ТОМАС Б. ДЬЮ
      НЕ БЕЙ КОПЫТОМ
      Глава 1.
      Долина Сан Фернандо. Лето. Воскресенье.
      Я проснулся с трудом. Состояние ужасное. В голове, как говорят норвежцы, орудовала орава плотников. Язык во рту походил на потрепанную боксерскую перчатку. Особенно вкусом. Глаза слезились.
      Я повернул голову и тут же один из плотников начал сверлить в моих мозгах дыру. Пока он не закончил, я был неподвижен, а затем осторожно, одними глазами, осмотрелся. Взору предстала восхитительная женская фигура, вся в белом.
      Ангел...
      Я закрыл воспаленные глаза, а кoгда опять их открыл, она все ещё была здесь, но выглядела слишком раздраженной для ангела. Я попробовал разместить боксерскую перчатку во рту так, чтобы слова могли выходить наружу, и спросил, что за суета вокруг меня. Конечно, это не совсем точно. На самом деле я сказал:
      - Что это меня так приложило?
      - О, не очень многое, - ответила она. - Тридцать - сорок бокалов мартини и блондинка, забывшая застегнуть молнию на своей блузке.
      Нет, это был не ангел. Это была моя жена. Я должен, кстати, сказать, что слово "блондинка" она произносила так, как иные говорят "грязная воровка" или "мерзкая нахалка". - А-а, - протянул я. - Это ты...
      Показав на свою голову, я произнес так повелительно, как только был способен.
      - Льда... Чего-нибудь холодного.
      Она вышла. Я заметил, что белое одеяние представляло собой халатик, накинутый на трусики и на полоски чего-то воздушного поверх её роскошной груди. День был очень жаркий. Я лично был раздет донага.
      Она вернулась с резиновой грелкой и встала рядом с кроватью в всей своей прелести, хлюпая грелкой, чтобы показать мне, что в ней лед.
      - Ты ангел, - пробормотал я.
      Она бросила грелку на мой живот и прижала её так, что лед захрустел. Единственной причиной, удержавшей меня от вскрика, была мысль, что от крика моей голове станет ещё хуже.
      - Тебе лучше? - поинтересовалась жена.
      Слабым голосом я произнес несколько бранных слов.
      - Именно таким образом вы привыкли лечить пациентов в своей вшивой больнице?
      - В отделении для алкоголиков я не работаю.
      Я выпалил, уже не так тихо, несколько просто ужасных выражений. Некоторые из них до неё дошли. Я всегда говорил: если вы не можете убедить женщину, запугайте её.
      - Питер ...
      - Ох, черт возьми. Скажи, что со мной было. Я ничего не помню.
      - Правда? - спросила она с обнадеживающим оживлением в голосе. - Ты не помнишь?
      - Вперед, ангел, - сказал я. - Только делай это спокойно.
      Она резко села на край кровати и грелка со льдом запрыгала на моем обнаженном брюхе.
      - Хорошо, я расскажу, - сказала жена. - Шла вечеринка, на которую ты взял меня с собой. Прекрасная вечеринка с прекрасным буфетом и множеством народа из высшего общества, включая нескольких врачей, которых, как оказалось, я знаю лично. И был бар с высокими табуретами в комнате для завтраков. Бывают такие комнаты в роскошных домах с французскими окнами от потолка до пола и с видом во внутренний дворик с бассейном. Конечно, самым первым местом, куда ты устремился, волоча меня за руку, словно я была двенадцатилетняя дочь и мы опаздывали в школу, был, как я и думала, бар.
      Она остановилась, чтобы дать мне шанс начать спорить, но я этого благоразумно делать не стал.
      - Ну, в общем, - сказала она, - я скажу короче...
      - Пожалуйста, - вставил я, - не избегай деталей, даже самых неприятных.
      - Короче, - повторила она терпеливо, - наша хозяйка, которая пошла на немалые хлопоты и расходы, чтобы организовать эту восхитительную вечеринку, вынуждена была проделать путь до бара, чтобы продемонстрировать обычный долг вежливости и приветствовать нас. Когда я тебя представляла, ты уже в каждой руке держал по бокалу мартини и пытался заглянуть в декольте Анн Форстер, моей бывшей коллеги, а теперь жены доктора Френча.
