– В Кудряшово.
      – На юбилее?
      – Откуда вы знаете?
      – Я многое о вас знаю.
      – Например?
      – Например, что вам сейчас одиноко и хочется мужского общества.
      – Идите к черту!
      Она с силой нажала на кнопку, обозвала себя идиоткой и с ходу бросилась в кровать. Раздалась мелодия из мобильника. Татьяна поняла, что это Солодовников. Она заблокировала телефон и постаралась уснуть. Усталость и длинная дорога все же сказались. Через час она спала.
      Утром она привела себя в порядок и поехала к писателю, чтобы проститься. Он радушно встретил ее, пригласил в дом, усадил за стол. Какие-то женщины, видимо, родственницы, быстро накрыли стол для утреннего чая. Татьяна с удовольствием выпила чаю с настоящими сливками, съела ватрушку и кусок рыбного пирога.
      Старик ухаживал за ней, как за дочерью, ласково и внимательно. Спросил ее о семье, но, увидев, как вспыхнула она от неожиданного вопроса, перевел разговор на свою сельскую жизнь:
      – Я по утрам рыбу ловлю. Вот этот пирог из нашего сазана. Редко, но попадается. Отличная рыба. Когда-то ею кишело в нашей реке. А теперь, как и везде, другие времена. Леса-то как загажены, особенно возле дорог. Это же настоящее стихийное бедствие, созданное руками человека!
      Татьяна лишь поддакивала старику, изредка вставляя замечания. Она понимала, что ему необходимо высказать наболевшее, излить душу. Его «разговорило» не высокое положение собеседницы, а ее искреннее внимание, умение слушать, вникая в самую суть.
      После часовой беседы за уютным деревенским столом она поблагодарила за угощение, поцеловала старика и села в «Волгу», где ее дожидались Ронская и пресс-секретарь. Всю дорогу она вспоминала знаменитого писателя, рассказавшего о себе за один день общения гораздо больше, чем все его книги, а ночной звонок старалась забыть, стереть из памяти, но это плохо получалось.
      На следующий день ей позвонили из Дома художника и пригласили на выставку художника-абстракциониста Бежко. Татьяна поблагодарила за приглашение, но тут же вспомнила, что Торопов в отпуске. А именно его она частенько командировала на открытия выставок. Он был вхож в богему, знал многих по именам, по творческим направлениям и пристрастиям, поэтому его присутствие никого, как сейчас говорят, не напрягало. Ничего не оставалось, как идти самой. После обеда она не вернулась на службу, а решила привести себя в порядок, для чего поехала в салон. Оттуда и направилась в Дом художника.
      В большом зале, где разместилась выставка, скопилось довольно много народу. Татьяну Михайловну сопровождал директор Дома художника. Он подвел ее к виновнику события, плотному мужчине с черной курчавой бородкой и в круглых очках, представил его, произнес несколько общих фраз и отошел, оставив их наедине.
      – Вы знаете, – сказала Татьяна, как бы извиняясь, – в абстрактной живописи я не очень ориентируюсь. Вы не могли бы провести для меня мини-экскурсию с небольшими комментариями?
      – Пожалуйста, Татьяна Михайловна, рад служить. Хотя объяснять искусство – дело искусствоведов и вообще неблагодарное дело, – торопливо произнес Бежко, немилосердно шепелявя и произнося вместо «л» букву «в».
      Он повел ее вдоль стен и скороговоркой делал краткие пояснения.
      – Сегодня ведь больше нет школ и направлений, Татьяна Ивановна.
      – Михайловна, – сухо поправила Татьяна.
      – Пардон. Татьяна Михайловна. Каждый художник сам по себе. Взять меня, например. Мое агрессивное самовыражение в виде пощечин общественному вкусу никого сейчас не ставит в тупик. Ушли те времена, когда творца пытались засунуть в прокрустово ложе какого-нибудь искусственно навязываемого жанра или течения. Художник изначально свободен, ему претят всяческие указки, откуда бы они ни шли. Помните Белинского: «Мы бедны, потому что глупы»? Глупость, годами навязываемая нам сверху, сделала нас бедными, в первую очередь эстетически.
      Татьяну поразили масштаб и колорит его полотен. Это были огромные холсты с неопределенным изображением в черно-красно-серых тонах. Художник избрал в качестве композиции и формы беспорядочное нагромождение волнообразных полос, пунктиров и пятен в виде клякс. Но говорил он весьма занятно. Татьяна слушала и удивлялась, сколько фантазии в человеке. Ему бы в писатели, а не кистью махать туда-сюда. Но естественно, ничего подобного она не сказала. Ее быстро утомили эти произведения, и она нашла повод, чтобы остановить разошедшегося художника.
