Эта мысль посетила его, когда он закрыл дверь за гостем; и затем, сидя за столом, выпив еще один стакан хереса и выкуривая еще одну сигару, он резюмировал:
      - Да, Фан верная карта в игре. Каким же я был глупцом, что не подумал об этом раньше! Черт возьми! Еще не поздно. Эта карта все еще у меня на руках и если я не ошибаюсь, игра, начатая этой ночью, даст мне все, чего я хочу в этом мире, - даст мне Джулию Гирдвуд.
      Серьезный тон, которым были произнесены последние слова, говорил о том, что он все еще не оставил своего намерения относительно американской наследницы.
      ГЛАВА LVIII
      НАДЕЖДЫ НА ЛУЧШЕЕ БУДУЩЕЕ
      Для тех, кто не обращает внимания на социальные различия, планы Свинтона относительно Джулии Гирдвуд казались невероятными. Не столько из-за его злодеяний, сколько из-за его шансов на успех, весьма ничтожных.
      Если бы он хотел завоевать эту девушку ради любви, это бы существенно меняло положение дел. Любовь преодолевает все преграды, и голосу любви не могло бы противостоять ничто - даже чувство некоторой опасности.
      Она не любила его, но он не знал об этом и вообще не мог себе представить такого. Гвардеец, и к тому же красивый, он привык к легким завоеваниям. Он полагал, что еще не пришло то время, когда такие успехи будут даваться с трудом.
      Он уже не служил в Гвардии, но он был все еще молод, и знал, что он все еще красив - английские дамы считали его красивым. Поэтому было бы странным, если бы девушка-янки имела другое мнение!
      Это было решающим доводом с его стороны, и, полагаясь на собственную привлекательность, он был весьма уверен в том, что в состоянии завоевать американку, - невзирая на то, что она станет жертвой незаконного брака.
      И если он преуспеет в своем двоеженстве, что дальше? Для чего ему будет нужна новая жена, если ее мать не сдержит свое обещание, подслушанное им: обеспечить ее жизненные интересы половиной состояния покойного владельца магазина?
      Потому жениться на Джулии Гирдвуд против желания ее матери было бы простой нелепостью. Он не страшился опасности, которая могла бы ему грозить за совершение преступления. Он не думал об этом. Но стать зятем женщины, дочь которой оставалась бы бедной вплоть до смерти матери, было жалкой мыслью. Женщины, которая говорила, что проживет и всю вторую половину столетия!
      Эта шутка была не без умысла, как полагал Свинтон.
      Он был уверен в том, что сможет обмануть дочь и жениться на ней, но чтобы заполучить эти полмиллиона от матери, он должен будет стоять перед алтарем как лорд!
      Это было исходным условием миссис Гирдвуд. Он знал, что она не отступит от этого. Если условие будет выполнено, она согласится на брак, но не иначе.
      Чтобы продолжать эту игру, притворное инкогнито должно быть сохранено эта хитрость необходима. Но как это сделать?
      Этот момент озадачил его.
      Играть роль самозванца стало очень непросто. В Ньюпорте и в Нью-Йорке это было нетрудно, в Париже - также все еще несложно, но теперь он находился в Лондоне, где подобный обман мог быть сразу обнаружен.
      Кроме того, в последней беседе с леди он почувствовал некоторое изменение в отношении к нему - по сравнению с их взаимоотношениями при прежнем, раннем знакомстве. Это ощущалось прежде всего со стороны миссис Гирдвуд. Ее теплое, дружеское отношение к нему после их неожиданного знакомства в Ньюпорте, продолженного в Нью-Йорке и впоследствии возобновленного в Париже, казалось, внезапно превратилось в прохладное.
      Что могло быть причиной этому? Услышала ли она что-либо, что его дискредитировало? Может, она обнаружила обман? Или всего лишь подозревала его в этом?
