- О, да! - вскричала Лючетта, подходя в свою очередь и смотря на иностранца с возрастающим интересом. - Вы так похожи на портрет, описанный нам Луиджи.
      - Благодарю вас, синьорина, - отвечал улыбаясь, молодой артист. - Что же касается моей тождественности, синьор Торреани, то я мог бы вам ее засвидетельствовать лучше, если бы мой друг Корвино, лишивший меня денег, не отнял у меня рекомендательное письмо вашего сына. Я рассчитывал представить вам его лично, но известные вам обстоятельства мне помешали.
      - Но отчего вы нам ничего не сказали, когда вы проходили здесь с бандитами?
      - Тогда я не знал ни кто вы были, ни названия местечка, по которому мы проходили с разбойниками.
      - Как жаль, - проговорил синдик, - что я не знал этого раньше! Я бы постарался освободить вас.
      - Благодарю вас, синьор Торреани! Но это вам бы недешево обошлось, не менее 30 тысяч лир.
      - 30 тысяч? - вскричали в один голос присутствующие.
      - Вы слишком дорого себя цените, синьор художник! - заметил иронически офицер.
      - Это точная сумма выкупа, требуемого Корвино.
      - Он, вероятно, вас принял за какого-нибудь милорда и, вероятно, отпустил бы, узнав свою ошибку.
      - Да, и взяв у меня палец... разумеется, вместо выкупа, - добавил англичанин, показывая руку.
      Лючетта вскрикнула от ужаса.
      - Да, - проговорил взволнованный синдик, - вот неопровержимые доказательства. Я не мог бы быть вам полезен. Но скажите, как вы избавились от этих негодяев?
      - Об этом мы поговорим завтра, - перебил Гвардиоли, недовольный всеобщей симпатией, возбуждаемой англичанином. - Сержант, отведите пленника и заприте в караулке. Утром я допрошу его снова.
      "Опять в заключение", - подумали синдик и его дочь.
      - Позвольте напомнить вам, - заметил англичанин, обращаясь к офицеру, что вы берете на себя большую ответственность. Даже папа не сможет защитить вас от наказания, которое должно последовать за оскорбление британского подданного.
      - Джузеппе Мадзини тоже не избавит вас от наказания, которое следует республиканским шпионам, синьор англичанин!
      - Мадзини... республиканский шпион... да вы бредите!..
      - Послушайте, граф, - сказал синдик убедительным тоном, - вы заблуждаетесь. Какой же он шпион? Это честный английский джентльмен... Друг моего сына Луиджи. Я вас прошу за него.
      - Невозможно, синьор синдик! Я должен исполнить свой долг. Сержант, исполняйте ваш. Уведите пленника!
      Сопротивление было бесполезно. Генри повиновался, обменявшись с Лючеттой взглядом, утешившим его за новое унижение, и бросив такой взгляд Гвардиоли, после которого благородный граф чувствовал себя весь вечер не в своей тарелке.
      Глава XLV
      ОБЪЯСНЕНИЕ
      На следующее утро капитан Гвардиоли принужден был сбавить тон. После долгого допроса он должен был признать правдивость показаний молодого англичанина.
      Да и какой интерес был англичанину вмешиваться в политические дела чужой страны? Капитан понял, что было бы совсем неблагоразумно вызывать неудовольствие могущественной нации и под видом уступки желаниям синдика отпустил Генри Гардинга на свободу.
      По счастью, у синдика нашелся целый костюм, оставленный Луиджи, как неподходящий для Лондона. Зато к здешним горам он подходил как нельзя лучше и пришелся по росту молодому человеку. Генри, конечно, не мог отказаться от такого подарка, принимая во внимание, что его платье было совершенно изорвано.
      Через час после своего освобождения он явился в бархатной куртке, коротких панталонах на пуговицах, классических гетрах и сдвинутой на ухо калабрийской шляпе с пером... Одним словом, настоящим бандитом. Лючетта улыбнулась, увидев его в этом костюме, который ему очень шел и напоминал брата Луиджи.
