал ей лицо. То был вздох облегчения ее любовника. Должно быть, Филип решил, что столь смутный портрет на листке позволил извозчику узнать в женщине, которую он целый день возит по городу, разыскиваемую преступницу.
– Ты не возражаешь, приятель, если мы поговорим все же с твоими пассажирами? – спросил Джейк, придвигаясь ближе к кучеру.
– Конечно, возражаю. Дай Бог каждому таких пассажиров! Я не хочу, чтобы посторонние лезли в мою карету. Нечего беспокоить джентльмена и его леди.
Хриплый хохот Джейка взорвал воздух.
– Их побеспокоишь! Пусть он повернет физиономию, если ему не надо прятать свой фингал. А то я не вижу, какой это джентльмен! Я, может, тоже хочу купить себе прекрасный костюм и нанять леди.
Не отстраняясь от лица Анны, лишь на дюйм повернувшись корпусом, Филип швырнул несколько банкнот к ногам Джейка.
– Тогда иди и купи себе костюм! И свою собственную женщину! Только оставь нас в покое и уйди с дороги!
И тут произошло невероятное: Джейк с Сэмом отскочили прочь и теперь гогоча боролись за обладание неожиданно привалившим богатством. Анна все еще не могла прийти в себя от потрясения, лихорадочно соображая, что же будет дальше. А Филип тем временем наклонился к ней и своей открытой озорной улыбкой погасил ее страх. Анна только хотела ответить ему улыбкой облегчения, как Филип вновь приник к ее губам игривым поцелуем.
Анна, обеспокоенная таким легкомысленным отношением к страшной угрозе, была не в силах ответить ему тем же. Но Филип с возрастающей страстью прижимался к ее мягким губам, водя языком вдоль их контуров, настаивая, требуя впустить его дальше. Его пальцы вплелись в ее волосы на затылке и ласкали шею. Затем его рука скользнула по ее лицу и ладонь нежно легла на щеку, а указательный палец настойчиво поглаживал нежную ложбинку у виска.
Руки Анны как бы сами собой легли на его плечи. Она потеряла разум и отдалась чувствам, вспыхнувшим от его волшебных прикосновений. Ее целовали несколько раз в жизни, на сельских ярмарках и на вечеринках. Это были неловкие поцелуи украдкой, в потемках, с неопытными мальчиками. Но сейчас, когда то же самое делал Филип Бришар, она поняла, что на самом деле никогда не целовалась. Она даже не представляла, что возможно нечто подобное.
Анна приоткрыла губы, подчиняясь напору Филипа. Он задрожал и застонал, когда его язык наконец проник в ее рот. В это время экипаж резко дернулся вперед, отбросив их к мягким подушкам.
Филип поднял голову и взглянул на Анну глазами, потемневшими от возбуждения.
– Кажется, мы их провели, – сказал он, – но я не думаю, что нам удастся дальше обманывать самих себя.
Звук его голоса и прыгающие рессоры вернули Анну к действительности.
– Прекратите, Филип! – Она оттолкнулась от его груди, когда до нее дошло, что она себе позволила. Но вместе с тем и поняла, что в глубине души хотела, чтобы это случилось. А все потому, что дала волю своему глупому воображению! – Никогда больше не говорите ничего такого. Я не хочу, чтобы вы снова целовали меня!
Филип выпрямился на сиденье и сконфуженно взглянул на нее все еще темными от страсти глазами.
– И я не хочу оставаться с вами в отеле, – продолжала Анна, – особенно если вы рассчитываете…
– Я ни на что не рассчитываю, Анна, – сказал Филип абсолютно невозмутимым тоном. – Номер в отеле был забронирован несколько недель назад, ибо я знал, что мне предстоит встреча со старыми друзьями. Я собирался провести сегодняшний вечер с некоторыми из них в покерном зале. Поэтому днем я дополнительно заказал для вас соседнюю комнату, чтобы вам не пришлось поздно возвращаться одной на «Герцогиню». Я решил, что отель будет для вас самым безопасным местом. Да мне и не хотелось менять планы на этот вечер… ради кого-то.
