- У Вашего Превосходительства есть слуга-мужчина? - спросил он. Извините меня за то, что я задаю такой вопрос!
      - По правде говоря, нет, мой дорогой капитан! В моем бедном состоянии изгнанника я не могу этого себе позволить. Если вам нужно только достать кэб, Гертруда сможет сделать это. Она говорит по-английски достаточно хорошо для этого.
      Майнард снова поглядел на девочку - все еще с недоверием.
      - Постойте! - сказал Кошут. - Есть человек, который приходит к нам по вечерам. Возможно, он сейчас здесь. Гертруда, Карл Стайнер на кухне?
      - Да, - последовал лаконичный ответ.
      - Скажите ему, чтобы он зашел ко мне.
      Гертруда ушла, возможно, задаваясь вопросом, почему это она недостаточно хороша для того, чтобы ее саму послали за кэбом.
      - Он умный человек, этот Карл, - сказал Кошут после того, как девочка вышла из комнаты. - Он бегло говорит по-английски, вы также можете говорить с ним по-французски; вы вполне можете доверять ему, потому что он разделяет наши убеждения.
      Вошел Карл.
      Его внешность не противоречила тому, как экс-правитель охарактеризовал его.
      - Вы разбираетесь в лошадях? - был первый вопрос, заданный ему по-французски.
      - Я служил десять лет на конюшне графа Телеки. Его Превосходительство знает это.
      - Да, капитан. Этот молодой человек был конюхом у нашего друга Телеки, а вы знаете любовь графа к лошадям.
      Кошут говорил о выдающемся венгерском дворянине, который в то время, как и он, жил изгнанником в Лондоне.
      - Достаточно! - сказал Майнард, очевидно, удовлетворенный тем, что Стайнер был человеком из их круга. - А сейчас, мсье Карл, я просто хочу, чтобы вы вызвали мне кэб.
      - Какого типа, ваша светлость? - спросил бывший конюх, по традиции отдав честь. - Двуколка или экипаж со всеми четырьмя колесами?
      - Двуколка, - ответил Майнард, довольный точностью и осведомленностью этого человека.
      - Очень хорошо.
      - Послушайте меня, месье Карл. Я хочу, чтобы вы выбрали такой кэб с лошадью, которая может его везти. Вы понимаете меня?
      - Вполне.
      - Когда вы приведете его к воротам, зайдите сюда, в дом, и не ждите, пока я сяду в кэб.
      Снова прикоснувшись к своей кепке, Карл ушел выполнять поручение.
      - Теперь, мой Господин, - сказал Майнард, - я хотел бы попросить, чтобы вы отыскали хлыст и четверть ярда крепа, о которых я говорил.
      Кошут проявил беспокойство.
      - Я надеюсь, капитан, вы не собираетесь никого...
      - Извините меня, ваше Превосходительство, - сказал Майнард, прерывая собеседника. - Я не собираюсь делать ничего такого, что будет скомпрометировать вас. У меня есть свои собственные чувства, которые требуют удовлетворения, - мой долг чести, я бы сказал, более того, это долг чести моей страны.
      Патриотическая речь друга произвела тронула сердце венгерского патриота. Он больше не делал попыток остудить пыл рассерженного авантюриста; и, торопливо выйдя из комнаты, он вскоре вернулся с крепом и хлыстом последний был настоящим охотничьим хлыстом для собак, с ручкой в виде оленьего рога.
      Хруст гравия от колес сигнализировал о том, что кэб прибыл и остановился перед воротами.
      - Доброй ночи, мой Господин! - сказал Майнард, принимая вещи из рук Кошута. - Если "Таймс" сообщат завтра о джентльмене, который был сбит лошадью, не говорите, что тот, кто сделал это, - я.
      И, произнеся это странное предостережение, Майнард попрощался с бывшим правителем Венгрии!
      ГЛАВА LXVI
      ДВА КЭБА
      В Лондоне темные ночи - скорее правило, чем исключение. Особенно в ноябре, когда туман поднимается от грязной Темзы, распространяя свой бедствию подобный покров по столице.
