Волнение его еще более возросло, когда увидел он, что первая баллистическая ракета пронеслась мимо астероида, не задев его. Трудно было точно сказать, на каком расстоянии разминулись они, только взрыв водородной бомбы не причинил астероиду никакого ущерба. Бомба эта, помещавшаяся в баллистической ракете, взорвалась под воздействием импульса фотоэлементов, безукоризненно точно зарегистрировавших момент встречи с астероидом.
Вторая ракета, следовавшая за первой с интервалом в полторы секунды, тоже не столкнулась с астероидом, но ее водородный заряд взорвался уже ближе к нему и Джон заметил, как потемнела (видимо, сплавилась) часть его поверхности.
"Выходит, что и водородная бомба бессильна против него", - тревожно подумал Джон, хотя он и знал, что грандиозная сила ударной волны водороднаго взрыва не могла сказаться в полной мере в разряженном пространстве. Причинить значительный ущерб астероиду мог только взрыв водородной бомбы при прямом попадании.
Но вот третья ракета попала наконец в цель. Она отколола от астероида огромную глыбу и оплавила теперь вторую сторону небесного камня...
Радиолокационные установки через каждую тысячную долю секунды приносили в электронные вычислительные устройства все новые и новые данные. Это позволяло мгновенно вносить поправки в наводку ракет. По текущим координатам, направлению и скорости движения астероида с безукоризненной точностью определялись теперь координаты точек упреждения, и ракеты били по астероиду уже без промаху. Однако в связи с тем, что астероид, вернее - осколки его, все еще летели со значительной скоростью, спустя несколько секунд: достигли они верхних слоев атмосферы. Продолжать их обстрел водородными бомбами становилось рискованно из-за опасности радиоактивного заражения.
Обстоятельство это было учтено заранее, советские батареи баллистических ракет прекратили вскоре свою работу. Но теперь вступала в действие "воздушная броня" - Земля. С увеличением ее плотности все более нагревались осколки астероида, начиная светиться к плавиться.
На флагманском корабле генерала Рэншэла пришла теперь в действие система "Сейдж", в которой применялась гигантская электронная вычислительная установка. Она получала от радиолокационных станций дальнего обнаружения всю необходимую ей информацию, производила молниеносные вычисления и самостоятельно приводила в боевую готовность из всех многочисленных средств противовоздушной обороны лишь те, которые в сложившейся обстановке являлись наиболее эффективными.
В это же самое время электронные вычислительные машины на других военных кораблях, сосредоточенных в различных зонах Атлантического океана, обрабатывали показания индикаторов дальности и кругового обзора своих радиолокационных установок. Они мгновенно готовили данные станциям орудийной наводки, сообщая все необходимые координаты приборам управления зенитным огнем.
По сигналам этих машин с грозным ревом взмывали в небо со всех стартовых площадок управляемые и самонаводящиеся снаряды. С предельной точностью работали и инфракрасные пеленгаторы. Улавливая своими термоэлементами тепловые лучи от раскаленных осколков астероида, они вырабатывали электрокоманды, указывающие направление на цель. Темная поверхность океана на огромном пространстве озарялась теперь выхлопами ракетных двигателей, ослепительными вспышками рвущихся снарядов, мощными лучами корабельных прожекторов...
В этом небывалом за всю историю человечества сражении, время в котором исчислялось сотыми и тысячными долями секунд, не только руки человека, но и мозг его не успевал реагировать на быстро меняющуюся обстановку. Успешно действовали тут лишь электронные вычислительные машины да радиолокационные установки. И как ни велика была скорость теперь уже довольно многочисленных частей астероида, радиоимпульсы радаров распространялись во много раз быстрее, успевая многократно отразиться и от осколков астероида, и от летящих им навстречу снарядов. Со столь же колоссальной скоростью обрабатывали показания локаторов электронные вычислительные машины.
