Толстой Лев Николаевич
      Дневники и записные книжки (1909)
      1 Января 1909. Я. П.
      Очень, очень хорошо. Неперестающая радость сознания всё большего и большего соединения со Всем - любовью. Вчера еще понял грубую ошибку, начав описывать лицо нелюбимое. Много хотел сказать, но и посетители, и письма растрепали.
      Записать надо:
      1) Высшее, хотелось бы сказать: утонченное духовное благо (наслаждение) есть любовь к ненавидящему, к тому, кто хочет мне сделать зло. Удивительное дело: чем больше что зло для телесной жизни, тем то больше благо для духовной - любовной. Как же не жить любовной жизнью, не воспитывать в себе эту жизнь? А это возможно, я это с поразительной ясностью вижу на себе. (Наверху страницы рукой автора написано: 1) Приговор, 2) для Бога, 3) мечлюбви, 4) потреб(ность] общен(ия])
      2) Благо жизни людей прямо пропорционально их любви между собой. Каково же должно быть их теперешнее положение, как далеки должны они быть от блага теперь у нас в России, когда все правители, консерваторы, все революционеры, все помещики, крестьяне, все ненавидят друг друга?
      Все тяжелее и тяжелее мне становятся разговоры. И как хорошо одному! Удивительное дело, только теперь, на девятом десятке начинаю немного понимать смысл и значение жизни - исполнения не для себя - своей личной жизни и, главное, не для людей исполнения воли Бога - Любви, и в первый раз нынче, в первый день Нового 09 года почувствовал свободу, могущество, радость этого исполнения. Помоги мне быть в Тебе, с Тобою, Тобою.
      2 Яне. 1909. Я. П.
      Дня два нездоровится, но душевное состояние спокойно и твердо. Всё чаще и чаще думаю о рассказе, но сейчас утро, сижу за столом, примериваюсь и чувствую, что буду выдумывать. А как нужно, нужно написать, и, слава Богу, нужно, признаю нужным не для себя. За это время поправлял конец о Ст-не. Кажется, порядочно.
      Да, здоровье нехорошо, а душевное состояние как будто определилось с новым годом. Записать:
      1) В старости это уже совсем можно и даже должно, но возможно и в молодости, а именно то, ч[тобы] быть в состоянии не только приговоренного к смертной казни, но в состоянии везомого на место казни. Как хорошо: "Я есмь - смерти нет. Смерть придет - меня не будет". Мало того, чтобы быть готовым не удивляться тому, ч[то] есть смерть, ничего не загадывать; хорошо, главное, то, ч[то] вся жизнь становится торжественна, серьезна. Да, жизнь серьезное дело.
      2) Легко сказать: жить перед Богом, только перед Богом. (Мне портит мой дневник, мое отношение к нему то, ч[то] его читают. Попрошу не читать его.) А как это трудно и как хорошо. Я немножко начинаю понимать эту возможность, даже изредка жить так. Как это радостно! Удивительно, сколько совершенно новых узнаешь на старости радостей. Для того же, чтобы жить перед Богом, нужно 3) необходимо обращение к Нему, общение с Ним, как с личностью, хотя знаешь, что Он не личность. Это же обращение к Нему нужно приговоренному к смерти, нужно мне и всем нам.
      Жить перед Богом значит целью всякого поступка своего ставить исполнение Его воли, а исполнение это в одном - в любви, в том, в чем я вижу Его.
      4) Признание Бога любовью тем и хорошо и благотворно, что, признавая Его любовью, общение с Ним, к[отор]ого не можешь не желать, только одно: любовь к людям. Преимущество этого общения с Богом перед всяким другим общением в том, что при этом общении чувствуешь, что Он есть и отвечает тебе в твоей душе, отвечает тем, что чем больше, полнее отдаешься ты любви к людям, тем больше он спокойствием, радостью наполняет твое сердце.
      Кажется, всё записал. Получил письмо от Копыла и не умею, как поступить. Самое трудное общение - это общение с вполне сумасшедшим, менее трудное - с невполне сумасшедшим. Не надо, нельзя освобождать себя от любовного общения признанием сумасшествия. Напротив. Тут и узнаешь могущественность "меча любви". Не люблю метафор, но эта мне очень нравится. Именно меч, всё разрубающий. Нет такого тяжелого, запутанного, затруднительного положения, к[отор]ое не разрешалось бы проявлением любви без всяких соображений о прошедшем и будущем, а любви сейчас, в настоящем. Сейчас испытаю на деле Копыла.
