– В отпуске.
      – Ну не ехать же мне, как говорится, несолоно хлебавши в областной центр из-за того, что ваша Маргарита Ивановна в отпуске?
      – Ну, не знаю...
      – А кто знает?
      – А может, вам к главному технологу обратиться? – спросила Неля.
      – Он сейчас на месте?
      – Не знаю. Подождите, я сейчас позвоню к ним в отдел.
      Она набрала номер на внутреннем телефоне.
      – Але, Валя? Скажи, а Сергей Юрьич на месте? Нет? На совещании? Ну ладно. Да нет, ничего. – Неля положила трубку и подняла на Татьяну карие глаза: – Его нет. Он на совещании у директора.
      – Что делать?
      – У меня, конечно, есть ключ, но я не знаю...
      – Если вы боитесь, что вас накажут за самоуправство, то зря. Никто ничего не узнает. Я вам гарантирую. Даже если меня видели возле лаборатории, это еще ничего не значит. Я лишь спросила о Маргарите Ивановне, и все. Договорились?
      – Ну, не знаю...
      – Неля, а вы купаетесь в Огневке?
      – Да-а. – Ее карие глаза округлились от изумления.
      – А знаете, что скоро это будет запрещено? СЭС запретит не только купаться и ловить рыбу, но даже жить на берегах Огневки.
      – Да? А почему?
      – Потому что речку немилосердно загаживают вот такие заводики, как ваш. Поняли?
      – Ага, – растерялась Неля.
      – Ну так что будем делать?
      – Хорошо, я покажу документацию.
      Неля ушла в соседнюю комнату, а Татьяна осмотрелась в той, где находилась. На полке с надписью «Образцы исходных материалов» стояло с десяток склянок и несколько пробирок. Татьяна попыталась прочесть наименования на этикетках, но у нее ничего не получилось. Тогда она просто взяла пару склянок и две пробирки и сунула их в свою сумочку. Вскоре вернулась Неля. Она принесла две папки с результатами анализа. Татьяна полистала их для приличия, но так как ничего не понимала в химии, то быстро прекратила это бесполезное занятие и взглянула на Нелю:
      – Я понимаю, что прошу о невозможном, но... Неля, ведь вам, наверное, дорого собственное здоровье, а также здоровье ваших родителей, будущих детей? Вы не замужем?
      – Нет.
      – Но собираетесь?
      – Да.
      – Ну вот. А знаете, сколько детей страдает от аллергии, астмы, кожных заболеваний? Сотни тысяч. Молодые матери с малышами на руках обивают пороги поликлиник, но врачи лишь снимают симптомы, и то на время, а болезнь остается, потому что отравлена природа. Понимаете?
      – Да. У моей старшей сестры маленький сын – астматик.
      – Сочувствую. Вот поэтому я и прошу вас сделать копии этих бумаг. Ведь чтобы переписать их, потребуется много времени, а у меня его нет.
      – Меня уволят, если узнают...
      – Никто не узнает, если вы сами не скажете.
      – Ну хорошо. Только...
      – Что? Говорите, не стесняйтесь!
      – Я не видела ваших документов, – пробормотала Неля и снова покраснела.
      – Пожалуйста! Татьяна подала ей свое удостоверение депутата.
      Неля пробежала глазами запись в документе, вернула его Татьяне, тихо произнесла:
      – Вы подождите здесь. Я схожу в бухгалтерию. У них ксерокс стоит...
      – Но вас могут увидеть с документами.
      – Нет, никто не обратит внимания. Я часто к ним хожу...
      – Ну хорошо. Я подожду вас. Неля ушла, а Татьяна села за стол. Она устала, да и голод давал о себе знать. Завтракала-то вместе с Андреем, рано утром, а сейчас на часах было полвторого. Татьяна решила, что перед обратной дорогой зайдет в небольшое кафе, которое приметила недалеко от автобусной остановки в центре Привалово. Она вышла в коридор в поисках туалета, нашла нужную дверь и только закрыла ее за собой, как услышала стук входной двери, тяжелые мужские шаги и громкий голос:
      – Неля! Хм! Куда она подевалась? Алло! Здесь есть кто-нибудь? Ушла, главное, и дверь не закрыла. Ладно, в принципе она нам не нужна. Давай заноси! Я щас открою.
