ПРЕДИСЛОВИЕ

Никто не оспаривает того факта, что Шерлок Холмс не имел себе равных в замечательном методе дедукции. Общепризнанно также и то, что в безмятежную поздневикторианскую эпоху его славные подвиги воспринимались с удивлением и восхищением. Но что, скажите, сохранилось бы в памяти людской, не будь у него верного и преданного друга, доктора медицины Джона Г. Ватсона? Лишь благодаря его наблюдательности и легкому перу мы так хорошо осведомлены о жизни этого неординарнейшего из людей – Шерлока Холмса. Без Ватсона Холмс в лучшем случае оставался бы полузабытой легендой.

С уходом от нас доктора Ватсона окончательно порвалась связь с прошлым, когда его знаменитый друг не раздумывая действовал со всей присущей ему энергией и преступники дрожали при одном лишь упоминании о нем. Но хвала Небу, Ватсон сохранил для нас его неповторимость.

Предлагаю почтить память этого кроткого и терпеливого человека, доставившего столько радости и тогдашним и всем последующим поколениям читателей: поднимем бокалы за Ватсона, так великодушно облагодетельствовавшего не только мировую криминалистику, но и восторженных поклонников всего света.

В заключение следует заметить, что в ту ночь, когда разбомбили банковскую фирму «Кокс и К°» в районе Черинг-Кросс, Лондон, волей случая я подобрал чемоданчик, где находились бесценные неопубликованные рукописи.

А теперь возвратимся в те далекие дни, когда знаменитый сыщик являл свою отчаянную смелость и необычайное владение дедукцией.

Возвратимся в туманный и лунный свет никогда не кончающегося тысяча восемьсот девяносто пятого года.

Фрэнк Томас

Лос-Анджелес, 1980

При публикации рукописи доктора Ватсона автор пользовался помощью и поддержкой виднейшего ученого, специалиста по Шерлоку Холмсу, Джона Беннета Шоу из Санта-Фе, Нью-Мексико. Профессор Л. Л. Ааронсон из института романских языков сличил соответствие языка той эпохе, что изображена в романе.

Дополнительные исследования проведены Эльзи Пробаско, а Мона и Фрэнк читали корректуру и вносили бесценные предложения. Спасибо вам, мать и отец.

1

МЕРТВЕЦ

Дни, когда в доме 221б по Бейкер-стрит царит мирная, спокойная атмосфера, хотя и редко, но все же выпадают. Вечером одного из таких благословенных дней Шерлок Холмс с трубкой во рту восседал за своим бюро, занимаясь, за неимением более важных дел, раскладыванием вырезок по папкам. Заявивший о себе после обеда ливень хлестал все так же неудержимо. Мириады водяных струй изгибались под напором порывистого весеннего ветра; крупные капли дождя, точно рвущаяся с треском шрапнель, били о стекла.

Холмс, как всякий одаренный художник – а уж он-то истинный художник своего дела, – подвержен частым сменам настроения, окружающая обстановка оказывает на него сильное влияние. Я опасался, что непогода ознаменует собой начало очередного мрачного периода в его жизни, но во время обеда он вел себя оживленно и весело. Правда, позволил себе отпустить какое-то едкое замечание по поводу падения изобретательности в преступном мире, но это был обычный его выпад, сделанный скорее по привычке, чем по необходимости. Послушать его, так количество совершаемых преступлений едва ли не сокращается, что никак не может соответствовать действительности хотя бы потому, что за истекшие двенадцать месяцев две большие папки заполнились отчетами о проведенных им расследованиях.

Я описывал кое-какие из наиболее замечательных дел Холмса, прежде чем, как он однажды выразился, память о них унесет течение времени. Я как раз собирался сходить за своими заметками, лежавшими в прикроватной тумбочке в моей спальне наверху, когда случилось то, чего я уже давно подсознательно ждал: Холмс отодвинул в сторону баночку с клеем, захлопнул папку и подскочил на месте. Ясно, что его гложет беспокойство. Он пересек комнату, подошел к каминной доске и стал выбивать трубку.

Поднимаясь по лестнице с черного хода, я готов был биться об заклад, что через две минуты он начнет нервно расхаживать по комнате, испытывая настоятельную потребность в пище для ума, а именно – каких-то фактов, требующих осмысления. Невозможность применить свои выдающиеся, может быть, лучшие в Европе умственные способности, а также специальные знания неизменно приводит его в раздражение. Но такое, подумал я, входя в спальню, уже бывало. Зубчатые колесики в голове гения редко останавливаются надолго. Последующие события подтвердили мою правоту.

Раздался звонок у входной двери и, спускаясь в гостиную, я увидел, что Холмс стоит на лестничной площадке, глядя вниз, через семнадцать ступеней, отделявших его от нижнего этажа.

– Конечно, поднимайся Билли, – крикнул он. И чуть тише добавил: – Только ни слова миссис Хадсон.

И не успел я осмыслить это предупреждение, как в нижнем дверном проеме показалась огромная человеческая фигура. В этом, собственно, не было ничего удивительного, ибо посетители дома на Бейкер-стрит бывают разного, как низкого, так и высокого роста, но вошедший нес на руках другого человека. Поднявшись в гостиную, он положил свою ношу на диван, и я, не раздумывая, поспешил к бамбуковой вешалке, где висела моя медицинская сумка. Билли, мальчик-слуга, стоя на площадке, понимающе взглянул на Холмса и торопливо закрыл дверь.

Великан отошел в сторону, чтобы я мог осмотреть потерпевшего, и Холмс еле слышно прошептал:

– Ватсон, это Берлингтон Берти, один из моих знакомых.

Я кивнул в знак приветствия: при виде грязной рубашки, почти полностью залитой кровью, у меня тотчас перехватило дыхание. Лежавший передо мной был обмотан белым шелковым шарфом, который я незамедлительно разрезал. В груди и в животе виднелись три глубокие ножевые раны. Даже с помощью стетоскопа я с трудом уловил сердцебиение. Переведя взгляд с мрачного Холмса на стоявшего рядом великана, я произнес роковые слова, которые, увы, время от времени приходится произносить всем врачам:

– Он умирает, и я ничем не могу ему помочь.

– Так я и думал, что ему крышка, – высказал свое мнение Берлингтон Берти.

Словно в опровержение диагноза человек на диване слегка шевельнулся и с бледнеющих губ легким вздохом сорвалось имя моего друга:

– Холмс…

Тот мгновенно подскочил к умирающему.

– Да? – проронил он, не сводя стальных глаз с распростертой на диване фигуры.

– Они… нашли его…

Слова едва можно было расслышать, в уголках рта выступила кровавая пена.

– Чу… Это Чу…

Бесцветные губы, резко выделявшиеся на эбеново-черном лице, попытались произнести что-то еще, но это усилие оказалось последним. Внезапно голова откинулась набок, черты лица заострились. Все это время глаза были плотно закрыты, видимо, это помогало превозмочь боль, но тут он вдруг открыл их, словно давая понять, что наступил конец.

Я машинально убрал лекарства и инструменты в сумку, затем бережно закрыл уставившиеся в пространство глаза, такие же безжизненные теперь, как два агата.

Из уважения к усопшему все замолчали. Тишина нарушалась лишь шумным дыханием Берти, стоявшего рядом с моим другом. Кусками длинного шелкового шарфа я отер кровь с тела усопшего и, тяжело вздохнув, поднялся на ноги.

– Помер как настоящий мужчина, – ни к кому не обращаясь, проговорил Берлингтон Берти.

– Лучше расскажи, что произошло.

Холмс посмотрел мне в глаза, и, бросив окровавленные лоскуты в мусорную корзину, я потянулся к буфету за бутылкой вина и сифоном.

– А как насчет него?

Грязный палец указал на мертвое тело.

– Ну уж он-то никуда не денется. – Подойдя к каминной доске, Холмс извлек щепотку грубого табака из стоявшей там персидской пантуфли. – И где же это случилось?

– В вест-индских доках, сэр. У меня там свои дела. Так вот, прохаживаюсь я себе, никуда вроде бы не смотрю, но слышать все слышу. Тут вдруг поднимается шум-гам, я поворачиваюсь и вижу, как этот вот самый негритос схватился с тремя парнями, которые, видно, хотят его порешить. Дело, похоже, складывается не в его пользу, но я себе думаю: «Не суйся не в свое дело, наживешь еще неприятностей на свою голову». Тут негритос как даст одному кулаком, тот закачался и задом-задом ко мне. Поворачивается, а в руке у него нож так и блестит, так и сверкает, ну я вмазал ему в ухо, да так, что он свалился прямо с причала в воду, только пузырьки пошли. Тогда на меня накинулся другой, уж и сам не знаю, как получилось, что он ногой зацепился за мою и брякнулся на настил. Что ж, думаю, там тебе и место, и еще наподдал как следует – больше он не шевелился. Я чувствую, что уже вхожу в раж, но как раз в это время негритос хватает третьего, тот отлетел в сторону и свалился. Только звук какой-то странный, глухой такой, будто он шмякнулся обо что-то мягкое, оказывается, он весь в опилках, ну и черт с ним! Оборачиваюсь к негритосу и вижу, что его изрядно порезали, поэтому стягиваю с себя эту тряпку…

– Тряпку? – переспросил я и тут же осекся, потому что глупее вопроса быть не могло. Я вручил Берти большой стакан. Так ничего и не ответив, он поблагодарил меня широкой улыбкой, обнажив свои безупречной формы зубы, особенно поражавшие белизной на щетинистом чумазом лице. Пока он изучал содержимое, Холмс решил заполнить образовавшуюся паузу.

– Шелковый шарф, обмотанный вокруг тела, принадлежит Берти, мой дорогой Ватсон. Это для него, можно сказать, орудие труда.

– Послушайте, мистер Холмс, вы же знаете, что я не так давно завязал.

– Сейчас не время обсуждать это. – Хотя ситуация никак не располагала к веселью, в ясных, проницательных глазах моего друга мелькнула насмешливая искорка. – А что было потом?

Я вручил Холмсу бокал с вином, и мы выпили. Элементарная вежливость предписывала долить бокал Берлингтона Берти; делая это, я внимательно слушал его.

– Он был тяжело ранен, сэр, но все же назвал ваше имя… Холмс, сказал он так, будто в этом треклятом мире нет ничего более важного. Я говорю, что знаю вас, а он отстегивает мне пять фунтов и обещает добавить еще пятерку, если я отнесу его к вам. Ну, думаю, надо бы отвезти, к тому же, думаю, может, доктор Ватсон его починит. Сажаю его в пролетку и прямым ходом сюда.

– Он ничего не сказал дорогой?

Берлингтон Берти покачал головой.

– Он еле дышал, сэр, вот-вот помрет. Он и помер. Некоторое время Холмс размышлял, затем лицо его прояснилось, он принял решение.

– Хорошо, Берти, расскажи теперь о тех, кто на него напал. Один из них, как я понимаю, свалился в воду.

– Сдается мне, о нем можно забыть навсегда, его тело, наверное, выплывет в устье Темзы. Думаю, что и второй тоже отдал концы. Разница только в том, что его можно подобрать.

