- Я мог бы дотянуть твою машину до Розарита, - сказал я. - Ты могла бы там заправиться.
      - Хорошо бы.
      - Ну, тогда садись.
      Я открыл дверь, но она не торопилась садиться. Она посмотрела в одну сторону, потом в другую. Наконец, она направилась к машине. Я вышел ей помочь. Послышался звук, напоминавший неожиданный раскат грома, или рев сильного прибоя, разбивавшегося о скалы внизу под нами. Но звуки были слишком близкие для грозы и слишком недолгие для прибоя.
      Мы посмотрели друг на друга, и выражение глаз Бонни поменялось, но она не отвела глаз и не проявила сомнений, сесть ли ей в машину. Она села, положив сумочку на колени, строго на своем краю сиденья.
      - Похоже, что-то рвануло, - сказал я.
      Она не сказала ничего.
      - Прямо? - спросил я.
      Она кивнула.
      - Сразу за следующим поворотом.
      Я поехал вперед, но не слишком быстро. Следующий поворот был резко налево, и когда я повернул, то увидел, как дорога опускается назад, к береговой линии, длинной пологой дугой, кромка которой немного поднималась и шла по краю обрыва. Слева был обнаженный каменистый участок, где шли земляные работы. Я взял в сторону, чтобы объехать их, и сразу впереди, за обломками породы, увидел переднюю часть потрепанного грузовика, повернутого носом к шоссе под прямым углом. Толстяк в сомбреро стоял, опираясь на левое переднее крыло, и сворачивал сигаретку. Неожиданно он вышел на дорогу перед нами и поднял руку. Я ударил по тормозам и сумел остановить машину буквально в паре дюймов от него.
      Бережно неся свое брюшко, он подтрусил к опущенному стеклу. Опершись на него, как будто у нас в запасе была вечность, он сказал:
      - Слушайте, сеньор, - грузовик, он не ходит. Вы его буксировать, правда?
      Я смотрел на грузовик. Я не видел номеров табличку, но во всем остальном он был точно таким же, как и грузовик, который завернул к Кэрол Данди и забрал тело Эль Лобо.
      - Сожалею, - сказал я. - сейчас не могу. У этой юной леди там внизу на дороге кончился бензин там. Как только мы сможем завести её машину, мы вернемся и поможем вам.
      Он засмеялся. Я чувствовал, как его брюхо трется о дверцу машины. Бонни схватилась за ручку двери.
      - Все в порядке, - сказал я. - Просто сиди смирно.
      Толстяк снова засмеялся.
      - Сеньор - вы не понимает, - сказал он.
      - Я понимаю, - сказал я.
      Я включил первую скорость и Бонни вышла из машины.
      - Слушай, Бонни, - начал я.
      Что-то мелькнуло в окне. Я взглянул и увидел, что толстяк показывает мне через опущенное стекло длинное узкое лезвие ножа.
      - Сеньор, вы сейчас выйдете, - мягко сказал он.
      - Послушай, Панчо
      Лезвие сверкнуло навстречу моему лицу, и я пригнулся. Панчо просунул руку и ухватил меня за рубашку.
      - Сеньор, - сказал он, - не заставляйте меня зарезать вас в машине - в ней будет так грязно...
      Теперь он говорил очень серьезно, а я был зажат между рулевым колесом и спинкой сиденья. Бонни стояла посреди дороги перед машиной. Я не мог решить, подставила она меня, или просто, испугавшись, бежала. Нож был слишком близко к моему лицу, чтобы пытаться выскользнуть, пока мексиканец держит меня за рубашку. Это была крепкая, нейлоновая рубашка, и вряд ли мне удалось бы вырваться.
      - Ладно, здесь командуешь ты, - сказал я, сдаваясь.
      Его хватка на моей рубашке ослабела, и он взялся за ручку дверцы снаружи как раз, когда я схватил её изнутри. Я открыл дверцу быстрее, чем он рассчитывал, и резко навалился на неё так, что он потерял равновесие. Он попытался схватить меня снова, но я ударил его дверцей и выскочил из машины прямо на него. Когда я оказался на дороге, он отступил назад, сжимая в правой руке нож, готовый для удара.