Филип произносил все это холодно-равнодушным тоном, и его подбородок был тверд, словно высеченный из гранита. Анна поникла на своем сиденье и забилась в дальний угол. За небольшой срок их знакомства она успела испытать на себе его гнев, мягкую насмешливость и даже трогательную заботу, но никогда еще не видела его таким отстраненным и бесстрастным. И, открыв в нем новые черты, она поняла, что их ей труднее всего переносить.
– Мне очень жаль, что так нескладно получилось, – проговорила она. – Вы можете подумать, будто я осуждаю или обвиняю вас. Нет, то, что сейчас произошло, в такой же степени и моя ошибка.
Филип все так же смотрел прямо перед собой.
– Разве это не странно, Анна? – сказал он, не поворачивая головы. – Я ждал скорее уж похвалы или доверия, а вы делаете из мухи слона. Схлопотать осуждение за простой поцелуй!
Простой поцелуй! У нее до сих пор колотилось сердце. И как он мог так говорить? Разве то, что только что произошло между ними, можно назвать простым? Для нее это было по меньшей мере незабываемо. Это было именно так, потому-то она испытывала глубокое беспокойство.
– Даже если вы так считаете, – сумела наконец выговорить она, – вы должны пообещать, что это никогда не повторится.
– Если вы хотите, Анна, я готов сказать, что буду соблюдать декорум. Я буду вести себя сдержанно, находясь рядом с вами. Даю вам слово.
Анна села прямо и разгладила лиф на платье. Какое-то время спустя она рискнула украдкой взглянуть на Филипа и заметила, что он делает то же самое. Когда он вновь устремил взгляд вперед, она очень тихо сказала:
– Хорошо, но не говорите так снисходительно, будто вы делаете мне одолжение.
Филип слегка приподнял уголки губ, но не стал смотреть ей в глаза.
– Я ведь не сказал, что это будет одолжение.
– Вот и приехали, сэр! – крикнул кучер через плечо.
Анна высунулась из своего оконца. Многоэтажный отель выглядел впечатляюще! Полуденное солнце раскрасило нарядный фасад яркими пятнами, благодаря чему здание казалось составленным из золотых блоков. По мостовой вдоль всего фасада тянулась ограничительная красная линия. За ней у входа стоял швейцар в красной с золотом ливрее. Он подошел к экипажу, чтобы помочь Анне сойти на тротуар.
Филип вышел следом и велел швейцару доставить коробки в номер дамы. Затем он ненадолго остановился у конторки администратора и после регистрации провел Анну через два марша на второй этаж. Они прошли по широкому коридору к двум последним номерам. Филип открыл дверь и отступил в сторону.
Анна вошла в полной уверенности, что он последует за ней, чтобы выслушать от нее благодарность за его великодушие. Но Филип не сделал этого. Он лишь оперся о косяк, плотно припечатав ноги к полу в коридоре.
– Вы не хотите входить? – спросила она. – По-моему, в этом нет ничего неприличного. – Ее слова звучали фальшиво и резали слух даже ей самой.
– Я так не считаю, – сказал Филип. – Мой номер за стеной, вон там. – Он показал жестом на внутреннюю дверь с круглой золотой ручкой над узорной прорезью. – Мне сказали, что ключ на каминной полке. Я вполне правильно пойму вас, если вы почувствуете необходимость закрыться на замок.
– Не будьте смешным… я не стану…
– Отдыхайте, Анна. Уверяю, здесь вас никто не тронет. Я не представляю себе, чтобы Джейку и Сэму хватило предприимчивости распространять здесь свои листки. Я буду у себя еще приблизительно час, затем уйду на вечер. Я позабочусь, чтобы в самое ближайшее время вам прислали меню и вы могли заказать ужин. Портье принесет вам вашу одежду. После этого, наверное, разумнее не открывать дверь. По всей видимости, вам будет непросто понять, кому можно доверять, а кому нет.
