– Туда, к лифтам! – Как и все иностранцы в любой стране, она говорила медленно и громко.

Такси остановилось. Хайд увидел, что прежде чем, запыхавшись, выбраться из машины, Роз уставилась на него. Ее раздражала, как ей казалось, его непробиваемая инертность.

– Вылезай, Хайд, приехали! – нетерпеливо выпалила она, нервы напряжены, как вены на теплой белой руке. Она даже похлопала по бедру, словно обращалась к собаке. Ворча и встряхивая головой, выставив вперед ладони, словно подобревший пьяница, он выкарабкался с заднего сиденья, сразу расслабившись.

Роз, не найдя в сумке наличности, выругавшись, подписывала дорожный чек, пользуясь вместо стола крышей такси. Хайд тоже облокотился о крышу и глядел на водителя, чувствуя, как внутри растет крошечный оазис спокойствия. Возможно, это состояние продлится всего несколько мгновений. А пока он испытывал блаженство. Роз помахала заполненным чеком. Водитель, подозрительно его оглядев, положил в пухлый бумажник. Хайд, словно боясь расплескать драгоценную жидкость, осторожно двинулся прочь. Шагнул назад... и отлетел в сторону такси, осознав, что не успел уловить тревогу на лице Роз, казалось, бесконечные секунды открывавшей рот, чтобы крикнуть. От удара о машину перехватило дыхание. Одна рука загнута за спину, в голову позади правого уха уперся холодный ствол пистолета. Он хватал ртом воздух, а дыхание незнакомца у его щеки было сильным, уверенным, шумным. Звенело в ушах. В голове шумело, он едва соображал. Роз оправлялась от шока, глядя на них в бессильном ужасе. В лучшем случае от нее можно было ожидать только вспышки женской ярости, не больше. Нападавший заслюнявил ему щеку. Глаза Роз, словно прожектор, метались из стороны в сторону. Потом его, загнув руку за спину, так что он, потеряв равновесие, согнулся дугой, оттащили от такси.

– Привет, – возбужденно задышал на ухо обидчик, – добро пожаловать домой, сынок!

Хайд застонал от боли в руке. Мысли метались, словно рука в поисках оружия. Роз попыталась зайти за такси, но американец заорал на нее, размахивая пистолетом у головы Хайда. Роз отпрянула назад, и пистолет снова больно уперся в голову.

– Стоять у стены, мадам! – В голосе нотка удивления, словно он не ожидал присутствия Роз и не имел инструкций на ее счет. – Кто она такая, Хайд? – Пистолет уперся в правый висок, у самого глаза, так что он заслезился. Плечо от боли онемело, ноги подкашивались.

– Моя тетушка, – огрызнулся он.

– Работает на Обри? – Хайд отрицательно покачал головой. – Как бы не так, черт возьми! Харрел был прав, когда говорил, что ты пойдешь на такой бредовый шаг! О'кей, пошли – и ты тоже, мадам, – вон моя машина!

Хайд почувствовал, как к горлу подступила тошнота. Слезы застилали глаза. Американец, по-прежнему выкручивая руку, толкал его вперед.

– Эй, ты! – заорал американец на шофера такси. – Убирайся к черту отсюда... давай, двигай! – Хайду казалось, словно его заталкивают в жесткий тусклый свет гаража, перед глазами мелькали радужные разводы бензина и темные масляные пятна. Ослабевшие непослушные ноги цеплялись за выбоины пола. Рука онемела, жгучая боль ушла вглубь. Американец, словно ласкающийея пес или любовник, терся щекой о его голову, подталкивая телом в спину и зад.

Роз пятилась перед ними – лицо словно белый шар, широко открытые глаза, искаженный ужасом рот.

– Вот я и добрался до тебя, засранец, – тяжело дыша, шептал американец. – Я бы тебя пришил, но Харрел хочет это сделать своими руками. Специально предупредил.

Роз наткнулась на запыленный черный лимузин, потом, недоуменно глядя, прижалась к нему. Теперь Хайд узнал по голосу американца – лица его он не видел: это он в машине Харрела жаловался, что от Хайда воняет. Хайд хорошо отделал его приятеля, сидевшего с другой стороны.

