Николай Томан
      Просчет мистера Бергоффа
      Повесть
      1. ПОДОЗРИТЕЛЬНЫЙ РЫБОЛОВ
      На нем был легкий, хорошо сшитый серый костюм. В зубах дымилась дорогая папироса. Короткими взмахами весел он гнал вниз по течению Волги легкий однопарный ялик, на корме которого лежали спиннинг с набором блесен, десятка полтора кружков, бадейка для живцов, багор, зевник, экстрактор и другие рыболовные принадлежности.
      - Опять, видно, к нам за живцами этот чудак, - усмехнулся бригадир рыболовецкой колхозной артели, принимавший улов на моторный бот.
      Ялик, в самом деле, подплыл к рыбачьей флотилии. Гребец пустил весла по борту и, добродушно улыбаясь, поздоровался с бригадиром. Поинтересовавшись, как идут дела в артели, предложил закурить и спросил:
      - Не одолжите ли живцов?
      - Это можно, - отозвался бригадир. - Сколько вам?
      - Да вот не знаю, как брать будет, - задумался рыболов, поднимая со дна ялика пустую бадейку. - Погода-то, кажется, к ветру?
      - Да, к вечеру ждем ветра, - подтвердил бригадир.
      - Сильного? - заинтересовался рыболов.
      - Порядочного. Баллов так пять - шесть, с дальнейшим усилением.
      - Надолго, значит?
      - Может, и на недельку заладит.
      Рыболов, видимо, остался доволен полученными сведениями. Приветливая улыбка не сходила с его сытого лица. В порыве благодарности он снова достал коробку с папиросами и почти всю роздал рыбакам. Ему наполнили бадейку живцами. Он поставил ее на прежнее место в ялике и, уже попрощавшись, будто невзначай, спросил:
      - А насчет ветра по местным приметам предположение делаете или как?
      - Мы кустарщиной не занимаемся, - усмехнулся молодой рыбак. - Нас метеорологическая станция обслуживает. Прогноз дает на несколько дней.
      Рыболов еще раз кивнул колхозникам и взялся за весла.
      Когда он отъехал довольно далеко, пожилой рыбак, член правления рыболовецкого колхоза, покачал головой и заметил:
      - Не правится мне этот рыболов.
      - Чего так, дядя Семен? - спросил бригадир.
      - Все ветром интересуется. Вчера, думал, случайно это, а сегодня опять вот.
      -Ну, так что же? - удивился бригадир. - Для рыбака погода - дело важное.
      - Так-то оно так, - задумчиво произнес дядя Семен, - только присмотрелся я к его рыболовному снаряжению: как в магазине - все новенькое. Да и кто же кружками на течении ловит? Видом опять же не похож он на местных любителей, тех, что я знаю.
      Минут пять дядя Семен сосредоточенно размышлял, потом подозвал парнишку и шепнул ему что-то на ухо. Парнишка проворно сел в лодку и поплыл, огибая островок. Часа через полтора он вернулся и доложил дяде Семену:
      - Он для вида только порыбалил: забросил раза два спиннинг, а кружки и не ставил даже. Расплатился с Охрименко за ялик и ушел в город. Живцов в воду выпустил, а жерлицы Охрименко подарил. "На память", говорит.
      - Ну, а кто он таков? - допытывался дядя Семен. - Поинтересовался?
      - А как же! Охрименко его хорошо знает. Он у него третий раз ялик нанимал. Говорит, что из гостиницы "Волга", вроде иностранный турист какой-то.
      2. ДЕЛО НОМЕР 00113
      Майор Дубравин долго рассматривал стеклянные осколки, разложенные на чистом листе белой бумаги. Осколки были разной формы. Стекло самое обыкновенное, прозрачное и не очень тонкое. Но по всему чувствовалось, что майора эти простые стекляшки очень интересовали. Он терпеливо соединял их, хотя стоило это немалого труда, и пытался возможно точнее измерить диаметр получавшейся трубочки.
      Лишь на короткое время оставлял он это занятие, принимаясь ходить по кабинету и вполголоса напевать любимую песню: "Летят перелетные птицы".
      Укрепившись, наконец, в каком-то твердом мнении, майор вышел из-за стола и открыл дверь в соседнюю комнату.
      - Товарищ Глебов, - обратился он к старшему лейтенанту, разбиравшему картотеку. - Вы не помните, каков был диаметр той, первой?
      Старший лейтенант посмотрел запись.
      - Пятнадцать миллиметров, товарищ майор, - доложил он.
      - Так-с, - задумчиво проговорил Дубравин, прохаживаясь перед фронтом книжных шкафов, в стеклах которых отражалась его высокая фигура. - Диаметры совпадают!
      Старший лейтенант, белокурый молодой человек, терпеливо ждал. По упрямо сведенным бровям начальника он заранее знал, что вопросов будет немало.
      - Как, по-вашему, - продолжал майор, - случайность это?
      - Полагаю, нет, - твердо ответил Глебов.
      - Почему?
      Майор остановился и, чуть прищурившись, посмотрел в глаза старшему лейтенанту.
      - Совпадает ведь не только диаметр, - ответил тот, - но и место находки полотно железной дороги.
      - Резонно, - майор одобрительно кивнул.
      - Содержание пробирок, - продолжал старший лейтенант, - по-видимому, тоже одинаковое.
      - Ну, это, положим, нужно еще доказать. Вы имеете в виду разновидность Aphidodea? - спросил Дубравин, слегка приподняв брови.
      - Так точно. В первом случае это ведь бесспорно?
      - Бесспорно, - согласился Дубравин.
      - А во втором - может быть допущено. Знаете, как в математике.
      - Я очень ценю вашу лаконичность, - улыбнулся майор, - но на этот раз прошу высказаться подробнее.
      - Слушаюсь, - отозвался старший лейтенант и стал выкладывать свои соображения: - Путевой обходчик, который обнаружил пробирку номер два, сначала обратил внимание на травяной покров у полотна дороги. Ощупывая траву, он порезал пальцы об осколки стекла и только тогда их заметил. От стекла шел неприятный запах, так же как и от травы вокруг. Это и побудило обходчика доставить нам осколки пробирки. Судя по его описанию внешнего вида травы, мы и тут имеем дело с Aphidodea.
      Майор помедлил немного и спросил:
      - Вы поинтересовались тем, в какое время путевой обходчик делал обход железнодорожного полотна?
      - Так точно.
      - Понимаете, для чего я это спрашиваю?
      - Вы хотите знать, какие поезда прошли перед тем, как обходчик обнаружил осколки пробирки? В промежуток между предпоследним и последним его обходом прошел только один поезд - скорый номер пятьдесят девять.
      - Значит, тот же самый поезд?
      - Так точно, тот же самый.
      Майор походил в задумчивости по комнате и уже у дверей своего кабинета спросил:
      - Кто из специалистов выехал на место происшествия?
      - Выехал сам товарищ Сердечный.
      - Очень хорошо, - с удовлетворением отметил майор.
      Через несколько минут старший лейтенант снова услышал его голос:
      - Прошу вас, товарищ Глебов, приготовить мне все документы, касающиеся этого дела.
      - И сообщение рыбаков тоже? - спросил старший лейтенант.
      - Безусловно.
      Когда все, что просил майор, лежало на его столе, он тщательно пересмотрел документы, сам наколол их на металлическую планку и четко написал на верхней крышке папки:
      "Дело No 00113".
      3. МЕТЕОРОЛОГ НЕЧАЕВ
      Загорелый, с крупными чертами лица, с волосами, выгоревшими на солнце, Василий Нечаев стоял на берегу Волги, облицованном огромными каменными плитами, и задумчиво смотрел на веселую игру утренних лучей в широкой волжской волне.
      - Ну, хватит вам, - потянула его за рукав флотской куртки Галина Сугробова.
      - Знали бы вы, Галина Сергеевна, до чего тяжело уходить от Волги в вашу пустыню... Ну, да что теперь говорить об этом, решение принято, и точка.
      Нечаев по-военному, четко повернулся к высокой стройной девушке в светлом платье, приложил руку к лакированному козырьку фуражки и шутливо произнес:
      - Разрешите доложить, товарищ агролесомелиоратор: волжский метеоролог Василий Иванович Нечаев в полном вашем распоряжении.
      Нечаев взглянул украдкой на Галину и тяжело вздохнул. А Галина сразу как-то заторопилась и сказала почти строго:
      - Не будем, в таком случае, терять времени.
      Однако, не выдержав строгого тона, она рассмеялась и добавила весело:
      - По коням!
      С этими словами Галина села за руль открытого автомобиля и включила мотор. Нечаев положил на заднее сиденье два своих чемодана и уселся рядом с Сугробовой.
      С Нечаевым Галина познакомилась года два назад в Саратове, где он работал на волжской метеорологической станции, а она училась в агролесомелиоративном институте. Когда Галина, окончив институт, уехала в астраханскую полупустыню, между молодыми людьми завязалась переписка.
      Случилось, что метеоролог опорного пункта, на котором работала Сугробова, уволился по состоянию здоровья. Оставшись без службы погоды, директор пункта, Михаил Александрович Птицын, сам ездил в область, просил дать ему метеоролога, но в отделе кадров никого не были в резерве. Тогда Галина, вспомнив о Нечаеве, написала ему письмо, горячо убеждая перевестись на службу в управление лесного хозяйства.
      Недели две после этого от Нечаева не было писем. Галина уже начала сомневаться в успехе своего предложения, как вдруг получила короткую телеграмму:
      "Встречайте двадцать второго пароходом Молотов тчк Нечаев".
      И вот он приехал сегодня.
      - Удивительно как-то у меня все получается, - заметил Василий, когда машина тронулась. - Помню, во время войны я, речник, все время во флот рвался, а меня убедили в пехоте остаться, говорили, что главный фарватер войны по суше проходит.
      Он протер ладонью пыльное лобовое стекло машины и добавил:
      - Вот и теперь - столько лет проработал на переднем крае трудового волжского фронта, возглавлял метеорологическую службу на одном из его участков, мечтал и дальше воевать там с ветрами, с непогодами, а вы меня опять переубедили. Отчего это происходит, спрашивается? От бесхарактерности моей, что ли?
      - Нет, не от бесхарактерности, - серьезно ответила Галина. - От сознательности. Перед вами теперь шире стоит задача. Придется повоевать не за отдельный участок Волги, а за все Поволжье. Передний край этой борьбы лежит не по фарватеру Волги, а гораздо восточнее - по линии Уральск - Калмыково Гурьев. Где же вам быть, Василий Иванович, как не на переднем крае войны с песками и суховеями?