      - Там была Анни? - спросил я. - Старина Анни?
      Жена одарила меня бессловесным терпеливым укором.
      - Однако, - заметил я, - если у меня в каждой руке было по бокалу мартини, это вовсе не значит, что они оба предназначались для меня.
      - Но ты же прекрасно знаешь, что вечером в такое время я никогда не пью мартини, если есть что-нибудь другое.
      - Ладно, - согласился я.
      - Потом мы начали обычный обход, чтобы поздороваться с другими гостями. Я должна подчеркнуть, что в это время все были исключительно трезвыми.
      Один из плотников снова занялся дырой и я застонал.
      - Я тебя беспокою? - спросила Дженни.
      - Да нет, опять эти норвежские ублюдки.
      Это заставило её замолчать на некоторое время, но не надолго.
      - И мы как раз представлялись доктору и миссис Планк (это тот Джордж Планк, который ортопед), когда я оглянулась, но ты исчез. Меня это, разумеется, смутило.
      - Бьюсь об заклад, что у тебя нашлось убедительное объяснение моего исчезновения. Оно ведь всегда на кончике твоего маленького розового язычка.
      - Мне кажется, я произнесла нечто вроде: "Странно, но всего минуту назад, я клянусь, он был именно здесь". Однако тебя не было ни здесь, ни там, и мне понадобилось полчаса, чтобы отыскать тебя. Догадываешься, где?
      - В баре с двумя мартини, - ответил я.
      - С той блондинкой, - добавила Дженни.
      Мне захотелось узнать, какой смысл она вкладывает в слово "блондинка", почему в её устах оно начинает звучать так непристойно.
      - Ну, хорошо, и что же мы делали помимо того, что пили джин?
      - Но ведь ты же помнишь, что она пила мартини.
      - Разумеется, нет. Однако у меня в руках действительно были эти великолепные напитки.
      - Вы разговаривали, - сказала Дженни.
      - Боже, на виду у всей публики? - спросил я.
      - Ах, перестань! На вечеринку ты привел меня, а сам не мог оторваться от своей белокурой стервы.
      - А почему ты не могла разыскать того, кто привел её, и поправить дело?
      - Её никто не приводил. Она была одна.
      - Кто же она такая? У неё есть имя?
      - Та манера, с которой ты её на весь вечер монополизировал, больше никому не дала с ней пообщаться. Я стояла рядом прямо у тебя на виду минут пять, но ты за это время удосужился мне только подмигнуть, и я сдалась.
      - О чем мы хоть говорили?
      - Я не подслушивала, но несколько очаровательных фраз уловила.
      - Да, когда меня окружают блондинки, я всегда на высоте.
      - Я помню, - сказала Дженни, - что-то вроде:" Как я понимаю, вы детектив, мистер Шофилд". И когда ты согласился с этим, она, естественно, превратилась в одни огромные голубые глаза, жаждущие слушать сочные детали каждого из тех дел, которые ты вел.
      - Не рассказывал я ей об упрямце, у которого были неприятности с проектным департаментом?
      - Когда я уходила от вас, ты сказал:" Сейчас я веду расследование, связанное с одной наядой, которая слонялась по приморскому городу, изнывая от скуки". На что она заметила: "У меня всегда есть основание интересоваться наядами". Ты начал рассказывать, и я удалилась.
      - Смышленая девочка. Черт возьми, здорово то как!
      - Несколько позже, когда я подумала, что у тебя было достаточно времени, чтобы закруглиться с наядами, я вернулась. К тому же у меня прорезался аппетит, но ты исчез.
      - Исчез? - пробормотал я.
      - И она тоже, - кивнула Дженни.
      Мне это не очень понравилось. В моем затылке что-то щекотало, однако я совершенно ничего не мог с этим поделать.
      - Ну, хорошо, - буркнул я. - Мы потом вернулись?
      - Да. Через некоторое время.