      Именно в такую ночь можно было наблюдать кэб, выехавший из нижнего Южного Банка и направлявшийся по Парк Роад, после чего неожиданно свернувший в Парк через Ганновер Гэйт.
      Туман был настолько плотным, что кэб мог быть замечен лишь тем, кто оказался неподалеку, и уж совсем рядом должен был бы находиться наблюдатель, чтобы распознать в нем кэб-двуколку.
      Светящееся круглое окно, расположенное в верхней передней части кэба, позволяло разглядеть, что он вез единственного пассажира, джентльмена.
      Если бы окно было освещено лучше, то, изучая внешний вид джентльмена, можно было бы также разглядеть, что он держит в руке некий предмет, напоминающее кнут для охоты.
      Но даже самый яркий свет не позволил бы рассмотреть его лицо, скрытое маской из черного крепа.
      Прежде чем кэб, везущий его, покинул лабиринт Южного Банка, он и его кучер услышали негромкий свист.
      Джентльмен, казалось, ожидал услышать этот свист; и он совсем не был удивлен, увидев другой кэб - такой же, как и его, кэб-двуколку, - стоявший на углу Парк Роад и сразу же уехавший, - кэбмен немедленно занял свое место, словно уже был готов отъехать. Любой, кто, возможно, наблюдал лицо джентльмена, сказал бы, что он ожидал увидеть все это.
      Проезжая через Ганновер Гэйт, он также не был удивлен тому, что второй кэб следует за ним.
      Если вы въедете в Регент Парк через эти ворота, повернете налево и проедете примерно четверть мили, вы достигнете некоего укромного, уединенного уголка в пределах Лондона. Это место, где канал, пересекающий границы Парка, внутри его ограды, протекает между двумя высокими берегами, плотно заросшими лесом с обеих сторон. Место столь уединенное, что человек, не знакомый с ним, вполне мог бы предположить, что он находится за пределами британской столицы.
      Ночью в части Парка, о которой идет речь, нет шансов встретить ни констебля, ни кэбмена. Сырость и густой туман отнюдь не привлекали ни того ни другого.
      Все эти обстоятельства устраивали того, кто ехал в первом кэбе, планы которого требовали темноты.
      - Извозчик! - сказал он, обращаясь к кучеру через небольшую щель вверху кэба. - Видите кэб, следующий за нами?
      - Я не могу его видеть, но хорошо слышу его, сэр.
      - Хорошо, в нем находится джентльмен, которого я хочу отхлестать хлыстом.
      - Понятно, сэр. Скажите мне, когда вы желаете остановиться.
      - Я хочу остановиться примерно в трехсот ярдах от Зоологического сада. Там есть роща, которая подступает прямо к дороге. Подъезжайте к ней, остановитесь и ждите меня там, пока я не вернусь.
      - Да-да, сэр, - ответил извозчик, который, получив заранее соверен, был готов выполнить все, что от него требуется. - Что-нибудь еще я могу сделать для вас, ваша честь?
      - Еще потребуется от вас вот что. Если вы увидите, что его извозчик попытается как-то вмешаться, вам потребуется ненадолго оставить вашу лошадь - чтобы обеспечить справедливые условия нашего поединка.
      - Доверьтесь мне, ваша честь! Можете не беспокоиться об этом. Я позабочусь о нем!
      Как только первый кэб достиг упомянутой рощи и остановился, пассажир сразу же выпрыгнул из кэба и спрятался среди деревьев.
      Почти в тот же самый момент его преследователь также подъехал к месту, где остановился первый кэб, - к удивлению того, кто находился в преследующем кэбе.
      - Они остановились, сэр, - сказал кэбмен шепотом, нагнувшись к щели в кабине кэба и обращаясь к пассажиру.
      - Я вижу, черт бы их побрал! Для чего, интересно, они остановились?
      - Чтобы отхлестать вас хлыстом! - крикнул неожиданно появившийся человек в маске из крепа, вспрыгнул на подножку кэба и схватил задавшего вопрос за шиворот.