      – Извините, что отняла ваше время, – сказала Татьяна, когда они отошли от очередного «шедевра». – По-моему, вон той даме не терпится вас поздравить.
      Бежко повернул голову и расплылся в щедрой улыбке. Татьяна воспользовалась паузой и пошла в противоположную сторону зала. Внезапно ее внимание привлекло относительно небольшое полотно с изображением ночного неба, а может быть, космического пространства. Привлекла прежде всего необычная для Бежко палитра. Здесь присутствовали желтый цвет и ультрамарин. Татьяна подошла ближе и поняла, что ошиблась. Издали ей показалось, что в темном небе мерцают звезды и планеты, а при ближайшем рассмотрении вместо звезд она увидела поток каких-то предметов. Хотя предметами их можно было назвать с большой натяжкой. На густом ультрамариновом фоне художник изобразил движение цветовых пятен причудливых конфигураций, названия которым не было. Правда, в одном Татьяна узрела подобие женской ножки.
      – «Мужские сны», – прочитала она вслух название картины и хмыкнула.
      – Ради нее одной можно вынести парад всех этих монстров, – раздался сзади голос Солодовникова. – Выставка одной картины.
      – Господи, скоро я начну заикаться из-за вашей манеры подкрадываться! – оглянулась на него Татьяна.
      – Татьяна Михайловна, – Солодовников встал за ее спиной почти вплотную, – не велите казнить. Я по поводу той пошлой фразы по телефону. Не знаю, как она вырвалась. Наверное, от растерянности.
      – Это мне должно быть стыдно, – резко сказала Татьяна. – Звонить по ночам нелюбимому мужчине пошло и безнравственно.
      – А вы по-прежнему беспощадны.
      – Какая есть.
      К ним подошел Бежко:
      – Татьяна Михайловна, я вижу, как вы долго стоите возле моих «Мужских снов». Я знал, что она не оставит вас равнодушной.
      – Да, вы правы. Она мне нравится.
      – Сколько она стоит? – спросил Солодовников. Бежко растерялся, покраснел, затем выпалил:
      – Десять тысяч.
      – Мы покупаем ее, – спокойно сказал Солодовников и уточнил: – В долларах?
      Бежко окончательно сконфузился, зачем-то воровато оглянулся и шепотом ответил:
      – Да, кхм, в долларах.
      – Я выпишу вам чек, – холодно сказал Солодовников и посмотрел на Татьяну: – Это подарок департаменту культуры.
      – Спасибо. Но не стоит делать такие дорогие подарки, – так же холодно ответила Татьяна и отошла к другому полотну.
      Бежко неуклюже ретировался к группе художников, обсуждавших какое-то воронье гнездо. Так по крайней мере выглядела серая композиция, выполненная широкой фланцевой кистью посредством вращательных движений по белому грунту.
      Солодовников не отставал от Татьяны. Он вновь подошел к ней и с шумом вдохнул аромат ее духов.
      – Божественно! Вы сплошная гармония, Татьяна Михайловна! Все в вас тонко и чувственно, по-женски мягко и одновременно недоступно.
      – Что-то вы слишком разговорились. Куда подевалась ваша сдержанность?
      – Это вы виноваты. Позади них раздался визгливый голос:
      – Плужникова! Ты ли это? Сколько лет, сколько зим! С ума сойти!
      – Я давно не Плужникова, Галка! – снисходительно отвечала обладательница низкого, с легкой хрипотцой голоса. – Даже странно слышать эту фамилию. А ты откуда свалилась?
      – Вот с подругой пришли на выставку. Знакомься, Дина. Это Зоя. Моя однокурсница.
      Татьяна повернулась и увидела трех полных женщин, удаляющихся в глубину зала. Кто из них Плужникова? Ах, почему она не оглянулась сразу? Теперь иди узнай, кто есть кто. Татьяна машинально пошла за этими женщинами. Солодовников тенью шел следом.
      – Владимир Михайлович, – вдруг обратилась к нему Татьяна, – у меня к вам большая просьба.
      – Буду только рад, – слегка удивился тот.
      – Видите трех женщин? Мне самой к ним подойти неудобно. Не могли бы вы каким-нибудь образом узнать, кого из них зовут Зоей?