В пустом гараже гулко отдавалось эхо, словно морская раковина многократно усиливала шум их дыхания. Слабость в ногах, запах собственного пота и страха, неизбежность конца.

– Открой дверь! – рявкнул американец, обращаясь к Роз. – Открывай! – Она, как шофер, распахнула дверь и снова прижалась к ней. – Влезай, мадам! – Роз забралась на сиденье. Американец больно дернул Хайда за руку.

Хайд упал на колени, американец от удивления сильнее сжал запястье и заломил руку, удовлетворенно глядя на бессильно опущенные плечи своей жертвы.

– Нет, ты поведешь машину, мадам... мы сядем сзади.

Краем глаза Хайд увидел пистолет, мелькавший, как меленькая черная летучая мышь. Казалось, Хайд перестал дышать... или слышать. Шумело, раздирая ее на части, в голове. Юный русский солдат, изуродованные трупы, безногие, безрукие дети, слепые...

...Ошалевшая от ужаса Роз, глядя на него, словно старуха, выбралась с заднего сиденья и тяжело взгромоздилась на место водителя. От нее никакой пользы.

– Лезь в машину, твою мать!

Американец снова заломил руку. Подняв голову, Хайд взвыл от боли... и правой рукой достал из-за голенища нож. Блеснув в тусклом свете, он опустился раз, другой, третий, сперва неловко, потом умело. Роз вскрикнула раньше американца. У того крик перешел в булькающий звук, потом в шипение выходящего воздуха. Хайд обернулся поглядеть, кровь брызнула ему в лицо...

Обнаженная челюсть, перерезанное горло, длинная неглубокая царапина на груди после первого неудачного удара. Он повалился на американца, тот с широко открытыми глазами на посеревшем лице, разбрызгивая кровь, сползал по пыльному боку машины.

Роз продолжала визжать. Рука американца выросла в размерах. Хайд понял, что упал на колени рядом с трупом. В разжатой безжизненной ладони блестела связка ключей. На улице затихал звук отъезжавшего такси. Все произошло в считанные секунды, визг шин и рев мотора сорвавшегося с места такси, словно замедленная запись, служили фоном для его сумбурных действий, ругательств и предсмертных стонов американца, пронзительного визга заламывавшей руки Роз. Черные глаза и ярко накрашенные губы на белом, как мел, лице.

Хайд почувствовал, как к горлу подступает тошнота, и не смог удержаться – его вырвало. Потом изнеможенно задрожал, словно по телу после взрыва насилия пробежали сейсмические волны. В ушах звенело от визга Роз и, возможно, от пережитого ужаса. На одно мгновение он словно со стороны оглядел место действия и самого себя. На место растерянности и полуосознанного раздражения пришло огромное неодолимое желание во что бы то ни стало, оперевшись на машину, встать на ноги. Он стер кровь с глаз и лица, смахнул со лба пот. Пот ли? Кружилась голова. Бешено мелькали мысли.

– Заткнись, Роз! – завопил он. Голова раскалывалась от ее визга. – Заткнись, ради Бога!

Открыл багажник американского лимузина, наклонился над обмякшим, с упавшей на грудь головой телом американца, поднатужившись, подхватил под безжизненные руки, поволок по полу, преодолевая отвращение, прижал к себе, поставил на ноги, опрокинул в багажник... с облегчением захлопнул крышку, натужно дыша и обливаясь потом.

Один из этих, думал он, одной сволочью меньше, чуточку спокойнее, одной сволочью... И так без конца. Кровь рядом с радужным бензиновым пятном. Открыл дверцу машины и выволок оттуда Роз, потому что легче было сделать, чем сказать, вообще говорить...

...Потом заорал:

– Где, черт возьми, паршивый автомобиль, что взяли напрокат? Где он? – Силы покидали его быстрее, чем нужно. Он едва волочил ноги, поддерживавшая рука слабела, не было сил толкать ее впереди себя. Он не толкал, не мог, а падал на нее, тем самым заставляя двигаться вперед. Роз сопротивлялась, с раскрасневшимся лицом яростно трясла головой, скрежетала зубами. – Где машина? – снова заорал он. Она обессиленно показала рукой. Хайд увидел стоявшую в стороне «ауди», продолжая слабо толкать Роз.

