Лим рассказал мне обо всем. Вернувшись из царства мертвых, через Себу-Сити и Гонконг, Анджело Сачетти закатил марафонский пир, продолжавшийся чуть ли не месяц. Он не прекращался ни днем, ни ночью, и двери его роскошной квартиры были открыты для друзей, которые приводили своих друзей. В итоге Сачетти встретился с теми кого хотел повидать, мелкими политиками, не возражавшими против того, чтобы их купили, и преступниками, не отказывающимися от лишнего доллара. Сачетти лишь показал им, что надо делать, чтобы этих долларов стало больше, и как можно быстрее.
      Разумеется, он приобрел и врагов, но оппозиция быстро пошла на попятную после того, как двух наиболее упрямых соперников Анджело выловили из реки Сингапур. Тайные общества поддержали Сачетти, потому что он не вмешивался в их дела и согласился выплачивать им часть прибыли. По-настоящему противостояли Сачетти лишь правительственные учреждения, но он обошел и эту преграду, женившись на младшей дочери То Кин Пу, политика левых взглядов, имевшего многочисленных последователей. Так уж вышло, что в тот момент от То Кин Пу отвернулась удача, и он сидел на мели.
      – Теперь же мистер То выражает свои политические взгляды с заднего сидения «роллс-ройса», подаренного зятем на день рождения, – продолжал Лим.
      – И мы подозреваем, хотя и не можем этого доказать, что часть прибыли мистера Сачетти перетекает в партийную кассу, контролируемую его тестем. Я склонен думать, что на текущий момент эта касса набита битком.
      – А куда он направит эти деньги? Будет покупать голоса избирателей?
      Лим покачал головой.
      – Нет, до выборов еще четыре года, и партия премьер-министра контролирует в парламенте все места, пятьдесят одно из пятидесяти одного. О чем можно только сожалеть.
      – Почему?
      – Оппозиция необходима, знаете ли. Иначе политикам будет некого поносить. Представьте себе, что демократы завоевали все места в конгрессе.
      – Они сцепятся друг с другом.
      – Вот именно. Поэтому То и полезен для правительства. На него всегда можно вылить ушат помоев.
      – Но реальной власти у него нет?
      Есть, мистер Которн, власть у него есть. Имея в своем Распоряжении большие деньги, он в любой момент может организовать расовый бунт. Это тот камень, который тесть Анджело Сачетти держит за пазухой, и уверяю вас, камень этот очень увесистый. Мы просто не можем позволить себе еще одного расового бунта.
      – Один, припоминаю, у вас уже произошел.
      – Да. В 1964 году, – Лим покачал головой и вновь обратил взор к бухте.
      – Мы в Сингапуре гордимся нашими гармоничными межнациональными отношениями. Нам нравится думать, что мы прежде всего сингапурцы, а потом уже китайцы, которых подавляющее большинство, малайцы, индусы, пакистанцы и европейцы, и можем жить в мире и согласии. Так мы думали и в 1964 году, когда произошли жестокие столкновения на межнациональной почве. Первый раз в июле, второй – в сентябре. Тридцать пять человек погибло, многие сотни получили ранения, материальный ущерб исчислялся десятками миллионов долларов. Первый бунт начался из-за пустяка: во время малайской религиозной церемонии кто-то из зрителей-малайцев затеял драку с полицейским-китайцем. В сентябре началу столкновений положило убийстве рикши-китайца. Но, полагаю, мне нет нужды объяснять вам, с чего начинаются расовые бунты, мистер Которн. В вашей стране они не редкость.
      – Полностью с вами согласен.
      Лим повернулся ко мне.
      – Тогда вы, несомненно, понимаете, что угроза расового бунта – очень мощное оружие.
      – Разновидность шантажа, не так ли?
      – Я думаю, вы недалеки от истины. Но цена, которую мы платим, неизмеримо меньше урона, вызванного столкновениями на расовой почве.
      – А не могли бы вы забрать его паспорт через посольство США?
      – Сачетти?
      – Да.
      Лим опять покачал головой и закрыл папку.