      – Это очень важно?
      – Важнее не бывает.
      – Хорошо. Я попробую.
      Он небрежной походкой пошел вдоль стены, мельком посматривая на картины и не выпуская из виду объект наблюдения. Татьяна, к которой подошла известная поэтесса и начала рассказывать о своем путешествии в Японию, вежливо слушала и краем глаза следила за передвижениями Солодовникова. Вот он приблизился к этим трем и, делая вид, что читает надпись на картине, стал прислушиваться к их разговору. Татьяна отвлеклась на приветствие знакомого чиновника из правительства, непонятно какими ветрами занесенного на эту выставку. Вдруг Солодовников оказался рядом.
      – Извините, Татьяна Михайловна. Вас можно на пару слов? – спросил он и, бесцеремонно взяв ее за локоть, утянул от изумленной поэтессы.
      – Нельзя же так, – прошипела Татьяна. – Что о нас подумают?
      – Они собираются уезжать.
      – Кто? Эти дамы?
      – Да. Я узнал, кто из них Зоя. Вон та, в желтом топе и голубых бриджах.
      – Как же нам быть? Мне надо узнать ее адрес.
      – Ну, детектив какой-то, ей-богу!
      – Он и есть. Не удивляйтесь. Я потом вам расскажу.
      – Хорошо. Тогда вот что. Идем за ними. Я на машине. Надеюсь, они тоже. Продолжим слежку.
      – Вы идите первым. А я попрощаюсь с директором. Вон он как раз сюда идет.
 
      Зоя прошла на парковку и села в серебристый «фольксваген». Татьяна едва успела подбежать к «саабу» Солодовникова, как «фольксваген» тронулся с места и выехал на тихую улицу с односторонним движением.
      – Только не упустите! – вцепилась Татьяна в руку Солодовникова.
      – Постараемся, – пробормотал он и нажал на газ. К магистральной улице, куда собиралась свернуть Зоя, они подъехали вовремя – как раз загорелся зеленый свет. Теперь можно было не опасаться, что они упустят Зоину машину.
      – Так в чем все же дело? – не утерпел Солодовников. – Меня так и распирает любопытство. На соперницу она не тянет. Стара. Да и фигура оставляет желать...
      – Я все поражаюсь, как бывает обманчиво первое впечатление!
      – Это вы о моей пресловутой сдержанности?
      – Ну да.
      – Я ведь объяснил, что всему причиной вы, и только вы. Неужели вам это не знакомо? Вдруг среди серого, будничного дня появляется человек, который моментально сдвигает с места твою привычную ось, и ты начинаешь вращаться уже с другой скоростью и с другим наклоном.
      – Знакомо.
      – Тогда зачем удивляться?
      – Вы правы. Ой, она повернула! Мы не успеем.
      – Ничего. Догоним. Они тоже свернули вправо и поехали по улице, где движение было не таким плотным, как на магистрали. Вскоре «фольксваген» въехал во двор двенадцатиэтажного дома монолитной постройки и остановился на площадке, рядом с десятками других автомобилей. Солодовников припарковался чуть в стороне, чтобы не привлекать внимания. Татьяна осталась в машине, а он вышел и двинулся за женщиной, соблюдая приличную дистанцию. Она вошла в один из подъездов. Солодовников поспешил следом, так как на двери был кодовый замок. Вскоре он вышел и быстро приблизился к Татьяне.
      – Она нажала седьмой этаж. Дальше я, естественно, идти не рискнул.
      – Хорошо. И на том спасибо.
      – Пожалуйста.
      Они сидели в автомобиле и молчали.
      – Мы кого-то ждем? – не выдержал молчания Солодовников.
      – Не знаю. Может быть. Кстати, это что за улица?
      – Сейчас посмотрим.
      Он вылез наружу, прошел за угол дома, где висела табличка, и, быстро вернувшись, сказал:
      – Тургенева, 16.
      – Надо запомнить.
      – Зачем? Запишем.
      Он вынул электронную записную книжку, нажал несколько кнопок.
      – Готово. Да! А номер автомобиля? Давайте и его занесем в нашу базу данных.
      – Вам смешно?
      – Нисколько. Наоборот. Меня захватило это приключение. Мне сразу показалось, что с вами скучать не придется. Такая уж вы фея.
      – А вы принц на белом коне?
      – Как видите, на сапфировом.
      – Инна заметила в вас огонь любви, который якобы сжигает вас изнутри.
