Затем оба с внешне беззаботным видом еще некоторое время оставались около мачты, будто разговаривая о самых будничных делах. Однако, беседуя, они как бы нечаянно слегка передвинулись с места - чуть-чуть, так что трудно было бы заметить даже при дневном свете. Еще и еще несколько таких еле уловимых движений, перемежающихся короткими паузами, - и вот уже заговорщики незаметно очутились у самой бочки. Один из них присел тут же, рядом; другой, обойдя кругом, вскоре последовал примеру товарища и уселся с противоположной стороны.
      До сих пор в поведении обоих матросов не было ничего особенного, что могло бы привлечь внимание их спутников на плоту. Даже если бы кто и проснулся, сплошной мрак, скрывавший движения заговорщиков, помешал бы понять в чем дело.
      Никто не видел, как убийцы сели рядом со своей спящей жертвой; никто не заметил, как оба сразу, протянув руки, склонились над ирландцем. Один душил его, накинув на лицо одеяло, другой, ударив в грудь сверкающим клинком, пронзил сердце.
      Мгновение - и оба кончили свое подлое дело. В этом кромешном мраке некому было глядеть на убийство, кроме самих злодеев. Некому было услышать глухой крик, заклокотавший в горле умирающего, а если бы кто и уловил, то ему померещилось бы, что это вскрикнул сосед, которого мучит кошмар.
      Убийцы, сами ужаснувшись тому, что сделали, дрожа, прокрались обратно к мачте.
      Жертва их осталась распростертой недвижно, с лицом, обращенным вверх, на том же месте, где ее застигли убийцы.
      Всякий, кто склонился бы сейчас над лежащим матросом, подумал, что он все еще спит.
      Увы, это был сон смерти!
      
      Глава LXXIX
      КОГДА ПОГАС СВЕТ
      
      Мы покинули команду "Катамарана" в самом разгаре хлопот, когда они на спине у кашалота занимались копчением акульего мяса.
      Катамаранцам хотелось иметь столько провизии, чтобы ее хватило на всё путешествие - хотя бы на скудном пайке - в другой конец Атлантического океана.
      Чтобы сделать такой запас, им пришлось проработать не только целый день, но несколько часов и ночью. Все это время они поддерживали ярко пылавший огонь, подбавляя свежего спермацета в самодельный очаг, который соорудили на спине у морского великана. Топлива жалеть нечего: его было столько, что можно было бы жарить бифштексы из акулы все двенадцать месяцев в году.
      Но оказалось, что китовый жир не может гореть без фитиля, а так как они слишком дорожили своим запасным канатом, чтобы расщипать его весь на паклю, то по необходимости им пришлось экономить.
      Решив, что акульего мяса про запас нажарено недостаточно, наши скитальцы собирались на следующий день снова приняться за стряпню. А чтобы не жечь фитиль зря, прежде чем уйти спать, они погасили огонь.
      Причем потушили его довольно оригинальным способом: зачерпнув из спермацетового "мешка" кашалота побольше жидкости, вылили ее всю в очаг. Огонь ярко вспыхнул напоследок и сразу угас, оставив их в полной темноте.
      Впрочем, они без труда добрались к себе на плот, где собирались провести остаток ночи. За последние дни они столько раз проделали этот путь - с кашалота на "Катамаран" и обратно, что теперь могли свободно подниматься и спускаться и с завязанными глазами. Да, в сущности, и сейчас, в этот последний ночной переход, они чувствовали себя так, словно на глазах у них лежит повязка, - такая непроницаемая, сплошная тьма окружала убитого кита.
      Пробравшись ощупью по скользкой спине кашалота, они спустились вниз по канату, привязанному к громадному грудному плавнику; поужинали порцией горячего жаркого, которое догадались захватить с собой, и, запив его глотком разбавленного канарского, улеглись спать.
      Чувствуя себя более спокойными за будущее, чем все последнее время, они вскоре заснули. И вокруг кашалота и "Катамарана", сливавшихся во тьме в какую-то черную плавучую массу, наступила глубокая тишина.