      Татьяна слышала, как два человека прошли по коридору, затем раздался характерный скрежет открываемого замка, что-то зашуршало, стукнула дверь, и вновь скрежет замка. Тот же голос произнес, но уже не так громко:
      – Сегодня организуем ночную смену. Выведешь троих: Кузьмина, Щеткина и Пестренко.
      – Пестренко не может, – ответил хриплый голос, видимо, заядлого курильщика.
      – А чего?
      – Похоже, того!
      – Чего «того»? Опять? Я сколько тебя предупреждал, козел, чтобы следил за своими корешами! Еще один подсел? Чтоб завтра же духу его не было, понял? Организуешь, как в прошлый раз. Без шуму и пыли.
      – Понял. Не впервой.
      – «Не впервой» ему. Если так дальше пойдет, нам с тобой башки не сносить. Думаешь, хозяин спустит нам такие проколы? Он хоть и высоко, но оттуда ему все видно, понял? Ах ты, падла, связался с бомжой беспорточной на свою голову! Ладно, валяй! За Пестренко сам выйдешь.
      – Как скажете. По коридору протопали те же шаги, хлопнула дверь, и все стихло.
      Татьяна вышла из туалета, быстро подошла к входной двери, приоткрыла ее и увидела отъезжающую вишневую «Ниву».
      «Что бы это значило? – задумалась она. – Говорили явно о чем-то таком, что положено скрывать от посторонних ушей. Причем разговаривали люди, что называется, из низших социальных слоев. И кто такой „хозяин“? На этом маленьком заводе хозяин один – его директор. Значит, Плужников? Интересно». Ее раздумья прервал приход Нели.
      – Вот, я сделала двенадцать копий. Тут по всем видам продукции.
      – Спасибо большое, Неля! Никто не спрашивал вас, зачем вы это делаете?
      – Нет. Меня никто и не видел. Ксерокс стоит как бы в прихожей, в маленькой комнатке, чтобы не мешать бухгалтерам. Ксероксом многие в управлении пользуются.
      – Ну и хорошо. Лишние вопросы нам ни к чему. Скажите, а в этом здании только лаборатория?
      – Да. Вообще-то тут еще склад химреактивов устроили, какой-то адсорбент держат. Но мы туда не ходим. У нас и ключа от той двери нет.
      – Ну ладно. Пойду, а то отняла у вас много времени. Спасибо. Вы очень помогли мне. Да, кстати! Не могли бы вы дать свой домашний или сотовый телефон, так, на всякий случай?
      – Давайте я запишу вам свой сотовый.
      – Спасибо. И на прощание еще раз попрошу, Неля, не рассказывайте никому о нашем разговоре. Я беспокоюсь не о себе, а о вас. Поняли?
      – Да. До свидания! На проходной стоял другой вахтер, пожилой усатый мужчина, очевидно, сменщик вредной толстухи в «камуфляже». Он разговаривал с каким-то рабочим в спецовке и на Татьяну не обратил внимания.
      Она села в кольцевой автобус и через четверть часа уже обедала в маленьком кафе под названием «Три пескаря».
 
      Вечером к ним на Береговую пришли родственники: дядя Паша, Виталий и Александр. Павел Федорович от своего решения подновить навес не отступил. Мужчины принесли из огорода два тонких ошкуренных бревна, лежавших там без надобности несколько лет, и принялись копать ямы, смолить комли, отпиливать от бревен лишнее, чтобы поставить две дополнительные опоры под несущую балку. Дядя Паша, сделав все распоряжения, сел на крылечко, закурил и стал наблюдать за работой мужчин, а заодно и женщин. Татьяна с Дашей в это время пекли блины, отодвинув стол со стряпней поближе к крыльцу, чтобы не мешать плотникам. Работа у тех и других спорилась.
      – Ну как тебе, Дарья, наши Кармаши, по нраву пришлись или как? – спрашивал Павел Федорович. – По городу небось своему соскучилась?
      – Не-а! Я здесь еще не нажилась, – отвечала Даша, накладывая творог в очередной блин, снятый Татьяной со сковороды.