      Нечаев только вздыхал потихоньку да искоса поглядывал на красивый, строгий профиль Галины. Машина шла асфальтированной магистралью города к одной из его окраин уходящих в зеленые заросли Волго-Ахтубинской поймы. Миновав пригород и многочисленные ерики и ильмени, вышла она, наконец, на песчаную дорогу, пролегавшую через степь.
      Нечаев был задумчив, и Галине казалось, что он не очень доволен переводом на новую работу.
      - Вы не унывайте, Василий Иванович, - говорила она, стараясь ободрить его, - не жалейте, что на предложение мое согласились. Большим, интересным делом будете у нас заниматься.
      Но Нечаев не нуждался в утешении. Он был одним из тех людей, которые, однажды приняв какое-нибудь решение, уже не раздумывают долго о том, правильно ли они поступили.
      Теперь он думал только о пустыне, в которой придется вести службу погоды, и ему уже казалось, что работа будет необычайно увлекательной. Ведь если север с его ледяными полями именуют кухней погоды, то и пустыни с их перегретыми солнцем песчаными пространствами тоже не могут не повлиять на метеорологические явления. И кто знает, может быть, ему, молодому метеорологу Василию Нечаеву, выпадет счастье открыть что-нибудь новое в секретах погоды, которые, как известно, далеко еще не все разгаданы. Нет, он ничуть не жалел, что согласился поехать в пустыню.
      - Да вы меня не агитируйте больше, Галина Сергеевна, - улыбаясь, сказал Нечаев, слегка коснувшись руки Сугробовой. - Позвольте лучше снять мою походную куртку. Жарковато тут у вас.
      - Боюсь, что ваше флотское обмундирование не очень будет гармонировать с фоном нашей полупустыни, - пошутила Галина.
      - Оно мне очень дорого, Галина Сергеевна, - серьезно ответил Нечаев, - в нем я любое пекло выдержу, а что касается вашей пустыни, то я уже горю нетерпением познакомиться с ее романтикой.
      - Смотря о какой романтике вы мечтаете, Василий Иванович, - усмехнулась Галина. - Если о самумах, песчаных штормах и прочей экзотике, то всего этого уже нет.
      - То, что нет самумов, я и сам знаю, - заметил Нечаев, - но неужели нет и барханов?
      - Не только барханов, Василий Иванович, но и обнаженных песков почти нигде вы теперь не увидите. Да вот взгляните-ка вокруг.
      Галина отняла руку от руля и указала вперед. За ветровым стеклом машины распростерлась до самого горизонта ровная местность, покрытая зелеными, желтыми и бурыми пятнами.
      - Этот пестрый ковер вокруг - степная растительность.
      - А под ней пески?
      - Да, те самые пески, которые собирались когда-то в барханы, засыпали водоемы и реки, наступали некогда на целые поселки, угрожали Волге... Вглядитесь, растительность эта не скудна! Много лет назад был тут посеян песчаный овес, а теперь растут и кумарчик, и май-камбак, и кара-камбак, и люцерна, и многие другие травы. И ведь все это, в основном, дело рук человека. Советские люди сеяли все эти травы, чтобы закрепить пески, получить пастбища для скота, создать с помощью многолетних трав структурную почву, сделать возможным земледелие
      Они ехали степью, самой молодой степью в Советском Союзе, и им все чаше попадались бахчи и посевы под защитой молодых лесных полос, посадки вокруг искусственных прудов, стада овец на пастбищах.
      - Трудно даже поверить, что тут были пески когда-то! - воскликнул Нечаев, удивленно покачивая головой.
      - Это "когда-то" было всего несколько лет назад, - засмеялась Галина.
      - А что это там? - спросил Нечаев, слегка приподнимаясь с сиденья. Железная дорога, кажется?
      - Да, железная дорога. Разве она была бы мыслима без сплошных, дорогостоящих оград, если бы мы не закрепили травами пески вдоль полотна? Ее заносило бы песком.
      Дорога, по которой вела машину Галина, шла теперь рядом с железнодорожной линией, и Василий Нечаев, всматриваясь вперед, видел, как далеко впереди сходились в одну точку блестящие полоски рельсов.
      - Позвольте, а что это за трава тут такая? - воскликнул метеоролог. Будто вылиняла...
      Сугробова резко свернула с дороги и подъехала к траве. По взволнованному лицу ее Нечаев догадался, что с травой произошло что-то необычное.
      Остановив машину, Галина торопливо вышла из нее. Опустившись на колени, она выдернула пучок травы и внимательно стала рассматривать высушенные солнцем, сморщенные стебельки. Нечаев присоединился к ней и стал разгребать ногой увядшие травы. Они полегли на довольно большом пространстве, будто обессилев от чего-то.
      - Не вижу в этом ничего особенного, - спокойно заметил Нечаев. - Травы ведь тоже болеют. Почему вы так взволновались?
      - Как же вы этого не понимаете? - удивленно вскинула тонко очерченные брови Галина. - Ведь если это болезнь, то повальная. Смотрите: вокруг ни один стебелек не выжил, всех подкосило. Ничего подобного здесь никогда не было.
      Вырвав с корнем пучок песчаного овса, Галина резко поднялась на ноги.
      - Смотрите, Василий Иванович, - почему-то шепотом произнесла она. Видите?
      Нечаев нагнулся над пучком травы и не без труда разглядел каких-то маленьких, бесцветных насекомых, плотно усеявших стебельки.
      - Похоже, что какой-то особый вид тли, - заявила Галина. - Нет ли у вас какой-нибудь плотно закрывающейся коробки?
      - Вот, пожалуйста. - Нечаев вытащил из кармана плоскую коробку из пластмассы, разукрашенную затейливыми узорами. - Сам смастерил когда-то.
      Галина взяла портсигар, вытряхнула из него табачные крошки, продула и протерла донышко, крышку и боковые стенки и положила в него несколько стебельков травы, особенно густо усеянных насекомыми.
      4. НАШЕСТВИЕ НЕИЗВЕСТНОГО ВРАГА
      Галина сосредоточенно вела машину по зыбкой песчаной дороге. Она задумалась над чем-то и даже не взглянула ни разу на Нечаева, будто его и не было рядом с ней. Он догадывался, что ее, по-видимому, так обеспокоили эти странные насекомые, и все чаще поглядывал на девушку, желая помочь ей чем-нибудь, но не знал, как это сделать.
      - Может быть, я сяду за руль? - произнес он, наконец, заметив, что Галина все увеличивала скорость. - Я ведь неплохой шофер.
      - Нет, Василий Иванович, - ответила Сугробова. - Я лучше вас знаю дорогу и привыкла тут ездить.
      Помолчав немного, Галина заметила:
      - Меня очень тревожат эти насекомые. Нужно скорее показать их Оресту Викентьевичу, нашему энтомологу. Кто знает, не повредят ли они нашим степям? Вы ведь только общее представление имеете, Василий Иванович, сколько труда положено на преобразование этих полупустынь. А это самоотверженный героический труд многих людей, труд, увенчавшийся успехом, несмотря на все устрашающие предсказания буржуазной и, в частности, американской науки. Противники наши утверждали, что ни насаждение леса, ни земледелие немыслимы при количестве осадков ниже 300 миллиметров в год. Мы же закладываем здесь не только леса, но и фруктовые сады и виноградники, и они растут. Мы выращиваем здесь пшеницу, хотя среднее количество осадков в этих краях ниже 300 миллиметров в год. По засушливости земли эти мало чем отличаются от пустыни Гоби.
      - И вы полагаете, что эти тли, - Нечаев кивнул на коробочку с насекомыми, положенную Галиной на сиденье, - могут представить серьезную опасность?
      - Все зависит от того, как быстро они губят травы, - ответила Галина. Когда я вчера утром проезжала, здесь ничего не было, а теперь, видите, поражен такой большой участок.
      Машина между тем миновала посадки тамарисков, и за ними тотчас же открылся вид на зеленый массив, один из опорных пунктов, в котором была расположена "штаб-квартира" Михаила Александровича Птицына.
      Чем ближе подъезжала машина, тем отчетливее видел Нечаев широкие полосы кустов и уже довольно больших деревьев, принимавших на себя первые удары суховеев. Как боевые редуты, сплошными зелеными валами прикрывали они подступы к территории опорного пункта. Под их защитой раскинулись поля, бахчи и виноградники.
      Нечаев знал уже обо всем этом, но то, что он увидел теперь собственными глазами, показалось ему чудеснее всех рассказов Деревья, посаженные в былых песках, принялись прекрасно. Они особенно вытянулись там, где посадки производились гнездовым способом. Местами молодые деревья бросали такую густую тень, что казалось, будто машина ныряла вдруг в темный тоннель.
      Удивили Василия и виноградники разнообразием лоз. Видно, и в самом деле были тут те пятнадцать различных сортов, о которых писала ему Галина. Хотелось остановиться, осмотреть внимательнее и бахчи и виноградники, но Сугробова, не сбавляя скорости, вела машину в глубь территории опорного пункта.
      Она остановила ее возле деревянного здания и, оставив Нечаева в машине, взбежала по лесенке на веранду. Навстречу ей шел высокий худощавый мужчина в белом костюме.
      - Орест Викентьевич! - воскликнула Галина. - У меня срочное дело к вам. Хотелось бы только, чтобы и Михаил Александрович меня послушал. Где он сейчас?
      - Уехал, - почесывая острую, седеющую бородку, рассеянно ответил Орест Викентьевич Шмелев и тотчас же вынул из кармана маленькую стеклянную коробочку.
      - Вот полюбуйтесь-ка, Галина Сергеевна, - протянул он коробочку почти к самому носу Сугробовой. - Фруктового клопика сегодня обнаружил. Как вам это нравится? Не успел с яблоневой молью расправиться, как на сцену уже новый типаж появляется
      - Это ведь только нарисованные сады стоят незыблемо, - усмехнулась Галина, отводя в сторону руку Шмелева с коробочкой, - а за живые сады борись да борись.
      - А я не борюсь разве? - заволновался Орест Викентьевич, засовывая коробочку с фруктовыми клопиками в верхний карман пиджака. - Не воюю разве с этой нечистью?
      Но Галина перебила его:
      - Куда же, однако, уехал Михаил Александрович?
      - В областной комитет партии. Доклад гам будет делать о перспективах преобразования полупустынных степей в оазисные и использования их для нужд сельского хозяйства области.
      - Как? - удивилась Галина. - Он ведь на следующей неделе должен был делать этот доклад.