Анну покорежило от его комментариев, содержащих незамаскированный намек на ее подозрительность лично к нему. А что он еще ожидал? Все абсолютно правильно. Зачем Филип Бришар, женатый на святейшей из женщин, только что потратил несколько сот долларов на гардероб какой-то Анны Конолли, а затем привел ее в отель? В самом деле, чего ради? И может ли это не настораживать?!
– Я пойду, Анна. Желаю вам приятного вечера. Я постучу вам в дверь завтра утром. Мы должны встать с первыми лучами солнца, чтобы не опоздать на «Герцогиню». – Он закрыл за собой дверь, оставив Анну одну.
Она слышала, как он вошел к себе в номер, и хотя она приложила ухо к разделявшей их двери, ей не удалось уловить ни звука. Поэтому она решила, что он отдыхает.
Вскоре прибыли ее вещи. Она открыла все коробки и снова принялась любоваться прекрасными вещицами от Лили. Однако все это время ее взгляд не переставал блуждать по двери, отделяющей ее от Филипа. Так продолжалось около часа. Потом она услышала, как открылась и закрылась наружная дверь в его номере. Вслед за тем послышался щелчок ключа, повернувшегося в замке, и приглушенные шаги по ковровому покрытию. Это Филип прошел мимо ее двери.
Глава 7
Филип просидел за покером отеля на La Place de Louis до половины третьего. Затем он опустил бумажник в карман своего коричневого пиджака и вместе с партнерами по игре в отличном настроении покинул салон, так как теперь его бумажник изрядно потолстел, пополненный десятью тысячами долларов. По пути из игорного зала друзья подкалывали Филипа беззлобными шутками, а он в ответ только улыбался.
– Справишься, Филип? – не унимался один из его приятелей. – А то если тяжело, мы поможем.
– Бришар, одолжил бы четвертушку от «орла»
на извозчика, мне не на что доехать! – язвил другой, похлопывая его по плечу.
Из всей компании никто не обратил внимания на трех мужчин, уже несколько часов кряду просидевших в огромном вестибюле отеля. Костюмы их, хотя и поизносившиеся, выглядели вполне респектабельно, чтобы не вызывать подозрений у персонала.
Пока игроки, продолжая весело болтать, направлялись к лестнице, трое мужчин, вычислив победителя, неприметно для всех двинулись вслед за игроками. Жулики заблаговременно выяснили, кто есть кто в этой компании. Знали они и то, что номер новоорлеанского судовладельца Филипа Бришара находится на втором этаже в конце коридора.
Филип пообещал друзьям, что в следующий раз даст им возможность отыграться, и, пожелав спокойной ночи, откланялся. Усталой походкой он прошел по двум маршам на свой этаж и остановился перед дверью в номер. Сморгнул несколько раз, чтобы рассеять туман перед глазами, и вставил ключ в замок. И едва он приоткрыл дверь, как чьи-то ручищи грубо втянули его в комнату. Ему тотчас скрутили руки и связали за спиной. Первое острое ощущение боли пришло тогда, когда увесистый кулак врезался ему под ложечку, заставив судорожно глотать воздух.
Пока Филип пытался высвободить руки, его ударили еще несколько раз под ребра и в живот. Каждый из этих ударов сопровождался звуком, похожим на звон струны. До Филипа не сразу дошло, что это его собственные стоны. Наконец он потряс головой, чтобы сбросить мутную паутину дурноты, и бросился в контратаку. Он с силой лягнул одного из налетчиков в подреберье, мужчина качнулся назад, обливаясь потом.
Тогда его напарник, размахивая кулаками, ринулся на Филипа и обрушил на него град ударов. Они попадали в цель, вызывая жгучую боль и оставляя кровавые следы вокруг глаз и над верхней губой. Когда перед Филипом выросли сразу два нападающих, он резким движением вырвался из железной хватки грабителя и вскинул кулаки, приготовившись к обороне. Если только он упадет – а он предполагал, что это случится, – борьба будет проиграна.
