– Сливки и сахар? – спросил он.
– Только сахар.
– Пожалуйста, присядьте.
Я выбрал одно из кресел у камина, он передал мне чашку и сел напротив.
– Я полагаю, мистер Грин ввел вас в курс дела.
– Он рассказал мне то, что знал, – ответил я, – Но не упомянул об одном важном обстоятельстве.
– Он не сказал о том, что вы, по всей видимости, лучший вор этого города.
Прокейн холодно улыбнулся.
– Шесть или семь лет назад, работая в газете, вы интересовались моей особой, не так ли?
– Да.
– Но, к удивлению, не написали обо мне ни строчки.
– Потому что я не нашел ничего, кроме слухов.
– Да.
Прокейн повернулся к огню и задумался.
– Ну что ж, мистер Сент-Айвес, – он широко улыбнулся, – будем откровенны. Я – вор.
Глава 5
Первый раз Абнер Прокейн преступил закон в двадцать пять лет. Он служил в армии и украл грузовик с американскими сигаретами, чтобы продать их на черном рынке Марселя. Сигареты он продал некоему Кожемесу и, если бы не Кожемес, сейчас сидел бы в тюремной камере, а не в мягком кресле у камина. Так, во всяком случае, думал сам Прокейн. Кожемес научил Прокейна красть только деньги, причем у тех, кто не мог сообщить об этом в полицию. Каждой краже предшествовала тщательная подготовка. Информация о будущей жертве стоила недешево, но Прокейн никогда не скупился, так как выручка с лихвой окупала вложенный капитал.
– Воровство ассоциируется у меня с живописью, – говорил он, глядя на один из пейзажей: обветшалый амбар, окруженный раскидистыми деревьями. – Оно вызывает у меня ощущение… завершенности.
– Это ваши картины? – спросил я.
Он кивнул. Я более внимательно всмотрелся в пейзаж. Прокейн рисовал летом, и ему очень точно удалось передать игру света и тени.
– Должно быть, эти дневники вам очень дороги, – сказал я.
– Скорее, это журнал, а не дневник, – заметил Прокейн, – Дневники ведут лишь девочки-подростки, и то до тех пор, пока реальность жизни не разрушит их розовые мечты.
– И как выглядит ваш журнал?
– Это пять тетрадей по сто страниц каждая в черных коленкоровых переплетах. Такие можно купить в любом писчебумажном магазине.
– Как это произошло?
По лицу Прокейна пробежала легкая улыбка.
– Вероятно, я оказался в положении сапожника, дети которого бегают без сапог. У меня есть маленькая ферма в Коннектикуте, – он указал на картины. – Эти пейзажи я рисовал там. Прошлый уик-энд я провел на ферме, а вернувшись, обнаружил, что меня обокрали.
– Где вы держали тетради?
– В старом сейфе. Его установил еще прежний владелец дома. Я уже давно собирался заменить его, но… – он пожал плечами.
– Сейф взломали или открыли замок?
– Они открыли замок и через дверь вошли в дом без всяких трудностей.
– Разве у вас нет системы сигнализации?
– Есть, но вор сумел отключить ее. Или воры.
– Когда они позвонили вам? Почему-то мне кажется, что вор был не один.
– Мне тоже, – кивнул Прокейн. – В среду утром мужской голос известил меня о том, что я могу получить мой журнал в обмен на сто тысяч долларов. В качестве посредника он предложил вас и особо указал, что ваши услуги будут оплачены из этих ста тысяч и составят десять процентов от общей суммы. И добавил, что с вами я могу связаться через Майрона Грина. Меня это насторожило, так как я только что стал его клиентом. Дело в том, что я с большим недоверием отношусь к подобным совпадениям.
– Полностью с вами согласен. А что он обещал сделать с тетрадями в случае вашего отказа?
– Он сказал, что передаст их в полицию.
– Вы бы этого не хотели?
– Нет, мистер Сент-Айвес, я этого не хочу, – он встал, взял мою пустую чашку и вновь наполнил ее ароматным напитком, не забыв положить кусочек сахара. – Я первый раз вижу профессионального посредника, – сказал он, передавая мне полную чашку.
– Возможно, и в последний, – ответил я. – Мне еще не приходилось дважды встречаться с одним и тем же клиентом.
– Я хотел бы знать, существует ли в вашей профессии определенный моральный кодекс?
– Так же, как и в вашей. Правила я устанавливаю сам и не требую их неукоснительного выполнения. В противном случае никто не стал бы прибегать к моим услугам. Но, если бы эти правила не охраняли интересы человека, который нанял меня, я бы тоже остался без работы. Пока на меня никто не жаловался.
– Я плачу сто тысяч долларов, чтобы уберечь от посторонних глаз подробности моей личной жизни.
Я покачал головой.
– Вы платите эти сто тысяч, чтобы не попасть в тюрьму. О том, что вы – вор, знают многие, но не могут этого доказать. А вот тетради это докажут. Я не могу дать вам обещание не заглядывать в них после того, как они окажутся у меня. Для этого я слишком любопытен. Но уверяю вас, что никому не расскажу о том, что я их прочту. Не знаю, удастся ли мне убедить вас поверить мне на слово, но другого выхода нет.
– Я понимаю, – вздохнул Прокейн и взглянул на часы, – Уже десять сорок пять. Он сказал, что позвонит в одиннадцать, чтобы передать вам инструкции, – он помолчал. – Вы всегда работаете один?
– Теперь, да, – ответил я, – Дважды я пытался работать с напарниками, и оба раза неудачно.
– Кожемес, француз, о котором я вам рассказывал, учил меня действовать в одиночку. Но предупреждал, что возникнут некоторые заманчивые проекты, от которых придется отказываться потому, что они непосильны для одного. Я помню, как он говорил: «Найди кого-нибудь и подготовь его к делу, как я нашел и подготовил тебя». Два года назад я последовал его совету. Теперь у меня есть помощники, мужчина и женщина. Они прекрасно знают свое дело. При необходимости вы можете рассчитывать на них.
– Буду иметь это в виду.
В молчании мы дождались телефонного звонка. Прокейн снял трубку, сказал: «Слушаю», – и тут же передал ее мне. Неизвестный на другом конце провода первым делом поинтересовался, есть ли у меня требуемая сумма.
– Я ее достану, – ответил я.
– Тогда слушай внимательно, а еще лучше запиши, что я тебе скажу.
– Говорите.
– На Девятой авеню, между Двадцатой и Двадцать Первой улицами есть прачечная-автомат, работающая круглосуточно. Ясно?
– Да.
– Ты возьмешь одну из дорожных сумок с эмблемами авиакомпании и положишь в нее деньги.
– Девяносто тысяч.
– Да, девяносто тысяч. Я даю тебе десять процентов от всей суммы. Это значит, что ты работаешь и на меня. Так?
– Так.
– Ты положишь деньги в сумку.
– В каких банкнотах? По пятьдесят, двадцать или десять долларов?
– По сто и пятьдесят, – ответил незнакомец. – Главное, чтобы они не были новыми. Ровно в три часа ты войдешь в прачечную. В пять минут четвертого положишь сумку в барабан одной из сушилок. Все равно, в какую. Там их шесть. Понятно?
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.