      Лишь последний из вопросов волновал его. Он был уверен, что его обман не был раскрыт. Он играл свою роль мастерски, не дав никаких шансов разоблачить себя. У него были серьезные причины тщательно скрываться.
      Но он признавал, что и у нее были причины для подозрений. Она оказала ему радушный прием в Америке. А он в свою очередь не пригласил ее на прием к себе домой в Европе, по известным причинам.
      Правда, он встретился с американскими знакомыми только в Париже, но даже там английский лорд должен был бы продемонстрировать свое великодушие; и ее, возможно, задела его скупость. По аналогичным причинам он еще не пригласил их в Лондон. Напротив, после его возвращения он старался держать их на расстоянии.
      В Англии он был дома, в своей стране. Так почему же он должен жить под вымышленным именем? Если он лорд, то почему так стеснен в средствах? Для миссис Гирдвуд эти обстоятельства не могли не казаться подозрительными.
      Последнее еще как-то можно было объяснить: он из бедных лордов, каких немного, но такие есть. Есть немногие, у кого нет средств хорошо одеваться и давать роскошные обеды, а также содержать красивый дом с дорогой обстановкой.
      После возвращения из Штатов Свинтон не мог себе позволить ничего из этого. И тогда может возникнуть сомнение: уж не выдавал ли он себя за лорда, пусть даже одного из бедных?
      Он уже почти отчаялся в своей способности продолжать игру, когда патронаж лорда, реального и влиятельного, вселил в него новую надежду. Теперь ситуация изменилась, и перспективы стали более радужными. Его кошелек наполнился деньгами, и покровительство влиятельного лица обещало деньги еще большие. Также внушало надежду и то, что он теперь мог утверждать, - и это было истиной, - что состоит на дипломатической службе. Правда, его использовали всего лишь как шпиона, но ведь это серьёзная миссия, часть дипломатической работы!
      Его близость к известному дипломату-пэру; его регулярные посещения роскошного особняка на Парк Лайн, - было бы странным, если бы при всем при этом он не сумел пустить пыль в глаза дамам Гирдвуд!
      Конечно, его положение было совсем не безнадежным. После нового назначения ему раскрылась широкая заманчивая перспектива; и теперь он изыскивал способ еще более улучшить свое состояние.
      Фан была вызвана для консультаций, поскольку жена была готова помочь в осуществлении его планов. Менее чем когда-либо ее волновали муж или его дела. Она также прельстилась открывшимися яркими перспективами: она надеялась рано или поздно вновь посетить Роттен Роу.
      Хотя она и презирала своего мужа, тем не менее, она ценила его талант интригана. Она получила доказательства этому таланту, поскольку их положение резко улучшилось. И хотя она знала, что явилось источником их неожиданного процветания, она отдавала себе отчет о том преимуществе, которое давал ей, женщине ее склада, статус жены. "Если мы будем действовать сообща, то мы преуспеем, а если поодиночке, то потерпим неудачу", - возможно, полагала она. Это ли соображение, либо что-то иное, двигало ею, но она все еще была готова помочь своему мужу в осуществлении его планов на второй брак!
      Что же касается свидетельства о первом, надёжно спрятанном в секретном ящике её дорожного несессера, то она совершенно не опасалась за свою судьбу.
      Она не боялась, что браку угрожает опасность, пока на горизонте маячила перспектива превосходной добычи, часть из которой перепадет и ей. Дик обещал быть ей "верным до гроба", и она отвечала взаимностью на это обещание.
      С пачкой сигарет и графином хереса, они в деталях обсудили план дальнейших действий по исполнению своего мошенничества.
      ГЛАВА LIX
      ИЗЫСКАННЫЙ ЗВАНЫЙ ОБЕД
      Стояла холодная ноябрьская ночь, но этого холода не ощущалось в коттедже Южного Банка - в том самом, который был арендован мистером Ричардом Свинтоном.
      В доме шел прием гостей.