      Я не видел Бонни и не слышал её, и я приходил к неприятному выводу, что она меня подставила, когда Панчо замахнулся. К счастью, обувь у него была скользкая. Он сделал ложный выпад левым плечом вперед, но опорная нога у него была не та. Поэтому, когда я, сделав резкий полукруг, оказался сзади него, он не смог развернуться сразу. Я ударил его по ребрам, но он был такой жирный, словно обернутый подушками, что просто застонал и, качнувшись назад в повороте, махнул ножом. Я уклонился от ножа, но поскользнулся на мелком гравии и рухнул на руки и на одно колено.
      Я увидел взмах ножа, и в тот же момент услышал, как Бонни закричала что-то на испанском. Нож на мгновение застыл, и я вскочил, целясь сцепленными руками ему в живот. Это уберегло меня от ножа, но я недооценил бойцовские навыки Панчо. Он ударил меня ногой в тот момент, когда я бросился на него, и носок его ботинка вошел в замечательный, плотный контакт с моей челюстью. В глазах у меня померкло, и я почувствовал, как голова моя раздулась до размеров арбуза, а затем медленно стала сжиматься. Она ещё не успела сжаться, когда он ударил меня снова, пониже левого уха, и я схватил его за ноги. Но уже было слишком поздно. Я терял сознание. Я боролся ещё секунду, но глубокая тьма сомкнулась, как крылья гигантской летучей мыши, и я ничего не почувствовал, падая на дорогу.
      Глава 7
      .
      Когда я пришел в себя, солнце садилось. Они перевалили меня на край дороги, к скалистой стене и придорожному хламу. Панчо и Бонни не было. Моя машина стояла там, где был грузовик, только была развернута задом к шоссе. В голове у меня словно работали кузнечные меха, раздуваясь и плотно сжимаясь, а свой рот я ощущал как кусок сырого гамбургера. Один глаз затек и не открывался, а нос, по всей видимости, был свернут набок, хоть и не сломан. Я испытывал сильнейшую потребность сунуть все это в воду.
      Я медленно перевернулся. Тщательно, одно за другим, я подтянул колени и оперся на руки. Моя голова висела так низко, что волосами я подметал гравий. Подняв голову выше, я пополз через шоссе со скоростью околевающего мерина. Это, наверное, заняло у меня минут пять. Наконец я добрался до противоположной обочины и высунулся достаточно, чтобы взглянуть вниз на прибой. Он был в сотне футов внизу за отвесными скалами, стоящими частоколом. Пришлось отказался от мысли спускаться к воде.
      Но мое путешествие не было напрасным. В уже неярком дневном свете, далеко внизу среди омытых прибоем камней, я увидел "ягуар" в том месте, где они его спустили под откос. Вместе с ним они спустили и запятнанное кровью заднее сиденье, и, вполне вероятно, хотя я не собирался лезть вниз, чтобы это проверить, - тело тореро Эль Лобо. Наконец-то он нашел успокоение. Я никогда не знал Эль Лобо, но то, как обошлись с его телом, было позором для небесно-голубого "ягуара", - и моей Золотой Девушки. С этого момента золотую девушку придется спасать кому-нибудь другому. Трудно будет сказать об этом Кэрол, но ясно, что это работа для кого-то более достойного, чем я. Может быть, на уровне совместного проекта департаментов здравоохранения и социальной защиты Мексики и Соединенных Штатов.
      Я прополз полпути до машины, потом поднялся на ноги. Равновесие я стал терять прежде, чем достиг её, поэтому последние несколько шагов пролетел рывком. Открыл дверцу, сел на край сиденья, высунув голову наружу, и сидел так, пока не прошел приступ тошноты. К тому времени, когда я расположился за рулем и завел мотор, уже стемнело.
      Я начал выводить машину обратно на шоссе, пользуясь одним здоровым глазом. В голове все ещё шумело так, что я не услышал бы реактивного самолета, взлетающего прямо над головой. По крайней мере, это послужило мне оправданием, когда я не услышал шум грузовика. Я проехал десять-двенадцать футов, когда с южной стороны на дороге неожиданно вспыхнули фары. Я услышал дикий скрежет тормозов и скользящих шин, и мне удалось сбросить скорость и свернуть с шоссе, но было слишком поздно. Последовал удар, треск и лязг заднего бампера, повисшего в воздухе. Как оказалось, одно из задних крыльев тоже было сильно повреждено.