      – Так живи хоть все лето. Можешь к нам переехать. У нас наверху комната пустует. Уже малина поспевает, за ней и смородина пойдет. Будем с тобой ягоды собирать, варенье варить.
      – Мне надо домой. Скоро мама с Кипра вернется. Мы с ней к бабушке на дачу поедем.
      – А-а, это конечно. Как же, понятное дело. Мать небось звонит тебе каждый день, спрашивает, как ты тут живешь?
      – Да, мы с ней каждый вечер по сотовому говорим. Я ей еще эсэмэски посылаю и разные фотки. Коро-ов всяких, гусе-ей...
      – Гусей? А она их не видала, что ли?
      – Не знаю. Может, и видала. Но они такие смешные! Главный гусь важный, как банкир. – Даша расхохоталась так звонко, что всем вокруг тоже стало весело.
      – Банкир, говоришь? – посмеивался Павел Федорович. – И верно. Гусаки – они народ важный, степенный.
      – Ой, а какие эти гусаки кусачие! Ха-ха-ха! Настоящие кусаки, а не гусаки!
      Так, со смехом и шутками, и не заметили, как переделали все дела. А потом уж и за стол уселись. Даша хозяйничала, как большая. Всем разложила по тарелкам блины, поставила блюдца под сметану и варенье, проверила наличие ложек и вилок.
      – Ай да умница! – хвалил девочку Виталий. – Нам бы такую невестку, а, отец?
      – И не говори! У Кольки-то, смотрю, Анжелка только и знает, что на дискотеки шастать да миникюры эти накрашивать. Ни разу по дому Надежде не помогла. Помыть посуду там или приготовить...
      – Ничего, невесткой станет, всего еще нахлебается по горло – и мытья, и готовки, – защитил Анжелу Александр, откусывая половину блина с мясом.
      – Дедушка, а ты почему блины с творогом не ешь? – спросила заботливая Даша. – Вон их сколько напекли. Целую гору. Нам же одним все не съесть.
      – Ничего, милая, не бойся. Мы как навалимся все на твои блины, и глазом не успеешь моргнуть, как тарелка пустая окажется, – отвечал Павел Федорович с ласковой искоркой в глазах.
      – А какие не съедим, в мешок сложим да на базар торговать пойдем, – серьезно подхватил разговор Виталий.
      – А кто будет продавцом? – спросила Даша.
      – Да вот хоть тетя Таня, – фыркнул Виталий, не удержавшись от смеха.
      – Нет у меня коммерческой жилки, – улыбнулась Татьяна. – В убыток вас введу.
      Калитка резко открылась, и на пороге показалась Оксана.
      – Вот ты где! – ни с кем не здороваясь, обратилась она к мужу. – Я в огороде одна, значит, должна пластаться?
      – Здравствуй, Оксана! Проходи к нашему столу, – попытался замять семейную сцену Виталий.
      – Некогда мне чаи гонять! У меня картошка не окучена, капуста с огурцами не политы, а я, как барыня, за столом рассядусь?
      – Оксана, да приду я сейчас, чего ты? – потерянно бормотал Александр, красный от стыда за выволочку, устроенную женой при всем честном народе.
      – Оксана! – строго прикрикнул Павел Федорович. – Ты даже не поздоровалась с нами, а уже кричишь на все село. А ну-ка сядь сюда!
      Оксана, помешкав самую малость, прошла во двор и села на место, куда указал дед. Татьяна усмехнулась про себя, вспомнив, как подействовала на Оксану ее угроза. Видно, на таких, как Оксана, усмиряюще действуют только силовые методы. Даша принесла из дома еще одну тарелку и поставила ее перед новой гостьей. Татьяна налила ей чаю и как можно мягче пригласила отведать блинов.
      За столом уже не было прежней свободы и благодушия. Все смотрели в свои тарелки и молчали. Выручила Даша. Она вдруг вспомнила, как впервые увидела индюков. Этих птиц держали соседи, живущие через два дома от Кармашевых.
      – Тетя Таня, а помните, как я испугалась огромного индюка?
      – Помню, – улыбнулась Татьяна. – Ты его хотела погладить, а он не понял.
      – Ага. Такой бестолковый! Его хотят приласкать, а он как ненормальный затопал ногами, что-то закричал по-индюшиному.