      Был дан званый обед на девять персон. Обед был уже съеден, и компания вернулась в гостиную.
      Нечетное число присутствующих - девять - исключало вариант, что все они были семейными парами. Дам было пять, в то время как джентльменов только четыре.
      Четверо из присутствовавших дам уже известны читателю. Это были миссис Свинтон, миссис Гирдвуд, её дочь и племянница. Пятая дама не была знакома не только читателю, но и миссис Гирдвуд и её девочкам.
      Трое из джентльменов были собственно хозяин, мистер Луи Лукас и его друг мистер Спайлер. Четвертый же, как и пятая леди, был незнакомцем.
      Однако он не был таковым для миссис Свинтон, которая в течение всего обеда смотрела на него нежным дружеским взглядом, называя его "дорогой Густав", в то время как тот, в свою очередь, сообщил компании, что это его жена!
      Он говорил с французским акцентом, и Свинтон называл его "граф".
      Незнакомая леди, казалось, знала его - она также была с ним в дружеских отношениях. Это была достопочтенная мисс Коэртия - Геральдина Коэртия.
      С таким благозвучным именем она не могла не принадлежать к аристократическим кругам.
      Она была также весьма симпатична и хорошо образована; с той характерной свободой в разговоре и манерах, которая отличает леди с хорошим вкусом от жены или дочери "лавочника".
      У мисс Коэртии всего этого было в избытке. Так, возможно, считали ханжи.
      Но миссис Гирдвуд не была ханжой - тем более здесь, в присутствии такой компании. Она восхищалась благородной Геральдиной; и восхищалась она не столько ее высоким положением, сколько ее любезной снисходительностью!
      Миссис Гирдвуд была очарована также графом и его прекрасной графиней.
      Его светлость сделал, наконец, правильный ход, представив ее такой компании. Хотя он все еще представлялся под вымышленным именем Свинтон даже среди собственных друзей, - приглашение на этот званый обед рассеяло ее подозрения. Далее сам обед довершил дело, и она более не стремилась проникнуть в тайну его инкогнито.
      Кроме того, он повторил свою просьбу хранить эту тайну, тайну, которую она до настоящего времени не выдавала. Таким образом, старый прием дипломатии все еще действовал!
      И даже Джулия предпочла сократить дистанцию между собой и Свинтоном. Дом, богато меблированный; стол, уставленный дорогими изысканными яствами; хорошо одетая прислуга - все это убедительно доказывало, что мистер Свинтон был важной персоной. А ведь это была всего лишь его временная городская резиденция, арендованная на некоторое время с определённой целью - ещё один дипломатический ход Свинтона. При этом Джулия еще не видела его роскошного собственного дома в стране, куда, как он намекал, со временем их пригласит.
      Гордая республиканка Джулия Гирдвуд все же была дочерью парвеню*.
      ______________ * Парвеню (фр. parvenu - выскочка) - здесь: выходец из малоимущих, по случаю разбогатевший.
      К тому же, было что-то особенное в его окружении, которое будило её воображение. Она видела этого человека, мистера Свинтона, к которому она до сих пор относилась с пренебрежением, среди его друзей, и он стал казаться ей красивым и заслуживающим уважения. Конечно, у него такие друзья! Все титулованные персоны - образованные и с изысканными манерами - две из них красавицы, с которыми он не только на короткой ноге, но и они в свою очередь обходительны с ним!
      Кроме того, никто не мог отрицать того, что Свинтон красив. Никогда еще он не выглядел столь привлекательным в ее глазах, как тем вечером. Таким образом, все это вызывало у нее не только любопытство, но и наталкивало на мысли о более близком знакомстве с ним.
      И, возможно, такие мысли действительно появились у Джулии Гирдвуд. Впервые она была представлена в компании титулованной аристократии. Было бы странным, если бы её воображение не рисовало радужные картины. Высокомерие и гордость уступили место аристократическому влиянию.
