На скорую руку смонтировали ленту и, воочию узрев результаты своих трудов, онемели от восторга. Фильм получился еще более увлекательным, более зрелищным, чем мы смели надеяться. Даже некоторая нестройность сюжета и отсутствие звука не мешали нам сознавать, что потрудились мы на славу. Мы сделали все, что могли, а худшее было еще где-то впереди. Поэтому мы заказали ящик шампанского и сообщили нашей блондинке-секретарше, что есть повод для праздника. Она хихикнула: - Чем вы там все-таки занимаетесь? Каждый заходящий к нам коммивояжер интересуется.
      Я откупорил первую бутылку.
      - Скажите, что не знаете.
      - Так я им и говорю. Они считают, что я глупа как пробка.
      Мы дружно захохотали.
      - Если мы собираемся устраивать такие праздники чаще, глубокомысленно произнес Майк, - не мешало бы завести парочку-другую роскошных бокалов с тоненькими ножками.
      Блондинке это понравилось.
      - Мы могли бы хранить их в нижнем ящике моего стола. - Она сморщила точеный носик. - Эта шипучка... Знаете, я никогда раньше не пила шампанского, только раз на свадьбе, и то всего один бокал.
      - Налей-ка ей еще, - предложил Майк. - Да и у меня стакан пуст.
      Я налил.
      - А что случилось с теми бутылками, которые вы в прошлый раз унесли? полюбопытствовал Майк.
      Стыдливый румянец и смешок.
      - Отец хотел их открыть, но я сказала, что вы велели приберечь их до особого случая.
      К этому времени я уже сидел, закинув ноги на ее письменный стол.
      - Тогда этот случай как раз теперь и наступил. Налить вам еще, мисс... кстати, как вас зовут? Не люблю официальности в нерабочее время.
      Она даже растерялась.
      - Но ведь вы и мистер Лавиада каждую неделю выписываете чек на мое имя! Руфь меня зовут.
      - Руфь, Руфь, - произнес я, смакуя пузырящееся шампанское. Получалось неплохо.
      Она кивнула.
      - А вас - Эдуард, а мистера Лавиаду - Мигуелл, правда? - И Руфь одарила его улыбкой.
      - Мигель, - уточнил он, улыбнувшись в ответ. - Исконное испанское имя. Сокращенно Майк.
      - Передайте мне новую бутылку, - сказал я, - и вместо Эдуарда называйте меня Эд. - Бутылка перешла ко мне в руки.
      К тому времени, как откупоривали четвертую, мы уже стали закадычными друзьями. Оказалось, ей двадцать четыре года, она не замужем, свободна, одинока и обожает шампанское.
      - Но, - капризно протянула она, - мне все равно хочется узнать, чем вы так заняты в студии целыми днями и вечерами. Вы иногда даже ночью работаете, знаю, сама видела вашу машину у подъезда.
      Подумав минутку, Майк не совсем уверенно сказал: - Знаете, мы фотографируем. - Он подмигнул одним глазом. - Можем и вас сфотографировать, если как следует попросите.
      - Мы фотографируем модели, - вмешался я.
      - Не может быть.
      - Правда. Модели различных вещей, людей и все такое. Маленькие модели. Уменьшенные копии. А фотографируем так, чтобы они на снимках выглядели словно настоящие.
      По-моему, она была немножко разочарована.
      - Теперь, когда я узнала, у меня как-то полегчало на душе. А то расписываюсь на всяких там накладных и счетах из Рочестера, а за что они понятия не имею. Должно быть, за пленку и тому подобное.
      - Совершенно верно. За пленку и тому подобное.
      - А то я все беспокоилась... Нет. Две еще остались, вон там, на столе, за вентилятором.
      Всего лишь две. Способная девушка. Я спросил, не хочет ли она пойти в отпуск. Об отпуске она пока еще не задумывалась. Я сказал, что пора бы подумать.
      - Мы послезавтра уезжаем в Лос-Анджелес, в Голливуд.
      - Послезавтра? Как же так...
      Я поспешил успокоить ее: - Жалованье вы будете получать, как и раньше. Сейчас трудно сказать, надолго ли мы уедем, а вам нет смысла сидеть тут сложа руки.