      – Для таких людей, как Анджело Сачетти, паспорт или гражданство ничего не значат. Если ваше государство отберет его, Сачетти на следующий день получит новый у другого государства, которое торгует своим гражданством. Таких я могу назвать вам четыре или пять. Видите ли, мистер Которн, гражданство важно для тех, у кого нет денег. Если же человек обладает практически неограниченными средствами, если он привык жить вне, вернее, над законом, одна страна ничем не отличается для него от другой. Хотя доказательств у меня нет, я сомневаюсь в том, что мистер Сачетти намерен в обозримом будущем возвращаться в Соединенные Штаты. Но я что-то слишком много говорю. Теперь вы скажите мне, почему вас заинтересовал Сачетти?
      – Я думал, что убил его. Меня это тревожило. Тревожит и по сей день.
      Лим пристально посмотрел на меня и улыбнулся. Сухо, а не так, как обычно, во весь рот.
      – Жаль, что вы его не убили. Вы избавили бы многих от лишних забот.
      – Многих, но не себя.
      – Когда вы узнали, что он живехонек?
      – Несколько дней назад.
      – Правда? – удивился Лим. – Странно, что ваш Государственный департамент не известил вас об этом.
      – Не вижу ничего странного, от нашего Государственного департамента ничего другого ждать не приходится.
      На этот раз Лим просиял.
      – Признаюсь вам, что я придерживаюсь того же мнения. Судя по всему, вы намерены найти Сачетти и лично убедиться, что он жив и здоров.
      – Только в том, что он жив, – ответил я. – Вы представляете, где можно его найти?
      Лим сунул руку в ящик стола и достал большой бинокль.
      – Я даже могу показать вам, где он живет.
      Он поднялся, подошел к окну, поднес бинокль к глазам, оглядел бухту. Я присоединился к нему, и он указал на одну из яхт.
      – Вон та большая, белая, с радаром.
      Лим передал мне бинокль. Я увидел белую яхту футов в сто пятьдесят длиной, стоимостью под миллион долларов. Впрочем, я давно не приценивался к таким яхтам. Она мерно покачивалась на якоре, по главной палубе ходили какие-то люди, но бинокль не позволял разглядеть, пассажиры ли это или команда. Я отдал бинокль Лиму.
      – Отличная яхта.
      – Я не сомневался, что она вам понравится. Раньше яхта принадлежала султану Брунея. Сачетти купил ее за бесценок.
      – И сколько стоит бесценок на Северном Борнео?
      – Примерно два миллиона сингапурских долларов. Я слышал, что ее первоначальная стоимость составляла четыре миллиона.
      – У султана возникли денежные затруднения?
      – Да, нефтяные запасы иссякают, а ему потребовались наличные.
      – Мистер Лим, – я протянул руку, – вы мне очень помогли. Премного вам благодарен.
      – Пустяки, мистер Которн, – он пожал мою руку. – И еще. Как глава сингапурской Секретной службы… – он хохотнул. – Я хотел бы знать, каковы ваши планы в отношении мистера Сачетти. Вы понимаете, я не могу не спросить об этом.
      Я оглянулся на яхту.
      – Полагаю, я его навещу.
      – Не хотите ли, чтобы один из моих сотрудников сопровождал вас? Пожалуйста, не думайте, что у меня большой штат. Их всего трое, и, если они не занимаются контршпионажем, простите меня за этот расхожий термин, а такое случается более чем часто, то работают в моей конторе. Один из них управляющий, двое других – бухгалтеры.
      – Думаю, что я обойдусь. Но за предложение – спасибо.
      – Дело в том, что Сачетти давно отказался от политики «открытых дверей». Он больше не устраивает приемов, а незваным гостям тут же указывают на дверь. С другой стороны, более-менее официальный визит… – Лим не закончил фразы.
      – Я понимаю, что вы хотите сказать. Но я уверен, что Сачетти захочет повидаться с давним другом, особенно с давним другом, который помог ему умереть на некоторое время.