      Она была не единственная, кто поддался этому сиюминутному влиянию и был соблазнен очарованием хозяина. Мистер Лукас под воздействием неоднократных возлияний хереса и шампанского забыл о давних антипатиях и готов был обнять хозяина. Тень Лукаса, Спайлер, был готов сделать то же самое!
      Пожалуй, единственной из компании миссис Гирдвуд, оставшейся равнодушной к чарам хозяина, была дочь владельца магазина Покипси. Сохраняя спокойствие и скромное молчание, Корнелия продемонстрировала чувство собственного достоинства, в отличие от её друзей и тех титулованных персон, которым они были представлены.
      Но даже она не могла заподозрить обман, подстроенный хитрым аферистом. Также как её тётя миссис Гирдвуд, она была уверена, что мистер Свинтон это мистер Свинтон, а то, что графиня на самом деле была его женой, что граф был самозванцем - так же как и сам Свинтон, игравший свою роль, и что благородная Геральдина была на самом деле знакомой миссис Свинтон, известной в кругах Санта-Джонс Вуд под менее аристократической кличкой "Кейт-торговка", - все это не приходило Корнелии в голову. Что же касается Геральдины, то она заработала это прозвище в обществе "симпатичных наездниц" благодаря своему отменному таланту избавляться от "жеребцов", попадавших в её сети.
      В совершенном неведении об игре, ведущейся мошенниками, миссис Гирдвуд провела вечер в состоянии, приближающемся к восхищению мистером Свинтоном, которое она когда-либо испытывала к нему, а тот в свою очередь старался вовсю отдать ей давний долг гостеприимства и преуспел в этом.
      Если у неё, возможно, и оставалось какое-то подозрение в его непорядочности, то оно развеялось благодаря эпизоду, происшедшему в течение вечера.
      Поскольку этот эпизод прервал на время вечеринку, нам будет позволено описать его.
      Когда гости сидели в гостиной за чаем и кофе, которые подавали им слуги - персонал, нанятый специально в престижной кондитерской, - раздался звонок от входной двери.
      - Я могу сказать, кто это звонит, - сказал Свинтон достаточно громко, чтобы гости слышали его. - Держу пари, что это лорд ____.
      - Лорд ___!
      Прозвучало имя известного пэра - показавшего себя также как выдающийся государственный деятель! Заявление Свинтона вызвало среди его компании трепет - хотя некоторые проявили недоверие к его словам.
      Но у них не осталось времени расспросить Свинтона, ибо слуга, войдя в комнату, сообщил хозяину что-то шепотом.
      - Вы говорите, это его светлость? - сказал хозяин негромко, но так, чтобы эти слова достигли ушей миссис Гирдвуд. - Проводите его в кабинет. Скажите, что я спущусь через секунду. Леди и джентльмены! - продолжил он, обращаясь к гостям. - Можно мне будет попросить у вас прощения и покинуть вас на один момент - только на один момент? У меня посетитель, которому я не могу отказать в приеме.
      Они, конечно, простили его, и он на какое-то время покинул гостиную.
      И, конечно, гости были достаточно любопытны - у них возникло сильное желание узнать, что это за посетитель, которому "нельзя отказать в приеме".
      По его возвращению они расспросили Свинтона; особенно "графиня", которая со всей серьезностью потребовала от него ответа.
      - Хорошо, леди и джентльмены, - сказал их любезный конферансье, - если вы настаиваете и хотите знать, кто это так невовремя потревожил меня, я полагаю, что я должен удовлетворить ваше любопытство. Я встречался со своим патроном. Это был лорд ___. Его Светлость просто дал мне некоторое дипломатическое поручение.
      - О! Это был лорд ___! - воскликнула благородная Геральдина. - Почему же вы не пригласили его сюда? Это весьма приятный старина, как мне известно, и я уверена, что он бы зашел сюда к нам. Мистер Свинтон! Я очень рассержена на вас!