      Жалобный крик мистера Свинтона - а это был он - не смог помешать другому пассажиру вытащить его из кэба и выдать ему такую экзекуцию, которую он запомнит до конца своих дней!
      Его кэбмен, спрыгнув с верха кабины, попытался вмешаться. Но он был остановлен другим кэбменом, не менее решительным и более сильным, который схватил неудачливого защитника за горло и не отпускал до тех пор, пока не отработал свой заслуженный по праву соверен!
      Полицейский, который случайно услыхал жалобные крики Свинтона, быстрым шагом прибыл на место происшествия, но уже после того, как экзекуция закончилась. Скрип колес первого кэба, спешно покинувшего это место и растворившегося в тумане, сказал полицейскому, что он прибыл слишком поздно, и нет никаких шансов задержать нападавшего!
      Шпион также недолго оставался там.
      После того, как закончилось объяснение с полицейским, он был рад вернуться на свою виллу в Южном Банке.
      ГЛАВА LXVII
      БЕСКОРЫСТНАЯ СИМПАТИЯ
      Когда Свинтон вернулся в свой собственный дом, слуги с трудом признали его. Уж если даже его собственная жена с трудом смогла это сделать, то что говорить о слугах? Несколько темных полос - следов от ударов плетью наискосок пересекали его щеки, фиолетовые пятна окружали левый глаз, поскольку при наказании шпиона Майнард использовал не только охотничий хлыст, но и еще одно специальное орудие - "кольцо".
      С большим количеством рубцов, уродливых ссадин и кровоподтеков на коже, Свинтон не находил себе места, шатаясь по дому и пытаясь найти утешение в лице своей любимой Фан.
      Не только она одна сострадала избитому Свинтону. Сэр Роберт Коттрелл как раз заглянул в дом во время отсутствия мужа; и друг-баронет сострадал ему, как если бы Свинтон был его братом.
      Ему не составило труда притвориться сочувствующим горю друга. Разочарование из-за раннего возвращения Свинтона помогло ему в этом спектакле.
      - Что с вами, мой дорогой Свинтон? О Боже, что с вами случилось?
      - Вы сами видите, сэр Роберт, - ответил избитый Свинтон.
      - Я вижу, что вас здорово побили. Но кто сделал это?
      - Разбойники, в Парке. Я ехал по нему в восточном направлении. Вы ведь знаете, там есть одно неприятное место, недалеко от Зоологического сада?
      - О да, знаю, - ответил сэр Роберт.
      - Хорошо. Я проезжал там, внезапно кэб был остановлен одним из негодяев, и меня выволокли из кэба. Пока другой негодяй схватил моего кэбмена, первый обыскивал мои карманы. Конечно я сопротивлялся; и вот вы видите, что из этого вышло. Они убили бы меня, но меня спас полицейский, который подошел случайно, уже после того, как я приложил все усилия, чтобы избежать худшего. Они сразу же убежали, оставив меня в таком избитом состоянии, чёрт бы их побрал!
      - Чёрт бы их побрал! - сказал сэр Роберт, повторил анафему с притворным негодованием. - Как вы думаете, нет никаких шансов опознать их?
      - Ни малейших. Туман был настолько густой, что полностью скрыл их, и они уехали прежде, чем полицейский смог задержать кого-либо из них. С его тяжелым пальто было бы глупо пытаться их настичь. Так он сказал, и мне оставалось только сесть снова в мой кэб и ехать сюда, домой. По счастью, у меня был кэб, иначе я, черт возьми, сюда бы не добрался!
      - Боже мой! Вы действительно выглядите сильно пострадавшим! - сказал баронет с сочувствием. - Разве вы не собираетесь лечь в постель?
      Сэр Роберт был весьма заинтересован в том, чтобы Свинтон принял это предложение.
      - О, нет, - ответил Свинтон, который, несмотря на беспорядок в собственных мыслях, понял это. - Я не так плох, как кажется. Я, пожалуй, прилягу на этом диване, и ты, Фан, принеси мне немного бренди и воды! Подойдите и сядьте рядом, сэр Роберт. Я еще способен выкурить сигару с вами.