      – Это он индюшек своих защищал, – подсказал Виталий.
      – От меня? – засмеялась Даша.
      – А кто тебя знает? Может, выбрала бы самую жирную да под нож и на сковородку, – по-своему пошутил Павел Федорович.
      – Ну-у уж! – возмутилась Даша. – Что я, пират? Разве он не видит, что я еще ребенок?
      – Вот как раз такие «ребенки», мальчишки соседские, нашему петуху крыло подбили. Помнишь, Виталий, рыжего-то, с зеленым хвостом? Он один такой красавец на всю округу был.
      – А как они ему подбили крыло? Палкой? – В глазах Даши разлилась жалость.
      – Камнем. Витька Мосев метнул. И чего, спрашивается, ему петух сделал?
      – Петух-то ничего не сделал, батя. Это я Витьке сперва нос расквасил, чтобы не лазил на нашу яблоню, вот он и отомстил.
      – Надо же. А ты не рассказывал раньше-то.
      – Боялся. Ты бы не долго разбирался, кто прав, кто нет. Врезал бы по первое число.
      – А почему вы к врачу его не отнесли? – не могла успокоиться Даша.
      – Петуха? Да кто бы его стал лечить? У него, должно быть, косточка или хрящик какой повредился. Тут уж ничего не сделаешь.
      – А вот и нет! В прошлом году бабушка сломала руку, вот здесь. – Даша показала на свое запястье. – И ей привязали гипс. Вот!
      – И что? Вылечили?
      – Да, вылечили.
      – Представляю: петух в гипсе! – рассмеялся Александр, уже забывший обиду.
      – Долгонько болел наш Петька, – растрогался от воспоминаний старик. – Помню, Маруся вынесет пшена, куры бегут, только пыль столбом, а этот сидит на бревнышке, не шевелится, только глазом посматривает, мол, все ли в порядке в его стае. Даже петь по утрам перестал.
      Даша тяжело вздохнула. Татьяна заметила в ее глазах слезы. Она махнула дяде рукой, мол, перестань расстраивать ребенка. Тот понял, смутился, кашлянул.
      – Ты, Дарья, не переживай шибко-то! Петух этот еще много лет у нас прожил. Даже с соседским белым петухом дрался до крови.
      – А зачем? – спросила Даша, вытирая кулачком глаза.
      – Дрался-то? Так ведь петухи – первые драчуны в деревне.
      – А вторые – мальчишки, – поддержал отца Виталий. – Помню, как мы улица на улицу ходили драться. До первой крови.
      – А как это? – еще больше изумилась Даша.
      – Да очень просто. Начинаем драться. Один на один. У нас свои законы были. Втроем на одного не нападали, как сейчас модно стало. Вот, значит, дубасим друг дружку. Вдруг кому-то нос разбили, кровь побежала. Все! Стоп! Драка окончена. А если кто в раж вошел и не хочет остановиться, тому темную устраивали. Или кучу малу.
      – Это называется «втроем на одного не нападали», – с сарказмом прокомментировала молчавшая до сих пор Оксана. – «Куча мала» – это ведь когда все на одного наваливаются. Вот вам и законы.
      – А чтобы неповадно было, – защищался Виталий. – Иначе не понимали.
      – А у нас уже все по-другому было, – подхватил чисто мужскую тему Александр. – Тогда ведь «братки» пошли, разборки с перестрелками. Вот мы давай подражать «крутым» парням. Кто с железом качается, кто из кино не вылазит, где Шварц или Слай морды всем подряд бьют. А потом по вечерам перед девками у Дома культуры выпендриваемся. Прикид специальный на рынке покупали: кожанки с заклепками, штаны с дырками... Умора! А драки страшные пошли. Куда там вашим с кучей малой! Поножовщина или с арматуринами наперевес, и айда махаться! У меня дружка покалечили, Мишку Кармашева, с Зеленой улицы. Сейчас уж спился совсем. Куда ему, инвалиду, деваться, когда здоровым-то работу трудно найти. Хорошо еще, в последнее время сельское хозяйство начало подыматься, а так бы...
      Калитка открылась, и вошел Андрей.
      – О-о! Как говорится, не много ли вас, не надо ли нас? Здравствуйте! – улыбался Андрей.
