Мои подозрения были, конечно, мало обоснованы, так же как и предчувствие какого-то несчастья. Да и что же дурного, если Депар ехал на одном пароходе с Дардонвиллями, и чем это могло угрожать им? Как бы то ни было, я решил ничего не говорить де Хотерошу до нашего приезда в Сент-Луи, где все должно было выясниться.
      Я хотел расспросить лоцмана о "Красавице Миссури", но в это время появился другой лоцман, и они стали разговаривать между собою. Из их разговора я узнал, что "Красавица Миссури" больше не заходит в Новый Орлеан, а совершает рейсы в Цинциннати.
      Это известие очень смутило меня; я никак не мог объяснить себе, зачем госпожа Дардонвилль поехала туда в то время, когда должна была ожидать нас в Новом Орлеане? Может быть, она писала Луи и об этом, но письмо не дошло?
      Не ослышался ли я? Не идет ли этот пароход теперь в последний раз в Новый Орлеан, а потом уже начнет ходить в Цинциннати и обратно?
      За разъяснением этого вопроса я обратился к лоцману, который повторил то же самое, что я слышал раньше.
      Беспокойство мое все возрастало, так что я едва в силах был уже скрывать его.
      Только какое-нибудь несчастье могло заставить госпожу Дардонвилль так внезапно изменить свои планы. Мысль об этом меня страшно мучила, и я с нетерпением ожидал нашего прибытия в Сент-Луи.
      IX. Никто не встретил
      На следующий день в десять часов утра мы подходили к Сент-Луи и, стоя на палубе, старались разглядеть виллу Дардонвиллей, скрытую за лесом.
      Вскоре она показалась из-за деревьев, вызывая восторженные восклицания моих спутников. Они думали о предстоящей встрече с друзьями. Дом Дардонвиллей был новый, его построил полковник вскоре после того, как перестал заниматься торговыми делами.
      В последний наш приезд Дардонвилли жили еще в городе и только недавно перебрались в эту виллу. Мои спутники видели ее в первый раз, и архитектура здания привела их в восторг.
      По мере приближения к вилле мои друзья все более недоумевали. Входная дверь была заперта, так же как и дверь на веранду. Кругом никого не было видно, как будто дом был необитаем.
      - Странно, что окна закрыты в такую ясную погоду, - сказал Луи.
      Я объяснил это тем, что окна выходят на солнце, которое в это время дня сильно печет.
      - А по-моему, так прямо даже холодно, - заметила, дрожа, Адель. - Как только войдем в дом, я непременно подниму все шторы, чтобы было больше солнца. Но почему никого не видно? Ведь нас должны были ожидать! Это право нехорошо со стороны Олимпии, во всяком случае, как-то странно.
      - Может быть, они еще не встали, - заметил Луи. - Еще рано.
      - Как рано? Уже десять часов. Наконец, нас могла бы ждать прислуга. Но и прислуги не видно. Куда делся Плуто и все остальные? Ах вот что! - радостно прибавила Адель. - Верно, госпожа Дардонвилль с Олимпией, увидев наш пароход, поехали нас встретить и взяли с собою Плуто, а остальная прислуга занята в доме. Мы сейчас увидимся с нашими друзьями, вот будет радость!
      Хотя я и согласился с этим предположением, но совершенно в него не верил. Покинутый дом подтверждал мои ужасные подозрения. Тем не менее я старался быть спокойным и не высказывать своих тревожных мыслей.
      Когда мы подошли к пристани, я окинул быстрым взглядом стоявшую здесь толпу, но ни госпожи Дардонвилль, ни Олимпии не заметил.
      Я взглянул на Адель. Ясно было, что ее обидело такое невнимание со стороны Дардонвиллей.
      Нам пришлось нанять экипаж, чтобы ехать на виллу. По дороге мы встречали людей, которые смотрели на нас и главным образом на Луи с некоторым удивлением.
      Когда мы подъехали к дому, никто не вышел встретить нас, никто не открыл дверей.
      - Как странно! - проговорила растерянно Адель. Луи вышел из кареты и постучался. Раздались тяжелые шаги, кто-то подошел к двери и открыл ее тихо, с осторожностью. Это был Плуто.
