— Пожалуйста, посидите со мной еще раз, пока я не усну, — попросила она с мольбой.

Я улыбнулась:

— Я так и собиралась сделать.

Укрыв ее одеялом, я села на край кровати. На этот раз Кларисса заснула не скоро, ворочалась, металась, время от времени открывала глаза, чтобы убедиться, что я не ушла. В который раз уверившись, что я держу слово, она вдруг сказала:

— Я рада, что Вы приехали, Джессами. Раньше со мной никто не сидел. Они не вставали ночью вообще.

— Почему?

— Думаю, они тоже боялись. Кроме мисс Осборн. А она грозила, что скажет папа, если я подниму шум и не дам ей спать.

Я живо представила себе мою предшественницу, которая и без того возбуждала мое любопытство. Она не была человеком, который мог бы вызвать мою симпатию.

Кларисса больше не разговаривала, но прошло не меньше часа, прежде чем дыхание ее стало ровным и глубоким. Тогда я решила вернуться к себе.

На следующее утро, когда Кларисса вышла в класс, это был уже другой ребенок. Тени под глазами стали еще заметнее, а движения медленнее. Уроки продвигались плохо, дважды мне пришлось направить ее внимание на занятия. К полудню мы обе с облегчением отложили книги.

— Давай проведем день на воздухе, можно сходить на болота, — сказала я. — Мы сегодня плохо спали ночью, а на усталую голову трудно заниматься.

Но нам пришлось остаться в саду. Ажурные платья Клариссы не годились для прогулок по болотным тропинкам, заросшим вереском и колючей травой. Однако мне удалось настоять и остаться на лужайке, а не приближаться к развалинам, чего ей больше всего хотелось. Мне не улыбалось снова столкнуться с угрюмым Уилкинсом, кроме того, я боялась, что груда камней только усилит ее беспокойство.

День был тихий и предвещал спокойный вечер. Но Его Высочество сумели испортить настроение. Вернувшись в комнату для занятий, мы увидели на столе только один прибор. Тут же появилась миссис Пендавс и объявила, что я буду обедать с Его Высочеством.

Оставив Клариссу на попечение экономки, я удалилась в свои покои, чтобы переодеться. Это было несложно: одно черное платье предстояло сменить на другое, из тафты, заплести косу и уложить ее узлом на затылке.

Когда я вышла из комнаты, часы били семь — время обеда. Но сначала я хотела заглянуть к Клариссе и убедиться, что все в порядке. К моему облегчению, я застала их с миссис Пендавс удобно расположившимися на диване. Девочка рассказывала ей названия цветов, которые выучила днем.

Они не заметили меня. Я поспешила в столовую, пожелав им в душе доброго вечера и не намереваясь заставлять лорда Вульфберна долго ждать. В этот вечер я приняла твердое решение не поддаваться на провокацию и оставаться приятной и обходительной до конца обеда.

Он уже ждал в столовой, потягивая из бокала кларет. Видно было, что это уже не первый бокал. Но я уже убедилась, что он больше изображал пьяницу, чем был на самом деле, поэтому воздержалась от выводов.

К его чести, на этот раз он был вполне прилично одет: рубашка сверкала чистотой, сюртук и жилет были в полном порядке. Только шейный платок был завязан небрежно, а поза в кресле говорила о глубоком презрении к правилам хорошего тона. Выражение лица тоже не выдавало высоких порывов. Я начинала верить, что эта распущенность въелась в его душу и была уже неотделима от него, как черные полосы под ногтями.

Я подошла к краю стола и остановилась, пытаясь сообразить, должна ли усесться сама или ждать, когда он подвинет для меня стул. Он растянул губы в оскале вместо улыбки и демонстративно посмотрел на часы.

— Надеюсь, Вы извините мое небольшое опоздание, — произнесла я, намереваясь быть вежливой до конца, — мне хотелось убедиться, что Кларисса не скучает.