      Я осторожно выполз из машины, цепляясь за дверцы, и двинулся к её задней части, где стал ждать, пока выйдет кто-нибудь из грузовика. Это был большой грузовик, доверху груженый чем-то, похожим на овощи. Шофер не спешил. Я слышал, как он бормотал что-то по-испански, и это что-то звучало как очень грязные ругательства.
      Наконец он выбрался из кабины, в ленивой, разболтанной манере, и вдруг мне стало казаться, что смотрю один и тот же фильм второй раз за одну и ту же ночь и без всякого перерыва. Это был тощий темноволосый юнец со шрамом, которого я видел в то утро, вместе с Панчо, на въезде к Кэрол. Я бросил взгляд на грузовик. На правом борту, в отраженном свете передних фар, я разобрал слова:
      РАНЧО ДЕ ЛОС КОМПАДРЕС, ТЕКАТА, НИЖНЯЯ КАЛИФОРНИЯ
      Юнец вразвалку вышел на середину дороги, сунул руки в карманы и сплюнул.
      - Сеньор -.., - сказал он.
      Грузовик почти не пострадал. Я был не в состоянии драться с этим парнем. Я только хотел в гостиницу и в постель.
      - Очень сожалею, - сказал я и полез в карман. - Сколько?
      Он пожал плечами, передернувшись.
      - Но хабло инглес.
      - Кванто динеро? - повторил я.
      Я вынул те несколько мелких купюр, которые имел при себе. Даже если он не читал и не говорил по-английски, он, несомненно, был обучен узнавать портреты американских президентов на зеленых бумажках. Я помахал парой пятерок и несколькими однодолларовыми. Для таких, как он, это был ощутимый улов, но он посмотрел на них как на пригоршню сушенных бобов.
      Где-то позади грузовика стукнула дверь автомобиля. Мы занимали изрядно места на проезжей части, и все, на что я мог надеяться, так это на то, что кто-бы там ни намеревался проехать, он окажется дружелюбным американским туристом на пути домой. На долгом пути домой.
      Темноволосый юнец отступал в сторону по мере приближения шагов позади грузовика. Звук шагов был слабый, сухой. Они принадлежали высокому, худощавому человеку, лет, может быть, восьмидесяти. Одежда на нем была вся в строгом, испанском стиле высшего класса; узкие черные брюки, белая рубашка с черным галстуком-шнурком, черный пояс и черная плоская широкополая шляпа. Он был сложен наподобие куска проволоки, и он нес себя так прямо, что я бы мог его использовать в качестве измерительной линейки. Он был как пришелец из другого мира, - старого мира гасиенд, вакерос и пеонов. Но лицо его говорило о том, что он может стать крепким, настоящим другом или самым безжалостным врагом, в зависимости от обстоятельств.
      Он выпалил какое-то стаккато по-испански, из которого я уловил только то, что он называл шофера грузовика Мигелем. Хорошо, когда знаешь хоть имена, подумал я.
      Мигель пробурчал что-то в ответ, и старикан повернулся ко мне. Каблуки его щелкнули.
      - Сеньор, - сказал он на прекрасном английском, - имею честь представиться: дон Луис Альварес, ваш покорный слуга.
      Я попытался тоже щелкнуть каблуками и чуть не упал лицом вниз.
      - Пит Шофилд, - сказал я. - Рад познакомиться с вами.
      Это прозвучало довольно бледно.
      - Сожалею об этом происшествии, - сказал дон Луис. - Разрешите мне помочь вам.
      - О, не думаю, что это серьезно, - сказал я. - Просто ...
      Но он привык быть главным.
      - Я настаиваю, - сказал он. - Это был мой водитель, и, следовательно, я отвечаю.
      Это было очень любезно с его стороны, решил я. Такое нынче не часто встречается.
      Мигель стоял рядом с кислым видом, но когда старикан заорал на него, отдавая распоряжения, он подпрыгнул. Я не понимал приказов, я просто стоял рядом с Сеньором Доном Луисом Альваресом и старался удержаться на ногах.
