Быть может, они не узнали бы его под слоем извести и краски, но индеец сам выдал себя, машинально произнеся имя Симеона Вудлея.
      - Билль Бослей! - в изумлении воскликнул Сим. - Изображающий индейца! Зачем? Опять по своей привычке затеял какое-нибудь злое дело? Говори правду, без уверток, иначе я размозжу тебе башку.
      - Сим Вудлей! Нед Хейвуд! Джо Харкнесс! - повторял Бослей, смотря то на одного, то на другого. - Боже, что все это значит?
      - Скажем, когда услышим твой ответ, ну, живей!
      - Не могу, ты меня задушишь, Хейвуд. Сними, ради Бога, руку с горла. Ведь ты же не собираешься меня убивать, Сим?
      - Ну, это смотря по обстоятельствам.
      - Я не виноват, клянусь. Ты знаешь, Харкнесс, что я не раз спорил с ними, когда они затевали что-нибудь недоброе. Теперь я только исполнил приказ начальника. Он поручал мне и лейтенанту...
      - Как зовут лейтенанта? - спросил Кленси.
      - Мы зовем его Филь Квантрель, только мне думается...
      - Где он? - нетерпеливо перебил Чарльз.
      - По ту сторону дерева с барышней...
      В эту минуту раздался крик: "Помогите!"
      Крик этот достиг до слуха Кленси, и он, как безумный, бросился в ту сторону, откуда услышал его. Обогнув ствол дерева, он увидел лошадь и на ней человека, старавшегося удержать женщину, которая старалась вырваться от него и звала на помощь. Кленси едва не опоздал, и только счастливая случайность спасла девушку. Лошадь, испуганная борьбой, происходившей на ее спине, отказывалась повиноваться и пятилась назад под дерево. Кленси поднял ружье и готовился уже пристрелить ее, когда мысль о том, что он подвергает опасности женщину, заставила его опустить ружье и отбросить его в сторону. Он подскочил к лошади и схватил ее за уздечку как раз вовремя: женщина сумела вырваться из рук всадника и едва не свалилась на землю. Лошадь понеслась к лесной чаще. Вудлей и Хейвуд подняли ружья и прицелились в уезжавшего всадника, но Кленси бросился к ним и крикнул:
      - Не стреляйте, Сим! Опустите ружья, Хейвуд! Жизнь его принадлежит мне.
      Охотники повиновались, и Ричарду Дерку удалось еще раз избежать наказания.
      XXXII
      Невозможно описать чувства Елены Армстронг, узнавшей своего спасителя. Чарльз Кленси! Что это... сон? Неужели это он так нежно держал ее на своих руках? При свете луны, которая засияла еще ярче, она сразу узнала мужественные и благородные черты того, кого она считала мертвым, и глаза, горевшие недавно гневом, а теперь блестевшие мягким светом любви... Да, это ее возлюбленный, так долго оплакиваемый ею, живой...
      Елене незачем было спрашивать его, остался ли он верен ей, - сомнений у нее никаких не было. Ни он, ни она не говорили ни слова: счастье их было слишком велико, чтобы говорить. Ни робости, ни замешательства не было ни с той, ни с другой стороны; это были не влюбленные, пришедшие на последнее свидание, а люди, давшие навсегда друг другу слово. Чарльз знал теперь, что предложение его принято, доказательством чего служили письмо и фотография, лежавшие в его кармане. Он вынул их и показал девушке.
      - Елена, это было прислано мне? - спросил он.
      - Нет, - ответила она, улыбаясь, - мне.
      - О, какое сходство! А подпись эта внизу?
      - Спрячь это в карман, Чарли, и расскажи мне все. Не сплю ли я? Или все это, действительно, наяву?
      Вместо ответа Кленси крепко обнял ее и несколько раз поцеловал. Более убедительного ответа нельзя было придумать.
      К ним присоединилась Джесси, и после первых расспросов и объяснений Кленси приступил к рассказу, но не успел он закончить, как послышался запыхавшийся голос Сима Вудлея.