 
      Я ловил такси на площади Раффлза, неподалеку от Чейндж-Элли, когда к тротуару свернул «шевроле»-седан. Я решил, что это такси, тем более, что водитель затормозил до трех-четырех миль в час, а пассажир на заднем сидении опустил стекло. Поднятые стекла указывали на то, что машина снабжена системой кондиционирования, и я уже приготовился высказать пассажиру благодарность за то, что он решил разделить со мной прохладу салона, когда увидел направленный на меня револьвер. За моей спиной раздался голос: «Поберегись, приятель!» – но я и так все понял. И уже складывался вдвое, чтобы прыгнуть в сторону. При падении я сильно ударился правым плечом, но мне и раньше приходилось ударяться об асфальт, когда главный герой не желал рисковать своим драгоценным здоровьем, и на съемочную площадку вызывали каскадера. Прогремел выстрел, мне показалось, что пуля впилась в асфальт рядом со мной, но, возможно, у меня просто разыгралось воображение. Второго выстрела не последовало. Я еще катился по мостовой, когда стекло поднялось и «шевроле», набирая скорость, влился в транспортный поток. Я встал, отряхнулся под любопытными взглядами пешеходов. Никто не произнес ни слова, не позвал полицию, не поинтересовался, не порвал ли я брюки. Но, возможно, они приняли выстрел за взрыв шутихи. Шутихи рвались в Сингапуре днем и ночью. Сингапурцы любили устраивать фейерверки.
      – Чисто сработано, – прокомментировал тот же самый голос, что предложил мне поберечься.
      Обернувшись, я увидел крепенького, дочерна загоревшего мужчину неопределенного возраста, от тридцати пяти до пятидесяти с гаком, в выцветшей рубашке цвета хаки, брюках, перетянутых широким кожаным поясом с медной бляхой, и теннисных туфлях, когда-то бывших белыми, но заметно посеревших от времени и грязи.
      – Да, повезло. Отклонись пуля на пару ярдов, и никакая реакция мне бы не помогла.
      Он стоял, засунув руки в карманы, щуря зеленые глаза от яркого солнца.
      – Я как раз шел на ту сторону площади выпить пива. У меня такое впечатление, что и вам не вредно промочить горло.
      – Скорее всего, вы правы.
      Мы устроились за столиком в баре, плохо освещенном, почти пустом, но с кондиционером. Официант принес нам две бутылки пива и вновь уткнулся в газету. Мужчина в хаки, не обращая внимания на стакан, поднял бутылку ко рту и начал пить прямо из горлышка. Утолив первую жажду, он поставил бутылку на стол, достал из кармана плоскую оловянную коробочку с табаком, папиросную бумагу и свернул себе сигарету. По его автоматическим движениям чувствовалось, что это дело для него привычное. Закурив, он пристально посмотрел на меня, и я заметил, что морщинки в уголках глаз не исчезают, даже когда он не щурится. Тут я решил, что ему скорее пятьдесят с гаком, чем тридцать пять.
      – Я – полковник Нэш, – представился он.
      – Полковник чего? – переспросил я и назвался сам.
      – Филиппинской партизанской армии.
      – Но она распалась несколько лет назад.
      Он пожал плечами.
      – Если вам не нравится полковник, можете звать меня капитан Нэш.
      – Капитан филиппинского партизанского флота?
      – Нет, «Вилфреды Марии».
      – Что это такое?
      – Кампит.
      – Что?
      – Корабль водоизмещением восемь тонн. Я купил его у пирата с Моро. Я – контрабандист.
      – Всем нам приходится так или иначе зарабатывать на жизнь, – ответил я, – но мне кажется, совсем не обязательно рассказывать кому-либо, как мы это делаем.
      Полковник Нэш вновь глотнул пива.
      – А что такого, мы оба – американцы, не так ли?
      – Я, во всяком случае, да.
      – В Сингапур я контрабанду не привожу. Тут я продаю обычный груз.
      – Какой же?
      – Лес, главным образом с Борнео, из Тауа. Загружаю корабль копрой на Филиппинах, продаю ее в Тауа, где мне дают хорошую цену в американских долларах, покупаю лес и везу его сюда. Тут из него изготавливают фанеру.