Он окинул меня снисходительным взглядом:

— Вы сомневаетесь в способностях миссис Пендавс? Уверяю, что она прекрасно справлялась раньше.

— В ее способностях я нисколько не сомневаюсь. Но Кларисса плохо спала ночью, я хотела успокоить саму себя.

— А что же не давало ей спать? — спросил он с ехидством.

— Собаки, их вой.

— Раньше они ее не будили.

— Напротив. Уверена, что они много раз пугали ее и не давали спать.

В его глазах мелькнул испуг, развеяв маску безразличия.

— Почему же я об этом ничего не знаю? — властно проговорил он, выпрямившись в кресле.

Это был не первый случай, когда мне доводилось убедиться в глубине его любви к дочери. В душе он вовсе не был диким и необузданным, каким хотел казаться, но когда он так злобно сверлил меня взглядом, я теряла способность рассуждать здраво.

— У меня создалось впечатление, что из всех гувернанток только мисс Осборн имела достаточно храбрости вставать ночью и заходить к ребенку.

Он изрек ругательство, я сделала вид, что не слышу.

— Набитые дуры! Нужно быть глупцом, вроде меня, чтобы приглашать их сюда да еще позволять оставаться. А что мисс Осборн? Почему она не посвятила меня? — допрашивал он, словно я была виновата.

— Она грозила пожаловаться Вам, если Кларисса вздумает беспокоить ее по ночам. И Ваша дочь… не хотела… не хочет, чтобы Вы знали, как она боится. Эти собаки и меня напугали, немудрено, что девочка такая нервная.

— Не припомню, чтобы я упрекал ее когда-нибудь за страхи.

— Наверное, это так. Извините. Наверное, я пыталась найти для нее оправдание, которого не требовалось.

— Вы правы. Завтра поговорю с ней, успокою. Забыв на мгновение о моем присутствии, он отпил из бокала, задержал вино во рту и, сморщившись, проглотил. Я старалась понять, к чему относилась гримаса — к вину или ко мне.

— Вы собираетесь сесть? — спросил он. — Или мне придется весь вечер задирать голову?

— Конечно нет, милорд. Я выдвинула стул. Он глазами указал на один из графинов, стоявших на столе: «Вина?» Я колебалась, не зная, как поступить.

— Это легкое вино. Мисс Пендавс готовит его сама, — добавил он, уловив причину моего замешательства с такой легкостью, что я почувствовала досаду. Его же эта сцена забавляла.

— Ну, тогда совсем немного.

Он налил желтую жидкость из графина в высокий бокал на длинной ножке. Когда тот был наполнен на две трети, он остановился и вопросительно посмотрел на меня. Я кивнула, он пожал плечами и поставил графин на место, заткнув его пробкой.

Вы всегда так воздерживаетесь?

— У меня не было выбора.

Он передал мне бокал. Волчья морда на перстне блеснула на мгновение, из-под манжеты рубашки показались длинные волосы, покрывавшие руки. Взглянув на него, я поняла, что жест был преднамеренным. Он специально старался произвести впечатление. Заметив мой взгляд, он убрал руку.

— Обязательно нужно было ждать, чтобы кто-то предоставил Вам выбор? — спросил он, возвращаясь к прерванной теме.

— В моем положении вряд ли было уместно решать самой.

— Я в Вас разочарован.

— Милорд?

— Ужасно скучная мораль. Можно подумать, что Вы росли в семье сельского пастыря.

— Однако если бы я вела себя иначе, Вы вряд ли доверили мне воспитание дочери.

Он откинулся в кресле, внимательно глядя на меня.

— Но сегодня Вы свободны от обязанностей, не так ли? — хитро подзадоривал он. — Точнее, сегодня вечером Вам предстоит заняться мной.

— Думаю, это не совсем верная оценка ситуации. Он широко улыбнулся:

— Я Вас шокировал, мисс Лейн?

— Ничуть.

— В самом деле? Я думал иначе, но, возможно, я не так проницателен, как мне кажется.

— В этом Вы правы.