      - Все это вы успеете рассказать в другое время, Чарли! Нельзя терять ни минуты. - И, отведя в сторону Кленси, он продолжал: - Я сейчас исповедал эту острожную птицу, Бослея, и из того, что он мне рассказал, я сделал заключение, что нам поскорее нужно удалиться отсюда. Не надо, я думаю, объяснять вам, почему, вы сами знаете, кто должен сейчас прибыть сюда.
      - Борласс!
      - Он самый. Бослей признался мне во всем. Шайка, человек в двадцать, отправилась грабить миссию... на манер ночных воров. Сообщник Борласса жил все время там... он был слугой креола Дюпре, который недавно нанял его. Ну-с, прекрасно! Они схватили девушек, когда шли грабить... случайно встретили их в саду. Бослей и тот другой привезли их сюда и поджидали здесь всю остальную компанию с награбленным добром. Они могут быть здесь в любую минуту. Четверо против двадцати... считать Харкнесса нельзя. Опять они захватят этих бедняжек, да и нас прикончат.
      - Вы правы, Сим! Не следует попадаться в руки негодяям... Но как избежать встречи с ними?
      - Может, нам уйти в лес и переждать там, пока они проедут мимо?
      - Нет! Лучше всего ехать прямо к миссии и немедленно.
      - Но мы можем попасться им на дороге.
      - Да, если мы отправимся по большой дороге, то непременно встретимся с ними. Не такие мы дураки. Есть одна дорога.
      - Какая дорога?
      - Дорога, по которой мы пришли сюда; она идет вверх по течению реки и ведет к верхнему броду, который находится на несколько миль выше миссии. Мы можем ехать там, не опасаясь встречи с этими красавцами. Я послал Джупа и Харкнесса за лошадьми. Неда поставил стеречь Бослея.
      - Все сделано правильно... лучше нельзя было и придумать. Отправляйтесь с ними, поручаю вам доставить их в руки отца... если только он жив.
      Вудлей был поражен, услышав это, и хотел просить объяснить, в чем дело, но Кленси прервал его, указав на старшую сестру:
      - Я должен поговорить с ней перед отъездом.
      - Перед отъездом! - прервал его Сим с возрастающим удивлением. - Разве вы не едете с нами?
      - Нет, не еду.
      - Но почему, Чарли?
      - Нечто удерживает меня здесь.
      - Нечто?
      - Вы должны знать, не спрашивая меня.
      - Съешь меня собака, если я знаю!
      - Ричард Дерк.
      - Но он уехал... Неужели вы думаете преследовать его?
      - Да... до самой смерти его или моей.
      - Не поедете же вы один за ним? Вы возьмете кого-нибудь из нас.
      - Нет!
      - Ни меня, ни Неда?
      - Никого... вы нужны им. - И Кленси кивнул в сторону сестер. - У вас довольно будет хлопот с Бослеем и Харкнессом. Я возьму с собой только Джупа.
      Вудлей протестовал, указывая на опасность задуманного его товарищем предприятия. Но Кленси твердым голосом ответил:
      - Вы должны делать то, что я вам говорю, Сим! Отправляйтесь в миссию и возьмите их с собой. Что касается меня, то на это есть причины, почему я желаю остаться один.
      - Что же это за причины? Скажите мне, и я выражу свое мнение.
      - Я должен убить Ричарда Дерка. Вы знаете, я дал клятву, и ничто не должно стать между мной и этой клятвой. Нет, Сим! И та, что стоит там, не может остановить меня, несмотря на сердечную муку при разлуке с ней.
      - Бог мой! Какой грустный отъезд! Бедная девушка! Сердце ее и так уже едва не разбилось... нет в ее лице той краски, что была прежде, она сошла с него. И что будет с ней, если вы уедете?
      - Ничем помочь не могу, Сим! Я слышу, мать зовет меня! Вы должны ехать! Я желаю этого... и настаиваю на этом!
      И, сказав это, Кленси подошел к Елене.
      - Дорогая моя! - сказал он. - Все уже устроено для вашего отъезда в миссию. Вудлей и Хейвуд проводят вас; ты и твоя сестра, вы будете в полной безопасности под их защитой. Каждый из них готов отдать жизнь свою за вас. Будь спокойна за отца; Бослей говорит, что эти негодяи имели в виду один только грабеж, и если никто не сопротивлялся, то все остались живы. Будь же мужественна, и да хранит тебя Бог!