Теперь работали почти все наиболее значительные средства противовоздушной обороны, и небо было густо исчерчено светящимися трассами их снарядов да звездным дождем метеоров раскаленными осколками астероида.
Сражение это, к которому готовились почти целыц год, длилось всего несколько минут. Знаменитые самозаводящиеся часы на здании Конгресса в Грэнд-Сити не успели еще отсчитать десяти ударов, как над океаном смолкли и гул реактивных двигателей, и грохот рвущихся снарядов, и свист осколков. Только светлые прямые полосы простирались теперь по темному небу вдоль траекторий осколков астероида, сгоревших в верхних слоях атмосферы, но и их искривляли уже стратосферные течения.
27. Торжество здравого смысла
А Грэнд-Сити все еще находился в тревоге, хотя несомненно было, что главная беда миновала. Горожане знали, что астероид разбили, раскрошили на мелкие части, многие из которых сгорели в атмосфере, а некоторые, потеряв свою космическую скорость, упали в океан. Какая-то часть достигла все же не только побережья, но и восточных окраин Грэнд-Сити. Конечно, на эти мелкие осколки и на метеоритную пыль, которая висела еще в воздухе, можно было бы не обращать внимания, если бы не их радиоактивность.
Жители города, сидя в бомбоубежищах и прочих укрытиях, настороженно прислушивались теперь - не раздастся ли сигнал отбоя. А войсковые подразделения радиационной разведки обследовали уже каждую площадь, улицу, переулок и двор с помощью различных индикаторов, рентгенометров и радиометров. Участки, на которых обнаруживалась радиоактивность, тотчас же ограждались. Там, где она отсутствовала или была в допустимых пределах, ставились знаки свободного прохода.
На крышах высоких зданий брались пробы воздуха. То же самое проделывалось в атмосфере с помощью шаров-зондов. К счастью, ветер дул в сторону океана и радиоактивная метеоритная пыль не достигала материка.
Отбой был дан только в одиннадцать часов ночи, но движение было разрешено пока не по всем улицам. К площади Независимости, на которой находился ресторан "Космос", путь, к счастью, был свободен. Керри, Джон и Чарльз Каннинг с женой воспользовались этим и поспешили к давно приготовленному услужливым ресторатором свадебному столу.
А в полночь диктор центральной радиостанции, после сообщения об успешном предотвращении катастрофы, нависшей над Грэнд-Сити, пожелал счастья молодоженам - Керри Демпси и Джону Мунну, свадьба которых была в это время в полном разгаре.
- Празднованием этой свадьбы жизнь нашего города снова входит в свою обычную колею, - торжественно заключил диктор центральной радиостанции свое выступление.
Генерал Рэншэл, все еще находившийся на флагманском корабле, с которого он руководил обстрелом астероида, прослушав эту передачу, тяжело вздохнул:
- Хорошо хоть, что сегодня этих истинных патриотов помянули добрым словом, завтра о них уже и не вспомнят, наверно. Завтра и газеты, и радио будут прославлять иных героев. Не астронома Джона Мунна, первым обнаружившего опасность, нависшую над Грэнд-Сити, а редактора "Сирены", добившегося небывалых тиражей на раздувании этой опасности. И не тех, кто самоотверженно осуществляли оборону города от космического пришельца, а генерала Хазарда, заработавшего огромные деньги на тайных соглашениях с предпринимателями, выполнявшими срочные заказы военного министерства.
Майор Райт, к которому были обращены эти слова, мог бы добавить, что и генерала Рэншэла ждут вскоре неприятности из-за его слишком уж прогрессивного образа мыслей. Предполагалось даже, что заменит его не кто иной, как генерал Хазард. Но разве сообщишь такие неприятные вещи человеку, которого не только уважаешь, но и считаешь подлинным героем?
- Да, вы, конечно, правы, сэр, - с чувством горечи согласился с Рэншэлом майор Райт.
Он закурил сигарету, прошелся по мостику линкора и проговорил задумчиво:
- А русские, значит, оказались верными слову, несмотря ни на что...