Среди ночи Анна услышала какой-то шум. Поскольку сон ее в ту ночь был некрепким, она сразу же проснулась и решила, что это вернулся Филип. Она закрыла голову подушкой и попыталась уснуть вновь, но глухие звуки проникали даже через тугой барьер. Наконец любопытство взяло верх. Встав с постели, она подошла к двери, отделяющей ее комнату от номера Филипа, и прислушалась.
Она различила неясные звуки, похожие на шарканье ног, и тихий стон. Ее первой мыслью было, что Филип развлекается с женщиной. Она отскочила от двери, возмущенная таким явным проявлением неверности своей святой жене и еще – уязвленным самолюбием. Как Филип мог так легко забыть то, что произошло несколько часов назад между ними? Острый приступ ревности явился для нее полной неожиданностью и был ей крайне неприятен.
Внезапный оглушительный треск – в смежной комнате ломали мебель – и падение на пол чего-то тяжелого дали ее мыслям иное направление. Анна взглянула в замочную скважину, и то, что она увидела, привело ее в ужас. Трое мужчин жестоко избивали Филипа. Анна поняла, что в неравной борьбе ему долго не выстоять, и стала лихорадочно соображать, как же ему помочь.
Филип же в эти минуты понял, что ему теперь не одолеть трех головорезов. Но он поклялся себе биться до последнего. Если они завладеют десятью тысячами долларов, то только через его труп! Другого способа заставить его уступить не существовало. Эти мысли давали некоторое удовлетворение. По крайней мере он знал, что, несмотря на неравенство сил, у него остается возможность изрядно покалечить своих противников – на сей счет он знал несколько верных приемов.
Однако для настоящего отпора у Филипа не было достаточно сил. Оглушенный первым ударом, он пытался сохранить сознание и прислонился к стене. Когда же, вконец обессилевший, он начал сползать на пол, толстая лапа принялась ощупывать карман его пиджака, отыскивая бумажник. Голова Филипа в изнеможении клонилась на грудь, веки медленно закрывались. Он почувствовал вкус собственной крови на языке и понял – это конец.
Он почти соскользнул в блаженное забытье, когда внутренняя дверь распахнулась, и в бледном лунном свете на пороге выросла фигура Анны. Она была в длинной ночной сорочке и наброшенном сверху халате. Блуждающим взором она обвела комнату и, вытянув руки перед собой, позвала срывающимся голосом:
– Филип! – Ее руки беспомощно шарили в воздухе, будто она пыталась отыскать путь в кромешной тьме. – Филип, – повторила она, – где ты? Что происходит? Кто у тебя в комнате?
Филип изо всех сил таращил глаза, пытаясь понять, что происходит. Боковым зрением под наплывом синяков и шишек он видел растерянно топчущуюся Анну. Он не понимал, что она собирается делать, но одно ее появление отрезвило его. Стряхнув с себя оцепенение, он закричал:
– Анна, уходи отсюда! Беги в свою комнату и запри дверь!
Последовал хриплый хохот. Анна, увидев веселое удивление на рожах бандитов, внезапно поняла – они потешаются над ней, а не над Филипом.
Трое мужчин со смехом таращили глаза на хрупкую, трясущуюся фигуру, двигавшуюся медленно, как призрак. Она шла прямо к ним с выставленными вперед руками, устремив немигающий взгляд в пустоту.
– Кто вы? Что вы делаете с моим братом?
– Она слепа как летучая мышь! – воскликнул один из бандитов.
– Это твоя защитница, мистер-джентльмен из Нового Орлеана? – засмеялся другой, ткнув Филипа носком ботинка в грудь.
– Филип, ответь же мне, – умоляющим голосом проговорила Анна, приближаясь к трем мужчинам, сгрудившимся над ним.
Она рассмотрела страшные черно-синие круги вокруг его глаз, но сами глаза, слава Богу, были открыты. И, судя по всему, он находился в сознании. Анна надеялась, что он сможет быстро среагировать, и тогда ее план, возможно, удастся.