      - А ты? - спросила она с удивлением. - Ты разве не едешь с нами?
      Он колебался и не отвечал сразу из боязни огорчить ее, но затем он пересилил себя и ответил:
      - Елена! Надеюсь, ты не будешь очень огорчена и не станешь порицать меня за то, что я намерен сделать.
      - Что же ты намерен сделать?
      - Уехать.
      - Уехать! - воскликнула она, растерянно глядя на него.
      - Только на некоторое время, милая! На самое короткое время.
      - Но как надолго? Чарльз, ты шутишь, вероятно?
      - Нисколько... никогда в своей жизни не говорил я еще так серьезно. Увы! Это неизбежно.
      - Неизбежно? Не понимаю... что все это значит?
      - Елена! - голос его зазвучал торжественно и даже до некоторой степени сурово. - Дороже тебя никого в мире для меня нет... мне не нужно было бы говорить тебе об этом, ты и сама знаешь. Без тебя жизнь не имеет для меня никакой цены... Лишнее, я думаю, повторять, что я люблю тебя всем сердцем и душой. Любить больше, чем я люблю, невозможно! Я знаю, как ты была верна мне и сколько ты выстрадала. Но есть еще другая женщина... Она далеко отсюда и требует своей доли привязанности от меня...
      Елена движением руки остановила его; глаза ее горели, грудь высоко вздымалась. Кленси заметил ее волнение, но тем не менее продолжал:
      - Если моя любовь к тебе достигла высшей степени, то в той же мере увеличилась она и к ней. Этот человек и мысль о том, что я еще раз позволил ему улизнуть, мучают меня... Я слышу крик из-под земли, призывающий меня к мести за мою убитую мать.
      Слова эти успокоили Елену; ей стало стыдно своего подозрения, и она сказала, стараясь говорить спокойным тоном:
      - Мы слышали о смерти твоей матери.
      - О ее гибели, - ответил Кленси. - Да! Бедную мать мою убил человек, которому снова удалось бежать. Недалеко уйдет он от меня. Я на ее могиле поклялся отомстить за нее. Я нашел его здесь, найду снова... Я не успокоюсь до тех пор, пока не буду стоять над ним так, как он стоял когда-то надо мной, думая... Нет, не хочу говорить об этом, довольно того, что я сказал, а теперь я должен проститься с тобой... Должен!..
      - Ты чтишь память своей матери больше, чем любишь меня.
      Елена не подумала, что не имела права говорить этого. Она, правда, сейчас же спохватилась, но было уже поздно; слова ее произвели на него мучительное впечатление.
      - Ты оскорбила меня, Елена, и словами, и мыслями. Тебе не следовало этого делать... Ты - это ты, а мать - это мать. Я поклялся отомстить за ее смерть. Разве я не обязан сдержать свою клятву? Говори... Я спрашиваю тебя!
      В ответ на это Елена крепко сжала его руку. Ее самолюбие показалось ей ничтожным перед священной сыновней любовью...
      - Иди! - сказала она. - Исполняй клятву, данную тобой. Быть может, ты прав. Бог да защитит тебя... Возвращайся ко мне и будь мне так же верен, как ты верен своей матери. Знай, что я умру, если ты не вернешься.
      - Если я не вернусь, значит, я умер. Только смерть может помешать мне вернуться. А теперь, прощай и прости!
      Прости! Так скоро... о, как больно! Несмотря на присущую ей силу воли, она не могла спокойно слушать эти слова и, бросившись на грудь Кленси, громко зарыдала.
      - Полно, Елена! - сказал он, целуя ее. - Будь мужественна и не бойся за меня. Я знаю этого человека, и мне не так много хлопот предстоит с ним. Только из-за собственной беспечности я дважды позволил ему восторжествовать над собою... Этого не будет больше, и час, когда мы встретимся с ним, будет последним часом его жизни. Что-то говорит мне об этом... быть может, дух моей матери. Соберись же с силами, милая! Поезжай с Симом, он передаст тебя в руки отца. Молись, чтобы ничего не случилось со мной, и если желаешь, молись о спасении души Дика Дерка. Надеюсь, он скоро предстанет перед Богом!