      - Вам следует приложить устрицу к глазу! - сказал баронет, потягивая бренди из стакана и внимательно рассматривая глаз пострадавшего. - Это подавит "мышь", которая, кажется, выползает оттуда. Это поможет вернуть ему нормальный цвет.
      - Дьявольски прекрасная идея! Фан, пошли одного из слуг за устрицей. Кстати, если уж речь зашла об устрицах, он может принести их несколько дюжин. Вы могли бы съесть несколько, не так ли, сэр Роберт?
      Сэр Роберт согласился, что смог бы. Ему были безразличны устрицы, но тем самым найдется предлог, чтобы продлить свое пребывание здесь. Возможно, удастся остаться наедине с миссис Свинтон. Он только начал такое уединение, которое обещало быть весьма приятным, как неожиданно появился мистер Свинтон и помешал этому.
      - Вообще, мы ведь можем организовать ужин из устриц! - предложил Свинтон, который, отхлебнув большой глоток бренди с водой, почувствовал себя лучше. - Пусть слуга возьмет три дюжины, моя дорогая. Каждому из нас по дюжине.
      - Нет, по дюжине не получится, - в шутку сказал баронет. - Если взять три дюжины, кое-кто из нас съест только одиннадцать.
      - Как это так, сэр Роберт?
      - Вы забываете об устрице, которую вы должны приложить к глазу. Да и теперь, когда я более тщательно рассмотрел вашу свежую "мышь", я полагаю, она потребует, чтобы по крайней мере несколько двустворчатых моллюсков надежно покрыли ее.
      Свинтон рассмеялся, оценив остроумие баронета. Стоило позаботиться и о решении такой "проблемы"!
      - Хорошо, пусть дюжины станут чертовыми дюжинами, - сказал он. - Теперь они покроют весь глаз.
      Три чертовы дюжины устриц были заказаны и принесены в дом.
      Фан потушила их на кухне и разместила с соответствующими гарнирами на столе, в то время как самые большие из них, разложенные на белой тряпке, приложили к глазу ее мужа и тщательно перевязали.
      Это ослепило его на один глаз. Хотя сэр Роберт был весьма скуп, он был готов дать еще один соверен, чтобы закрыть Свинтону и второй глаз!
      Но он, конечно, не сделал этого, и все трое наслаждались ужином; при этом хозяин больше слушал ушами, чем смотрел оставшимся глазом.
      Он так вцепился в баронета, что тот явно скучал и уже жалел, что предпочел отдыху в своем клубе этот визит.
      Он уже придумал было некое оправдание, чтобы сбежать отсюда и откладывал это, чтобы улучить удобный момент.
      Неожиданно ему пришла в голову идея.
      "Этот скот иногда напивается, - размышлял он, смотря через стол на хозяина с глазом Циклопа. - Если я смогу сделать так, чтобы он напился, у меня будет шанс, чтобы уединиться с нею. Интересно, можно ли это сделать? Это не будет дорого стоить, надо попробовать. Полдюжины бутылок шампанского будет вполне достаточно."
      - Послушайте, Свинтон! - сказал он громко, обращаясь к хозяину в дружеском, фамильярном тоне. - Я никогда не ем тушеных устриц без шампанского. У вас в доме найдется шампанское? Извините, что я осмеливаюсь задавать вам такой вопрос. Это, определенно, дерзость с моей стороны.
      - Ничего подобного, сэр Роберт. Мне только остается с сожалением сообщить, что у меня в подвале нет ни одной бутылки шампанского. Мы здесь живем недавно, и у меня не было времени заполнить мой подвал. Но, несмотря на это, я могу послать и достать...
      - Нет, - сказал баронет, прерывая его. - Я не позволю вам сделать это, если вы не разрешите мне заплатить за шампанское.
      - Сэр Роберт!