– А что с третьим? – Холмс подошел к бюро, выдвинул ящик с деньгами и извлек оттуда банкноту. – Вот тебе обещанные пять фунтов. А теперь вернись к своему рассказу. Последний из нападающих остался на причале, и я хочу знать, кто он такой, а главное – на кого работает. За это ты получишь…

– Ничего больше не надо, мистер Холмс. – Повернув свою бычью шею, Берти долго смотрел на диван. – Кто бы ни был этот парень, дрался он здорово. Придется заплатить ему должок. Попробую поймать эту птицу и притащить ее сюда.

Великан хотел было направиться к двери, но Холмс жестом остановил его. Взяв со стола газету, сыщик аккуратно завернул обрывки шелкового шарфа, предварительно выудив их из мусорной корзины.

– Возьми это с собой, Берти, и где-нибудь выбрось. И думаю, лучше всего забыть об этом происшествии. А ты, случайно, не знаешь, где кучер?

– Внизу, ждет меня. Он муж моей сестры и кое-что задолжал. Никто из нас не скажет ни словечка.

Ступени протестующе заскрипели под тяжестью Берти. Итак, еще один из необычайного окружения единственного в своем роде сыщика-консультанта. Холмс подошел к дивану, как раз в этот момент хлопнула входная дверь и звякнул засов, задвинутый Билли.

Мой друг, склонившись, внимательно рассматривал курчавые волосы, эбеновую кожу, длинное мускулистое тело убитого.

– Кто это, Холмс? – полюбопытствовал я.

– Не имею ни малейшего понятия.

– Но он назвал ваше имя?

Холмс пожал плечами. С ловкостью опытного карманника изящными тонкими пальцами он извлек бумажник из внутреннего кармана пальто покойного – такие бумажники обычно носят моряки – и, вытащив оттуда паспорт, бегло просмотрел и вместе с бумажником убрал обратно в карман.

– Его имя ничего мне не говорит, Ватсон. Вполне возможно, документ поддельный. Сейчас такие фальшивки в большом ходу.

Взгляд Холмса, словно стилет, вонзился в лицо мертвеца: мой друг пытался найти хоть какую-нибудь зацепку, чтобы установить личность убитого.

– По-видимому, нубиец. Может быть, ваххабит, а может быть, и нет. Одно несомненно, приехал из Судана.

Он осторожно притронулся к голове мертвеца, затем прошелся пальцами по лбу, вдоль низко спадающих волос.

– Интересно, – сказал он как бы самому себе.

Вдруг он схватил руки мертвеца и стал пристально всматриваться в ногти. Затем подскочил к каминной доске и взял складной нож, лежащий среди не вскрытой еще корреспонденции. Письма лавиной посыпались на пол. Не обратив на это никакого внимания, он возвратился к дивану и принялся скоблить один из ногтей. Я оцепенел от ужаса, но тут Холмс повернул ко мне свое худое лицо: на губах его едва заметно играла победная улыбка.

– Я знал, что за этим что-то скрывается.

Бросив нож на пол, он двинулся к двери, к моему безмолвному изумлению, распахнул ее, но прежде чем успел позвать, появился наш верный слуга.

– Билли, – бросил Холмс с той торопливостью, которая означала, что он уже идет по следу. – Возьми кеб и тотчас поезжай в клуб «Диоген». Скажи мистеру Майкрофту Холмсу, чтобы он немедленно приехал. Но так, чтобы никто из посторонних не слышал. Если его там нет, не оставляй записки и ничего не передавай на словах. Затем отправляйся в Скотленд-Ярд и разыщи инспектора Алека Макдональда. Вечерами он обычно задерживается на работе и ты наверняка застанешь его. Объясни, что очень важно, чтобы он приехал с тобой. – Холмс сунул Билли несколько монет. – Ты все понял?

Плутоватое лицо слуги словно осветилось изнутри.

– Я мигом, сэр!

И он тут же ушел.

Сыщик с удовлетворением закрыл дверь. Какое-то мгновение он смотрел на тело убитого, затем, расплываясь в улыбке, перевел взгляд на меня.

– Вы в недоумении, старина?

– Мягко сказано. Какое отношение ко всему этому имеет ваш брат?

– Самое непосредственное. Берлингтон Берти буквально понял просьбу умирающего. Негр сказал «Холмс», и он принес его сюда. Человек этот недавно прибыл из Египта, судя по паспорту: по внешнему же облику он суданец. Видите ли, Берти принес его не к тому Холмсу. Негр говорил о Майкрофте.

2

ОТКРОВЕНИЯ МАЙКРОФТА

От изумления я открыл рот, такое, впрочем, нередко происходит со всеми, кто общается с великим сыщиком; тщетно пытался я осмыслить все происшедшее и те откровения, которые он сделал в моем присутствии. Глядя на своего подвижного как ртуть друга, я чувствовал себя каким-то деревянным истуканом, непроходимым глупцом. Вместо апатичного теоретика с Бейкер-стрит передо мной предстал человек действия, его блистательный ум уже перебирал всевозможные варианты, задавая себе замысловатые вопросы, необходимость ответить на которые бросала вызов его совершенно уникальному таланту. Он взбежал вверх по черной лестнице и тут же вернулся с простыней в руках.

– Послушайте, Ватсон, я полагаю, не лишним будет прикрыть сей неодушевленный объект, который еще недавно был живым человеком. Не исключено, что к нам заявятся некие посетители и труп на диване вполне может пробудить любопытство даже у самых простодушных.

Помогая Холмсу укрывать темное тело накрахмаленной девственно-белой простыней, я ни на минуту не упускал из виду то, что простыня, как полусвернутый шатер, также может возбудить нежелательное любопытство. Умение использовать недомолвки и полуправду Холмс возвел до уровня искусства, и все же я осмелился высказаться:

– А не лучше ли нам перенести покойного в спальню?

– Это, вероятнее всего, повергнет инспектора Алека Макдональда в такой шок, что он никогда уже больше не оправится. Здесь этот человек умер и здесь он должен оставаться, пока тяжелый маховик закона не придет наконец в движение. – Прищурив один глаз. Холмс лукаво взглянул на меня. – Хотелось бы сделать одну поправку, старина. Появление моего брата, вполне возможно, повлечет за собой отступление от привычных норм. Майкрофт поистине привносит темную ауру мрачных тайн.

– И все же мне непонятно, каким образом он…

– Мне тоже, но тем не менее я вижу проблеск света. Если Билли проявит достаточно настойчивости, мой брат опередит нашего друга из Скотленд-Ярда, что не замедлит благоприятно сказаться при раскрытии внутренней механики этого дела.

Я все еще пребывал в полном недоумении, но одно обстоятельство заставляло меня незамедлительно высказаться.

– Послушайте, Холмс, то, как вы используете этого парнишку Билли, едва ли заслуживает одобрения. На вид он само простодушие; над ним, несомненно, сжалился бы даже голодный лев, но он знает этот мир и его слабости много лучше, чем юноши вдвое старше его по возрасту.

– И слава Богу. У циркачей в ходу такая поговорка: «Лови зверей еще детенышами и укрощай не медля». Такие, как Билли, – наша надежда, Ватсон. Мы же не вечны.

Я лишь сердито фыркнул, так и не сумев достойно возразить. Холмс прежде всего был прагматиком, а прагматизм – философское воззрение, которое трудно оспаривать. Наш преданный слуга был одной из шестеренок машины, созданной Холмсом. Опровергать успех – дело весьма затруднительное.

Укоризненный взгляд, что я тотчас метнул на своего лучшего друга, наткнулся на его неширокую спину: он уже стоял за бюро и что-то торопливо строчил на большом листе бумаги.

– Как только Билли вернется, надо будет срочно отправить эти телеграммы, – произнес он. – Последние предприятия нашего врага вызывают величайший интерес.

– Нашего старого?.. – Никогда в жизни мне еще не приходилось в такой степени играть роль греческого хора.

Продолжая строчить, Холмс изумленно воззрился на меня.

– Но вы же слышали последние слова умирающего?

– О том, что кто-то нашел что-то.

– Нет, после этого. Он отчетливо произнес «Чу». А это наводит на мысль только об одном человеке, Ватсон.

– Боже всеблагой! – воскликнул я, мысленно ругая себя за бестолковость. Речь, конечно же, шла о Чу Санфу. Этот негодяй в свое время похитил меня и предоставил достаточно оснований помнить о нем.

Холмс снова взялся за перо, но тут в голову мне пришло одно, по всей видимости, довольно разумное соображение.

– Но ведь после дела о Золотой Птице вы совершенно сокрушили этого восточного повелителя преступного мира.

– Точнее будет сказать – я обрубил его щупальца, – не поднимая глаз, бросил он. – Усилиями лаймхаусского отряда Макдональда были закрыты опиумные игорные притоны, различные заведения, пользующиеся дурной славой, прекращены контрабандистские операции. Но Китаец по-прежнему на свободе и кто знает, какие хитроумные планы вынашивает его непроницаемый разум.

Я присел у камина и на мгновение воцарилась тишина. Я задумался. Если преступник-китаец взялся за старое, нужно быть начеку. Чу Санфу перенес немало унижений от моего знаменитого друга с Бейкер-стрит и в его впалой груди наверняка пылает страшный огонь жгучего желания отомстить. Теперь обстановка в квартире отнюдь не казалась мне мирной.

Красивой завитушкой Холмс закончил последнее сообщение и сложил все телеграммы стопкой в ожидании посыльного. Среди множества необъяснимых проблем мой рассудок упорно возвращался к одной, вероятно, самой незначительной.

– Скажите, Холмс, зачем был нужен этот шелковый шарф?

– Берлингтон Берти – грабитель. Обычно он повязывается этим шарфом, но перед тем, как разбить витрину и похитить разложенные там вещи, обматывает им кулак.

Холмс стоял у окна, пристально разглядывая улицу внизу.

– Подъезжает какой-то экипаж, полагаю, это Майкрофт. Видимо, Билли не зря потратил время. Будьте добры, в его отсутствие отоприте входную дверь.

Направляясь к лестничной площадке, я полюбопытствовал:

– Откуда вы знаете, что это ваш брат?

– Экипаж столь неприметен, что сразу наводит на мысль о принадлежности его Майкрофту, избегающему всякого внимания. Такой же и кучер – обыкновенный средний человек, типичное невыразительное лицо. И вот, наконец, экипаж у наших дверей и из него не без труда вылезает мой дородный братец.

Спускаясь по лестнице, я размышлял о том, что всегдашнее подтрунивание надо мной Холмса отрицательно сказывается на моих дедуктивных способностях.

Когда я открыл дверь, Майкрофт Холмс уже взял в руку молоток. При мерцающем свете ближайшего газового фонаря я успел заметить, что его экипаж в самом деле таков, каким его описал Холмс. Кучер плотного сложения, но кажется совершенно безликим, ничем не примечательным. Впрочем, таковы все агенты Майкрофта, широкоплечие и неприметные. Стряхивая капли дождя с цилиндра, старший Холмс посмотрел на меня своими бесстрастными серыми глазами.