      Этими словами он закончил свою речь и поспешно простился с Еленой, потому что увидел Вудлея, шедшего к нему и кричавшего ему еще издали:
      - Скорее, Чарли! Пора ехать... Промедление нам дорого будет стоить!
      Юпитер и Харкнесс привели оседланных лошадей, готовых к отъезду. Хейвуд посадил на свою лошадь Джесси, Елене предложили лошадь, принадлежавшую Бослею, который разместился рядом с Харкнессом, а Вудлей занял место в арьергарде. Проезжая мимо Кленси, он протянул ему руку и сказал:
      - Дайте мне пожать вашу лапу, Чарли! Да хранит вас Всемогущий и да спасет Он вас от когтей этого черта. Не бойтесь за нас. И сам сатана со всем своим адским воинством не поборет нас. Сим Вудлей будет охранять прелестных девушек, пока смерть не сразит его.
      И, пришпорив лошадь, Вудлей отправился к своим спутникам. Под тенью дуба остались только Кленси, мулат, лошадь, собака и мул.
      Кленси с грустью смотрел вслед уезжающим.
      - Быть может, я никогда больше не увижу ее! - вздохнул он.
      Когда скрылись, наконец, из виду мелькавшие среди деревьев белые платья, он сказал:
      - Садись на мула, Джуп! Нам еще предстоит одно путешествие... недолгое, будем надеяться. В конце его ты встретишь своего старого господина и увидишь, как он получит заслуженный смертельный выстрел.
      XXXIII
      Тишина, царившая на берегах Сан-Саба, продолжалась недолго; вскоре её нарушили грубые голоса и взрывы хохота целой шайки всадников, ехавших с миссии. Это были все те же "индейцы" с перьями на голове и раскрашенными лицами. Перед каждым из них на луке седла и позади на крупе лошади были привязаны ящики с серебром. Переехав реку, шайка остановилась по знаку, данному ей предводителем Борлассом, который обратился с речью:
      - Товарищи, вам нет надобности ехать туда, где нас ждут Квантрель и Бослей. Я отправлюсь туда с Чисгольмом, а вы подождите здесь нашего возвращения. Не спешиваться! Мы вернемся через несколько минут. Из миссии не скоро погонятся за нами, особенно когда увидят следы, оставленные нами. Они будут осторожны, и что бы ни говорил наш друг, - и Борласс кивнул головой в сторону Фернанда, - все же колонисты не могут выставить более сорока человек. Думая, что это целое племя команчей, они вряд ли решатся следовать за нами. К тому же им не так-то легко будет найти обратные следы по ущелью... не раньше завтрашнего утра, я думаю. В это время мы будем уже далеко, а по ту сторону плоскогорья мы в полной безопасности. Они никогда больше не увидят индейцев. Едем, Чисгольм! Ребята, ведите себя серьезно до нашего возвращения... Ни один гвоздик, ни один ремень не должны быть тронуты на ящиках. Если пропадет хотя бы один доллар, то, клянусь Предвечным!.. Вы знаете, как поступает Джим Борласс с изменниками.
      Борласс отделился от шайки вместе с человеком, которого он выбрал себе в провожатые, и направился по хорошо знакомой ему тропинке. Ни колючие ветви терновника, ни сучья деревьев не могли удержать его от быстрой езды; ему были знакомы малейшие изгибы тропинки, малейшие препятствия на ней. К дубу они добрались очень скоро, но каково было их разочарование! Ни единого живого существа не нашли они под его тенью. Удивление, овладевшее им, перешло скоро в страшный гнев.