К желудку, к горлу снова пугающе подступала тошнота. Не чувствующие бетонного пола ноги заплетались. Роз упиралась.

– Ключи. Ключи!

Роз свирепо оглянулась. Тяжело дыша, они смотрели друг на друга, словно враги. Потом часовой механизм – двигавшие ею ужас и потрясение – сломался, остановился. Она, повозившись с замком, отперла пассажирскую дверцу "ауди". Затем швырнула ключи ему, поцарапав щеку. Он услышал, как они зазвенели, упав на пол.

Схватив ключи, с усилием забрался в машину. Захлопнул дверцу. В дыхании Роз ему почудился упрек.

Чем, по-твоему, я занимаюсь? Вожу по свету группы туристов? – Он не мог не орать, протестуя против ее молчаливого укора.

Он уставился на свои руки, лежащие на уже ставшей скользкой баранке. Правая – яростно сжимала ключи от машины, левая – вцепилась ногтями в руль. Не в силах совладать с собой, он снова дрожал от возбуждения и злости. Все это не скоро кончится, так просто не выбраться. Им нужно заставить его замолчать, словом, убить – для них это единственная гарантия; его спасение – убивать их. Неповоротливыми пальцами Хайд с силой вставил и повернул ключ зажигания. Мотор взревел. Роз по-прежнему отчужденно и укоризненно смотрела на него. Он, завизжав шинами, подал машину назад, выкрутил баранку и на скорости выехал по пандусу наружу. Она удовлетворенно откинулась на спинку.

– Зачем Обри привез тебя? – кричал он в ветровое стекло. – Зачем позволил тебе увидеть? – Он задышал часто и затрудненно, хватая ртом воздух. – Какого черта ты здесь околачиваешься? Боже, зачем тебе все это видеть?

Обри следовало бы знать. Теперь же старый хрыч и ее подвергает опасности. Не надо было впутывать ее в это дело. Хайд душой понимал ее отвращение и ужас. В нем боролись чувство самосохранения и неожиданно вновь возникшее желание забыться – напиться, накуриться гашиша и уснуть. Окунуться в пустоту. Проснувшись, видишь и нюхаешь одно лишь дерьмо.

– Гляди, где Обри – бросил он, резко притормозив на верху изогнутого пандуса и вглядываясь в редкое ночное движение. Выехав на улицу, повернул в том направлении, откуда приехал – в сторону аэропорта. – Мы уезжаем прямо сейчас. Не прозевай его!

Теперь она не станет доверять ни одному его слову, даже не будет слышать. Она видела. В голове как в неисправной лампе дневного света вспыхивала и гасла ярость.

– Хватит с меня! – заорал он. – Поняла? Хватит! Ты же видела: или он, или я... С меня, черт возьми, хватит!

Атмосфера в машине сгущалась, как перед грозой. Она, глядя с укором, упорно, а может быть, бессильно, молчала. Ему требовалось забыться – стряхнуть отвращение к самому себе, избавиться от страха, подавить ярость, которая так просто вылилась в убийство американца. Так просто...

...Чтобы выдержать это, забыть, ему потребуются короткие черные провалы сознания, паузы. И избегать отражений в зеркалах.

Он смертельно устал от убийств, устал убивать. Афганистан. Он болен заразной болезнью. Поглядел на свои руки, будто ожидая увидеть позорные пятна этой болезни. Он ее подцепил.

Усиленно моргая, выпрямился на сиденье и сосредоточил все внимание на улице, машинах и пешеходах.

– Вон там, – тихо произнесла Роз, вяло махнув рукой.

– Что?

– Там! – завизжала она с искаженным лицом.

Надвинув шляпу и наклонив голову навстречу ветру, постукивая тростью по тротуару, торопливо шагал Обри. Хайд почувствовал, что не может сдержать нахлынувшей на него злобы. Резко затормозил, так, что завизжали шины, испугав старика, подался к тротуару.

– В чем дело? – спросил Обри, открыв заднюю дверь и сунув голову внутрь.

– Садитесь, – не повышая голоса, произнес Хайд. – Они ждали в гараже. Мы едем немедленно... Садитесь же!