      Я видел, что для дона Луиса процесс помощи мне оказался непростым. Сначала Мигель сел в мою машину и отогнал её поближе к скалистой стене, развернув по направлению к Тихуане. Затем он сел в грузовик, выровнял его на дороге, медленно проехал вверх, мимо моей машины и поставил его впереди. Это было не так просто, как на словах, потому, что к грузовику буксирными тросами был прицеплен длинный черный лимузин. Лимузину было лет двадцать пять, но он был очень блестящим и хорошо ухоженным, со всеми атрибутами, включая стеклянную перегородку между передним и задним сиденьем.
      Мигель вышел из машины и пошел отцеплять лимузин.
      - Вы должны быть моим гостем, - заявил дон Луис.
      - Ну, что же, - сказал я, - большое спасибо, но мне действительно нужно вернуться в Тихуану...
      - Я настаиваю. Очевидно, вы ранен. Вы не сможете получить медицинскую помощь в Тихуане. Вы должны поехать на мою гасиенду.
      - О, ранения, - отмахнулся я, - я их получил не...
      - Эль Ранчо де лос Компадрес, - сказал Дон Луис. - Вам будет там уютно.
      Я заткнулся насчет моих ранений.
      Мигель отцепил лимузин и вывел его на свободную часть дороги. Потом сел в мою машину, завел её и поставил позади грузовика, там, где до того стоял лимузин.
      - Есть одно неудобство, - сказал Дон Луис. - Я не вожу автомобиль. Если бы вы были так любезны...
      - О, конечно, - сказал я. - Но вам не стоит так беспокоиться...
      Он пролаял что-то Мигелю, который подпрыгнул.
      Дон Луис щелкнул каблуками и поклонился.
      - Если вы будете так добры присоединиться - ... - сказал он, указывая на лимузин.
      Мы пошли вместе. Мигель держал дверь открытой с другой стороны от водителя, и Дон Луис немного неуклюже забрался на переднее сиденье. Мигель закрыл дверь, обошел машину и открыл для меня другую. Я сел за руль и несколько секунд вспоминал, как управляли этими старыми автомобилями. Мигель держал дверь, наблюдая за мной. Я ему широко улыбнулся.
      - Мучас грасиас, - сказал я.
      Он что-то пробурчал и закрыл дверь. Когда мы отъезжали, он доставал проволоку подвязать бампер моей машины, чтобы тот не тащился по мостовой.
      Когда я приспособился, старичок-лимузин побежал хорошо.
      Дон Луис сидел очень прямо на своем сиденьи и, помимо указаний как проехать к ранчо, хранил молчание. Видимо, в порядке особой любезности он не задавал вопросов. Потому и мне было не очень удобно его расспрашивать, хотя масса вопросов вертелась у меня на языке.
      Ворота Эль Ранчо де лос Компадрес появились в пятнадцати милях по дороге к Тихуане и приблизительно в трех милях от самого города. Это были два высоких столба с перекладиной и чем-то вроде гербового щита, показывавшего, кто был владельцем этого места. Мы свернули на грязную дорогу и, проехав по ней, оказались в широкой пустынной долине. Строения ранчо стояли в двух милях от дороги, и, насколько я мог различить в свете фар, представляли собой хаотично разбросанные покосившиеся хижины, сараи и корали по обе стороны "касы" - поместья в испанском стиле. По всем мыслимым стандартам, это ранчо из всех, которые я когда-либо видел, меньше всех походило на процветающее хозяйство.
      Дон Луис указал на сарай по одну сторону касы, я заехал и выключил мотор. Выходя из машины, он с достоинством объяснил мне, что гасиенда находится не в лучшей форме. И, может быть, я смогу его извинить за это.
      - Это приобретение было сделано для удобства, - сказал он. - Мне нужно было быть рядом с вашей границей.
      Мы пошли по направлению к касе. Та была в очень неплохом состоянии, хотя нуждалась в покраске, да на крыше стоило заменить несколько черепиц. К касе была пристроена веранда, увитая растениями, а входная дверь глубоко утоплена в алебастровую арку. Над ней висел старый чугунный колокольчик со свисающим шнуром, привязанным к язычку. Дон Луис дотянулся и дернул шнурок, и колокольчик громко зазвенел. Мы ждали у дверей.