      - Давай-ка сюда бутылку, - перебил Майк. Я протянул ему бутылку и продолжил: - Каждую неделю будете получать чек, или, если хотите, мы заплатим вам вперед, так что...
      Шампанское уже ударило мне в голову, да и моим компаньонам тоже. Майк что-то тихо напевал себе под нос, счастливый, как подгулявший морячок. Блондинка Руфь почему-то двоилась у меня в левом глазу. Я знал, как она себя чувствует: мне самому было трудновато смотреть туда, где она непринужденно полулежала во вращающемся кресле. Голубоглазая, высокая, вьющиеся волосы.
      Гм-м. Все работа да работа, никаких развлечений... Она протянула мне последнюю бутылку и, легонько икнув украдкой, сказала: - Сохраню на память все пробки... хотя нет. Отец станет спрашивать, в своем ли я уме - распиваю вино с начальством.
      Я заметил, что сердить отца не годится. Майк заявил, что незачем забивать себе голову дурацкими идеями, когда его осенила удачная. Мы заинтересовались. Что лучше скрасит жизнь, чем удачная идея?
      Майк был дьявольски красноречив: - Едем в Лос-Анджелес.
      Мы торжественно кивнули.
      - Едем в Лос-Анджелес работать.
      Снова кивки.
      - Едем на работу в Лос-Анджелес. Кто станет печатать нам деловые письма вместо хорошенькой блондинки?
      Нет там симпатичной блондинки, чтобы печатать письма и пить с нами шампанское. Тяжелый случай.
      - Все равно придется кого-то нанять, чтобы печатала письма. А может, она окажется не блондинкой? В Голливуде нет блондинок. Тем более хорошеньких. Поэтому...
      Меня озарила догадка, и я докончил за Майка: - Поэтому берем с собой блондинку, пусть печатает письма!
      Вот это идея! Бутылкой меньше, и ее гениальность была бы не столь очевидной. Руфь взыграла, как только что открытая бутылка шампанского, а мы с Майком заулыбались во весь рот.
      - Но я не могу! Не могу я просто так взять и уехать послезавтра!..
      Майк был великолепен: - Кто сказал "послезавтра"? Отставить! Уезжаем немедленно.
      - Немедленно! - ужаснулась она. - Прямо вот так?
      - Немедленно. Прямо вот так, - твердо заявил я.
      - Но ведь...
      - Никаких "но". Немедленно. С ходу.
      - Нечего надеть...
      - Купить наряды можно где угодно. Лучше всего в Лос-Анджелесе.
      - А прическа...
      Майк высказался в том смысле, что в Голливуде и укладку сделают.
      Я хлопнул ладонью по столу. Стол не пошатнулся.
      - Звоните в аэропорт. Три билета.
      Она позвонила в аэропорт. Ее нетрудно было взять на испуг.
      В аэропорту ответили, что можно любым рейсом вылететь в Чикаго и сделать там пересадку на Лос-Анджелес.
      Майк стал выяснять, почему Руфь теряет время на телефонные переговоры, когда мы могли бы уже быть в пути.
      Ложимся поперек дороги прогрессу, да еще сыплем ему наждачную пыль в коробку передач. Всего одна минута - на то, чтобы надеть шляпку.
      - Папочке своему позвоните из аэропорта.
      Возражения Руфи были легко отметены красочным описанием того, как лихо мы будем развлекаться в Голливуде. Нацепив на дверь табличку "Ушли на обед. Вернемся в декабре", мы махнули в аэропорт и прибыли туда, когда началась посадка на четырехчасовой рейс. Времени позвонить папочке уже не осталось. Я бросил машину на автостоянке, попросив сторожа присматривать за ней до моего возвращения, и мы едва успели подняться по трапу в самолет. Трап отогнали, моторы взревели, самолет взмыл вверх, причем Руфь покрепче ухватилась рукой за шляпку, опасаясь несуществующего ветра.