      Генри должен был рассказать все свои приключения с момента пленения до возвращения в Валь д'Орно. Особенно подробно он должен был остановиться на побеге.
      Он рассказал, как пробил потолок, как упал с крыши и что говорили его сторожа. Рассказал, как ему удалось проползти на руках мимо первого часового, как, не желая проливать кровь второго, он, спрятавшись в кустах, ожидал наступления дня и как после ухода второго часового снова пустился в путь. К счастью, туман, наполнивший долину, скрыл его от посторонних глаз. Вероятно, за ним была послана погоня, но не сразу, должно быть, а когда уже он был далеко. Дорога, по которой его вели в логово разбойников, хорошо запечатлелась в его памяти, а страх за собственную безопасность придал ему силы. По наступлении ночи он достиг деревни, где снова попал в плен.
      Затем разговор перешел на Луиджи; излишне говорить, что Лючетта обожала своего единственного брата. И она засыпала вопросами молодого англичанина о том, как живет ее брат, как себя чувствует и т. д.
      Ответив на все вопросы, Генри должен был рассказать, как он спас Луиджи от мошенников. Затем Лючетта спросила, нравятся ли Луиджи белокурые англичанки и намекнула на то, что Луиджи обязан оставаться верным одной молодой римлянке, родственнице Торреани. Затем спросила, не считает ли англичанин грехом брак между протестантами и католиками.
      Генри чувствовал себя так хорошо у гостеприимного синдика, что теперь без всякой горести вспоминал о своей прежней жизни и Бэле Мейноринг.
      В тот же день вечером молодой человек, оставшись наедине с синдиком, сообщил ему о замыслах Корвино относительно Лючетты и о письме, которое он написал Луиджи, чтобы ускорить его возвращение в Италию.
      Торреани не скрывал своего огорчения, но не выказал большого удивления.
      Его уже предупредили об этом раньше. Сообщение же о письме, посланном его сыну при таких критических обстоятельствах, удивило старика и растрогало. Он обнял и прижал к сердцу молодого человека.
      Этот разговор разъяснил Генри также один вопрос, над которым он тщетно ломал голову. А именно: кто был его таинственный покровитель?
      При имени Томассо синдику все стало ясно. Томассо, бывший фермер Торреани, служил в папских войсках и за какую-то провинность был посажен в тюрьму. Затем бежал оттуда и, конечно, искал убежища в горах у разбойников. Воспоминание о некоторых услугах, оказанных ему синдиком, подвигло его эти благородные поступки.
      Синдик, как известно, уже давно решил покинуть Валь д'Орно и увезти Лючетту. Не далее, как сегодня, он уже продал свой дом и теперь мог спокойно искать себе новое местопребывание.
      Впрочем, спешить было нечего. Папские солдаты оставались еще на некоторое время в Валь д'Орно. Синдик мог спокойно ожидать возвращения своего сына.
      Лючетта была очень удивлена известием о неожиданном приезде брата. Все свободное время она проводила теперь в разговорах с молодым англичанином и не уставала слушать о его совместной жизни с Луиджи, его таланте и т. п.
      Очарование этих бесед нарушалось иногда присутствием несносного капитана Гвардиоли. Не лучше ли ему было преследовать разбойников во главе своего отряда, ведь встретить их было нетрудно?
      Генри, еще под впечатлением недостойного поведения с ним бандитов, страстно желал отомстить им за свою обезображенную руку и охотно взялся бы служить проводником папским солдатам. Он даже предложил свои услуги капитану, но последний отклонил их таким тоном, что взаимная антипатия между молодым англичанином и знатным итальянцем еще более обострилась. С этого момента они не обменялись ни одним словом, даже в присутствии Лючетты.
      В один прекрасный день молодая девушка в сопровождении своих двух кавалеров отправилась осмотреть грот, расположенный на вершине горы, в котором, по преданию, когда-то жил отшельник.
      По совету своего отца Лючетта предложила молодому англичанину сопровождать ее.