      По выражению лица негра мы поняли, что нас не ждали. Он стоял перед нами в полном недоумении с раскрытым ртом и вытаращенными глазами.
      - Зачем вы вернулись, мистер Луи?
      - Как вернулись, Плуто? Мы сейчас из Нового Орлеана!
      - Не шутите со старым негром. Вы не могли съездить туда и так скоро вернуться. Вы едва ли за это время успели добраться до устья Огио.
      - Как до устья Огио?..
      - Да ведь ваш пароход "Красавица Миссури" вышел только вечером. Надеюсь, ничего дурного не случилось. А где же вы оставили барыню с барышней?
      - Да я никого из них и не видел!
      - Скажите же мне, где моя барышня? - повторял Плуто. - Стыдно вам смеяться над старым негром.
      - Я хотел как раз тебя спросить об этом. Где же они?
      - Но... вчера именно вас я проводил с ними на пароход.
      - На какой пароход? Кого?!.
      - Да вас и госпожу Дардонвилль с барышней.
      - О каком пароходе ты говоришь? Ничего не понимаю!..
      - О большом пароходе "Красавица Миссури".
      Луи удивленно взглянул на меня.
      - Как вы думаете, что все это значит? - спросил он.
      - Скажи мне, Плуто, да подумай хорошенько, - произнес я, обращаясь к негру, - кого же ты провожал на пароход?
      - Барыню, барышню и мастера Хотерош.
      - Кто тебе сказал, что это был господин Хотерош?
      - Все его так называли, да я и сам не слепой. Вы просто смеетесь над старым негром!
      - Куда же они поехали?
      - Говорили, что у мистера Луи умер богатый дядя. Мистер Луи поедет за деньгами, потом все отправятся во Францию, там наша барышня повенчается с мистером Луи, а после свадьбы все вернутся сюда. Господин Гардет, банкир, сказал мне, что в этот день барыня взяла крупную сумму денег на путешествие... Но, мистер Луи, почему вы вернулись?
      После этого разговора я был уже просто убежден, что совершилось бессовестное мошенничество, жертвами которого стали госпожа Дардонвилль и ее дочь. Кто-то, выдавая себя за Луи де Хотероша, уговорил их уехать во Францию. Я вполне уверен, что обманщик этот был Депар.
      Щадя своих спутников, я не сказал им обо всех этих предположениях. Я знал, что господин Гардет, будучи другом госпожи Дардонвилль, вероятно, будет в состоянии разъяснить нам, как все произошло. Он выдал чек на большую сумму и должен был знать, для чего предназначались эти деньги. Вдобавок он мог также разъяснить нам загадочную историю с тысячей долларами.
      Через полчаса мы подъехали к банкирской конторе.
      Адель и Луи остались в экипаже, а я вошел один к господину Гардету.
      X. Погоня
      Гардет был в конторе, он узнал меня, и я сразу приступил к делу.
      Банкир, зная мои дружеские отношения с госпожой Дардонвилль, рассказал мне все, что ему было известно.
      О предполагавшемся путешествии в Европу он прежде всего услышал от знакомых, а затем госпожа Дардонвилль взяла у него перевод на Париж в размере десяти тысяч долларов. Кое-что доходило до него по слухам.
      Такая богатая семья, как Дардонвилли, интересовала многих, и трудно было скрывать то, что в ней происходило. Банкир слышал о предполагаемой свадьбе Олимпии с молодым де Хотерошем. Ему было также известно, что жених провел неделю на вилле. Это было вполне достоверно, так как Гардет не получил ответа на письмо, адресованное господину де Хотерошу в Новый Орлеан.
      Представьте же себе изумление Гардета, когда я сообщил ему, что он имел дело с мошенником, а настоящий де Хотерош сегодня приехал со мной из Нового Орлеана!
      Он вскочил со стула.
      - Да вы шутите! - воскликнул он.
      - Увы, нет! Посмотрите в окно, вот он. Гардет подошел к окну.
      - Да, это он с сестрой. Я их обоих знаю, знал их отца. Неужели же здесь и впрямь мошенничество?
      - Мои друзья подтвердят вам это.
      - Мне и не надо подтверждений. Теперь все ясно: этот чек, посещение виллы Дардонвиллей, отсутствие гостей на вилле... Боже мой, госпожа Дардонвилль погибла!