      В Чикаго до пересадки на другой рейс у нас образовалось двухчасовое "окно". Спиртными напитками в аэропорту не торговали, но услужливый таксист подбросил нас в ближайший бар, откуда Руфь позвонила отцу. Мы на всякий случай отошли подальше от телефонной будки: по словам Руфи, папочка примется упрекать ее во всех смертных грехах. Шампанского в баре не было, но бармен обслужил нас по высшему разряду, как и пристало клиентам с такими запросами. Водитель проследил за тем, чтобы мы вовремя успели на самолет.
      В Лос-Анджелесе, протрезвев и стыдясь самих себя, мы остановились в отеле "Коммодор". Наутро Руфь отправилась закупать себе и нам летний гардероб. Мы сообщили ей свои размеры, снабдили ее деньгами в количестве, вполне достаточном, чтобы одолеть похмелье, и сели на телефон.
      После завтрака мы долго торчали у себя в номере, пока дежурный администратор не сообщил, что нас хочет видеть некий мистер Ли Джонсон.
      Ли Джонсон был энергичный деловой человек, бизнесмен высокого полета. Долговязый, приятной внешности, он изъяснялся отрывистыми фразами. Мы представились как начинающие продюсеры. Глаза у Джонсона тотчас блеснули: еще бы, как раз по его части.
      - Но мы не совсем такие профаны, как вы думаете, - поспешил уточнить я. - У нас уже есть кинокартина, готовая процентов на восемьдесят.
      Джонсон спросил, что же требуется от него.
      - У нас отснято и проявлено несколько тысяч футов киноматериала. Нет смысла спрашивать, где и когда мы его снимали. Фильм пока немой. Необходимо его озвучить и в ряд эпизодов вмонтировать диалоги.
      Джонсон кивнул: - Нет проблем. В каком состоянии черновой материал?
      - В идеальном. Сейчас он находится в сейфе отеля.
      В сюжетной линии есть пробелы. Нужны актеры обоего пола. Все они должны будут сыграть в своих дублях за наличные, без последующих отчислений со сборов.
      Джонсон приподнял брови: - Это почему же? Здесь, в Голливуде, отчисления со сборов - масло на хлебе нашем насущном.
      - По ряду причин. Этот фильм снимали - неважно где - с условием, что никто не будет упомянут в "шапке".
      - Если сумеете залучить талантливых актеров в промежутке между съемками фильмов, ваше счастье. Но если снятый вами фильм стоит того, чтобы с ним повозиться, мои ребята захотят получить аванс в счет сборов с проката. И по-моему, они правы.
      Я согласился, что резон в этом есть. Специальная группа необходима, и я готов хорошо заплатить. Особенно за то, чтобы держали язык за зубами, пока фильм не будет полностью смонтирован и готов к выходу на экран.
      А может, даже и после этого.
      - Прежде чем продолжать обсуждение, - Джонсон встал и взял в руки шляпу, - давайте-ка просмотрим эту ленту. Не уверен, сможем ли мы...
      Я знал, что было у него на уме: дилетанты, самоделка... Вдруг порнография?
      Мы забрали коробки с лентой из сейфа и поехали на кинофабрику на бульваре Сансет. Верх у машины был опущен, и Майк громогласно выразил надежду, что Руфь догадается купить спортивные рубашки - в них не так жарко.
      - Жена? - небрежно бросил Джонсон.
      - Секретарша, - равнодушно, в тон ему, ответил Майк. - Вчера прилетели поздно вечером, и сейчас она покупает всем нам летний гардероб.
      Наш престиж в глазах Джонсона явно возрос.
      Из кинофабрики - длинного низкого здания со служебными кабинетами по фасаду, цехами и техническими лабораториями на задворках - вышел служитель и принял у нас чемодан с роликами. Джонсон провел нас через боковую дверь и кого-то окликнул - имени мы не разобрали. Неизвестный оказался киномехаником: он забрал коробки с пленкой и скрылся в кинобудке. С минуту мы посидели в мягких креслах, но вот механик звонком возвестил, что все готово. Джонсон посмотрел на нас, мы кивнули. Он нажал выключатель, вделанный в подлокотник кресла, и верхний свет потух. Сеанс начался.