      – А когда же находите время для контрабанды?
      – Когда плыву отсюда на Филиппины. Я загружаюсь часами, фотокамерами, швейными машинками, английскими велосипедами, сигаретами и виски и сбываю их на Лейте или на Себу.
      – Вас никогда не ловили?
      – В последнее время нет. На «Вилфреде Марии» четыре двигателя, и тридцать узлов для нее не скорость. А если уж запахнет жареным, я могу укрыться на островах Сулу.
      – Где вы живете на Филиппинах?
      – Себу-Сити.
      – Давно?
      – Двадцать пять лет. С сорок второго года я воевал в партизанах, потом поддерживал связь между партизанами и американцами, да так и остался на островах.
      – Я знаю человека, который был в Себу-Сити примерно два года назад. Американца.
      – Как его звать?
      – Анджело Сачетти.
      Нэш как раз собирался поднести бутылку ко рту, когда я произнес имя и фамилию. Его рука застыла в воздухе, глаза сразу насторожились.
      – Ваш друг?
      – Знакомый.
      Нэш поднес-таки бутылку ко рту и осушил ее до дна.
      – Вы его ищете?
      – В некотором роде.
      – Или вы его ищете, или нет.
      – Ладно, ищу.
      – Зачем?
      – По личному делу.
      – Не думаю, что он захочет встретиться с вами, – Нэш махнул официанту рукой, требуя вторую бутылку.
      – Почему вы так думаете?
      Нэш подождал, пока официант принес бутылку, и вновь уткнулся в газету.
      – Сачетти появился в Себу-Сити примерно два года назад без гроша в кармане. Ну, возможно, пара долларов у него завалялась, но он не ел в ресторанах, и звали его совсем не Анджело Сачетти.
      – А как?
      – Джерри Колдуэлл.
      – Сколько он пробыл в Себу-Сити?
      – Три или четыре месяца. Он пришел ко мне с предложением. Ссужать деньги под большие проценты. Вы знаете, взял пять песо, отдай шесть. Меня это не заинтересовало, но он занял у меня пару тысяч.
      – Почему у вас?
      – Черт, я же – американец, как и он.
      – Извините. Забыл.
      – Я дал ему пару тысяч, а он ссудил их двум азартным игрокам на неделю. Ему они должны были заплатить уже две с половиной, но денег не отдали. Колдуэлл, или Сачетти особо и не настаивал, по крайней мере, две последующие недели. А потом купил бейсбольную биту. Знаете, что он с ней сделал?
      – Нет, но могу догадаться.
      – Он переломал этим парням ноги, вот что. И они немедленно расплатились, а потом я не знал ни одного человека, занявшего у Сачетти деньги, кто медлил бы с их возвратом.
      – Почему он уехал?
      – С Себу? Не знаю. Он крутился главным образом у ипподрома. Завсегдатаи и составляли, в основном, его клиентуру. А в один прекрасный день он пришел ко мне. Меня не было дома, но жена была, и она рассказала мне следующее. Он достал из кармана толстенную пачку денег и вернул две тысячи, которые когда-то одолжил у меня. А потом покинул город. Исчез. Вновь я увидел его лишь через два или три месяца. Здесь, в «Хилтоне», с симпатичной китаянкой. Я поджидал одного парня, тот все не показывался, поэтому я подошел к Колдуэллу и сказал: «Привет, Джерри». Он смерил меня холодным взглядом и ответил: «Извините, мистер, но вы ошиблись. Меня зовут Сачетти. Анджело Сачетти». Я не стал спорить: «Хорошо, Джерри, если тебе так больше нравится». И мы разошлись. Потом я узнал от парня, которого в тот вечер так и не дождался, что Сачетти в Сингапуре стал большим человеком. Поэтому я стараюсь быть в курсе его дел.
      – Зачем?
      – А почему бы и нет? В конце концов, я помог ему сделать карьеру. Все началось с моих двух тысяч. Нынче же он женат на дочери местного политика и живет на яхте, которую назвал «Чикагская красавица». Ничего себе название для яхты, а?
      – Может, он просто сентиментален.
