1

«Букера» Галковскому не дали, а вот «Антибукера» за 1997 год дали, да он не взял: облаял по электронной почте антибукеровское жюри, покусал руку дающую, обвинил людей, высоко оценивших его труд, в том, что они хотят заткнуть его неподкупный рот какой-то «севрюжиной с хреном». Проедседатель жюри В. Т. Третьяков, он же – главный редактор «Независимой газеты», много в свое время печатавший Галковского, не понял жанра, в котором работает писатель (игра на неразличении бытового и литературного хамства), и на полном серьезе призывал одуматься, пытался отнять у него чистую как спирт, злобную радость отказа, публичного плевка из подполья. Нет чтобы порадоваться за писателя в его звездный час: вот тот уныло влачил свои дни среди призрачных врагов и безответно поливал человечество ядом, как вдруг такое счастье: гнусные скоты, подло глумясь, оскорбили его: наградили, возвели в сан великомученика, льют в глотку расплавленный свинец, закамуфлированный под копченую рыбку!…

Умоляю: продлите его муки, дайте же ему «Букера»! (Примечание Т.Т., 1998 г.)

2

Бывшим. (Примечание Т.Т., 1998 г.)

3

В своей статье для американского журнала я как-то процитировала строку Пушкина: «Потомок негров безобразный». Мне позвонил редактор: «Вы что, с ума сошли? Я не могу напечатать эти слова». – «Но Пушкин это сказал о себе». – «Этого не может быть». – «Может». – Молчание. – «Снимите строку». – «Не сниму». – «Тогда давайте напечатаем вашу статью под другой фамилией». – «Тогда я вообще снимаю свою статью и напечатаю ее в другом месте, сославшись на вашу цензуру». – «Это тоже невозможно. Слушайте, ваш Пушкин что, расист?» – «Наш Пушкин – эфиоп.» – Долгое молчание. – «Слушайте, без этой строки ваша статья только улучшится. Поверьте мне, старому редактору». Долгий визг с моей стороны о том, что я это уже семьдесят лет слышу, и что советская власть, и тоталитарный режим, и Главлит, и Николай Первый, и кишиневская ссылка, и понятно что. И что я от бабушки ушел, и от дедушки ушел, а от тебя, политическая правильность, и подавно уйду. Визг не помогает. Тогда я меняю тактику и, холодно, злобно, раздельно: «Так. Мало того, что черных вы, белые, держали в рабстве в течение трехсот лет. Теперь вы затыкаете рот единственному русскому черному поэту, томившемуся в неволе среди берез тоталитарного строя. Вот он, расизм. Вот она, сегрегация. Генерал Ли сдался, а вы – нет. Мы что, в Алабаме?…»

Пушкина напечатали.

4

Лилит – по преданию, первая жена Адама, оставшаяся в раю.