      - Не сердитесь, мой дорогой друг. Это не то, что я имел в виду. Причина, по которой я сделал это предложение, в том, что я знаю: вы не сможете достать настоящее шампанское здесь поблизости - не ближе, чем в Винкуорте. К тому же, так случилось, что они мои старые знакомые, и я уже давно покупаю у них вино. Позвольте мне послать к ним за шампанским. Это не очень далеко. Ваш слуга, поехав в кэбе, сможет принести товар и вернуться через пятнадцать минут. Но это будет настоящее шампанское, которое он достанет для меня.
      Хозяин сэра Роберта не был формалистом. Хорошее шампанское действительно было непросто достать - особенно в окрестностях Сент Джон Вуд. Он знал это и, уступая просьбе друга, позвонил слуге, разрешив сэру Роберту дать ему поручение. Это был карт-бланш на кэб и шампанское.
      Менее чем через двадцать минут слуга вернулся, неся с собой корзину великолепного "Клико".
      Через пять минут несколько бутылок было откупорено, и все трое сидели, распивая их, - Свинтон, его жена и скупой баронет, который в предвкушении удовольствия забыл о своей скупости!
      ГЛАВА LXVIII
      УТОМИТЕЛЬНОЕ ЗАТОЧЕНИЕ
      Прошла целая неделя после наказания, прежде чем Свинтон смог показаться на улице при дневном свете.
      Восстановление нормальной окраски его щек, исполосованных хлыстом, происходило очень медленно, и даже устриц, приложенных к лицу в течение двадцати четырех часов в сутки, было недостаточно, чтобы устранить фиолетовый полумесяц под глазом.
      Он вынужден был оставаться в закрытом помещении и выходил только ночью.
      Боль была несильная. Но досада была нестерпимая, и он заплатил бы хорошую сумму из своего шпионского заработка, чтобы отомстить человеку, который так жестоко отхлестал его.
      Однако это было невозможно по нескольким причинам, хотя бы потому, что он не имел понятия, кто это был. Он только знал, что обидчик был гостем Кошута, поскольку он вышел из дома экс-правителя Венгрии. Сам Свинтон не видел посетителя в момент, когда тот вошел, а его подчиненный, который разделял с ним обязанность по наблюдению и слежке, не знал этого гостя. Тот был незнакомцем, не бывавшим там прежде, - по крайней мере, с начала организации слежки.
      По описанию этого человека, а также из того, что видел сам Свинтон в этом густом тумане - особенно из того, что он почувствовал - у него возникло подозрение насчет того, кто это был. Он не мог не заподозрить Майнарда. Могло показаться странным, что он мог подумать о Майнарде. Но это не так, поскольку на самом деле он часто вспоминал Майнарда. Все происшедшее в Ньюпорте не из тех событий, что забываются. И, кроме того, была эта история в Париже, когда Джулия Гирдвуд проявила интерес к пленнику зуавов, что не прошло мимо её ревнивого спутника.
      Ему было известно о её краткой отлучке из Отеля де Лувр, и он догадался, по какой причине она уходила. Несмотря на то, что на балу в Ньюпорте она предпочла Майнарду его конкурента, Свинтон подозревал её в том, что она втайне от своей матери чувствует симпатию к Майнарду.
      Воспоминание о давнем сопернике взбесило его и натолкнуло на мысль о том, что это Майнард - тот самый человек, который тогда едва не разоблачил его.
      Потерпеть фиаско в любовной интриге, быть вызванным на дуэль, которая не состоялась, и, наконец, быть исполосованным хлыстом - даже одного из этих трех оскорблений достаточно, чтобы взбесить человека.
      Свинтон и без этого был уже доведен до крайности.
      То, что Майнард повинен в первых двух, он знал, но насчет последнего он не был уверен. Однако он все же догадался, что орудовал хлыстом Майнард, несмотря на плотный туман и на то, что лицо его истязателя было прикрыто крепом.
      Голос, который обратился к нему, не был похож на голос Майнарда, но это также, возможно, было сделано специально.
      Пока же он вынужден был находиться в закрытом помещении, и большую часть времени он потратил на обдумывание планов мести.
      Если б его патрон обратил внимание, как Свинтон, сидя за венецианским стеклом, непрерывно наблюдает за домом Кошута, он бы похвалил его за усердное исполнение своих обязанностей.