- Что именно имеете вы в виду? - не понял генерал Рэншэл.
- Взрыв, который произошел у них в Сибири.
- А, это! - усмехнулся генерал и пояснил: - Ничего особенного там, оказывается, не произошло. Один из их военных инженеров объяснил мне, что они сами взорвали заряд длиною в семь километров и весом до тридцати тысяч тонн. Им нужно было изменить течение одной из их сибирских рек, и они с успехом сделали это.
- Но, позвольте, а где же тогда злополучный Дэвис? - недоуменно проговорил Райт. - Не провалился же он сквозь землю?..
- Девиса русские, конечно, поймали, в этом у меня нет ни малейшего сомнения. А шуму из-за этого ке подняли по той причине, что, помогая нам, одержали такую политическую победу, в сравнении с которой даже самый грандиозный международный скандал - ничто. Они ведь живым конкретным примером доказали нашему народу и всему миру не только возможность, но и неизбежность мирного сосуществования.
- Вы считаете, значит, что теперь наша песенка спета? упавшим голосом спросил майор Райт.
- Почему же спета? - удивился Рэншэл. - Просто нужно искать каких-то новых, более реальных путей успешного соревнования с коммунистической системой.
...А в это время Чарльз Каннинг произносил очередной свой тост за свадебным столом в ресторане "Космос":
- Мы уже достаточно выпили за здоровье молодых, и можно считать, что оно им обеспечено. Нужно позаботиться теперь и о их счастье, которое, к сожалению, зависит не только от того, как сложится их личная жизнь. Предлагаю поэтому выпить за торжество того самого здравого смысла в отношениях между народами, который так блистательно восторжествовал над безумием в эти исторические дни.
- А так как восторжествовал он не без нашего участия, - в тон своему редактору весело добавила Керри, - то выпьем и за тех, кто помогает торжеству этого здравого смысла!
ПЛЕННИКИ "БОЛЬШОГО ДЖО"
1. Непредвиденное...
Может быть, это было бы и не так страшно, если бы не погас свет. А он погас почти тотчас же, как только дрогнул под ногами бетонированный пол. Изображение на телевизорах исчезло раньше, но экраны их все еще мерцали зеленоватым призрачным светом.
Все это было так неожиданно, что генерал Хазард, кажется, впервые в жизни растерялся. Ему показалось даже, что в подземном убежище никого больше не осталось в живых. Сам он по-прежнему сидел в кресле перед столом, на котором стояли телевизоры, но все его большое, грузное тело казалось ему парализованным. Пронизали ли его стремительные потоки нейтронов и гамма-лучей невидимой проникающей радиации, или это от страха только онемели так его конечности, он не знал... но все еще не решался шевельнуть ни рукой, ни ногой...
А ведь каким безопасным представлялся ему этот взрыв еще совсем недавно! Хазард лично осмотрел мощные бетонированные стены подземного убежища и стальные щиты, перекрывающие два его отсека. Все отличалось необычайной прочностью и добротностью отделки. Самый строгий инспектор безусловно не смог бы тут ни к чему придраться. Да и глубина была такая, что казалось не страшным очутиться даже под эпицентром взрыва "Большого Джо".
Самым же удивительным было не то, что дрогнула так эта подземная крепость, - вызывал недоумение сам факт ее сотрясения. Сила взрыва оказалась, значит, куда более значительной, чем предполагалось...
Генерал Хазард не был, конечно, таким храбрым, каким он старался казаться, но его нельзя было назвать и трусом. Однако в первое мгновение душа его если и не взвилась к небесам, то уж, вне всяких сомнений, ушла в пятки. Даже сознание, что он все еще жив, не очень обрадовало его: генерал почти не сомневался, что он безнадежно поражен лучевой болезнью.
