- Тише! Ни звука!
      Наступила гробовая тишина. Каждый плотнее сжал коленями лошадь, чтобы удержать ее неподвижно.
      Индеец подъехал в эту минуту к началу прежнего лагеря и, склонившись слегка набок в седле, начал обводить глазами землю вокруг. Когда он уже был почти совсем напротив места засады охотников, он заметил предмет своих поисков, выскользнул из стремени и повел свою лошадь так, что она подошла вплотную к лежавшему на земле луку. Затем нагнулся, ни на волос не замедляя бег коня, так низко, что перья его каски касались земли, поднял лук и снова очутился в седле.
      - Великолепно! - вырвалось восторженным шепотом у Санчеса.
      - Право, было бы жалко убивать его, - пробормотал кто-то из охотников, и со всех сторон раздался тихий гул восторга.
      Индеец хотел было тотчас же повернуть тем же галопом назад, как вдруг ему бросилось в глаза окровавленное тело белого волка. Он сильно рванул за поводья, так что лошадь почти осела, и с выражением недоумения и озабоченности начал рассматривать труп.
      - Великолепно, - воскликнул снова Санчес. - Бесподобный наездник!
      На несколько секунд лошадь и всадник замерли в этой позе; потом выражение лица всадника быстро изменилось, испытующим и слегка испуганным взглядом он оглянулся кругом и дольше остановил свой взгляд на мутной еще, загрязнившейся от копыт охотничьих лошадей воде.
      Этого взгляда ему было довольно. Сильно натянув снова поводья, он быстро бросился назад в степь. В это мгновение Сегэн подал сигнал к нападению. Охотники дали шпоры коням и бросились плотной массой вперед из-за чащи верб.
      Надо было перескочить через ручей. Сегэн был несколько впереди. Вдруг его лошадь неожиданно споткнулась, поскользнулась с берега и упала вместе с всадником в воду. Остальные промчались мимо него. Не остановился и Галлер и даже не обернулся: он знал, что поимка индейца была вопросом жизни и смерти для всех. Вонзив глубоко шпоры в бока коня и возбудив его этим до крайности, он помчался стрелой.
      Некоторое время охотники неслись плотной кучей. Когда они выехали в долину, они видели, что индеец находится от них на расстоянии футов восьмидесяти; но, подвигаясь все больше вперед, они с ужасом замечали, что расстояние это все не уменьшается или даже еще увеличивается.
      Они совершенно забыли, в каком состоянии должны были быть их лошади: обессиленные от голода, застоявшиеся от долгой неподвижности в ущелье, они вдобавок только что напились не в меру жадно.
      Но Галлер, несмотря на это, убедился вскоре, что он опережает своих спутников; сказывалась исключительная быстрота бега Моро.
      Несколько дальше его ускакал вперед один только Эль Соль. Галлер видел, как он взял в руки аркан, забросил его, но вдруг приостановился. Петля скользнула по задним ногам летящего мустанга. Эль Соль промахнулся.
      Когда Галлер промчался мимо него, он заметил, что Эль Соль снова вяжет петлю с выражением досады и разочарования на лице.
      Арабская кровь Моро вскипела - он далеко оставил остальных за собой. Галлер чувствовал, что скоро догонит индейца; меньше чем в четверть часа расстояние между ними оказалось шагов в двадцать. Удача близка, но как ему повести себя, Галлер не знал хорошенько.
      К ружью он не решался прибегнуть, он помнил предостережение Сегэна и понимал, что ему необходимо повиноваться. Оставался, следовательно, только нож или еще ружейный приклад. То и другое было очень несовершенным оружием перед таким врагом.
      Но прежде чем Галлер успел решить, какому из них все же отдать предпочтение, предводитель навахо, бросив беглый взгляд через плечо и увидев, что преследовавший его был один, стремительно обернулся, ударил Галлера копьем и снова ускакал. Лошадью своей он управлял, казалось, даже без помощи поводьев; она привыкла повиноваться только голосу и прикосновению хозяина.