      Фильм шел час десять минут. Мы неотрывно следили за Джонсоном, как коты за мышиной норой. Когда на экране появилась надпись "Конец", Джонсон нажал на кнопку, чтобы включили свет, и повернулся к нам.
      - Откуда у вас эта лента?
      - Ну как, найдем общий язык? - улыбнулся Майк.
      - Общий язык?! - с жаром выпалил Джонсон. - Еще бы! Получится грандиознейший фильм, каких еще свет не видал!
      Из будки вышел киномеханик.
      - Слушайте, вот это фильм так фильм! Откуда он взялся?
      Майк покосился на меня. Я предупредил: - Только никому ни слова.
      Джонсон посмотрел на киномеханика, тот пожал плечами: - Моя хата с краю.
      Я подсунул им крючок с наживкой: - Этот фильм снимался не в Соединенных Штатах. А где именно - значения не имеет.
      Джонсон тут же клюнул, разом проглотив и крючок, и леску, и грузило: В Европе! Ну конечно. Гм... Германия. Нет, Франция. Россия, возможно Эйнштейн, или Эйзенштейн, как его там зовут...
      Я мотнул головой: - Неважно. Всех ведущих актеров либо нет в живых, либо они уже не снимаются, но вот наследники... вы же понимаете...
      Джонсон понимал.
      - Совершенно верно. Рисковать нет смысла. А где остальной материал?
      - Кто знает? Нам и так повезло, что столько сумели сохранить. Удастся сделать фильм?
      - Безусловно. - Он на минуту задумался. - Пригласите сюда Бернстейна. А еще лучше Кесслера, и Маррса заодно.
      Механик ушел. Через несколько минут в зал вошли трое мужчин: крупный, плотного сложения Кесслер, за ним молодой, нервно куривший Маррс и Бернстейн, звукорежиссер. Нас представили друг другу, и Джонсон спросил, не возражаем ли мы против вторичного просмотра.
      - Нет. Нам этот фильм нравится еще больше, чем вам.
      Тут мы, пожалуй, дали маху, поскольку, едва фильм закончился, как Кесслер, Маррс и Бернстейн буквально засыпали нас изумленными вопросами. Мы им ответили так же, как и Джонсону. Но нам было приятно, что они с таким интересом отнеслись к картине, о чем мы им и сказали.
      - Любопытно, кто оператор? - Кесслер хмыкнул. - Лучшая работа, клянусь дьяволом, с времен "Бен Гура"[ "Бен Гур" - популярный американский широкоформатный костюмно-исторический боевик]. Оператор что надо.
      Я повернулся к нему.
      - На этот вопрос я как раз могу ответить. Снимали те самые парни, с которыми вы сейчас беседуете. Спасибо на добром слове.
      Все четверо вытаращили глаза.
      - Это правда, - подтвердил Майк.
      - Надо же! Вот это да! - не удержался Маррс.
      Они смотрели на нас с явным уважением. Это приятно щекотало наше самолюбие.
      Затянувшееся неловкое молчание нарушил Джонсон: - Что там у нас дальше по программе?
      Мы приступили к обсуждению практических деталей.
      Майк, как обычно, сидел прикрыв глаза, внимательно вслушиваясь в разговор и предоставляя мне возможность говорить за двоих.
      - Фильм надо полностью озвучить.
      - С удовольствием, - отозвался Бернстейн.
      - По меньшей мере десятка полтора, если не больше, актеров, внешне похожих на ведущих персонажей, которых мы вам показали.
      Джонсон уверенно заметил: - Это несложно. В архиве Отдела подбора киноактеров есть фотографии всех актеров со времен возникновения Голливуда.
      - Знаю. Мы проверяли. Но по причинам, которые я уже излагал мистеру Джонсону, актерам придется работать за наличные и забыть о последующих отчислениях.
      - Пари держу, что эту работенку поручат мне, - простонал Маррс.
      - Угадал, - отрубил Джонсон и обратился ко мне: - Что еще?
      - Пожалуй, только планы проката фильма, которых у нас пока нет. Надо будет прикинуть.
      Джонсону мои слова явно пришлись по вкусу.