      – Папа! А мы тебе блинов оставили. Еще много. Тебе хватит, – подбежала к отцу повеселевшая Даша.
      – Добрый вечер! Мы тут навес поправили немного да вот разговорились за чаем, – как будто оправдывался Павел Федорович.
      – Я не помешаю вам. Пойду в баню. А вы сидите.
      – Да уж пора. Поздно уже. – Павел Федорович встал, подошел к новому столбу, потрогал рукой. – Ничего. Постоит еще, никуда не денется. Ну, хозяюшки дорогие, прощайте! Спасибо за хлеб-соль, а нам пора восвояси. Пойдем, Виталий!
      Виталий искоса взглянул на Андрея, пробормотал: «До свидания» – и пошел за отцом на улицу.
      – И мы пойдем, Оксана? – спросил Александр жену.
      Но Оксана неподвижно сидела за столом и не ответила мужу. Ее взгляд застыл на чайнике, стоящем на столе. Татьяна тоже сидела на своем месте. Внутри у нее клокотала буря. С трудом сдерживаясь, она обратилась к девочке:
      – Даша, подай папе чистую футболку. Она висит в комнате на стуле. Там же и все остальное. Сложи в пакет. Так удобнее.
      Андрей ждал Дашу у входа в огород, где на задах примостилась баня, и молчал. Впрочем, молчали все. Единственным, кто не понимал причины этого напряженного молчания, был Александр.
      – Так пошли? – повторил он вопрос, держась одной рукой за скобу калитки.
      – Сейчас, – выдавила из себя Оксана. – Ты иди, я догоню.
      Александр пожал мощными плечами и вышел за ворота, не закрыв за собой калитку.
      Выбежала Даша с пластиковым пакетом в руке.
      – Бери, папа, и иди скорей мойся, а то чай остынет. Я тебе потом кое-что расскажу. Ну что ты стоишь? Тетя Таня, можно я еще в саду поиграю?
      – Поиграй, только в траву не заходи, уже роса выпала.
      Они остались одни, две соперницы: молодая и перешедшая рубикон под названием «бабий век», одна брошенная, другая – поневоле ставшая разлучницей.
      Единственное, что их роднило: они обе любили одного-единственного. И не было из этой ситуации выхода, кроме как брошенной уйти в тень, смириться со своей участью. Но только не для Оксаны. Природа в избытке наделила ее собственническим инстинктом и боевой хваткой. Но к сожалению, обошла при раздаче женского чутья и женской чести, без которых, как известно, настоящей женщины не получится.
      – Мне надо поговорить с вами, – не глядя на Татьяну, жестко сказала Оксана.
      – Говори, – глухо произнесла Татьяна, которую била нервная дрожь, а горло сжимали судороги.
      – Оставьте в покое Андрея! – крикнула Оксана. – Он для вас очередное приключение, не больше.
      – А для тебя?
      – Любовь всей жизни!
      – Почему ты говоришь обо мне с таким презрением? Ведь ты не знаешь меня.
      – Достаточно того, что мне рассказала моя мать. Знаете, как называется то, чем вы занимались с моим отчимом? Кровосмешение!
      – Потише! Ребенок услышит.
      – Ах, о ребенке вспомнили? Да вы сюсюкаете с ней, чтобы втереться в доверие. Противно смотреть!
      – Это все?
      – Нет, не все! Я написала о вашем поведении в областную Думу. Ведь вы, кажется, депутат? Так вот. Пусть почитают, чем занимается на досуге народная депутатка!
      – Убирайся к черту!
      – Надо же! Куда девалась ваша интеллигентность?
      – Пошла отсюда, маленькая сучка, или я не отвечаю за себя!
      Татьяна вскочила, подбежала к метле, что стояла под навесом, и кинулась к Оксане. Но ту будто ветром сдуло. Татьяна увидела лишь косу, мелькнувшую в калитке. Без сил, опустошенная, медленно опустилась она на крыльцо и заплакала. Она рыдала, почти не сдерживая эмоций. Но не только обида была причиной. Она оплакивала свою несчастную жизнь, которая отказала ей в самом главном, ради чего появляется на свет женщина. У нее не было чистой и счастливой молодой любви, не было семьи, не было ребенка. Это ли не Божье наказание? Но за что? За какие грехи?
