Прошло тому делу два года. Ермак все держал Сибирь, а помощь из России все не приходила, и стало у Ермака мало русского народа.
      Прислал раз к Ермаку татарин Карача посла, говорит: "Мы тебе покорились, а нас ногайцы обижают, пришли к нам своих молодцов на помощь. Мы вместе ногайцев покорим. А что мы твоих молодцов не обидим, так мы тебе клятву дадим".
      Ермак поверил их клятве и отпустил с Иваном Кольцом 40 человек. Как пришли эти сорок человек, татары бросились на них и поб 1000 или; казаков еще меньше стало.
      Прислали другой раз бухарские купцы весть Ермаку, что они собрались к нему в Сибирь-город товары везти, да что им на дороге Кучум с войском стоит и не пускает их пройти.
      Ермак взял с собой 50 человек и пошел очистить дорогу бухарцам. Пришел он к Иртышу-реке и не нашел бухарцев. Остановился ночевать. Ночь была темная и дождь. Только полегли спать казаки, откуда ни взялись татары, бросились на сонных, начали их бить. Вскочил Ермак, стал биться. Ранили его ножом в руку. Бросился он бежать к реке. Татары за ним. Он в реку. Только его и видели. И тела его не нашли, и никто не узнал, как он умер.
      На другой год пришло царское войско, и татары замирились.
      СУХМАН
      (Стихи-сказка)
      Как у ласкова князь Владимира
      Пированье шло, шел почестен пир
      На бояр, князей, добрых молодцов.
      На пиру-то все порасхвастались:
      Один хвастает золотой казной,
      Другой хвастает что добрым конем,
      Сильный хвастает своей силою,
      Глупый хвастает молодой женой,
      Умный хвастает старой матерью.
      За столом сидит, призадумавшись,
      Богатырь Сухман Одихмантьевич,
      И ничем Сухман он не хвастает.
      Тут Владимир-князь, красно солнышко,
      Сам по горенке он похажива(е)т,
      Желтыми кудрями он потряхива(е)т,
      Одихмантьичу выговарива(е)т:
      "Что, Сухмантьюшка, ты задумался?
      Что не ешь, не пьешь и не кушаешь,
      Белой лебеди ты не рушаешь,
      И ничем в пиру ты не хвастаешь?"
      Взговорил Сухман таковы слова:
      "Если хвастать мне ты приказываешь,
      Привезу ж тебе я, похвастаю,
      Лебедь белую не кровавлену
      И не ранену, а живьем в руках".
      И вставал Сухман на резвы ноги,
      Он седлал коня свого доброго,
      Выезжал Сухман ко синю морю,
      Ко синю морю, к тихим заводям.
      Подъезжал Сухман к первой заводи,
      Не наезживал белых лебедей.
      Подъезжал Сухман к другой заводи,
      Не нахаживал гусей-лебедей,
      И у третией тихой заводи
      Нет серых гусей, белых лебедей.
      Тут Сухмантьюшка призадумался:
      "Как поеду я в славный Киев-град?
      Что сказать будет князь Владимиру?"
      И поехал он к мать Непре-реке:
      Глядь, течет Непра не по-старому,
      Не по-старому, не по-прежнему,
      А вода с песком в ней смутилася.
      Тут Непру-реку Сухман спрашивал:
      "Что течешь ты так, мать Непра-река,
      Не по-старому, не по-прежнему,
      А вода с песком помутилася?"
      Испровещится мать Непра-река:
      "Я затем теку не по-старому,
      Не по-прежнему, по-старинному,
      Что стоят за мной, за Непрой-рекой,
      Сорок тысячей злых татаровей.
      Они мост мостят с утра до ночи.
      Что намостят днем, то в ночь вырою.
      Да из сил уж я выбиваюся".
      Взговорил Сухман таковы слова:
      "То не честь-хвала молодецкая
      Не отведать мне сил татарскиих".
      И пустил коня свого доброго.
      Чрез Непру-реку перескакивал,
      Не мочил копыт его добрый конь.
