Этот новоиспеченный раджа обосновывает свои права на громкий титул и на владение областью Саравака со соизволения султана острова Борнео, будто бы наградившего его за оказанные услуги при избавлении от пиратов-даяков, наводнявших страну. По крайней мере это обстоятельство так было представлено в Англии; но более внимательный взгляд на это дело изменит существующее мнение; и окажется, что вместо того, чтобы совместно притеснять пиратство в водах Борнео, первым делом филантропа-джентльмена было помочь малайскому султану привести в рабство несколько племен безобидных даяков и принудить их работать бесплатно в рудниках, в которых добывается сурьма.
      Вот, вероятно, те услуги, за которые Брук получил права на владение землями Саравака. Далекий от того, чтобы воевать с пиратами, новый раджа стал их сообщником, сотрудничая с султаном, их негласным покровителем.
      Хотя прошло несколько веков, как европейцы поселились на островах Индийского океана, и там почти всемогущи, но нам очень мало известен большой остров Борнео. Были описаны одни берега и то недостаточно. Голландцы предпринимали одну или две экспедиции внутрь острова, но эти торговцы ничего не хотели рассказывать нашим путешественникам. В продолжение двух веков они пользовались своим влиянием на востоке только для того, чтобы сеять раздор, где было возможно, и уничтожали до последней искры свободу и достоинство у племен, которые имели несчастье быть с ними в сношениях.
      На деле выходит, что Борнео и теперь не более известен, чем сто лет назад, а между тем, где найти предмет для изучения прекраснее этого великолепного острова, который еще ждет монографии, подобной той, какую Марсден посвятил Суматре, Тенна - Цейлону, а сэр Страмфорд Рафльз - Яве?
      Тропическая жизнь представляется здесь в своем самом пышном виде. Фауна и флора этой страны так богаты, что ее можно сравнить только с большим зоологическим и ботаническим садом, и на всей поверхности земного шара не найдется другого уголка земли, где натуралист мог бы надеяться собрать в награду за труды такую обильную и разнообразную жатву.
      Наши молодые путешественники поразились при виде чудес этой тропической природы. Растения были такие высокие, что имели сходство с теми, которые они видели на берегах Амазонки, а фауна, в особенности в отношении четвероногих и четвероруких, была гораздо богаче.
      Едва ли нужно говорить, что среди четвероногих их внимание наиболее привлек медведь, самый красивый, безусловно, из семейства медведей. Он меньше их всех; он не равняется ростом даже со своим соседом, малайским медведем, на которого, впрочем, очень похож. Шерсть у него черная, как смоль; нос оранжевый, а на груди кружок более темного оранжевого цвета, имеющий некоторое сходство с формой сердца. Шерсть густая и гладкая на всем теле: это также один из характерных признаков черного медведя Северной Америки и двух пород Америки Южной, и делает борнейского медведя похожим на его родственника-малайца на островах, соседних с Явой и Суматрой. Его даже часто путают с последним, но это заблуждение. Медведь из Борнео не только меньше, но темно-оранжевый знак отличает его совершенно достаточно. Малайский медведь тоже имеет пятно на груди, но оно в форме полумесяца и беловатого цвета; морда у него бурая, а не желтая, и он далеко не так красив, как медведь с острова Борнео.
      Таким образом, этот медведь, так же, как и темный европейский медведь, черный североамериканский и кордильерские медведи (на которых, впрочем, он очень похож по своим привычкам, потому что питается плодами, как и те), является представителем совершенно особой большой медвежьей семьи. При этом, как и все медведи, он очень любит сладкое. В особенности он любит мед, в чем наши охотники вскоре удостоверились.
      Глава XLV
      БОЛЬШОЙ ТАПАНГ
      По прибытии в Самбас они по обыкновению избрали себе проводника для своих прогулок. Это был даяк, занимавшийся охотой на пчел, который по специфике своего ремесла почти так же часто находился в столкновении с медведями, как и с пчелами. Они решили осмотреть сперва недалеко от города цепь лесистых холмов, где медведь водится в большом количестве и где его можно встретить почти во всякое время.