      - Сеньора Альварес, - сказал он, - будет рада приветствовать вас, соотечественника.
      Жена - американка. Старичок был весьма жизнедеятельный.
      Открылась дверь, и толстяк Панчо выглянул, всматриваясь. При виде дона Луиса он сдернул свое сомбреро и кинулся придерживать дверь. Меня он проводил взглядом, но не сказал ничего.
      Дон Луис вошел, и Панчо закрыл дверь. Он держал сомбреро двумя руками, прижимая его к груди.
      - Сообщи сеньоре, - сказал дон Луис, - что у нас американский гость. Сеньор Шофилд.
      Панчо поклонился, отступая назад.
      - Си, сеньор, - сказал он.
      - Проходите в мой кабинет, - пригласил дон Луис, и зашагал по голому, дощатому полу, почти свободному от мебели. У одной стены стоял старый сундук, покрытый ярким мексиканским одеялом, и два жестких стула. Больше ничего.
      Он провел меня через узкую дверь в нише в свой кабинет. В отличие от гостиной это была теплая, хорошо меблированная комната. Там был камин с широкой полкой, над которой висел писаный маслом портрет испанского дона начала восемнадцатого века. Остальная часть стены была покрыта картами, схемами, и висело несколько фотографий, очень старых, с пожелтевшими краями. Карты были, в основном, планами участков, крупномасштабными, и почти все они, похоже, изображали одни и те же владения. Но некоторые были старыми, выцветшими и схематическими, а другие новыми, современными и очень подробные. На отдельных картах были полоски бумаги, приколотые булавками, так что их можно было передвигать, обозначая границы участков. Старые карты были на испанском, новые - на английском языках. Я увидел имя Альвареса на старых. На более поздних я узнал некоторые географические точки, например, города и населенные пункты округа Оранж в Калифорнии, Санта Анна фривей и некоторые другие.
      Я нашел кресло, чтобы сесть, и он внимательно посмотрел вблизи на мое лицо.
      - У вас сильные ссадины. - Я чрезвычайно сожалею.
      - Пустяки, - бросил я.
      - Сеньора окажет вам помощь так скоро, как это возможно, - сказал он, усаживаясь за массивный, орехового дерева стол, заваленный тоже картами, схемами и пачками писем.
      Затем на пару минут он, казалось, впал в некий транс. Мы просто продолжали сидеть. Глаза его смотрели вдаль, и он медленно переводил взгляд, словно, сидя в поезде, расматривал отдаленный ландтшафт. Я бы выпил чего-нибудь, но не хотел просить его об этом. Интересно, где же сеньора?
      Неожиданно дон Луис включился в реальность. Он взял длинную указку и, повернувшись в кресле, начал объяснять мне про карты. Это был предмет, к которому он питал живой, если не сказать безумный, интерес.
      - Эти земли в Калифорнии, - сказал он, - когда-то принадлежали семейству Альварес, и нас их несправедливо лишили.
      Он очертил владения, занимавшие около трети Южной Калифорнии, которые в наши дни, если бы иметь на них право, представляли собой рыночную стоимость приблизительно в сто миллионов долларов. Дон Луис начал рассказывать об истории семьи Альварес, но мне было трудно сосредоточится, поскольку шли сплошные имена и генеалогия.
      Затем он сказал:
      - В течение ста лет мы вели бесконечную тяжбу в попытке вернуть эти земли их законным владельцам. Я - последний в роду Альваресов, и я поклялся довести эти усилия до успешного конца. Полагаю, я могу с уверенностью сказать, что такое время наступает. Собственность семьи Альварес снова должна перейти мне в руки.
      Я застыл на своем стуле, смотрел на него и твердо знал: сеньор дон Луис Альварес рехнулся.
      Он слегка улыбнулся, похлопывая большой указкой по ладони.
      - Вы думаете, я сумасшедший, сеньор.
      Я едва не подскочил. Он ещё и мысли умел читать.