      Подбежал Сухман ко сыру дубу,
      Ко сыру дубу, кряковистому,
      Дуб с кореньями выворачивал.
      А с комля дуба белый сок бежал;
      Ту дубиночку за вершину брал
      И пустил коня на татаровей.
      Стал Сухмантьюшка поворачивать,
      Той дубиночкой стал помахивать.
      Как махнет вперед - станет улица,
      Отвернет назад - переулочек.
      Всех побил татар Одихмантьевич,
      Убежало ли три татарчонка,
      Под кусточками, под ракитовыми
      У Непры-реки схоронилися.
      Подъезжал Сухман к мать Непре-реке,
      Из-под кустиков в Одихмантьича
      Три татарчонка стрелки пустили
      Во его бока, в тело белое.
      Свет Сухмантьюшка стрелки выдернул
      Из своих боков, из кровавых ран,
      Листьем маковым позатыкивал
      И спорол ножом трех татарчонков.
      Приезжал Сухман к князь Владимиру.
      Привязал коня на дворе к столбу.
      Сам входил Сухман во столовую.
      Тут Владимир-князь, красно солнышко,
      Сам по горенке он похаживает,
      Одихмантьичу выговаривает:
      "Что ж, Сухмантьюшка, не привез ты мне
      Лебедь белую не кровавлену?"
      Взговорит Сухман таковы слова:
      "Гой, Владимир-князь, за Непрой-рекой
      Доходило мне не до лебедей.
      Повстречалась мне за Непрой-рекой
      Сила ратная в сорок тысячей:
      Шли во Киев-град злы татаровья,
      С утра до ночи мосты ладили,
      А Непра-река вырывала в ночь,
      Да из сил она выбивалася.
      Я пустил коня на татаровей
      И побил их всех до единого".
      Володимир-князь, красно солнышко,
      Тем словам, его не уверовал,
      Приказал слугам своим верныим
      Брать Сухмантия за белы руки,
      В погреба сажать во глубокие;
      А Добрынюшку посылал к Непре
      Про Сухмантьевы сведать заработки.
      Встал Добрынюшка на резвы ноги,
      Он седлал коня свого доброго,
      Выезжал в поле к мать Непре-реке,
      Увидал - лежит сила ратная,
      В сорок тысячей, вся побитая.
      И валяется дуб с кореньями,
      На лучиночки весь исщепанный.
      Дуб Добрынюшка подымал с земли,
      Привозил его ко Владимиру,
      Так Добрынюшка выговаривал:
      "Правдой хвастает Одихмантьевич:
      За Непрой-рекой я видал - лежат
      Сорок тысячей злых татаровей,
      И дубиночка Одихмантьича
      На лучиночки вся исщепаиа".
      Тут велел слугам Володимир-князь
      В погреба идти во глубокие,
      Выводить скорей Одихмантьича,
      Приводить к себе на ясны очи;
      Таковы слова выговаривал:
      "За услуги те за великие
      Добра молодца буду миловать,
      Буду жаловать его до люби
      Городами ли с пригородками,
      Еще селами да с приселками,
      Золотой казной да бессчетною".
      В погреба идут во глубокие
      К Одихмантьичу слуги верные,
      Говорят ему таковы слова:
      "Выходи, Сухман, ты из погреба:
      Володимир-князь тебя милует,
      За твои труды за великие
      Хочет солнышко тебя жаловать
      Городами ли с пригородками,
      Еще селами 67b да с приселками,
      Золотой казной да бессчетною".
      Выходил Сухман во чисто поле,
      Говорил Сухман таковы слова:
      "Гой, Владимир-князь, красно солнышко,
      Не умел меня в пору миловать,
      Не умел же ты в пору жаловать,
      А теперь тебе не видать будет,
      Не видать меня во ясны очи".
      И выдергивал Одихмантьевич
      Из кровавых ран листье маково,
      Свет Сухмантьюшка приговаривал:
      "Потеки река от моей крови,
      От моей крови от горючие,
      От горючие, от напрасные,
      Потеки Сухман, ах Сухман-река,
      Будь Непре-реке ты родна сестра".