      Проходя по лесам, они заметили один род деревьев, который среди стольких новых и необыкновенных пород в особенности привлек их внимание. Эти деревья растут на большом расстоянии друг от друга; иногда их бывает два или три вместе, но вообще они стоят обособленно среди других пород, над которыми возвышаются своей гигантской вершиной. Что в них необыкновенного, так это их ствол, совершенно гладкий: не отделяется ни одной веточки до высоты пятнадцати футов над волнующейся поверхностью леса, в котором они царствуют. Их не видно снизу, но только с какой-нибудь высоты, преобладающей над местностью, и тогда кажется, будто растет лес над другим лесом. Этот феномен казался нашим путешественникам тем более необыкновенным, что нижний лес состоял из деревьев, имеющих большей частью от двадцати до тридцати метров высоты. Те деревья, которые сначала так сильно возбудили внимание путешественников, были тонкие относительно своей высоты, вследствие чего казались еще выше. Мы сказали, что у них не было ветвей до пятнадцати футов от земли. Начиная с этого расстояния, их появляется много - и тенистые ветви, расположенные симметрично вокруг ствола, покрытые мелкими листьями и немного наклоненные, составляют красивую, закругленную вершину.
      Кора у них белая; проколов ее ножом, наши охотники узнали, что она очень нежная и содержит в себе молоко. Само дерево до некоторой глубины такое ноздреватое, что обыкновенное лезвие проникает в него так же легко, как в кочан капусты. Далее оно приобретает некоторую твердость, и если бы наши охотники могли проникнуть до сердцевины дерева, то нашли бы его совершенно твердым и темно-шоколадного цвета. На воздухе это дерево делается таким же черным, как и настоящее черное дерево; даяки и малайцы выделывают из него браслеты и другие украшения.
      Проводник сказал, что это дерево называется тапангом. Название было знакомо нашим молодым русским, хотя они не знали, к какому роду принадлежит этот великан тропических лесов. Вскоре Алексей, проходя под одним из тапангов, увидел на земле цветы, упавшие с него, и, рассмотрев один цветок, объяснил, что это один из видов фигового дерева, которое вообще очень распространено на островах Индийского архипелага.
      Если наши путешественники были удивлены при первом взгляде на это красивое дерево, то их удивление не замедлило в дальнейшем еще увеличиться. Подойдя к одному из тапангов, они были поражены видом этой стороны ствола от земли до самых ветвей. Можно было сказать, что это длинная лестница, идущая вдоль всего ствола, одна сторона которой срослась с корой самого дерева. Когда они присмотрелись, все объяснилось. Это была действительно лестница, но совершенно особенного устройства, и которую невозможно было бы отнять от дерева, не ломая кусками. Она состояла из бамбуковых колышков, вбитых в ствол тапанга на расстоянии двух футов один от другого. Эти колышки были около фута длины и прочно скреплены бамбуковым стволом, к которому их привязали камышом. Лестница, как мы и сказали, шла от корня дерева к ветвям.
      Очевидно, она была устроена для того, чтобы подняться до вершины тапанга; но с какой целью? Никто лучше проводника не мог объяснить им этого, потому что он сам и устроил ее. Делать такие лестницы и всходить по ним было существенной частью профессии охотника за пчелами. Большая муха, похожая на осу, называемая lanych, строит свое гнездо на вершине тапангов. Это гнездо состоит из светло-желтого воска, и мухи устраивают его под большими ветвями, чтобы оно было защищено от дождя. Лестница из бамбука сделана для того, чтобы достать эти гнезда, и не столько для меда, сколько для воска. Муха lanych скорее принадлежит к семейству ос, чем к семейству пчел, и производит очень мало меда, да и то низшего сорта; но воск ее считается драгоценным, и каждое гнездо может дать его на несколько долларов.
      Деньги эти очень трудно и очень тяжело заработать, и даже непонятно, как это может бедный даяк избирать себе такую профессию, когда всякий другой труд дал бы ему с меньшей тяжестью такой же заработок.
      Ему, действительно, никогда не удавалось снять гнезда так, чтобы его жестоко не искусали эти насекомые, но хотя они жалят так же больно, как и осы, привычка сделала даяка почти нечувствительным к их укусам. Он бесстрашно поднимается по хрупкой лестнице, неся в одной руке зажженный факел, а на спине тростниковую корзину. С помощью факела он выгоняет мух из их воздушного жилища, и отламывая соты, кладет их в корзину.