"А что же с другими?.." - мелькнула на мгновение не очень тревожная мысль (теперь, когда он сам обречен, другие мало его интересовали). Но так как одиночество не могло. не пугать Хазарда, генерал решил все же удостовериться, действительно ли он один заживо погребен здесь или есть и еще кто-нибудь уцелевший.
- Эдди! - слабым голосом позвал он своего адъютанта.
- Да, сэр, - чуть слышно отозвался лейтенант Эдди Олд.
- Вы живы, Эдди?
- Кажется, сэр...
Хазард попробовал шевельнуть рукой. Это удалось ему без особого труда. Но зато он почувствовал вдруг, что его стало слегка поташнивать, а это, как он знал, являлось вернейшим признаком лучевой болезни. Ему, правда, было известно, что болезнь эта не могла сказаться столь скоро, что существуют какие-то стадии развития ее, но сейчас все это вылетело из головы и ощущение обреченности всецело владело его чувствами.
Генералу снова все стало безразличным. Он ни о чем больше не спрашивал адъютанта, продолжая по-прежнему неподвижно сидеть, откинувшись на спинку кресла. До слуха его, однако, стали вскоре доноситься из противоположного конца подземелья чьи-то негромкие проклятия. Было несомненно, что тут находился и еще кто-то, кроме Эдди Олда.
- Зажгите же хоть что-нибудь, Сэм, - услышал он вскоре глуховатый голос Медоуза.
Значит, старик профессор тоже жив? А проклятия, доносящиеся из дальнего конца подземелья, принадлежат, конечно, радиотехнику Сэму Квелчу. Это он громыхает там какимито ящиками, отыскивая, видимо, аккумуляторы.
Вспыхнувший свет показался Хазарду таким ослепительно ярким, что он вздрогнул и зажмурился.
- Электростанция наша вышла из строя, - щелкая рубильником, проговорил Квелч таким будничным тоном, будто ничего особенного и не произошло.
- Ну, а телевизоры?.. Разве они выключились только из-за отсутствия питания? - снова раздался голос профессора Медоуза.
- Наверно, пострадал и передатчик, - не очень уверенно ответил Квелч.
"Как могут они болтать о таких пустяках?.." - с досадой подумал генерал Хазард.
- Вы бы поинтересовались лучше, как там в соседнем отсеке, - проговорил он устало. - Живы ли?
Эдди Олд, молодой щеголеватый лейтенант, уже возившийся некоторое время возле стального щита, перекрывавшего вход во второй отсек подземного убежища, ответил генералу:
- Похоже, что их защелкнуло там, как в мышеловке. Щит второго отсека, видимо, заклинился от сотрясения. Подъемный механизм его не работает.
- Ну так постучите им чем-нибудь! - начиная злиться, приказал Хазард. - Неужели сами не можете этого сообразить?
Злился же он не столько на своего адъютанта, сколько на профессора Медоуза, который должен же был сказать наконец, подверглись они облучению проникающей радиации или нет?
Лейтенант Олд чем-то металлическим стал бить в стальной щит. Подземелье наполнилось глухим, унылым гулом. А когда умолкли звуки, похожие на похоронный звон, все настороженно прислушались. Эдди Олд даже приложил ухо к стальной плите.
- Тишина, - проговорил наконец радиотехник.
- Да, - подтвердил лейтенант, - за щитом никаких признаков жизни.
- А не могла поразить их проникающая радиация или ударная волна? - с тревогой спросил Kвелч.
- Не думаю, - ответил профессор. Генералу показалось, что Медоуз произнес это не очень уверенно, и он спросил его:
- Ну, а нас?
- У нас пока все благополучно, - ответил профессор. - Мы ведь не слышим щелчков счетчика зараженных частиц.
- А он не испортился?
- Другие дозиметрические приборы тоже не дают пока никаких показаний.
Профессор постучал ногтем по застекленной шкале одного из рентгенометров и предложил Хазарду лично взглянуть на нега, но генерал сделал вид, что его это мало интересует. Апатии его теперь как не бывало. Он довольно проворно поднялся со своего кресла и несколько раз прошелся по просторному помещению, разминая мышцы ног с таким усердием, будто просидел тут неподвижно не менее суток.