Обри забрался в машину. Тем временем Хайд увидел, как двое мужчин, по одному на каждой стороне улицы, встали, как вкопанные, прежде чем ринуться вперед. Один тенью скользнул вдоль освещенной витрины антикварного магазина, другой выбрался из-под навеса, шаря на ходу во внутреннем кармане пальто. Хайд с места рванул от края тротуара на середину улицы. Роз пронзительно вскрикнула. Громко засигналил встречный грузовик, а перебегавший улицу человек, теперь уже с пистолетом в руке, замешкался, опасаясь быть сбитым "ауди". В зеркальце заднего обзора, все уменьшаясь, виднелись фигуры обоих американцев.

Обри смотрел на них в заднее стекло. Роз, обхватив лицо ладонями, тряслась мелкой дрожью.

– Куда?

– Что! А, в Равалпинди... да, в Равалпинди. Все улажено, – запинаясь, сдавленным голосом откликнулся Обри.

Хайд только кивнул, усиленно моргая, словно пьяница, у которого двоится в глазах.

Тут завопила Роз:

– Он его убил!

– Что?..

– Заткнись! – рявкнул Хайд. Из-за нее смертельная усталость снова навалилась на него! Закружилась голова.

Повернувшись к Обри, Роз бессвязно выплескивала на него свое повествование, мелкие нелепые обвинения, испытанный ею ужас. Хайд почувствовал, как сдавило виски. Он страшился бессонницы: скоро придется остановиться, нужно выпить... затянуться... хотя бы что-нибудь! Голос Роз больно отдавался в голове, она разламывалась от крика. Скоро, если не поспит, не получит гашиша, он будет не в состоянии владеть собой.

– Заткнись, Роз! – снова крикнул он, пытаясь снять нараставшее, парализующее напряжение. – Ради Бога, заткнись!

Он злился на нее, на ее посредственность, на ее показное кривляние. Пререканиям между ними, казалось, не будет конца, как в замедленном фильме об автомобильной катастрофе с болтающимися внутри машины и вылетающими сквозь ветровое стекло манекенами. Она все еще была не в состоянии соображать. В зеркальце отражалось хмурое лицо Обри.

– Заткнись, заткнись, заткнись... – без конца повторял он.

Опершись спиной о скалу, Кэтрин смотрела на оставшуюся от дома все еще дымившуюся груду бревен в четверти мили от нее. Сверху и вокруг густо стояли сосны, однако оставалась прогалина, в которую просматривалась часть покрытого галькой берега и мерцающая поверхность озера. Фургон окружного судебного следователя давно уже увез обнаруженный в развалинах дома обугленный труп. Пожарная машина, медленно развернувшись, направилась между деревьями в сторону города. Осталась только сверкающая на солнце машина шерифа.

Она продолжала разминать и массировать ушибленную правую ногу. Немногочисленные соседи из разбросанных по берегу домиков и автоприцепов уже разъехались. Уехал и фотокорреспондент местной газеты. Она неподвижно сидела здесь, наверно, два часа, может быть дольше. Опасность ей не грозила с тех пор, как тот, кого звали Дэйвом, шатаясь под тяжестью, приволок на плече что-то похожее на мешок и свалил на заднее сиденье машины, которую заранее вывел из укрытия. Его разъяренный вид и паническая спешка подсказали ей, что он притащил Фрэнка. Это она убила Фрэнка...

Чтобы приглушить воспоминания, она принялась сильнее растирать ногу. Медленно, толчками воспоминания отступали. И движения рук стали мягче, скорее стали похожи на поглаживание. Да и мысли о камне, опускающемся на поднятое кверху вопрошающее лицо Фрэнка, и постепенно слабеющей, сползающей с ее колена руке уже не были такими острыми, походили скорее на легкие приступы тошноты при пустом желудке, нежели на душащую рвоту. Растирая ногу то чаще, то медленнее, она старалась вернуться к более прозаическим вещам. Болит нога. Постараться придумать занятие или ритуал. Осмотрела одежду, проверив каждое пятнышко, пока не убедилась, что высохшие красно-бурые пятна – это следы от земли и древесной коры. Обследовала каждую дырочку, каждую лохматую ниточку на блузке и брюках, неоднократно отряхиваясь, то и дело потирая болевшую ногу.