      - Дорогая графиня! Мисс Коэртия, мне очень жаль; я не подумал об этом, я был бы счастлив пригласить его к нам.
      - Он ушел, я полагаю?
      - О, да. Он ушел, как только узнал, что у меня гости.
      И это была правда - чистая правда. Пэр действительно зашел в кабинет и покинул его, как только узнал, что происходит наверху, в гостиной.
      Он ушёл с чувством глубокого разочарования, огорченный, хотя визит его на виллу был связан отнюдь не с дипломатическими делами.
      Тем не менее, безуспешный для лорда, этот визит сослужил добрую службу для мистера Свинтона.
      - Тот, кто принимает в полуночный час лорда, и этот лорд - выдающийся государственный деятель, должен быть и сам лордом, или кем-то еще поважнее!
      Это было сказано вдовой владельца лавки, когда той ночью она улеглась на одну из роскошных кроватей в "Кларендоне".
      В это же время её дочь предавалась примерно тем же мечтам.
      ГЛАВА LX
      ПОДАРОК НА ПРОЩАНИЕ
      При расставании не было никакой скандальной "сцены" между сэром Джорджем Верноном и его, по-видимому, неблагодарным гостем.
      При этом их столкновение, когда они стояли лицом к лицу под деодаром, также не было бурным.
      Дочь сэра Джорджа сразу покинула это место, с болью в своем юном сердце; в то время как Майнард чувствовал себя сильно униженным и не предпринимал никаких попыток оправдаться.
      Под деревом было светло, и сэр Джордж мог видеть перед собой лицо человека с выражением смиренной покорности судьбе.
      В течение нескольких мгновений стояла глубокая тягостная тишина.
      Наконец баронет прервал молчание.
      - После того, что случилось, сэр, я полагаю, мне нет необходимости указывать место, куда вы должны удалиться! Это место может быть только одно - за пределами этого дома.
      - Я знаю это, сэр Джордж.
      - При этом нет надобности говорить, что я хотел бы избежать скандала?
      Майнард не ответил, только едва заметно кивнул в знак согласия.
      - Вы можете быть свободны, сэр, но через десять минут мой экипаж будет готов доставить вас и ваши вещи на станцию.
      Это было сказано решительным тоном, но, хотя сэр Джордж намекнул, что желает избежать скандала, Майнард собирался отвергнуть любезное предложение.
      Однако он оказался перед дилеммой. До железнодорожной станции было добрых четыре мили.
      Можно было проявить гордость, но ведь надо будет как-то добраться до поезда. Это невозможно сделать без помощи хозяина. На Майнарде был костюм, который не был приспособлен для преодоления больших расстояний пешком. Кроме того, у него есть багаж, который также надо доставить к станции.
      У Майнарда не было выбора, и пришлось принять эту услугу.
      Так он и сделал, сказав в заключение:
      - Через десять минут, сэр Джордж, я буду готов. Мне не за что извиняться. Я только надеюсь, что придет время, когда вы будете менее строго судить меня за мое поведение.
      - Вряд ли, - сухо ответил баронет, и с этими словами они расстались: сэр Джордж, возвратился к своим гостям в гостиную, а Майнард прошел в комнату, в которой находились его вещи.
      Упаковка чемодана заняла менее половины времени из отпущенных десяти минут. Не было необходимости переодеваться и снимать с себя костюм для танцев. Сюртука было вполне достаточно, что прикрыть этот костюм.
      Звонок вызвал слугу-мужчину, который, взяв багаж, снёс его вниз - хоть и не без удивленного вопроса, почему это джентльмен должен покинуть праздник в такой неурочный час, когда в гостиной так весело, с роскошным ужином, подаваемым на столы!
      Когда Майнард, в последний раз осмотрев комнату, удостоверился, что ничего не забыл, и был уже готов последовать за носильщиком своего чемодана, другой атташе, из слуг хозяина дома, преградил ему дорогу.