      – Я-то думал, он из Лос-Анджелеса. Во всяком случае, так он мне сказал. Говорил, что снимался в фильмах, но я не видел его ни в одном.
      – В фильмах он снимался, – подтвердил я.
      – Так вы знаете его по Лос-Анджелесу?
      – Совершенно верно.
      – И вы – его друг.
      – Давайте считать, что мы знакомы.
      Нэш отпил из второй бутылки.
      – Полагаю, едва ли ему захочется повидаться с вами.
      – Почему вы так думаете?
      – Парень на заднем сидении такси, который стрелял в вас.
      – При чем тут он?
      – Он работает на Сачетти.
      Слов от меня не потребовалось. Все, должно быть, отразилось на моем лице, и мне пришлось приложить определенное усилие, чтобы закрыть рот. Нэш усмехнулся.
      – Не привыкли к тому, что в вас стреляют?
      – В жизни, нет.
      – Если вы хорошенько все обдумаете и решите, что по-прежнему желаете повидаться с ним, я подброшу вас к его яхте на своей лодке. Вы найдете меня по этому телефону, – шариковой ручкой он написал несколько цифр на клочке бумаги и протянул его мне.
      – Зачем вам впутываться в это дело? – спросил я. Нэш пожал плечами.
      – Черт, мы же оба американцы, не так ли?
      – Извините. Я снова забыл об этом.

      Я только разделся и манипулировал с кранами холодной и горячей воды в огромной ванной комнате, смежной со спальней, когда услышал стук в дверь. Завернувшись в полотенце, я подошел к двери и спросил: «Кто там?» – Карла.
      Я открыл дверь.
      – Заходите. Я как раз собирался принять душ. Можете составить мне компанию, если хотите.
      Она вошла. В платье, которого я еще не видел, из светло-коричневого шелка, подчеркивающего достоинства ее фигуры. Села в кресло, положила ногу на ногу так, чтобы я не упустил ничего интересного, неторопливо оглядела меня с головы до ног, словно картину, заслуживающую большего внимания, чем показалось с первого взгляда.
      У вас красивые плечи. И плоский живот. Мне нравятся плоские животы. У большинства знакомых мне мужчин толстое брюхо, даже у молодых. Нависает над поясом, как арбуз.
      – Им нужно нанять нового портного, чтобы он сшил брюки по фигуре.
      – Я думала, вы постучитесь ко мне, когда придете.
      – Я не хотел, чтобы от меня плохо пахло, и решил помыться, прежде чем придти к вам.
      – Как мило. У вас есть что-нибудь выпить?
      – Нет, но вы можете заказать бутылку. Нажмите вот эту кнопку, и коридорный принесет ее, – я повернулся и направился в ванную.
      – Можете не спешить, – донеслось мне вслед.
      Я стоял под душем, направив горячую струю на плечо, которое ушиб, падая на тротуар, когда чья-то рука коснулась моей спины. Карла Лозупоне отдернула занавеску и ступила в ванну.
      – Я решила принять ваше приглашение.
      Причин возражать у меня не нашлось, поэтому я просто обнял ее и поцеловал в приоткрывшиеся губы. Мы не стали выключать воду и, не отрываясь друг от друга, добрались до кровати, где она посмотрела на меня, облизнула губы розовым язычком и прошептала: «Скажи мне их».
      – Что?
      – Слова.
      И я сказал те слова, которые, полагал, она хотела услышать, в большинстве своем, из четырех букв , даже изобрел несколько новых. Ее глаза заблестели, руки стали неистовыми, рот – требовательным…
      Потом она лежала на спине, всматриваясь в потолок.
      – Ты мужик что надо. Даже лучше. Так мне нравится.
      – Как?
      – В отеле, как бы случайно. Это очень возбуждает. Но не питай никаких иллюзий, Которн.
      – Каких?
      – В отношении меня.
      – Я только хотел сказать, что в постели вы на высоте. Даже не знаю, может ли кто сравниться с вами.
      – Мы же попробовали не все.
      – Нет, пожалуй, что нет.