      Неожиданность была так велика, что Галлер едва успел поднять ружье и отразить удар, направленный ему прямо в грудь; но все же совсем отклонить его не удалось: конец копья задел и ранил его в руку. Вдобавок толчком ружье было выбито у него из рук.
      Рана, потрясение и сознание потери ружья несколько лишили Галлера самообладания и помешали ему направлять как следует коня; вследствие этого прошло время, прежде чем он снова вполне овладел поводьями и мог повернуть лошадь.
      Противник же действовал быстрее, и Галлер вскоре почувствовал, что сквозь его волосы, над правым ухом, просвистела стрела. Когда ему снова удалось поскакать навстречу индейцу, тот выпустил еще одну стрелу, и через мгновение она вонзилась в руку Галлера.
      В страстном возбуждении, разгоряченный до последнего предела, Галлер забыл обо всех дурных последствиях, обо всем на свете и сознавал только одно, что единственную возможность спасти жизнь ему мог дать только меткий выстрел. Он выхватил пистолет, поднял его и помчался стрелою вперед.
      В то же самое мгновение индеец уронил свою стрелу, направил копье и, дав шпоры коню, поскакал навстречу врагу.
      Бешеным галопом неслись оба друг на друга... Вот Галлер прицелился, спустил курок, выстрела не было - осечка!
      Перед глазами Галлера блеснуло острие копья... вот-вот оно коснется груди! В ту же секунду что-то метнулось у самого лица Галлера, просвистело у его уха... Это была петля аркана.
      Он видел, что петля опустилась через голову индейца, охватив плечи до самых локтей, видел, как она затянулась на нем... Раздался дикий, пронзительный крик, индеец покачнулся всем телом, копье выпало у него из рук, и через секунду предводитель навахо, выбитый из седла, беспомощно распростерся на земле.
      Рассвирепевший мустанг бросился на Моро так, что сшиб его с ног и повалился сам, - и всадники, и лошади барахтались на земле.
      Когда Галлер опомнился от всего разыгравшегося с такой быстротой, он увидел Эль Соля, стоявшего с занесенным ножом над безоружным связанным индейцем; лицо его выражало смешанное чувство ненависти и торжества.
      В эту минуту примчалась сестра Эль Соля, спрыгнула с лошади и быстро подбежала к группе.
      - Смотри, - сказал ей брат, указывая на лежавшего навахо, - вот он, убийца нашей матери!
      С коротким и резким криком девушка выхватила нож и бросилась на пленника.
      - Нет, Луна! - воскликнул Эль Соль, отстранив ее, - нет! Мы не разбойники! Что бы это была за месть? Нет, пусть он еще поживет. Мы его живым покажем нашим соплеменникам. Пусть наши жены попляшут над великим предводителем и воином, схваченным без единой раны!
      Эль Соль произнес эти слова презрительным тоном, глядя в упор на поверженного врага. Индеец весь задрожал.
      - Собака! - закричал он, делая отчаянные попытки освободиться, с горящими яростью и злобой глазами. - Марикопская собака, связавшаяся с бледнолицыми разбойниками! Будь проклят!
      - А! - прошипел Эль Соль. - Ты, значит, узнал меня, Дакома? Очень рад!
      В это время к месту битвы подоспело еще несколько охотников, поспешно кинувшихся, чтобы покрепче связать врага и совсем обезвредить его.
      Подъехал и Сегэн и, мельком взглянув на пленника, бросился прежде всего к Галлеру.
      - Боже мой, вы ранены! - воскликнул он озабоченно и тревожно. - Дайте-ка мне осмотреть вашу рану. Пробита только мякоть? О, тогда вы очень счастливо отделались, мистер Галлер! Если только... если только стрела... не отравлена! Я боюсь... Эль Соль, подите скорее сюда, мой друг! Посмотрите, не было ли отравлено острие?