      Это тоже была прислуга, но другого сорта, пола и цвета.
      Это была Сабина, урожденная бадьянка.
      - Тихо, масса Майнард, - сказала она, прикладывая палец к губам, характерный жест, требующий тишины. - Говорите шепотом, и я скажу вам что-то такое, что вам будет приятно услышать.
      - Что это? - спросил Майнард чисто механически.
      - То, что мисс Бланш вас нежно любит - любит всем своим юным сердцем. Так она говорила своей Сабби - вчера и сегодня - много-много раз, снова и снова. Поэтому вы не должны огорчаться.
      - Это все, что вы хотели мне сказать? - спросил он, и в его голосе не было ни малейших признаков резкого тона.
      Было бы странно, если бы эта беседа не доставила ему удовольствие, несмотря на краткость переданного ему сообщения.
      - Сабби уже все сказала, но Сабби еще не все сделала.
      - Что вы должны сделать? - спросил Майнард, заинтересованный этим.
      - Вы должны получить это, - ответила мулатка и ловко и незаметно, как умеют женщины ее расы, положила какой-то белый предмет в карман его сюртука.
      Послышался характерный хруст гравия, экипаж подъехал и остановился у входной двери.
      Майнард не мог более оставаться рядом со служанкой без того, чтобы его не заметили, и, сунув полсоверена* в руку Сабби, он молча спустился по ступенькам и также молча занял место в экипаже.
      ______________ * Соверен - золотая монета в один фунт стерлингов.
      Носильщик чемодана так и не сумел удовлетворить свое любопытство относительно причины неожиданного отъезда гостя, поскольку дверь экипажа закрылась за ним.
      - Во всяком случае, это неплохой джентльмен, - сказал слуга, возвращаясь в освещенный зал, чтобы посмотреть на полсоверена, зажатого в ладони.
      В то время, как он любовался своими деньгами, упомянутый джентльмен был занят более интересным исследованием. Прежде чем экипаж покинул Вернон Парк - он все еще огибал его по окружной дороге - пассажир сунул руку в карман сюртука и достал записку, которая была ему тайно и с такими предосторожностями передана.
      Это был маленький листок бумаги - половинка листа, вырванного из записной книжки. И письмо это было написано карандашом, всего лишь несколько слов, написанных второпях дрожащим почерком!
      При свете восковых свечей, горящих внутри серебряных ламп, он без труда прочитал записку, и сердце его наполнилось радостью.
      "Папа очень сердит, и я знаю, что он никогда не согласится на то, чтобы я снова увидела вас. Мне грустно от того, что мы, возможно, никогда больше не встретимся, и вы забудете меня. Но я никогда вас не забуду, никогда!"
      - И я вас, Бланш Вернон, - сказал в ответ Майнард, сворачивая листок бумаги и опуская его назад, в карман сюртука.
      Он снова вынул записку и снова перечитал ее, подъезжая к железнодорожной станции; и снова, при свете висящей лампы, когда сидел один в вагоне вечернего почтового поезда, везущего его в столицу.
      Затем, тщательно свернув записку, он поместил ее в футляр, который положил в карман, расположенный ближе к сердцу; это был если не первый, то самый сладкий залог любви, который он когда-либо получал в своей жизни!
      ГЛАВА LXI
      ИНФОРМАТОР
      Исчезновение гостя, участвовавшего в танцах вместе с другими, событие, на которое вряд ли могут обратить внимание. И даже если бы это было замечено, никаких объяснений не требовалось - согласно известной традиции "уйти по-английски".
      В английском аристократическом обществе уход возможен даже с тихого званого обеда - и даже из загородного дома, где приезд и отъезд гостей явление более редкое, чем в крупном городе.