      - Позвольте мне объяснить, - сказал он мягко. - Я не один в этой борьбе. Вы можете удивляться, как тщедушный старик мог надеяться выиграть сражение с огромными силами в Соединенных Штатах и в штате Калифорния, особенно иностранец, как я. Уверяю вас, я не одинок. У меня есть партнер.
      Он улыбнулся, как кот, съевший сметану.
      - Я знаю, что в вашей романтической стране на это смотрят искоса, сказал он, - но браки по расчету в традициях моей страны, и в Испании. Мне повезло заключить такой брак.
      - Не поймите меня неправильно, - торопливо продолжил он, - я больше, чем просто расчетливый человек. Я почитаю и уважаю сеньору Альварес и, по своему, я люблю её. Но я одинокий человек, и долго в этом мире не задержусь. Степень моего чувства покажут владения, которое я завещаю ей, владения, которое у меня почти в руках, благодаря её неустанной и преданной помощи. Может быть, вы этого не понимаете, сеньор, но я считаю, что это правда, - в партнерстве с гражданкой Америки я - непобедим!
      Его глаза сияли. Его жесткие седые волосы распушились на висках. Он хоть и был не в своем уме, но в нем жила огромная жажда борьбы. Я не мог не восхищаться.
      - У вас огромная воля, сеньор, - сказал я. - Но это очень дорогостоящее предприятие, не так ли?
      - Невероятно дорогое, - кивнул он. - Но я не беден. Владения семьи Альварес в центральной Мексике, хоть их и душат налогами, дают достаточно для моих нужд.
      - Значит, вы ничего не производите на этом ранчо?
      - Нет, это бросовые земли. Но, как я объяснил, мне нужно было организовать штаб-квартиру вблизи границы Соединенных Штатов. Это место для жизни, сеньор. У меня есть небольшое производство. К сожалению, штат не отвечает потребностям. Но у меня есть грузовик, и мы достаточно прибыльно торгуем в Энсенада. Поскольку Мигелю пришлось по делам сегодня утром ехать через границу, мне было необходимо лично отправиться в Эсенаду, чтобы присмотреть за отгрузкой. Именно потому вы встретили меня сегодня вечером на шоссе.
      Мигель, конечно, был "при исполнении" по ту сторону границы, припомнил я. И интересно, насколько внимательно Дон Луис "присматривал" в этом направлении.
      - Понимаю, - сказал я. - А что вы производите на других плантациях в Мексике?
      Какой-то миг было неясно, собирается ли он мне отвечать. Его снова увлекло в мир мечты, и он пристально глядел оттуда на одну из своих карт. Затем, не сразу, он вернулся назад и посмотрел на меня.
      - О чем вы? А, в основном цветы.
      - Цветы?
      - Да, синьор. Маки.
      Меня как будто ухватили за шею и слегка встряхнули. Максырье для производства опиума, который можно превратить в продукт, известный как героин, который, в зависимости от места сбыта, может стоить колоссальные деньги.
      - О-о, - протянул я и огляделся вокруг.
      Раздался стук. Дон Луис посмотрел в сторону двери с мягкой улыбкой.
      - Это сеньора, - сказал он.
      Он встал и в изысканной манере направился к двери. Я не особенно представлял, что там надо было по этикету, поэтому остался, где был. Дверь позади меня отворилась, и дон Луис сказал что-то по-испански. Нежный голос ему ответил.
      - Сеньор Шофилд, - сказал дон Луис, и я встал. - Имею честь представить, - сеньора Альварес.
      Я так поставил каблуки, чтобы щелкнуть ими с поворота. Но я не щелкнул. По правде говоря, я стоял как замороженный. Потому, что сеньорой Альварес оказалась Гретхен Уайли.
      Глава 8
      .
      - Сеньор Шофилд, - она грациозно склонила голову, и я выдавил что-то в ответ.
      Пульс у неё не закашливал, насколько я мог заметить - ну конечно, ведь был Панчо, который мог её предупредить. Это была совершенно не та пляжная девочка, которую я встретил первый раз. Одета она была с иголочки, - в красивое, безупречного покроя платье слегка в испанском стиле. Волосы стянуты в узел сзади на шее. В ней не было ничего от того томного и ленивого существа. Лицо её было подгримировано так, чтобы подчеркнуть римскую правильность черт. Но ошибки быть не могло. Это была Гретхен Уайли.