      Борласс знал, что Ричард Дерк сделался членом его шайки лишь только в силу известных обстоятельств, знал также о любви его к Елене Армстронг, главной причине, заставившей его присоединиться к ним. Теперь, когда он получил ее, да еще в придачу ее сестру, почему же ему не порвать своих сношений с ними? О Бослее не могло и речи... Квантрель наверняка убил его. Убежденный в измене своего лейтенанта, он, как тигр, лишенный добычи, носился с бешенством вокруг дерева. Бесновался он не из-за Дерка или Елены Армстронг, а из-за Джесси. Он надеялся иметь ее в своих руках и жениться на ней так же, как Дерк на Елене. К счастью, небо покрылось облаками, и луна скрылась за ними, а потому он не мог видеть, что трава вокруг дерева истоптана полудюжиной лошадей.
      Ни Борлассу, ни его провожатому не пришло в голову, что здесь мог быть еще кто-нибудь, кроме Квантреля, Бослея и пленниц. Они их громко звали по именам, но не получали ответа. Где им было знать, какие события только что разыгрались в этом уединенном месте? Они по-прежнему подозревали в измене Квантреля. При мысли об этом бешенство Борласса дошло до крайности. Он ругался, кричал и изрыгал проклятия. Желая успокоить его, Чисгольм сказал:
      - А может быть, капитан, они теперь уже в доме? Я думаю, мы найдем их там всех четверых, когда приедем.
      - Ты думаешь?
      - Я уверен в этом. Как же иначе могли они поступить? Квантрель не посмеет вернуться в Штаты, да не посмеет пристать и к колониям Техаса. А двоим нелегко прожить в безлюдных прериях.
      - Ты верно говоришь... Не будем же терять времени. Недолго осталось и до утра, а на рассвете колонисты наверное пустятся по нашим следам. Надо спешить на плоскогорье.
      Борласс повернул лошадь к узкой тропинке; скоро он присоединился к своей шайке и отдал приказание немедленно двигаться вперед.
      Волнение в миссии тем временем усиливалось. Всюду слышались стенания и громкие голоса, взывающие к возмездию. Прошло какое-то время прежде, чем колонисты поняли, какая участь их постигла, и убедились в том, что все кончилось. Джентльмены, обедавшие у Армстронга, поспешили домой. К счастью, их семьи и слуги спали крепким сном. Но это не успокоило их. Хотя их дома не были сожжены, дети и жены были живы, вовсе не следовало, что опасность миновала. Если индейцы не сделали этого, то только потому, что силы их были недостаточно велики. Все были уверены, что неминуемая катастрофа должна разразиться над всеми колонистами, и под гнетом этой мысли подняли всех на ноги. Женщины и дети подняли плач и крик, но мужчины отнеслись ко всему спокойно. Многие из них привыкли к таким "сюрпризам" и поспешили взять в руки оружие. Вскоре все были вооружены ружьями, пистолетами и ножами. Выслушав рассказ о том, что случилось в миссии, они собрали совет, чтобы решить, какие надо принять меры.
      Полковник Армстронг ходил растерянный и искал везде своих дочерей, Дюпре, Гоукинс и Текер помогали ему. Но девушек нигде не было, и несчастный отец пришел к тому заключению, что он их больше никогда не увидит. Как страдал он при мысли о том, что его дочери попали в плен к дикарям, что они будут рабынями, хуже чем рабынями! И даже смерть их казалась ему более желательной, чем такая участь. Молодой креол не отходил от него; никогда еще не были так горьки его мысли, и эта горечь увеличивалась от сознания того, что он сам виноват в своей утрате. Он припоминал высказывания Джесси относительно фамильярности Фернанда и его не то чтобы наглого, но надменного обращения с ней. Да, доверенный слуга предал его, змея, которую он пригрел, ужалила его, и жало ее было так ядовито, что на всю жизнь оставило следы в сердце.
      Но вот полковник Армстронг пришел несколько в себя и решил, что не время давать волю своему горю, а надо действовать немедленно и безотлагательно. Отчаяние его и Дюпре сменилось гневом и жаждой возмездия. Дело теперь выяснилось до некоторой степени. Никто из белых, живущих в ранчерии, не был тронут. Дикари увезли с собой серебро Дюпре. Главным поводом нападения был, следовательно, грабеж, а не убийство, хотя было совершено и то, и другое. Кончив успешно задуманное ими дело, дикари уехали и не возобновят, конечно, попытки нападения. Поэтому решили, что соберутся самые опытные и отправятся по следам дикарей. Полковник Армстронг поддержал такой план. Несмотря на тревогу и нетерпение, он, как старый солдат, понимал, что необдуманная поспешность может испортить все дело. С группой разведчиков отправились Гоукинс и Дюпре. Армстронг остался дома для того, чтобы собрать и подготовить к преследованию оставшихся в колонии мужчин.