      Прибежала испуганная Даша, начала теребить ее за плечо, жалеть, уговаривать. И Татьяна успокоилась. Она крепко обняла худенькое тельце девочки, вдохнула в себя молочный запах детства, прошептала:
      – Дашенька, как я сильно полюбила тебя! Мне не хочется с тобой расставаться. Ты будешь звонить мне?
      – Буду.
      – Только маме не рассказывай обо мне, ладно? Ей будет неприятно.
      – Угу. Дяде Славе тоже неприятно, когда я говорю о папе.
      – Но это ничего. Это нормально. Ведь каждый из нас немножко эгоист. Мы не хотим ни с кем делить своих любимых. Поняла?
      – Да.
      – Пойдем умываться. Пора спать. Ты своих Настю с Эндрю уже уложила?
      – Ой, нет! Я сейчас!
      Даша убежала в дом, а Татьяна пошла в огород. Ноги сами повели ее к Андрею. Когда нам плохо, мы невольно ищем поддержки у самых близких людей.
 
      На следующее утро они с Дашей встали по обыкновению в девять утра, когда Андрея давно и след простыл. Позавтракали и стали собираться на берег Огневки. Там их должен ждать Андрей, чтобы продолжить этюд с Даши. Они завернули в фольгу вчерашние блины, сделали несколько бутербродов с домашней бужениной и малосольными огурцами, заварили в термосе чай. Пошли не по улице, а берегом реки. Всю дорогу Даша бегала по лугу, рвала цветы. Так, с пышным букетом, и явились перед Андреем, который лежал прямо на траве, закинув руки за голову и покусывая травинку.
      – Папа! Посмотри, какой букет! Это тебе.
      – Спасибо. Не ожидал такого подарка. Вот с ним я тебя и напишу. Садись сюда. Вот так. Букет слишком тяжел для тебя. Давай-ка половину уберем.
      – Дайте мне эту половину, я попробую венок сплести. Когда-то у меня неплохо получалось, – сказала Татьяна, устраиваясь в тени ивы на покрывало.
      Они молчали, занятые каждый своим делом. Андрей быстро и энергично писал, Татьяна плела венок, бросая время от времени взгляды то на Дашу, то на Андрея, а Даша сидела на складном стульчике и наблюдала за шмелем, устроившимся на ее букет в поисках сладкого нектара. В сумке у Татьяны зазвучала мелодия шопеновского вальса. Она отложила венок, вынула трубку телефона, нажала кнопку:
      – Алло! Слушаю.
      – Таня! – раздался возбужденный голос Виталия. – Я узнал, чьи это машины. Поняла?
      – Да, да! И чьи же?
      – Один «зилок» Плужникова, другой – муниципального коммунального хозяйства.
      – Кто там главный?
      – Фильчиков.
      – Хорошо. Что еще собираешься предпринять?
      – Еще подежурим с ребятами, половим «рыбку». Документы кое-какие уже есть, но, как говорится, все шито-крыто. Бумажками они свою задницу, извиняюсь, прикрыть успели.
      – Ладно. Спасибо за информацию. Увидимся.
      Татьяна отключила телефон, задумчиво посмотрела на речную гладь, искрящуюся многочисленными бликами под июльским солнцем, затем решительно встала.
      – Андрей, мне надо сходить кое-куда.
      – А? Сходить? Так здесь можно, в кустики, – не понял Андрей, слишком увлеченный своим этюдом.
      – Нет, мне в администрацию надо, к Симакову. Вернусь не раньше чем через час. Вы тут без меня чаю попейте. Ладно? Продукты на солнце не оставляйте. Даша, слышишь?
      – Угу.
      – Ну, я пошла! Не скучайте!
      – Анатолий Григорьевич! Наша комиссия по экологии уже кое-что сделала, – начала Татьяна, усаживаясь напротив Симакова.
      Тот всячески избегал ее взгляда, перебирая без надобности какие-то бумаги на своем столе, вынимая из пластмассового стакана то ручку, то карандаш.
      – Машины с мусором продолжают ездить за Огневку. Как будто и не было у нас острых дебатов на эту тему.
      – Установили, чьи это машины? – сухо спросил Симаков, по-прежнему не глядя на Татьяну.