– Мой добрый Ватсон, вы терпеливейший из всех людей.

– Почему вы так думаете? – спросил я, следуя за ним вверх по лестнице, ведущей к нам на второй этаж.

– Вот уже столько лет вы безропотно сносите причуды моего брата без каких бы то ни было вредных для себя последствий, хотя можно догадаться, что иногда это требует от вас большого напряжения сил.

– Вы шутите, – не раздумывая, ответил я.

Было ясно, что Майкрофт Холмс неохотно мирится с деятельностью и образом жизни моего друга, не уставая повторять об этом при каждом удобном и неудобном случае.

– Надеюсь, у Шерлока были веские основания позвать меня. – Дородный Майкрофт тяжело пыхтел и сердито ворчал, медленно поднимаясь вверх по лестнице. – Я едва не отверг его предложение, а это не так-то легко, когда имеешь дело со здравомыслящим искренним человеком, в чьих простодушных глазах словно светится чаша Грааля.

– Не обманывайтесь по поводу этого простодушия, – со смешком предостерег я.

– А я и не обманываюсь, – ответил государственный деятель.

Поднявшись на площадку, он разгладил пальто на своем брюшке, вздохнув, покачал головой и вошел в наши апартаменты.

Я заметил, что Холмс уже успел подобрать складной нож и еще не отправленные письма и сложил все это на каминной доске. Вообще-то он не любил наводить порядок в доме, но в те редкие случаи, когда нас посещал Майкрофт, все же находил время для уборки.

Сняв пальто и цилиндр, которые я принял из его рук; Майкрофт обозрел комнаты своими водянистыми, светло-серыми глазами: казалось, они были устремлены внутрь, но не упускали ничего из происходящего вокруг. Кивнув брату с той несколько официальной учтивостью, с какой они обращались друг к другу, второй по могуществу человек в Англии быстро направился к самому большому креслу.

– То, что я вижу, отдает мелодрамой, Шерлок. На диване у вас лежит мертвый негр. Что подумает миссис Хадсон?

У меня приоткрылся рот и даже Шерлок Холмс проявил легкое изумление, не ускользнувшее от его брата.

– Если ты хотел прикрыть труп, то почему из-под простыни высовывается рука? Из-за этого-то мертвеца, вероятно, ты и послал за мной. Но мое влияние не беспредельно. Даже я не могу объяснить присутствие трупа в вашем доме.

Столь добродушное подшучивание звучало несколько необычно в устах эксперта в области внешней разведки, как правило, произносившего лишь ни к чему не обязывающие фразы. Лишь позднее я сообразил, что он обладает такими же блистательными способностями, как и его брат, и потому уже успел понять и оценить ситуацию и напряженно обдумывал, какую занять позицию. Врасплох был захвачен сам Майкрофт, но ничто в его массивном лице не выдавало этого.

– К нам принесли смертельно раненного в доках человека, который просил, чтобы его отнесли к Холмсу, – объяснил брат. – Но его отнесли не к тому Холмсу.

Сыщик подошел к дивану и приоткрыл лицо покойного. Майкрофт невозмутимо взирал на это темное лицо, лишь его губы подрагивали.

– Много ли тебе известно? – спросил он.

– Очень мало.

– Он ничего не просил передать?

– Просил. Но прежде чем перейти к рассказу, я хотел бы знать, что за всем этим кроется. Я случайно оказался замешанным в это дело. А ты знаешь, что любопытство – отличительная черта всей нашей семьи.

Вокруг рта Майкрофта залегли упрямые складки.

– Это весьма щекотливое дело, Шерлок.

– Выкладывай правду, брат, кот все равно уже выпущен из мешка. Как только я заметил, что волосы этого человека отнюдь не курчавые от природы, а завиты искусственно, понадобилось всего мгновение, чтобы понять, что кожа его выкрашена в черный цвет. Дьявольски превосходная работа! Неплохо бы разузнать рецепт этой краски. Подозрения заставили меня провести тест, и я убедился в том, что покойник вовсе не нубиец, за которого его хотели бы выдать.

По лицу Майкрофта впервые скользнула легкая тень удивления.

– Крутерс был одним из моих лучших агентов. В этом обличье ему удавалось провести весьма наблюдательных людей.

– Но не самых наблюдательных, – парировал Холмс, никогда не причислявший скромность к добродетелям. – Его ногти внизу белые, а у негров должны быть голубыми. Ошибка отнюдь не смертельна, – добавил он. – Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь, кроме меня, заметил это.

– Что ж, ты меня успокоил, – сухо откликнулся Майкрофт, в тоне которого я, однако, уловил искренность. – Вся эта история может неблагоприятно сказаться на деятельности моего ведомства. У меня появилось одно предположение и, чтобы проверить его, я рискнул одним из лучших своих людей, работающих в англо-египетском Судане. Смерть Крутерса – высокая плата за это предприятие.

Шерлок Холмс долго смотрел на крупные, исполненные спокойствия черты брата, затем, пожав плечами, задернул простыню.

– Твой агент погиб не напрасно. – Холмс помолчал, приминая большим пальцем грубый табак в вересковой трубке. Затем зажег табак деревянной спичкой и, выпуская кольца дыма, продолжил: – Один из моих людей видел, как на твоего агента набросились в вест-индских доках. Двое нападавших погибли.

Майкрофт хотел было что-то сказать, но Холмс остановил его предупреждающим жестом.

– Я послал человека, чтобы перехватить третьего. Крутерс же произнес «Холмс», и его принесли сюда. Перед тем как умереть, он сказал несколько странных слов. Вот эти слова: «Они… они нашли его. Чу… это был Чу…»

– Так, стало быть, – проронил Майкрофт после продолжительной паузы, – я был прав. По крайней мере частично. Крутерс явно имел в виду твоего заклятого врага – Чу Санфу.

– Он враг не только мой, но и всей Англии, – мрачно отозвался сыщик. Положив трубку на каминную доску, он вновь подошел к дивану с распростертым на нем телом. – Если мои пальцы меня не обманывают, твой агент принес вещественное доказательство своей верности. – Он залез в рукав пальто умершего. – В тот момент, когда я обнаружил, что тут кое-что есть, мы с Ватсоном были не одни, поэтому я решил повременить.

Вытащив из рукава какой-то сверкающий предмет, Холмс подошел к сидящему Майкрофту. Я с любопытством приблизился к ним.

– Боже, какая красота!

Никто даже не попытался возразить. Перед нами предстал кинжал в сверкающих золотых ножнах. Холмс бережно извлек изукрашенное узором лезвие. Без единой царапины, необыкновенно изящных очертаний, оно, казалось, только что вышло из рук оружейных дел мастера. Но я интуитивно чувствовал, что его происхождение уводит в туман далекого прошлого.

– Древний Египет, – обронил Майкрофт Холмс.

– Без сомнений. Обратите внимание на изображение шакальей головы на ножнах. Бог усопших, – добавил Холмс, заметив мое недоумение. – Лезвие мастерски выковано из так называемого нагартованного золота, рукоятка отделана эмалью, стеклом и полудрагоценными камнями. В самом ее конце – лазуритовый скарабей.

– А я и не знал, что ты увлекаешься египтологией, – удивленно протянул его брат.

– Разве ты не помнишь, я когда-то жил в меблированных комнатах на Монтегю-стрит, в двух шагах от Британского музея, и у меня было куда больше свободного времени, чем сейчас.

– Что ты можешь сказать о кинжале?

– Это очень древнее и редкое оружие. Вероятно, принадлежало особе царских кровей. В Египте процветает торговля антиквариатом, впрочем, что-нибудь столь же ценное давно было бы куплено музеем или богатым коллекционером.

– Снова дедукция? – не удержался Майкрофт.

– Внезапные наводнения иногда обнажают еще не открытые гробницы, на радость местным грабителям. Есть, кажется, целая деревня, обитатели которой вот уже три тысячи лет живут ограблением мертвецов.

– Курна.

– Это настоящий рекорд в воровском деле, верно, Ватсон? – Холмс, конечно, не оставил без внимания мое вмиг вытянувшееся лицо. – Разумеется, до сих пор не исключена возможность найти неразграбленную могилу, хотя факты свидетельствуют об обратном.

Холмс взял с каминной доски трубку и уселся в кресло за бюро.

– Итак, я изложил свои соображения и рассказал о последних минутах жизни твоего агента. Теперь твоя очередь.

– Я рад, что мне не придется объяснять все это кабинету министров, – с поразительной откровенностью отозвался Майкрофт. – Полагаю, что в сфере геополитики дар предвидения является более чем ценным качеством. Джентльмены, в этом бурлящем котле, который именуется Средним Востоком, царит мятежный дух. Мои агенты не могут определить его источник, но это так. Призрак Мухаммеда Ахмеда ибн Сейида Абдуллаха не дает мне покоя.

– Дух Мухаммеда? – недоуменно воскликнул я.

– Махди[1], старина, – объяснил Холмс. – Насколько я помню, вашим героем всегда был Гордон.[2]

– Смерть генерала Гордона – одна из самых невосполнимых потерь.

– Стало быть, вы опасаетесь священной войны?

– Принимая во внимание, где именно разворачиваются события, это вполне вероятно, с другой стороны – вряд ли возможно. Итоги последней войны ошеломляют. Махди разгромил десятитысячную египетскую армию под командованием Билли Хикса, взял Хартум, а его приверженцы убили Гордона. Если бы в 1885 году не умер суданский пророк, как знать, возможно, мы все еще расхлебывали бы эту кашу.

Холмс смотрел на брата с тем проницательным выражением на лице, которое всегда появлялось в моменты его наивысшей сосредоточенности.

– Бьюсь об заклад, за всем этим кроется нечто большее.

– Почему ты так думаешь? – тотчас откликнулся Майкрофт.

– История наверняка заклеймит нашу колонизаторскую политику, но красные мундиры не столь уж многочисленной британской армии неоднократно предотвращали и будут предотвращать и впредь кровавые побоища. Империя несет за это ответственность, но дело тут нечисто.

Майкрофт Холмс обвел нас долгим взглядом и вздохнул.

– Генерал Китченер готовит новый захват Судана.

Я едва не вскрикнул от изумления. Значит, война! Смерть Гордона, незаживающая язва под потником Британской империи, взывает к отмщению.

Охваченный любопытством Шерлок, подавшись вперед, чуть не вывалился из кресла.

– Стоит Китченеру двинуться на юг, как религиозные восстания у него в тылу и с флангов обескровят армию. Бисмарк прав: нельзя вести войну на два фронта.

Спор между братьями зачастую весьма затруднителен для понимания. Сами по себе их высказывания вполне ясны, но каждый из них хотя бы частично представляет ход мыслей другого, и складывается впечатление, будто между ними существует невидимый канал общения.

Холмс нервно вскочил на ноги с такой энергией, будто прямо сейчас готов перейти Рубикон.

– Интересно, что за повышенный интерес у тебя к Древнему Египту? – проронил он, кивнув на узорчатый кинжал на бюро.