      Она приподнялась на локте, и ее правая рука легла мне на бедро. Я заметил, что губки она уже не надувала, а меж белоснежных зубов вновь показался розовый язычок.
      – А ты хотел бы попробовать все?
      – Почему бы и нет?
      И мы попробовали. Если не все, то многое, о чем смогли подумать.
      Воображение у Карлы оказалось богатое.
      Потом мы оделись, коридорный принес бутылку «Баллэнтайна» и сэндвичи, мы выпили по бокалу, налили по второму, и тут Карла посмотрела на меня.
      – Ну?
      – Что ну?
      – Что вы узнали?
      – Вы хотите сказать, что с сексом покончено, и пора переходить к делу?
      – Сексом я занимаюсь, когда и где хочу, Эдди.
      – Все равно что принять горячую ванну?
      – А для тебя все по-другому?
      – Пожалуй, что нет.
      – Так что ты узнал?
      – Выяснил, где живет Анджело. Особых усилий от меня не потребовалось. Я мог бы спросить у портье, и сэкономил бы себе массу времени. Здесь Анджело – заметная личность. Он, к тому же, женат, но вы знали об этом еще до отлета из Соединенных Штатов, не правда ли? И лгали мне, говоря о том, что цель вашей поездки в Сингапур – выигрыш двух-трех недель для вашего отца.
      – Пусть так. Да, я знала, что он женился. Но все равно должна повидаться с ним.
      – Перестаньте, Карла. Вы уже виделись. Встречались вчера вечером, после того как оставили меня допивать бренди. Вы сказали ему, что я здесь, разыскиваю его, и на десять утра у меня назначена какая-то встреча. Вы подставили меня, дорогая, потому что едва я вышел из здания, где проходила встреча, какой-то человек, посланный Анджело, выстрелил в меня. Выстрел этот следует расценивать, как предупреждение, намек. Он и не старался попасть в цель.
      Мои слова не вызвали у нее нервного потрясения. Она даже не расплескала бокал. Но внимательно изучала ногти на левой руке. Потом подняла голову и улыбнулась, словно я только что похвалил ее новую прическу.
      – Знаешь, как повел себя Анджело, узнав о твоем приезде в Сингапур? Рассмеялся. Он полагает, что это шутка. Пусть и не слишком забавная. Мне кажется, он не хочет, чтобы ты здесь крутился.
      – Я в этом уверен.
      – Так зачем оставаться?
      – Потому что я хочу повидаться с ним.
      – И это все?
      – Этого достаточно.
      Карла покачала головой.
      – Ты не хочешь раскрывать карт, не так ли? Анджело смеялся, пока я не сказала ему, что ты связан с его крестным отцом. Вот тут ему стало не до смеха. Почему дядя Чарли выбрал тебя, Которн? Наверное, дело не только в том, что ему нравится ямочка на твоей щеке, появляющаяся при улыбке, хотя я слышала, что в свое время он отдавал предпочтение мальчикам.
      – Я мог поехать и хотел встретиться с Анджело.
      – Нет, – Карла покачала головой, – дело в другом. Наш дядя Чарли не стал бы высовываться наружу, не будь иной причины.
      – Высовываться откуда?
      – А как ты думаешь?
      – Я думаю, что вы преданы своей семье.
      – Я делаю то, что должна.
      – В том числе и подставлять меня под пулю?
      – Это твои трудности.
      – Но и вы, похоже, не обходитесь без своих.
      – Хорошо, – вздохнула она. – Давай сыграем в открытую. У Анджело оказались бумаги, принадлежащие моему отцу. Я прилетела сюда, чтобы выкупить их.
      И все встало на свои места. Анджело шантажировал не только Чарльза Коула, много лет доносящего на своих друзей и знакомых. Заполучив микрофильм, украденный из сейфа Коула, он шантажировал и Джо Лозупоне. Анджело Сачетти, решил я, захотелось грести деньги лопатой.
      – Почему вы? – спросил я.
      – Потому что больше послать было некого.
      – То есть нет человека, которому ваш отец мог бы доверить обмен денег на компрометирующие его документы?
      – Совершенно верно.