2. Хазарда снова начинает тошнить
- Ну-с, нужно что-то предпринимать, - проговорил генерал Хазард своим прежним начальническим тоном. - Лейтенант Олд, проверьте, как обстоит дело с выходом из этой гробницы.
- Слушаюсь, сэр, - отозвался Эдди Олд, - только ведь это, наверно, рискованно...
- В каком смысле? - не понял Хазард.
- В смысле радиоактивности там, наверху.
- А как вы считаете, профессор?
- Пусть лейтенант подождет, - ответил Медоуз. - На всякий случай я проверю показания дозиметрической аппаратуры на поверхности скалы, под которой находится наше убежище. Дайте-ка мне ваш фонарик, - повернулся профессор к радиотехнику, возившемуся с телевизором.
Пока Медоуз регулировал свои приборы, связанные с установленными на поверхностискалы счетчиками радиоактивных частиц, Хазард подошел поближе к Квелчу.
- Ну, что тут у вас? Можете вы принять хоть что-нибудь?
- Телевизоры вроде в порядке, - отозвался радиотехник, поворачивая в разные стороны ручки настройки. - Я подключил их к аккумуляторам, питание они теперь имеют. Может быть, случилось что-то с антенной?.. Скорее всего, однако, вышла ,из строя передающая камера. Взрыв ведь был необычный. Наверно, и не рассчитывали на такой...
- Ну ладно, Квелч! - грубо оборвал егогенерал Хазард. Не вашего ума это дело.
Квелч был младшим офицером технических войск, для него окрик генерала был приказом.
- Слушаюсь, сэр, - покорно проговорил он,. вытягивая руки по швам.
Хазард недовольно отвернулся от него и посмотрел в сторону профессора Медоуза. Тот все еще возился со своими приборами. Что-то смущало его в их показаниях. Это встревожило Хазарда.
- Ну-с, долго вы еще будете колдовать там, профессор? стараясь шутливым тоном скрыть свою тревогу, спросил Хазард.
- Удивительная вещь, генерал, - пожимая плечами, отозвался Медоуз. - Счетчики показывают такую радиоактивность, какой не должно быть возле нашей скалы... Более тысячи рентгенов!
- А, может быть, счетчики ваши... - начал было Хазард, но Медоуз торопливо перебил его:
- Нет, нет, со счетчиками все в порядке. Вышли из строя только те, которые были ближе к эпицентру.
- Но ведь это же чертовски много - тысяча рентгенов! испуганно воскликнул адъютант Хазарда.
- Порядочно, - не без прении ответил ему Медоуз, - если иметь в виду, что доза в шестьсот рентгенов считается почти смертельной.
Лейтенант Эдди Олд побледнел еще больше и не мог уже выговорить ни слова.
- Но ведь это значит... - начал было Квелч, выключивший телевизоры и тоже подошедший к Медоузу, но профессор опередил его:
- Это значит, что мы в плену у "Большого Джо".
Бледное горбоносое лицо профессора, седая старомодная эспаньолка, высокая тощая фигура, длинные руки с костлявыми пальцами удивительно живо напомнили сейчас генералу Хазарду зловещий облик гетевского Мефистофеля.
- То есть как это в плену?! - удивленно воскликнул Хазард, снова почувствовав тошноту.
- А очень просто, - мрачно усмехнулся профессор, поглаживая свою бородку, - пока доза гамма-излучений не уменьшится хотя бы до ста рентгенов, выйти невредимыми отсюда немыслимо.
- И сколько может продлиться это?
- На наш с вами век хватит, - безнадежно махнул рукой Медоуз. - Все зависит от того, какими радиоактивными продуктами покрыта поверхность нашей скалы. Полураспад стронция-90, например, составляет около тридцати лет, цезия-137 - тридцать три года, а технеция-99 - миллион лет.