      6 Янв. 1909. Я. П.
      Вчера показалось, что могу писать худ(ожественное]. Но не то. Нет охоты. Нынче совсем не могу. Да и не надо. Только бы над собой работать, приучать себя жить не для тела, не для славы людской, а для себя, настоящего себя, того, к[отор]ое не родилось и не умирает, для Бога. Только освободись от ложной жизни, и будет настоящая. Испытывал это 4-го дня и хочу испытать сегодня.
      Третьего дня был настоящих интелигент, литератор Гершензон, будто бы с вопросами о моих метафиз[ических] основах, в сущности же с затаенной (но явной) мыслью показать мне всю безосновность моей веры в любви. Долго он мямлил, но наконец ясно, определенно высказал следующее:
      "Почему думать, что то Начало, к[отор]ое создало жизнь и мир и ведет жизнь мира, предписало основой нравственности любовь?" И это он говорил после того, как я уже определенно высказал ему то, что под Богом я разумею Любовь, не могу понимать Бога иначе, как любовью. Оказалось, что для него уже решено, что есть кто-то, создавший и ведущий мир, и что надо, мол, ответить на вопрос, откуда взялся мир. И вот надо было внушить ему, воображавшему, что он покажет мне неосновательность моего мировоззрения, допускающего на веру без основания закон любви основным законом жизни, и выведет меня из моего заблуждения своим строго рационалистическим взглядом, - надо было внушить ему, что его взгляд самый детский, основанный на принятом на веру положении о том, что есть Начало, сотворившее и ведущее, есть грубое суеверие, и что та любовь, к[отор]ую он полагал, что я понимаю как предписание этого создавшего и ведущего начала, есть та самая единственная форма, в которой я могу понимать, в к[отор]ой мне открывается это начало. Надо было внушить ему, что, говоря о происхождении мира, он говорит о временном, тогда как, как бы ни понимать начало всего, оно вне времени и пространства, так как время и пространство есть только, вследствии наш[ей] ограниченности, неизбежная форма нашего восприятия явлений мира. Всё это я разъяснил ему, но он, разумеется, ничего не понял, а если мог понять, то постарался переврать, чтобы удержать свое установившееся и нужное не для души, а для мирских целей миросозерцание.
      Вчера читал чертк[овск]ую переписку с Эртелем. Опять та же самоуверенная, несерьезная интеллигентная болтовня со стороны Эртеля и ясное, твердое понимание Ч[ерткова].
      Одно, что вынес из этих двух впечатлений, это - сознание тщеты рассуждений. Ах, если бы только отвечать, когда спрашивают, и молчать, молчать. Если не б[ыло] противоречием бы написать о необходимости молчания, то написать бы теперь: Могу молчать. Не могу не молчать. Только бы жить перед Богом, только любовью. А вот сейчас писал о Герш[ензоне] без любви гадко. Помоги, помоги... не могу назвать.
      8 Янв. 1909. Я. П.
      Здоровье сносно. Второй день ничего не работаю. Написал вчера несколько писем, пытался продолжать Павлушу. Не пошло. Нынче - теперь 12 часов - всё утро ничего не делал. Чудная погода. Ходил утром и встретил болгара офицера - нервно возбужденный. Было тяжело. Письмо от Льва Рыжего, написал ответ, но не пошлю. Ч[ертков] настаивает на моем особенном значении. Не могу и не могу верить, да и не желаю. Благодарю Бога. Записать два:
      1) О памяти. Я совсем почти потерял память. Прошедшее исчезло. В будущем ничего (почти) не желаю, не жду. Что может быть лучше такого положения? и я испытываю это великое благо. Как не переставая не благодарить Бога за эту чудную жизнь, свободную, радостную?!