      - Прежде всего надо скорее вытащить ее, - сказал, быстро приблизившись, Эль Соль, - с этим медлить нельзя.
      Стрела глубоко вонзилась в мышцы руки, пробив ее насквозь. Искусной и опытной рукой Эль Соль очистил от перьев противоположный конец ее и осторожно вытащил ее из раны.
      - Не останавливайте кровь, пока я не исследую стрелу. Она не похожа на боевую стрелу, скорее на охотничью; но надо поближе исследовать; навахо употребляют очень хитрые яды. К счастью, я располагаю средствами обнаружить всякий яд, а также и противоядиями.
      Говоря это, Эль Соль вынул из своей сумки комочек грубой ваты, вытер ею кровь с острия, затем вынул флакончик с какой-то жидкостью и налил из нее несколько капель на острие.
      Во все это время Сегэн сильно волновался, тревожно и нетерпеливо ожидая результата.
      - Ну, сударь, - сказал наконец Эль Соль, - вы отделались на этот раз очень счастливо! Наверное, у врага были и боевые стрелы в колчане, а те отнюдь не так безвредны. Но, к вашему счастью, он второпях выхватил охотничью стрелу.
      Вздохнувший с облегчением Галлер безмолвно указал на другую стрелу, которая прежде пролетела сквозь его волосы над ухом и теперь валялась невдалеке на земле. Эль Соль подошел и поднял ее.
      - Посмотрим, - сказал он, приступая к такому же исследованию. - Вот видите, я был прав! - воскликнул он через несколько секунд. - Посмотрите, как позеленело острие. Возблагодарите ваших святых за то, что не эта попала вам в руку, иначе понадобились бы соединенные усилия доктора и мои, все наши познания и наше искусство, чтобы спасти вас.
      Искусные руки доктора быстро справились с перевязкой легкой раны Галлера; так же быстро уложен был на мула и привязан знатный пленник, и все направились обратно к ручью для серьезного совещания, необходимость которого была вызвана последними событиями.
      Как только они прибыли на место своей прежней засады, одного из охотников отрядили на вершину скалы: он должен был поднять тревогу в случае, если бы разглядел приближающихся индейцев. Остальные сошли с лошадей и расположились вокруг своего предводителя.
      XVIII. Хитрость безухого
      Сегэн заговорил не сразу. Молча и сосредоточенно обдумывал он план дальнейшего поведения, и никто из охотников не решался прервать его размышления.
      - Товарищи! - начал он наконец. - То, что мы сделали, может иметь для нас роковые последствия. Но что делать? Избегнуть этого было нельзя. Теперь нам остается изменить наши планы. Индейцы этого так не оставят; они, несомненно, вернутся на поиски нашего пленника и не бросят поисков, хотя бы им из-за этого пришлось пройти обратно весь путь, до самой своей родины. Что же тогда с нами будет? Наши сидят теперь, укрывшись в Мескитских горах; они не могут ни сюда прийти, к Пиннонским горам, ни уйти какой-либо военной тропой, так как следы их были бы непременно обнаружены.
      - Почему же нам не отправиться туда к ним и затем не пойти через старые рудники? Таким образом мы не попадем на военную тропу, - предложил канадец Годэ.
      - Нет, это не годится, - возразил один мексиканец. - Дорога через старые рудники так далеко отсюда, что мы непременно наткнемся на навахо, которые к тому времени придут в свой город. Ну, а что из этого может выйти, это всем нам ясно: немногие из нас уцелеют.
      - Почему же мы непременно на них наткнемся? - угрюмо возразил Годэ. Когда они убедятся, что их предводитель не возвращался в город, они ведь там не останутся, а мы можем снова переждать их отъезд.
      - Конечно, они там не останутся, - сказал Сегэн. - Но они вернутся несомненно по военной дороге. Я хорошо знаю местность вокруг рудников; там совсем нет дичи, у нас не будет провизии, так что эта дорога для нас невозможна.