      - Должен был на следующей неделе, - спокойно согласился Шмелев. - Однако вызвали сегодня. Часа три, как вылетел на самолете.
      - Досадно, что я не застала его, - задумчиво проговорила Галина. - Нужно было бы ему знать об этом, прежде чем в обком ехать. Кто знает, что это за насекомые...
      - Да вы толком расскажите, в чем дело-то? - Шмелев удивленно посмотрел поверх пенсне на Сугробову.
      - С докладом Михаила Александровича может нехорошо получиться, - ответила Галина. - Он расскажет в обкоме, что мы окончательно покорили пески, что наши степи вполне обеспечат кормовую базу крупному животноводству, а у нас вдруг появились эти удивительные тли...
      - Не понимаю вас что-то... - проговорил Орест Викентьевич, протирая пенсне. - О каких тлях речь?
      Галина подала энтомологу портсигар Нечаева.
      - Вот, посмотрите-ка на этих насекомых, Орест Викентьевич.
      Шмелев достал из бокового кармана лупу и внимательно стал рассматривать стебельки травы.
      - Явные представители надсемейства мелких полужесткокрылых, классифицировал он насекомых. - Подотряд Гомоптера.
      - А пояснее нельзя? - нетерпеливо сказала Галина.
      - Попросту же говоря, - продолжал Шмелев, - мы имеем перед собой разновидность тлей. Какую-то необычайную разновидность, к тому же. Я такой еще не видел ни разу.
      Галина, передавая Оресту Викентьевичу портсигар с насекомыми, не взглянула на них, а теперь, посмотрев в раскрытую коробочку, воскликнула:
      - Да тут их гораздо больше, чем было. Мыслимое ли дело, размножаться так быстро?
      - Обыкновенные тли имеют в год до шестнадцати поколений, а эта разновидность, видимо, особенно плодовитая. У тлей ведь вообще широко распространено явление живорождения и партеногенеза.
      - Значит, нельзя терять ни минуты, - решительно заявила Галина. - Садитесь скорее в машину, Орест Викентьевич, и мы поедем к месту происшествия.
      - Но позвольте, - запротестовал Шмелев. - Я не могу так сразу... У меня подагра, как вам, очевидно, известно. Смею вас уверить, что ничего не может быть хуже подагры для энтомолога, которому по штату положено целыми днями с резвостью школьника гоняться за жучками да бабочками.
      - Не до шуток теперь, - поморщилась Галина.
      - Дайте, по крайней мере, хоть переодеться.
      - Некогда тратить время на переодевание, Орест Викентьевич,- проговорила Галина тоном, не терпящим возражений. - Вызывайте своих помощников с ранцевыми опрыскивателями - и мы выезжаем. Необходимо возможно скорее сообщить в область точные сведения о вредителях и размерах повреждений. Действуйте же!
      Сбежав по лесенке веранды, Сугробова подошла к Нечаеву.
      - Василий Иванович, видите вон тот домик? - спросила она, указывая на видневшееся за деревьями строение. - Это метеорологическая станция. Место вашей работы. Свяжитесь, пожалуйста, с областным метеорологическим управлением, узнайте прогноз погоды на ближайшие два-три дня. Я к вам сейчас радиста нашего пришлю.
      Нечаев взял чемоданы, накинул на плечи флотскую куртку и пошел к метеостанции. Его нагнал вскоре молодой человек, выбежавший из центрального здания опорного пункта.
      - Позвольте представиться, - весело проговорил он. - Радист Калашников. Разрешите помочь вам.
      И он, несмотря на протесты Нечаева, взял один из чемоданов и, весело болтая, пошел рядом с метеорологом.
      Пока Галина осматривала мотор машины, перегревшийся на солнцепеке, а заведующий хозяйством опорного пункта Иманбеков заправлял бензобак и заливал свежей водой радиатор, Орест Викентьевич, вопреки своей обычной медлительности, успел вызвать двух своих помощников с ранцевыми опрыскивателями и усадил их в машину.
      Когда все приготовления к отъезду были закончены, подошел Нечаев. Галина познакомила его с Орестом Викентьевичем и спросила:
      - Как с ветром?
      - Пять баллов.
      - А в ближайшие дни?
      - По данным областного управления, должен усилиться.
      - Поехали! - скомандовала Галина, энергично тряхнув головой, отчего развязались волосы, пучком скрепленные на затылке, и упали на плечи.
      5. В ПОРАЖЕННОЙ ЗОНЕ
      Орест Викентьевич сидел рядом с Галиной, а помощники его устроились на заднем сиденье. Галина почти не разговаривала и лишь изредка отвечала на вопросы энтомолога, болтавшего без умолку.
      - Ужасная вещь - эти стихийные бедствия, - говорил он глуховатым голосом. - Сколько страшных нашествий знает история. Да зачем далеко ходить, вот вам недавний пример. Именно эти края подверглись в 1912 году нашествию лугового мотылька и были ужасно опустошены. В тот год был неплохой урожай в тех местах близ Волги, где возможно было земледелие. Начинали уже созревать хлеба и овощи на бахчах, зеленели травы на лугах и вдруг из Волго-Ахтубинской поймы фронтом в сотки километров двинулись на луга и посевы необозримые массы гусениц лугового мотылька.
      Повернувшись к Галине, Орест Викентьевич поинтересовался, помнит ли она это нашествие гусениц, на что Галина ответила, что помнить этого она не могла, так как ее и на свете еще не было в то время, но что о таком бедствии ей, конечно, известно.
      - Да-с, - удовлетворившись этой справкой, продолжал Шмелев, - страшное было время. За короткий срок вся территория заволжских полей и лугов превратилась в мертвое черное пространство, на котором не осталось не только хлебов, но даже полыни. Чтобы вы имели наглядное представление, скажу вам, что гусеницы ползли слоем более чем в десять сантиметров. Когда они переходили полотно железной дороги Астрахань - Саратов, поезда прекращали движение, так как паровозные колеса буксовали в массе раздавленных насекомых.
      - Ну, хватит вам, Орест Викентьевич, расписывать эти ужасы, - недовольно поморщилась Галина. - То, что было возможно в царской России, немыслимо в Советском Союзе. Надеюсь, вы понимаете это?
      Но Шмелев, будто не расслышав замечания Галины, продолжал:
      - И вы не думайте, что с ними не пытались бороться. Гусениц опрыскивали ядами, выжигали огнем, заливали водой, но все было напрасно...
      Он рассказал еще несколько страшных историй, но Сугробова не слушала его. Она с тревогой всматривалась в окраску степи. До того места, где несколько часов назад Галина с Нечаевым обнаружили полегшие травы, было теперь недалеко. Когда машина перевалила за небольшую возвышенность, поросшую раскидистым кустарником селитрянки, оказалось, что увядшая растительность была теперь метров на двести ближе, чем в прошлый раз.
      Галина резко затормозила машину.
      - За наше отсутствие, - сказала она взволнованно, - вредители отняли у нас еще один большой участок степи. Отсюда недалеко и до бахчей колхоза "Победа"...
      Орест Викентьевич не спеша стал выбираться из машины, приказав своим помощникам приготовить инсектисиды - вещества, убивающие насекомых.
      - Займитесь опрыскиванием, Орест Викентьевич, - обратилась к Шмелеву Галина, - а я съезжу в колхоз "Победа" и скоро вернусь.
      Обогнув посадки джузгуна, защищавшие постройки колхоза от совсем еще недавно надвигавшихся на них песков, машина выехала на главную улицу села.
      Навстречу шел знакомый Галине колхозник, которого все село звало дедом Терентием. Он был известен по всей области своими необычайными арбузами и дынями, которые показывал каждый год на сельскохозяйственных выставках.
      - Здравствуйте, Галина Сергеевна! - радостно воскликнул дед Терентий. Вот хорошо-то, что вы приехали! Беда на нас свалилась. Диковинные паразиты в степи появились.
      Галина, перекинувшись с дедом несколькими словами, пригласила его в машину. Через пять минут они были в правлении колхоза.
      Председатель, пожилой мужчина в военной гимнастерке, и местный агроном сидели здесь, прикидывая, как защитить колхозные поля от нашествия нового вида вредителей. Они сказали Галине, что колхозная лаборатория уже исследовала паразитов. Насекомые оказались необычными для этих мест. Особенно удивило всех быстрое их размножение.
      - Мы отослали три баночки с вредителями в областную лабораторию, - сказал председатель колхоза. - Просили помощи. Сами же решили пока окопать бахчи глубокими рвами. А вы с чем к нам, товарищ Сугробова?
      - Ореста Викентьевича привезла, - ответила Галина. - Химические опрыскиватели попробуем применить. Поедемте посмотрим.
      Дед Терентий, председатель колхоза и агроном уселись в машину. Галина выехала в степь и остановилась у холма, с которого хорошо был виден весь фронт работ помощников Шмелева. Они опрыскивали здоровую траву на границе с пораженными участками.
      - Орест Викентьевич! - окликнула энтомолога Галина. - Какие у вас успехи?
      Шмелев, рассматривавший что-то на стебельках травы, спрятал лупу в карман и торопливо направился к Сугробовой. По мрачному выражению его лица Галина догадалась, что дела у него не очень важные.
      - Удивительно стойкие паразиты, - произнес Шмелев. - Окончательные выводы, впрочем, делать рано.
      Оставив Ореста Викентьевича продолжать начатую работу, Галина с председателем колхоза и агрономом решила объехать весь участок, пораженный вредителями. Дед Терентий предложил Шмелеву свои услуги.
      Когда Галина вернулась, Орест Викентьевич встретил ее все с тем же безнадежным видом.
      - Мы перепробовали все средства, имевшиеся в нашем распоряжении, - доложил он. - И никакого эффекта. Ни табачный экстракт, ни карболово-мыльная и керосиново-мыльная эмульсии не действуют. Положительно не знаю, что еще придумать...
      Орест Викентьевич беспомощно развел руками и весь как-то съежился.
      - А вы зря сокрушаетесь так, - заметил дед Терентий. - Если помните, то ведь и черепашка в 1938 году вела себя не лучше.
      - Черепашка? - переспросил Орест Викентьевич. - Как же, очень хорошо помню! Подлинное нашествие было этой черепашки.
      - Так вот, - продолжал дед Терентий, - травили мы этого клопа-черепашку и бензином, и хлором, и никотин-сульфатом, и карболкой, а он, как говорится, и в ус не дул. Некоторые, конечно, приуныли. Нет, мол, на него погибели. Однако справились мы с ним! И даже без всяких ядов. Куры, обыкновенные колхозные куры склевали клопа дочиста.