      2) Ночью думал о том, как бы хорошо ясно определить те злодейские должности, к[отор]ые не только христианин, но просто порядочный человек - не злодей, желающий чувствовать себя не злодеем,- исполнять не может. Знаю, что торговец, фабрикант, землевладелец, банкир, капиталист, чиновник безвредный как учитель, профессор живопи[си], библиотекарь и т. п. живет воровским, грабленным, но надо делать различие между самим вором и грабителем и тем, кто живот воровским. И вот этих самих воров и грабителей надо бы выделить из остальных, ясно показать греховность, жестокость, постыдность их деятельности.
      И таких людей имя - легион. 1) Монархи, министры: а) внутренних д[ел], с насилием полиции, казнями, усмирения[ми], в) финансов - подати, с) юстиции - суды, d) военные, е) исповеданий (обман народа), и все служащие, всё войско, всё духовенство. Ведь это милионы. Только бы уяснить им, - что они делают.
      Вчера думал о том, что надо поговор[ить] с Катей о том, ч[то] жизнь ее ужасна, но прошедшее - прошедшее, в настоящем же ей предстоит хорошее дело: свою душу спасти и вместо с нею душу Анд[рея], к[оторый] так любит ее. Она мало поняла и приняла. Может быть, я не прав. Дай Бог.
      10 Янв. 1909. Я. П.
      Вчера писал почти с охотой, но плохо. Не стоит того, чтоб делать усилия. Нынче совсем нет охоты и вчерашнее кажется слабым, просто плохим. Третьего дня разговор с Андреем оч[ень] для меня поучительный. Началось с того, ч[то] они, все братья, страдают безденежьем.
      Я. Отчего?
      О[н]. Да всё дороже стало, а живем в известной среде.
      Я. Надо жить лучше, воздержнее.
      О(н). Позволь возразить.
      Я. Говори.
      О[н]. Ты говоришь, ч[то] надо жить так: не есть мяса, отказываться от воен[ной] службы. Но как же думать о тех милионах, к[оторые] живут, как все?
      Я. Совсем не думать, думать о себе.
      И выяснилось мне, ч[то] для него нет никакого другого руководства в жизни, кроме того, что делают все. Выяснилось, что в этом - всё, (Зачеркнуто: [0,]9999) что за крошечными исключения(ми] все живут так, но могут не жить так, п[отому] ч[то] у них [нет] другого руководства. А потому и упрекать их и советовать им другое - бесполезно и для себя вредно, вызывая недоброе чувство. Человечество движется тысячелетия веками, а ты хочешь годами видеть это движение. Движется оно тем, что передовые люди понемногу изменяют среду, указывая на вечно далекое совершенство, указывая путь (Христос, Будда, да и Кант, и Эмерсон, и др.), и среда понемногу изменяется. И те опять как все, но иначе.
      Интелигенты, это те, к[торые] так же "как все" интелигенты.
      Ничего нынче не делал и не хочется. Пишу вечером, 6 часов. Проснулся, и две вещи стали особенно, совершенно ясны мне: 1) то, ч[то] я оч[ень] дрянной человек. Совершенно искренно говорю это, и 2) ч [то] мне хорошо бы умереть, (Далее густо зачеркнуто: что если я на что годился, то я сделал это) что мне хочется
      этого.
      Очень я зол нынче. Может быть, живу я еще затем, чтобы стать хоть немного менее гадким. Даже наверное за этим. И буду стараться. Помоги, Господи.
      11 Ян. 1909. Я. П.
      Странно, чем кончил вчера, с того начинаю нынче. То, о чем просил Бога, нынче понемногу исполняется. Чувствую движение к лучшему. Оч[ень] долго спал и испытываю какое-то необычное чувство: ясности, неторопливости и внимательности. Получил оч[ень] много книг и писем хороших и значительных: о браке, о вивисекции, от Глебовой о Петровой, от Варнав[ского], мою брошюру и разговор с реб[енком] из Вены. Записать нынче имею или слишком много или ничего. Казненных пропасть, и убийства. Да, это не звери. Назвать зверями клевета на зверей, а много хуже.
      Чувствую потребность что-то сделать. Неудержимое требование, а не знаю еще, что. Вот когда от души говорю: помоги, Господи! Хочу, ничего не хочу для себя. Готов на страдания, на унижения, только бы знать сам с собой, что делаю то, что должно. Какое легкое или страшно трудное слово: что должно. Кажется, ничего больше не нужно и не хоч[ется] писать.