      Дон Луис начал объяснять ей, что произошло, она слушала молча. Когда он закончил, она снова кивнула мне.
      - Очень сожалею, сеньор. Вы пройдете со мной?
      Дон Луис щелкнул каблуками.
      - Если вы меня извините, - сказал он, - сеньора присмотрит, чтобы вам было удобно.
      Я тоже щелкнул каблуками. Это у меня получилось впервые и было забавно. Такой резкий щелчок, как у него, у меня не получился. Я последовал за Гретхен из комнаты, но в дверях задержался.
      - Кстати, сеньор, - сказал я. - Вы случайно не знакомы с тореро по имени Эль Лобо?
      Глаза его загорелись.
      - Внук одного из моих самых старых друзей! - сказал он. - Он, между прочим, сейчас гостит здесь. Вы его знаете?
      - Нет, - ответил я. - Не имел удовольствия. Счел бы за честь с ним познакомиться.
      - К сожалению, сегодня его здесь нет, - сказал Дон Луис. Он вчера уехал в Лос Анжелес. Но вскоре должен вернуться. Может быть, у вас будет возможность познакомиться с ним до вашего отъезда.
      - Мне доставило бы большое удовольствие. Благодарю вас, сеньор, за ваше гостеприимство. Буэнас ночес.
      - Буэнас ночес, сеньор Шофилд.
      Выходя из комнаты, я взглянул на "сеньору" Уайли. Лицо её изменилось, но руки крепко были сжаты в кулачки. Я закрыл дверь и широко ей улыбнулся. Она повернулась и пошла прочь.
      Я последовал за ней через пустую гостинную и по неширокому холлу в комнату в самом конце. Это была маленькая спальня, достаточно уютная для гостя. Гретхен стояла в дверях, пока я вошел и сел на высокую, старомодную кровать.
      - Вам нужна медицинская помощь? - спросила она.
      Я провел руками по разбитому лицу.
      - Не-а, - сказал я, - все будет в порядке. Если бы ты просто принесла мне небольшой свисток...
      Она пристально смотрела на меня с минуту, потом закрыла дверь и облокотилась на нее.
      - Он безобидный старик, которому осталось немного, - сказала она. Почему вы хотите причинить ему боль?
      - Я не хочу. Он мне нравится. Я не желаю его видеть жертвой такой стервы.
      - Я привожу ему карты, - сказала она, - и делю с ним его воспоминания. Он счастлив.
      - А как же старина Джордж?
      - Джордж тоже счастлив.
      Аргументы она привела неотразимые. Трудно было отрицать, что Джордж был счастлив. Дон Луис, тоже, хоть и был немного не в себе, вовсе не выглядел опечаленным.
      - Поэтому, если вы дунете в ваш маленький свисток, - сказала она, - вы не добьетесь ничего, только сделаете двух счастливых людей несчастными.
      - Ну, ладно, пока, - сказал я. - Я отдохну немного, подожду, пока вернется Мигель с моей машиной и потом уеду.
      - Вы можете переночевать как желанный гость.
      - Я знаю. Желанный, как лиса в крольчатнике.
      Она посмотрела на меня неприязненным взглядом. Она знала, что я её провоцирую, но не была уверена в том, как много мне известно. Я чуть было не попытался развить эту тему дальше, но вовремя остановил себя, - пока. Я сомневался, что дон Луис умышленно сказал мне о плантациях маков.
      - Почему Эль Лобо поехал через границу? - спросил я.
      Она рассматривала свои длинные пальцы.
      - Я не знаю. - Существует вероятность - я просто предполагаю - что он был, скажем, слишком любопытным.
      - О-о, - протянул я.
      - А теперь, пожалуйста, разрешите мне уйти, - сказала она. - Вы хотите, чтобы я вам сообщила, когда вернется Мигель с грузовиком?
      - Полагаю, я его услышу, - сказал я.
      - Хорошо.