      Но он не был столь искренен в усердии, как казалось. Многие посетители вошли в дом напротив, и некоторые из них выглядели довольно подозрительно были очень похожи на революционеров, - все они вошли в дом и покинули его, причем за ними не проследили.
      Шпион, предавшись собственным заботам, выведшим его из себя, не помышлял о том, чтобы отрабатывать на службе государства в полную силу, как ему было поручено. Среди посетителей Кошута он искал лишь капитана Майнарда.
      У него не было никакого конкретного плана, как отомстить Майнарду, и меньше всего он хотел огласки этой истории. Обращение в полицию было бы для него фатальным - как для него самого, так и для его патрона. Это могло бы поставить под угрозу всю систему слежки, о существовании которой до настоящего времени англичане не подозревали. Человек, исполосовавший его хлыстом, должно быть, знал, что за ним следили, и знал, почему. А вот британцам совсем не следовало знать об этом.
      У Свинтона не было никакого намерения пожаловаться в полицию, так же как и рассказывать об этом лорду ___ или своему нанимателю. Последнему, когда тот позвонил ему однажды вечером в дверь, он передал ту же самую историю, что и Роберту Коттреллу, лишь добавив, что разбойники напали на него в тот момент, когда он выполнял свои обязанности, будучи на службе государства!
      Благородный дворянин был потрясен его несчастьем; он посочувствовал Свинтону, но счел, что лучше не разглашать эту историю. Он также намекнул о повышении оплаты и сказал, что поскольку Свинтон не может показаться на улице при дневном свете, он советует дышать свежим воздухом по ночам - иначе его здоровье может пострадать от такого длительного заточения в четырех стенах.
      Протеже принял этот совет; несколько раз он выходил по вечерам и посещал таверну в Сент Джон Вуд, где в салоне играли в джокер. У него теперь водились деньги, и он мог позволить себе насладиться игрой в карты.
      Пару раз, вернувшись домой в поздний час, он застал патрона в своей комнате за беседой с его женой. Его Светлость свободно приходил к нему, чтобы расспросить о его здоровье; и лорд с нетерпением ожидал поправки протеже, чтобы дать ему новые поручения.
      Патрон не выражался так откровенно: "ожидает с нетерпением". Он не был настолько неучтив, чтобы сказать это прямо. Свинтон узнал об этом из слов Фан.
      Свинтон и без этого понимал, что к чему. Он также обратил внимание на новые браслеты, блестевшие на запястьях его жены, алмазные подвески на ее ушах и дорогое кольцо, искрящееся на ее пальце, которого раньше у нее не было!
      Он видел и не спрашивал, откуда все это. Его не интересовали эти подробности, а если даже интересовали, то его нисколько не возмущал источник этих секретных подарков. Сэр Роберт Коттрелл созерцал эти дары с гораздо большим неудовольствием, чем собственный муж Фан!
      ГЛАВА LXIX
      КАБРИОЛЕТ
      Была всего лишь одна вещь, которая теперь по-настоящему волновала Ричарда Свинтона. Он любил джокер, он строил сладкие планы мести, но была одна мысль, перед которой оба эти удовольствия не значили ничего.
      Это была скорее не мысль, а страсть, и объектом этой страсти была Джулия Гирдвуд.
      Любовь к ней полностью овладела им.
      Вообще, такой человек как Свинтон не способен был любить. И, по-настоящему, так оно и было.
      Но любовь бывает разная, и сердце экс-гвардейца было покорено, иными словами, он влюбился.
      Это была любовь не самого высокого свойства, но страсть была очень сильна.
      Свинтоном владело желание завоевать её во что бы то ни стало. И даже злодейский план, изобретенный в начале, чтобы овладеть состоянием Джулии Гирдвуд, стал для него менее значимым, чем простое желание обладать ей как человеком.
      Тот, прежний план, не утратил своей важности, но страсть Свинтона была на первом месте.
      Прежде всего, именно поэтому он проклинал свое вынужденное заточение в четырех стенах.