      Настоящий этикет давно уже отказался от невыносимой процедуры прощания, с её обязательными поклонами и ещё более обязательными рукопожатиями. Достаточно попрощаться с хозяином - и особенно с хозяйкой - и отвесить поклон любой из оливковых ветвей, которые вам встретятся на пути из гостиной.
      Это правило считалось вполне приемлемым в доме сэра Джорджа Вернона, и внезапный отъезд капитана Майнарда не удостоился бы никаких комментариев, если бы не пара специфических обстоятельств.
      Он был незнакомцем в компании гостей сэра Джорджа, с романтическим, если не мистическим, прошлым; а литературный успех привлек к нему внимание даже в этих высоких кругах.
      Но что особенно привлекло внимание, - так это способ, которым Майнард уехал. Его заметили танцующим с дочерью сэра Джорджа, а позже - выходившим с ней из дома погулять - через оранжерею в парк. Обратно он не вернулся.
      Некоторые из танцующих, оказавшиеся вблизи входной лестницы, сразу после этого видели его собранный чемодан; а скрип колес отъезжающего экипажа сказал им о том, что Майнард уехал, покинув гостей!
      Не было ничего особенного в этом. Он, вероятно, попрощался с хозяином снаружи, как положено по этикету.
      Однако никто не заметил, чтобы он сделал это; и, поскольку он ещё некоторое время оставался в доме, его отъезд казался бесцеремонным. По крайней мере, это выглядело странным.
      И все же на это не обратили бы внимание, но было ещё и другое обстоятельство: после того, как Майнард уехал, дочь баронета не появилась больше на танцах.
      Она больше не появилась после того вальса, где её и её партнера так пристально рассматривали!
      Она была всего лишь юной девочкой. Возможно, длительные вращения в танце привели к головокружению, и она удалилась, чтобы немного отдохнуть.
      Так рассуждали случайные свидетели.
      Их было немного. Большинство чаровниц в широких юбках больше думали о себе; вдовы нашли себе занятие, тихо играя в вист в гостиной, и отсутствие Бланш Вернон никак не сказалось на их настроении.
      Однако её отсутствие сильно отразилось на настроении её отца. В течение оставшейся части вечера странность в поведении сэра Джорджа была замечена многими из его гостей; он был погружен в собственные мысли, что было явно видно. И даже хорошие манеры не помогли ему скрыть последствия удара, который на него обрушился!
      Несмотря на все его усилия скрыть это, его близкие знакомые могли обратить внимание, что с ним творится что-то неладное.
      Его состояние действовало угнетающе на гостей, веселящихся в ночи; и, возможно, поэтому извозчики, ежившиеся от холода и с нетерпением ожидавшие пассажиров, к своему удовольствию ранее чем обычно начали развозить гостей.
      И еще раньше них отправились спать по своим квартирам гости, ночующие в доме хозяина.
      Сэр Джордж не пошел сразу спать, он прежде направился в библиотеку.
      Он был не один. Франк Скадамор сопровождал его.
      Он делал это по требованию дяди, после того, как они пожелали всем остальным доброй ночи.
      Тема беседы между сэром Джорджем и его племянником будет ясна из диалога, состоявшегося между ними.
      - Франк, - начал баронет, - я желаю, чтобы ты был откровенен со мной.
      Сэр Джордж сказал это не для красного словца. Он был не в том настроении, чтобы играть словами.
      - О чем вы, дядя? - спросил Скадамор немного удивленно.
      - Обо всем, что ты заметил между Бланш и этим... господином.
      Слово "господином" было произнесено с высокомерием - он почти прошипел это слово.
      - Обо всем, что я заметил?
      - Обо всем, что ты видел и что ты слышал.
      - Обо всем, что я видел и слышал, я уже рассказал вам. Обо всем, что было до этой ночи - разве только то, что было около часа назад.
      - Час назад! Ты имеешь в виду то, что произошло под деревом?
      - Нет, дядя, я имею в виду не это. Я видел еще кое-что уже после этого.