      Нынче в 2 часа обещал быть у Ч[ертковых].
      12 Янв. 1909. Я. П.
      Сегодня хорошо очень себя чувствую. Но до 12-го часа ничего но делал, кроме пасьянса. Вчерашняя музыка очень взволновала меня. Был у Ч[ертковых]. Очень приятно - не приятно, а гораздо больше - равенство общения со всеми. Разумеется, и там неполное, но нет мучительного присутствия ("прислуги"), подающих сладкие кушанья, к[отор]ых им не коснуться. Все тяжелее и тяжелее жизнь в этих условиях. Но не знаю, как благодарить Бога, что рядом с увеличивающейся тяжестью увеличивается и сила для перенесения. Вместе с бременем и силы. А от сознания сил несравненно больше радости, чем тяжести от бремени. Да, иго Его благо и бремя легко.
      Сейчас много думал о работе. И художественная работа: "был ясный вечер, пахло..." невозможна для меня. Но работа необходима, п[отому] ч[то] обязательна для меня. Мне в руки дан рупор, и я обязан владеть им, пользоваться им. Что-то напрашивается, не знаю, удастся ли. Напрашивается то, чтобы писать вне всякой формы: не как статьи, рассуждения и не как художественное, а высказывать, выливать, как можешь, то, что сильно чувствуешь. А я мучительно сильно чувствую ужас, развращаемость нашего положения. Хочу написать то, что я хотел бы сделать, и как я представляю себе, что я бы сделал. Помоги Бог. Не могу не молиться. Жалею, что слишком мало молюсь. Вчера с С[оней] нехорошо, нынче с просителем.
      Да, помоги, помоги мне.
      14 Ян. 1909. Я. П.
      Вчера начал писать: не знаю, как озаглавлю. Горячо желаю, но написал слабо. Но возможно. Приезжает Ландов[ска], сам не знаю, хорошо ли. Хочу И(вану] И[вановичу] мысли для детей собрать.
      1) После Смерти. Сон похож на смерть, только та разница, ч[то] и просыпаешься и засыпаешь на виду в этой жизни, а когда рождаешься, то не знаешь, из какой жизни пришел, и когда умираешь, не знаешь, в какую жизнь уходишь.
      2) Какое скверное соединение: вера, надежда и любовь, такое же ложное (вероятно, ради троицы), как красота, истина и добро. Какое безобразное соединение. Вера почти всегда ложь, даже всегда, если это не признание временного продела разума. Надежда же есть ложь, т. е. жизнь в будущем. Любовь же есть все высшее и вернейшее- и благотворнейшее из всего открытого нам. То же и с красотой, под фирмой к[отор]ой возвеличивается похоть. Истина же есть только отрицание лжи, а положительного ничего не включает. Добро же есть всё. (Далее зачеркнуто: (2) (В д[етскую] мысль) (Зачем ты)Что ты нынче делал?.. Отвечает: встал, пил чай, пришел сюда, (гов[орил]) .... Зачем ты это делал? Затем, ч[то] мне этого хотелось. Что значит: хотелось? Значит, ч[то] мне лучше б[ыло] это сделать, чем не сделать. Всё ли можно и нужно делать, ч[то] хочется? Не всё, п[отому] ч[то] то, от чего мне лучше, может быть хуже другому. Что же можно и чего нельзя делать?)
      3) Что такое религия. Зачем ты живешь? Не знаю. А если ты не знаешь этого, то никогда не будешь знать и того, что тебе надо делать и чего не надо делать. А плохо жить тому, кто не знает этого. А потому с тех пор, как живут люди, они думали о том, зачем живут люди, и, поняв это, учили людей, что надо и чего не надо делать. Вот это-то учение и называется верой.
      4) Д[етская] м[ысль]. (1) Индейцы говорят, что только одна их вера браминская истинна, китайцы говорят, что истинна только буддийская вера, татары, турки, персы - что истинна только Магометова вера, евреи говорят, что истина в их вере, христиане говорят, что все эти веры неправильны, а правильна одна христианская, но сами разошлись на разные веры: католическую, греко-рос(сийскую], лютеранскую и разные протестантские веры.-Истинна вера только та, которая одна для всех людей. И ото одно нужное для всех людей есть во всех верах. Одно это истинно, и этого надо держаться.