      - Проще простого. Один взгляд на рекламный киноролик - и компания "Юнайтед Артисте" на самого Шекспира плюнет.
      - А как с недостающими эпизодами? - вмешался Маррс. - Имеете на примете сценариста?
      - Что-то вроде режиссерского сценария у нас есть или будет примерно через неделю. Хотите пройтись по нему вместе с нами?
      Он с готовностью согласился.
      - Каким временем мы располагаем? - вступил в разговор Кесслер. Работа предстоит большая. Когда желательно ее завершить? - В обиход уже вошло сплоченное "мы".
      - Вчера, - отрезал Джонсон, вставая. - Есть у вас идеи насчет музыкального сопровождения? Нет? Попробуем договориться с Вернером Янссеном и его ребятами. Бернстейн, с этой минуты вы лично отвечаете за эту картину. Кесслер, соберите свою команду и просмотрите фильм. Маррс, перетряхните в архиве досье актеров вместе с мистером Левко и мистером Лавиадой, когда им будет удобно. Держите с ними связь в отеле "Коммодор". А сейчас я попросил бы вас зайти ко мне в кабинет - обсудим финансовые условия.
      Все прошло как по маслу.
      Я вовсе не хочу сказать, что работать было легко. Ничего подобного. Несколько месяцев подряд мы трудились в поте лица. Чего стоило разыскать единственного актера, действительно похожего на Александра Македонского.
      Это был молодой армянин, потерявший всякую надежду получить хоть какую-нибудь роль и уехавший на родину в Санти. Актерские пробы, репетиции, перебранки с костюмерами, декораторами и бутафорами, оборудовавшими съемочную площадку и делавшими декорации. В общем, хлопот у нас было по горло. Даже Руфь, задобрившая отца ласковыми письмами, честно отрабатывала свое жалованье. Мы поочередно диктовали ей различные варианты, пока наконец не подготовили сценарий, который удовлетворил и Майка, и меня самого, и юного Маррса, который был настоящим докой по части диалогов.
      Я имею в виду другое: расположить к себе видавших виды профессионалов, которые присутствовали при взлетах и закатах десятков кинокартин, от приключенческих супербоевиков до всякого барахла, оказалось для нас делом легким и благодарным. То, что мы сумели сделать, действительно произвело на них впечатление. Кесслер огорчился, когда мы отказались участвовать в съемках недостающих эпизодов фильма. Мы хлопали глазами, ссылались на занятость и выражали полную уверенность в том, что он сумеет сделать это не хуже. Он превзошел себя, да и нас тоже. Не знаю, что бы мы делали, попроси он у нас какого-нибудь практического совета. Оглядываясь назад, я прихожу к мысли, что ребятам, с которыми мы познакомились и сотрудничали, изрядно надоело иметь дело с набившими оскомину второразрядными кинокартинами и они обрадовались встрече с людьми, понимающими разницу между глицериновыми слезами и подлинным искусством и не скупящимися уплатить пару лишних долларов. Думаю, они отнесли нас к категории ловких дельцов с туго набитой мошной.
      Наконец хлопоты остались позади. Все собрались в просмотровом зале мы с Майком, Маррс и Джонсон, Кесслер и Бернстейн, а также остальные члены съемочной группы, которые делили с нами эту поистине титаническую работу, и увидели на экране плод своих усилий.
      Фильм вышел потрясающий. Каждый поработал на славу.
      Когда на экране появился Александр, это действительно был Александр Великий. (Молодой армянин получил заслуженную премию.) Вся ослепительная гамма красок, вся роскошь, великолепие и блеск на экране, казалось, обжигали душу. Даже мы с Майком, видевшие все это в действительности, сидели на краешках кресел, впившись глазами в экран.