– Считай, что у меня есть особого рода чутье, – отозвался брат. – Меня манит мистический дух прошлого из предсказаний дельфийского оракула. Похоже, существует нечто такое, что фанатики смогут обратить себе на пользу, и тогда вспыхнет всепожирающий огонь, сопровождающийся ужасным опустошением.

Майкрофт Холмс говорил словно в никуда, уставившись серыми глазами в одну точку, но его задумчивый взгляд остановился на нас с Шерлоком.

– В последнее время на свет всплывают необычные древние предметы: поговаривают о странной экспедиции в Долину царей. Я велел Крутерсу завербоваться в эту экспедицию и, очевидно, небезрезультатно. Посмотри на кинжал, Шерлок. Зачем он его привез? Откуда? Кто его нашел? До сих пор я подозревал какой-то международный сговор, но упоминание имени Чу Санфу совершенно меняет картину. Он известный коллекционер, но вряд ли этого достаточно, чтобы объяснить такой сильный интерес к египетским древностям.

– Маленькая неточность, – перебил Холмс. – Он был коллекционером. И, насколько я знаю, распродал всю свою коллекцию. А это означает, что у него на руках крупная сумма наличных денег. К тому же я подозреваю, что Китаец страдает мегаломанией, а между маньяком и фанатиком, на мой взгляд, большая разница. Замыслы его становятся для меня все яснее и яснее. Если ты не возражаешь, Майкрофт, я немедленно займусь этим делом.

Майкрофт выразительно пожал массивными плечами.

– Зная тебя, Шерлок, я не стану возражать, ибо ты все равно теперь не отступишь. Тем более что твоя помощь пригодится, поскольку я должен скрывать деятельность своей организации. Выскажи я свои опасения, премьер-министр только посмеется надо мной. Правительство убеждено, что препятствия нужно преодолевать лишь по мере их возникновения. Я буду очень признателен вам с Ватсоном и твоей армии оборванцев.

– Эта армия порой весьма эффективна, – не без некоторого высокомерия произнес Холмс.

– Согласен, – ответил его брат, – но, пожалуйста, Шерлок, никаких розыгрышей. Лорд Кантлмир до сих пор не оправился от этой смешной истории с камнем Мазарини.

Майкрофт Холмс, казалось, шутил, но он явно надеялся, что его просьба будет услышана. Эксперт по внешней разведке, самый невозмутимый и надежный из всех известных мне людей, неприступный, словно гибралтарская крепость, видимо, все-таки испытывал некоторое беспокойство в связи с импульсивным характером Холмса.

Наконец, с видом человека, сделавшего все возможное, старший Холмс поднялся с кресла.

– Крутерса надо отсюда убрать, – сказал он. – И как можно незаметнее.

Пройдя по комнате с той невероятной грацией, которая бывает иногда присуща столь крупным людям, он подал из окна знак своему кучеру, затем многозначительно посмотрел на меня, что я сумел истолковать подобающим образом. К тому времени, когда я спустился на крыльцо, кучер уже держал в руках большую емкость. Я указал на лестницу, и он быстро и бесшумно поднялся наверх, затем ловко спрятал мертвое тело в емкость и без труда поднял его с дивана.

– Я следом, – произнес Майкрофт, и кучер с ношей тут же исчез. Подавая Майкрофту пальто, я попытался разрядить мрачную атмосферу.

– Похоже, вашего кучера ничем не удивишь.

– Удивляются лишь люди с замедленной реакцией, – побормотал Майкрофт. Прежде чем окончательно распрощаться, он бросил проницательный взгляд на брата. – Ты очень быстро вошел в курс дела, Шерлок. Возможно, ты от меня что-нибудь скрываешь?

Холмс без тени смущения парировал:

– Всему свое время.

Майкрофт что-то буркнул, и я поспешил открыть дверь. На лестнице раздались шаги. Я подумал, что возвращается угрюмый кучер, но на площадке стоял Билли, а за ним виднелась кислая физиономия инспектора Макдональда. Я отступил в сторону и полицейский заметил Майкрофта Холмса.

– Добрый вечер, сэр, – заикаясь от удивления, выдавил он, но, подстегиваемый любопытством, свойственным людям его профессии, тотчас спросил: – Это ваш экипаж стоит у тротуара?

В ответ Майкрофт кивнул.

– Ваш кучер занят чем-то странным…

– Мне пора ехать, – перебил Майкрофт Холмс. – Я уже давно должен быть в Уайтхолле. На улице довольно прохладно, полагаю, Ватсон, инспектор не откажется от бокала чего-нибудь горячительного.

– Спасибо, сэр, – откликнулся Макдональд с явным недоумением. – Но во время работы я не пью.

– Я поступаю точно так же, – заявил эксперт по внешней разведке, – и все же на вашем месте я бы не отказывался.

Только когда наконец Майкрофт Холмс, кивнув нам с Шерлоком, направился к двери, в глазах шотландца наконец блеснула догадка.

– Ну если так, я, пожалуй, и в самом деле не откажусь, доктор.

Пока он снимал цилиндр и пальто, я распоряжался у буфета.

– Я разгребал бумаги, мистер Холмс, но тут появился ваш парнишка и не сдвинулся с места, пока я не освободился. Хорошо еще, что мне никогда не придется его допрашивать, ибо из него и слова не вытянешь.

Худое лицо Холмса просветлело: он очень гордился Билли.

– Боюсь, нас ожидают большие неприятности, мистер Холмс, – продолжил инспектор, с благодарностью принимая бокал.

– Не исключено, – ответил великий сыщик, – хотя официальных осложнений все же меньше, чем я ожидал.

Уловив открытый смысл этих слов, инспектор многозначительно посмотрел на дверь, за которой только что скрылся старший Холмс.

– Наш старый знакомый Чу Санфу, мистер Мак, похоже, вновь бросает нам вызов.

Макдональд так резко опустил бокал на стол, что я вздрогнул.

– Опять! И в прошлый-то раз пришлось нелегко, впрочем, под конец все значительно упростилось.

– Вот как! И что же произошло? Просветите меня, инспектор, – с довольным видом попросил Холмс.

– Лаймхаусский отряд полиции случайно заполучил полный список всех деловых связей и сообщников Китайца, схему всей его организации. Но вы и сами знаете. – В это «вы» шотландец вложил всю свою иронию, редкие для него насмешливые нотки. – Мало-помалу мы загнали его в угол, вряд ли он снова посмеет раскидывать свою сеть в Англии.

– Вы сказали, что под конец все упростилось? – подсказал Холмс.

– Чу Санфу, казалось, потерял рассудок. Его люди при аресте оказывали сопротивление: дважды затевали с нами перестрелку. Правда, это было только нам на руку.

Холмс перевел взгляд на меня.

– Любопытное поведение с точки зрения медицины, не правда ли, доктор?

– Ничего необычного, – ответил я. – Когда мегаломаньяк натыкается на серьезные препятствия, он начинает пускаться в рискованные авантюры.

– Если вы имеете в виду, что он не в своем уме, я тотчас готов под этим подписаться, – вмешался Макдональд. – Но нам так и не удалось арестовать и осудить его самого: у него безупречное алиби. Хотя мы сорвали все его деловые замыслы.

– По крайней мере на какое-то время вы его обезвредили, – заметил Холмс. От этой фразы почему-то повеяло холодком. – Что сообщают ваши источники насчет его коллекции произведений искусства, инспектор?

– Фирма «Сейфе и Лофтс» внимательно следит за происходящим. Под наблюдением все лавки ростовщиков и скупщиков краденого.

– Я имел в виду легальную торговлю. Мне сообщили, что Чу Санфу распродал свои сокровища. Рынок просто ломится от них, ибо у Китайца была одна из богатейших коллекций в мире.

– Но в этом нет ничего противозаконного, мистер Холмс. Тут мы бессильны.

– Да, конечно. Но я хотел бы заметить следующее: несмотря на то, что вы перекрыли все источники доходов бандита, у него должно быть много наличных денег.

– Вырученных от продажи коллекции? – Во взгляде инспектора появилась некоторая настороженность. – Вы предполагаете, что он замышляет что-то новенькое?

– Вполне возможно. Как я понимаю, Китаец все еще в Лондоне?

– Да, сэр. У себя в Скотленд-Ярде мы уже списали его со счетов, но отнюдь не забыли.

– Отлично! – поднявшись, воскликнул Холмс. Он, вероятно, нажал кнопку звонка, проведенного на первый этаж, потому что кто-то тихо постучал в дверь. – Я навожу кое-какие справки и думаю, мистер Мак, что неплохо было бы снова внимательно последить за Китайцем.

Когда я подавал инспектору его одежду, он выглядел весьма разочарованным.

– И никаких других предположений, мистер Холмс?

На этот раз Холмс ответил ему очень откровенно:

– Я мог бы высказать множество предположений, но вы ведь нуждаетесь в твердых доказательствах, не так ли?

Инспектор пожал плечами.

– У каждого из нас свои методы, – философски обронил он и с этими словами вышел.

– Минутку, Билли, – воскликнул Холмс, подошел к бюро и взял исписанные листы бумаги. – Как только проводишь инспектора, проследи, чтобы все это было отослано.

Вручив мальчику несколько монет. Холмс закрыл дверь и удовлетворенно потер руки.

– Согласитесь, весьма насыщенный вечер, мой дорогой Ватсон.

Я вынужден был поддержать его мнение.

В атмосфере, которая царила в доме, явно была заметна перемена к лучшему. Колеса снова крутились, и крутились достаточно быстро.

3

ЕЩЕ ОДНА ЗАГАДКА

На следующее утро я встал непривычно рано в беспокойном ожидании возможной новой вспышки насилия, подобной той, которая стоила жизни героическому генералу Гордону.

Мы с Холмсом завтракали вместе, но он был слишком поглощен своими мыслями, а из опыта явствовало, что в таких случаях его лучше не тревожить. Дождь с вечера все не прекращался, и так как никаких вызовов у меня не было, я предался внимательному штудированию хирургического журнала «Ланцетте». Друг же мой еще раз тщательно осмотрел принесенный накануне золотой кинжал, а когда это ему наскучило, перешел к окну и устремил взгляд на безрадостный городской пейзаж.

Пачка разосланных телеграмм означала, что Холмс занялся расследованием кое-каких обстоятельств и, ожидая первых результатов, еще раз обдумывает смерть агента Крутерса, происхождение кинжала и опасения, высказанные его братом. Видимо, ему было о чем подумать, ибо, как уже знают читатели, он не отличался особым терпением, безделье страшно угнетало его.

Я не сводил глаз с великого сыщика и сразу понял, что произошло нечто неожиданное. До этого момента Холмс стоял прямо, погруженный в задумчивое созерцание, но вдруг он резко пригнулся к подоконнику, видимо, что-то высматривал внизу. В такой позе он походил на хищную птицу, готовую ринуться на свою жертву.

– Ватсон! У наших дверей остановился экипаж. Оттуда вышел джентльмен, настоящий джентльмен из тех, кто одевается на Савиль-роу. Ура! Он направляется прямо к нам. Учитывая состояние погоды и почти полное отсутствие транспорта, я бы предположил, что обстоятельства дела, приведшего его сюда, побуждают обратиться к нашим недюжинным способностям. Так вы обычно выражаетесь в своих рассказах, не правда ли?