      После непродолжительной паузы он произнес раздумчиво и мрачно:
      - Итак, у нас нет другого исхода, как отправиться все же военной тропой до Приэто. Будь что будет! Или же мы должны совсем отказаться от своего предприятия.
      Сегэн снова умолк и обвел вопросительным взглядом всех товарищей, как бы желая спросить без слов, не предложит ли кто-нибудь иной план. При этом взгляд его упал на старого Рубэ, сидевшего на траве и проводившего для развлечения своим огромным ножом крестообразные борозды по земле. Тут только вспомнил Сегэн, что старый зверолов еще ни словом не вмешался в общее совещание, и с возгоревшейся надеждой на необыкновенный опыт старика обратился к нему:
      - Нуте-ка, Рубэ, не предложите ли вы нам какой-нибудь возможный выход? Я сознаюсь, что ничего придумать не могу.
      При словах Сегэна глаза всех обратились на старика. Не без некоторого тщеславного удовольствия - вполне, впрочем, законного - старик тотчас заговорил, как будто только и ждал этого обращения к нему.
      - Что ж, капитан, я выскажу свою мысль. Хороша ли они, нет ли, но если вы ее примете, - в течение следующей недели нас не выследит ни одна собака, ни из апачей, ни из навахо. Отрежьте мне уши, если я ошибаюсь!
      Эта шутка была одной из излюбленных острот старика, и все засмеялись. Сам Сегэн не мог удержаться от улыбки, предлагая Рубэ продолжать.
      - Во-первых, - заговорил Рубэ, - они отправятся на поиски нашего пленника не ранее как через два дня, потому что он у них только второй предводитель, и они без труда могут справиться и без него. Но они не придут еще и через два дня - вот почему. Индеец забыл свой белый лук. Мы все тут знаем, что в глазах дикарей это - большой позор. Ввиду этого я твердо уверен, что он запретил своим следовать за собой из боязни, чтобы кто-нибудь из них не узнал, куда и зачем он отправился. Если бы ему было все равно, узнают ли они это или нет, ему незачем было бы утруждаться самому, он послал бы кого-нибудь другого. Так представляется мне дело, капитан.
      - И возможно, что вы правы, - ответил Сегэн. - Продолжайте, Рубэ.
      - Но я отнюдь не думаю, что они могут так-таки совсем оставить мысль о своем предводителе. Напротив, я совершенно уверен, что, по крайней мере, половина его племени отправится разыскивать его. Но пока они придут для водопоя вот сюда, к Пиннонскому ключу, пройдет, наверное, полных три дня, а может быть, и все четыре.
      - Но уже на следующий день они нападут на наши следы?
      - Не нападут, - уверенно сказал Рубэ.
      - Как же мы можем помешать этому? - спросил изумленный Сегэн.
      - Да так, что наведем их на другой след. Видите вы там колчан за спиною навахо?
      - Да, да! - раздалось несколько голосов.
      - И он, надо полагать, наполнен стрелами?
      - Конечно, конечно, дальше!
      - Ну вот, кто-нибудь из нас сядет на мустанга индейца и поедет на военную дорогу, по которой отправились апачи. Там он воткнет стрелы в землю остриями на юг, и если навахо, послушные этому указанию, не отправятся по этой дороге, пока не догонят апачей, и тогда только узнают свою ошибку, то назовите старого Рубэ дураком!
      - Да, да, это верно! - воскликнул Сегэн. - Это направит их по ложному следу!
      - Браво! Он прав! Он прав! Ура, старый Рубэ! - хором загудела толпа.
      - Они не станут раздумывать над тем, зачем он вздумал следовать по пути апачей, им будет довольно того, что они узнают его стрелы.
      - А затем еще вот что, - сказал он после небольшого раздумья. - Нашим товарищам из оставшегося отряда вовсе нет надобности приходить сюда, к Пиннонскому ключу. Они могут пройти стороной от военных дорог по пути на Джилу и присоединиться к нам по ту сторону горы, местами, изобилующими бизонами. Нам туда необходимо отправиться во всяком случае потому, что по эту сторону горы у нас нет никакой надежды натолкнуться на бизонов с тех пор, как их спугнули индейцы.