      В то же время разъяренные насекомые жужжат, жалят ему лоб, лицо; шею, руки, которые у него бывают обнажены; но он не обращает на это внимания, и, окончив свое дело, спускается вниз, часто с распухшей головой.
      Грустно ремесло пчеловода на острове Борнео!
      Глава XLVI
      БРУАНГ
      Продолжая свой путь, путешественники видели много других тапангов с лестницами, и у одного из самых больших проводник остановился.
      Бросив на землю свой крисс - туземный охотничий нож - и топор, он начал всходить по лестнице на тапанг. С какой целью? Очевидно, не за воском или медом. Даяк объяснил, что он просто хотел взглянуть на лес, а для этого не было другого способа.
      Невозможно было без ужаса смотреть на этого человека, когда он поднимался на такую высоту и вверял себя такой ненадежной воздушной опоре.
      Даяк скоро взошел на верх лестницы и постоял там минут десять, поворачиваясь и осматривая лес со всех сторон. Наконец он застыл неподвижно, а взор его, казалось, устремился в одну точку. Он находился слишком высоко, чтобы можно было судить о выражении его лица, но поза означала, что он сделал какое-то открытие. Немедленно он сошел вниз и произнес только: "Бруанг, я его видел!".
      Охотники знали, что бруанг - малайское название медведя.
      Затем они пошли вперед и, пройдя быстро несколько минут, даяк начал продвигаться с большой осторожностью, внимательно осматривая ствол каждого тапанга.
      Вдруг он остановился перед одним из деревьев и взглянул вверх. Охотники сразу заметили на коре царапины, по всей вероятности, оставленные когтями какого-то животного.
      Едва они успели сделать это замечание, как и само животное представилось их глазам.
      Высоко, на вершине тапанга, там, где первые ветви отделяются от ствола, можно было заметить черное тело. На таком расстоянии оно казалось не больше белки; но это было не что иное, как борнейский медведь, настоящий бруанг. Близ его морды висела на ветвях какая-то беловатая масса. Это было гнездо пчел, а легким облаком, видневшимся над ним, вероятно, были пчелы, отчаянно боровшиеся с грабителем.
      Медведь слишком увлекся своим угощением, чтобы взглянуть вниз, и в продолжение нескольких минут наши охотники могли свободно рассматривать его, не делая, впрочем, никаких движений.
      Налюбовавшись, они приготовились стрелять, но были остановлены проводником, сделавшим знак немного отступить и стоять спокойно. Когда они отошли настолько, что медведь не мог их видеть, даяк довольно справедливо заметил им, что на такой высоте они могут промахнуться, и что если бы даже они и попали в медведя, то маловероятно, чтобы пуля свалила его. В том или другом случае медведь взобрался бы выше, и, защищенный листьями и ветвями, не боялся бы их выстрела. Он мог сидеть там, пока голод не принудил бы его спуститься; а так как в настоящее время он успел перекусить, то, по всей вероятности, продолжал бы свое пребывание на дереве довольно долго для того, чтобы вывести их из терпения.
      В таком случае можно было бы дерево срубить. У них был топор, а так как тапанг дерево нежное, то это и нетрудно было бы сделать; но даяк заметил им, что в подобном случае бруанг почти всегда находит способ спастись. Тапанг редко сразу падает на землю; он задерживается на вершинах окружающих деревьев, и так как медведь острова Борнео взбирается и держится на деревьях, как обезьяна, то, значит, он тем более не упадет; он прыгает с ветки на ветку, прячется в густой листве и спускается на землю только тогда, когда его бегству по земле не грозит опасность.
      Поэтому проводник советовал тихо ожидать, спрятавшись за деревьями, пока медведь кончит свой обед и вздумает сойти на землю. Он будет спускаться по лестнице спиной, и если они поступят осторожно, то могут стрелять в него почти в упор.
      Вся эта осторожность противоречила нетерпеливому характеру Ивана, но из уважения к мнению брата он сдался.
      Все трое стали за деревья, которые составляли что-то вроде треугольника, центр которого занимал тапанг, а проводник, не имевший ружья, стоял возле дерева со своим криссом в руке, готовый нанести медведю последний удар, в случае, если бы тот был только ранен.
      Для охотников, впрочем, не было никакой опасности. Небольшой медведь на Борнео опасен только для пчел, белых муравьев и других насекомых, которых он собирает языком. Он, однако же, царапается и кусается, если слишком приблизиться к нему; но в сущности он так же безопасен, как робкая лань.