      Это случилось как раз после того изысканного званого обеда, где Свинтон, как он полагал, произвел впечатление. Это избиение помешало ему дать еще один обед. Прошло шесть дней, и он все еще не мог пригласить семейство Гирдвуд. Как он мог с таким лицом приять их, даже если объяснит происхождение ран? В любом случае, об этом нельзя было и думать; и он вынужден был отложить новую встречу.
      Тем временем он сильно страдал от того, что не мог снова увидеть Джулию Гирдвуд. Карты не могли излечить его от этой страсти, а то, что он видел или подозревал в отношении собственной жены, еще более удручало его; и он все больше склонялся к мысли, что ему нужно отвлечься.
      У него были и другие мысли, которые беспокоили его - некоторые фантазии. Он так долго не видел Джулию - и что может случиться, когда он увидит наконец ее? Красавица, к тому же богатая, - разве она будет долго оставаться незамеченной? Безусловно, ее окружают поклонники, а некоторые из них вполне могут рассчитывать на взаимность. Например, был Лукас, один из последних, но Свинтон не думал о нем. Могли появиться другие поклонники, и среди них - тот, кто вполне отвечал бы требованиям ее матери, чтобы получить разрешение на женитьбу.
      Как он боялся узнать, что настоящий лорд уже преуспел и стал женихом и в этот момент преклоняет колени перед её шелковой юбкой на одном из ковров "Кларендона"!
      Или, если не лорд, - разве Майнард не мог быть этим счастливчиком, в тайне от матери?
      Свинтон представил себе эту, последнюю фантазию, и она была самой неприятной из всех.
      Эта фантазия преследовала его каждый день, когда он сидел перед окном, ожидая, пока кожа его лица не восстановит свой естественный цвет.
      И как только это произошло, он, не теряя больше ни дня, поспешил посетить семейство Гирдвуд.
      Он оделся в самом лучшем стиле. Оплата его шпионской практики, выдаваемая таким щедрым патроном, позволяла это. Ни один щеголь, которого можно было встретить на улице, не был одет так первоклассно, как Свинтон, поскольку на нем были пальто от Пула, ботинки от Мелнотте и шляпа от Кристи.
      Он не пошел пешком, как это было в его первое посещение отеля "Кларендон".
      Он поехал туда в кабриолете, с первоклассной лошадью между оглоблями и с ливрейным грумом в высоких сапогах с отворотом, управлявшим этими лошадьми на облучке.
      Апартаменты миссис Гирдвуд в аристократической гостинице имели окна, смотрящие на Бонд стрит. Он точно рассчитал, что его щегольский выезд будет замечен.
      Все эти меры были приняты специально с целью продолжения обмана.
      И кабриолет был выбран для этого не случайно. Этот вид транспорта был в моде среди известных щеголей и особенно - среди молодых титулованных лиц. Такие экипажи нечасто можно было встретить на улице; и, если они встречались, то сразу привлекали внимание - как самые дорогие и великолепные атрибуты состоятельных людей.
      Однажды, когда Джулия восторгалась этими экипажами, Свинтон услышал, что она была бы не прочь совершить поездку на одном из них. Это был хороший повод, чтобы потянуть за вожжи и добиться ее расположения, используя один из лучших "кнутов" того времени.
      Если бы Свинтону удалось уговорить Джулия Гирдвуд сесть в его кабриолет - конечно, с согласия её матери - то какое бы преимущество перед возможными претендентами на её руку он бы получил! Ему бы предоставился шанс показать себя с лучшей стороны, оказавшись с ней тет-а-тет в непринужденной обстановке - такого шанса до сих пор у него не было; и все это, а также счастливый случай, могли бы продвинуть процесс завоевания её сердца.
      Пригласить Джулию в кабриолет - это было очень деликатное дело. И к тому же очень смелое предложение, но, поскольку он уже однажды слышал ее пожелание, он мог его сделать, не опасаясь нанести оскорбление.