      – Сколько?
      – Миллион.
      – Где вы его держите, в косметичке?
      – Это не смешно, Которн. Деньги в панамском банке. Теперь Панама предпочтительнее Швейцарии. Там задают меньше вопросов. Мне достаточно передать Анджело письмо, и он станет на миллион долларов богаче.
      – Очень уж все просто. Вы могли отдать письмо вчера вечером, получить то, что вам нужно, и улететь сегодня первым же самолетом.
      – Так и намечалось.
      – Но что-то помешало?
      – Именно.
      – Анджело захотел что-то еще. Наверное, больше денег.
      – Нет. Он согласился на миллион.
      – Сегодня да, а в следующий раз?
      – Следующего раза не будет, – твердо заявила Карла.
      – Если это шантаж, то будет. Ваш отец, похоже, оказался легкой добычей.
      – С моим отцом этот номер не пройдет. Анджело об этом знает. Он готов рискнуть один раз, но не более того.
      – Шантажисты – люди особенные, – возразил я. – Их жертвы во многом помогают им, а жадность у них патологическая, иначе они не были бы шантажистами.
      Карла пронзила меня взглядом.
      – Мой отец попросил меня передать Анджело несколько слов. Я их заучила. И вчера вечером передала Анджело.
      – Что это за слова?
      – «Один раз плачу я, во второй – ты мертв».
      – Действительно, предельно просто.
      – Анджело меня понял.
      – Значит, все счастливы.
      – Все, кроме Анджело. Как я и упомянула, ему нужно кое-что еще.
      – Что же?
      – Он хочет, чтобы ты покинул Сингапур.
      – Почему? Я же ни для кого не представляю опасности.
      – Анджело так не думает.
      – А что он думает?
      – Он считает, что Чарльз Коул держит тебя на коротком поводке.
      – И это его беспокоит?
      – Он нервничает.
      – Мне представляется, Анджело никогда в жизни не нервничал.
      Карла нетерпеливо махнула рукой.
      – Ладно, Которн, мы можем сидеть здесь и обмениваться колкостями или любезностями, но дело от этого не сдвинется с места. Анджело не даст мне то, зачем я приехала, пока ты не покинешь Сингапура. Я не знаю, чем в действительности обусловлена необходимость твоей встречи с Анджело, да меня это и не волнует. Подозреваю, что он прав, и ты в самом деле работаешь на Чарльза Коула, то ли за деньги, то ли за что-то еще. Мне наплевать. Но если ты взаправду хочешь рассчитаться с Анджело, то ли по своим личным причинам, то ли по поручению дорогого дяди Чарли, который держит тебя за горло, я советую тебе забыть об этом. Видишь ли, если что-то случится с Анджело, если его застрелят, утопят в бухте или раздавят автомобилем, копия имеющихся у него документов полетит в Вашингтон, а мой отец отправится в тюрьму, вернее, в могилу, потому что тюрьма доконает его, – она помолчала и вновь посмотрела на меня. – Но ты умрешь раньше, чем он.
      – Знаете, Карла, у вас это неплохо получается.
      – Что?
      – Передавать угрозы третьих лиц. Более того, вам это нравится. Но я не придаю значения тому, что, по вашим словам, обещает сделать со мной кто-то еще. Во-первых, потому, что вы – лгунья, хорошенькая, но все же лгунья. А во-вторых, я прилетел в Сингапур по одной причине – найти Анджело Сачетти.
      – Зачем он тебе?
      – Потому что я ему кое-что должен.
      – Что именно?
      – Я не узнаю, пока не расплачусь с ним.
      – Анджело не хочет тебя видеть.
      – Я не спутаю его планы на уик-энд.
      Она встала, направилась к двери, но обернулась, не дойдя до нее пары шагов.
      – Анджело попросил передать тебе несколько слов.
      – Я весь внимание.
      – Он дает тебе три дня.
      – А что будет потом?
      Она задумчиво посмотрела на меня.
      – Он не сказал. Я спросила, но он не произнес ни слова.
      – Что же он сделал?
      – Подмигнул. И все. Просто подмигнул.