Меня так и подмывало напомнить ему, что эти рассказы, которыми, по его мнению, я испытываю долготерпение читающей публики, всего-навсего незамысловатые описания того, что он делает. Но глаза Холмса так и сверкали, он потирал руки, словно ростовщик в предвкушении неожиданной прибыли. Я не хотел разрушать его радостные надежды, но врожденная практичность принудила сказать:

– Послушайте, Холмс, вы же должны размышлять над средневосточными делами.

– Для этого необходима дополнительная информация. А пока мы не можем отказать человеку, который приехал в такую непогоду.

Ну что ж, тут нечему удивляться, подумал я. Холмс всегда готов прийти на помощь тем, кто в ней нуждается на всех трех континентах, потому что ненавидит праздность и самолюбие не позволяет ему оставить хоть какую-нибудь загадку неразгаданной.

Билли доложил о посетителе, и Холмс жестом велел впустить, а я подумал, что справедливо поплачусь за свой оптимизм, если вошедший окажется стряпчим по делам церковных фондов. Однако этого не произошло.

Мистер Клайд Дитс из Мейзвуда, как он изволил представиться, был одет весьма щегольски. Сверкающий цилиндр, черный сюртук поверх белого жилета и лакированные кожаные ботинки.

Поприветствовав Холмса, он положил свой цилиндр и перчатки на предназначенный для этого столик, и я заметил, что волосы у него уже редеют. Еще минуту назад он был на улице, но лицо его казалось бледным и утомленным. Благодаря небольшим усикам в нем чувствовалось что-то от старого солдата. Усевшись на указанное Холмсом плетеное кресло, он стряхнул с себя капли дождя. Глядя на его квадратные плечи и плотные бицепсы, я мысленно заменил слово «щегольски» на «тщательно» одетый. Мне нравилось исподволь наблюдать и делать такие заключения на случай, если Холмс поинтересуется моим мнением, что было не такой уж редкостью.

– В корзинке для угля лежат сигары, – указал рукой великий сыщик.

Дитс был явно удивлен непривычной обстановкой нашего жилища, однако постарался не выказывать этого. Оставалось только надеяться, что Холмс не станет доставать свой табак из персидской туфли. – Спасибо, мистер Холмс, я не хочу курить. – Он, видимо, чувствовал некоторую неловкость. – Очень рад, что мне удалось застать вас дома, – не совсем к месту добавил он, устремив на меня вопросительный взор.

– Это мой компаньон мистер Ватсон. Вы вполне можете полагаться на его благоразумие и сдержанность, в проводимых мной расследованиях он просто незаменим.

За прошедшие годы Холмс несколько раз употреблял эти или похожие слова, неизменно вызывавшие у меня прилив гордости, хотя я и питал некоторые сомнения по поводу их искренности, но вдруг подумал: неужели Холмс и в самом деле верит в то, что говорит?

Впрочем, мне трудно было судить, как Дитс относится к моему присутствию.

– Вчера вечером у нас в семье произошло нечто неприятное. Вы знаете, мы живем в Мейзвуде.

Я этого не знал. Холмс же и вида не подал, разделяет ли он мое неведение. Последовала неловкая пауза, затем Дитс продолжил:

– Я почувствовал, что без профессионала тут не обойтись, и поспешил к вам, зная, что лучшего специалиста мне не найти.

Брови Холмса слегка приподнялись, видимо, слова посетителя весьма его позабавили.

– Вы прибыли ко мне не сразу, мистер Дитс. Слой копоти на вашем цилиндре свидетельствует о том, что вы ехали на поезде, и в кармане вашего жилета я вижу обратный билет. На ваши ботинки налипла грязь, что вполне естественно в такую непогоду: судя по цвету грязи, с вокзала вы отправились в район Гайд-парка.

Глаза Дитса расширились, на лице его появилось хорошо знакомое мне полунасмешливое, полуиспуганное выражение.

– Мейзвуд находится в графстве Суррей, я и в самом деле завернул в дом своего поверенного, прежде чем ехать сюда. Да вы просто провидец, мистер Холмс! Адвокат Симпсон живет в Гайд-парке. Старик советовал мне обратиться в полицию, но мысль о том, что в мой дом нагрянет целый отряд, отнюдь не казалась мне воодушевляющей. Я подумал, что, убедив вас заняться моим делом, смогу избежать лишнего шума.

– Изложите же мне свои неприятности. – Зная, какова может быть реакция Холмса на рассказ о домашней ссоре, я вздрогнул, однако Дитс оказался на должной высоте.

– Дело в том, мистер Холмс, что мы подверглись ограблению, вернее, подверглись бы ограблению, если бы не одна счастливая случайность.

И так, начав, посетитель выложил все до конца, причем с похвальной краткостью, употребив минимальное количество слов. Холмс, насколько я знаю, очень высоко ценил лаконичность.

– Жена на севере, в гостях у сестры. Дома только я и слуги. Собрался заехать в местный клуб пообедать и поиграть в вист. Не успели мы отъехать от Мейзвуда, как у одной из лошадей отвалилась подкова, пришлось вернуться, чтобы запрячь другую. Спохватился, что забыл сигареты, и, пока меняли лошадей, пошел домой за портсигаром. Очень им дорожу. Однажды остановил пулю, спас мне жизнь. Поднялся наверх, за мной Дули, мой дворецкий. Он случайно задел щит и тот с ужасным грохотом повалился на пол. Послышался какой-то шум наверху, и мы бросились туда. Там у нас гостиная. Что-то вроде картинной галереи. Отец очень любил живопись. Оказалось, что застекленная дверь открыта, все заливает дождем. Там побывал какой-то негодяй, но успел скрыться. Ни следа.

Дитс остановился, чтобы перевести дух, а когда возобновил свой рассказ, то говорил уже гораздо спокойнее. Слушая его, я не мог отказать ему в здравом смысле.

– Я не стал бы беспокоить Шерлока Холмса, если бы тем дело и ограничилось. Но не могу себе представить, каким образом грабитель сумел залезть туда. Если учесть, сколько времени прошло между моим отъездом и возвращением, он пробыл в доме не более пяти минут. Приди мы с Дули чуть пораньше, наверняка застали бы. Снаружи галереи есть балкон, куда выходят застекленные двери. Балкон находится в тридцати футах от земли. Плоские мраморные стены, мистер Холмс. Ни одной зацепки, ни одного плюща. И никаких деревьев рядом.

Когда Дитс начинал рассказывать, заметно было, что Холмс с трудом сдерживает скуку, но теперь у него пробудился интерес и он смотрел на посетителя тем пронизывающим взглядом, который свидетельствовал о напряженной работе мысли.

– Вы полагаете, что ваш незваный гость побывал на балконе?

Дитс, очевидно, предвидел этот вопрос.

– Никаким другим путем попасть в гостиную-галерею ему бы не удалось. Все нижние окна мейзвудской усадьбы зарешечены. Дули тщательно проверил их перед моим отъездом. Осмотрев дом, вы убедились бы, что проникнуть наверх через цоколь невозможно. Вор мог пробраться лишь через балкон. Убей меня Бог, если я понимаю, как. Приставной лестницы у него с собой не было, ибо мы с Дули сразу же выскочили наружу, но не нашли никаких следов. – Задумчиво покачав головой, он добавил: – Каким образом ему удалось скрыться так же быстро, как подняться? Мы отчетливо слышали шум наверху, но, когда вбежали в комнату, никого не обнаружили. Он словно улетучился.

– Ну что ж, – удовлетворенно произнес Холмс. – Весьма интригующе. Разумеется, я должен побывать на месте. Но сперва неплохо было бы кое-что прояснить. Грабитель, если это был он, очевидно, хорошо знает свое дело. Скороспелые выводы зачастую ошибочны, но тут мы явно имеем дело не с обыкновенным воришкой, который, разбив окно, лезет за семейным серебром. Сколько слугу вас в доме?

– Дворецкий Дули, француз-повар, две служанки. Все они проживают в доме. Садовники, конюхи же – отдельно, рядом с конюшней. Отдельно живет и кучер.

Холмс поднялся и потянулся за прямой трубкой – иногда он предпочитал пользоваться ею, – затем подошел к персидской туфле с табаком.

– Вы упомянули плоские мраморные стены?

Круглое и весьма моложавое лицо собеседника расплылось в ухмылке, он подкрутил усы.

– Дело в том, что Мейзвуд представляет собой этакую крепость. И не потому, что так было задумано – всего лишь простая случайность. В наших краях многие строят дома из мрамора. Участок вокруг усадьбы довольно большой, но деревьев поблизости нет. В яркие лунные ночи особняк похож на греческий храм. Отец – царство ему небесное – очень любил искусство. Потому-то и велел поставить решетки на нижние окна. Не то чтобы у него была особо ценная коллекция, просто, видите ли, он так решил.

Холмс, пуская из трубки облачка дыма, сидел едва ли не с блаженным видом на ястребином лице. Казалось, настойчивые утверждения клиента о невозможности проникнуть в дом его только раззадоривают. Я готов был поставить пять против одного, что в этот момент он думал: «Ага! В конце концов проблема может оказаться не такой уж неразрешимой!»

Положив руку на каминную доску, мой друг пронизывал Дитса сверкавшими от возбуждения глазами.

– После того, что вы рассказали, напрашивается один-единственный вопрос: за чем мог охотиться этот неуловимый грабитель?

Дитс поднял руки кверху, как бы выражая полнейшее недоумение.

– В том-то и вся загвоздка, мистер Холмс. Конечно, кое-что ценное в доме есть, но те дорогие украшения жены, которые она не взяла с собой, заперты в банковском сейфе. Я держу при себе наличные, но это не ахти какая сумма. Мебель, ковры, гобелены и подобные вещи из того, что могло бы приглянуться грабителю, не так-то легко вынести. А семейное серебро такое тяжелое, что на него вряд ли позаришься.

– Никаких важных бумаг? Документов? Обязательств?

– Пожалуй, но это невозможно обратить в наличные деньги. – В голову Дитса, видимо, пришла новая мысль… – Тут есть еще одна закавыка, мистер Холмс. Как этот человек собирался унести похищенное? Сбросить с балкона? Чересчур много шума. Пронести через нижний этаж? Конечно, можно открыть засовы, но без ключа не обойтись.

– Ну это-то не проблема для опытного грабителя. Впрочем, учитывая, что в доме четверо слуг и еще несколько живут рядом, я не отрицаю, что это стало бы рискованной затеей.

– Простите, мистер Холмс, что я обременяю вас таким трудным делом, – извиняющимся тоном произнес посетитель.

Губы моего друга тронула слабая улыбка.

– Но если бы загадка легко разрешалась, зачем бы вам приходить ко мне?

Удивление в глазах Дитса тут же сменилось насмешливыми искорками. Глядя на него, я подумал, что наш клиент не так прост, каким хочет выглядеть.