      XXXIV
      Среди густой, почти непроходимой чащи девственного леса, куда редко заглядывали пешеходы, ехал ночью какой-то всадник. Он ехал довольно быстро; временами он оглядывался назад и прислушивался. Все показывало, что он чего-то боится. Луна, выглядывавшая среди листвы, освещала лицо его, полное невыразимого ужаса; казалось, он боялся, что его кто-то преследует. Проехав несколько минут, он остановился и стал прислушиваться; в ушах его раздался знакомый ему плеск воды. Это, по-видимому, произвело на него крайне неприятное впечатление.
      - Да неужели мне никогда не удастся уйти от нее? Вот уже целый час верчусь я вокруг да около... не отъехав даже и четверти мили от нее, а лес все такой же густой. Надо полагать, я сбился с дороги на последнем повороте. Попытаюсь-ка еще раз.
      Он повернул лошадь по направлению, противоположному тому, откуда слышался плеск воды. То же самое он делал уже несколько раз и всегда возвращался обратно к реке, а между тем ему хотелось уехать подальше от нее. Наконец ему это удалось. Проехав не более полумили, он увидел над собой ясное небо, и через несколько минут выехал на опушку леса. Перед ним открылась равнина, покрытая высокой травой, которая серебрилась при свете луны, а верхушки ее слегка покачивались под дуновением ночного ветерка. Но всаднику не до того было, чтобы любоваться красотами природы; он не обратил внимания ни на траву, ни на мерцающих над ней светляков; он всматривался вдаль, где виднелись какие-то черные массы, которые он принял было сначала за лес, но затем понял, что это скалы, а не деревья. Он, по-видимому, узнал это место и намеревался держаться в этом направлении.
      - Должно быть, направо, - сказал он. - Я все время ехал вверх по реке. Везет, нечего сказать! Ага, вижу теперь проход. Острый утес... да, это там.
      Он направил свою лошадь к намеченному им месту, но не зигзагами, как он ехал по лесу, а прямо. Ужас, мучивший его в лесу, не уменьшился и на открытом месте. Несмотря на то, что он ехал быстро, он время от времени по-прежнему привставал в седле и осматривался назад. Доехав до скал, он спрятался в их тени. Он, видимо, не мог точно определить, какое взять направление, и внимательно осматривал фасад скал, пока не увидел, наконец, очертания пролома в форме треугольника, обращенного верхушкою вниз. Это был вход в ущелье, которое он искал. Минут через двадцать он был на самой его верхушке, на окраине плоскогорья. Окинув взглядом открывшееся перед ним внизу пространство земли, он увидел темные очертания леса, который окаймлял оба берега реки, а между ними искрящуюся поверхность воды, освещенную серебристым светом луны.
      - Дальше ехать не следует, - сказал он, вздохнув несколько свободнее. Дорога здесь мне неизвестна. Надо подождать Борласса и его команду. Они теперь скоро приедут... если только не завязалась драка. Бог мой, подумать только, что Сим Вудлей очутился здесь! Он преследует меня из-за убийства Чарльза Кленси. Да еще Хейвуд и Харкнесс. Каким образом? Встретили они, что ли, моего тюремщика на дороге и взяли его, чтобы уличить меня? Что все это значит, черт возьми! Точно сама судьба преследует меня. А этот молодец, что схватил под уздцы мою лошадь... вылитый Кленси! Готов был бы поклясться, что это был он, не будь я уверен, что свалил его. Если когда-либо ружейная пуля отправляла человека на верный покой, то моя наверняка отправила его. И дышать перестал прежде, чем я ушел от него. Да, Сим Вудлей... будь он проклят! Он точно существует для того, чтобы преследовать меня. Иметь Елену в своей власти и так постыдно отдать ее! Другого такого случая мне никогда больше не представится. Она преблагополучно вернется в колонию и будет смеяться надо мной. И какой же я дурак, что выпустил ее из рук живою! Надо было прикончить ее ножом. Как это я не сделал этого? Ах!