      - Я совершенно согласен с вами во всем, - сказал Сегэн. - Возьмитесь сейчас же за дело, не теряя времени. До захода солнца у нас остается еще два часа. За что бы вы хотели взяться прежде всего, Рубэ? Вы предложили весь план, и я охотно готов положиться на вас в деле его осуществления.
      - По моему мнению, капитан, надо прежде всего послать человека - такого, который мог бы хорошенько скакать, - к оставшимся нашим товарищам, чтобы рассказать им все и вывести их на дорогу.
      - Какой же дорогой направить их?
      - Милях в двадцати отсюда к северу есть сухой и каменистый горный хребет; если они пройдут по хребту, то не оставят за собой заметных следов.
      - Сейчас пошлю. Санчес, поезжайте вы: у вас хорошая лошадь, и вы хорошо знаете дорогу. До того места, где укрылись наши товарищи, не более двадцати миль. Переправьте их по горному хребту и будьте осторожны во всем. Если вы будете ехать всю ночь, то к утру можете успеть вернуться. Нас вы найдете по ту сторону северной вершины горы. Ну, с Богом!
      Не произнеся ни слова, Санчес разыскал свою лошадь в степи, вскочил в седло и полным галопом помчался на северо-запад.
      - Ну, Рубэ, теперь за стрелы. Как это устроить? - обратился Сегэн к старому зверолову.
      - Если вы согласитесь предоставить это дело мне и Гарею, - ответил Рубэ, то я смею думать, что мы так воткнем их, что введем в заблуждение всех индейцев в мире. Нам придется удалиться на расстояние приблизительно в четыре мили отсюда; но мы успеем вернуться к тому времени, когда вы наберете воды и притащите вот того волка. Его ведь надо убрать, а за неимением лучшего и он пригодится нам на ужин.
      - Отлично. Все будет сделано. Возьмите стрелы.
      - Четырех нам довольно, - сказал Рубэ, вынув из колчана четыре стрелы. Билл! - крикнул он потом Гарею. - Захвати-ка свое, мое и еще одно одеяло, они нам понадобятся... Так. Теперь перекидывай ногу через спину навахского мустанга и поезжай по дороге апачей. Проедешь триста шагов - остановись. А мне дайте одно черное перо.
      С этими словами Рубэ выдернул одно из страусовых перьев из каски индейца, вынул в то же время стрелу, укрепил перо на острие и воткнул его в один из прямых шестов, оставшихся среди покинутого индейцами лагеря. Стрела торчала так, что указывала на юг, на дорогу апачей, а перо так бросалось в глаза, что всякий приближающийся из степи должен был заметить этот сигнальный знак.
      Когда все было сделано, Рубэ последовал за своим ускакавшим на мустанге товарищем пешком, причем старался держаться в стороне от военной дороги и ступал как можно легче и незаметнее. Точно отсчитав триста шагов, догнав Гарея, он воткнул вторую стрелу, также обращенную острием на юг, так, чтобы она могла быть видна с того места, где была воткнута первая.
      Гарей поехал тем же порядком дальше по военной дороге, а Рубэ опять зашагал стороной от дороги по прерии параллельно товарищу. Проехав немного вперед, Гарей замедлил бег мустанга и потом совсем остановился.
      Когда Рубэ подошел, он разостлал по земле все три одеяла в длину, в западном направлении. Гарей сошел с мустанга и повел его тихонько по одеялам. Так как ноги его помещались одновременно на двух одеялах, то каждый раз, когда он переходил с первого на второе, первое, заднее, поднималось и расстилалось впереди третьего, переднего, - и это повторялось до тех пор, пока они не вывели таким образом мустанга на полтораста шагов в глубь прерии.