      - Вы забываете о теленомусе, дедушка, однако спасибо за ободряющие слова, - вяло улыбнулся Орест Викентьевич. - Хотя я пока не могу придумать, чем бы этих паразитов прикончить.
      - Вы не можете, так другие смогут, - ответил на это дед Терентий. Найдутся сообразительные люди.
      6. ТРЕВОЖНАЯ НОЧЬ
      Ночью разбушевался ветер. По определению Нечаева, был он юго-восточного румба силою в восемь баллов. Галина не спала всю ночь. Два раза говорила по телефону с областью и с Михаилом Александровичем Птицыным. Он обещал на следующий день вернуться.
      Нечаев тоже был взволнован всем происшедшим. Он не ложился спать, чувствуя себя, как на боевом посту. Несколько раз заходил он к Галине, которая совещалась с сотрудниками опорного пункта о мерах борьбы с вредителями. Будучи ближайшей помощницей Птицына, Сугробова хорошо понимала ответственность, которая ложилась на нее в связи с создавшейся обстановкой. Она пригласила на это совещание не только энтомолога, агронома, геоботаника и почвоведа, но также всех десятников, бригадиров и звеньевых.
      Но еще до этого провела Галина собрание комсомольской организации, в которой была комсоргом. Она предложила комсомольцам организовать круглосуточное наблюдение за степью у подступов к опорному пункту. Предложение было принято единогласно, и Сугробова лично расставила первую смену постов из девушек, обслуживающих лесное и полевое хозяйство опорного пункта.
      Когда Нечаев в первом часу ночи зашел к Галине, она сидела за столом у широкого окна, за которым грозно шумели деревья и судорожно метались тяжелые черные ветви яблонь. Совещание только что кончилось, и в комнате, кроме Галины и Шмелева, никого уже не было.
      - Ну как? - спросила Галина, когда вошел Нечаев. - Не спадает ветер?
      - Нет, - угрюмо ответил Василий, усаживаясь в угол кожаного дивана. - Не спадает. Боюсь даже, что усилится к утру.
      В комнате было душно. Ветер, проникавший в щели окон, не приносил облегчения, казалось даже, что был он теплее комнатного воздуха. Орест Викентьевич, прохаживаясь из угла в угол, то и дело вытирал платком потный лоб. Лишь на короткое время он останавливался, тяжело переводя дух, и, ни к кому не обращаясь, уже в который раз произносил со вздохом:
      - Вот какой сюрпризец подсунула нам природа...
      - А мне хотелось бы все-таки знать, откуда могли появиться у нас эти насекомые? - спросила вдруг Галина. - Как вы думаете, Орест Викентьевич?
      Шмелев походил по комнате, прислушался к завыванию ветра и нерешительно произнес:
      - А почему бы не предположить, что занесены они к нам из глубин среднеазиатских пустынь? Как вы на это смотрите с вашей метеорологической точки зрения, молодой человек? - спросил Орест Викентьевич, останавливаясь перед Нечаевым и нервно почесывая бородку.
      - Я только что просматривал синоптические карты за последние два месяца, ответил метеоролог. - За это время несколько раз здесь дули сильные ветры юго-восточного и восточного направлений, а десять дней назад был настоящий ураган. Он мог, конечно, занести частицы пыли или растительности с большого расстояния, а с ними, возможно, и этих необычайных насекомых.
      - Вот видите, - словно обрадовался Орест Викентьевич. - Другого объяснения у нас ведь пока нет.
      И он продолжал развивать свою мысль:
      - Такие насекомые могли существовать и не очень далеко от нас, в одной из ближайших пустынь. Там, однако, для них были, очевидно, слишком суровые условия, и паразиты влачили жалкое существование. А тут вдруг к их услугам сказалась обильная пища, вот они и стали необычайно быстро размножаться. Как вы на это смотрите, Галина Сергеевна?
      Сугробова делала какие-то заметки в своей записной книжке.
      - Откуда бы они ни появились, Орест Викентьевич, - сказала она, не отвечая прямо на вопрос, - для нас должно быть совершенно несомненно, что это еще одно испытание устойчивости наших преобразований природы.
      Галина встала из-за стола и пересела на диван к Нечаеву.
      - Когда я разговаривала с Михаилом Александровичем, - продолжала она, помолчав немного, - он сообщил мне, что доложил на пленуме обкома о полной возможности вести на всех участках нашей степи сельское хозяйство.
      - А тут вдруг форменный рецидив пустыми! - воскликнул Орест Викентьевич и как-то нелепо всплеснул руками.
      Галину взяло зло на Шмелева. Она холодно спросила:
      - О каком рецидиве вы говорите, Орест Викентьевич?
      - Проснутся ведь пески пустыни, сдерживаемые сейчас травами, придут в движение, соберутся в барханы, как в недавнем прошлом, и снова двинутся в наступление на поля, реки и водоемы. Ах, если бы знал Михаил Александрович перед своим выступлением на пленуме о нагрянувшей на нас беде!..
      - Напрасно вы философствуете, Орест Викентьевич, на темы, о которых не имеете ясного представления, - сухо заметила Галина. - А что касается Михаила Александровича, то, как оказывается, он еще до выступления на пленуме знал уже о появившихся в наших степях вредителях.
      - Но, позвольте, откуда же? - удивился Орест Викентьевич. - Ведь пленум был назначен на двенадцать часов дня, мы же узнали о паразитах в два часа, а позвонили в обком только вечером.
      - Вы забываете, Орест Викентьевич, - ответила Галина, - что, кроме нас с вами, есть и другие советские люди, которые не меньше нашего обеспокоены случившимся. Сообщил в обком колхозник, раньше нас заметивший оголенные пески. Он случайно проезжал тут по каким-то делам и, несмотря на то, что очень спешил, сделал крюк в сторону, чтобы позвонить из сельсовета в город.
      - Тогда, выходит, что знали об этом не только Птицын, но и работники обкома? - Орест Викентьевич в недоумении поднял узкие плечи.
      - Да, знали, - ответила Галина. - Однако это не помешало ни выступлению Михаила Александровича, ни принятию положительного решения по его докладу. Нам после этого остается только сделать все возможное, чтобы оправдать доверие, которое оказано нам партией.
      - Выходит, вы правду сказали мне, Галина Сергеевна, что едем мы на передний кран фронта борьбы с песками, - проговорил Нечаев, поднимаясь с дивана. - Досадно только, что метеорология наша пока лишь предугадывает погоду, а не организует ее...
      Он прошелся по комнате, разминая затекшие ноги, а Галина, глядя на его крупную, атлетически сложенную фигуру, невольно представила себе, как, в самом деле, должно быть тяжело сильному, смелому человеку только следить за приборами и по их показаниям делать выводы о силе и длительности явлений природы, не имея возможности повлиять на них. "Но ничего, - тут же решила она, - это даже хорошо, что такие люди занимаются метеорологией. Они не удовлетворятся только изучением погоды, а захотят изменять ее".
      Вслух она заметила:
      - Пока такой сильный ветер, трудно будет предпринять что-нибудь против вредителей. Следите за погодой внимательно, Василий Иванович. Как только начнет убывать ветер - немедленно дайте знать.
      Нечаев открыл дверь, пересиливая навалившийся на нее ветер, и скрылся в темноте ночи. Впущенный им воздушный поток сдул несколько бумажек со стола, рванул со стены неплотно прибитый плакат, качнул лампочку, висевшую над столом. Причудливые тени забегали по комнате.
      - Вот она, стихия-то!.. - задумчиво произнес Орест Викентьевич, глядя на свой птичий силуэт, мечущийся по стене.
      - Вы что имеете в виду, Орест Викентьевич, - сдвинув брови, спросила Сугробова: - нашествие насекомых или эту бурю?
      Резкий порыв ветра швырнул в стекла сухие листья, потряс раму окна, засвистел, заулюлюкал, притих и снова навалился на окна, на двери, зашумел в ветвях деревьев.
      Галина, не сводя строгих глаз со Шмелева, ждала ответа.
      - Я вообще стихию имею в виду, Галина Сергеевна, - повторил Орест Викентьевич и зябко пожал плечами. - Вековечную природу.
      - А я то думала, что, работая столько лет рядом с Михаилом Александровичем, вы научились итти вперед наперекор всяческим стихиям. Ошиблась, значит, - холодно сказала Галина и вышла в другую комнату.
      7. НЕЧАЕВ ДЕЙСТВУЕТ
      К утру ветер не утих, а еще более усилился. Он дул теперь с таким ожесточением, что итти против него открытым местом становилось все труднее. Только один Нечаев шагал от своей метеорологической станции к центральному зданию опорного пункта, не сгибаясь под напором ветра.
      В девять часов утра Галина снова разговаривала с Птицыным. Михаил Александрович сообщил, что зарегистрировано еще несколько пораженных паразитами участков. Аэрофотосъемка уточнит картину, как только спадет ветер. Новый вид насекомых-вредителей изучается и испытывается на действие различных инсектисидов почти во всех биологических лабораториях области. На вопрос, когда он приедет, Птицын ответил, что ему приказано остаться в центре области и возглавить борьбу с вредителями.
      Деревья в саду и лесных полосах шумели теперь еще громче и грознее, чем ночью. Ветер бешено наваливался на них, стремясь прорваться на простор северо-западных степей. Но, встречая стены деревьев, он путался и ослабевал в массе ветвей, стволов и зарослях кустарников.
      Орест Викентьевич все утро просидел в своей комнате, наблюдая борьбу ветра с лесной преградой. Только в полдень он осторожно постучался в дверь комнаты Галины Сергеевны. Ответа не было. Он подождал и постучал громче, но и на этот раз никто не отозвался. Только после этого Орест Викентьевич решился открыть дверь. Комната была пуста.
      - Странно, - пробормотал энтомолог и пошел разыскивать агронома Савельева, в отсутствие Птицына и Сугробовой обычно замещавшего их на опорном пункте.
      Савельев был в саду и с геоботаником подпирал рогатками ветви яблонь, отягощенные плодами. На вопрос, где Сугробова, агроном ответил, что Галина Сергеевна уехала в степь, чтобы определить, на сколько разросся за ночь пораженный участок.
      - В такую бурю? - поразился Орест Викентьевич. - Не понимаю, для чего так экстренно...
      - Странно, что вы не понимаете, - недовольно отозвался Савельев.