      Капитан Гвардиоли приглашен не был, но он сам вызвался сопровождать Лючетту в случае опасности.
      Молодые люди стали взбираться на гору.
      Гвардиоли, пожираемый ревностью, шел немного позади. Мысленно он проклинал молодого англичанина, и, если бы явилась возможность, он, не задумываясь, сбросил бы его в пропасть или пронзил бы шпагой.
      Глава XLVI
      ВОЛКИ В ОВЕЧЬЕЙ ШКУРЕ
      Молодые люди достигли вершины горы и осмотрели грот. Лючетта своим мелодичным голоском рассказывала легенду.
      Отшельник прожил несколько лет в этой пещере, никогда не спускаясь к деревне. Питался он добровольными подаяниями пастухов и набожных душ. Вдруг он исчез бесследно. Одни говорили, что его увели разбойники, а другие уверяли, что он сам был разбойником и надел монашеское платье только с целью шпионства.
      - А что же говорили пастухи? - спросил капитан, - они должны были лучше его знать. Или он, может быть, как некоторые другие, умел прекрасно скрывать свою личину?
      - Вы можете их сами спросить, синьор, - отвечала Лючетта на этот туманный намек. - Вот и они.
      Говоря это, молодая девушка указала пальцем на глубокое ущелье с противоположной стороны горы, по которому поднимались пять пастухов с овечьим стадом впереди. В эту минуту расстояние между ними и Лючеттой было не более ста шагов.
      Люди эти были одеты в грубые овечьи шкуры, доходящие до колен, в традиционных соломенных шляпах и сандалиях на ногах. В руках у них были палки. Несмотря на удушающую жару, на лицо одного из них был опущен капюшон.
      - Некоторые обычаи вашей страны меня удивляют, - проговорил Генри, обращаясь к сестре своего друга. - В Англии на 500 овец было бы достаточно одного пастуха, между тем, как здесь стадо гораздо меньше, а при нем пять человек.
      - О, - отвечала с живостью Лючетта, задетая в своей национальной гордости, - у наших пастухов стада тоже обыкновенно гораздо больше. Эти, вероятно, оставили часть своих овец на другой стороне горы, потому что...
      Слова ее затерялись в оглушительном звоне колокольчиков и приближающегося стада. А пастухи, оставив стадо, подошли к нашим путешественникам. Прежде чем капитан успел открыть рот, один из них заговорил:
      - Buono giorno, signoril Molto buono giorno signora bella!
      Эту фразу можно было бы принять за комплимент, если бы тон, которым она была произнесена, не придавал ей другого значения. Звук этого голоса неприятно отозвался в ушах англичанина.
      "Однако, эти итальянские пастухи не очень-то застенчивы", - подумал он про себя.
      - Мы ищем одну пропавшую овцу, - продолжал тот же пастух. - Мы полагали, что она здесь. Не видели ли вы ее случайно?
      - Нет, друзья мои, - отвечал капитан, приятно улыбаясь.
      - Вы убеждены в этом, капитан?
      - О, вполне! Поверьте, что мы были бы счастливы помочь вам найти животное.
      - Вашей овцы здесь нет, - перебил англичанин, выведенный из себя наглостью пастуха. - Вы сами это видите, чего же вы настаиваете?
      - Вы лжете! - вскрикнул пастух с капюшоном, до сих пор молчавший. Беглец, которого мы ищем, это вы, молодой англичанин, и мы находим вас в прекрасном обществе. Благодарение Мадонне! Вместо одного животного мы теперь возьмем трех и среди них великолепнейшую овцу, как бы созданную для наших гор.
      С первых же слов Генри узнал голос говорившего, а откинутый капюшон открыл мрачное лицо начальника бандитов.
      - Корвино! - невольно вырвалось у Генри.
      В этот момент два разбойника схватили его за руки, двое других набросились на офицера, между тем, как начальник захватил Лючетту.