– Анна, назад! – снова закричал Филип, когда она подошла к одному из врагов. Мужчине стоило только вытянуть руку, чтобы схватить ее. И едва он попытался сделать это, как Анна вывернула ладони кверху и плеснула французские духи – один флакон в лицо ближайшего к ней бандита, другой достался его напарнику. Она проделала это со снайперской точностью, потому что оба они взвыли от жгучей боли и схватились за глаза.
Пока грабители терли глаза, Анна дотянулась до большого фаянсового кувшина около умывальника и обрушила его на голову ослепшего преступника. Тот как сноп рухнул на ковер, растянувшись в растекшейся луже. Третий, спохватившись, попытался прыжком сбить Анну с ног, но пролетел мимо – ему помешал Филип. Он поймал бандита за лодыжку и рванул с такой силой, что у того захрустели кости. Грабитель вскрикнул и повалился на пол.
Одному из ослепленных Анной все же удалось подкрасться к двери, и он уже схватился за ручку. Но его настигла нога Филипа и пинком под зад послала в коридор. Вслед за ним Филип без особого труда вышвырнул его незадачливых приятелей. Вся троица, нещадно бранясь, на ходу зализывая раны, поковыляла к выходу.
Не успел Филип закрыть за ними дверь, как Анна заторопилась в свою комнату.
– Постойте! Куда это вы собрались?
– Хочу надеть платье и спуститься к администратору, – бросила Анна через плечо. – Нужно остановить этих преступников!
– Пустое дело, – вяло заметил Филип. – Пока в полиции раскачаются, можно убежать за милю. К их приезду эти мерзавцы уже растворятся на городских улицах.
– Но вы не должны позволить им уйти!
– Они уже ушли, – заметил Филип, подвигаясь к спинке кровати, – благодаря вам без моих десяти тысяч!
– Это все, что вас сейчас занимает? Десять тысяч долларов! Вас могли убить! Мы должны заявить в полицию.
– Мы? – скептически переспросил Филип, осторожно прислонив голову к деревянной опоре. – Анна, Анна! Одумайтесь. Вы что, действительно хотите, чтобы сюда пришла парочка констеблей? Как вы это себе представляете? Они сядут и станут обсуждать происшествие с попыткой грабежа не с кем-нибудь, а с самой Анной Конолли! Ситуация достаточно идиотская, простите, абсурдная… Вы не находите?
Анна метнула на него строгий взгляд, показывая, что не одобряет слишком смелые выражения Филипа, хотя вынуждена согласиться с ним.
– Действительно, я не подумала об этом, – призналась она.
Филип попытался повернуть голову. В его затуманенных болью глазах мелькнуло легкое изумление.
– Я полагаю, вы еще кое о чем не подумали, – насмешливо заметил он. – Иначе не стали бы выбрасывать на ветер сорок долларов. Лучшие французские духи от Лили! Им можно было найти более достойное применение.
Но Анна так не считала – она была вполне довольна собой.
– Лучшего применения не придумаешь, – сказала она, блеснув улыбкой. – Негодяи пропахнут духами на годы!
Филип тихонько усмехнулся.
– А. вообще-то это безумие. Войти в номер в такой ситуации! Вы хотя бы понимаете, чем вы рисковали? Но это было великолепное представление, мисс Анна Роуз! Поистине вдохновенное! И я ваш вечный… – Он замолчал на полуслове. У него подогнулись колени, а его руки, ухватившиеся за спинку кровати, медленно соскользнули вниз.
– Филип! – Анна бросилась к нему, когда он, потеряв сознание, упал возле кровати. – О Боже, что же делать? – Глядя с испугом на его распростертое тело, она схватила с кровати подушку и подсунула ему под голову, затем стала осторожно снимать пиджак. Когда ей наконец удалось это сделать, она расстегнула пуговицы на рубашке и принялась обмахивать его лицо ладонью.
– Очнитесь, Филип! Очнитесь, пожалуйста! – Она твердила как заклинание эти слова, продолжая словно веером обмахивать его рукой.