      В этот самый момент менее чем в десяти милях отсюда разыгрывалась далеко не столь мирная сцена. Читатель уже, наверно, догадался, какой огонь увидели матросы с большого плота, приняв его в своем воображении за камбузную плиту; в действительности это был спермацетовый очаг на спине у кита.
      Когда свет погас, началась шумная ссора, достигшая апогея как раз в то время, когда команда "Катамарана" ужинала акульими бифштексами и прихлебывала винцо.
      Уже давно катамаранцы погрузились в сладкий сон, позабыв обо всех окружающих опасностях, а на большом плоту еще долго тянулись раздоры.
      Все четверо катамаранцев крепко проспали остаток ночи. Как ни странно, но, ошвартовавшись около громадины-кита, они чувствовали себя надежнее, чем если бы их крошечное, утлое суденышко одиноко носилось посреди океана. Правда, безопасность эта существовала только в их воображении, и все-таки на душе у них стало как-то спокойнее.
      Светало, а они всё еще спали. Наступил час рассвета, но все кругом было окутано густой пеленой. Туман был такой плотный и непроницаемый, что с "Катамарана" не видно было китовой туши, хотя их отделяло всего несколько футов.
      Первым зашевелился Бен Брас. Снежок никогда не был ранней пташкой, и, если бы только позволили обстоятельства или ему вздумалось пренебречь своими обязанностями, он охотно провалялся бы до полудня. Но Бен знал, что впереди еще много дела и нельзя терять время попусту. "Капитан" "Катамарана" уже отказался от всякой надежды на возвращение китобойца. Итак, чем скорее они закончат все приготовления и смогут выйти из дрейфа, чтобы продолжить свой прерванный рейс на запад, тем больше у них шансов в конце концов достигнуть земли.
      Бен бесцеремонно растолкал Снежка. Пока он будил его, проснулись также Вильям и Лали, так что теперь вся команда была уже на ногах и в полной боевой готовности.
      В качестве утренней трапезы был сервирован на скорую руку завтрак по-матросски. После этого Снежок и моряк вместе с юнгой вскарабкались на спину кашалота, чтобы вновь приняться за прерванную стряпню; а Лали, по обыкновению, осталась сторожить "Катамаран".
      
      Глава LXXX
      ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЕ ЗВУКИ
      
      Бывший кок повел за собой своих помощников на самый верх туши. Но не сразу удалось ему разыскать свою кухню. Немало времени шарил он ручищей по осклизлой коже кита, покуда наконец не нащупал край ямы.
      Остальные подоспели, когда он вставлял новый кусок фитиля. Живо запылал яркий огонь, и зашипела первая порция акульих бифштексов, подвешенных над пламенем.
      Теперь оставалось только ждать, пока все куски поджарятся.
      Не требовалось даже поливать их собственным соком, достаточно было только время от времени поворачивать и слегка передвигать куски рыбы, насаженные на гарпун вместо вертела так, чтобы каждый ломоть надлежащим образом подрумянился над огнем.
      Эти несложные кулинарные операции лишь изредка требовали внимания повара. Как только Снежок увидел, что его "кухонная плита" работает на полный ход, он примостился подле на корточках - наш повар всегда предпочитал сидячее положение стоячему. Товарищи его оставались на ногах.
      Не прошло и пяти минут, как вдруг негр вскочил так стремительно, словно кто-нибудь дал ему сзади пинка.
      В то же мгновение у него вырвался крик: "Бог ты мой!"
      - Что случилось, Снежок? - спросил Брас.
      - Ш-ш-ш! Неужели не слыхали?
      - Да нет же,- ответил матрос.
      Юнга тоже подтвердил, что ничего не слышал.
      - Ну, а я слышал.
      - А что ж такое?
      - Сам не знаю.
      - Да это, верно, зашипели акульи бифштексы или, может, птица пискнула в воздухе.
      - Ну нет, не то и не другое. Ш-ш! Масса Брас, знаете, что мне показалось? Совсем особенные звуки - будто самые настоящие человеческие голоса. Тихо, помолчите минутку! Авось опять услышим!