      – Почему «якобы»? Он меня действительно сжигает.
      Они вновь замолчали. Солодовников вдруг повернулся назад, потянулся на заднее сиденье, при этом он уперся плечом в руку Татьяны, и достал бутылку минеральной воды.
      – Жара, – пожаловался он и предложил бутылку Татьяне.
      – Я не умею из горлышка.
      – Посмотрим в бардачке, – сквозь зубы сказал он и полез в бардачок, низко склонившись над ее коленями.
      Вдруг он припал губами к ее руке, лежащей на коленях.
      Она не оттолкнула его. Он целовал ее руку, а потом перешел на левое колено. Она была без колготок и почувствовала тепло его губ. Правой рукой она коснулась его затылка, затем провела ею по его волосам и замерла.
      – Нам надо остановиться, – глухо произнесла она. – Здесь не место подобным вещам.
      – Да, – коротко сказал он и достал из бардачка пластиковый стакан.
      Налив в стакан минералки, он подал его Татьяне. Она жадно выпила. Сказывалась духота августовского дня.
      – Поехали ко мне? – спросил Солодовников.
      – Вы хотите познакомить меня со своей семьей?
      – А семьи нет. Вернее, она распалась. С женой мы давно не живем. А дети уже взрослые, у каждого своя жизнь.
      – Сколько их?
      – Сын и дочь. Сын – шалопай, испорченный отцовскими деньгами, а дочка хорошая, самостоятельная. Учится в медицинском, мечтает о пластической хирургии.
      – Почему мужчины, достигнув определенного возраста и положения, как правило, расстаются со своими подругами жизни, разделившими с ними первые невзгоды и трудности?
      – Уж слишком вы утрируете. Во-первых, совсем не правило. Я могу привести десятки примеров супружеских пар, сохранивших первое чувство. Просто им повезло. Они нашли свои половинки, простите за избитую фразу.
      – Что ж. Беру свои слова обратно. Значит, вам не повезло?
      – Увы. Я очень любил Наташу. Мы однокурсники. С первого курса я ходил за ней по пятам. Мы встречались, ссорились, мирились. Нам казалось, что так и должно быть. Но уж слишком часто мы ссорились. Это сейчас я понимаю, что друг друга не переделать. Не потому, что один плохой, а другой хороший. Просто мы были разными. Очень разными. А потом это сказалось на семейных отношениях. Исчез флер романтики, и осталась голая правда жизни. Все! Больше на эту тему не распространяюсь. Извините за откровенность.
      – А вы меня за излишнее любопытство.
      – Заметано.
      – Так поехали?
      – Ко мне? – с надеждой в глазах спросил он.
      – К вам.
      Они лежали на огромной кровати поверх шелковых простынь и курили. Татьяна вновь вернулась к этой дурной привычке. Да и зачем что-то менять, если того, ради которого она хотела измениться, нет рядом? Владимир погасил сигарету, повернулся к Татьяне, спросил:
      – Кофе будешь?
      – Я бы и от целой сковороды мяса не отказалась, – с лукавой усмешкой ответила она, проводя пальцами по его плечу.
      – Вот дубина! – стукнул он себя по лбу. – Ты же голодная! Полдня на этой идиотской выставке и в машине провели, и ни маковой росинки во рту! Сейчас я все сделаю.
      – А я в душ и потом помогу тебе, хорошо?
      – Я сам. Отдыхай!
      – Нет уж! Вместе быстрее.
      Они приготовили отбивные и салат из морепродуктов. Заварили чай и намазали тосты абрикосовым джемом. Татьяна давно не ела с таким аппетитом. Неужели к ней вернулся вкус к жизни? Возможно. Но время от времени она с грустью вспоминала Андрея и невольно сравнивала его с Владимиром. Движения Андрея, вся его пластика напоминали грацию молодого льва – немножко ленивую, но точную, выверенную до мелочей. Ничего лишнего. Все естественно, непринужденно, а потому прекрасно. Владимир был другим. Он нервничал, суетился, расстраивался по пустякам. Правда, это была их первая встреча. Вполне вероятно, что он старался показаться ей с лучшей стороны, но, как назло, ничего не получалось, наоборот, досадные промахи так и сыпались на его бедную голову. Татьяна не показывала виду, что замечает его неловкость. Но в глубине души она тосковала об Андрее, на которого могла смотреть бесконечно, любуясь его ловкими, сильными, красивыми руками.