      5) Д(етская] м[ысль]. (2) Если спросишь людей, тебе скажут, когда, в каком году ты родился и сколько тебе лет. Но сам про себя ты не можешь сказать, когда ты начался: ты знаешь про себя, что ты всегда был; что если бы тебя не б[ыло], ничего бы не было. То же и про смерть: люди говорят, что ты помер, но ты про себя знаешь, что тебе нельзя умереть. Тело твое началось, ростет, будет стареться, помрет, но то нетелесное, что живет в твоем теле: дух Божий, помереть не может.
      6) М[ысль] Д[етская]. (3) Ты знаешь, что ты жив п[отому], ч[то] в тебе живет дух Божий, а если другие люди живут, то ведь и в них живет дух Божий, а потому дух Божий один во всех.
      [7)] (4) (В подлиннике ошибочно: 3) Отчего ты радуешься, когда другой человек радуется, и печалишься, когда другой печалится? А от того, что радуется и печалится в другом человеке тот самый дух, какой живет в тебе.
      Хотел писать мысли для детей, но не могу. А хочется. Отложу пока.
      15 Ян. 1909. Я. П.
      Вчера приехала Ландовска. Впечатление слабое. Устал очень. Хорошо ходил. Ничего не писал. Как-то стыдно, стыдно, всё стыдно. Дурно спал. Письмо от Божьего Полка.
      Ив[ану] Ив[ановичу]. На рождение можно смотреть, как на засыпание, и тогда жизнь - сон, и смерть - пробуждение. И можно смотреть на рождение, как на пробуждение от сна, и на смерть, как на засыпание. Можно смотреть еще и так, что рождение есть и засыпание к этой нашей телесной жизни и вместе с тем пробуждение от прежнего сна, а также и на смерть, как на пробуждение от этой жизни и засыпание в новую жизнь.
      И то, и другое, и третие верно. Пробуждение и сон, сон и пробужден[ие] есть наивернейшее представление во времени, нашей жизни.
      16 Ян. 1909. Я. П.Как-то совестно за отношения с Ланд[овской], и музыка. Вообще душевное состояние недовольства собой, но не тоскливое, а напротив. Fais ce que doit... ([Делай, что должно...] , и хорошо. Важное письмо от Божь[его] Полка. Нынче посетитель, с к[оторым] дурно поступил, но поправился. Не пишется, а хочется и думается. Может быть, и выйдет. Оч[ень], оч[ень] хочется сказать, душит потребность. Но не как я, а как Ты. Не знаю, хорошо ли это или дурно, то, что после общения с людьми всегда совестно, всегда чувствуешь, что делал не то, что нужно - l'esprit de l'escalier [задним умом.] Так б[ыло] с Власов[ым], а можно бы хорошо поговорить. Недовольство же в том, что не то делаю с людьми, думаю, ч[то] хорошо. Надо учиться. Разумеется, легко бы одному, а вот учись с людьми!
      17 Ян. 1909. Я. П.
      Оч[ень] дурно спал. Слабость, и все утро ничего не делал. Думал, и, кажется, на пользу. Оч[ень] себе гадок. Весь в славе людской. Занят последствиями. Прочел отчет об Альманахе и увидал все свое ничтожество: как меня всего занимает суждение людей. Слава Богу, благодарение Ему опомнился. Кстати и Кр[уг] Чт[ения] нынешний как раз об этом. - Как не то ч[то] трудно жить всегда перед Богом, а как забывчиво, как легко отклониться от этого. Хорошо, что сейчас же тоскливое состояние, подлое состояние заботы о мнении людей - каких? всяких - больно напоминает об этом. Да, да, помнить, помнить всегда, ч[то] жизнь только тогда, когда живешь по Его воле, для Него, в Нем. И какая тогда свобода, радость, какое высокое сознание или, скорее, сознание высоты своего
      человеческого значения, достоинства. То, ч[то] будут читать это[т] дневник, портит мое отношение к Нему.