- Со столь долгими периодами полураспада тут, наверно, не так уж много продуктов деления? - заметил Хазард.
- Но и не так уж мало, - возразил Медоуз. - Около двадцати процентов, а это - пятая часть.
- Зато радиоактивность остальных, насколько мне известно, должна уменьшиться в десять раз через семь часов после взрыва, - все еще бодрился генерал. - А через сорок девять часов - в сто раз.
- Ну что ж, посмотрим, - неопределенно проговорил профессор, не желая раньше времени разочаровывать с надеждой смотревших на него пленников "Большого Джо".
- А наведенная радиоактивность? - спросил Квелч. - Ее вы не принимаете разве в расчет?
Генерал не без удивления посмотрел на радиотехника. Откуда ему известны такие тонкости? Сам он чуть было не забыл о том, что под воздействием потока нейтронов находящиеся в почве химические элементы становятся радиоактивными...
- Не думаю, чтобы на поверхности нашей скалы могли оказаться цинк, кобальт, натрий и марганец, но кремний и кальций имеются вне всяких сомнений, - ответил на замечание Квелча профессор Медоуз. - Они действительно могут стать радиоактивными и испускать гамма- и бета-излучения.
Хазард хорошо знал, что альфа- и бета-лучи имели небольшой радиус действия и легко поглощались различными веществами, в том числе и воздухом. Их внешнее воздействие на организм было сравнительно невелико. Зато гамма-лучи обладали большой проникаемостью и могли поразить любой орган человеческого тела.
При одной только мысли об этом по телу генерала Хазарда пробегала нервная дрожь. Одно дело - знать о том, что гамма-лучи, проникая в организм, начинают взаимодействовать там с его атомами, вызывая их распад на ионы и электроны, и совсем другое - самому быть подопытным кроликом в эксперименте подобного рода...
Может быть, однако, профессор Медоуз преувеличивает опасность? Он крупный специалист по вопросам ядерной физики (его поэтому и взяли в экспериментальную группу), но ведь он понятия не имеет о том, какую бомбу взорвали только что. Это вообще секрет для большей части участников ее испытания. А может быть, даже и для инициаторов ее... Вон ведь какую шутку она с ними сыграла! Вряд ли однако, радиоактивность зараженной ею местности может оказаться столь стойкой, как полагает Медоуз.
- Что же все-таки за бомбу взорвали сегодня? - дрожащим голосом спросил Эдди Олд, со страхом прислушивавшийся к разговору профессора с генералом Хазардом.
- В военном министерстве все так засекречено, дорогой Олд, - вздохнул Медоуз, - что даже я ничего толком не знаю об этом. Известно только, что это совершенно новая супербомба с шифрованным названием "Большой Джо".
- А разве это не "чистая" бомба? - спросил Квелч.
- Что значит "чистая"? - удивленно обернулся к нему Эдди Олд.
Медоузу, однако, удивление Олда показалось напускным, хотя он и не понимал, зачем было ему притворяться таким наивным. Всем ведь было известно, что такое "чистая" бомба. Об этом достаточно трубили последнее время все газеты.
- Что вы спрашиваете меня, Эдди? - пожал плечами Квелч. Профессор с генералом лучше знают, что это такое.
- А вы разве не знаете этого, мистер Олд? - испытующе посмотрел профессор в глаза молодому лейтенанту, но они показались ему бесхитростными. - Под "чистой" принято у нас понимать водородную бомбу, поскольку взрывная сила ее определяется в основном термоядерными процессами, а не делением, как у атомной. Количество радиоактивных продуктов при взрыве такой бомбы обычно бывает невелико.
- Но позвольте, - сделал удивленные глаза радиотехник, а чем же вызывается этот термоядерный процесс? Для него необходима ведь температура в несколько миллионов градусов, и она, насколько мне известно, достигается взрывом атомной бомбы, находящейся внутри водородной. О какой же "чистоте" может в таком случае идти речь?