Не дождавшись желанного ответа, она побежала в свою комнату за кувшином с водой. Смочила полотенце и, отжав его, стала освежать лицо и шею Филипа. Осторожно отодвинув волосы с висков и лба, она ласково гладила его брови, глаза и щеки. Затем обвела влажным полотенцем скулы и распухшие губы. Она едва сдержала слезы при виде глубоких ссадин на его красивом лице. Вытерла капельки крови, уже начинающей подсыхать, в уголках его чудесного чувственного рта.
– Не умирайте, Филип, – в горе шептала она, – прошу вас, не умирайте! Я ужасно себя вела с вами, я знаю. Но я была так сердита на вас. Мне очень жаль, вы ведь хотели помочь мне. Я понимаю, вы делали это искренне. А я неверно судила о вас. Пожалуйста, не умирайте, Филип!
Во время всей этой исповеди Филип оставался недвижимым, несмотря на переполнявшее его желание немедленно заключить Анну в объятия. Когда минуту назад она приложила полотенце к его лицу, он собрал всю свою волю, чтобы выбраться из полузабытья. Но, очнувшись, намеренно не открывал глаза, наслаждаясь касанием нежных рук, ухаживающих за его ранами.
А Анна все повторяла и повторяла свой призыв, и ему хотелось бесконечно его слышать. И еще он не переставал удивляться тому, как звучит его имя в ее устах.
– Филип, – молила она, – пожалуйста, отзовитесь. Когда же вы придете в себя! – Она вытащила края сорочки из брюк и распахнула ее, чтобы обтереть его шею и грудь. Потом прижалась щекой ко лбу и положила ладонь ему на грудь – грудь мерно вздымалась и опадала, сердце билось ровно. – Вы слышите меня, Филип? Скажите только, что не умрете!
Неожиданно его пальцы сжали ее запястье и крепко прижали к груди. Анна резко отпрянула. Ее удивленный взгляд встретился со жгучим взглядом его серых глаз. В них она увидела не боль, а голод… мучительно сладкое желание, такое страстное и притягивающее, что Анна не могла отвести взгляд… да, не могла. Даже чуть отодвинула от него лицо, чтобы лучше видеть его глаза.
– Нет, я не собираюсь умирать, Анна, – срывающимся голосом сказал Филип. – Отнюдь! Сейчас мне этого меньше всего хотелось бы.
Он отпустил ее запястье и положил руки на затылок. Медленно сокращая расстояние между ними, он наклонил ее голову к своему рту – и устроил пожар. Огонь, затеплившийся в них обоих как теплый свет участия, превратился в костер желания, едва сомкнулись их губы. Филип склонил ее голову еще ниже, почувствовав, что разогрел обоюдную страсть. Его рука пробралась под ее халат, ритмично гладя ее по спине, вводя в соблазн, заставляя извиваться и продвигаться все ближе.
Его опытные руки заставляли ее трепетать с ног до головы и склоняться к нему все ниже и ниже. Анна давила на Филипа тяжестью своего тела, испытывая потребность быть рядом. Но, прижимаясь к Филипу, она старалась делать это мягко и нежно – ведь ему так больно. Ее рука скользнула по его груди к округлости мускулистого плеча.
В ответ Филип был так же нежен и осторожен. Его пальцы, до поры покоившиеся у нее на боку, двинулись выше и остановились возле нежного полушария. Когда указательный палец начал совершать легкие движения, Анна почувствовала, как по телу пульсирующими волнами заструилось тепло. Она сейчас обожала эти руки. Его палец отправился на поиски дальше, остановившись на затвердевшем центре. Анна едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть.
А Филип продолжал творить свою чувственную магию языком, пытаясь раздвинуть податливую линию губ. Когда она открылась ему, он с готовностью проник в сладкие тайные глубины. Его пальцы дерзко спустили шелковую ткань халата, медленно двигаясь от плеча к груди. Положив ладонь над лифом ночной сорочки, он крадучись пустил пальцы еще ниже, чтобы обхватить соблазнительную выпуклость, минуя тонкий слой материи. Анна тихо застонала, когда его рука накрыла ее грудь. Пальцы затеребили сосок, усиливая проснувшуюся страсть.