— Вам следовало почувствовать себя уязвленной. Как меня уверяют, в Корнуэлле нет ни одной молодой леди, которую не шокировало бы мое поведение. Ни одна мать не хочет отдать за меня свою дочь.

— Создается впечатление, что это доставляет Вам огромное удовольствие.

«Такое же, как ловить меня на удочку», — подумал он.

Обед прошел мирно. Его редкие замечания не были вызывающими, а касались обычных дел, таких, как моя поездка, устройство. Но когда тарелки убрали, он оживился.

— Еще рано, я надеюсь, Вы не собираетесь ложиться спать?

Мне ничего так не хотелось, как лечь спать, но из вежливости я согласилась посидеть еще.

— Прекрасно, — сказал он.

Его черные глаза озорно блеснули, и снова я поняла, что он в точности угадал мои мысли. Если я была права, это свидетельствовало о его полном равнодушии к моим желаниям. Он развалился в кресле, вытянув под столом ноги. Казалось, каждое движение доставляло ему удовольствие, он был в восторге от себя, своей привлекательности, она давала ему чуть ли не физическое наслаждение, хотя он отлично сознавал, что другие могут не разделять его ощущений.

— Окажите мне любезность, мисс Лейн, расскажите о себе, — он произнес это с предельной вежливостью, словно обращался к старому другу за чашкой чая. — Я так мало о Вас знаю, словно Вы совсем чужой человек, а не член семьи.

Каким-то странным образом эта фраза задела меня сильнее, чем прошлые оскорбления.

— Мы не связаны кровными узами, — ответила я, почувствовав, как внутри все натянулось от напряжения.

С тем же успехом можно было промолчать, так как он не обратил никакого внимания на мои слова. Сложив ладони, он выжидательно смотрел поверх пальцев.

— Я жду.

— Мне нечего сказать такого, чего Вы не знаете, милорд.

Одна мысль о том, что придется рассказывать ему о моем детстве, сковывала меня, как обручем. С трудом, но мне удалось почти правдоподобно засмеяться.

— Не могу поверить, что Вас интересуют детали, которые ни для кого не представляют ценности, разве только для меня самой.

Ему, наверное, передалось что-то от моей неловкости, виной которой был он, и он махнул рукой: «Ну, тогда расскажите о чем-нибудь другом».

О Боже! Неужели я еще должна его развлекать, а он будет сидеть, развалясь, и брать на заметку мои слова, чтобы в один прекрасный день обернуть их против меня? Придется его разочаровать. Я умела держать свои суждения при себе. С таким же успехом он мог потребовать снять перед ним платье. Эта мысль заставила меня покраснеть.

— Вы любите театр? — спросил он, видя, что я не намерена пускаться в рассуждения.

— Я не была в театре, хотя читала много пьес.

— Оперу? Симфонические концерты?

— Не приходилось слышать ничего такого, что заслуживало бы обсуждения.

— Ну, мисс Лейн, Вы неинтересная собеседница.

— Не привыкла произносить речи. К тому же не хочу утомлять Вас. Думаю, мне лучше пойти спать.

Он встрепенулся:

— Я Вас не отпускал.

— Извините, милорд, мне показалось…

— Вы здесь не затем, чтобы вообразить, чего нет. Должен ли я считать, что Вы пуститесь наутек всякий раз, когда Вам случится услышать что-то, что придется не по вкусу?

— Разумеется нет, милорд.

— Будем надеяться, это не в Ваших интересах, ибо я все равно Вас найду и договорю то, о чем хотел сказать, где бы Вы ни укрылись.

— В будущем не позволю себе выйти из комнаты без разрешения.

Вспомнив, что в этот вечер я обещала себе не вызывать его гнев, я смиренно сложила руки на коленях и опустила глаза. В этой позе я ждала, что же он скажет дальше.

— Боже Праведный! — воскликнул он. — Я не считал Вас безгрешной, но никогда бы не подумал, что Вы можете так тушеваться и позволять вить из себя веревки. Или я ошибаюсь, эти качества водились за Вами всегда?