      Тогда Гарей поднял одеяла и медленно поехал назад, а Рубэ вернулся опять по следам и воткнул третью стрелу в том месте, откуда мустанг отклонился от дороги апачей.
      Затем Рубэ прошел еще немного, держась все так же на юг; нужна была еще одна предосторожность для большей уверенности.
      Пройдя около мили, он нагнулся, воткнул четвертую, последнюю, стрелу, потом перешел на тропинку, по которой шел его спутник, и последовал за ним. Дело было сделано, - хитрость была доведена до конца.
      Сегэн решил оставить у ручья двух охотников. Лошади их должны были оставаться на скале, а воду они собирались черпать ведром, чтобы в ручье не оставалось свежих следов. Один из них должен был безотлучно находиться на вершине и наблюдать степь в зрительную трубу. Таким образом, если бы навахо вернулись, они могли заметить их своевременно и ускользнуть.
      Потом оба должны были остановиться на условленном месте, в десяти милях от Пиннона на север, откуда они могли продолжать наблюдать происходящее в долине, и там оставаться, пока не убедятся, в каком именно направлении удалились индейцы, покинув Пиннонский ручей, - и тогда уже поспешить со своими вестями вперед, к товарищам.
      Все эти распоряжения были отданы еще до возвращения Гарея и за ним Рубэ. Когда оба вернулись, охотники сели на коней, мула с привязанным к нему индейцем поместили в середину и поехали обходом к подошве Пиннонской горы. При приближении к горе они отыскали намеченную дорогу, скалистую и усеянную камнями, на которой копыта коней не оставляли никаких следов. Маленький отряд поехал на север по прямой линии, почти параллельно военной дороге.
      XIX. Мираж пустыни
      Переход в двадцать миль привел небольшой отряд к тому месту, где он должен был дождаться, пока к нему присоединится большой отряд, укрывавшийся в Мескитских горах. Они расположились здесь лагерем, развели костер, изжарили жесткое и невкусное, но сдобренное голодом волчье мясо, - на всем пути, как и предсказывал Рубэ, им не встретилось никакой дичи, - поели его и улеглись спать.
      Рано утром их разбудил приезд остального отряда охотников, скакавших всю ночь. Так как и у них провизии совсем не осталось, то предоставить утомленным лошадям длительный отдых нечего было и думать; через несколько часов оба соединившихся теперь отряда отправились через Сиеррский лес в надежде найти по другую его сторону дичь.
      Эта надежда, по воле благосклонной судьбы, не обманула их. В тот же день им удалось найти путь по свежим следам бизонов, и они поохотились так же удачно, как недавно индейцы, - на зависть голодным охотникам, сидевшим в западне, - добыли много сочного бизоньего мяса. Нагрузив свою богатую добычу, они снова отправились в путь, к развалинам старой миссии, находившейся приблизительно в десяти милях от места охоты.
      Развалин они достигли к вечеру, когда только что закатилось солнце, спугнули своим появлением сов и волков и решили расположиться лагерем среди обрушившихся стен бывшего местопребывания миссионеров.
      Все чувствовали слабость и истощение от дней голодовки, и потому, едва поужинав и позаботившись о лошадях, они растянулись, положив в изголовье свои седла, и очень скоро уснули.
      Так как ночь прошла спокойно, то утром можно было заняться нетрудной работой вяленья, или высушивания, мяса, которая потребовала трех дней.
      Утром четвертого дня приехали двое охотников, остававшихся на Пинноне для наблюдения, и сообщили, что задуманная хитрость вполне удалась. На другой день, после того как отряд ушел и они остались вдвоем, навахо вернулись к ручью и, увидев сигналы с помощью стрел, действительно отправились по дороге на юг, вслед за ранее ушедшими апачами. Это было, по их наблюдениям, все племя Дакомы, в общем около трехсот человек.
      Охотникам теперь ничего больше не оставалось, как собраться возможно быстрее и продолжать свой путь на север. Через час они были уже на конях и поехали к скалистому берегу Сан-Педро.