Анна слышала, как колотится ее сердце. Ласки Филипа доставляли ей адские муки. Она забыла обо всем на свете. Ее желание воспарило к невиданным высотам, ее жажда росла с каждой секундой, готовая слиться с чувством Филипа. Она ощущала его потребность в утолении голода так же явственно, как и свою.
Когда из горла у него вырвался тихий сиплый звук, она распрямилась, уверенная, что причинила ему боль.
– Я навредила вашим ранам, – сказала она. – Извините.
– Нет-нет, – возразил Филип, – вы ничем не навредили. – Он попытался притянуть ее обратно.
Но сигнал предупреждения, прозвучавший у нее в мозгу, загасил накал страсти. Анну по-прежнему сводил с ума негаснущий огонь в глазах Филипа, но она смогла сосредоточиться на дыхании, пытаясь размеренным вдохом и выдохом успокоить себя.
– Филип, пожалуйста, не надо, – проговорила она. – Вы ведь понимаете, что это нехорошо…
– Это хорошо, Анна, – хриплым голосом возразил он. – И вы тоже это чувствуете.
Она отвернулась от него. Филип дотронулся до ее руки.
– Что с вами? – спросил он. – Что же в этом плохого?
Его стремление изображать из себя невинного мальчика только усилило ее отпор. Она оттолкнула его руку и решительно сказала:
– Вы не свободны, Филип. Я читала бирки на платьях, я разговаривала с Лили. У вас есть Моника Бришар, ваша обожаемая жена!
– Что?! – Он даже подскочил и, подавшись вперед, вперился возмущенным взглядом в ее лицо.
– Только не пытайтесь ничего отрицать. Я знаю, какая это добрая и очаровательная женщина. Лили сказала, что Моника – замечательная мать и любой мужчина должен быть счастлив иметь такую жену.
– Я совершенно согласен, – спокойно заметил Филип, и Анна увидела, как губы, только что творившие с ней чудеса, изогнулись в иронической улыбке. – Так оно и было с моим отцом, вечная ему память. Он был вполне счастливым мужем, а я – не менее счастливый сын. – Филип вдруг широко заулыбался. – Анна, все, что вам рассказала Лили, правда. Я действительно обожаю Монику Бришар, но она – моя мать. Не жена.
– Не может быть! – Анна мысленно вернулась к столь убедительной для нее беседе в ателье. – Лили даже говорила о вашей дочери…
– О моей сестре Клодетт, – уточнил Филип.
– И сыне Анри…
– Моем брате, он адвокат. Помните, я говорил вам о нем?
– Лили так хвалила Монику за ее благоразумие, за то, что она не стесняет вашу свободу и не слишком посягает на ваше время. Еще она сказала, что Моника безумно предана вам…
– Она хорошая мать, Анна, – сказал Филип, поддразнивая ее своей улыбкой. – Подождите, приедем в Новый Орлеан, я вас познакомлю, и вы узнаете ее поближе. Надеюсь, тогда вы согласитесь, что она заслужила все эти похвалы.
Чтобы не видеть более его насмешливых глаз, Анна встала и подошла к окну. Она глядела на улицу и, вспоминая детали разговора в ателье, все больше осознавала свою глупость. Как можно было делать заключения на основании своих домыслов? Лили много чего рассказывала о семье Филипа, но ведь она не говорила, что Моника – его жена. Анна чувствовала себя униженной, глупой, но Филип, казалось, не замечал ее состояния.
– Мама всегда терпимо относилась к моим слабостям, – продолжал он, – и любит меня вопреки им. Естественно, она догадывается, что в моей жизни были женщины. Но то были, пожалуй, самые неожиданные и пылкие чувства, какие я могу припомнить. Вам больше нет нужды беспокоиться по поводу Моники Бришар, поэтому мы могли бы продолжить то, что мы прервали. Почему бы вам не вернуться, Анна?