      Подлинный реализм и размах батальных сцен - вот что, на мой взгляд, обеспечило успех фильма. Кровавый бой, конечно, увлекательное зрелище, когда знаешь, что все это выдумка, что мертвые вот-вот воскреснут и пойдут обедать. Но когда такой военный обозреватель, как Билл Моулдин, посмотрев фильм, выступает с восторженной статьей о том, как схожи тяготы и удел пехоты во все эпохи и времена, - будьте уверены: Моулдин знает, что такое война. Как, впрочем, и пехотинцы из разных стран мира, которые в своих письмах сравнивали битву Александра Македонского при Арбеле с боями на плацдарме у Анцио и в Аргонне. Измученный, далеко не безразличный к своей судьбе крестьянин, который устало бредет, отмеривая милю за милей по пыльным равнинам, и кончает свой путь смердящим, голым, израненным трупом средь роя жирных мух, - чем отличается он от другого крестьянина, который вместо сарисы[Сариса - длинное, до 6-7 метров, копье, вооружение пехотинцев в армии Александра Македонского. ] держит в руках винтовку? Это мы старались подчеркнуть особо, и преуспели.
      Когда в зале вспыхнул свет, мы уже знали: фильму обеспечен грандиозный успех. Важные, как стайка пингвинов, гордо выпятив грудь, участники просмотра торжественно пожали друг другу руки. Большинство направилось к выходу, а мы уединились в кабинете Джонсона.
      Разлив по стаканам виски, Джонсон сразу перешел к делу: - Как с прокатом?
      Я поинтересовался его мнением.
      - Слово за вами, - пожал он плечами. - Не знаю, известно вам или нет, но уже разнесся слух, что у вас есть неплохой фильм.
      Я рассказал ему, что нам в отель звонили несколько человек, и назвал их имена.
      - Понятно, почему я завел этот разговор? Я знаю этих молодчиков. Пошлите их подальше, если не хотите, чтобы вас обобрали до нитки. И раз уж мы заговорили о деньгах: вы нам задолжали кругленькую сумму. Полагаю, у вас есть чем расплатиться?
      - Есть.
      - Так я и думал. В противном случае я первый раздел бы вас догола. Он улыбнулся, но всем нам было ясно, что он именно так бы и поступил. Ол-райт, этот вопрос отпал. Поговорим о прокате. Здесь в городе есть две-три фирмы, которые захотят приобрести фильм. Мои ребята немедля поговорят с кем нужно. Нет смысла и дальше играть в молчанку. Уверен, у них хватит ума не болтать о том, что вы не желаете предавать огласке.
      За этим я прослежу. Но в данный момент вы, как говорится, на коне. У вас есть наличный капитал, вы - владельцы фильма, который, по моим оценкам, должен принести баснословную прибыль, и вам нет никакой нужды соглашаться на первое же предложение. В подобной игре это очень важно.
      - А вы сами не согласитесь заняться этим делом?
      - Я бы не прочь. У меня есть на примете одна компания, которой позарез нужен художественный фильм, а ее владельцы не знают, что мне это известно. Они заплатят, и заплатят хорошо. А что я буду с этого иметь?
      - Это, - сказал я, - мы обсудим позже. И думается, я знаю, что у вас на уме. Нас устроят обычные для подобных контрактов условия, и нам безразлично, выпотрошите вы тех, с кем будете иметь дело, или нет. Чего душа не знает, о том не страдает.
      Именно это он и хотел услышать. В Голливуде, как в джунглях, каждый готов вцепиться другому в глотку.
      - Хорошо. Кесслер, приготовьтесь печатать копии.
      - Всегда готов.
      - Маррс, запускайте рекламу... - И, повернувшись к нам, он закончил: Какие у вас пожелания на этот счет?
      Этот вопрос мы с Майком обговорили между собой заранее.
      - Как вы считаете лучше, так и делайте, - не спеша сказал я. - Бог с ней, со славой: мы ее не ищем, но избегать тоже не будем. Для прессы мы два провинциальных простака, которым подфартило. Спускайте на тормозах любые вопросы о том, где снимали кинокартину, но осторожно, чтобы это не бросалось в глаза. Придется туго, когда будете говорить о несуществующих актерах, но вы должны как-то выкрутиться.
      Маррс застонал, а Джонсон ухмыльнулся: - Он выкрутится.
      - Мы будем рады, если за техническое исполнение фильма вам поставят наивысшую оценку, потому что вы блестяще справились с этой задачей.
      Кесслер вполне заслуженно воспринял это как личный комплимент.