      – Да. Плужникова и Фильчикова.
      – Кхм! – закашлялся Симаков и привычно полез за платком.
      – Анатолий Григорьевич, я пришла не просто сообщить об установленных фактах. Мне нужно добиться от вас вразумительного ответа на один вопрос. Какова ваша личная позиция в этом деле?
      – В каком?
      – Хм. Вы прикидываетесь простаком. Это очевидно. Вот только по какой причине? Пока еще не понятно. Но я постараюсь это выяснить в самое ближайшее время. И думаю, в этот раз у прокуратуры будет достаточно оснований, чтобы не прекращать уголовное дело. Прощайте!
      Войдя в здание узла связи, Татьяна попросила телефонистку соединить ее с городом. Она назвала номер своей университетской подруги, работающей главным редактором одной из крупных газет.
      – Инна? Здравствуй, дорогая! Не узнала? – начала разговор Татьяна, уединившись в одной из двух имеющихся в зале кабинок.
      – Танюха?! – зазвенел все такой же молодой и задорный голос подруги. – Куда ты пропала? Мы тут собирались на юбилей факультета. Были почти все, кроме тебя и Ольги Строковой. Она сейчас в Египте, работает пресс-секретарем в нашем представительстве. А Сонька Гуркина, представляешь, проректор нашего универа. Я...
      – Погоди, Инка! Не тарахти. Я тебя знаю. Пока все новости не выложишь, не успокоишься. Я по междугородке звоню, причем по важному делу.
      – О! Узнаю Кармашеву. Деловая, спасу нет! Ладно, выкладывай. Потом потрепемся, если время останется.
      – Инна, мне срочно нужна твоя помощь. Не могла бы ты прислать своего корреспондента в Кармаши? Здесь есть горячий материал для громкого фельетона.
      – А почему бы тебе самой...
      – Я не могу.
      – Понятно, положение не позволяет...
      – Да не в этом дело! Потом все объясню, не по телефону. Кстати, продиктуй твой сотовый. Ага. Записываю. Так. Ладно. Вечером перезвоню и объясню все толком. Но ты уже сейчас подумай, кого командировать в Кармаши. Хорошо? Ну пока. Целую прямо в твой курносый пятачок! Пока!
      Татьяна нашла своих возле флигеля отца Алексея.
      – Тетя Таня, смотрите, они плавают! Даша стояла возле табурета с эмалированным тазом, в котором плавали живые караси.
      – Вот решили не губить живые души, – улыбнулся батюшка. – Остальные-то не выжили, пришлось их зажарить, а эти два плавают себе.
      – Мы их обратно в речку отнесем, правда же, папа?
      – Правда. Ну как сходила? – спросил Андрей, с легким прищуром глядя на Татьяну.
      – Нормально. Симакова пора за жабры брать.
      – Давно пора. Но боюсь, снова выскользнет.
      – Ничего. Рано или поздно он начнет суетиться, чтобы спасти свою шкуру, а значит, начнет делать всякого рода промахи и ошибки. На них мы его и поймаем. Конечно, за взятки его будет трудно привлечь, но хватит и косвенных улик.
      – Да, Татьяна Михайловна, крепко вы взялись за наших чиновников. Чую, не отвертеться им в этот раз, – серьезно сказал отец Алексей.
      – Это во мне журналист проснулся, – пояснила Татьяна свое рвение в расследовании запутанного дела со свалкой. – Когда-то я преуспела в написании злых фельетонов. Все они, так или иначе, были связаны с уголовными делами. На меня, говорят, покушение готовили, да я вовремя ушла в другую сферу.
      – Мне думается все же, вы скромничаете, Татьяна Михайловна, – слегка улыбнулся отец Алексей. – Не только ваше журналистское прошлое причина столь похвального рвения, это душа ваша, честная и чистая, печется о благе родного села, дорогой вашему сердцу земли. А это всегда благословенное дело, угодное Господу нашему.
      – Спасибо, батюшка, за доброе слово, – сердечно поблагодарила Татьяна.
      – Тетя Таня, пойдемте на речку отпускать карасей! – не выдержала длинных взрослых разговоров Даша.
      – Пойдем, – сказал Андрей и поднялся со скамейки.