      Как ни мало поверили Снежку его спутники, пришлось повиноваться. Пожалуй, они и не обратили бы особенного внимания на его слова, если бы не знали, что негр от природы был одарен исключительно острым слухом. Об этой способности можно было судить по его большим, прекрасно развитым ушам. Впрочем, это и без того было известно нашим скитальцам, так как и раньше они не раз убеждались в его чудесном даре. Поэтому они, последовав его совету, замолчали и стали внимательно прислушиваться.
      В это мгновение, к удивлению Бена Браса и Вильяма, а также и самого негра, снизу донесся тоненький голосок Лали.
      - Снежок! - позвала девочка, обращаясь к своему постоянному покровителю.-Я слышу, как люди разговаривают. Вон там, на воде. А ты разве не слышишь?
      - Ш-ш-ш, маленькая! - хрипло зашептал негр, наклонившись вниз, к Лали. Тихо, милочка, не болтай чепухи! Смотри же ни словечка, будь славной девочкой!..
      Ребенок, напуганный этим градом посыпавшихся предостережений, замолчал. Снежок сделал знак товарищам соблюдать тишину и снова стал напряженно вслушиваться.
      Это лишнее свидетельство убедило Бена Браса и юнгу, что негр действительно слышал нечто большее, чем шипение акульего жаркого; без лишних слов они последовали его примеру и стали прислушиваться.
      Ждать пришлось недолго.
      Они и сами услышали звуки, которые никак нельзя было спутать с шумом океана. То были голоса людей.
      Голоса раздавались издали, хотя, возможно, были ближе, чем казалось.
      Виною тому был густой туман, который, как известно, заглушает всякий шум.
      Впрочем, расстояние, будь оно далеким или близким, все сокращалось. Прислушиваясь, катамаранцы уже через несколько минут убедились, что люди, произносившие эти звуки, эти слова, приближались к кашалотовой туше.
      Как же они двигаются сюда? Ведь не пешком же по воде? Значит, они на борту корабля?
      Вопросы эти волновали наших путешественников. О, если бы только можно было получить благоприятный ответ! Тогда и они, в свою очередь, закричали бы "ура". И в надежде на ответный отклик сквозь мрачную сень тумана понесся бы морской привет: "Эй, на корабле, эй!"
      Но почему же его не слышно? Почему люди с "Катамарана" стоят, прислушиваясь к этим голосам, и не подают сигнал, а в их взглядах читается скорее страх, нежели радость избавления?
      Впрочем, достаточно нескольких слов, вырвавшихся у Бена Браса, чтобы объяснить и это молчание и недовольство, читающееся на их лицах.
      - Проклятие! Это большой плот!
      
      Глава LXXXI
      НЕПРИЯТНЫЕ ДОГАДКИ
      
      - Проклятие! Это большой плот!
      Что за странные речи ведет матрос и почему так зловеще звучит его голос? Откуда эти злые предчувствия? Почему это суденышко, которое они зовут "большой плот", внушает такой страх всей команде "Катамарана"?
      Ну, что касается Бена Браса и юнги Вильяма, здесь все ясно. Пусть читатель припомнит, как встревожились они сначала, услыхав точно так же, как сейчас, во мраке ночи, голоса Снежка и крошки Лали; с какими предосторожностями, с какой опаской они долго не решались приблизиться к негру, спрятавшемуся за бочками. Вспомним, почему они были так настороже: юнгу терзал настоящий ужас перед этой шайкой людоедов, которая не задумается его сожрать, а великодушный его защитник опасался стать жертвой их мести.
      Все эти страхи еще не были позабыты и ожили с новой силой при одной только мысли: а может, большой плот близко?