      После целого дня пути они прибыли в пустынную долину Джилы и, переночевав здесь, пришли к вечеру следующего дня к устью реки Сан-Карло, где и нашли новый ночлег.
      Сегэн решил проехать вверх по течению Сан-Карло миль на сто и потом повернуть на восток, в страну навахо.
      Прошло еще несколько дней пути на север по стране, привлекавшей внимание путников странными, необычайными очертаниями гор, вершины которых высились то в форме круглых куполов, то в форме зубчатых венцов, иногда даже в форме остроконечных, как шпицы, башен. Местами попадались горы, похожие на колоссальные столы: колоннообразные скалистые глыбы, совсем прямые, поддерживали лежащие на них каменные плиты.
      В этих причудливых горных очертаниях путникам чудилось что-то живое до такой степени, что они почти не чувствовали унылой пустыни, окружавшей их; а между тем они ехали теперь по пустыннейшей во всем мире стране, на которую никогда еще не ступала нога человека, обутая не в мокасины; это была страна племени иампариков, жалкой вырождающейся краснокожей народности, к которой остальные племена относились с величайшим презрением.
      На четвертый день, покинув течение Джилы, охотники достигли одного места, в котором Сан-Карло прорыл себе ущелье сквозь высокую горную цепь. Здесь они переночевали.
      Исследовав тщательно место утром следующего дня, они должны были убедиться, что продолжать путь по течению реки они могут не иначе, как перебравшись через огромную гору, - и Сегэн сообщил товарищам свое намерение: прервать путь по течению реки и направиться на восток.
      Все выразили полное согласие; было решено только переждать полуденный зной у Сан-Карло и еще раз освежить лошадей в реке. После полудня оседлали коней и выступили в поход по долине.
      На ночлег было решено не останавливаться, а ехать безостановочно вперед всю ночь и, если придется, следующий день - словом, до тех пор, пока они не достигнут воды, потому что без воды бесполезна и остановка: отдыха она не дала бы и сил не восстановила бы.
      Не успели они немного проехать, как заметили, что перед ними расстилается страшная пустыня - огромное пространство, совершенно лишенное какой бы то ни было растительности - ни травки, ни деревца, ни воды. Далеко-далеко можно было разглядеть невысокую горную цепь, тянувшуюся с севера на юг, а за нею высилась громада другой цепи гор, величавые вершины которых были покрыты вечным снегом.
      Не могло быть ни малейшего сомнения в том, что у подошвы этой снеговой горной цепи должна быть вода, возможно даже, что там-то и текла пресловутая золотоносная река Приэто, которую искали охотники. Действительно, только "искали", потому что вся эта местность была совершенно не знакома никому из них; даже Рубэ не попадал сюда ни разу, ни в то время, когда его везли в плен, ни во время бегства от навахо.
      Такие ожидания или хотя бы даже только надежды очень ободряли путников, но расстояние до тех гор было чудовищно огромно, и если им не посчастливится найти воду у ближайшей горной цепи, то их может ожидать печальная участь... Гибель от жажды угрожает им.
      С крайним напряжением сил людей и лошадей ехали они безостановочно всю ночь и вскоре после восхода солнца достигли подошвы ближайшей, невысокой горной цепи. К крайнему своему смущению и огорчению, воды они не нашли. Горы представляли ряд голых, совершенно бесплодных скал, в недрах которых не таилось ни одной струи!
      В одном месте горы оказался какой-то проход. После долгих и бесплодных поисков воды охотники решили отправиться через этот проход и в мрачном молчании ехали долго, утомленные, изнемогающие от жажды, удрученные. Но вот пройден проход. У выхода глазам путников представилось такое необычайное зрелище, что весь отряд внезапно и круто остановился, как будто по приказу.
      Перед ними тянулась совершенно пустынная, тускло серевшая долина, заключенная, как в рамку, упомянутой снеговой цепью. На южной стороне этой горной цепи возвышались окопы и башни какого-то города, - и насколько можно было судить по его протяжению - большого, огромного города.