      - Ага... Она застегнула свою блузку?
      Дженни казалась задумчивой.
      - Сказать, что она не застегнула молнию, было бы не всей правдой, размышляла она вслух. - Больше похоже на то, что она не придает этой погрешности туалета большого значения.
      - Я тебя понял... А когда блузка оказалась расстегнутой? До того, как мы исчезли, или после того, как вернулись?
      - Она была расстегнутой и до и после. Всегда, - ответила Дженни. Я почувствовал облегчение: у меня все-таки есть определенные принципы. Общаться с женщиной, у которой не хватает здравого смысла держать свою блузку застегнутой, я бы никогда не стал под носом у своей жены. Но когда расстегнутая блузка является частью ансамбля, это совсем другое дело.
      - Учту, - сказал я, стремясь поскорее закрыть эту тему. - А было ли ещё что-нибудь не так в этот вечер?
      - Позволь это представить в следующем виде: мы были не самыми последними, уходившими с вечеринки. На кухне, кажется, ещё оставались официантка и её помощница.
      Я посмотрел на неё с восхищением.
      - Знаешь, когда ты постараешься, у тебя появляется дар четко излагать суть дела.
      Она встала с кровати и оказалась между мной и окном. Вид её был в высшей степени привлекательным. Стеная и извиваясь, я отодвинулся к дальнему краю кровати.
      - Иди сюда, - сказал я.
      Она удостоила меня долгим, задумчивым взглядом и скривила губы. Мне показалось, что они распластались от уха до уха и были уже на полпути к глазам.
      - Это ещё зачем? - спросила она и отошла от кровати.
      - Ты ещё пожалеешь, - проворчал я.
      Но она продемонстрировала мне нижнюю часть туловища со стороны спины и вышла из комнаты. Я переложил грелку со льдом с живота на голову и стал припоминать события на вечеринке.
      Вечеринка была устроена в доме Луизы Драмонд, которая во времена подражания знаменитой медсестре Флоренс Найтингейл была начальницей Дженни. Луиза была замужем за доктором Сандерсом. Я припомнил толпу окружавших меня людей, балансировавших с полными стаканами и легкими закусками, пытавшихся завязать беседу. Среди них была и блондинка. Кажется, я вспомнил, что всякий раз, когда я направлялся в бар, чтобы пополнить свои запасы спиртного, появлялась и блондинка, и тоже запасалась напитками. Она рассказала мне, что пролезла через французское окно, что она соседка Луизы и надеется, та не будет на неё сердиться, и что сегодня ей обязательно надо выпить.
      С этого момента, как я ни старался, я уже не мог от неё оторваться. Как говорится, я попался. Однако, это меня не очень травмировало: она была великолепнейшим образцом женщины. Она уже не была ребенком, тщательно следила за собой и это было заметно. И если быть честным, я ничего не помню о состоянии её блузки. Казалось, что она одета точно так же, как и все там. Глаза её напоминали виноградины сорта"конкорд", плавающие в густом креме. Я не специалист по оттенкам волос, но её были подобны белому золоту, их было много, они ниспадали сверкающим волнистым потоком к её широким плечам. Цвет её кожи был подобен солнечному свету и по её фактуре я ощутил, что он был таким везде, без исключения. Она держала себя как женщина, у которой от природы всего чуть больше, чем у остальных, и которая благодарна за это. Она сказала, что её зовут Кэрол, я объявил, что мое имя Пит, и мы немедленно стали приятелями, я бы добавил, приятелями-собутыльниками.
      - Вы кого-нибудь знаете из этих людей? - спросила она и кивнула в сторону соседней комнаты.
      - Вряд ли всех, - ответил я.
      - Может быть, Вы хотите к ним? У меня нет намерения удерживать Вас, но лично я среди большого скопления людей чувствую себя не лучшим образом.
      Беседа продолжалась, и в ходе её я даже не заметил, как она мало-помалу оттеснила меня от бара, и мы очутились в укромном месте, достаточно далеко от основного потока, направлявшегося к бару и возвращавшегося обратно. Короче говоря, она вытащила из меня мою настоящую фамилию Шофилд, и это совпадало с тем, что услышала, естественно, не подслушивая, Дженни из нашего разговора о моей профессии и об этой безделице с наядой.