      Почувствовал нынче, в то время, как стало больно от сознания своей слабости, подлости заботы о славе людской, живо почувствовал важность предшествующей работы в хорошие минуты. Было, к чему вернуться. Да, в этом истинная молитва. Проложить след, пробить дорожку лучших мыслей, лучшего, высшего, доступного мне в лучшие минуты понимания жизни, и потом в слабые минуты укрыться (В подлиннике описка: украсться) под это понимание. Нынче особенно ясно б[ыло] так. Особенно низко пал, и особенно радостно было спастись в прежнее, уже знакомое, свободное. радостное состояние общения с одним Им, сознанием себя Его органом. Ох, помоги, помоги оставаться в этом!
      Затеянная мною вторая вещь мож[ет] быть страшной силы. Это но значит, что я ожидаю ее действия на людей, видимого действия, а страшной силы обнаружения Его закона. Оч[ень] хочется писать, но не приступаю нынче, п[отому] ч[то] чувствую себя слабым.
      Вчера был оч[еиь] близкий и сильный челов[ек] Шеерман. Оч[ень] хорошо беседовали. Я выразил то, ч[то] смерть есть то освобождение, к к[оторому] идешь, и потому благо. Так что же самоубийство? Я ночью задал себе этот вопрос. Кажется, можно ответить так: Смерть благо для того, кто положил жизнь в освобождении себя в жизни. Нет, не ясно. Подумаю еще.
      18 Янв. 1909. Я. П.
      Исправить подчеркнутое надо так: Смерть благо только тогда, когда исполняешь волю Пославшего (воля же Его в освобождении себя от личной жизни).
      День пропустил. Оч[ень] б[ыл] физически слаб вчера целый день и ни вчера, ни нынче ничего не писал. Нынче написал только маленькую прибавку к статье о Ст-не, прибавку о царе, с тайной целью вызвать против себя гонения. И цель не совсем хороша, а уже совсем нехорошо нелюбовное отношение к нему. Надо будет исправить. А поправил немного статью и улучшил. Слава Богу-славу людскую, кажется, победил.
      Вчера ночью оч[ень] нездоровилось, но испытал оч[ень] приятное чувство ожидания смерти без желания ее, но и без малейшего противления, а отношение к ней, как ко всякому естественному и разумному поступку или событию. Кажется мне, что во всяком случае она- смерть - скоро - т. е. неделями, много месяцами должна наступить. Нынче всё утро делал пасьянс, но не принимался за работу, чувствуя свою слабость. А темы оч[ень] уж хороши, не хочется их портить. Пришла в голову новая тема. Это - отношение к газете, к тому, что написано в газете, человека свободного, т. е. истинно религиозного. Показать всю степень извращения, рабства, слабости людей отсутствия человеческого достоинства. Оч[ень] хоро[шо] думалось. Не знаю, как удастся написать. Мож[ет] быть, завтра. Теперь вечер. Жду Ч[ерткова], ничего не буду затевать.
      19 Янв. Е[сли] б[уду] ж[ив].
      [20 января 1909. Я. П.]
      Был жив и 19, и нынче, 20 Я. 1909. Я. П., но очень слаб. Давно не был так слаб и телесно и умственно. Не скажу, чтобы духовно. Только бы не проявляться. В этом воздержании главное дело духовной жизни в периоды слабости. - Не делай только того, что противно Его воле и воле твоего настоящего "я", и ты будешь делать то самое нужное и хорошее, что ты можешь сделать. Всё то, что мы считаем важным - хотя бы содействие вступлению людей на путь истинной жизни любви, блага, как это кажется важным, а как это несомненно явно ничтожно: ничтожно, во 1-х, в сравнении с той, только чуть смутно прозреваемой нами всей жизнью, к[отор)ой мы, как бесконечно малая, но все-таки частица, служим своей жизнью, а во 2-х, п[отому] ч[то] мы в своей ограниченности не можем видеть, в чем наше служение.
      Да, наше служение только тогда действительно, когда мы не знаем, в чем оно, а знаем только то, чего мы должны не делать.
      Делать, хотим мы этого или не хотим, мы будем. Усилие наше только в том, чтобы но делать против Его воли - не сбиваться с дороги.