Вытерла лицо найденным в сумочке сложенным мало пригодным для этого носовым платком. Словно ребенок, от нечего делать расхаживающий по краешку ковра, прыгающий через опасные трещины на асфальте, десятки раз включающий и выключающий свет в спальне. Лишь бы забыть этот ужас и подавить тошноту.

Фрэнка свалили в машину, словно мешок с продуктами, нет, даже более небрежно. Машина, взревев, умчалась в сторону города задолго до приезда шерифа. Она судорожными движениями вытерла руки все тем же слюнявым платком, снова протерла лицо. Причесалась и понемногу привела себя в порядок.

Хотелось одного – обо всем забыть. В конце концов никто не знал о том, что она была в домике. Знал Блейк – его нашли одного.

Снова принялась оглядывать блузку, поправлять волосы, массировать ногу. Спустя некоторое время ее внимание привлек сначала медленно, потом все быстрее приближавшийся небольшой гидросамолет, опустившийся на слепящую поверхность озера. Она наблюдала, как, коснувшись воды, он исчез в ослепительно ярком свете, оставляя позади рассыпающуюся бриллиантами волну. По мере того, как он замедлял движение, след его постепенно терял очертания. Она сосредоточенно вглядывалась в слепящую гладь озера. Повернувший к берегу подпрыгивающий на воде самолет, его раздражающе яркая красно-белая окраска отвлекли ее от созерцания водной поверхности. Она взялась еще сильнее растирать ногу. Потом снова обратила взгляд на гидроплан и прилетевшего в нем человека, которого подобрала лодка с капризным навесным мотором. Он высадился на галечный берег вблизи ее домика и направился в сторону шерифа, внимательно разглядывая пепелище и кучу обгоревших бревен. Ее рука неподвижно лежала на больной ноге.

Представляется, пожимает руку шерифу, что-то показывает, его признают... роется ногой в пепелище, поднимая над водой облако золы. Кивают головами, шериф одобрительно хлопает приезжего по плечу, и оба направляются к полицейской машине. Кэтрин услышала, как громко взревел мотор, но ее внимание отвлек другой звук. С ближайшего дерева с пронзительным криком вспорхнул черный дрозд, окончательно вернув ее к действительности. Несколько поблек блеск воды; по поверхности в косых солнечных лучах пробежала рябь. Дрожа, словно проснувшись в холодной спальне, она растирала озябшие руки. Полицейская машина, подпрыгивая на ухабах, скрылась за деревьями, направляясь в сторону города. Гидросамолет покачивался на якоре, его краски стали ярче, натуральнее. С берега донесся запах кухни. Она заставила себя посмотреть на часы, понимая, что надо трогаться... уходить... невольно признаваясь себе: нужно выбираться отсюда, бежать. Застонала от жалости к себе. Снова все вернулось к ней. Вымазанные в грязи брюки, больная нога, порванная грязная и... забрызганная кровью блузка, пепелище на месте дома, падающий, поворачиваясь, как останавливающийся волчок, Блейк, кровь, заливающая бледное лицо Фрэнка, зияющая рана на голове. Зажала рот руками, подавляя крик; из груди, закладывая уши и нос, обдавая жаром ладони, рвалось горячее дыхание. Отвернула голову, боясь, что стошнит. Желудок был пуст – ее вырвало еще до того, как она вскарабкалась сюда. Глаза слезились, создавая обманчивое впечатление, что вновь засверкало озеро.

Нужно было уходить... теперь, казалось, мало что этому мешало. Все было за то – послеполуденная прохлада; опустевшая поляна около пожарища; понимание, как много времени потрачено впустую. Она, пошатываясь, поднялась, натянула на ноги свои тонкие комнатные туфли, наклонилась поднять сумочку. На хвое валялся грязный мятый платок. Помешкав, подняла его и принялась вытирать им брюки, потом долго терла руки. Низкое солнце слепило глаза, она беспомощно щурилась. Порывшись в сумочке, отыскала темные очки, расправив дужки, надела, словно выходя из дому в уличную жару.