      Кэрол обладала двумя достоинствами: помимо основного анатомо-биологического, помогавшего ей прекрасно ладить с мужчинами, у неё было забавное чувство юмора и способность воспринимать его с невозмутимым лицом. Она могла слушать и смотреть на тебя своими огромными глазами, но пока она хоть что-нибудь не скажет, я не мог понять, о чем она думает. В своем рассказе о наяде я продвинулся достаточно далеко, но должен сознаться, что с его помощью скорее развлекался. Мне и сейчас он кажется все ещё смешным, несмотря на похмелье и все с ним связанное. Я даже попытался хихикнуть, но тут же поспешил оставить это занятие, взвыв от головной боли.
      Вошла Дженни и стала бродить по комнате. Я продолжал лежать, вспоминая, и снова стал смеяться. Дженни удостоила меня несколькими взглядами, какими заботливая жена смотрит на больного.
      - Слушай, - сказал я, давясь от смеха. - Это тебя убьет. Мы уже хорошо нагрузились...
      - Ты бы помолчал, - проворчала Дженни.
      - И придумали такую игру, вернее розыгрыш: собирались инсценировать задержание, шуточное, выглядевшее так: я должен был повязать на лицо платок, а она должна была вернуться с поднятыми руками в зал. Я должен был идти сзади, держа руку в кармане, как будто у меня пистолет...
      - О, Боже, - простонала Дженни.
      - Ты знаешь, только чтобы оживить событие я сказал: "Конечно, было бы лучше, будь пистолет настоящий. Все бы выглядело куда естественнее". И Кэрол...
      - О, мы уже вспомнили её имя, - прокомментировала Дженни. - Дела у вас шли неплохо...
      - Кэрол сказала: "У меня дома он есть. Давай проберемся туда и заберем его". Таким образом, мы все продумали. Это казалось нам очень смешным и мы принялись хохотать. Затем мы решили начать и закончить этот план. Начали с того, что пролезли через французское окно...
      - Чтобы добыть пистолет, - саркастически заметила Дженни.
      - Ну да, - парировал я. - Но Кэрол остановила меня. "Послушай, сказала она очень доверительно, - мы должны все делать тихо, потому что у меня в гараже мертвый мексиканец". Я ответил "Разумеется! Мы потихоньку", и мы снова принялись хохотать. Насмеявшись вдоволь, мы двинулись через внутренний дворик, соблюдая при этом абсолютную тишину, чтобы не побеспокоить мертвого мексиканца...
      Вдруг совершенно непроизвольно я сел на краю кровати. Результат оказался кошмарным. Следующим событием, которое я помню, было: я стою на четвереньках, ощупывая обеими руками все вокруг.
      Терпению Дженни пришел конец.
      - Черт возьми, что ты делаешь? - спросила она.
      - У меня отскочила голова, - пояснил я. - Нужно её найти.
      Бормоча что-то о супружестве и разводе, Дженни ушла.
      Вскоре я нашел свою голову и водрузил её на то место, где ей и положено быть. Было холодно и мерзко. По пути к ванне голова снова падала. На второй раз я сказал: "Черт с ней, пусть лежит!".
      Чтобы принять душ, побриться и надеть фланелевую пару: слаксы и спортивную рубашку с Гавайских островов, я потратил полтора часа. После этого я уже был способен ходить и смотреть, и было бы слишком жирно требовать большего от человека в моем состоянии.
      Я пошел на кухню и встряхнул кофейник. В нем оказался нормальный кофе, только холодный. Я пошарил взглядом вокруг, ища Дженни, но нигде её не заметил. Потом надел куртку и направился в гараж. Солнце сразу же обожгло глаза, и я вернулся взять защитные очки.
      Я осторожно выводил из гаража свой "форд", пытаясь не задеть им "вольво" Дженни, когда она появилась на крыльце
      - Питер Шофилд! Куда это вы собрались?