      - Еще рано отчаиваться. Может быть, нам удастся разрушить планы наглеца...
      - По-моему, это невозможно. Что вы думаете предпринять?
      - Ехать за ним, разумеется.
      - Легко сказать - ехать! Пароход ушел вчера, и второй пойдет не раньше как через неделю.
      - Точно?
      - Вот расписание, - вздохнул Гардет, указывая на таблицу.
      У меня не хватило терпения рассматривать ее, и я поверил банкиру на слово.
      Я был в совершенном отчаянии. Как?! Ждать неделю?! Да ведь это значило отказаться от всякой надежды вовремя догнать их!
      К счастью, я вспомнил, что до Цинциннати можно доехать верхом, и тотчас же сообщил об этом банкиру, который одобрил мой план.
      Нам предстоял длинный путь - более трехсот миль по очень плохой дороге; но колебаться было невозможно: обстоятельства требовали решительных действий.
      Обсудив дело, мы решили поступить следующим образом. Оставив Адель на попечение банкира, я и Луи должны сейчас же отправиться верхом в Цинциннати. К счастью, у меня было достаточно денег с собой, да и банкир предложил взять у него взаймы. Пригласив Луи с сестрой наверх, мы поведали им обо всем. Бедный Луи пришел почти в отчаяние, услыхав, в чем дело.
      Но медлить было нельзя, и мы быстро собрались в поход. Адель не противилась нашему решению, сознавая всю необходимость этой срочной разлуки.
      Раздобыв себе крепких, выносливых лошадей, мы отправились в путь, переехали широкую реку и выехали на дорогу, ведущую в Цинцинати.
      Ехали споро, но молча. Луи грустил, а я был занят своими размышлениями. Мы ехали так быстро, как только могли нести нас лошади. Мне приходилось даже сдерживать своего спутника, который так погонял свою лошадь, что без моего вмешательства, наверное, уже загнал бы ее до смерти. А между тем нашими лошадьми надо было дорожить, ведь если, не дай Бог, они падут далеко от города или деревни, заменить их будет трудно, и мы потеряем уйму времени.
      Предполагалось менять лошадей каждые шестьдесят - семьдесят миль, иначе было бы просто невозможно достичь цели в назначенное время.
      Я составил определенный план действий, но он все-таки основывался больше на предположениях о вероятности успеха, чем на твердом убеждении. Но возможность настигнуть авантюриста была. Я объяснил свои расчеты, и это ободрило Хотероша.
      В суматохе и спешке сборов мы ни о чем не рассуждали, ничего не обдумывали, и только в дороге появилась возможность таких расчетов. Из разговора с лоцманом "Sultana" я узнал, что "Красавица Миссури" достигнет Цинцинати меньше чем в четыре дня после ее выхода из Сан-Луи; пароход опередил нас на три четверти суток, но зато путь его был значительно длиннее нашего. Делая по сто пятьдесят миль в день, мы предполагали прибыть в Цинцинати раньше семьи Дардонвиллей.
      И все же эта поездка, полная неопределенности и беспокойства, действовала удручающе, в особенности на моего спутника, впадавшего порой в мрачную меланхолию. Мы не видели конца нашему путешествию, несмотря на ту быстроту, с которой мчались большую часть дня и ночи, засыпая даже в седле.
      Только к вечеру четвертого дня добрались мы до Цинцинати. Подъехав к единственной гостинице, узнали, что "Красавица Миссури" уже пришла, но что наших друзей в гостинице нет и не было.
      Мы нашли капитана парохода.
      - Я помню эту леди и ее дочь, - ответил он на наши расспросы. - С ними был какой-то молодой человек, кажется, чиновник из Нового Орлеана. Они, не задерживаясь в городе, прямо с "Красавицы Миссури" перешли на другой пароход, отправлявшийся в Чилинг.
      Ошеломленные таким ударом, мы бросили наших лошадей и медленно направились в гостиницу.