      Отчаянными усилиями Генри высвободился из их рук. К несчастью, он был безоружен, а как бы ни были сильны его кулаки, они не могли оказать ему большой пользы в борьбе с разбойниками, вооруженными кинжалами.
      Молодая девушка билась в руках атамана, испуская пронзительные крики.
      Гвардиоли стоял неподвижно и безмолвно, дрожа всем телом. Он даже не вытащил своей шпаги из ножен.
      Генри это заметил. В один миг он бросился мимо наступавших на него разбойников, схватил за эфес шпагу, вытащил из ножен и, как лев, бросился на своих противников.
      Трусы отступали, вытащив пистолеты из-за пояса и стреляя, не целясь. Пули пролетели мимо молодого англичанина, который бросился теперь на Корбино.
      Разбойник с криком ярости выпустил свою добычу и приготовился к нападению. Он выхватил револьвер и прицелился в молодого человека.
      К счастью, револьвер дал осечку, но прежде чем он успел спустить курок во второй раз, шпага Гвардиоли, направленная более искусной рукой, пронзила ему руку и пистолет упал на землю.
      Генри хотел повторить удар, как вдруг почувствовал, что он во власти восьми рук; бандиты, державшие Гвардиоли, решили прийти на помощь товарищам, и капитан Гвардиоли бежал с горы с такой быстротой, как только могли его дрожащие ноги.
      Молодой англичанин теперь остался один против четырех, ибо когда Корвино увидал, что его товарищи заняты одним противником, то обхватил рукой стан Лючетты и, подняв ее, как перышко, бросился к ущелью.
      Глава XLVII
      ОДИН ПРОТИВ ЧЕТЫРЕХ
      Почти обезумев от горя и ярости при виде похищения молодой девушки, Генри немедленно хотел броситься вслед за похитителем, но разбойники окружили его, и прежде всего ему надо было подумать о себе. Только благодаря силе и ловкости, приобретенной им на атлетических играх в школе и в университете, он мог устоять против противников.
      К счастью, их пистолеты были разряжены, и у них оставались только кинжалы, но разбойники превосходили численностью и ловко отбивали нападения англичанина.
      Отчаянный бой этот длился около пяти минут. Молодой человек чувствовал, что теряет силы, как вдруг взгляд его упал на грот отшельника. Расчистив себе путь последним отчаянным усилием, он бросился к гроту и остановился на пороге со шпагой в руке.
      Бандиты с криком разочарования заметили выгодную позицию, занятую их противником. Благодаря длине своей шпаги Генри мог защищаться теперь против двух десятков кинжалов.
      Немедленно все четверо вложили свои кинжалы в ножны и стали заряжать пистолеты. Положение становилось критическим. Молодой англичанин чувствовал, что наступает последний момент его жизни.
      Он считал себя уже погибшим. Не желая служить простой мишенью бандитам, он решил броситься на них, чтобы как можно дороже продать свою жизнь, как вдруг раздались выстрелы, и пули градом посыпались на окружающие скалы.
      При этом неожиданном нападении испуганные разбойники бросились бежать со всех ног.
      Молодому англичанину теперь приходилось защищаться от пуль солдат, взбиравшихся на гору. Но не думая о них, он пустился за беглецами, уже спустившимися в ущелье. На противоположной стороне горы он заметил Корвино, взбирающегося на гору с Лючеттой на руках.
      Молодая девушка, казалось, была без сознания. Она не кричала, не вырывалась, и подол ее белого платья заметал следы на горной скалистой тропинке.
      При входе в ущелье солдаты с Гвардиоли во главе остановились, не переставая стрелять, хотя разбойники были уже давно недосягаемы для выстрелов. Корвино со своей драгоценной ношей давно скрылся из виду; сообщники его тоже скрылись за скалами.
      Между тем отряд продолжал бесцельную стрельбу.
      Генри, пораженный таким странным преследованием бандитов, спросил довольно резко у Гвардиоли, намерены они преследовать разбойников и вырвать добычу или нет?