      Я ничего не ответил, махнул ей рукой и задним ходом выехал на улицу.
      Движение в сторону пляжей было очень напряженным. Моя память восстановилась ещё не полностью, и понадобилось немало времени, чтобы вспомнить, где жила Кэрол. В конце концов я нашел её дом.
      Он не был столь импозантным, как расположенный рядом дом Сандерсов, но действительно выглядел привлекательно, особенно из-за ухоженной лужайки перед ним, на которой без строгого порядка были посажены апельсиновые, лимонные и грейпфрутовые деревья. Дом был трехэтажным, от него тянулась длинная дорожка в гараж. Сам гараж с улицы я не видел, потому что на дорожке стоял голубой "ягуар", весь в пыли, а дорожка с одной стороны отделялась трехметровой изгородью, собственностью Сандерсов, а с другой рядом решеток, прикрытых вьющимися розами. Рядом с входной дверью была почтовая прорезь, под ней - кнопка звонка, однако фамилии владельца дома не было.
      Мелькнула мысль, не взглянуть ли на номерные знаки "ягуара", но не желая дать заметить кому-нибудь в доме, что сую нос без разрешения не в свои дела, я после колебаний зашагал вперед и нажал кнопку звонка. Навеса над крыльцом не было, и солнце разбудило бригаду норвежских плотников. После длительной процедуры доклада привлекательная горничная в хрустящем белом фартучке меня пропустила. Я почти пробежал мимо нее: так было прохладно и затененно внутри.
      - Если вы, мистер Шофилд, подождете минутку, - сказала горничная, - то миссис Данди вас примет.
      Стоявшая в доме прохлада могла быть достигнута в нашей долине только с помощью кондиционера. Мебель в доме была современной, но было её немного. Лестница поднималась к стене, поворачивала и вела на третий этаж. Начиналась она широкими, низкими ступеньками, покрытыми дорожкой, с красно-белым рисунком и люрексом. Такое решение не казалось безвкусным. Помещение выглядело уютно и богато. Я был один. Оценив обстановку, я решил, что если Кэрол не ведет какого-то небывалого дела (а она совершенно не походила на деловую женщину), то должен быть кто-то еще, принимающий большое участие в делах миссис Кэрол Данди. Похоже, мне нравилось это имя, звучащее как-то звонко и весело.
      Я уселся в прочное и удобное датское кресло, снял защитные очки и подставил глаза под кондиционер, позволяя ему обрабатывать их. И хорошо, что я занялся этим. Не прошло и двух минут, как наверху на лестнице послышался шорох. Я увидел одно из самых приятных воплощений юной женственности, какие когда-либо встречал в своей жизни. Под "юной" я подразумеваю примерно лет восемнадцать, а если сказать по-другому, то это значит: достаточно молодая, чтобы иметь это великолепие, и достаточно взрослая, чтобы знать, зачем оно. Она взглянула на меня сверху и стала спускаться. На ней был желтый закрытый купальник, похоже, ручной росписи, короткий ворсистый жакет и большая шляпа от солнца, с цветами; в руках она несла один из этих бесформенных ридикюлей, с которыми ходят на пляж.
      Если быть точным, то она не спускалась по лестнице. Скорее это было медленное волнообразное протекание. Ее бедра были все время в движении, как у чистокровной лошади; весь путь вниз её таз предшествовал всему остальному. Допускаю, что она была слегка смущена размерами своей шляпы. Я не мог разглядеть цвет её волос, пока она не спустилась ниже. И только тогда заметил над глазами несколько коричневых завитков цвета жженого сахара.
      У меня перехватило в горле и я встал. Она остановилась на лестничной площадке и, глядя на меня, выдержала паузу, после чего завершила остаток пути. Ее бедра переливались с одной стороны на другую, заставляя упругий живот вздрагивать на каждой ступеньке.
      - Привет, - сказала она мягко.
      Я прочистил горло и ответил.
      - Привет. Меня зовут Пит, Пит Шофилд.