      Залюбовавшиеся зрители явственно различали колонны храмов, ворота и заборы домов. Над крышами высилось множество башен, а над ними огромной высоты купола.
      Охотники, совершенно не ожидавшие, не считавшие даже возможным встретить подобное явление в этой дикой пустыне, долго сидели недвижно на конях, охваченные странными чувствами.
      Следует ли им ехать вперед? Не был ли этот колоссальный город тем самым навахским городом, к которому они стремились?
      Рубэ решительно отрицал это... Но все равно! Что бы это ни было - небо или ад! воду им надо было добыть - они погибали от жажды!
      И они помчались вперед.
      Но едва отъехали на несколько шагов, как из всех грудей разом вырвался крик: глазам их представилась новая картина, картина, наполнившая их ужасом... Перед обращенными к ним воротами города появился целый отряд темных фигур... Какие-то всадники!
      Охотники рванули поводья так, что лошади почти осели на задние ноги. Все линия вмиг остановилась, как один человек.
      - Индейцы! - воскликнули многие.
      - Да, это должны быть индейцы... - пробормотал Сегэн. - Кто же больше? Здесь ведь и нет больше никого...
      - Но нет! - воскликнул он вдруг после минутной паузы. - Разве бывают такие индейцы! Посмотрите на их огромных коней... на колоссальные ружья... Да это великаны! Гиганты! О, да это... привидения!
      Охотники, столпившиеся позади Сегэна и Галлера, ехавших во главе отряда, издавали восклицания ужаса.
      Кто же это могли быть? Жители этого города? Но как поразительно громадны были и лошади, и всадники!..
      Довольно долго лицо Галлера выражало такую же испуганную растерянность, как лица остальных; но вдруг его осенила какая-то мысль, от которой лицо его сразу посветлело. Он вспомнил о воздушных явлениях в великой африканской пустыне Сахаре, о которой много читал, - и тотчас же сообразил, что и это явление должно быть не что иное, как мираж - фата-моргана пустыни.
      Чтобы довершить картину иллюзии, он поднял руку над своей головой - и стоявший впереди гигант тотчас точно повторил это движение. Он дал шпоры коню и поскакал галопом вперед - призрачный всадник сделал то же самое, как бы устремившись навстречу ему.
      Охотники последовали за ним, еще не отдав себе отчета о смысле виденного.
      Через несколько секунд они миновали угол преломления света - и из глаз исчезли с быстротою мысли и исполинские тени людей, и огромный город. Остались только очертания множества скалистых гор причудливых форм, пересекавших край долины.
      Только к вечеру достигли они берега Приэто. Наконец, наконец! Люди и животные были полумертвы от жажды, истощившей их силы до самого последнего предела. И, как ни дорого было время, люди и животные нуждались в двухдневном отдыхе, чтобы хоть сколько-нибудь собраться с силами.
      XX. Столица навахо
      Задолго до рассвета третьего дня после приезда их к реке охотники снова уже сели на коней, перешли вплавь через глубокую, но не очень широкую реку и, достигнув берега, поехали на юго-запад. Понадобилось, однако, еще целых два дня пути в том же направлении, пока Рубэ заметил вдали горы, замыкавшие, по его мнению, столицу навахо, - и только к вечеру наступившего затем третьего дня очутились они у большого оврага, бывшего, по-видимому, руслом какого-нибудь притока Приэто, у самой подошвы горы.
      Старый зверолов, принявший во время этого пути роль проводника и потому ехавший впереди, указал рукой на этот овраг.
      - Что это, Рубэ? - спросил Сегэн.
      - Видите этот овраг впереди?
      - Вижу; что же это за овраг?
      - За ним сейчас и город.
      Необходимо было перебраться через горный хребет, ограничивавший овраг с юга, потому что у речного русла не видно было никакой тропинки, а под крохотными соснами явственно вилась дорога. Вслед за своим проводником отряд начал карабкаться на гору.