      Все произошло совершенно так, как объяснил даяк. Медведь, окончив свой обед, спустился вниз спиной, и, без сомнения, сошел бы на землю, но, прежде, чем он был на половине дороги, Иван, не в силах удержать своего нетерпения, выстрелил и промахнулся. Он повторил выстрел дробью и также неудачно.
      Естественным следствием его выстрелов был испуг медведя; он начал снова подниматься, что делал почти также ловко, как кошка, и на одну минуту казалось, что он скроется. Но Алексей, подстерегавший движения брата, был наготове, и когда медведь остановился, он выстрелил в свою очередь, целясь в голову. Вероятно, пуля достигла цели, потому что животное вместо того, чтобы подняться выше, осталось на ветке и, казалось, с трудом держалось на ней.
      В эту минуту раздался выстрел Пушкина и вдруг медведь, выпустив ветку, свалился безжизненной массой к ногам охотников. Случись это на несколько сантиметров ближе, Пушкину бы не устоять. К счастью, как ни было мало расстояние, оно спасло жизнь старого гренадера.
      Если бы тело животного упало на гренадера с такой высоты, оно убило бы его, и смерть солдата была бы такой же мгновенной, как и смерть медведя.
      Потому, оценив опасность, от которой он только что избавился, бедный Пушкин не мог преодолеть волнения и взгляд его на минуту затуманился, но скоро к нему опять возвратилось хорошее расположение духа.
      Глава XLVII
      КАПУСТОЕД
      Наши путешественники, считая свое дело на Борнео законченным, готовились отправиться на Суматру, где живет медведь, известный под именем ursus malayanus; но перед выездом из Самбаса их уверили, что он находится также и на Борнео.
      Этот вид медведя встречается реже, чем медведь с оранжевой грудью; туземцы, отличные проводники, но весьма неважные анатомы, когда дело идет о классификации и породах, утверждали, что оба эти вида существуют на их острове, а даяк, которого Гродоновы щедро вознаградили за услуги, обещал, что если они пожелают пойти с ним в одно известное ему место, то он покажет им бруанга крупной породы. По сделанному проводником описанию Алексей легко узнал ursus malayanus; тот, которого он убил, был ursus euryspilus.
      Раз можно было найти этого медведя там где они были, зачем же отправляться за ним на Суматру? Нашим молодым людям и без того еще оставалось путешествовать довольно много, и они начали уже утомляться. И, притом, было вполне естественно, что после такого долгого отсутствия, перенеся такую усталость и вытерпев столько опасностей, им хотелось поскорее домой насладиться всеми удовольствиями комфортабельной жизни в своем красивом дворце на берегах Невы. Потому они решились последовать за проводником в эту новую экспедицию.
      Они шли целый день и к вечеру прибыли на то место, где даяк надеялся встретить больших бруангов. Раньше следующего дня они не могли начать охоты. Они остановились и устроили свой лагерь. Менее чем за час проводник смастерил шалаш из бамбука и покрыл его большими банановыми листьями. Они находились среди рощи или, лучше сказать, среди пальмового леса, состоящего из той породы пальм, которая называется у туземцев нибон и принадлежит к виду аренгов.
      Аренг принадлежит к семейству капустных пальм, называемых так потому, что местные жители едят ее молодые листья, как европейцы едят капусту. Листья ее чрезвычайной белизны и имеют вкус орехов; любители ставят их гораздо выше листьев кокоса и даже выше капустной пальмы Западной Индии. Жители Борнео и других островов Индийского архипелага употребляют нибон для изготовления многих предметов. Ее круглый ствол идет на бревна для их домов. Распиленная на доски, она употребляется для пола. Из оболочки, в которой есть цветы, получают сладкий сок, из которого делают сахар, - от чего произошло название ее arenda saccharifera - и который после брожения превращается в опьяняющую жидкость. Ствол содержит в изобилии саго. Наконец, из жилок, которые находятся в листьях, делают перья для письма и стрелы для духовых ружей.
      Вид этого прекрасного дерева заинтересовал Алексея, но было уже слишком поздно, чтобы рассматривать его. Оставшиеся полчаса дневного времени были употреблены им на постройку шалаша, в этом все помогали даяку.