Больно ступая ко камням, стала пробираться между соснами вниз. У нее с собой были деньги, кредитные карточки, водительские права. На окраине городка находился мотель с гаражом – она видела из машины, когда Блейк вез ее сюда. Машину Блейка отбуксировали полицейские. Медленно двинулась вперед. Под деревьями унылая вечерняя синева. До нее дошло, что она, словно в детстве, считает про себя шаги, с замиранием сердца ожидая впереди засаду. Старалась обходить залитые косыми лучами солнца поляны. Показалось, что слишком громко дышит. Заставила себя перестать считать шаги, стараясь подавить в себе ощущение беззащитности. Смолистый запах сосен, шорохи в кустах, предвечерняя прохлада – все действовало на нее угнетающе. Прибавила шаг... споткнулась, упала, оцарапав ладони и колени, наткнулась щекой на торчащий сучок, чуть не выколов глаз. Вскрикнув, тут же испуганно замолчала. В ветвях порхали невидимые птицы. Задрожала всем телом, словно попавший в ловушку зверек. Все это – страхи детства. Решительно взяла себя в руки. Поглядела на грязные, в крови руки, на голую коленку, торчавшую из порванных брюк, внутренне собралась... и перестала дрожать, ровнее задышала. Потом поднялась на ноги. Лес поредел, между деревьями желтел солнечный свет. Услышала звук проехавшей машины, в нос ударило бензином. Зажав под мышкой сумочку, вышла из лесу на дорогу, оставив страхи позади, готовая к немедленным действиям. Вот только у одежды весьма жалкий вид...

Прямо перед ней – низенькие домики мотеля и навес гаража. Мгновение поколебалась, отругав себя за нерешительность. Теперь ее подстегивала необходимость торопиться. Там, на горе, бесполезно потеряна уйма времени. Она совсем забыла, что Дэйв вернется и приведет с собой других. Они легко ее выследят – им опишут машину, назовут номер, укажут направление. Хватит тратить время попусту!

Перебежав дорогу, направилась ко входу в мотель. "Линкольна" на стоянке не видать. На свежем ветерке трепетали флажки. Толкнув стеклянные двери, вошла в вестибюль. Жарко. Натертый паркет, яркие ковры, на деревянных панелях стен, словно живые, головы лосей. Волчья голова следила, как она оглядывала посетителей мотеля, потом рядом с вывеской ресторана разглядела телефонные аппараты. Пахло мастикой и чугунными радиаторами. Знакомых среди присутствующих не было, но все ее существо почти физически противилось обыкновенности этого места, мельканию клетчатых рубашек и фирменных курточек посыльных, зрелищу выстроенных в аккуратный ряд чемоданов. Все мешало ее уверенности, выбивало из колеи. Щеки пылали от возбуждения и нерешительности. Манили к себе телефоны.

Во всяком случае могла же она воспользоваться его помощью. Ей не нравилось, что она обращалась к едва знакомому человеку, как к собственному отцу, к которому, кстати, так ни разу и не обратилась. Она внушала себе, что он обладает опытом, что Блейк был его человеком, что его долг – найти выход из положения. Продолжая мысленно спорить с собой, она уже рылась в сумочке и вдруг вспомнила, что ей придется звонить с оплатой на том конце. Пришлось примириться с такой необходимостью, рассматривая ее как обязанность Обри.

Коммутатор. Лондонский номер. Там сейчас поздний вечер, он должен быть дома. Кажется, он держит экономку. Вроде бы так говорил отец. Из-за жары в вестибюле путались мысли. Стараясь быть незаметной, она в нелепой позе пригнулась, украдкой оглядываясь по сторонам.

И тут она увидела Дэйва – да, это был он, на этот раз в твидовом пиджаке и серых брюках, безупречно чистых. Он не спеша направлялся к конторке администратора. У нее захватило дух. С ним были еще двое, похожие друг на друга, как мормонские проповедники. В трубке раздавались гудки лондонского номера Обри.

– Мисс Кэтрин Обри? – спросил кто-то рядом.

Она хрипло, со стоном поперхнулась, испуганно раскрыв глаза. Ей почудилось, что до нее добрался один из тех троих, хотя она видела их всех у конторки разговаривающими с администратором и не подозревающими, что она прячется в темпом узком коридоре, где висят телефоны...

Она замахнулась трубкой, но чья-то рука перехватила ее кисть.

– Убери свою паршивую руку...