      X. Развязка
      Однако я все еще не терял надежды и старался ободрить Луи. Дардонвилли не могли исчезнуть из Нью-Йорка раньше, чем через шесть дней - ровно столько оставалось до следующего рейса в Европу. Этого времени нам было вполне достаточно, чтобы доехать до Нью-Йорка. Мы поспешили взять места на небольшом пароходе, отходившем на следующее утро в Чилинг. Каково же было наше разочарование, когда мы узнали, что капитан этого парохода обыкновенно очень медлит выходить из порта, и хорошо, если нам удастся двинуться в путь через три дня. Это было ужасно! Но, к счастью, меня осенила блестящая мысль, которую Луи вполне одобрил. Мысль была чрезвычайно проста и легко исполнима: мы дали капитану парохода сто долларов, и он обещал выйти в море в назначенное время.
      Устроив все это, мы спокойно легли спать и на следующий день, к удивлению всего города, снялись с якоря ровно в двенадцать часов.
      По прибытии в Чилинг мы отправились дальше на почтовых, затем по железной дороге до Филадельфии и наконец в экспрессе, который приходил в Нью-Йорк прямо перед отплытием трансатлантического парохода. Но тут опять произошла заминка: поломка паровоза задержала нас на полчаса в пути, однако после того мы помчались дальше с большей скоростью. Вот наконец показался город и стоявший в гавани океанский пароход. Слава Богу, мы не опоздали!.. Но, к нашему ужасу, вдруг раздался сигнальный выстрел, и пароход вышел в море!..
      Теперь его нельзя было догнать ни на каком судне, так как он был слишком быстроходен.
      Мы молча вышли на пристань, а потом отправились разыскивать гостиницу. Не успели мы сделать и нескольких шагов, как услышали какие-то восклицания и оживленный разговор стоявших неподалеку людей.
      Мы оглянулись. Спорила между собой группа моряков, по-видимому, служащих в пароходной компании. Они помогали пароходу отчаливать и теперь следили за ним из гавани. У одного в руках подзорная труба. Мы прислушались.
      - Да, - заметил один из моряков, - что-то неладное случилось с пароходом!
      - Дай-ка мне трубу, - попросил другой и, получив ее, посмотрел на удалявшийся пароход. - Ты прав, Билл, - сказал он. - Одна из лопастей сломалась, пароход не сможет идти дальше. Он должен вернуться. Эй, ребята, готовьте канаты!
      Трудно описать наш восторг, когда мы услышали все это. Само Провидение помогало нам!
      Пока пароход подходил к пристани, мы успели сбегать в полицию, объяснить, в чем дело, и привести на пристань двух полицейских.
      Как только пароход причалил, Жак Депар был арестован. По счастливой случайности, он был один на палубе, так что арест произошел не при дамах и они были избавлены от весьма неприятной сцены.
      Можно представить себе, как поражены и смущены были госпожа Дардонвилль и Олимпия, когда узнали от нас правду! Но скоро, однако, все невзгоды были забыты, и мы радовались, что все кончилось так благополучно, и никто не пострадал.
      В городе мы пробыли недолго и со следующим же пароходом отправились в Сент-Луи, где нас восторженно встретили добрейший господин Гардет и Адель.
      При дальнейшем разборе дела оказалось, что Депар не раз пользовался своим сходством с Хотерошем, чтобы совершать разного рода подлоги и мошенничества. Обмануть госпожу Дардонвилль и Олимпию ему было нетрудно, так как они три года не видели де Хотероша. Поездка во Францию была со стороны Депара очень ловко обдуманным планом. Рассчитывая получить в Париже десять тысяч долларов, он рассказал обманутым женщинам, что должен получить наследство после богатого дяди и что его сестра с женихом встретят его в Париже. Свадьба его с Олимпией должна была состояться там же.
      Такая поспешность удивила госпожу Дардонвилль и показалась несколько странной, но она не могла отказать де Хотерошу, которого считала самым близким их семье человеком.
      Однако с каждым днем поведение мнимого де Хотероша принимало все более и более странный характер. Он становился резким и грубым, и госпожа Дардонвилль удивлялась, каким образом у такого прекрасного человека, каким был старик де Хотерош, мог вырасти такой сын.
      * * *
      Много времени спустя мне пришлось как-то посетить тюрьму в Луизиане и увидеть Депара, приговоренного к десятилетнему заключению. Он выглядел очень жалким, трудно было узнать в нем прежнего франта.
      А Луи де Хотерош между тем счастливо жил со своей красавицей Олимпией в большом, роскошно обставленном доме.
      К О Н Е Ц