      Она пересекла комнату и остановилась возле меня, глядя слегка вверх. Она была высока и это ей шло: ведь она была в теле, и при меньшем росте её можно было назвать толстушкой. Кожа её была гладкой и золотистой, как топленое масло.
      - Прелестное имя, - признала она чуть охрипшим голосом. - А меня зовут Бонни.
      - Мне нравится Ваше имя, - сказал я. - Вы, случайно, не Бонни Данди?
      - Как Вы догадались?
      - Это делает его законченным и полным.
      - Вы не шотландец?
      - Просто когда я слышу красивые имена, я их запоминаю. Это не связано с моими профессиональными интересами.
      Она уставилась на меня своими шоколадно-карими глазами. Ее милый, полный, красный рот был в движении даже тогда, когда она им не пользовалась.
      - Вы прелесть, - сказала она.
      Я начал отстраняться, конечно, мысленно.
      "Сладкая ты моя, - подумал я, - меня, конечно, огорчит твой уход, но если ты покрутишься здесь подольше, придется совершить аморальный поступок прямо здесь, на полу."
      Она знала это лучше меня и не собиралась позволять мне так просто сорваться с тормозов. С точным чувством меры она растягивала эту ситуацию до последнего предела. И в тот самый момент, когда я решил схватить её, и черт с ними, с последствиями, она приоткрыла клапан, отступила и двинулась в сторону двери. Всю дорогу её ляжки целовали друг друга. У дверей она снова ненадолго прикрыла клапан.
      - Я сейчас отправляюсь на пляж, - сказала она.
      - Прекрасно, - выдохнул я с трудом. - Хорошего отдыха.
      Она выглядела разочарованно, как если бы испугалась, что потеряла влияние на меня. Повод так думать дал ей я. На самом же деле оставаться на свободе было для неё небезопасным. Ее длинные золотистые пальцы с красным маникюром ласкали дверную ручку, и мне это представлялось досадной ошибкой. Она изобразила губами влажную, дрожащую гримасу, будто поцеловала бы кого-нибудь, если бы ей предоставили такую приятную возможность.
      - Я обычно хожу на пляж у Бульвара Заходящего солнца... Знаете, где киоск с прохладительными напитками, с большим апельсином на крыше?
      - Я знаю, где это, - сказал я. - Милый пляж.
      Она дурачилась с дверной ручкой.
      - В любое время мои приятели на пляже, ... - сказала она медленно и отчетливо. - всегда могут подсказать, где я со своей шляпой.
      Она оставила в покое дверную ручку и положила руку на огромную декорированную цветами шляпу. Этот жест не был бы столь картинным, если бы при этом не приоткрылся, весьма волнующе, ворсистый жакет.
      - Думаю, это в некотором роде остроумно. Вы не находите? - спросила она.
      - Это сногсшибательно, - ответил я, не отводя глаз.
      - Ну, хорошо. Теперь пока.
      - Пока. Было очень приятно встретить вас, Бонни.
      - И мне тоже, мистер Шофилд.
      Я собирался облегченно вздохнуть, но ей нужно было не просто толкнуть дверь и выскользнуть наружу, а ещё повернуть дверную ручку, и она медленно отошла от двери настолько, что повернуть ручку можно было только прогнувшись. Жакет был недлинным. Я закрыл глаза. Когда я их открыл, она подарила мне взгляд через плечо.
      - Что-нибудь не так, мистер Шофилд?
      - Нет, ничего. Я просто кое-что обдумывал.
      - А-а, - протянула она после небольшой паузы.
      А обдумывал я следующее:
      "Будь я твоим старшим братом, бэби, я бы за все это, скорее всего, пересчитал бы тебе ребра... Но, к счастью, я не твой старший брат".
      Наконец, она открыла дверь, ещё раз обернулась, затем стала маневрировать в открытом проеме двери и часть за частью исчезла.
      Я утирал лицо носовым платком, когда вошла горничная и пригласила меня.
      - Миссис Данди уже ждет вас, мистер Шофилд.
      Я обернулся, вид у меня, как я понял, был сконфуженным, и горничная, собравшаяся было уходить, вернулась назад и показала, что миссис Данди наверху. Конечно, я сказал ей спасибо.