– Пожалуй, – произнес он, явно желая произвести хорошее впечатление. – А вам не кажется, что грабитель забрался в мой дом по ошибке? – добавил он в неожиданном прозрении.

– Весьма вероятно, – откликнулся Холмс, – но я все же исключаю подобное. Без особых на то оснований, просто полагаясь на свое чутье.

Воцарилась томительная тишина; все это время Холмс с Дитсом исподволь изучали друг друга.

– Чего же вы от меня хотите? – наконец проговорил сыщик. – Судя по тому, что вы вовремя подоспели, грабитель не успел ничего стащить.

Дитс ответил утвердительным кивком.

– Стало быть, в поисках украденного нет никакой необходимости. Ваше возвращение сорвало замыслы грабителя. Однако как он проник в дом и как выбрался наружу, остается загадкой. – Мой друг внезапно повернулся к Дитсу, решив использовать уже знакомый мне прием. – Вы, конечно, понимаете, что, если он не совершит новой попытки, наши шансы изловить его ничтожны?

Наш клиент с серьезным видом кивнул.

– Я не на шутку встревожен. Хорошо бы установить, как этот негодяй проник в дом, а затем благополучно удрал, чтобы принять меры для предотвращения подобного. За эти сведения я готов заплатить – и заплатить хорошо. – Очевидно, объяснение показалось ему недостаточно исчерпывающим, хотя я посчитал его вполне разумным, ибо тотчас добавил: – Я уже упоминал, что Мейзвуд похож на крепость. Прежде меня это нисколько не трогало, но теперь внушает определенное спокойствие.

– Нарушенное, однако, событиями прошлого вечера, – заметил Холмс. – Что ж, проблема представляет достаточный интерес для нас с Ватсоном, и мы непременно приедем в Суррей. Дождь по-прежнему льет как из ведра, посему спешить нет никакой необходимости. Можно не сомневаться, что все следы вокруг дома полностью уничтожены.

– Вчера ночью, мистер Холмс, мы с Дули обследовали окрестности. Конечно, мы не эксперты, но кругом настоящее болото. Да будь грабитель хоть в кованых сапогах, все равно никаких следов бы не осталось.

Такой деловой подход, по всей видимости, пришелся по нраву Холмсу. Он поудобнее разместился в кресле, скрестил руки на коленях и устремил взгляд на посетителя.

– Хотелось бы думать, – ворчливо произнес сыщик, – что у вашего ночного гостя была веская причина для вторжения.

– Не сомневаюсь, мистер Холмс, – без тени смущения произнес Дитс, спокойно встретив пристальный взгляд детектива.

Холмс, очевидно, был удовлетворен.

– Ладно, мистер Дитс, мы приедем к вам завтра. Даже если погода будет такая же мерзкая. Вдвоем с Ватсоном.

– Может быть, пообедаете у меня?

– Договорились. Пока же, надеюсь, вы отдадите слугам соответствующие распоряжения.

В улыбке Дитса было что-то завораживающее.

– Когда я уезжал, Гастон, мой повар, точил и правил кривой нож, довольно устрашающий на вид. Дворецкий Дули – инвалид Крымской войны и горит желанием использовать свои навыки. Более того, с кухни исчезло несколько кочерег, что дает основание полагать, что и наши служанки неплохо подготовлены. Мейзвуд сейчас походит на вооруженный лагерь.

– Тем лучше, – как бы вскользь обронил Холмс. – Надеюсь, они не нападут по ошибке на какого-нибудь беднягу посыльного.

На том визит Клайда Дитса и закончился. Я едва дождался, когда на лестнице стихнут его шаги, и тотчас воскликнул:

– Послушайте, Холмс, знаю, что вас заинтересовало это дело. Таинственный грабитель, без явного мотива преступления, возникающий как бы ниоткуда и пропадающий также в никуда, – именно то, что вы любите. Но вы ведь, конечно, помните о просьбе Майкрофта.

– Думаю, что тут замешан не столько Майкрофт, сколько сама судьба. Все началось с того, что Берлингтон Берти принес сюда умирающего.

– Все это, в сущности, мелочи, но наша Империя может оказаться в затруднительном положении.

– Правильно, – согласился он. – Однако случай с таинственным грабителем представляется мне легко и быстро разрешимым.

Мне пришлось довольствоваться этими его словами и я предался решению кроссвордов. Хитросплетения слов надолго заняли мой разум, но Холмс вдруг прервал мои сосредоточенные размышления.

– А знаете, старина, касательно этого суррейского дела, меня не покидает ощущение, что сказана была не вся правда. Если грабитель и в самом деле проник в дом, а затем выбрался оттуда, мы непременно узнаем, каким образом. Меня невероятно интригует другое: а зачем?

– Это, конечно, загадка, – рассеянно отозвался я.

– Но я вовсе не уверен, что мистер Дитс придерживается того же самого мнения.

– Странно, он, похоже, был полон желания всячески нам содействовать.

– Более чем полон. Он необыкновенно точно рассказал о происшедшем. Если бы все свидетели в суде так же четко давали показания! Однако Дитс умолчал о случае со своим портсигаром.

Я опустил газету.

– Вы отвлекли мои мысли от кроссворда. Холмс.

– Он поднялся на второй этаж за портсигаром, который некогда спас его от пули. Хотел бы я знать, Ватсон, кем была послана эта пуля.

4

СТРАННОЕ ВТОРЖЕНИЕ

В скором времени Холмс покинул наш дом. Перед тем как уйти, он заявил, что должен кое-что уточнить и, возможно, навести кое-какие справки о мистере Клайде Дитсе. Я изъявил желание сопровождать его, но он намеревался съездить один, поскольку ему необходимо установить личные контакты, а для этого мое – всегда желанное – присутствие не требуется.

Я принялся за свой очередной очерк, но дело продвигалось с трудом. Меня мучила совесть, ибо в то время как мой друг подвергается ярости стихии, я преспокойно сижу в уютных и теплых апартаментах. Усилием воли я принудил себя прекратить это бессмысленное самоедство. Число источников, откуда Холмс черпает свою информацию, очень велико. Можно с полным основанием предполагать, что некоторые из людей, поставляющих ему сведения, будут более откровенны в отсутствие его биографа.

За неимением лучшего я снова взялся за кроссворды. Холмс возвратился уже под вечер. Пока он стряхивал воду с пальто, я принес виски и сифон с содовой, мы сели перед камином и сдвинули бокалы.

– Мой знакомый из Британского музея не смог сообщить мне ничего интересного, хотя стоило мне начать описывать золотой кинжал, как у него сразу же зародились кое-какие мысли. Когда я нарисовал витиеватый узор на лезвии, он узнал в нем картуш.

Взглянув на мои взлетевшие вверх брови, Холмс продолжил:

– Здесь это личный знак особы царской крови. А теперь о Дитсе. Вам как человеку, знающему цену деньгам, вероятно, будет приятно узнать, что Клайд Дитс – человек вполне платежеспособный, занятый весьма респектабельным делом. Он приехал в Суррей около пяти лет назад. Отец его вел загадочную жизнь затворника и пять лет назад скончался. Но вот загвоздка; до этого времени ни об отце, ни о сыне нет никаких сведений. История семьи, ее происхождение – все это остается полной загадкой. Довольно странно, но, в конце концов, не все наши клиенты имеют родословную, ведущую начало со времени норманнских завоеваний…

– Иными словами… – начал я.

– Иными словами, мне удалось выяснить очень немногое, зато промок я до нитки. Ваше виски для меня самое лучшее лекарство. А как прошел ваш день?

– Я зашел в тупик, то бишь застопорился на слове из восьми букв, – сказал я, протягивая руку к газете с кроссвордом. – «Состояние беспокойства», «тревога» не подходит.

– Волнение.

Я с некоторым возбуждением схватил карандаш.

– Это открывает новые возможности. «Сообщник». Последняя буква «к».

– Ну это-то проще простого, Ватсон. «Соучастник».

– Подошло. «Канава», из четырех букв. Третья «о»…

– Сток.

– «Беспорядочное сочетание звуков», – продолжал я. – Девять букв. Шестая «с».

– Какофония. Дорогой друг…

– «Секрет». Третья буква «й».

– Тайна.

– Холмс, кажется, нет ореха, который вы не могли бы раскусить. Сдается мне, я могу теперь…

Тут я моментально осекся, ибо внезапно заметил, что Холмс смотрит на меня каким-то странным взглядом, едва ли не ошарашенно.

– То ли у вас очень развита интуиция, то ли вы обладаете невероятной способностью говорить нужные вещи в нужное время. Вы очень ценный человек, настоящее сокровище.

Его замечание застигло меня врасплох, я молча смотрел на него, вытаращив глаза от удивления. Недоумение на его лице сменилось отрешенным выражением, свидетельствовавшим, что его могучий интеллект работает на полную мощность.

– Слово «волнение» требовалось вписать в обратном порядке. Вот вам и ключ! Фамилия нашего клиента Дитс. Не очень распространенная, но все же обыкновенная – прекрасное описание порой не представляет собой никакого интереса, – но, если прочитать справа налево, получается «Стид» и сразу же открываются неограниченные возможности.

Холмс встал и направился прямо к шкафу, откуда вытащил папку с большой буквой «С». С застывшей улыбкой он перелистывал страницы.

– Сэнсби... находится в тюрьме… интересное дело… Слагар… серб-душитель… Никогда не был осужден… Небрежная работа полиции. Ага, нашел. Морис Стид-Сполдинг, служил в Британской армии, в отставке… Отбрасываю лишние подробности… окончил Ричмондский университет…

– Вы говорите, он служил в армии? – В моей голове промелькнуло неожиданное воспоминание. – Капитан Сполдинг, африканский исследователь?

– Ведущий специалист по Египту. Гм-м-м…

– Так он был египтологом? Не знаю почему, но его имя ассоциировалось у меня с Африкой.

На миг оторвавшись от папки, Холмс поднял лицо.

– Мой дорогой Ватсон, Египет находится в Африке.

– Да в самом деле. – Смешавшись, я наблюдал, как глаза Холмса пробегают по странице, прежде чем перевернуть ее.

– Он никак не связан с этим Пьяцци Смитом? Надеюсь, вы помните выдвинутую им теорию о пирамидах.

– Теория Пьяцци Смита, Ватсон, опровергнута. Стид-Сполдинг изучал различные культуры и религии, написал две книги – «Коптская культура в Египте» и «Ислам приходит в Египет». Обе книги считаются фундаментальными трудами, хотя последняя и подверглась резкой критике. Он проследил за становлением магометанства в Египте, начиная с арабского вторжения в 639 году, и подчеркнул терпимость мусульман к иудеям и христианам, противопоставляя ее нетерпимости тогдашнего христианства. – В глазах его блеснул неподдельный интерес. – Итак, все встает на свои места, Ватсон. Стид взял первую часть своего двойного имени, перевернул ее по прибытии в Суррей и назвался этой новой фамилией.

– Не слишком ли смелое предположение, Холмс?

– Не такое уж смелое… Сполдинг уже не раз попадался мне в поле зрения. По-моему, у меня тут записано.

Он мельком взглянул в папку и захлопнул ее.