      Лицо его омрачилось, и глаза подернулись грустью, как у сатаны, изгнанного из рая.
      - Не стоит теперь печалиться об этом. Сожаления не возвратят мне ее. Надо искать другого случая. Жизнью своей готов пожертвовать, чтобы добиться своего!
      Он помолчал несколько минут и затем снова заговорил:
      - Вряд ли они найдут дорогу сюда. Они, по-видимому, идут пешком... я не видел лошадей. Они не знают, по какой дороге я ехал через лес, и не найдут следов моих до завтрашнего дня. До тех пор и Борласс будет здесь... он может даже встретить их. Они наверное поехали к миссии и должны будут перебраться на дорогу по ту сторону реки. Превосходный случай, чтобы встретиться... если только дурак Бослей не проболтался. Не убили ли они его? Надеюсь, что да.
      Рассуждая таким образом, он все осматривался кругом, в поисках подходящего места, чтобы отдохнуть. Несколько часов подряд провел он в седле и чувствовал себя уставшим. Он хотел уже спешиться, когда вспомнил, что Борласс в разговоре с ним о Симе Вудлее упомянул о том, что охотник бывал когда-то в Техасе и именно в местности Сан-Саба. При этом он вспомнил также, что Сим Вудлей пользовался репутацией хорошего следопыта. Со страхом осмотрелся он еще раз кругом и увидел, наконец, пригорок, покрытый деревьями, тот самый, где Гоукинс и Текер отдыхали под вечер.
      - Прекрасное место, - сказал Дерк, - безопасное вполне. Никто тебя видеть не будет, а самому все видно. Отсюда открывается вид на ущелье, и при свете луны можно будет прекрасно видеть, кто взбирается наверх - друг или недруг.
      Он поднялся на пригорок и, отыскав открытую полянку между деревьями, привязал там лошадь, и взял фляжку, висевшую у седла и вмещавшую полтора штофа жидкости. Фляжка эта была наполнена виски. Четвертую часть он уже выпил, когда ехал лесом, чтобы поддержать в себе мужество, а теперь ему захотелось выпить, чтобы заглушить горе. Выпив несколько глотков, он пошел к окраине рощи, к тому месту, откуда он въехал в нее. Здесь остановился и стал поджидать сообщников, не спуская глаз с ущелья. Дерк знал, что они не могли проехать мимо, не заметив его. Стоя таким образом, он то и дело прикладывался к фляжке, и по мере того как она становилась легче, становилась тяжелее голова, а вместе с тем и тело его теряло равновесие. Смутно осознавая, что он не может держаться на ногах, он шатаясь побрел к полянке, где сначала сел, а затем свалился и заснул таким тяжелым глубоким сном, что его трудно было разбудить не только выстрелом из пушки, но даже звуками голоса Сима Вудлея.
      - Брасфорт почуял след, - сказал один из двух всадников, ехавших по тому же лесу, где недавно проезжал Ричард Дерк. Это были Кленси и Юпитер.
      - Да, почуял, - отвечал Кленси. - О, Джуп, он очень взволнован, я чувствую, как он тянет веревку.
      - Верно, масса Чарльз. Предоставьте его самому себе... пустите. С ним нам удастся поймать преступника. И чем скорее мы догоним его, тем лучше для нас, и тем хуже для него. Как жалко, что вы позволили ему уйти! И зачем вы помешали массе Вудлею подстрелить его лошадь?
      - Уйти ему я не позволю! Сам увидишь. Или он будет убит, или...
      - Или что, масса?
      - Или я.
      - Боже сохрани! Никогда я не допущу этого... подле вас есть верный человек. Погибнет или охотник за рабами, или раб.
      - Спасибо тебе, честный ты малый! Я знаю, что ты хочешь сказать. Но лучше помолчим. Он может быть где-нибудь недалеко, в этом же лесу. Так что давай будем говорить шепотом.