Незнакомец отнял у нее трубку и повесил на место. Перед ней стоял мужчина, которого она раньше не, видела. Покрасневшее от солнца лицо, рыжеватые волосы, очки в светлой оправе и серый мешковатый костюм. Она попыталась вырвать руку. Ноги почти не держали ее. Только в голове продолжалась борьба.

– Мисс Обри, пожалуйста, не поднимайте шума. Послушайте, я здесь, чтобы вам помочь... пожалуйста, выслушайте!.. – Она не сводила глаз с повешенной им трубки. – Послушайте меня, давайте отойдем куда-нибудь, и я вам все объясню. Меня не надо бояться. Он был не выше нее ростом, хрупкого телосложения, довольно невзрачный. Ее смущал его испуганный вид, словно он был зеркальным отражением ее самой.

– Отпустите меня! – произнесла она в ответ.

– Пожалуйста, не затевайте возни! Я чуть вас не упустил. Знаете ли, небольшая встряска, приехал за... телом Блейка или тем, что от него осталось... – Ощущение опасности ослабло; теперь она, пожалуй, снова переключила внимание на троих, стоящих у конторки, на Дэйва, который показывал что-то администратору. Тот отрицательно покачал головой.

– Что вам нужно? – выдохнула она, когда он отпустил руку. Потерла кисть. Он стоял, загораживая вестибюль. Туалеты находились дальше по коридору. Он, не мигая, смотрел, нет, не на нее, мимо нее, будто вспоминая. Блейк – догадалась она. Его растерянный вид окончательно обезоружил ее.

– Я... меня послали сюда отыскать вас, мисс Обри. Указание из Лондона. Мне сказали, что, возможно, я... шериф сказал, что, когда они приехали, там все полыхало. – Он посмотрел на нее в упор. – Они обнаружили только один труп. Я не знал за что взяться, чтобы отыскать вас...

– Что вы хотите со мной сделать? – На переднем плане разыгрывалась комедия, даже фарс: опасность была там, у конторки. Они вот-вот обернутся, глянут...

– Что?.. Видите ли, я приехал, чтобы увезти вас отсюда, понимаете? – чопорно, словно классная дама, пояснил он. – Хочу сказать, что вы можете справиться обо мне в Лондоне. Я дам вам номер, по которому можно позвонить. Меня зовут Мэллори...

Дэйв выходил из себя, яростно тер подбородок, проверяя регистрационные карточки, которые выложил перед ним администратор. Один из сопровождающих Дэйва пересек вестибюль и, опершись руками о бедра, стал разглядывать стоянку, надежно охраняя дверь.

– Черт возьми, вы с этими? – перебила его она, показывая в другой конец вестибюля. Мэллори обернулся, став еще более похожим на клерка, еще более ничтожным.

Повернувшись обратно, начал было:

– Вы хотите сказать?..

Кэтрин утвердительно кивнула.

– Блондин поджег дом. Он и... еще один малый убили Блейка, застрелили, понятно? – Она медленно, негромко выплескивала слова, освобождаясь от лихорадочного напряжения. – Значит, вы из Лондона, так?

– Из консульства в Лос-Ан... – Он не решался оглянуться в сторону Дэйва, озабоченно переговаривавшегося со своим спутником. Кэтрин понимала, что они вот-вот примут решение. Сквозь стеклянную дверь была хорошо видна спина третьего. – Вы хотите сказать, что они... – Казалось, нужно было, чтобы на него свалилась еще одна неожиданность, прежде чем он осознал опасность и понял, что если он будет по-прежнему бездействовать, это может обернуться бедой для обоих. – Мисс Обри, если то, что вы говорите, правда, нам нужно немедленно отсюда уходить...

– Значит, это вы прилетели на гидросамолете? – неожиданно дошло до нее. Мэллори кивнул, с ужасом глядя на Дэйва и его спутника. – Он дожидается, чтобы забрать вас отсюда. – Кэтрин, подавляя панику, глянула с напускным спокойствием.

– Да-да. Тогда едем! – заторопил он.

– Один из них стоит в дверях, – охладила она его.

– За туалетом пожарный выход. – Он снова оглянулся на стойку. Кэтрин трясло, но она боялась пошевелиться. – Скорее, мисс Обри, сюда... ну, пожалуйста!