      Самая, казалось бы, очевидная, благая, разумная деятельность, вполне самоотверженная для блага людей - но только революционная, но распространение той истины религиозной, кот[орую] мы считаем несомненной, может быть не только тщетной, но вредной, если не противной, то не согласной с Его волей. (Пути Его неисповедимы), а воздержание от поступков, самые ничтожные поступки, в самом малом кругу, могут быть тем самым, чего Он хочет, и самым плодотворным для того самого, что желает Он и сам в себе и в моей душе.
      Особенно чувствую это теперь при моей слабости. (Как полезно для души все то, что бывает с нами, и в особенности то, что мы считаем и называем злом!) В эти дни слабости я не испытываю затемняющего стремления деятельности, особенно живо чувствую неправду жизни - ложь жизни. Постоянно совестно. Особенно за разговоры. Надо быть сдержаннее.
      Очень хорошо бы ясно, пожалуй в образах высказать мысль о том, как вредно и тщетно это устраивание жизни не только других людей, но и самого себя - это empietement, [захват, присвоение] вторжение в дело Божие. Почти всё зло, 0,99 (В подлиннике описка: 0,01) в мире от этого.
      Вчера было много народа и надо б[ыло] говорить. И разумеется, всё не нужно б[ыло] говорить, ч[то] говорил. - Постараюсь воздерживаться. Вчера же, вследствие этой слабости, болтовни и невоздержности особенно живо почувствовал недостаточное памятование о том, ч[то] жизнь только в настоящем. Загадывания, предположения, желание видеть распространение своих мыслей, увеличение числа единомышленников, желание написать такое, ч[то] вызвало бы сочувствие, похвалу- всё это губит жизнь. Ничего не нужно, кроме памятований в настоящем своего положения органа Божества.
      Вчера, читая газету, живо представил себе отношение ко всем этим известиям человека религиозного, свободного, знающего свое назначение, и живо представилась статья об этом. Нынче хотел писать, но не в силах. Так у меня на верстаке три работы. Едва ли сделаю хоть одну. Впрочем, это о будущем. Мож[ет] быть, мой разговор с Дурочкой Парашей важнее и нужнее этих работ. Только вспомнить всю сложность событий мирских, в к[оторых] участвуют и люди, чтобы ясно понять, почувствовать всю легкомысленность, тщету и вредность предположений служить общему делу.
      Вчера узнал, что архиерей хотел заехать ко мне. Утром сходил в школу и сказал учительнице, чтобы она передала ему, что прошу заехать.
      Мне всегда жалки эти люди, и я рад этому чувству.
      Кончаю тетрадь, думал, что не допишу, а вот прошло 2 1/2 года - и дописал. Не помню, записал ли то, что б[ыло] ночью дня три тому назад: почувствовал близость, совсем близость смерти, сейчас, и было спокойно, хорошо, ни радостно, ни грустно, ни страшно.
      22 Янв. 1909. Я. П.
      Начинаю новый дневник в очень телесно слабом состоянии, но душевно не так дурно - помню себя и свое дело, хоть не всегда, но большей частью.
      (Зачеркнуто: никак) Вчера б[ыл] Архиерей, я говорил с ним по душе, но слишком осторожно, не высказал всего греха его дела. А надо было. Испортило же мне его рассказ Сони об его разговоре с ней. Он, очевидно, желал бы обратить меня, если не обратить, то уничтожить, уменьшить мое, по их зловредное влияние на веру в церковь. Особенно неприятно, ч[то] он просил дать ему знать, когда я буду умирать. Как бы не придумали они чего-нибудь такого, чтобы уверить людей, что я "покаялся" перед смертью. И потому заявляю, кажется повторяю, что возвратиться к церкви, причаститься перед смертью, я так же не могу, как не могу перед смертью говорить похабные слова или смотреть похабные картинки, и потому всё, что будут говорить о моем предсмертном покаянии и причащении - ложь. Говорю это п[отому], ч[то], если есть люди, для к[оторых] по их религиозному пониманию причащение есть некоторый религиозный акт, т. е. проявление стремления к Богу, для меня всякое такое внешнее действие, как причастие, было бы отречением от души, от добра, от учения Христа, от Бога.
      Повторяю при этом случае и то, что похоронить меня прошу также без так называемого богослужения, а зарыть тело в землю, чтобы оно не воняло.