      - Прежде чем перейти к другим вопросам, мы хотели бы сообщить, что часть материала была отснята непосредственно в Детройте.
      Услышав это, все привстали со стульев.
      - Мы с Майком открыли новый метод операторской работы с использованием кинотрюков и комбинированных съемок.
      Кесслер хотел что-то сказать и уже приоткрыл было рот, но передумал.
      - Мы не намерены раскрывать, как это делалось и где именно комбинированная съемка, но вы должны признать, что обнаружить разницу между комбинированными и натурными съемками невозможно.
      Они усиленно закивали: - Совершенно невозможно. Столько лет в кинематографе, все проходит через наши руки... Какие же эпизоды...
      - Этого я вам не скажу. Наш метод не запатентован и не будет патентоваться как можно дольше.
      Никто не обиделся. У профессионалов взгляд наметанный. Если уж они не улавливали разницы, то, значит, комбинированные съемки были виртуозны. Им было понятно, почему мы хотим сохранить в тайне столь совершенный метод.
      - Мы можем дать твердую гарантию, что позднее вас ожидает новая работа.
      Их интерес был очевиден.
      - Не будем предсказывать, когда именно, или договариваться о чем-то конкретном, но у нас в колоде еще найдутся один-два козырных туза. Нам понравилось сотрудничать с вами, и мы хотим, чтобы впредь было так же. А теперь просим извинить: у нас свидание с блондинкой.
      Джонсон не ошибся: за право проката торг шел как на аукционе. Мы, точнее, Джонсон, заключили весьма выгодный контракт с компанией "Юнайтед Амьюзмент" и сетью принадлежащих ей кинотеатров. Разбойник Джонсон получил обусловленный процент прибыли от нас и, видимо, сорвал еще более жирный куш с "Юнайтед". Кесслер и другие сотрудники Джонсона подняли в специальных журналах жуткую шумиху, хвастаясь своей причастностью к созданию фильма, завоевавшего Оскара. И не только Оскара, но и все другие призы и премии, какие когдалибо присуждались кинокартинам. Даже европейцы пришли от него в восторг. Они ведь обожают реализм. И, посмотрев фильм, поняли, что перед ними настоящее искусство.
      Впрочем, это поняли и все остальные.
      Наш успех вскружил Руфи голову. Она сразу же захотела обзавестись секретарем. Ей и правда нужен был помощник, .чтобы отбиваться от всяких придурков, которые нам проходу не давали. Мы разрешили ей нанять помощницу. Она подыскала хорошую машинистку лет пятидесяти. Руфь - девушка интересная и себе на уме.
      Когда ее отец стал усиленно намекать, что мечтает взглянуть на Тихий океан, мы увеличили ей жалованье с условием, что папаша останется подальше от нас. Мы и втроем весело проводили время.
      Премьера фильма состоялась одновременно в НьюЙорке и Голливуде. Мы отправились на премьеру вместе с Руфью, в смокингах, важные, как лорды. Прекрасное это чувство - сидя ранним утром на полу, читать рецензии, от которых приятно кружится голова. Еще лучше знать, что денег у тебя куры не клюют. Джонсон и его люди полностью разделяли наше ликованье. Думаю, вначале кошелек у него был не слишком тугой, и теперь все мы с наслаждением купались в лучах славы.
      А слава была поистине лучезарная. Каждый из нас стал знаменитостью, о нас писали и говорили даже больше, чем мы смели надеяться. Кто-то пустил-таки слух, что мы изобрели новый аппарат для комбинированных съемок, и все крупные кинокомпании охотились за этим, как они полагали, чрезвычайно удобным и экономичным изобретением. Киностудии, которые даже и не помышляли снимать полнометражный костюмно-исторический фильм, глядя на то, какие сборы делает "Александр Македонский", тотчас же включили такие фильмы в свои творческие планы. Как сообщил Джонсон, в наш адрес поступило несколько весьма заманчивых предложений, но мы с притворно кислыми минами объявили, что завтра улетаем в Детройт, и просили его на время подменить нас. Помоему, он не поверил, что мы действительно покидаем Голливуд, но мы не шутили. И уехали на следующий же день.