      На первой лестничной площадке было обзорное окно, я уже начал подниматься дальше, как вдруг услышал мощный рев мотора. Выглянув в окно, я увидел Бонни, сидящую в "ягуаре". Естественно. Они с "ягуаром" были созданы друг для друга.
      Я поднялся по лестнице, повернул налево и осторожно шагнул в коридор. Двери с обеих сторон были закрыты.
      "Это очень напоминает игру, - подумал я. - По условию я должен делать попытки до тех пор, пока не открою нужную дверь и не получу награду в виде Бонни, горничной или Кэрол."
      Игра не должна затягиваться, и я открыл дверь справа. Оказалось, это комната Бонни. Попытаюсь рассказать о ней в общих чертах. Она напоминала отдел эксклюзивного магазина одежды после того, как его посетила выпущенная на волю стая шимпанзе. Я понял, что горничной тут приходится отрабатывать свой хлеб в поте лица.
      Несколько предметов были вообще неуместны в этом развале. На стене висели плакаты с боем быков, около дюжины, огромные, кричащие. Я вспомнил, что недавно действительно состоялся один бой быков, но я никак не мог связать Бонни с этим событием. Она производила впечатление особы, увлекающейся исключительно волнами и песком на пляже. Я мог бы ещё представить её сбивающей замертво быков в Акапулько, но отнюдь не в Плаза дель Торес, Тихуане или Мексико.
      Я прошел мимо следующих дверей, когда услышал сиплый голос:
      - Мистер Шофилд? Идите сюда.
      В конце коридора крайняя левая дверь была приоткрыта. Я постучал.
      - Войдите, - ответил голос.
      Я заглянул внутрь и стал всматриваться. Это была спальня в переднем углу дома. Венецианские жалюзи плотно закрыты, поверх них опущены шторы, так что внутри стоял приятный полумрак. Тем не менее я разглядел, что спальня обставлена элегантно и в противоположность комнате в начале коридора содержится в образцовом порядке. Другим её достоинством было отсутствие плакатов с боем быков. У фронтальной стены стояла кровать королевских размеров. В ней лежала Кэрол Данди.
      - Привет, - сказала она. - Простите, что я не встала. Я далеко не в лучшей форме.
      Я оставил дверь приоткрытой.
      - Можете закрыть дверь. Горничная очень деликатна.
      Я закрыл дверь. У меня было такое же ощущение, какое я пережил в детские годы, когда однажды тайком пробрался в театр-варьете. Это из-за полумрака, - решил я.
      Когда глаза привыкли к темноте, я увидел Кэрол, поддерживаемую полдюжиной подушек, в кружевной ночной рубашке; колени подтянуты и накрыты простыней, на голове грелка со льдом, похожая на большой квадратную шапочку на прелестной головке.
      Если не брать во внимание грелку со льдом, Кэрол выглядела безупречно и привлекательно.
      - Очень мило с Вашей стороны, мистер Шофилд, навестить меня, - сказала она. - Не хотите кофе?
      Возле кровати, на столике стоял кофейный набор и чашки, все экстра класса.
      - Это будет прекрасно. Спасибо.
      Я налил кофе себе и ей. Когда она брала чашку, рука её была твердой, но я представлял себе, какие муки терзали сейчас её голову. Я стоял рядом. Мне казалось, что я могу заставить себя говорить, но она не оказывала мне никакой поддержки. И я решил, что сейчас она была не готова к этому разговору.
      - Я только что встретил вашу прелестную сестру, - начал я.
      - Сестру? Вы имеете в виду Бонни?
      - Ну да.
      - Это моя подопечная. В общем, я приглядываю за ней, как за дочерью.
      - Послушайте, если я открою дверь, вы будете в состоянии называть меня Пит?
      - Хорошо, Пит, но пожалуйста, не открывай дверь. Слишком яркое освещение. Я догадываюсь, как ты себя чувствуешь. Представляю. Как ты с этим справился?
      - Ну, я стал анализировать случившееся. И огорчился, что прошлой ночью пустил тебя вниз кое-что проделать.