      Они попрощались с батюшкой и пошли в сторону реки. Даша вприпрыжку бежала впереди, а Татьяна с Андреем, который нес в руках таз с карасями, чуть отстали. Когда взрослые спустились к реке, то увидели такую картину: Даша, испуганно прижав к груди руки, смотрела на двух парней, стоявших напротив нее. Эти двое выглядели как настоящее отребье. Грязные, обросшие, в вонючих джинсах и таких же футболках с длинными рукавами, они что-то говорили стоящей перед ними девочке и гоготали хриплыми, дикими голосами. Андрей быстро опустил таз на землю и бегом поспешил к дочери. Парни, завидев Андрея, галопом припустили вдоль берега и вскоре скрылись за прибрежными ивами.
      – Дашенька, – испуганно произнесла Татьяна, подбежав к девочке и взяв ее за руку, – откуда они взялись?
      – Не... не знаю, – заикаясь, ответила Даша и прижалась к отцу.
      – Твари! Ничего, в следующий раз я поймаю их. Они ничего тебе не сделали? – с тревогой спросил Андрей, встав перед дочерью на одно колено и заглядывая ей в глаза.
      Девочка молча помотала головой и опустила глаза. Татьяна переглянулась с Андреем. У того в глазах метнулась боль, а у Татьяны защемило сердце. Она тоже встала на колени перед девочкой и твердо произнесла:
      – То, что они болтали, все неправда, поняла? Забудь это. Они нарочно говорили всякую гадость, потому что это уголовная шпана, преступники. Надо о них сообщить в милицию. Я сейчас же пойду и сообщу.
      – Вместе пойдем, – поддержал ее Андрей. – А милиция не поможет, так я сам с ними разделаюсь.
      Они выпустили карасей в речку и пошли обратно. Вскоре они были возле здания администрации, левое крыло которого занимало отделение милиции.
      – Здравствуйте, – поздоровался Андрей со старшим сержантом, сидящим за столом и заполняющим какой-то формуляр.
      – Здравствуйте, – отложил ручку представитель власти.
      – Мы хотим сделать заявление, – с ходу начал Андрей и без приглашения сел напротив сержанта.
      – Слушаю вас, – ответил тот и взглянул на Татьяну, державшую за руку Дашу. – Присаживайтесь.
      Татьяна и Даша сели на стулья, стоящие вдоль стены.
      – На мою дочь было совершено покушение. Только что. На берегу, недалеко от церкви.
      – Кем?
      – Двумя парнями примерно семнадцати лет. Одеты как бомжи. Грязные. На людей практически не похожи.
      – Вы их видели?
      – Да. Но всего несколько секунд. Увидев меня, они убежали в сторону леса.
      – Так. – Сержант снова взял ручку, достал из папки чистый лист бумаги, что-то записал. – Ваша фамилия, имя, место работы. Короче, все паспортные данные.
      – Но...
      – Так положено. Иначе я не приму ваше заявление.
      – Хорошо. Минут десять длилась эта протокольная процедура.
      Наконец заговорили по существу.
      – Девочка, то есть Даша, может сама говорить? – спросил старший сержант.
      – Конечно.
      – Даша, они трогали тебя, ну, в общем, задевали как-то руками?
      – Нет.
      – А что они делали?
      – Они говорили всякие... – Даша взглянула на Татьяну и продолжила: – всякие гадости. А еще они громко смеялись.
      – Так. А больше ничего?
      – Нет.
      – Но, товарищи! И это вы квалифицируете как покушение?
      – Разве этого мало? – возмутился Андрей. – А если вашей дочери в семь лет всякая шваль будет говорить так называемые гадости?
      – Почему «так называемые»? – не понял милиционер.
      – Да потому, товарищ старший сержант, что мы с вами знаем, какие слова говорят уголовники, чтобы унизить и оскорбить женщину. Или вам это объяснить в более доступной для вас форме?
      – Нет, не надо. Я понял, – кашлянул милиционер и снова что-то записал в протокол. – Так. Я все записал. Прочтите и распишитесь: «С моих слов записано верно», – и подпись с датой.
      Андрей прочитал, расписался, встал.
      – И что теперь?
      – А «что теперь»? Мы примем соответствующие меры и сообщим вам.