      - Вы не в своем уме, г-н англичанин, - отвечал капитан со спокойствием труса. - Вы, как иностранец, не знаете обычаев неаполитанских бандитов. Все происшедшее не больше, как уловка заманить нас в засаду. Может быть, за теми скалами находится более двухсот негодяев, приготовившихся нас хорошо встретить. Я не настолько безумен, чтобы подвергать моих людей такой опасности. Мы подождем подкрепления.
      В эту самую минуту появился синдик, удрученный таким страшным несчастьем, и присоединил свои мольбы к настояниям англичанина пуститься в погоню за разбойниками.
      Но ничего не помогло, трусливый папский комиссар больше думал о своей безопасности, чем о спасении молодой девушки.
      Это трусливое поведение капитана совершенно убило синдика. А молодой англичанин обратился к окружающим крестьянам со странной для них речью:
      - Деревня ведь густо населена, - говорил он, - неужели здесь не найдется людей достаточно храбрых, чтобы броситься в погоню за разбойниками и вырвать у них дочь синдика?
      Эти слова, совершенно новые для бедных людей, привыкших покорно сгибаться перед физической силой, произвели впечатление электрической искры. Они ответили громкими криками, поняв впервые, что могут сопротивляться.
      - Соберем старшин! - кричали они, - пусть они скажут, что нам делать!
      С этими словами все бросились в деревню, оставив капитана Гвардиоли и его солдат стеречь скалы и деревья, за которыми мог скрываться неприятель, страшный даже тогда, когда он бежал.
      Глава XLVIII
      ДА ЗДРАВСТВУЕТ РЕСПУБЛИКА!
      При входе в деревню синдик и его друзья были поражены странным зрелищем.
      Мужчины, женщины, дети бегали по улице с какими-то отрывочными восклицаниями.
      Что такое могло случиться? Не заняли ли бандиты деревню, воспользовавшись тем, что солдаты были отвлечены погоней?
      На площади стояла большая толпа перед домом синдика и таверной.
      Обе эти группы состояли из крестьян, землевладельцев и горожан в разнообразных одеяниях, но вооруженных ружьями, саблями и пистолетами. Это не были бандиты, хотя часть солдат, оставшихся в деревне, и была захвачена ими в плен.
      Кто же были эти люди? Синдик и его друзья, подходя к площади, услышали крики: "Да здравствует республика! Долой тирана, долой папу!"
      Эти характерные возгласы и развевающиеся знамена ясно показывали, что Валь д'Орно было занято республиканцами.
      Рим подвергся той же участи. Папа бежал, а триумвират Мадзини - Сафо Армелли управлял Вечным городом.
      Синдика ожидала еще одна неожиданность. В центре группы, стоящей у его дома, он увидел своего сына Луиджи.
      Обнимая сердечно отца, Луиджи заметил мрачное выражение его лица.
      - Что случилось, отец?.. Говорят, бандиты появились на горах. Где Лючетта?
      Глубокий вздох и рука, простертая по направлению к горам, была единственным ответом.
      - Боже мой, - вскричал Луиджи, - я опоздал! Говори, отец, говори, где сестра?
      - Бедная... бедная... дочь моя... погибла... Луиджи... ее похитили разбойники... Корвино...
      И с рыданиями упал в объятия сына.
      - Друзья! - вскричал Луиджи, обращаясь к присутствующим, растроганным этой сценой, - нужно ли мне говорить вам, что если бы я не жил в чужой земле, я бы стал под ваши славные знамена! Отныне я ваш и навсегда... Это мой отец Франческо Торреани... Вы слышали - его дочь и моя сестра похищена разбойниками на глазах сотни солдат, присланных сюда под предлогом вашей охраны. Вот какова охрана этих мужественных защитников веры!
      - Защитников дьявола! - крикнул один голос.
      - Они хуже бандитов! - крикнул другой. - Я думаю, что между ними давно существует соглашение. Потому-то та банда вечно и ускользает от них.