      Орест Викентьевич ничего не ответил и молча пошел в противоположную сторону сада. Ветер яростно встряхивал деревья, теребил пиджак Ореста Викентьевича, бросал в лицо жесткий листья. Выбравшись на открытую поляну, в центре которой была метеорологическая станция, Шмелев постоял немного в раздумье, а когда двинулся дальше, ветер так энергично стал поддавать его в спину, что он почти побежал вперед, чтобы не потерять равновесия.
      Нечаев увидел его через окно метеостанции и вышел навстречу.
      - Что это вы ко мне в такую погоду, Орест Викентьевич, - с тревогой спросил он. - Не случилось ли чего?
      - Нет, ничего, - тяжело переводя дух, отвечал Шмелев. - Зашел я к вам так просто... Ветром занесло, знаете. Кстати, как ветер? Не хочет сдаваться?
      - Не похоже что-то. Присаживайтесь, Орест Викентьевич. Вид у вас неважный сегодня.
      - Нездоровится что-то, - ответил энтомолог, усаживаясь на клеенчатый диванчик, - А вы знаете. Галина-то Сергеевна в степь уехала.
      - Знаю, - ответил Нечаев. Минут пять сидели молча. Орест Викентьевич тяжело вздыхал и теребил бородку. Нечаев углубился в сводки.
      - А вы как считаете, Василий Иванович, - нарушил молчание Орест Викентьевич, - разумно ли это?
      - Во всяком случае, - ответил Нечаев, - это лучше, чем сидеть здесь сложа руки.
      - Но ведь и вы тоже, кажется, не очень-то действуете, - покосился Шмелев на могучую фигуру метеоролога.
      - Ошибаетесь, я действую, - спокойно ответил тот. - Я готовлю те данные, по которым там, в степи колхозники и ученые пойдут в наступление на врага.
      Он встал из-за стола, сверился с показаниями барометра, сделал отметку в журнале и продолжал:
      - Я сегодня особенно много думал над моей наукой и пришел к выводу, что она такая же боевая, как и все прочие советские науки. В годы войны прогнозы погоды помогали намечать сроки наступлений и неожиданных атак. А в мирных условиях по метеорологическим данным начинают сев, уборку полей, планируют с учетом метеорологической обстановки фронт лесопосадок, преграждая пути суховеям. Разве это не активная борьба с природой. Орест Викентьевич?
      Шмелев ничего не ответил, вздохнул только. Затем встал и так же молча направился к выходу.
      8. ОТКРЫТИЕ ДЕДА ТЕРЕНТИЯ
      Попутный ветер как будто подгонял машину. Подняв воротник плаща, Галина внимательно всматривалась в извивающуюся дорогу. Степь впереди шевелилась под ударами ветра, как живая. Жесткие травы стлались по земле, по-прежнему прочно сковывая пески и не давая им подниматься на воздух. Зато лишенная травяного покрова дорога, по которой ехала Галина, густо пылилась под сильной метлой ветра.
      "Ну, теперь скоро тот холм, за которым тли уничтожили растительность, подумала Галина. - Вот уже кусты селитрянки видны..."
      Но живая степь кончилась раньше, чем предполагала Галина. Впереди показались вдруг сморщенные, мертвые травы, уже высушенные солнцем, хотя до холма, о котором думала Галина, было еще около километра. Девушка остановила машину и сошла на землю. Мертвая трава у подножья холма потеряла яркую тональность живой растительности. Она поблекла, потускнела. Ветер трепал ее, расчленяя по стебелькам, поднимая на воздух.
      Поглощенная печальным зрелищем, Галина не сразу заметила в облаке пыли человека в брезентовом плаще с капюшоном, надвинутом на глаза.
      - Галина Сергеевна! - воскликнул он, подойдя ближе. - Никак вы на разведку противника выехали?
      Галина не столько по лицу, запорошенному пылью, сколько по фигуре и голосу узнала заведующего агробиологической лабораторией Филиппа Филипповича Сердечного.
      - Так же, как и вы, Филипп Филиппович, - весело отозвалась она, обрадованная этой встречей.
      Они крепко пожали друг другу руки. Галина спросила:
      - Что вы думаете об этом, Филипп Филиппович?
      - Странные, очень странные насекомые, - задумчиво проговорил Сердечный. Ни я, ни даже знаменитый московский энтомолог Ключевский, находящийся в нашей лаборатории, не видели ничего подобного. Откуда могла появиться в наших краях такая удивительная разновидность тлей?
      - А не могло их занести ураганом из пустынь Средней Азии? - высказала Галина гипотезу Ореста Викентьевича.
      - Едва ли, - покачал головой Филипп Филиппович, - Я бывал и в Кара-Кумах и в Кзыл-Кумах, но не встречал и даже не слыхал ничего о таких вредителях. Профессор Ключевский - один из лучших знатоков насекомых Средней, Центральной и Восточной Азии, он побывал в пустынях Такла-Макана, Гоби, Ала-Шаня и Ордоса. А когда я показал ему этих тлей, он только руками развел. Чертовски странно все это...
      Галина перебила его восклицанием:
      - Смотрите-ка, Филипп Филиппович, кто это скачет там на лошади?Сердечный приставил ладонь к глазам.
      - Знакомая фигура... Уж не Терентий ли это?
      - Он, он! - воскликнула Галина. - Садитесь ко мне в машину, поедем навстречу.
      - Неугомонный старик, - проворчал Сердечный. - Надумал джигитовать тут в такую погоду...
      Терентий, заметив машину, пришпорил лошадь и понесся галопом.
      - Приветствую научное начальство! - крикнул он, поравнявшись с машиной и не без ловкости осаживая разгоряченного коня.
      - Ого! - восхищенно воскликнул Сердечный, служивший когда-то в кавалерии. - Сразу видно, что Терентий Ефремович в молодости лихим джигитом был!
      - Был, был, - довольно усмехнулся дед. - В буденновской гвардии проходил школу верховой езды.
      - Что это вы, Терентий Ефремович, в такую бурю разъезжаете? - спросила Галина.
      - По неотложной надобности, дочка, - ответил Терентий и спрыгнул с коня наземь. - К вам ведь скакал. К Михаилу Александровичу.
      - Открытие сделали наши колхозники, - с необычайно торжественным видом заявил Терентий, вытаскивая из кармана кожаной куртки пробирочку, в которой, будто капельки крови, поблескивали какие-то красные пятнышки. - Вот оно, противоядие-то! Средство такое же примерно, как теленомус против зловредной черепашки. Помните, как он вместе с курами выручил тогда колхозные посевы?
      Филипп Филиппович взял пробирку и с интересом стал рассматривать ползавших по ее стенкам насекомых полушаровидной формы, с трехчлениковыми лапками и яркой окраской. Жесткие красные панцыри их были разукрашены черными точками с желтой окантовкой.
      А Терентий рассказывал, как внук его, пионер и юный натуралист, смастерил себе виварий, в котором обитала всякая "мелкая живность", вроде жуков, бабочек и саранчуков.
      Дед был прирожденным экспериментатором, и вид вивария зародил в нем мысль произвести опыт: пустить диковинных тлей в общество прочих насекомых. Сделал он это с расчетом: посмотреть, не найдется ли у тлей каких-нибудь естественных врагов в виварии, населенном местными насекомыми.
      - Оставил я тлей на ночь в виварии, - говорил Терентий, набивая самосадом прокуренную дочерна трубку, но не решаясь зажечь ее на ветру, - а утром гляжу - исчезла куда-то вся эта нечисть, будто растворилась. Осмотрел стенки вивария - нигде ни щелочки. Ну, дело ясное после этого - позавтракал, значит, кто-то этой дрянью. Но кто? Население тут обширное, сразу не разберешься. Бегу к агроному. "Так и так, говорю, Степан Тимофеевич, помоги". Спешим к виварию. Степан Тимофеевич перебирает всех козявок по штуке, покачивает головой. А я стою и думаю; "Неужто ошибся?" Но тут Степан Тимофеевич как крикнет: "Вот она, виновница-то! Ее, говорит, это работа". Ну, мы тут же повторили опыт, и все подтвердилось на наших глазах. Вот они, эти букашки, в пробирочке сидят теперь. Какое будет ваше мнение о них, Филипп Филиппович?
      И дед Терентий, повернувшись спиной к ветру и согнувшись в три погибели, принялся зажигать огонь.
      - Это местная разновидность божьей коровки, - сказал Сердечный, вытряхнув из пробирки на ладонь одну из букашек. - Насекомые - хищники из семейства жуков. Являются главными истребителями обычных тлей, а также червецов и листоблошек. Местная разновидность этого насекомого, насколько мне известно, отличается необычайной прожорливостью. Я как-то сразу и не вспомнил об этом. Молодцы колхозники, подсказали хорошее средство. Спасибо, Терентий Ефремович! Куда же вы теперь?
      - Известное дело, куда, - ответил Терентий, - в соседний колхоз. Всю область теперь мобилизовать нужно на сбор божьей коровки. В наших краях ее ведь не очень много.
      - Ну, всю-то область, может быть, и не придется тревожить, - заметил Филипп Филиппович. - Нашли и мы в наших лабораториях надежное средство. Попробуем его, как только ветер чуть притихнет. Одними букашками с врагом этим не разделаешься ведь.
      9. НЕЧАЕВ ПОДАЕТ КОМАНДУ
      В тот же день в колхоз "Победа" из соседних сел стали присылать баночки, бутылки и бадейки с божьими коровками. Занимались сбором их главным образом школьники.
      К вечеру прибыли от Сердечного химики с баллонами газа, рецептура которого была составлена после опытов с диковинными тлями. Сам Филипп Филиппович был занят на других участках пораженной степи и поручил химиков заботам Сугробовой. Решено было сначала протравить тлей газами, а затем пустить на поля божьих коровок, которые уничтожат паразитов, случайно уцелевших от газа. Вскоре все было приготовлено для газовой атаки. Осталось только ждать ослабления ветра.
      Галина непрестанно запрашивала по телефону прогноз погоды, но Нечаев все еще не мог сообщить ничего утешительного.
      Ночью в колхоз "Победа" заехал на полчаса Михаил Александрович с заведующим сельскохозяйственным отделом обкома партии.
      - Ну, как дела, помощница? - спрашивал он, осматривая участок Галины. Оборонительная позиция у вас, я вижу, надежная. А каковы планы относительно наступления?
      - Пойдем в атаку, как только получим благоприятную метеорологическую сводку, - отвечала Сугробова.
      ...А на метеорологической станции Василий Нечаев срочно составлял синоптическую карту. Он нанес на схему направление и силу ветра в баллах, степень облачности и форму облаков, их высоту, температуру воздуха и давление его в миллибарах. Затем сопоставил эти данные со сведениями, полученными из областного бюро погоды. Картина была неутешительная. Ветер и не думал ослабевать, хотя фронт его медленно перемещался из юго-восточного румба в восточный.