— Я этого не замечала.

Он допил свой кларет и с силой обрушил свой бокал на стол.

— Но ведь Вы же сидите за моим столом, покорно опустив глаза и благочестиво сложив руки, как послушная гимназистка. Одеваетесь во все черное — этот цвет Вам не идет — и стягиваете волосы на затылке с таким остервенением, словно хотите избавиться от молодости и женственности, считая их величайшим грехом. Все, что осталось от того ребенка, которого я встретил в доме, — это короткие временные вспышки прежнего непокорного характера, но скоро и от них ничего не останется.

Я чуть не задохнулась от негодования.

— Как Вы смеете?! Что Вы себе позволяете?!

— Это мой дом, здесь я могу позволить себе почти все.

Вся надежда на то, что мне удастся сохранить спокойный тон до конца вечера, исчезла.

— Вы не понимаете хороших манер! — взорвалась я. — Но если Вашу грубость я вынуждена терпеть, то нападки на меня лично терпеть не собираюсь.

— Я только говорю правду — то, что вижу.

— Что Вы знаете обо мне? О какой правде Вы говорите? Вы ничего не знаете и не имеете права судить обо мне. Особенно о моей одежде, которую я не выбирала.

— Вы хотите, чтобы я поверил, что Вы не имели возможности заказывать себе платья?

— Вы угадали. Леди Вульфберн самолично заказала траурную одежду для всех нас. А так как мне предстояла работа гувернантки, она не сочла нужным выбрать для меня менее мрачные тона.

— А Вы пытались протестовать? Или благодарность за милосердие брата вынуждает Вас к безоговорочному повиновению?

— На мою долю выпало так немного милосердия в Вульфбернхаус, что я свободна от обязательств. Кроме того о Вашем брате я могу сказать только, что он был весьма глуп и распустил жену и дочерей из-за нежелания заниматься ими — так ему было спокойнее.

Выпалив эту тираду, я поняла, что он сумел все же вытянуть из меня признание, и покраснела. Лорд Вульфберн расхохотался, но не зло, как раньше, а веселым смехом. Я еще не видела его таким счастливым.

— Бедный Генри! Он был бы уязвлен, услышав, как низко оценили его щедроты.

— Вы не имели права провоцировать меня, — пробормотала я, не в силах поднять глаза. — Если бы Вы вели себя корректно, я бы не сделала этого признания.

— Но Вы его сделали, — возразил он. — Эгоистичный и неумный. Так примерно Вы его охарактеризовали, только в других выражениях? Хотите взять свои слова назад?

Я наконец осмелилась оторвать взгляд от скатерти. Было видно, что его ничуть не задел нелестный отзыв о брате. Напротив, казалось, что он доволен: повеселел, выглядел моложе и мягче, словно все его заботы исчезли.

Могло ли быть, что именно этого он от меня и ждал?

В тот же момент я поняла — ему неважно было, что я скажу, а просто нужно было отвлечься от мрачных мыслей. Он наблюдал за мной, как зверь за добычей, забавляясь игрой и своей властью. Во мне закипало негодование.

— Это жестоко и не вызвано необходимостью, милорд. Я действительно не испытывала любви к Вашему брату и его семейству, но не собиралась поверять Вам свои чувства.

— Не вижу причины, почему бы Вам не поделиться со мной. В конце концов, во мне Вы встретите больше понимания в этом вопросе, чем в ком-нибудь другом. Я полностью разделяю Ваше мнение. Так, значит, этот траур — просто дань приличию?

— Считайте, как Вам угодно.

— Это не ответ.

Я подумала, что, если уклонюсь от ответа, он снова начнет свои нападки. Поэтому я сказала:

— Если бы у меня был выбор, я бы не соблюдала приличий. Уж лучше вызвать осуждение, чем проявлять лицемерие.

— Будьте осторожны, мисс Лейн, а то общество отвергнет Вас так же, как меня.