      - Весьма вероятно! - подтвердил третий голос. - Мы знаем, разбойники на жаловании у папы и у Неаполитанского короля! Это одна из уловок тирании!
      - Так значит, - спросил артист с надеждой в голосе, - вы согласитесь помочь мне искать сестру?
      - Да, да! - кричали со всех сторон.
      - Вы можете рассчитывать на нас, синьор Торреани, - проговорил один человек важного вида, по-видимому, начальник республиканцев. - Разбойников мы догоним, вашу сестру вернем, если это в нашей власти. Но прежде всего нам надо избавиться от этих барышников. Видите, они спускаются с горы. Товарищи, скроемся в дома... захватим их врасплох!.. Страмони, Джинглетта, Паоли расположитесь у входа на улицу и после предупреждения немедленно расстреливайте всякого, кто попытается бежать. Скорей!
      Незнакомцы быстро рассыпались по домам, уведя с собой пленных солдат.
      Площадь опустела в одну минуту.
      Жителей, оставшихся на улице, предупредили, что малейшая попытка измены будет наказана смертью, но о предательстве никто не думал, так как жители смотрели на новых пришельцев, как на своих освободителей, и с радостью приветствовали провозглашение республики.
      Гвардиоли со своим отрядом между тем приближался. У капитана был озабоченный вид, теперь, когда опасность миновала, он думал о своем поведении, как начальника и солдата, и должен был сознаться, что оказался не на высоте положения.
      Мнение жителей его не особенно трогало, но ведь свидетелями его трусости были солдаты и офицеры. Слух об этом может дойти до Рима и даже до Ватикана.
      Капитан, офицеры и солдаты подходили к деревне, не подозревая, какой прием их ожидает.
      Начальник республиканцев хорошо подготовился к нему. На каждом углу площади за домами были спрятаны отряды людей, таким образом, чтобы образовать перекрестный огонь. Прибывающий отряд должен был очутиться в полной власти революционеров.
      Тишина, царившая в деревне, не ускользнула от внимания папских стрелков, и их удивило, что товарищи не вышли к ним навстречу.
      Их размышления были прерваны неожиданным окриком из таверны:
      - Сдавайся, капитан! Отдай свою шпагу солдатам республики!
      - Что значит эта наглость! - вскричал Гвардиоли, поворачиваясь к таверне, - Сержант, отыщите этого человека, приведите его сюда и всыпьте ему горячих!
      - Ха! ха! ха! - раздался смех. Затем последовало вторичное требование о сдаче.
      Солдаты прицелились, готовясь по первому сигналу поразить насмерть предполагаемых жалких мужиков.
      - Мы не жаждем вашей крови! - говорил тот же иронический голос, - если, конечно, вы не заставите нас ее пролить. Папские солдаты! Вы окружены солдатами законного правительства республики. Вашего властелина нет в Риме, он постыдно бежал. Мадзини управляет городом, а мы пришли управлять здесь... Вы в нашей власти... Первый, кто откроет огонь, будет виновником смерти всех своих товарищей, мы не пощадим никого. Будьте благоразумны. Сдайтесь добровольно. Сложите оружие, и мы вас примем, как военнопленных. В противном случае вы получите по заслугам, как разбойники и продажные души.
      Эта речь, наполовину насмешливая, наполовину угрожающая, повергла солдат Гвардиоли в неописуемое удивление. Что могло значить это требование, повторяемое с такой дерзостью и в то же время самоуверенностью? Они стояли в нерешительности.
      - Товарищи! - крикнул тот же голос, - эти молодцы, кажется, колеблются, они сомневаются в правдивости моих слов. Покажите им ваши карабины. Когда они сосчитают их, может быть, их недоверие пропадет.
      Едва были произнесены эти слова, как послышался стук ружейных прикладов, и окна домов ощетинились высунувшимися штыками. Испуганный Гвардиоли и солдаты очутились между двухсот направленных на них дул.
      Но и четверти этого количества было бы достаточно, чтобы образумить их.