      "Что это дает нам? - напряженно думал Василий, шагая по комнате. - Нет, это, кажется, ничего нам не дает..."
      Но тут его возмутила вдруг собственная беспомощность, какая-то почти рабская зависимость от общего хода метеорологического процесса. Он понимал, конечно, всю сложность своей науки, знал, что длительные явления погоды формируются на площади в миллионы квадратных километров, но не мог примириться с положением человека, ожидающего, какой прогноз "даст" область.
      Молодой метеоролог не хотел ограничиться общим прогнозом, правильным для области в целом. Он-то ведь действовал не в масштабе области, а на отдельном участке, и здесь, конечно, есть свои местные особенности. Советские люди меняют поверхность земли, превращают пустыню в леса и поля, - должно же это сказаться на поведении воздушных масс, в том их слое, который соприкасается с поверхностью земли? В этом ведь одна из целей посадки защитных лесонасаждений, и пора бы уже отмечать эти местные особенности в метеосводках...
      "Почему бы в таком случае, - подумал Нечаев, - мне не заняться этим сейчас же, чтобы мой прогноз, такой важный в создавшихся условиях, был не простой выпиской из областного, а более точной картиной погоды, ожидаемой в нашем районе?.."
      Не раздумывая более, он достал из шкафа топографическую карту, на которой, в отличие от синоптической, был нанесен рельеф. Карта была совсем новая, крупномасштабная, съемки прошлого года. Нечаев взял тот лист ее, на котором находился колхоз "Победа", и принялся тщательно его изучать.
      Внимание Василия сразу же привлекли полосы лесонасаждений, прикрывавшие поля и бахчи колхоза от суховеев. С этими насаждениями он был знаком в натуре, а на топографической карте видел теперь общее их расположение. Подумав немного, Нечаев обозначил пунктиром пораженный участок степи, прочертил все стадии изменений направления ветра и вдруг воскликнул:
      - Вот это здорово!
      Увлеченный осенившей его догадкой, он не заметил, как сползла с плеч его флотская куртка, и работал теперь в тельнике, плотно облегавшем его мускулистую фигуру.
      - Не торопись, Вася, - вслух проговорил он. - Успокойся и проверь все еще раз...
      И он еще раз проверил свои расчеты. Ошибки быть не могло - результат получался все тот же.
      Нечаев порывисто бросился к телефону.
      - Алло! - крикнул он в трубку, но трубка молчала.
      - Странно, - проворчал метеоролог, нетерпеливо звякая рычажками аппарата и продувая трубку. - Неужели бурей порвало провода? Этого еще не хватало!
      Нечаев посмотрел на часы. Была полночь. Выл ветер за окном, тоскливо скрипел флюгер на коньке крыши. Василий походил по комнате, несколько раз пробовал воздействовать на телефонный аппарат, но тот молчал.
      - Новое препятствие! - Метеоролог нетерпеливо двинул широким плечом и пошел разыскивать агронома Савельева.
      Он торопливо обошел все центральное здание опорного пункта.
      Комнаты были пусты, в широкое окно стучались ветви деревьев, глухо, как далекое море, шумели сады и полезащитные лесные полосы, покачивались от сквозняков электрические лампочки, приводя в движение тени на стенах.
      Только в агробиологической лаборатории нашел, наконец, Нечаев Савельева. Агроном сидел за столом, заваленным образцами растений, и писал отчет о проделанной за день работе. Тут же был и Орест Викентьевич, копавшийся в книжном шкапу.
      - Товарищ Савельев, - обратился Нечаев к агроному, - вы знаете, что телефонная линия повреждена? Как еще можно связаться с колхозом "Победа"?
      - Знаю, что связь порвана, - ответил Савельев. - Я уже посылал нашего объездчика проверять линию, думал, что обрыв где-нибудь недалеко, но, видимо, повреждение в степи. А что у вас такое? Что передать нужно?
      - Команду к бою нужно передать, - ответил Нечаев.
      - Ветер спадает разве?
      - Нет, по-прежнему устойчив. Областное метеорологическое бюро предсказывает все ту же силу ветра на ближайшие сутки.
      - Непонятно что-то... Как же подавать команду в таком случае?
      - С ветром происходит другое явление. Он меняет свой фронт.
      - Так что же из этого? - все еще не понимал агроном.
      - Это дает возможность сделать благоприятный расчет местной погоды для колхоза "Победа".
      - Каким образом?
      Нечаев попросил лист бумаги и торопливо набросал на нем схему лесопосадок вокруг колхоза "Победа" и участок пораженной степи.
      - Когда ветер дул с юго-востока, - объяснял метеоролог, - лесонасаждения были у него на правом фланге, и он свободно продувал пораженную часть степи. Зато теперь, перемещаясь к востоку, он будет иметь лесопосадки уже перед своим фронтом. Силу его в этом случае деревья и кусты защитной полосы ослабят почти вдвое, и пораженный участок степи окажется в некотором затишье. Нам ведь важен сейчас не ветер вообще, а лишь в данном месте и в данный момент - такова тактическая обстановка, дающая возможность начать газовую атаку.
      - Когда наступит такой момент? - спросил Савельев.
      - Часа через полтора, если ветер будет изменять направление с такой же скоростью. Но сообщить в "Победу" нужно немедленно, чтобы там подготовились. Какими средствами мы располагаем?
      Агроном задумался. В его распоряжении, как назло, не было сейчас ни одной машины.
      - Через час вернется завхоз из соседнего опорного пункта, - заявил он. На его машине можно будет послать кого-нибудь к Галине Сергеевне, но ведь время не терпит. Дорога каждая минута. Я дам сейчас задание нашему радисту связаться с районным центром. Может быть, оттуда действует телефонная связь с колхозом "Победа".
      Орест Викентьевич вел себя все это время крайне возбужденно. Оставив книги на полу, он подошел к беседовавшим и пытался даже посоветовать что-то, но Савельев отнесся к энтомологу с нескрываемым пренебрежением. Тот обиделся и, припадая на подагрическую ногу, ушел куда-то, позабыв даже свои книги.
      На радиостанцию Савельев пошел вместе с Нечаевым. Радист при них стал монотонно выкрикивать позывные районного центра: - "Волга", "Волга". Я "Кама", я - "Кама"... Перехожу на прием. И он выключил микрофон, но из динамика слышалось лишь легкое потрескивание. И снова радист принимался неутомимо выкрикивать:
      - "Волга", "Волга"...
      Не дождавшись, когда он свяжется с районным центром, Нечаев ушел к себе, попросив сообщить, когда связь наладится. Метеоролог ожидал дополнительных сообщений из области.
      Радист пришел минут через десять и сообщил, что вызвал, наконец, "Волгу", но связи с колхозом "Победа" у районного центра, оказывается, тоже нет, так как телефонная линия повреждена на большом протяжении.
      Не возвращался из соседнего опорного пункта и завхоз, но Савельев вдруг вспомнил, что у объездчика Юсупова есть собственный мотоцикл.
      - Мотоцикл очень легкий, правда, - объяснил он Нечаеву, - но Юсупов смелый человек и не испугается поехать на нем и в такую бурю.
      - Да я сам поеду в крайнем случае, - решительно заявил Нечаев. - Вызывайте Юсупова поскорее.
      Савельев вернулся только через четверть часа. Вид у него был расстроенный.
      - Словно сквозь землю провалился, - сказал агроном. - И мотоцикла нет. Прямо чудеса какие-то. Главное - только что из объезда вернулся. И ехать-то ему вроде некуда...
      Нечаев схватил фуражку, стал туже затягивать ремень. Он готов был итти пешком, хотя и понимал, что опоздает. Но вдруг зазвонил телефон. Василий вздрогнул от неожиданности, схватил телефонную трубку и крикнул охрипшим от волнения голосом:
      - Алло, слушаю вас!
      - Галина Сергеевна? - обрадовано кричал он через минуту. - Откуда вы? Из "Победы"? Да, да, я вам должен сообщить важную новость! Что? Уже знаете? Откуда? Орест Викентьевич? На чем же он приехал? На мотоцикле объездчика в такую бурю? Ну, так что же, что Юсупов хороший водитель, все равно для Шмелева это подвиг. Не считал я его способным на это. Очень рад, что ошибся! Что? Не слышу! Скоро пойдете в атаку? Желаю успеха!
      Молодец Галя! - счастливо улыбаясь, думал Василий, кладя трубку на рычажки аппарата. - С нею можно не только в пустыне, но и где угодно работать. Только бы ветер не подвел, а уж она справится с этими тлями".
      И, чувствуя себя участником начавшегося наступления, Нечаев принялся особенно внимательно следить за всеми изменениями в направлении ветра. Ведь сейчас в какой-то мере осуществлялся и его собственный метеорологический план.
      10. МАЙОР ДУБРАВИН ПОСЕЩАЕТ ПТИЦЫНА
      Несколько дней спустя, когда от вредоносных насекомых не осталось в степи и следа, у центрального здания опорного пункта Птицына остановилась легковая машина. Из нее вышел высокий человек средних лет в белом костюме.
      - Иван Ильич! - обрадовано воскликнул Михаил Александрович Птицын, поспешив навстречу Дубравину. - Давненько вы у нас не были. Заходите, пожалуйста.
      - Нет, нет, - запротестовал приезжий, - жилище ваше я еще посещу. Прежде, однако, хочу еще раз взглянуть на ваши чудеса.
      И они пошли осматривать сады, виноградники и бахчи опорного пункта. Иван Ильич подробно расспрашивал о каждом дереве и искренне восхищался хозяйством Птицына, а Михаилу Александровичу было особенно приятно слышать от давно не бывавшего здесь гостя слова одобрения. Но когда майор, как бы невзначай, обмолвился о нашествии вредителей, Михаил Александрович вдруг помрачнел и заметил:
      - По чьим-то планам паразиты эти, кажется, должны были уничтожить все это.
      Он кивнул головой в сторону сада и полей и сердито сдвинул мохнатые брови.
      - Вы, значит, полагаете, что появление Aphidodea не было случайностью? осторожно спросил Иван Ильич.
      - Полагаю. Но пойдемте в помещение. Думается мне, что вы неспроста завели этот разговор.
      Когда они вошли в комнату Птицына, Иван Ильич Дубравин сел на предложенный стул, закурил и произнес негромко:
      - Да, я неспроста завел этот разговор. Может быть, вы расскажете мне о заокеанских гостях, посетивших вас в прошлом году?