      В Детройте мы сразу взялись за работу, воодушевленные сознанием, что избрали правильный путь. Руфь с утра до вечера отражала натиск бесчисленных визитеров. Мы не принимали ни журналистов, ни бизнесменов - никого.
      Времени не было. Мы занимались фотографией. Отсылали проявлять в Рочестер негатив за негативом. Оттиски возвращались к нам, а негативы оставались на хранении в Рочестере. Из Нью-Йорка мы пригласили представителя одного из крупнейших издательств страны и заключили с ним контракт.
      Если заинтересуешься, то в вашей центральной библиотеке найдутся выпущенные нами книги. Сотни больших тяжелых томов, на каждой странице четкий оттиск с негатива размером 20 X 25 см. Собрание таких томов было направлено во все главные библиотеки и университеты мира. Мы с Майком получили огромное удовольствие, разрешив кое-какие проблемы, над разгадкой которых ученые бились долгие годы. Например, в посвященный Римской империи том вошел целый ряд иллюстраций, изображающих внутреннее устройство не только трирем, но и боевой пентеры. (Разумеется, это отнюдь не убедило ни профессуру, ни яхтсменов-любителей.) Мы опубликовали серию панорамных фотоснимков Рима (сделанных с интервалом в столетие), показав, как менялся город на протяжении тысячи лет. Виды с птичьего полета - Равенна и Лондиниум, Пальмира и Помпеи, Эборакум (ныне Йорк) и Византии. Да, незабываемые были дни! Мы посвятили по тому Греции, Риму, Персии, Криту, Египту и Византии. Опубликовали фотографии Парфенона и Фаросского маяка, портреты Ганнибала, Цезаря и Верцингеторига; фотографии стен Вавилона, строительства пирамид и дворца ассирийского царя Саргона, воспроизвели страницы утерянных исторических записок Тита Ливия и пьес Еврипида. И многое другое.
      Несмотря на баснословную цену, второе издание этих книг поразительно большим тиражом разошлось среди частных лиц. Будь цена поменьше, интерес к истории стал бы еще более модным увлечением.
      Ажиотаж почти улегся, когда итальянские археологи, раскапывая еще не исследованный район Помпеи, погребенных под слоем вулканического пепла, наткнулись на небольшой храм как раз в том месте, где он был изображен на опубликованной нами фотографии. Археологам выделили дополнительные средства, и они обнаружили развалины прочих зданий, чье местонахождение в точности повторяло план города, запечатленный на нашем фотоснимке. Эти руины были скрыты от человеческого взора без малого две тысячи лет. Все тут же завопили, что мы нечаянно сделали ошеломляющее открытие. Глава одной из калифорнийских сект всерьез заподозрил, что мы - перевоплощение двух римских гладиаторов по имени Джо.
      Чтобы обрести мир и покой, мы с Майком перебрались со всем скарбом в нашу студию. Подвал старого банка, предназначенный для хранения ценностей, по нашей просьбе был оставлен нетронутым, и на время отлучек мы запирали там свою аппаратуру. Если Руфь не успевала просмотреть почту, мы выбрасывали все, не читая. Малопомалу здание стало здорово смахивать на неплохую, но дешевую столовку. Мы наняли дюжих частных детективов, чтобы оградить себя от наиболее назойливых посетителей, и установили систему защитной сигнализации. Мы были заняты очередной работой: снимали новый полнометражный художественный фильм.
      По-прежнему придерживаясь исторической тематики, мы на сей раз попытались сделать то, что сделал англичанин Гиббон в своей "Истории упадка и разрушения Римской империи". И по-моему, нам это удалось. За четыре часа нельзя, конечно, полностью охватить два тысячелетия, но можно - как поступили мы - показать распад великой цивилизации и то, каким он был болезненно-мучительным. Нас здорово раскритиковали за то, что мыде почти совершенно пренебрегли Иисусом Христом и христианством, но раскритиковали несправедливо и незаслуженно. Мало кто знал тогда и знает сейчас, что в качестве пробного шара мы включили в картину несколько эпизодов о самом Христе и связанных с ним событиях.