      Снежку незачем было бы так бояться матросов с "Пандоры", если бы не припомнилось ему кое-что. Как раз перед самым взрывом на невольничьем судне он понял по злобному обхождению капитана и его помощника, что они считают виновником катастрофы именно его. Негр знал, что это справедливо, и в то же время имел все основания полагать, что и остальные матросы отнюдь не заблуждаются на этот счет. Больше он с ними после этого не встречался, - и к счастью для него, так как иначе они наверняка выместили бы на нем всю свою безудержную ярость. У Снежка хватило ума это понять. И вот почему он так же сильно, как Бен Брас и юнга, жаждал избежать дальнейших встреч с затерянным в океане экипажем погибшего корабля.
      Маленькой же Лали нечего было особенно бояться. Но она испугалась, видя страх своих спутников.
      - Большой плот... - проговорил Снежок, машинально повторяя последние слова матроса. - Неужели это он, масса Брас?
      - Разрази меня гром! Не знаю, что и думать. Снежок... Если только это он...
      - А вдруг он, что тогда? - спросил негр, видя, что Брас неожиданно остановился и не договорил.
      - Ну тогда нам несдобровать, попадем в переделку! Навряд ли они разжились где-нибудь провизией с тех пор, как мы дали от них тягу! Чудно, право, как это они выжили, если только это действительно матросы с "Пандоры". Может, им, как и нам, удалось раздобыть мяса акулы, а может, они ели...
      Тут матрос внезапно оборвал речь, взглянув на Вильяма. Видно, то, что он хотел сказать, не годилось для ушей подростка.
      Впрочем, Снежок отлично его понял и в знак согласия глубокомысленно покачал головой.
      - Опять же, насчет воды, - продолжал матрос. - В ту пору у них еще оставалось немножко, ну а сейчас наверняка вся вышла. Зато рому у них было-море разливанное! Да это и к худшему, отсюда и пошли все беды. Правда, во время дождя они могли набрать воду в рубашки или в брезент, как и мы. Только где уж им-не такие они люди, чтобы об этом позаботиться, когда рядом стоит вот эдакая бочища с ромом! Ну, а сейчас, я думаю, если у них и было чего пожрать-ты меня понимаешь, Снежок,-то уж воды ни капли! Подыхают, поди, от жажды. А раз так...
      - ...а раз так, значит, они отберут у нас всю воду, какой мы запаслись. Тут нам и крышка!
      - Это-то уж наверняка,-продолжал матрос.-Да ведь им этого мало-украсть нашу воду, что нам дороже всего на свете. Обдерут все дочиста, да еще и убьют в придачу... Дай Бог, чтобы это были не они.
      - Что вы говорите, масса Брас? А если это гичка с капитаном и матросами? Как вы думаете?
      - Что ж, может, и так, - ответил Бен. - Они у меня и вовсе из головы выскочили. Все может быть. Ну тогда еще с полбеды: нам нечего их так бояться, как тех, с большого плота. Пожалуй, им не приходится так тяжко. Ну, а если им и туговато, все же их не так много, чтобы нас запугать. Там и всего-то человек пять-шесть. Я беру на себя троих из шайки; ну а вы с Вильямом зададите хорошенькую взбучку остальным. Эх, кабы это были они! Но едва ли: лодка у них хорошая, есть и компас; стоило им только как следует взяться за весла, так их давно уж и след простыл. Эй, друг, у тебя уши получше! Навостри-ка их хорошенько да послушай. Ведь голоса матросов с "Пандоры" тебе все знакомы-попытайся, может, кого и признаешь.
      За все время, пока негромко, почти шепотом, шел этот разговор, таинственные голоса молчали. Сначала, как только они послышались, казалось, будто разговаривают два-три человека. Впрочем, звуки доносились крайне неясно, словно люди находились еще далеко или же говорили очень тихо.
      Теперь катамаранцы прислушивались, ожидая, не донесется ли до них какое-нибудь громче сказанное слово, и в то же время им этого вовсе не хотелось. Они предпочли бы никогда не слышать этих голосов.
      Одно время казалось, что их мольба услышана. Прошло целых десять минут-и ни звука, ни голоса...
      Сначала молчание успокоило их. Но вдруг в уме у Бена Браса мелькнула новая догадка-и все его думы и стремления приняли совершенно иной оборот.