– Это было в июне 1894 года. Сэр Рэндольф Рэпп заинтересовался этим джентльменом, и я специально для него провел кое-какое расследование. Его экспедиция в Абидос в Верхнем Египте, а затем первая экспедиция в Судан считались в свое время огромным достижением. Затем он предпринял вторую экспедицию в Судан, но, неожиданно прервав ее, возвратился в Англию и занялся разведением собак. В 1890 году дело о попытке ограбления его усадьбы в Стоук-Ньюингтоне почему-то замяли, но я готов биться об заклад, что именно тогда портсигар нашего клиента спас ему жизнь. После этого происшествия Сполдинг продал усадьбу и куда-то скрылся. Это было пять лет назад, и следует заметить, что именно тогда Дитс объявился в Суррее.

– И впрямь все совпадает, – отозвался я и тут же высказал новую мысль. – Рэпп интересовался исследователем и автором в 1894 году, сразу же после вашей встречи в Хартуме с халифом.

Я, как всегда, терзался любопытством, какова же истинная причина поездки Холмса в Мекку, а потом в Судан, но Холмс и на этот раз ушел от прямого ответа.

– Сэр Рэндольф Рэпп, как и я сейчас, в самом деле очень интересовался капитаном Сполдингом. В основе этого интереса – Священный Меч.

Я вздохнул.

– Нельзя ли поподробнее, Холмс?

Мой друг с улыбкой поставил папку на полку и потянулся за трубкой.

– В арабском фольклоре есть предание, будто меч пророка Мухаммеда хранится под землей в каком-то неведомом оазисе. Находка Священного Меча послужит сигналом для всех мусульман: восстав, они дружно сбросят всех неверных в море.

– То есть начнется священная война, – воскликнул я. – Этого-то и опасается Майкрофт. Но какое отношение ко всему этому имеет капитан Сполдинг?

– Вы знаете, что у Рэппа профессиональный интерес ко всякого рода слухам: он верит, что все мифы и предания имеют под собой реальную основу. Среди всего прочего он узнал, что некий арабский вождь опасается, как бы Священный Меч не был использован для того, чтобы подтолкнуть его народ к самоубийственной войне и кровавой бойне. Этот вождь якобы передал меч капитану Сполдингу, считая его истинным другом мусульман. Сполдинг должен был отвезти меч в Англию и хранить его до тех пор, пока его можно будет вернуть, не опасаясь, что он станет орудием подстрекательства к восстанию. Я недоверчиво покачал головой.

– Верится с трудом, Холмс.

– Минутку. Попытка ограбления усадьбы Сполдинга в Стоук-Ньюингтоне, возможно, была совершена именно с целью похищения меча. Это насторожило капитана, и он поменял местожительство, а заодно и фамилию. – Несколько секунд Холмс яростно дымил. – Мы могли бы исследовать частности, старина, но вряд ли стоит погонять мертвого коня. Человек, тайно проникший в усадьбу Сполдингов, по-моему, вовсе не был заурядным грабителем. Думаю, он только разнюхивал, что и как.

– Пытался узнать, где спрятан меч, – вдруг выпалил я.

– Вы на верном пути. – В голосе Холмса прозвучали одобрительные нотки. – Нетрудно представить себе реакцию Дитса-Сполдинга: он-то знал, за чем охотится злоумышленник, и хотя похищено ничего не было, он обратился к нам за помощью, дабы предотвратить новые попытки ограбления. Конечно, он мог бы вызвать полицию, но ему, видимо, не хотелось широкой огласки. Да и много ли проку в том, что Скотленд-Ярд установит местонахождение меча?

Предположение Холма показалось мне весьма убедительным, и я прибег к помощи той самой логики, которой он пользовался с таким блеском.

– Хорошо, допустим, ваш брат совершенно обоснованно опасается восстания. Благодаря погибшему Крутерсу мы располагаем доказательствами того, что была найдена еще не открытая могила. Самое веское доказательство – кинжал, привезенный им с собой, эта вещь как будто стоит у меня перед глазами, – а последние слова покойного указывают на участие в этом деле Чу Санфу.

– Кто же еще может обладать достаточными ресурсами и столь великой самонадеянностью, чтобы вынашивать подобный безумный замысел!

– Но какую связь все это имеет со Священным Мечом?

– Мы столкнулись с двумя проблемами, отнюдь не противоречащими одна другой, старина. Обе они имеют отношение к Востоку, точнее, к Египту. Поэтому рассматривать их следует в совокупности.

– Вы полагаете, что Чу Санфу составил целый заговор с целью похищения Меча?

– Не секрет, что этот хитрый пес любит порисоваться и очень честолюбив. Обладая Священным Мечом, он может выступить в роли новоявленного пророка, вождя мусульман всего мира.

– Но ведь это всего-навсего неодушевленный предмет, хотя и очень ценный!

– Для людей не всегда самое большое значение имеет то, что поддается пониманию и соответствует законам логики, Ватсон. Важно то, во что они верят. Похоже, вы не склонны рисовать себе орду всадников-кочевников, рвущихся из пустыни, чтобы обрушиться на окружающий мир. Но история уже знавала подобное. Не при Махди, конечно. Некогда они даже вторгались во Францию.

– Вы имеете в виду битву при Туре[3]?

– Сравнительно недавно в течение полувека история Европы определялась страхом перед возрождением великой республиканской армии. Тень «Маленького капрала» даже после Ватерлоо и его смерти на острове Святой Елены постоянно вселяла трепет в наших государственных мужей. Хотя и предполагается, что мы живем в век просвещения, если бы вы вдруг объявились с мечом Экскалибур и доказали его принадлежность легендарному королю Артуру, то, думаю, вам наверняка бы удалось поднять восстание. Во всяком случае, среди суеверных и еще сохранивших клановые традиции корнуолльцев.

Достаточно было лишь на миг представить себя с мечом в руке ведущим полчища людей на войну и грабеж, как во мне зародился странный смешок, который из легкого похохатывания моментально перерос в громкий смех исполина. Но стоило мне вспомнить то, что Холмс говорил о корсиканце, как смех тут же оборвался. Проницательные глаза сыщика вперились в мое лицо.

– А теперь, пожалуй, я позвоню миссис Хадсон и закажу ужин на двоих. Завтра, возможно, наступит самый важный день в нашей жизни.

Мне не оставалось ничего иного, кроме как согласиться. Умело нажав на тайные пружины человеческой натуры, можно всколыхнуть все наше существо. Холмс однажды произнес целую лекцию о памяти человечества как единого целого. Тогда я слушал его невнимательно, но сейчас та лекция казалась мне вполне обоснованной.

Первые сообщения поступили уже за ужином. Резонно решив, что это ответы на его отправленные накануне телеграммы, Холмс сложил их на столе, чтобы прочесть после обеда, одновременно наслаждаясь сигарой.

Наконец он вздохнул и уселся в кресло, придвинув к себе аккуратную стопку. Он всегда тяготился необходимостью получать информацию от других. В былые времена мы непременно срочно выезжали на место преступления и делали свои собственные выводы. Точнее, Холмс делал свои выводы. Но теперь сфера действий сыщика значительно расширилась и было бы просто неразумно не пользоваться с таким трудом раскинутой широкой сетью контактов и источников информации.

Я пребывал в полном неведении относительно происходящего. В этих ответных посланиях, возможно, подтверждалось время и место встречи с каким-либо сообщником или содержался ответ весьма осведомленного человека на прямой вопрос Холмса. Я уже хотел было просить Холмса пролить свет на ситуацию, как в дверь тихонько постучали.

– Входи, Билли, – отозвался Холмс.

На этот раз в руке у мальчика-слуги не было ни телеграммы, ни письма.

– Мистер Холмс, два посыльных с ящиком. Они просили передать, что ящик следует сохранить для мистера Майкрофта Холмса, сэр. Адрес значится ваш.

– Странная история! Майкрофт ничего об этом не говорил и у него достаточно адресов, которыми можно воспользоваться в случае необходимости. Ну что ж, самое лучшее, пожалуй, взглянуть на него.

– Ящик довольно большой, сэр.

– О! – Холмс неожиданно вскочил на ноги. – Пойдем-ка посмотрим, Ватсон, что там посылают через меня моему брату.

По эту сторону входной двери стоял ящик размером футов пять на три. Озадаченно посмотрев на Холмса, я неопределенно пожал плечами. Холмс ухватился за ящик с одного конца, мы с Билли – с другого, и, втащив эту довольно громоздкую вещь вверх по лестнице, мы без особого труда положили ящик возле камина, поскольку, на наше счастье, он был не так уж и тяжел.

Билли вышел, и Холмс стал внимательно рассматривать груз. Его любопытство подогревалось тем, что одна из дощечек была плохо прибита.

Какое-то время Холмс боролся сам с собой, но, потерпев поражение в этой борьбе, пошел за складным ножом, предварительно аккуратно сложив корреспонденцию на каминной доске.

– Но ведь эта посылка адресована вашему брату, – попробовал я протестовать.

– Майкрофт не стал бы возражать, чтобы мы в нее заглянули, старина.

Прежде чем я нашелся с ответом, Холмс отодрал полуприбитую планку, и, должен признаться, к своему стыду, я усердно ему помогал, ибо при свете камина уловил золотой блеск.

Предмет, представший перед нашими глазами, оказался весьма необычным. Величиной с небольшой моряцкий сундучок, ярко сверкающий, прямоугольной формы, он был украшен странными фигурами и узорами. На ум приходило очевидное.

– Холмс, если этот ларь сделан из золота, почему мы подняли его с такой легкостью?

Мой друг постучал костяшками пальцев по верхней крышке.

– Полагаю, Ватсон, он сделан из дерева и обшит тонким листовым золотом. Подложка, похоже, алебастровая. – И, вооружившись карманной лупой, продолжил: – Орнамент, несомненно, египетского происхождения. Обратите внимание на мужские и женские фигурки.

– Мужчины носят что-то вроде юбок.

– Причем ниже пупков, – ответил Холмс. – Это один из признаков какого-то периода в египетском искусстве, не помню, правда, какого именно. Невероятное разнообразие символов – кобры, птицы, а вот это, напоминающее знак бесконечности, древнеегипетский символ жизни.

– Как вы думаете, что может находиться внутри?

– Боюсь, нам так и не удастся утолить свое жгучее любопытство: боюсь, мы просто-напросто не сможем его вскрыть.

Сыщик наставил указательный палец на серебряные засовы, пропущенные сквозь золотые скобы и закрепленные в этом положении маленькими, странного вида замочками. Очевидно, в самом центре сверкающего ларя была небольшая дверца. Но самым таинственным было то, что эту вещь прислали именно сюда. Ошибка исключена: на крышке ящика значилось: «221б, Бейкер-стрит».

Холмс на несколько секунд замер у камина, наморщив лоб от напряжения. Наконец он пришел к какому-то решению, впрочем, возможно, его просто осенило.

– Насколько я понимаю, на ларе изображены придворные сцены. Я вряд ли скажу что-либо еще, ибо Египет – не моя специальность. Что до содержимого сундучка, то можно только догадываться об этом. Но, однако, уже поздно, Ватсон, помогите мне накрыть ларь этим афганским покрывалом.