— Сначала этому обществу придется принять меня в свой круг.

Он вопросительно поднял брови. Казалось, из всего семейства он один относился ко мне с должным уважением, несмотря на его нападки. Это могло бы служить утешением, но вместо этого усиливало чувство неловкости. Я с радостью вернулась бы к той незначительной роли, которая была мне предназначена. К счастью, у меня возникла идея, которая отвлекла от неприятных мыслей и позволила переключить разговор на другую тему.

— Я хотела просить об услуге, лорд Вульфберн. Дело в том, что Клариссе нужны платья попроще для прогулок по болотам. Не могли бы Вы заказать их для нее?

— Я доверяю Вам заняться этим делом. Обратитесь к миссис Пендавс, дайте ей распоряжения. Считайте, что Вы получили неограниченные полномочия.

— Большие, чем у Вас?

— Боюсь, даже если я захочу возразить, Вы все равно сделаете по-своему.

— Ошибаетесь.

— Да? У меня сложилось впечатление, что Вы задались целью спасти мою дочь, — он сделал паузу. — И вернуть меня себе самому, снова сделать из меня покорного ягненка.

Я подавила протест. Что касалось Клариссы, он был абсолютно прав, но вторая заявка ни в какие ворота не лезла.

— Вы мне приписываете слишком большую смелость. Я не собиралась превышать свои полномочия и распространять свое влияние на взрослых членов семьи. Кроме того, ягненком Вы никогда не были.

— Был. Наивным, неинтересным и ужасно скучным.

— Чепуха. Вы были…

Я осеклась, поняв, что он меня провоцирует. Он поднялся и стал изучать свое отражение.

— Как? Вы не хотите похвалить меня? Разве я был не красив? И никакого признания моему героизму? Разве я не спас Вас?

— Время, когда Вас было за что хвалить, давно прошло. И если Вы собираетесь вытягивать из меня признания целый вечер, я уйду без Вашего разрешения.

Я встала, чтобы удалиться. Он выронил нож.

— Пожалуйста, останьтесь!

В голосе не было насмешки, только отчаяние. Я снова почувствовала, как остро он нуждается в поддержке и что ему необходимо отвлечься.

— Должна ли я понять, что Вы будете обращаться со мной более обходительно?

Он утвердительно кивнул, выпрямился в кресле и принял позу раскаявшегося подростка. Только настороженный взгляд предупреждал, что верить ему до конца не следует. Я устало села на свое место.

— О чем мы будем беседовать? — спросил он. — Если Вы обещаете не быть очень нудной, я позволю Вам говорить о чем угодно.

— Есть два дела, которые меня беспокоят.

Я не спускала глаз с его лица, чтобы снова не попасть впросак.

— Что это за дела?

— Первое касается моей предшественницы, мисс Осборн. Не могло случиться так, что с ней произошел несчастный случай?

К моему облегчению, его лицо не изменилось, хотя взгляд сделался серьезнее.

— Не думаю, — ответил он, — уже месяц, как она ушла. Если бы случилось что-то плохое, мы бы узнали.

— Но станционный смотритель был уверен, что на станции она не появлялась.

Он пожал плечами.

— Могла уехать из Лискарда, если вообще уехала поездом. Может быть, встретила кого-нибудь из фермеров и попросила подвезти ее в Бодмин.

— Но она Вас не уведомила об отъезде.

— Я с самого начала предупредил ее, что буду очень недоволен, если она захочет уехать без особо важной на то причины.

— Тем не менее мне кажется странным, что она не взяла вещи.

— Полно, мисс Лейн. Не хотите ли сказать, что я выступил в роли коварного убийцы и спрятал ее труп?

— Этого я не имела в виду.

— Мудро с Вашей стороны. Ведь если я догадался спрятать труп, то уж наверняка придумал бы, как избавиться от одежды. Можете считать меня убийцей, если Вам нравится, но я решительно против, чтобы меня называли дураком.