- Пока "запалом" служит атомная бомба, какото-то количества продуктов деления, конечно, не избежать, - согласился Медоуз. - Однако их значительно меньше, чем при взрыве больших трехслойных водородных бомб.
Следовало бы, пожалуй, прервать эту дискуссию, но генерал Хазард решил, что пусть уж лучше они разговаривают, чем предаются мрачным размышлениям.
- А совершенно "чистую" пока, значит, создать не удается? - спросил Эдди Олд.
- В этой области ведутся работы, - ответил ему Медоуз. Некоторые наши научные советники уверяют правительство, что уже сейчас можно сделать бомбу девяностопятипроцентной "чистоты". А в дальнейшем, заменяя в водородных бомбах атомные детонаторы кумулятивными зарядами обычного взрывчатого вещества, может быть, удастся добиться и полной "чистоты".
Профессор, впрочем, очень сомневался в этом, ибо он лично всякую водородную бомбу считал достаточно "грязной". Он вообще не верил в возможность создания термоядерной бомбы, взрыв которой не сопровождался бы образованием радиоактивных изотопов.
- Вы говорите, "то для создания "чистой" бомбы потребуется еще несколько лет? - подсев поближе к профессору, спросил Квелч. - А все это время в поисках такой бомбы мы, значит, будем экспериментировать? И это будет, конечно, всякий раз связано с какими-нибудь неожиданностями, как, например, при испытании первой нашей трехфазной водородной бомбы?
- Все может быть, конечно, - согласился профессор Медоуз. - Первая наша трехслойная, или трехфазная, бомба действительно несколько превзошла все наши ожидания, и коекто от нее изрядно пострадал.
- Я и говорю, что эти чертовы бомбы почти всегда оказываются с каким-нибудь дополнительным сюрпризом! - злобно заметил Квелч. - Все ведь думали тогда, что начинена, она, кроме урана-235, лишь тяжелой и сверхтяжелой водой, а там оказалось и еще что-то.
- Особенно хитрого, однако, ничего не было, - устало проговорил профессор Медоуз. Этот разговор начинал ему надоедать. - Вместо дейтерия и трития ее "начинили" тогда дейтеритом лития, а оболочку заполнили обычным ураном-328. В результате получился процесс: расщепление - ядерное соединение, - расщепление. И это более чем в десять раз превысило мощность обычной водородной бомбы.
- Ну и какую же местность она эаразила? - с прежним озлоблением спросил радиотехник Квелч, и генерал Хазард отметил про себя, что этому человеку нельзя больше разрешать присутствовать при секретных испытаниях.
- Радиация, достигавшая опасной величины, возникла в тот раз на площади в восемнадцать тысяч квадратных километров, все тем же равнодушным голосом дал справку профессор Медоуз.
- Доковыряемся мы в этих атомах! - снова возбужденно воскликнул Квелч. - Отправимся раньше времени в преисподнюю вместе со всей нашей планетой! Кто знает, что творится сейчас там, наверху?.. Может быть, начался уже цепной распад атмосферы... Посмотрели бы, что показывают ваши приборы, профессор.
Медоуз понимал, что Квелч говорит совершеннейшую ерунду, но бросил все же нервный взгляд .на стрелки приборов. И хотя они показывали. некоторое увеличение радиоактивности, профессор поспешил успокоить Квелча, что никакой цепной реакции воздуха не происходит и произойти не может.
3. Адмирал Диксон обещает помощь
Генерал Хазард знал, конечно, о взорванной бомбе несколько больше Медоуза, но и ему многое было не ясно. Он не прочь был, пожалуй, расспросить профессора о кое-каких физических принципах ее действия. Понимая, однако, как нервно настроены его офицеры, решил отложить этот разговор до другого раза. Он лично не видел по,ка ничего страшного в создавшейся обстановке, хотя что-то, видимо, сработало и не совсем так... Но там, наверху, уже знают, наверно, об этом и предпримут же что-нибудь для их спасения. Как-никак, а в плену этой бомбы оказались ведь не только он и профессор Медоуз (младших офицеров Хазард не принимал в расчет), но еще два полковника артиллерийской и инженерной службы да несколько ученых, специалистов по ядерной физике, заточенных в соседнем отсеке подземелья.