      - После этого! Капитан Майнард сразу же уехал, уехал далеко отсюда!
      - Да, он уехал. Но не с пустыми руками, кое-что он взял с собой.
      - Кое-что он взял с собой?! Что ты имеешь в виду, племянник?
      - То, что ваш уважаемый гость забрал листок бумаги, на котором кое-что было написано.
      - Написано кем?
      - Моей кузиной Бланш.
      - Когда и где?
      - Так, я полагаю, в то время, когда он готовился к отъезду, а что касается места - скорее всего, Бланш написала эту записку в своей спальне. Она ушла туда после... ну, вы сами видели.
      Сэр Джордж слушал эти слова равнодушно - настолько, насколько позволяла его выдержка. Однако нервное подергивание мышц на лице, а также бледность его щёк племянник просто не мог не заметить.
      - Продолжай, Франк! - сказал он нерешительно. - Продолжай и расскажи мне все. Как тебе стало известно об этом?
      - Совершенно случайно, - ответил добровольный осведомитель. - Я находился вне гостиной, отдыхая в перерыве между танцами. Это было как раз в тот момент, когда Майнард уезжал. С того места, где я стоял, я мог видеть лестницу главного входа. Он там разговаривал с Сабиной, и, как мне показалось, у них был довольно конфиденциальный разговор. Я видел, что он сунул что-то ей в руку - деньги, как я полагаю, - лишь после того, как она положила что-то белое в карман его пальто. Я полагаю, что это была бумага, по форме она выглядела как записка.
      - Ты уверен, что это была записка?
      - Вполне уверен, дядя. Я в этом нисколько не сомневался, и я сказал себе: "Это записка, написанная моей кузиной, которая послала Сабину передать послание Майнарду". Я мог бы остановить его и потребовать дать мне эту записку, но я не хотел поднимать шума. Вы знаете, что я никогда бы так не поступил.
      Сэр Джордж не слышал этой похвалы племянника в свой адрес. Он уже просто не слушал его. Его душа была полна мучительной болью - он размышлял над странным поведением дочери.
      - Бедный ребёнок! - пробормотал он с грустью. - Бедный невинный ребенок! И это после всех моих забот, после того, как я старался дать ей все, что только мог, как никто другой! О Боже, разве я мог подумать, что пригрел дома змею, которая повернётся и ужалит меня!
      Чувства баронета не дали продолжить беседу, и Скадамор был отправлен в свою кровать.
      ГЛАВА LXII
      МОЛЧАЛИВЫЕ ПОПУТЧИКИ
      Поезд, на котором ехал Майнард, сделал остановку на станции Сиденхэм, чтобы принять пассажиров, совершивших прогулку в Кристалл Палас.
      Остановка не способна была вывести его из состояния некоей прострации, в которое он попал, переживая снова и снова все то, что произошло.
      И только голоса, раздававшиеся снаружи, пробудили его к реальности, поскольку некоторые из этих голосов показались ему знакомыми.
      Выглянув наружу, он увидел на перроне леди и джентльменов.
      Можно было бы задаться вопросом, что они - экскурсанты в Кристалл Палас - делают здесь в такой поздний часть, но их разговорчивость и веселье дали основание полагать, люди эти также успели пообедать в отеле Сиденхэм.
      Они шли по перрону, разыскивая вагон первого класса до Лондона.
      Поскольку их было шестеро, им нужен был пустой вагон, а Лондонская и Брайтонская линии были узкоколейными.*
      ______________ * Из этого можно предположить, что в те времена по узкоколейкам ходили вагоны первого класса, вмещавшие только 6 пассажиров. Возможно, что к тому времени уже появились также железные дороги обычной для нас ширины, и вагоны, ходившие по ним, вмещали больше пассажиров.
      Такой вагон найти было невозможно, и потому у них не было шанса собраться вместе, в одном вагоне. Компания, обедавшая в Сиденхэме, должна была разделиться.