      Пауза.
      - Ох, - сказала она спокойно.
      Я в свою очередь тоже выдержал паузу. Наконец, она произнесла: - Я не знаю, не решила, что с этим делать.
      Я подождал ещё немного, и мне показалось, что её устраивало, чтобы все шло, как есть. Таким образом, действовать предстояло мне.
      - Ладно, - сказал я, - я спущусь туда и взгляну.
      Спускаться туда мне не хотелось. Мне вообще не хотелось иметь ничего общего с этим делом, но в известном смысле я был затребован для этого и, кроме того, я стал слишком возбуждаться, находясь с ней в её спальне в такой интимной атмосфере. Так или иначе, но я отправился в гараж с ощущением человека, которого ведут на эшафот.
      Гараж был на две машины. Длинный красный "кадиллак" был развернут в нем так, что для второй машины, даже будь она меньших размеров, чем "ягуар", места не осталось. На полу чисто, никакого мусора. Затаив дыхание, я пошел в обход к противоположному концу машины.
      Глядя на него, я не сказал бы, что он мексиканец, хотя его одежда была такой же, как у них; кроме того, я не мог определить, мертв ли он. Он лежал на бетонном полу лицом вниз. Для мексиканца он был высок и узок в бедрах. Одет в черные брюки в обтяжку и в одну из этих мексиканских рубашек, причудливо вышитых вручную, с красочным изображением на спине головы боевого быка. Между глазами быка, точно посредине, торчала рукоятка длинного ножа типа стилета. Только нож не был частью изображения. Он был настоящий. Левая рука мексиканца была вытянута и закрывала большую часть его лица. По оставшейся части я заключил, что он был молодым человеком, несомненно, моложе меня и, конечно, слишком молодым, чтобы быть мертвым. Я ничем не мог ему помочь и не хотел его трогать. Я обошел машину в обратном порядке и вернулся в дом.
      Глава 2.
      Горничная занималась уборкой и даже не выглянула, когда я стал подниматься по лестнице. Наверху я уже зашагал было по коридору, но потом остановился, открыл дверь в комнату Бонни и ещё раз взглянул на плакаты с боем быков. Потом пошел в комнату Кэрол.
      Она лежала на середине кровати лицом вниз, грелка со льдом была у неё на затылке. У Кэрол были длинные, красиво загоревшие ноги.
      - Это ты, Пит? - спросила она.
      - Да.
      Кровать слегка колыхнулась.
      - Что я должна делать?
      - Что ты должна делать... Ты должна вызвать полицию.
      - Это действительно необходимо?
      Я оставил вопрос без ответа.
      Она резко приподнялась и стала слезать с кровати.
      - Дай мне несколько минут, чтобы собраться.
      - Я подожду в холле.
      - Нет, пожалуйста, не надо. Я буду в туалетной комнате. Что-то я стала теперь бояться оставаться одной.
      - Если можно, - сказал я, - попроси горничную привести в порядок комнату Бонни.
      - Бонни? Конечно.
      - А она может снять со стен эти плакаты с быками?
      - Плакаты? Да, - машинально кивнула она.
      Я было последовал за ней в холл, но затем остановился и стал ждать. Мне был слышен её разговор с горничной. Кэрол скоро вернулась.
      - Я только быстренько приму душ.
      Она открыла какую-то дверь и включила свет. Это была большая туалетная комната с ванной. Смело выдержав такой оборот дела, я сел в кресло. Дверь осталась приоткрытой на пятнадцать сантиметров. Полагаю, что Кэрол сделала это, торопясь в душ. Трудно слишком долго игнорировать женское тело, лежащее в непосредственной близости, бес может вскочить в ребро в любую минуту. И чтобы чем-то заняться, я стал глазеть на свои часы, хронометрируя её пребывание под душем. Душ работал ровно одну минуту и сорок восемь секунд. Послышалось мягкое клацание, наверное, аптечки. Потом звуки энергично работающего полотенца. Затем они приблизились ко мне. Я смотрел прямо перед собой и ждал. Она заговорила у самого моего уха.