- Слушайте, Квелч, - строгим тоном обратился Хазард к радиотехнику, - хватит вам болтать тут разную ерунду. Если вы уже наладили свою рацию, немедленно свяжитесь с нашим авианосцем и доложите адмиралу Диксону обстановку.
- Слушаюсь, сэр, - без особого энтузиазма отозвался Квелч. - Не знаю только, в порядке ли наружная антенна. А без нее вряд ли удастся наладить связь.
Он склонился над радиостанцией, и все с напряженным вниманием стали наблюдать за выражением его дубленного ветрами всех морей и океанов грубоватого лица. Пока он то выкрикивал в микрофон, то выстукивал ключом радиотелеграфа свои позывные, генерал Хазард, чтобы хоть немного разрядить напряженную обстановку, решил сделать еще одно распоряжение.
- Эдди, - бодро обратился он к своему адъютанту, - займитесь-ка и вы делом. Учтите наши съестные припасы, - кто знает, сколько придется тут проторчать.
- Ясно, сэр, - ответил лейтенант Олд. - Только какие же у нас припасы? Никто ведь не собирался сюда надолго.
- Поменьше болтайте и делайте, что вам приказано! - нахмурился Хазард. - У каждого есть, наверное, что-нибудь в карманах. У меня в портфеле, например, вы обнаружите несколько бутербродов. А вон на том столе стоят две банки консервированных ананасов. Кое-что есть у меня и во фляге. Хазард хитро подмигнул при этом. - А вы ведь сластена, Эдди, не может быть, чтобы у вас не нашлось одной-двух плиток шоколада. Действуйте же!
Без особого рвения принялся лейтенант выполнять приказание генерала и спустя несколько минут доложил:
- Обнаружено следующее, сэр: две банки консервированных ананасов, два бутерброда с ветчиной, пачка печенья, три плитки шоколада, четыре пачки сигарет и одна фляга с коньяком.
- Да, конечно, маловато. Но ничего, думаю, что нам этого хватит. Ну, что там у вас? - повернулся генерал к Квелчу.
- Пока никто не отзывается, сэр.
- Может быть, действительно что-нибудь с антенной? спросил Медоуз.
- Да нет, едва ли. Широковещательные станции удается ведь принимать.
- А ну-ка, поймайте, пожалуйста, одну из них еще раз, попросил радиотехника профессор.
Квелч переключил радиостанцию на прием и, покрутив немного ручку настройки, поймал музыку.
- Это, наверно, японская, - заметил Медоуз.
- Концерты будем слушать после, Квелч, - недовольно проговорил Хазард. - Занимайтесь своим делом.
Радиотехник снова стал выстукивать ключом свой позывной, а когда переключился на прием, в динамике его рации тонко заныла морзянка.
- Наконец-то! - с облегчением произнес Квелч и вытер рукавом кителя мокрый лоб.
Все сгрудились теперь возле радиостанции, с напряженным вниманием прислушиваясь, как радиотехник произносит по складам перевод текста, переданного с авианосца адмирала Диксона азбукой Морзе:
"Слы-шим вас... По-ня-ли... При-ни-ма-ем ме-ры... Будь-те мужест-вен-ны... Омар".
- "Омар", - пояснил Хазард, - это позывной адмирала Диксона.
Генерал теперь заметно повеселел. К нему полностью вернулась его самоуверенность. Если совсем еще недавно боролся он с желанием поделиться с профессором Медоузом тем, что было ему известно о взорванной бомбе, то теперь об этом не могло быть и речи.