      А что, если они слышали голоса совсем чужих людей? Почему это обязательно должна быть команда погибшего невольничьего судна: либо негодяи-людоеды большого плота, либо капитанская шайка на гичке? Кто знает, может, все-таки это разговаривают матросы на палубе китобойца?
      Бывший гарпунер об этом прежде не подумал. А теперь догадка так потрясла его, что он с трудом заставил себя сдержать крик: "Эй, на корабле!"
      Но помешала другая, быстро мелькнувшая мысль, которая снова призвала его к осторожности. Если эти люди, голоса которых они слышали, не команда китобойца, а матросы с невольничьего судна, то окликнуть их-значит, наверняка навлечь неизбежную гибель на себя самого и на своих спутников.
      Он шепотом поделился своими мыслями со Снежком, на которого они произвели точно такое же впечатление. Негру так же страстно хотелось крикнуть: "Эй, на корабле!" - и в то же время он сознавал, насколько это опасно.
      Противоречивые чувства боролись в груди у обоих друзей. Как больно было думать, что тут же, рядом, так близко, что можно его окликнуть, находится корабль, который мог бы спасти их от всех опасностей! И, быть может, корабль так и пройдет мимо, бесшумно скользя по воде, скрытый от их взоров этим густым туманом. Еще какой-нибудь час, и он очутится далеко в океане, и никогда больше его команда не услышит зова наших скитальцев.
      Одно-единственное слово, один возглас - и они спасены! И все-таки катамаранцы не решались: ведь этот крик может выдать их врагу и погубить.
      Ими овладело сильное искушение: рискуя жизнью, дать опасный сигнал. Несколько секунд они колебались - молчать или окликнуть: "Эй, на корабле!" Но осторожность советовала замкнуть уста, и под конец восторжествовало благоразумие.
      Такое решение было принято не случайно. Бывший гарпунер пришел к нему путем размышлений, основанных на его прежнем профессиональном опыте.
      Если это китобойное судно, рассуждал Бен Брас, то оно должно вернуться на поиски кашалота. Команда знает, что кит убит: об этом говорят и буи и флаг. Бен Брас был уверен, что матросы непременно захотят вернуться на розыски кашалота. Именно эта уверенность все время поддерживала в нем надежду и заставляла его так долго оставаться подле кашалотовой туши. Не каждый день удается подцепить посреди океана этакую находку-кашалота, который может дать без малого сотню бочек спермацета! Он знал, что такое сокровище не бросишь на произвол судьбы, а попытаешься отыскать во что бы то ни стало.
      Все говорило за то, что голоса послышались с китобойца. А в таком случае команда, задавшаяся целью найти кита, едва ли решится продолжать путь в тумане. Скорее они лягут в дрейф и станут дожидаться, покуда погода не прояснится. Таким образом, катамаранцы все-таки могли надеяться, что, когда туман рассеется, они увидят страстно желанный корабль на месте. И они решили хранить молчание.
      Было еще очень рано. Заря только занималась. Когда появится светило и его могучие лучи разгонят мрак, тогда только наши скитальцы убедятся окончательно, чьи это голоса: людей или же людоедов, этих чудовищ в образе человеческом!
      
      Глава LXXXII
      НЕОФИЦИАЛЬНОЕ СЛЕДСТВИЕ
      
      Им не пришлось дожидаться, пока спадет туман. Задолго до того, как солнце приподняло дымку с океана, катамаранцы уже знали, кто их соседи. Нет, то были не друзья, а смертельные враги, те самые, которых они так боялись.
      Открытие не заставило себя долго ждать. Дело обстояло так.
      Все трое, Снежок, матрос и Вильям, по-прежнему оставались на туше кашалота, внимательно вслушиваясь. Бен Брас с юношей стояли, а негр полулежал, приникнув своим большим ухом к коже кита; видно, он считал, что так слышнее.
      Напрягать слух им, однако, не пришлось. Когда наконец донесся звук - это оказался человеческий голос, да такой громкий и грубый, что даже глухой мог бы его расслышать.