      Она вышла, элегантная юбка прошелестела вокруг точеных ног танцовщицы. Я вытянулся на кровати и попытался поразмыслить о некоторых вещах. Но усталось оказалась сильнее и через минуту я спал. К счастью, я начал храпеть и разбудил себя в самое подходящее время.
      Каса была тиха, как мавзолей. Снаружи проникали голоса ночных птиц и реже - животных. Вдалеке перекликались койоты. Я не знал, сколько я проспал, но сон не мог быть долгим.
      Встав с кровати, я подошел к дверям и выглянул в холл. Там было темно, двери с обеих сторон закрыты. Я прошел к парадной двери, открыл её и вышел наружу. Низкая луна бросала серый свет на поросшую чахлой растительностью пустынную землю.
      Я пошел по гравию за угол касы, назад, к навесам, которые заметил по приезде. Тут и там попадались глинобитные развалин, казавшиеся призраками в лунном свете. Навесы были в ужасном состоянии, за исключением одного, чуть подальше с тыльной стороны касы. Перед навесом стоял большой грузовик, все ещё груженый. В нескольких футах от него, капотом к ведущей на ранчо дороге и шоссе стоял мой автомобиль.
      Ключи были на месте. Я осмотрел задний бампер, он был стянут проволокой - Мигель сделал это на шоссе. Они облегчили мне обратную дорогу.
      Я услышал неожиданный раскат хриплого мужского смеха. Позади, на заваленном мусором участке стоял небольшой домик с освещенными окнами. Внутри я смог различить фигуру Панчо, откинувшегося на шатком стуле, сомбреро его удерживалось на спине шнурком, надетым на шею. На столе рядом с ним стояла бутылка пива емкостью в кварту. Я услышал другой, не смеющийся голос. Мигель.
      Я обошел грузовик и заглянул в сарай. Было темно, но через минуту глаза привыкли, и я смог в тусклом свете луны кое-что разглядеть. Вдоль одной стены стоял верстак, а на нем весы в стеклянном ящичке. Весы были очень чувствительные и выглядели так, словно за ними хорошо ухаживали.
      Я прошел дальше и обнаружил какое-то оборудование. Оборудование для замены шин. Это был тот мощный кронштейн с вращающимися рычагами, который заменил допотопные монтировки. Теперь такие кронштейны использовались на каждой заправочной станции от Майами до Калифорнии.
      Но заправочная станция или гараж обычно имеют и другое оборудование. Я мог предположить, что какие-то механические работы на ранчо производятся. Но в сарае были только съемник для шин и ручной насос. Никаких инструментов на большом верстаке.
      Там была шина, на колесе со снятым колпаком, приваленная к съемному механизму. Узкая небольшая шина. Колпак я заметил на скамейке. Взглянув в направлении открытых дверей домика, я увидел, что Панчо все ещё сидит со своим пивом. Тогда я подошел к скамье и взял крышку. Та принадлежала машине марки "ягуар". Как тот "ягуар" Бонни, который сбросили под откос по дороге к Энсенаде.
      Зачем было оставлять одну шину? Одно колесо?
      Я ещё раз бросил взгляд на домик и двинулся вдоль скамейки к весам. Это были прекрасные весы, с точностью до граммов, а, может быть, милиграммов. Я полюбовался ими сквозь стеклянный колпак.
      Под весами, под скамьей были какие-то ящички. Я осторожно вытянул один из них, не спуская теперь глаз с открытой двери домика напротив. Сунул руку в ящик и нащупал что-то мягкое, как кусок шероховатой ткани. Я вытащил это был замшевый мешочек, один из многих, аккуратно сложенных в ящике. Мешочек был с завязками. Я распустил их и просунул пальцы внутрь. Изнутри он был выстлан вощеной бумагой. И пуст.
      Неожиданно в домике воцарилась тишина. Я посмотрел туда - широкая фигура Панчо закрыла свет в дверном проеме. Пока я смотрел, он вышел наружу, направляясь к сараю. Я сунул мешочек обратно в ящик, задвинул его, выскользнул наружу и пошел, стараясь держать грузовик между мной и приближающимся Панчо. Когда я обошел переднюю часть грузовика, к Панчо присоединился Мигель. Они шли наперерез к моей машине. Я подошел первым, открыл дверь; они остановились, наблюдая за мной.