— Я и не собиралась. Но согласитесь, что ее поведение может показаться странным.

— Снова должен Вас разочаровать. Не одна из гувернанток Клариссы убегала отсюда тайно, без всякого объявления. Опасаясь этого, миссис Пендавс спрятала чемодан мисс Осборн на чердаке. Ей пришлось бы посвятить кого-то из прислуги в свои намерения, чтобы забрать вещи. Но она предпочла этого не делать.

— Так вот почему мой чемодан так быстро исчез, — я попыталась улыбнуться, но не смогла.

— И вот почему последние гувернантки моей дочери получают роскошные апартаменты и отличное обслуживание.

— Ваша миссис Пендавс — хитрая женщина.

— Но намерения у нее хорошие, Вы не станете этого отрицать. Что касается чокнутой мисс Осборн, думаю, она пришлет за вещами, как только осмелится написать. Вас устраивает мое объяснение?

Я кивнула:

— Видимо, у меня воображение богаче, чем я предполагала.

— Вульфбернхолл способен разбудить воображение, — ответил он мрачно. По его лицу пробежала тень, но он отогнал свои мысли и вернулся к разговору. — Что еще беспокоит Вас? Вы упоминали два дела.

— Боюсь показаться самонадеянной.

— Прекрасно. Если Вы правы, то будете обязательно поставлены на место, — он снова повеселел.

— Это насчет овцы…

Он напрягся, но я продолжала:

— Вы были расстроены, что я не сразу передала известие. Конечно, меня это не должно касаться, но я хотела бы знать, не грозит ли мне опасность.

— Вы совершенно правы — Вас это не касается. Он взял бокал и начал вертеть его в руке. Красное вино грозило выплеснуться на скатерть. Он, казалось, ничего не замечал, поглощенный своими мыслями. Я смотрела на него молча, не решаясь заговорить вновь. Наконец, он поставил бокал.

— Если бы была опасность, я первый Вас предупредил. Но, чтобы у Вас не возникли ненужные подозрения, я объясню.

Он отбросил со лба прядь темных волос, открыв две глубокие складки, прорезавшие лоб.

— Уже много лет в округе исчезают овцы. Часто их останки находят вблизи Вульфбернхолла, и жители обвиняют моих собак. Это обвинение нелепо, но я предпочитаю платить убытки, чем в одно прекрасное утро найти собак отравленными.

— Кто-то может осмелиться на это?

Он вздохнул:

— Вполне. Овцы нужны людям, это их средство существования.

— Но кто же их на самом деле убивает?

Он усмехнулся, уловив в моем голосе возмущение несправедливыми притязаниями местных фермеров.

— Будьте осторожны, мисс Лейн, нужно хорошо знать, кого Вы защищаете. Я не стою Ваших усилий. Что касается разгадки, она проста — дикие собаки. Думаю, что в свое время тайна раскроется.

— А Вы уверены, что это не Кастор и не Поллукс?

— Так же твердо, как то, что это сделал не я. В них я уверен даже больше, чем в себе, — они не пьют. У Вас есть еще вопросы?

— Нет, по крайней мере, в данный момент.

— А-а! Буду с нетерпением ждать, когда появятся другие. В нашей повседневной жизни Ваш живой ум отыщет много загадок. Меня лично часто обвиняют в том, что мне все всегда ясно и я не задаю вопросов.

— Несомненно, это Ваша тактика.

— А в чем Вы можете меня обвинить?

— Только в том, что Вам нравится смущать людей. Или я ошибаюсь?

Его глаза сузились.

— Интересно, мисс Лейн, Вы всегда так проницательны? С Вами придется быть начеку.

— Мне тоже. Ибо из нас двоих нападающая сторона — Вы, а я только защищаюсь.

— Вы недооцениваете своих способностей.

— Напротив, атаковывать я не умею. Вот защищаться — научилась.

— Значит, пощады просить не будете?

— Если и буду, то не получу. Он криво усмехнулся.