      - Черт побери! - воскликнул кто-то с явным изумлением. - Поглядите-ка, ребята! Среди нас мертвец!
      Если бы эти слова произнес сам демон тумана, они не могли бы сильнее потрясти ужасом наших скитальцев, стоявших на спине у кашалота. Иностранный акцент и кощунственное ругательство могли изобличать любого, говорившего по-французски, но самый голос нельзя было не признать по его тембру: слишком часто гремел он у них в ушах с такими же резкими, неприятными интонациями.
      - Ох, да это масса Легро! - пробормотал негр. - Каждый скажет - это он!
      Друзья не ответили Снежку. Впрочем, ответа и не требовалось. В тумане зазвучали новые голоса.
      - Мертвец? - вскричал другой моряк. - Ну да, так и есть. Кто такой?
      - Да это ирландец! - воскликнул третий. - Смотрите, его убили! Вот и нож торчит меж ребер. Зарезан!
      - Ну, это его нож! - произнес кто-то. - Как мне не узнать! Ведь раньше он мне принадлежал. Взгляните, там, на ручке, должно быть проставлено имя хозяина. Он тут же его и вырезал, в тот самый день, как купил нож у меня.
      Наступила пауза, матросы замолчали, словно желая проверить сказанное.
      - Правильно! - сказал один из них, продолжая вести самочинное следствие. Вот оно, имя, - Ларри О'Горман.
      - Он покончил с собой! - произнес еще один, раньше молчавший матрос. - Это самоубийство!
      - А что мудреного? - подтвердил другой. - Так или иначе, ему была бы крышка. Вот парень и надумал: чем скорее, тем лучше, да и с плеч долой!
      - Как так? - спросил еще один, видимо, не согласившись с мнением тех, которые высказывались до него. - Зачем же помирать было ему одному, а не всем нам?
      - Забыл, что ли, брат, сегодня ему драться с мосье Легро?
      - Нет, не забыл. А что с того?
      - А ну-ка, пораскинь мозгами!
      - Никак не пойму, почему именно он был на очереди отправиться к праотцам, а не кто иной. Эй, ребята, смотрите! Дело тут нечисто! Ирландца зарезали его собственным ножом! Это-то ясно. Вряд ли это он сам над собой совершил. На кой черт это ему сдалось! Тут дело нечисто!
      - А виновник кто, на кого думаешь?
      - Не знаю я ничего, братцы! Если видели, скажите. Кто-нибудь да знает, как все это вышло. Мокрое дело, не иначе! Назовите злодея!..
      Молчание длилось больше минуты. Никто не отвечал. Если матросы и знали, кто убийца, они не собирались его выдавать.
      - Послушайте, ребята! - вмешался какой-то матрос, чей резкий голос прозвучал, словно крик гиены. - Я хочу жрать, как акула, у которой все нутро рассохлось с голодухи. Давайте отложим разбирательство, покуда не перекусим. Там будет видно, кто его на тот свет отправил. А может, никто и не виноват. Ну, что скажете?..
      Никто не ответил на это гнусное предложение.
      Тут опять раздался громкий крик, вызванный совершенно иной причиной. Все, что говорилось в дальнейшем, не имело никакого отношения к обсуждавшемуся вопросу.
      - Огонь! Огонь! - вопили голоса.
      - Тот самый, что вы видели вчера ночью! Камбузная печь! Э, да судно близехонько - всего каких-нибудь ярдов сто!
      - Эй, на корабле! Корабль, эй!
      - Эй, на корабле! Что за судно?..
      - Эй, вы, там! Что ж вы, черти, не отвечаете?
      - За весла, ребята! Живо за весла! Заснули там эти олухи, что ли, глаз еще не продрали?.. Эй, на корабле, эй, эй!..
      Нетрудно было догадаться, что значат эти речи. Матрос и Снежок безнадежно переглянулись. Они уже узнали, что творится за спиной у них. Там, в самодельном очаге, ярко пылал спермацет, и над огнем румянились бифштексы. Взволновавшись, они совсем позабыли обо всем этом. Пламя, светясь сквозь туман, выдало их присутствие людям на плоту. Катамаранцы услышали приказ сесть за весла, смутно уловили тотчас же раздавшийся плеск воды и поняли, что большой плот несется прямо на них.