      На другой день, рано утром, Алексей, мучимый любопытством по поводу нибона, решился пройтись по лесу, надеясь увидеть одно из этих деревьев в цвету; его брат, Пушкин и проводник остались в шалаше готовить завтрак.
      Алексей довольно далеко углубился в лес, не встречая того, что искал. Но так как он шел наудачу, всматриваясь в листья пальм, то приметил одну пальму, ствол которой очень заметно качался. Он остановился послушать и услышал, что кто-то срывает листья с дерева, и в особенности с того, движение которого его поразило. Но он видел только ствол, а причина шума и движения дерева, казалось, была на вершине, в листьях.
      Алексей пожалел, что не взял своего ружья, но не от страха, так как на вершине пальмы не могло быть ни слона, ни носорога, а это единственные страшные четвероногие в лесах Борнео, потому что королевский тигр, хотя довольно распространен на Яве и Суматре, не водится на этом счастливом острове.
      Итак, не из страха наш молодой русский пожалел, что кроме ножа, с ним не было другого оружия, но от мысли, что он теряет случай застрелить редкой породы зверя, который, судя по движению дерева, должен быть очень крупных размеров.
      Нельзя выразить словами, как увеличилось сожаление охотника, когда, подойдя к дереву и взглянув вверх, он увидел среди ветвей медведя, настоящего ursus malayanus. Это был он: его черная шуба, его желтоватая морда и белый полумесяц на груди. Он лакомился листьями аренга, и крохи от его стола покрывали землю у подножия пальмы.
      Алексей вспомнил тогда, что такова обычная манера поведения малайского медведя, любимую пищу которого составляет пальмовая капуста, и который часто нападает на кокосовые плантации, где истребляет сотни деревьев прежде, чем удается его убить. Этот аренговый лес, поставлявший ему столько капусты, сколько он мог пожелать, и был местом, где всегда можно его найти.
      Алексей знал, что эта порода встречается реже другой, по крайней мере, на этом острове, и еще больше огорчился отсутствию ружья. Нападать на животное с одним ножом было бы также нелепо, как и опасно, потому что малайский медведь противник более страшный, чем медведь с острова Борнео.
      Бруанг давно уже заметил неприятеля у подножия дерева. Он прервал свой обед, и, испуская жалобные крики, застыл в оборонительной позе. Принятое им положение ясно доказывало, что он не имел никакого намерения спуститься на землю, пока охотник будет там. Алексей несколько раз ударил палкой по дереву и сделал еще несколько движений, чтобы его испугать, но без малейшего успеха.
      Первой мыслью охотника было как-то известить товарищей. Если бы он мог это сделать, они подошли бы к нему с ружьями. Это был самый простой и лучший план, и Алексей поспешил исполнить его, закричав изо всех сил. Он звал их в продолжение десяти минут и ждал почти столько же, но не получил ответа, и никто не пришел к нему.
      Что делать? Идти за ними, значит - дать медведю время спуститься и уйти. Тогда он непременно спасется, потому что невероятно было бы отыскать в лесу его след. С другой стороны, Алексей не мог оставаться и ждать, пока медведь спустится на землю. Да и даже в этом случае он не был уверен, удастся ли ему убить медведя или хотя бы одолеть.
      Вдруг у него блеснула счастливая мысль. Он отступил на два шага и скрылся за широкими листьями дикого банана, где животное не могло его увидеть. Так как утро было свежее, то на нем был плащ. Он его снял и нацепил как мог искуснее на палку, которой стучал по дереву. Сверху он надел на палку свою шляпу и таким образом сделал что-то в виде пугала.
      Затем он осторожно приблизился, скрываясь под банановыми листьями. Пугало, напротив, было помещено так, чтобы медведь его видел; потом, надеясь на свою хитрость, достойную Ганнибала, Алексей скрылся без малейшего шума.
      Отойдя настолько далеко, что его не могли услышать, он ускорил шаг и возвратился в лагерь.
      Вооружиться и отправиться для него и товарищей было делом одной минуты, а через двадцать минут они все четверо стояли возле пальмы, где увидели, что хитрость Алексея вполне удалась.
      Медведь все еще сидел между листьями нибона; четыре пули, отправленные в белое пятно на его груди, свалили его с дерева мертвым.