      Они поняли, что попали в ловушку, что разразилась давно ожидаемая революция и, не ожидая приказания капитана Гвардиоли или младших офицеров, солдаты побросали оружие.
      Через десять минут они уже столпились под трехцветным знаменем, крича во все горло: "Да здравствует республика!", между тем как расстроенный и обезоруженный Гвардиоли шагал по той же самой комнате, в которой три дня тому назад был заключен Генри.
      Сегодня он был сам пленником республиканских солдат.
      Глава XLIX
      ПОХИЩЕНИЕ
      То волоча девушку, то неся ее на руках, Корвино быстро бежал по горному ущелью. Наконец, считая себя в безопасности от погони, он остановился за утесом и стал поджидать товарищей.
      Он слышал ружейные выстрелы и догадался, что пришли солдаты, но рассчитав время, какое им понадобится для того, чтобы взобраться на гору, он решил, что раньше, чем они достигнут вершины, его люди, забрав другого пленника, нагонят его в ущелье.
      Четверо против одного... Он отлично заметил трусливое бегство офицера. Успех не вызывал никакого сомнения. Потому-то он и бежал раньше, чтобы выиграть время, так как ноша сильно мешала ему.
      Покидая место боя, он крикнул своим, чтобы они захватили англичанина, по возможности, живым, потому-то разбойники и не пускали в ход своих пистолетов. Им не хотелось лишиться богатого выкупа.
      Молодая девушка не оказывала никакого сопротивления. Она была без чувств. В таком состоянии ее и тащил Корвино.
      Она очнулась на лужайке довольно дикого вида, окруженной деревьями и скалами. Она не плакала, не кричала. Она сознавала, что находится в полной власти бандита.
      Мысли ее были смутны и неясны. Ей казалось, что она еще не вполне очнулась от страшного кошмара.
      Она вспомнила пастухов, крик Генри при виде Корвино, борьбу между молодым англичанином и разбойниками, кинжалы, бегство Гвардиоли. Она потеряла сознание в тот момент, когда Корвино взял ее на руки.
      Когда она снова открыла глаза, она заметила кровь на платье разбойника и на своем собственном. Она вспомнила удар шпаги молодого англичанина, попавший в правую руку разбойника.
      Каков был результат неравного боя? Убит ли англичанин или снова взят в плен? Она слышала приказ, данный Корвино, захватить его живым. Она задрожала при мысли, что разбойники исполнили этот приказ.
      Она огляделась кругом и увидела, что разбойник перевязывает себе рану куском полотна, оторванным от рубашки.
      Она смотрела на него с ужасом и отвращением. Кровь на его руках и лице делали его еще более отвратительным, чем обычно.
      Молодая девушка задрожала, как лист под дуновением ветра.
      - Лежите смирно, синьорина, - произнес бандит, заметив, что она пришла в себя. - Подождите, пока я забинтую себе руку. Я снесу вас тогда на более мягкое ложе. Клянусь Мадонной! Англичанин дорого заплатит мне за эту рану!.. Сперва ушами, а потом двойным выкупом.
      Забинтовав и подвязав руку, он снова заговорил:
      - А теперь идем! Здесь оставаться дольше нельзя. Этот храбрый капитан вернется со своими солдатами. Идите, синьора. Теперь вам придется идти самой, я и так долго вас нес.
      С этими словами он схватил молодую девушку за руку, поставил ее на ноги и тронулся в путь, как вдруг услыхал шаги четырех своих спутников.
      Они крались между скал одни, без пленника.
      Выпустив молодую девушку, Корвино бросился на них с криками ярости.
      - Где же англичанин!.. Проклятие!.. Неужели вы его убили?..
      Лючетта, затаив дыхание, насторожилась.
      Люди замялись, боясь сказать правду. Это молчание показалось молодой девушке зловещим. Вероятно, бандиты боялись сознаться в убийстве. Она вспомнила приказание Корвино и вздрогнула.
      - Я слышал звук ваших пистолетов раньше залпа солдат. Вы, очевидно, стреляли в него?