      
      Глава LXXXIII
      ЕСТЬ ВЫТРАВИТЬ ТРОС!
      
      - Вон, вон они! Сюда плывут?.. - пробормотал Снежок. - Что делать, масса Брас? Если останемся, несдобровать нам!
      - Останемся? Как бы не так! - воскликнул матрос. Теперь он говорил громко, так как шептаться уже не было смысла. - Все, что угодно, только не это!.. Живей, Снежок, живей, Вильям! Обратно на плот! Дай Бог ноги, только бы выбраться отсюда, с этой китовой туши, подобру-поздорову! У нас еще много времени, а там посмотрим, чья возьмет! Да не вешай ты нос, Снежок! Наш старый "Катамаран" - суденышко что надо! Я строил его сам, а ты мне помогал. Помнишь, друг! Уж мне ли не знать, каков он на ходу! Мы их еще перегоним!
      - Обязательно, масса Брас! - подтвердил Снежок и сразу же вслед за матросом спустился вниз по канату на "Катамаран", где их уже ждал Вильям.
      Перерезать канат, которым маленькое суденышко было прикреплено к плавнику кашалота, и оттолкнуть плот от причала оказалось делом нескольких минут.
      Однако как ни кратки были эти мгновения, за это время взошло солнце и вся панорама чудесно изменилась.
      Туман, носившийся над океаном, почти растаял в его жарких лучах, и глазам открылась непривычная картина. Все предметы поблизости от убитого кашалота можно было охватить одним взглядом-все они были на виду.
      Как гигантская черная скала, возвышалась над морем туша морского великана. Сбоку виднелся крошечный "Катамаран" с поднятым парусом, только что отчаливший от нее. На нем хлопотала команда: двое мужчин и парнишка; ведь маленькая креолочка была только пассажиркой. Мужчины энергично работали веслами, а мальчик держал руль.
      Меньше чем в ста ярдах за кормой виднелся большой плот и на нем около двадцати неясно различимых фигур. Кто сидел за веслами и усердно греб, кто правил рулем, а кто возился с парусом. Два матроса стояли на носу, громко отдавая приказания. Все они, видимо, были поражены столь неожиданно открывшейся картиной и не знали, что подумать, куда держать курс.
      Люди на большом плoту были взволнованы и удивлены сильнее, чем катамаранцы: эти уже больше ничему не удивлялись. Они поняли все, едва только услышали голоса матросов, принимавших участие в своеобразном следствии, производившемся на плоту. Изумление, которое они испытывали сначала, теперь сменилось страхом.
      А матросы на большом плоту все еще не могли оправиться от потрясения. Да и не мудрено - любого поразило бы это видение, которое так внезапно возникло у них перед глазами, сначала смутно рисуясь в тумане, но мало-помалу становясь все отчетливее.
      Сколько же здесь удивительного! Вон гигантская туша кита; на спине у него разведен костер, и языки пламени высоко вздымаются к небу; над огнем стоит "журавль", и на нем что-то подвешено для копчения; рядом - плот, так похожий на их собственный, с таким же парусом и пустыми бочками, поддерживающими его на плаву; на нем хлопочут трое людей, - все эти чудеса, все эти странные, необычайные явления могли изумить самого равнодушного наблюдателя. Некоторые матросы чуть языка не лишились на время; зато другие бурно выражали свое удивление громкими криками и возбужденными жестами.
      Первый приказ, который отдал Легро (это его голос услышали на "Катамаране") , был следующий: идти полным ходом к темной массе, или, вернее, к маяку, пылающему на ее вершине. Матросы тотчас же повиновались. Всех их мучил какой-то безотчетный страх: а вдруг огонек, как и прежде, снова скроется с глаз?
      Но по мере того как они подходили ближе и туман редел, все становилось виднее. Изумление матросов не уменьшилось, но они стали лучше ориентироваться в окружающей обстановке.