      Даяк был очень обижен тем, что на этот раз не он сам отыскал медведя; но узнав, что все равно ему выдадут всю обещанную награду, скоро утешился.
      Ободренные этим счастливым началом, наши герои решились воспользоваться целым днем после завтрака и продолжить охоту, результатом которой были не только другой бруанг, но еще и rimau dahan, или волнистый тигр, самое красивое животное из всей кошачьей породы, шкура которого должна была блистательно занять свое место среди собранных трофеев в музее Гродоновских палат.
      Этой охотой закончились похождения молодых Гродоновых в Восточном архипелаге, и из Самбаса они направились через Малакский пролив в Бенгальский залив, чтобы попасть в крупнейший южноазиатский центр - город Калькутту.
      Глава XLVIII
      КОНЬ В БЕДЕ
      Итак, наши охотники направлялись к великой горной цепи Гималаев.
      Там они рассчитывали найти три породы медведей, различающихся по росту, виду, некоторым привычкам и даже по месту жительства, так как, хотя все они водятся в Гималайских горах, но каждый живет почти исключительно в своей особой зоне. Это следующие породы: большегубый медведь, тибетский медведь и желтый медведь, или снеговой.
      Первый получил свое название из-за привычки вытягивать губы, особенно нижнюю, чтобы схватить пищу. Густые пряди шерсти, покрывающие шею и почти все тело, так же как длинные серповидные когти, придают ему сходство с животным, называемым ленивцем.
      Этот медведь меньше европейского, но его наиболее крупные экземпляры приближаются к последнему по размерам. Его шерсть длиннее, чем у кого бы то ни было из его собратьев, на верхней стороне шеи она может достигать более фута длины. На затылке шерсть разделяется надвое поперечным пробором так, что передние волосы падают медведю на глаза, придавая ему неуклюжий и глупый вид, задние же в виде гривы откинуты к спине.
      Большегубый медведь бывает обыкновенно черного цвета с несколькими коричневыми пятнами. На груди выделяется белое треугольное пятно; морда грязно-белого, переходящего в желтый, цвета. Любопытна его способность вытягивать губы дюйма на три вперед, складывая их трубочкой, чтобы удобнее было сосать. Этой особенностью природа наградила его, очевидно, для того, чтобы питаться термитами, его главной пищей. Длинные загнутые когти помогают ему расковыривать тот род цемента, из которого эти насекомые строят свои необычайные жилища. Он ест также фрукты и сочные овощи; едва ли нужно прибавлять, что он страстно любит мед и обворовывает ульи.
      Несмотря на комические роли, которым обучают ручного большегубого медведя фокусники, он иногда разыгрывает и трагедии, особенно когда находится среди дикой природы. Он не нападает на человека без причины, и если его оставить в покое, проходит мимо: но, будучи ранен или раздражен, дерется с таким же упорством, как черный американский медведь. Индусы боятся его, но, главным образом, из-за опустошений, которые он производит на плантациях сахарного тростника.
      Ленивый или большегубый медведь живет не только в Гималайских горах. Эти горы являются лишь северной границей его обширного царства.
      Он водится на всем Индостанском полуострове и даже на Цейлоне, встречается также в Декане, в горах, окружающих Бенгальскую провинцию, и в Непале, но дальше этого к северу он не поднимается, что доказывает его любовь к жаркому климату, несмотря на густую шерсть.
      Вместо того, чтобы прятаться в уединении, вдали от жилищ, он скорее ищет общества человека, не из любви к нему, а просто, чтобы воспользоваться его трудами. Он всегда устраивает себе жилище по соседству с какой-нибудь деревней, чтобы вволю опустошать поля. Он живет и в лесах, но предпочитает им кустарниковую поросль и джунгли, выбирая себе под логовище природное углубление или яму, вырытую каким-нибудь другим животным.
      Из Калькутты наши путешественники направились на северо-запад, к горам. Они намеревались проникнуть в Гималаи через княжество Сикким, или Непальское королевство, и, зная, что большегубый медведь очень распространен в этих странах, все время держались начеку.
      В самом деле, они во многих местах были свидетелями опустошений, произведенных этим животным на обработанных полях, и видели по дороге много его следов.