      - Да, начальник, - отвечал один из бандитов.
      - И что же?
      - Он спрятался в грот, и мы не могли подойти к нему близко, потому что у него была длинная шпага. Окружить его тоже не было возможности. Его можно было только убить... Но ты нам не велел.
      - И вы оставили его живым... без малейшей царапины... на свободе?..
      - Нет, начальник. Он должен был пасть под нашими пулями. Мы не могли убедиться в этом, так как солдатские пули сыпались на нас градом, но он, верно, убит.
      Начальник, понимая, что они лгут, впал в неописуемую ярость. Забыв про раненую руку, он бросился на своих сообщников.
      - Скоты, подлецы, - кричал он, колотя их по очереди левой рукой и сбивая с них шляпы. - Четверо не могли справиться с одним! С ребенком! Потерять тридцать тысяч!.. Опять эта проклятая рана! - вдруг остановился он, чувствуя, что рана его открылась. - Возьмите девушку! Ведите ее... и берегитесь, чтобы она тоже не скрылась от вас. В путь!
      Проговорив эти слова, он повернулся к ним спиной и пошел вперед, оставив молодую девушку под надзором сообщников.
      Один из них грубо схватил ее за руку и, повторив "в путь!", потащил ее следом за Корвино. Другие пошли за ним. Лючетта не сопротивлялась.
      Ее свирепые спутники грозили ей кинжалом при малейшей остановке.
      Молодая девушка машинально повиновалась, погруженная в самое глубокое отчаяние; она не думала о настоящем. Все ее мысли устремлялись к горе отшельника, хотя она не питала никакой надежды на освобождение.
      Позорное поведение Гвардиоли ясно показало ей, что у графа не хватит мужества преследовать разбойников.
      Последние, очевидно, тоже об этом не думали. Они спокойно шли себе по горному ущелью. Они бы, наверно, поторопились, если бы знали о перемене гарнизона в Валь д'Орно.
      Глава L
      ПО СЛЕДУ
      Надо ли говорить, что призыв брата и отца пропавшей молодой девушки нашел отклик в сердцах тех, к кому он относился. Республиканцы по двум причинам горячо отозвались на это: во-первых, из человеколюбия, во-вторых, из убеждения, что разбойничество являлось частью системы деспотичного правления, только что ими свергнутого.
      Синдик давно уже был тайным сторонником республиканцев.
      Случайно приехавший Луиджи тоже немедленно перешел на сторону республики, и потому республиканцы немедленно решили спасти сестру своего нового товарища.
      Заперев Гвардиоли и солдат в надежное место, они решили заняться Корвино и его сообщниками. Томимые ужасными предчувствиями, Луиджи Торреани и молодой англичанин желали немедленно начать преследование. Командир республиканцев, по имени Росси, повинуясь голосу рассудка, понял, что несвоевременная поспешность могла испортить все дело.
      Росси, бывший офицер неаполитанской армии, имел большой навык в преследовании сицилийских и калабрийских бандитов и знал, что открытым нападением на разбойников ничего не добьешься и только подвергнешься насмешкам самих же разбойников, спрятавшихся за скалы.
      Правда, на этот раз условия были другие. Логовище разбойников было известно. Их бывший пленник мог указать его.
      По мнению большинства, все складывалось как нельзя лучше для немедленного преследования, но опытный охотник на неаполитанских бандитов думал иначе.
      - Это преимущество, - говорил Росси, - было бы сведено к нулю, если бы мы вздумали нападать на бандитов днем. Часовые немедленно бы заметили нападающих и вовремя бы предупредили товарищей. Идти надо ночью, и так как дорога известна, то можно надеяться на какой-то успех.
      "Какой-то успех"! Эти слова зловеще отозвались в ушах Луиджи Торреани, его отца и друга. Они дрожали при мысли, что должны ждать до вечера, когда по меньшей мере миль двадцать отделяли их от самого дорогого существа, которому их преданность и присутствие были необходимы теперь более, чем когда-либо.