      Поспешное отступление катамаранцев само по себе уже было показательно: маленький плот отчаливал. Это больше, чем что-либо другое, помогло матросам с "Пандоры" понять, почему те пустились в бегство.
      Сначала они никак не могли сообразить, что это за люди на маленьком плоту. Было видно, что их четверо, но туман все еще мешал ясно разглядеть их фигуры, черты и выражение лиц. Будь там только двое, а вместо плота простой помост из досок, тогда, пожалуй, можно было бы догадаться. Ведь, помнится, именно на таком плоту удрали Бен Брас с мальчишкой. Может быть, это они и есть? Но кто же тогда двое остальных? И откуда взялись на этом стремительно убегающем суденышке шесть бочек, парус и прочие корабельные принадлежности?
      Матросы не стали терять время на догадки. Хватит и того, что эти четверо, увидя их, пустились наутек. Уже одно это казалось неопровержимым доказательством того, что у них имеется что-то ценное, что стоит спасать, неужели вода?
      Кто-то обронил это слово. Оно внесло сильнейшее смятение в эту разноплеменную команду, где все терзались мучительной жаждой. Не колеблясь ни мгновения, матросы кинулись к веслам и изо всех сил пустились в погоню за "Катамараном".
      
      Глава LXXXIV
      ПОГОНЯ
      
      На веслах и под парусом матросы в несколько минут добрались до кашалотовой туши. Они ее хорошенько разглядели, догадались, как она сюда попала, но все еще не могли надивиться фейерверку там, наверху.
      Когда они проходили под сенью этой громадины, кто-то предложил сделать остановку, уверяя, что пищи здесь хватит на всех. Но большинством предложение было отвергнуто.
      - К черту! - загремел властный голос Легро. - Пищи у нас вдоволь! Вода вот что нам нужно сейчас до зарезу! Где мы возьмем воду на ките? А вот у тех, кто удирает, кто бы они ни были, уж наверняка есть вода. Давайте сначала пустимся за ними! Нагоним - и сразу же обратно. А если не удастся, вернемся все равно!
      Это показалось настолько разумным, что никто не возражал. Под одобрительный гул голосов решение было принято. Гребцы с новыми силами взялись за весла, и плот промчался мимо туши, оставив позади, за кормой, и черную массу и пылающий на ней маяк.
      Словно пытаясь оправдать свое поведение перед остальными, Легро продолжал:
      - Не дрейфьте, найдем эту дохлую рыбищу! Глядите, туман рассеивается. Еще полчасика-и следа от него не останется. Да мы увидим эту китовую тушу миль за двадцать: вон какой дым от нее валит, словно из пекла! Гребите так, чтобы чертям тошно стало! Видите эти бочки?.. Уж будьте покойны - в какой-нибудь из них отыщется водица! Подумать только - вода!
      Пожалуй, не требовалось повторять это магическое слово, чтобы вдохнуть новые силы в измученных жаждой моряков. Они и так уже гребли что было сил.
      Погоня длилась примерно минут десять: их разделяло каких-нибудь двести ярдов или чуть меньше.
      Собственно говоря, они уже могли смутно видеть друг друга, но черты лица все еще нельзя было разглядеть.
      У катамаранцев было одно преимущество: они-то знали, кто гонится за ними по пятам.
      Зато матросы на большом плоту и понятия не имели, кто эти четверо и почему они так стремятся уйти от встречи. Было видно, что взрослых только двое, но это не давало ключа к разгадке: кто же эти беглецы?
      Разумеется, никто не подумал перебрать в уме всех, кто вместе с ними совершал рейс на "Пандоре". Но если бы это даже и пришло кому-нибудь в голову, ни один из них не поверил бы даже на минутку, что черный кок Снежок и португальская девочка, которую, кстати, редко даже видели на палубе невольничьего судна, сумели остаться в живых.
      Только когда туман совсем рассеялся-вернее, поредел настолько, что казался прозрачной дымкой, - преследователи узнали беглецов.