      Вчера читал с большим интересом в Современном Мире ст[атью] Лукашевича о жизни. Нет конца, но удивительно всё направление статьи: найти определение жизни вне сознания, а в наблюдении и изучении внешнего мира.
      Если бы и б[ыло] доказано, что кроме механическ[их], физич(еских] и химич[еских] сил есть еще силы (пускай назовут их, как хотят), останется тайна отделенности каждого организма - существа, живущего, умирающего и порождающего себе подобных. Тайна "я", отделенности, тайна большего или меньшего сознания.
      Если бы и удалось свести жизнь к общим законам, то почему отдельность сознания?
      Всё дело в том, что человек знает прежде всего себя, свое я, и находит это я связанным пределами пространственным и временным, и наблюдая и изучая явления простр(анственные] и временные, приходит к признанию сначала таких же, как и он, отделенных существ - организмов, а потом и к признанию существ, уже не отделенных, а сливающихся в одно: кристален, молекул, атомов. И естественно видит, в них тот предел пространственный и временный, к[оторый] его ограничивает. Натыкается на бессмысленность бесконечности признанием мира таким предметом, центр к[оторого] везде, а пределы нигде. Т. е., исходя от самого известного: себя, своего сознания, разумный челов[ек] невольно приходит к познанию сначала ближайшего к себе, потом более отдаленно[го] и наконец к сознанию непостижимости. - Матерьялисты же исходят из наблюдения и, дойдя до атомов, до бесконечности миров, не останавливаются перед этим, а от атомо[в] и бесконечности миров, т. е. от непознаваемого, исходят для познания познаваемого, т. е. себя.
      Читал Лозинского. Необыкновенно хорошо. Только жалко, что слишком бойко, газетно-журнально. Предмет же настолько важный, что требует самого серьезного, строгого отношения.
      24 Янв. 1909.
      Два дня не писал, нездоровилось, да и теперь не похвалюсь. С[оня] уехала в Москву. Вчера б[ыл] в тяжело раздраженном состоянии. Боролся. И то спасибо. Хорошие письма. Сейчас читал Fellowship. Много хорошего. Бегаи очень интересны. Нынче гуляя думал о двух: Детская мудрость и о воспитании, о том, что как мне в детстве внушено б[ыло] всю энергию мою направить на молодечество охоты и войны, возможно внушить детям всю энергию направлять на борьбу с собо[й], на увеличение любви.
      Думал: Любовь отвечает на все требования добра. Чистота телесная, половая, кажется, совсем чуждое любви свойство, а подумай только о том, ч[то] ты делаешь тому, с кем только сладострастно совокупляешься, и любовь помешает тебе отдаться дурному чувству. А богатство, экономическое неравенство тоже кажется далеким, а борьба против него, как весь социализм, только проявление любви.
      Читал два дня Лодзинского и очень одобрял. Написал ему письмо.
      Сейчас кинул книгу на полку, она соскользнула, упала на пол, я рассердился и выбранил книгу. Так же должна быть ясна и стыдна злоба на человека, не делающе[го] того, чего мне хочется.
      2 Фев. 1909. Я. П.
      Шесть дней не писал. Кое-что работал по двум письмам, к[оторые], кажется, кончил. Нездоровилось. Нынче совсем плох, целый день лежал. Сейчас 11-й час, только встал и пишу, но очень слаб. Но как хорошо болеть. Нынче во время болезни и слабости думал 4 вещи. Три помню, хотя и плохо, по 4-ю забыл. Вот что:
      Да, забыл сказать, ч[то] за эти дни ходил на деревню к бедным и получил сильное, полезное впечатлен[ие]. Итак:
      1) О жизни "я", 2) о разуме, 3) о связи со всем. (Не то.)
      [1)] Жизнь, какую я сознаю, никак не есть жизнь моего "я". Я иллюзия, нужная для этой жизни, но иллюзия - как бы леса, подмостки, орудие для работы, но не в нем сама работа. Напротив, перенесение интереса на него - на "я" - губит, останавливает работу. А работа не только нужная, хорошая, но радостная. В чем она? До конца не дано знать нам, но отчасти, насколько нужно, видно. Та работа настоящая, в к[оторой] делаешь то, что нужно, но не для тебя. (Было очень хорошо утром в мыслях, а теперь не то.)