      - Извольте, - отозвался Михаил Александрович и, усевшись против Дубравина, неторопливо стал рассказывать.
      11.РАССКАЗ МИХАИЛА АЛЕКСАНДРОВИЧА
      - Они приехали ко мне рано утром, но я еще с вечера был предупрежден об их приезде. Профессор Эрл Бергофф был худощав и невысок ростом. Его узкое, будто сплющенное с боков лицо было покрыто многочисленными мелкими, похожими на трещины, морщинками. Очки с толстыми стеклами, в золотой оправе держались не очень прочно на остреньком носу, он то и дело поправлял их нервным движением левой руки.
      Плотный высокий Гарри Бендж, секретарь Бергоффа, выглядел более представительно. Просторный светлый костюм его был сшит у хорошего портного, с широкого лица не сходила добродушная улыбка, в зубах курилась сигара. Произвел он на меня впечатление не столько ученого, сколько преуспевающего бизнесмена.
      Эрл Бергофф произнес по-английски приветственную тираду. Бендж перевел ее на русский язык.
      - Мы совершили длинное путешествие, дорогой мистер Птицын, - счастливо улыбаясь, произнес он, - чтобы посмотреть на ваши чудеса, слух о которых достиг наших Штатов.
      Отдав этим дань вежливости, профессор Бергофф тотчас же приступил к делу. Он осведомился о средней годовой температуре Прикаспийских полупустынь, о количестве осадков, направлении ветров и составе почвы. Бендж уже не так бойко, как вначале, перевел и его вопросы и мои ответы. При этом я заметил, что он неточно переводит некоторые специальные термины, и усомнился в его ученой компетенции.
      Зная английский язык, я раза два поправил его, и на это обратил внимание Эрл Бергофф. Мне показалось даже, что он стал выражаться проще; я же, напротив, умышленно злоупотреблял научной терминологией и этим все чаще ставил Бенджа в затруднительное положение. Не прощая ему ни малейшей неточности, я всякий раз поправлял его.
      - Я вижу, - заметил тогда профессор, приторно улыбаясь, - мистер Птицын неплохо знает английский язык. Попробуем в таком случае обойтись без переводчика, раз уж мистер Бендж оказался слабоват в русской словесности. "Не в русской словесности он слабоват, - подумал я, - а в науке". - Ничего не имею против, мистер Бергофф, - вслух произнес я.
      - Очень приятно, что у нас нет расхождений по этому поводу, - профессор Бергофф снова улыбнулся и сделал какое-то странное движение головой, похожее на поклон. - Но, простите, пожалуйста, я должен осведомиться о вашей ученой степени.
      - Я не имею ни докторской, ни кандидатской степени. Я простой агролесомелиоратор.
      - Простой агролесомелиоратор? - удивился профессор и нервно пожал плечами. - Как же, однако, вы создали все это на мертвых песках, как написали книги, которые мне показывали в городе?
      - Но ведь и все то, что вы видели в Советском Союзе, создано руками простых людей, - заметил я. - Все наши новые города, рекордные урожаи, новые, породы скота...
      Профессор поморщился и сделал протестующий жест.
      - Э, дорогой мой, это уже начинается политика, а я человек чистой науки. Слыхали вы что-нибудь о моей книге "Убывающее плодородие"?
      - Книга эта - плод всей моей жизни, - сделав небольшую паузу, торжественно заявил Бергофф. - В ней обобщен не только опыт Соединенных Штатов, но и всего континента Америки. Совершенно бесспорными фактическими данными я доказал, что из года в год земли скудеют. Естественный процесс развития климата и ландшафта на земном шаре идет по пути иссушения. Степи приходят на смену лесу, пустыня на смену степи. У нас в Соединенных Штатах уже более четверти всех пахотных земель и пастбищ совершенно опустошено. "Черные бури" уносят у нас каждый год свыше трех миллионов тонн верхнего слоя плодородной почвы. Четыреста миллионов гектаров сельскохозяйственных полей страны подвержены выветриванию и смыву.
      Лишь из вежливости слушал я своего гостя. Все это было мне не ново. Господа буржуазные ученые разговорами об "убывающем плодородии", как дымовой завесой, пытались скрыть от своего народа ту истину, что в условиях хищнической системы капиталистического хозяйства "естественный ход" умирания земли вызван деятельностью жадных стяжателей, разрушающих природные богатства и превращающих в бесплодную пустыню вчерашние леса, сады и пашни.
      - В чем же причина этого? - спросил я.
      Бергофф удивленно поднял на меня жиденькие рыжеватые брови. Вопрос этот, видимо, показался ему нелепым.
      Не дождавшись ответа, я заметил:
      - А ведь все это очень просто объясняется хищнической системой хозяйства в вашей стране. Всего два столетия понадобилось вашим соотечественникам, чтобы вырубить девственные леса Северной Америки, вытоптать ее прерии.
      - Опять, кажется, начинается политика? - укоризненно покачал головой Эрл Бергофф.
      Меня начал раздражать этот маленький кичливый человек в золотых очках. Но я спросил спокойно:
      - Зачем же вы тогда приехали к нам? У нас ведь ни о чем немыслимо говорить, не касаясь политики, потому что политика в том смысле, в каком мы ее понимаем, - это сама жизнь. А наука не может быть оторвана от жизни, если только это подлинная наука.
      Профессор Бергофф нервно теребил веточку жимолости, удивляясь моей прямолинейности.
      - Мы приехали к вам, - наконец ответил он на мой вопрос, - посмотреть на ваше преобразование пустыни, как на аномалию в естественном ходе развития природы.
      - Уже, значит, не как на чудо, а как на аномалию? - усмехнулся я.
      - Да, - убежденно заявил Бергофф, и в голосе его зазвучали злые нотки. Закону убывающего плодородия подвержены все материки. Надеюсь, вы знаете, что в Австралии "пыльные бури" достигли таких катастрофических размеров, что геологи всерьез поговаривают о распылении австралийского материка. А вы тут, на ничтожном кусочке песков, хотите опровергнуть исторический ход умирания земли. Не слишком ли это смело?
      - Нет, не слишком, - серьезно заметил я. - Когда опыт поставлен на площади в четыре с половиной миллиона гектаров Волго-Уральской равнины, ошибку в выводах можно считать исключенной. Не везде, конечно, эта территория покрыта такими садами, какие вы увидите у меня, но таких опорных пунктов в полупустынных степях становится все больше и больше. "Вековечное" же продвижение песков нами окончательно приостановлено. Мы сковали их густой зеленой сетью степных трав. Им негде разгуляться, они не соберутся больше в барханы, не пойдут в наступление на плодородные земли. Наоборот, мы теперь перешли в наступление на пески.
      Профессор Бергофф слушал меня рассеянно. Казалось, все это его не очень интересовало.
      - И все же, - заметил он упрямо, - участок опыта слишком мал в сравнении с разрушительными силами природы, действующими на всей планете. К тому же ваш опыт единичен.
      - Ошибаетесь, он не единичный и не первый. Разве вы не знаете об опытах Докучаева в Каменной степи, под Воронежем? - удивился я.
      - Слыхал что-то, - пробурчал Бергофф. - Но ведь, в конце концов, и это всего лишь опыты.
      - Нет, это уже и практика, - горячо возразил я. - В Каменной степи действительно происходили когда-то ужасы вроде тех, о которых вы только что рассказывали. В результате неправильного обращения с землей плодородные в прошлом черноземные степи постепенно теряли былую урожайность. Но когда Докучаев разгадал причины выветривания почв, он дал надежный способ борьбы с этим злом, заложив в Каменной степи полезащитные лесонасаждения. Все изменилось вокруг. Из года в год стало расти плодородие этой земли. Улучшился климат, увеличилось количество птиц и животных. Травопольная система хозяйства, введенная уже в наше время, невиданно повысила урожайность. Я мог бы рассказать вам и о преобразовании Сальской степи и о других землях нашей страны, которые совершенно изменены за последние годы советскими людьми, да полагаю, что хватит и этого. Прошу взглянуть хотя бы на наше "пустынное хозяйство".
      С этими словами я пригласил заокеанских гостей следовать за собой. Бергофф отнесся к этому без особого энтузиазма. Ему, видимо, гораздо приятнее было вести отвлеченный спор, чем рассматривать наши сады и поля, опровергавшие его теорию умирания земли. Секретарь профессора последовал за нами с тупым выражением на лице.
      Я ходил с ними среди деревьев, знакомя почти с каждым растением. Подводя к дубу, я рассказывал, как отлично прижился он в этих песчаных почвах, примирившись с их сухостью и солонцеватостью. Показывал им то вяз туркестанский, то клен татарский, то лох или дикую маслину, то липу и каштан, то другие деревья. Потом повел их во фруктовые сады, предложил посмотреть на яблони, груши, вишни, сливы и абрикосы. Показал и бахчи, на которых зрели арбузы и дыни, сводил на виноградники.
      Однако все это, казалось, вовсе не интересовало американского профессора. Холодными, равнодушными глазами смотрел он на окружающее и, казалось, вот-вот готов был зевнуть от скуки. А Гарри Бендж ходил вокруг плодовых деревьев с такой осторожностью, будто боялся, что все это может рухнуть от одного неосторожного движения.
      - Вы не бойтесь, мистер Бендж, - шутя заметил я, - все это сделано не из папье-маше, а самое настоящее. Можете любой плод не только потрогать, но и попробовать на вкус.
      Бендж и в самом деле осмелился сорвать яблоко и даже надкусил его, но профессор посмотрел на него такими глазами, что он тотчас же выплюнул откушенное.
      - Вам, видимо, не очень спелое попалось, - невольно рассмеялся я, - но можете не сомневаться, тут все самое настоящее. Какие у вас будут возражения против всего этого?
      Я широким жестом указал на свои угодья.
      Эрл Бергофф снял очки и небрежно сунул их в верхний карманчик пиджака, будто больше даже смотреть не хотел на мои сады и поля.
      - Что можно возразить вам? - произнес он задумчиво. - Если я скажу, что из среднеазиатских пустынь придет испепеляющий ветер, вы ответите, что его встретит на границе Европейской равнины первая полоса лесонасаждений. Если я скажу, что в засушливый год не хватит воды в ваших водоемах, вы ответите: ветросиловые и солнечные установки поднимут воды из глубин земли. У вас действительно есть такие установки, я видел их, когда проезжал по вашим степям. Стоит мне теперь в заключение только заикнуться, что ваши стада вытопчут травы в степи, обнажат пески и они снова придут в движение, вы тотчас же замашете на меня руками. "Помилуйте, - скажете вы, - у нас нет частных скотовладельцев, у нас колхозы и совхозы с плановой системой пользования пастбищами!"