Вместе с Холмсом я принялся за дело, хотя и не отдавал себе отчета, к чему такая таинственность. Покончив с этим, Холмс поднял руку в предостерегающем жесте.

– Что ж, посмотрим, – затем проговорил он. – А пока я уберу все эти письма и телеграммы.

Стоя у бюро, детектив одной рукой собирал бумаги, а другой указывал на мою докторскую сумку, висевшую на бамбуковой вешалке; я поспешно схватил ее и положил перед ним. Продолжая отрывочный разговор, он вытащил из сумки стетоскоп.

– Пошуруйте в камине, – попросил он.

Я вооружился кочергой и начал ворошить угли, а Холмс на цыпочках подошел к ларцу и приложил стетоскоп к его крышке. Я старался не шуметь. Выяснив что-то для себя, Холмс с видимым удовлетворением вернулся к своему занятию и убрал мой инструмент в сумку.

– Ну что, Ватсон, пора и на боковую.

– Давно пора, – нарочито громко ответил я, сопровождая эти слова вполне натуральным зевком.

Холмс без лишнего шума погасил лампы, и тут стало ясно, почему он просил меня пошуровать в камине: пламя достаточно хорошо освещало комнату. Вслед за Холмсом я направился к черной лестнице. Оставив дверь открытой, мы стали медленно подниматься вверх, стараясь производить как можно больше шума.

Прежде чем мы достигли лестничной площадки, я почувствовал на своей руке железную хватку Холмса; затем он шепнул мне на ухо:

– Сходите за своим револьвером, старина, и тихонько возвращайтесь сюда. Встаньте около двери и как ястреб наблюдайте за ларем. В нем какое-то живое существо, Ватсон. Я спущусь к незапертой входной двери. Когда ларь откроется, я уже буду на месте, и мы наконец узнаем, что это за троянский конь.

Холмс исчез, как сквозь землю провалился, а я с бьющимся сердцем поднялся в спальню, взял свой «веблей» и вернулся на прежнее место. Мне уже представлялась выползающая из этого странного ларя анаконда и я с замиранием сердца поглядывал в гостиную.

Ларь был прекрасно виден в отблесках мерцающего камина. Теперь понятно, что Холмс застлал его покрывалом, дабы изнутри, если там кто-то есть, ничего не просматривалось. Эта мысль, как ни странно, успокоила меня, ибо по-настоящему страшит лишь сверхъестественное. Я лишь недоумевал, может ли человек поместиться в таком небольшом ларе, и если да, то какой человек?

Тут я заметил, что наша дверь тихонько приоткрылась. К счастью, хорошо смазанные петли не издали ни малейшего скрипа. Но затем всякое движение прекратилось. Оставалось только ждать. Кто бы ни попал таким необычным способом в наши апартаменты, он, несомненно, отличался терпеливостью. Прошло уже добрых полчаса, у меня даже затекли все мышцы и я несколько раз вынужден был беззвучно переступать с ноги на ногу. Наконец послышался шорох, покрывало медленно приподнялось, а затем соскользнуло на пол, обнажив золотой ларь. Откинулась вся крышка целиком, из чего можно было понять, что запоры ложные. По прошествии некоторого времени я смутно различил две маленькие темные ручонки, приподнимающие крышку. Из ларя показалась маленькая фигурка, крышка тихонько опустилась на пол. Я едва сдержал крик изумления.

Кукольное тельце плохо вязалось с большой головой, лицо отнюдь не молодое, морщинистое, волосы спадали за спину двумя большими черными прядями. Человечек проворно выпрыгнул из золотого ларя и встал босыми ногами на ковер. В мерцании камина прекрасно просматривались широкие оттопыренные губы и острые зубы хищника. Зловещее выражение лица заставило меня вздрогнуть. Голова походила на маску, сделанную из скорлупы кокосового ореха с последующей размалевкой, как это принято у обитателей островов в южной части Тихого океана, но острые зубы придавали ей ужасающую реальность. Казалось, будто прямо передо мной голова мертвеца. Одет странный карлик был в набедренную повязку и грубую детскую рубашку.

Его рост составлял не более четырех футов. Маленькие, с желтым отливом глазки рыскали по комнате, и я застыл в полной неподвижности. Наконец существо задвигалось, вернее, заскользило по комнате с грацией дикого животного, своей стремительностью и ловкостью напоминая горностая. Карлик почти не обращал внимания на окружающее: убедившись, что в комнате никого нет, он, к моему удивлению, подошел к окну в эркере и с некоторым усилием открыл его.

Я не догадывался, каковы цели этого странного представителя рода человеческого, недоумение мое усугубилось, когда карлик встал посреди комнаты и обеспокоенно воззрился на книжный шкаф. Затем он вскарабкался на кресло возле бюро и нашел на полочке то, что, видимо, искал – крошечная рука схватила узорчатый кинжал, принесенный Крутерсом. Я думал, что карлик тут же спрыгнет вниз, но любопытство одержало вверх: он вытащил лезвие из ножен и лизнул его. Затем вложил кинжал в ножны, спрыгнул на пол, но тут передняя дверь отворилась и темноту разрезал луч фонаря. Раздался пронзительный, правда, негромкий крик, и карлик, выронив египетский кинжал, выскочил в окно.

Я тотчас бросился в комнату и уже зажег лампу, когда услышал в уличной тьме лошадиное ржание. Щелкнул кнут, послышался убыстряющийся стук копыт и шум колес стих.

Холмс высунулся из окна наружу, через минуту он, весьма удрученный, повернулся ко мне.

– Меня провели, Ватсон! Перехитрили! И кто?! Какой-то пигмей!

– Но, Холмс, – пробормотал я, – что случилось?

– Когда этот дьяволенок открыл окно, мне следовало бы обо всем догадаться. Еще немного и мы схватили бы его, но он выпрыгнул из окна прямо в телегу с сеном, что, видимо, намеревался сделать, даже если бы его не обнаружили. Телега уже в четырех кварталах отсюда, и у нас нет никаких шансов ее догнать. Маленький незнакомец ускользнул, но не успел прихватить с собой то, ради чего приходил. Это наше единственное утешение.

– Он явно приходил за кинжалом. Но почему?

– Вероятно, картуш выдает его принадлежность, и Чу Санфу не хочет, чтобы он оставался у нас.

– Стало быть, пигмей подослан Китайцем?

– Вы же знаете методы Чу, Ватсон. Для своих махинаций он использует людей самых экзотических национальностей. Надо отдать должное изобретательности, с которой он организовал эту попытку выкрасть кинжал. – Закрывая окно, Холмс добавил: – Слава Богу, шуму было немного, никто в доме не проснулся. Лучше не рассказывать о босоногом пигмее миссис Хадсон, а то она будет целую неделю страдать бессонницей.

От этих слов я не на шутку встревожился.

– Но если пигмей принадлежит к странному окружению Чу Санфу, стало быть, Китаец знает о вашей причастности ко всей этой истории.

– Видимо, так, Ватсон. Завтра я отошлю золотой ларь Майкрофту. Возможно, он вынесет какое-нибудь суждение об этой штуковине, но весьма сомнительно. Скорее всего это просто подделка, изготовленная исключительно для доставки пигмея в наш дом. – Заперев входную дверь. Холмс направился к черной лестнице, собираясь подняться в спальню. – Я прикажу, чтобы во время нашего отсутствия за домом велось наблюдение.

– Стало быть, завтра мы уезжаем в Суррей?

– Почему бы и нет? Там мы, возможно, сумеем напасть на след коварного Чу Санфу скорее, чем здесь, в Лондоне.

– Минутку, Холмс. Этот человек… Дитс или Сполдинг…

– Пока будем называть его так, как он представился, Дитсом.

– Отлично. Но я не помню, чтобы он оставлял вам свой адрес.

– Для меня достаточно и названия усадьбы – Мейзвуд, мой добрый Ватсон.

С этими словами, честно сказать, немало озадачив меня, Холмс удалился в спальню.

После того как я наконец потушил лампу, вдоль коридоров моего разума потянулись бесчисленные мысли. Давнее знакомство с методами Холмса позволило мне остановить вереницы беспокойных раздумий, и сон не заставил себя ждать. Однако мне снились какие-то призраки. По бесконечному морю песка на фоне резко очерченных сверкающих на солнце пирамид скакали дикие всадники, размахивая острыми кривыми саблями. У всех у них были очень острые зубы. Прежде чем погрузиться в полное забытье, я подумал, что падет много голов.

5

ПРЕБЫВАНИЕ В СУРРЕЕ

Утро следующего дня застало нас с Холмсом на вокзале Ватерлоо, где сыщик купил два билета до Литчфилда.

Во время поездки на поезде не случилось ничего примечательного. Почти всю дорогу мой друг сидел в расслабленной позе, уронив голову, вытянув перед собой длинные ноги, надвинув на глаза кепи. Возможно, он дремал, возможно, погрузился в размышления. Но скорей всего просто старался абстрагироваться от своей беседы с братом и событий предыдущей ночи, дабы в усадьбу Дитса прибыть во всеоружии своего интеллекта. Холмс не раз говаривал, что разум, свободный от предвзятых мнений и полуправды, подобен фотопластинке, готовой принять изображение.

На станции нас ожидал четырехколесный экипаж, и мы покатили по сельской местности. Совсем недавно здесь прошел дождь, тот же самый, что и в Лондоне, и зелень казалась особенно свежей. С неба струились тепловатые лучи весеннего солнца и со всех сторон слышалось мягкое, почти мелодичное журчание полноводных ручьев.

Проезжая извилистыми проулками, окаймленными изгородями и только-только опушившимися деревьями, мы вдыхали затхловатый и все же приятный аромат мокрой листвы и влажной земли. Однако, невзирая на это спокойствие, меня не покидала тревога.

– Дитс не обмолвился, почему он живет в сельской местности?

– Похоже, ваш интерес к лошадям, старина, ограничивается лишь скакунами на ипподроме, когда вы делаете ставки?

Я признал, что это так.

– А ведь этих скакунов где-то выращивают. В Мейзвуде находится известный конный завод.

– Клянусь Юпитером, я слышал об этом.

– Но не связали в своем сознании с нашим клиентом! Впрочем, не беда. Возможно, вам удастся кое-что разузнать о будущих победителях скачек.

Мы миновали лесок и двинулись вверх по склону к большому мраморному дому, который весьма соответствовал описанию Дитса. Я заметил позади него какие-то строения, очевидно, конюшни, и металлическую белую ограду, которая разделяла поросшую буйной травой землю на отдельные участки. На одном из них возвышалось несколько барьеров, и всюду в глаза бросались два цвета – белый и зеленый, характерные для подобного рода ферм.

Въехав на вершину холма, экипаж завернул за внушительного вида дом, и здесь мы увидели Клайда – я принудил себя мысленно называть его Дитсом, – беседовавшего со слугами у конюшен. Он тотчас же поспешил нам навстречу с приветливой улыбкой на своем волевом лице.