      Но, несмотря на многочисленные доказательства присутствия большегубого медведя во всей Бенгальской провинции, наши охотники встретили его лишь у подошвы Гималайских гор, в Тераи. Это название носит полоса земли, покрытая лесом и джунглями, шириной приблизительно в тридцать миль, тянущаяся параллельно южному склону Гималайской цепи во всю ее длину, от Афганистана до Китая.
      Во всей этой области настолько нездоровый климат, что она остается почти необитаемой; местные уроженцы, с детства привыкшие к этому воздуху, насыщенному миазмами, еще переносят его, но горе европейцу, замешкавшемуся в Тераи: он может быть уверен, что найдет там свою могилу...
      Несмотря на такой вредный климат, самые крупные четвероногие: слон, носорог, лев, тигр, олень, пантера и леопард, - питают, по-видимому, особое пристрастие к этому месту. Большегубый медведь бродит там по лесам и по прогалинам, где в изобилии находит термитов. Наши охотники не могли не встретить его там.
      Они вошли в лес, в котором росли дубы, кедры и другие деревья, покрывающие возвышенность, у подошвы которой находилась маленькая деревня, где они расположили свою главную квартиру.
      Достигнув возвышенности, они сошли с лошадей, чтобы лучше осмотреть вершины деревьев, где надеялись найти свою дичь, и привязали лошадей к ветвям большого кедра.
      В тот день удача отвернулась от них. Они везде видели многочисленные следы присутствия медведей, но не встретили ни одного из этих животных.
      Был уже полдень, и так как им сказали, что вечер - самое благоприятное время для охоты, то они решились возвратиться к своим лошадям и ждать захода солнца. Движение разбудило в них аппетит, а завтрак и несколько часов отдыха под большим кедром должны были восстановить их силы и дать возможность подготовиться к охоте, с большей надеждой на успех при наступлении ночи.
      Но, приближаясь к месту, где охотники оставили лошадей, они услышали ржание и, что их удивило, глухой звук и непрестанный топот. Удивление их еще более усилилось, когда, подойдя к кедру, они увидели своих трех лошадей, прыгающих и старающихся оторвать повода. Они были привязаны каждая к отдельной ветке, на расстоянии нескольких метров одна от другой, и все три страшно ржали, казалось, без видимой причины.
      Алексею и его брату было известно, что в Гималайских горах есть один род овода, которого боятся не только животные, но и человек: они уже испытали это на себе. Но эти насекомые водятся только в низинах и было маловероятно опасаться их в этих лесах, поднявшихся на 3000 метров выше уровня моря.
      Не были ли это пчелы?
      Может быть, рой их находился по соседству, или даже на ветвях этого самого кедра, и присутствие их вызвало тревогу, в которой они застали своих лошадей?
      Они готовы были уже поверить этому объяснению, когда внимание их было привлечено предметом, разрешившим задачу совсем иным образом.
      Одна из лошадей казалась более испуганной, и в то время как она рвалась и прыгала, глаза ее были устремлены вверх. Охотники взглянули в том направлении и между листьями кедра увидели огромную черную массу, расположившуюся на одной из ветвей, как раз над местом, где привязана была лошадь.
      Едва они успели узнать ту самую дичь, которую отыскивали целое утро, как медведь, словно кошка, бросился на спину лошади. Конь страшно заржал; ужас как будто удвоил его силы; он сломал ветвь, удерживающую его, и пустился в лес с медведем, уцепившимся за его спину.
      Деревья, растущие вокруг, были почти все молодые и тонкие; но так как они росли густо, то конь со своим необыкновенным всадником мог продвигаться с трудом, и ослепленный ужасом, спотыкался почти на каждом шагу. Вдруг он остановился, как бы удерживаемый магической силой. Зрители, удивленные этой сценой, не могли объяснить ее себе; но так как они были недалеко, то скоро и узнали причину остановки. Медведь одною из своих толстых лап схватился за дерево, а другою крепко держался за седло. Таким образом, он некоторое время удерживал коня, но скоро началась борьба, продолжавшаяся несколько секунд. Конь делал страшные усилия, чтобы вырваться, медведь энергично тянул седло к себе и всеми силами держался за дерево. К счастью для коня, седло было довольно подержанное. Подпруга лопнула; седло осталось в когтях медведя, а конь, освободившись, воспользовался этим счастливым случаем. Он радостно заржал и бросился в лес; теперь он был в безопасности. А медведь - напротив: его бедствия только начинались.