      Слушая профессора, я не мог сдержать улыбку. Его удивило это, и он спросил обиженно:
      - Так ведь все это. Почему же вы улыбаетесь?
      - Потому улыбаюсь, мистер Бергофф, - весело ответил я, - что и вы, наконец, заговорили о политике.
      - Что поделаешь, - притворно вздохнул он. - Наверное, здешний климат вредно на меня действует, и я начинаю изменять своим принципам.
      - Как же, однако, прикажете понимать все сказанное вами? - спросил я. Выходит, что вы возражений не имеете?
      - Я-то, может быть, и не имею, - ответил Бергофф, - а вот природа, видимо, будет иметь. Она часто выкидывает какую-нибудь неожиданную штучку, от которой все летит прахом.
      - Ну, а нам тут делать больше нечего, - обратился он к Бенджу, приготовьте наши чемоданы, Гарри.
      12. О ТОМ, КАК ПРОСЧИТАЛСЯ БЕРГОФФ
      Кончив свой рассказ, Птицын сердито сдвинул косматые брови и, помолчав немного, заметил:
      - Не буду вам, Иван Ильич, хвалиться своей проницательностью, замечу, однако, что подозрительным показался мне этот визит Бергоффа. Особенно секретарь его, Гарри Бендж, вызвал во мне недоверие. Непохож он что-то на ученого... Подозрения мои может засвидетельствовать помощник ваш, товарищ Глебов. Мы с ним вскоре после отъезда американцев случайно встретились.
      - Случайно ли? - усмехнулся Дубравин.
      Михаил Александрович рассмеялся.
      - Не сомневаюсь теперь, Иван Ильич, что это было не случайно. По-видимому, Гарри Бендж вызвал подозрения не у одного меня.
      - Этот субъект давно уже у нас на примете, - заметил майор Дубравин и спросил Птицына: - А вы, значит, видите определенную связь между визитом Эрла Бергоффа в Советский Союз и недавними событиями в здешних степях?
      - Не сомневаюсь в этом, - уверенно ответил Птицын. - Хотя, правда, прямых доказательств у меня нет.
      - Эти доказательства есть у нас, - сказал Дубравин. - Но и для вас все должно быть ясно теперь в этом деле.
      - Вот прочтите-ка эту статейку, - предложил он, подавая Птицыну сложенную газету; это была "Пост Меридием", в которой обращала на себя внимание статья, жирно отчеркнутая красным карандашом.
      Михаил Александрович прочел:
      "Канзас-Сити. По сообщению нашего специального корреспондента на юге штата Канзас, в графстве Блэкшип, во время сильного урагана какая-то страшная повальная болезнь поразила посевы пшеницы на огромном пространстве. Погибли не только колосья, но и стебли растений. Это усилило опустошительное действие урагана, так как высушенную засухой почву, лишившуюся защиты растительного покрова, ураган легко поднял на воздух и засыпал ею поля и посевы соседнего графства штата.
      Картина бедствия, по отзывам старожилов, лишь по масштабам уступала страшному опустошению, причиненному "черной бурей" этому же штату в 1935 году. Как и в те дни, останавливались в пути поезда, застревали автомобили на шоссейных дорогах. Прекратилось движение даже на улицах некоторых городов. В Блэкшипе были закрыты школы, не работали магазины и конторы.
      Профессор Бергофф, проживающий в Блэкшипе, к которому обратился наш корреспондент за разъяснением причины бедствия, объяснил его действием не подвластных человеку стихийных разрушительных сил природы. Однако при всем нашем уважении к маститому ученому мы склонны видеть разгадку блэкшипской "черной бури" в рассказе Билли Смита, фермера, поставлявшего свежие овощи в лабораторию Чарльза Бергоффа, сына профессора Эрла Бергоффа.
      По словам Билли Смита, в лаборатории Чарльза Бергоффа выводился какой-то совершенно новый вид насекомых типа "G.D." Насекомые эти, как Билли случайно узнал от служащих лаборатории, обладали исключительной плодовитостью и вредоносностью. По мнению Билли, они были выпущены незадолго до начала урагана на волю и погубили посевы, лишив этим почву защиты от ветра. Он уверяет даже, что сам видел разбитые стеклянные ящики вивариев, в которых раньше находились насекомые.
      Возможно, Билли Смит под влиянием раздражения из-за причиненного его ферме ущерба сгустил краски, обвиняя Чарльза Бергоффа в злонамеренных действиях, но что во время бури виварии с опасными насекомыми могли быть повреждены случайно, вполне возможно. А вырвавшись на волю, эти насекомые могли, конечно, опустошить поля.
      К предположению этому склоняет нас и то обстоятельство, что Чарльз Бергофф, не отрицая существования насекомых типа "G.D." не только не сообщил о них никаких подробностей, но наотрез отказался объяснить значение этих таинственных инициалов. Однако один из лаборантов Чарльза, которого наш корреспондент угостил коктейлем в городском баре, по секрету сообщил ему, что инициалы "G.D.", расшифровываются, как начальные буквы слов "Green Death" ("Зеленая смерть").
      - Ну, что вы на это скажете, Михаил Александрович? - спросил Дубравин, когда Птицын прочитал заметку.
      - Все ясно, - ответил Птицын. - Странная разновидность тлей, появившихся у нас, - это, по-видимому, и есть "G.D." - Он помолчал и добавил раздраженно: Тоже "научное" достижение!.. Небось, целая лаборатория на эту пакость работает.
      На лице старого агролесомелиоратора отразилось презрение.
      - Да, наука у них служит темным целям, - заметил Дубравин и глубоко затянулся догорающей папиросой. - И не случайно пробирки с "G.D." попали в грязные руки Гарри Бенджа. Бендж, правда, теперь официально числится чиновником одного посольства, совершающим развлекательную поездку по Советскому Союзу, но, надеюсь, вы не удивитесь, что он так часто меняет профессии и почему из всех живописных уголков Советского Союза выбрал именно зону полупустынь?
      Дубравин бросил папиросу в пепельницу, усмехнулся и добавил:
      - Прибыв в наши края, Бендж увлекся вдруг рыбной ловлей. Однако это увлечение прошло у него тотчас же, как только он узнал, что ожидается длительная ветреная погода. Получив такие сведения, Бендж поспешил в гостиницу и заявил администратору, что ему нужно срочно вылететь самолетом в Саратов. Но так как он будто бы боится воздушной качки, попросил навести справку о погоде в областном метеорологическом бюро. Когда бюро подтвердило, что ожидается ветер, Бендж заявил, что не собирается рисковать, и заказал билет на саратовский поезд. "Обязательно на вечерний", - настаивал он и, вопреки своему пристрастию к комфорту, соглашался в крайнем случае ехать даже в жестком вагоне, если не окажется мест в мягком. Вам понятно, Михаил Александрович, зачем Бендж так торопился пересечь наши степи, узнав, что ночью ожидается сильный ветер?
      Дубравин умолк, пытливо поглядывая на Птицына и легонько постукивая кончиками пальцев по краю стола.
      - Когда он выехал в Саратов? - спросил Михаил Александрович.
      - Двадцать первого, скорым номер пятьдесят девять.
      - Все очаги паразитов, - заявил Птицын, - мы обнаружили вдоль линии железной дороги, и это было утром двадцать второго числа.
      Михаил Александрович встал и взволнованно прошелся по комнате.
      - А расчет их был, конечно, таков, - продолжал он, немного успокоившись: повторить у нас тот эксперимент, который случайно или нарочно был проделан на полях Блэшипского графства.
      - Цель его в данном случае? - спросил Дубравин. - Как вы считаете?
      - Полагаю, что политическая сторона дела и без того ясна, - ответил Михаил Александрович. - А сторона биологическая... Тут уж пойдет не "чистая" наука, сторонником которой выставлял себя профессор, а довольно грязная. Бергофф рассчитывал, видимо, что насекомые типа "G.D.", выброшенные в ветреную погоду в нашу степь, быстро распространятся на большом пространстве, уничтожая растительность. Лишившись же растительного покрова, пески под действием ветра придут в движение, соберутся в барханы и пойдут в наступление на железную дорогу, на сады, поля и поселки. Однако то, что было возможным на полях Блэкшипского графства, немыслимо в наших степях. В этом и заключается один из просчетов мистера Бергоффа.
      Встав из-за стола, Птицын распахнул окно. В комнату пахнуло ароматом фруктового сада. Михаил Александрович вдохнул полной грудью и продолжал:
      - Что произошло с почвой в графстве Блэкшип? Истощенная посевами однолетних растений, часто одних и тех же на протяжении ряда лет, не знающая правильного севооборота, она давно потеряла структурность и оказалась легко подверженной выветриванию. Этим-то и объясняется возникновение "черной бури" в Блэкшипе, после того как паразиты типа "G.D." уничтожили посевы. У нас же в степях получилась совсем иная картина. Многолетние травы, посеянные нами на песчаных землях полупустыни, не только скрепили своими корнями и корневищами "бродившую" прежде почву и обогатили ее отложениями перегноя, но и придали ей структурность, поэтому, когда паразиты уничтожили на песках растительность, пески не распались, не поднялись на воздух, а оставались на месте, прочно сцепленные мощной корневой системой многолетних трав. Это были не те пески - в этом-то ведь дело.
      Иван Ильич Дубравин тоже шел к окну и с явным удовольствием слушал Птицына. А Михаил Александрович торжественно закончил:
      - Эффект, на который рассчитывал Бергофф, явно не удался, потому что мы, большевики, осуществляя сталинский план преобразования природы, производим не только внешние, но и глубокие качественные изменения нашей земли.
      Михаил Александрович повернулся к майору Дубравину и, слегка повысив голос, добавил:
      - А второй просчет мистера Бергоффа заключался в том, что он не учел бдительности наших людей веры в свои силы, веры в передовую советскую науку, их умение преодолевать всяческие препятствия, - словом, не учел самого главного - нашей советской действительности! Не понять, видно, нашим врагам, что не остановить им нашего движения вперед ни реакционными идеями, ни диверсиями...
      Он уселся на подоконник и невольно залюбовался своими садами, будто увидел их впервые. Смягчились в вечернем свете глубокие морщины на лице старого агролесомелиоратора, вспыхнула в луча ходящего солнца копна его все еще непокорных волос, и показалось от этого, будто исчезла вдруг седина и снова стал он молодым и светловолосым, как в дни далекой молодости.