      Она вполне могла согласиться. Он знал, что она была молодой особой без предрассудков, которой не чужды смелые поступки и которую не может остановить общественное мнение. Она никогда не подчинялась его тирании. В этом отношении она была истинной американкой.
      Таким образом, он полагал, она согласится на предложение, и весь вопрос был в том, чтобы мать дала разрешение.
      Но после их недавней дружеской беседы на званом обеде он полагал, что миссис Гирдвуд также не будет возражать.
      Уверенный в успехе, он полагал, что не будет никакого вреда сделать такую попытку, и для этого нанял роскошный кабриолет.
      Вдохновленный этими надеждами, мистер Свинтон выпрыгнул из экипажа, бросил вожжи груму и переступил порог отеля "Кларендон".
      ГЛАВА LXX
      ИСКУСНЫЙ ИЗВОЗЧИК
      - Миссис Гирдвуд дома? - спросил он, обращаясь к швейцару отеля.
      - Я сейчас посмотрю, сэр - ответил слуга, отвесив раболепный поклон и поспешно удалившись в офис.
      Швейцар отеля запомнил джентльмена, который угостил его такими первоклассными сигарами, и потому был так дружелюбно к нему настроен. К тому же он тогда отдал должное внешнему виду посетителя. И тем более сейчас швейцар испытывал уважение к его новому пальто, бесспорно от Пула, модным брюкам, ботинкам и шляпе. К тому же слуга видел через стеклянную дверь его кабриолет с грумом в высоких сапогах с отворотом. С владельцами таких экипажей швейцар был заведомо вежлив, и тем более с мистером Свинтоном, при воспоминании о его первоклассных сигарах.
      Экс-гвардеец ждал возвращения швейцара с некоторым волнением. Кабриолет, включая грума, стоил ему соверен. Было бы досадным выкинуть двадцать шиллингов напрасно.
      Возвращение хранителя отеля его успокоило.
      - Миссис Гирдвуд и ее семейство здесь, сэр. Передать им вашу визитку?
      - Да, будьте добры.
      И Свинтон, вынув картонный прямоугольник, передал его швейцару.
      Слуга энергично поспешил передать эту карточку наверх.
      - Миссис Гирдвуд приятная леди, не так ли, сэр? - заметил администратор отеля, напрашиваясь на чаевые. - Приятная семья; особенно эта молодая леди.
      - Какая из них? - спросил Свинтон, полагая, что будет полезно поддержать дружеские отношения с администратором. - Там две молодые леди.
      - Да, конечно, обе они хороши, сэр. Обе они прекрасны и милы.
      - Ах! Верно. Но вы говорили об одной из них. Могу ли я спросить, кого из двоих вы имели в виду, как самую очаровательную?
      Смотритель отеля был озадачен. Он не знал, в адрес которой из дам наиболее приятно будет услышать похвалу этому джентльмену.
      Поэтому он предложил компромисс.
      - Да, сэр; блондинка прелестная молодая леди. У нее кроткий характер, она очень мила и привлекательна. Но, сэр, если говорить о настоящей красоте, то я должен сказать - насколько я разбираюсь в этом вопросе - брюнетка просто неотразима!
      Вердикт смотрителя отеля оставлял место для вопросов, но мистеру Свинтону уже не оставалось времени, чтобы поразмышлять об этом. Миссис Гирдвуд, не заботясь об экономии средств, занимала апартаменты на самом дорогом, первом этаже, и посыльный вскоре вернулся.
      Он принес приятную весть, что джентльмена "желают видеть".
      Была некая подчёркнутая любезность в поведении слуги, говорившая посетителю, что его удостоят приема.
      И прием состоялся; миссис Гирдвуд вскочила со своего места и бросилась к двери, чтобы приветствовать его.
      - Мой лорд! Мистер Свинтон, я прошу у вас прощения. Целую неделю мы не имели удовольствия видеть вас. Мы все задавались вопросом, что же случилось с вами. Мои девочки здесь уже начали думать - можно, я скажу об этом, девочки?
      Джулия и Корнелия выглядели несколько растерянными. Ни одна из них не знала, что же она "начала думать" об отсутствии мистера Свинтона.