      Джуп жестом показал, что понимает. Кленси обратил внимание, что пес, видимо, был чем-то встревожен. Это было заметно по нервной дрожи, пробегавшей время от времени по всему его телу. Была даже минута, когда он открыл рот и едва слышно взвизгнул, как бы собираясь залаять. Выехав на окраину леса, всадники остановились, и Кленси потянул собаку назад. При свете луны он и без собаки видел, что трава смята.
      - Видишь, - сказал он Юпитеру, - это след убийцы. Он проехал прямо к тем скалам. Здесь он проскакал галопом. Он считает себя хитрее нас, но никакая хитрость не поможет ему убежать от меня.
      - Надеюсь, масса Чарльз, не убежал, не сможет.
      - Джуп, мой милый, ты много страдал в своей жизни и чувствовал, вероятно, желание отомстить. Но моей мести ты не можешь понять, а потому, быть может, считаешь меня жестоким.
      - Вас, масса Чарльз?
      - Я не помню, чтобы жестоко обращался с кем-нибудь или причинил кому-нибудь зло.
      - Я думаю, никогда, масса!
      - Мои чувства к этому человеку - исключение.
      - Это не потому, что вы жестокий, масса. Он это заслужил.
      - Я поклялся - ты знаешь, где и когда. Дух матери говорит со мной и требует исполнения данной клятвы.
      Кленси двинулся по открытому пространству, и через полчаса всадники были уже у скал, где собаку снова направили на поиски следа. Брасфорт оживился и, побежав вперед, привел их ко входу в ущелье, в котором виднелась наезженная тропинка и следы копыт множества лошадей. Кленси был так поглощен желанием поскорее исполнить данную им клятву, что не обратил внимания на то, что следы эти были те же самые, какие они видели вблизи брода и на большой дороге. Поспешно въехал он в ущелье и стал подыматься вместе с Юпитером и Брасфортом. Взобравшись на плоскогорье и окинув его взглядом, он раскаялся в своей неблагоразумной поспешности; открытая местность, расстилавшаяся перед ним, давала возможность врагу заметить его вовремя и подвергала опасности быть взятым в плен степными разбойниками, ехавшими позади. Спуститься теперь вниз было еще опаснее, чем оставаться наверху.
      - Боюсь, Джуп, - сказал он, - что мы слишком поторопились. Если мы встретим разбойников, то они много хлопот наделают нам. Что нам делать, как ты думаешь?
      - Не знаю, право, масса Чарльз. Я совсем чужой в прериях Техаса. Будь это на болоте в Миссисипи, я бы сейчас сказал, что надо делать. Здесь мне трудно что-то советовать.
      - Если мы вернемся назад, то попадем им прямо в зубы. Мы должны оставаться здесь, пока не найдем Дика Дерка.
      - А что, масса Чарльз, не залечь ли нам где-нибудь на день, а ночью опять можно поискать его. Собака почует след даже и через двадцать четыре часа. Вон там роща, где можно спрятаться, а когда воры поедут мимо, мы увидим их. Нас они там не увидят.
      - Ну, если они приедут, тогда все пропало. Я надеюсь встретиться с ним с глазу на глаз. С ними он... Нет, Джуп, надо ехать дальше. Я рискну, и ты поезжай, если не боишься следовать за мной.
      - Я ничего не боюсь, масса Чарльз. Я сказал уже вам, что всюду буду следовать за вами, даже умру вместе, если надо.
      - Спасибо тебе, верный друг мой! Мы не будем говорить о смерти, пока не поймаем Дика Дерка. Тогда мы увидим, что делать. Сюда, Брасфорт! Я жду твоей услуги.
      Он пустил собаку вперед, продолжая держать ее на веревке. Все показывало, что Брасфорт не потерял следа. Уши его были подняты, тело от шеи до хвоста судорожно вздрагивало.
      XXXV
      Кленси внимательно следил за всеми движениями животного, глубоко уверенный в том, что Брасфорт поймал нужный след. Но вдруг собака почувствовала, что хозяин дернул ее назад. Это удивило и ее, и Юпитера. По направлению с северной стороны двигалась по равнине какая-то неясная темная масса, которая привлекла, очевидно, внимание Кленси.