      И что за штука эта любовь? Как бы нам ни было хорошо в данный момент жизни, как бы ни лелеяли нас чьи-то руки, как бы ни угождали любому нашему желанию, нет нам того покоя и блаженства, какое испытываем мы наедине с любимым.
      Утром Татьяна позвонила Ронской и предупредила, что задержится.
      Толя отвез ее в Городское справочное бюро, где она прошла прямо к начальнице и попросила, на ходу придумав пустячный предлог, выдать ей в срочном порядке справку о Плужниковой Зое, проживающей по Тургенева, 16.
      – Эта фамилия девичья. Возможно, что она давно сменила ее.
      – Хорошо. Подождите немного.
      Спустя десять минут начальница вернулась и подала Татьяне компьютерную распечатку справки. Татьяна не стала читать при ней, поблагодарила и вышла на улицу. Но там терпение ее лопнуло, и она быстро пробежала глазами справочные данные: Григорьева Зоя Антоновна (Плужникова), 1956 года рождения, проживает...
      Татьяна даже споткнулась, пока подходила к своей машине, настолько она была взволнована.
      – В ГИБДД, Толя! – скомандовала она, усаживаясь рядом с водителем.
      – Городское?
      – Да.
      Татьяна, что называется, закусила удила. Теперь ее остановить могли разве что какой-нибудь смерч или другое стихийное бедствие.
      В Управлении ГИБДД она хорошо знала одного из заместителей начальника, поэтому направилась именно к нему. Подполковник встал и, уже издали протягивая руку и улыбаясь, пошел навстречу.
      – Татьяна Михайловна! А вы все хорошеете. Извиняюсь, конечно, за шаблонный комплимент, но он от всей души.
      – Здравствуйте, Максим Игоревич! У вас тоже бравый вид. И загорели. На югах?
      – Если бы! Супруга на даче загоняла, как Сивку-Бурку. Нынче такой урожай, что хоть студентов приглашай на помощь. Вы по делу?
      – Разумеется. Назовите навскидку того, кто первый придет в голову: есть у нас в городе высокие чины с фамилией Григорьев?
      – Григорьев? Хм. Надо подумать. Григорьевых, конечно, тьма, но чтобы из высоких... Вот! Вспомнил. Зам. начальника налоговой службы. Григорьев Сергей Иванович.
      – Областной?
      – Да. Областной инспекции по налогам и сборам.
      – Это точно?
      – Точнее только в аптеке. Он недавно оформлял жене новый «фольксваген».
      – Серебристый?
      – Ну, такие подробности не знаю, но можно пробить по базе...
      – Пробейте, пожалуйста, Максим Игоревич! Век буду обязана.
      – Да мне это ничего не стоит. Минутку! Он вызвал секретаршу, дал распоряжение, и пока они мило беседовали о дачных делах, информация поступила.
      – Вот номер «фольксвагена», пожалуйста. Владелица – Григорьева Зоя Антоновна.
      – Вы мне очень помогли, Максим Игоревич! До свидания! Удачи вам и процветания!
      Итак, Григорьев Сергей Иванович – зять Плужникова. Большая шишка среди налоговиков, да и вообще среди чиновничьего братства. Наверняка оброс связями, как дно старой баржи ракушками. Кругом блат и кумовство. Но в областной прокуратуре, в этом чистилище и даже, как до сих пор полагала Татьяна, в святая святых, какие могут быть у этого налоговика крючки? Может, старое знакомство? Или дружба? Скорее всего. Интересно, какое образование у Григорьева? А если юридическое? Тогда все сходится. Студенческая дружба – самая крепкая и долговечная дружба, порой на всю жизнь. Ему 50 лет. Значит, диплом получал двадцать восемь лет назад. Давненько. Но ничего. Надо вспомнить знакомых юристов примерно его лет. Так. Фролов, адвокат. Нет, он молодой. Не подходит. Пронченко, юрисконсульт у Семенова, тоже на пять лет моложе. Не то. Кто же еще? Гриднева, мировой судья. Нашла! Она ровесница Григорьева. Точно! О ней в связи с юбилеем недавно писали в газете.
      Татьяна попросила Мару связать ее с Гридневой. Через пять минут в трубке прозвучал низкий грудной голос судьи:
      – Гриднева слушает.
      – Марина Васильевна, добрый день! Кармашева беспокоит.
      – Здравствуйте, Татьяна Михайловна! Что-то случилось?
      – Нет, ничего. У меня небольшой вопросик. Мы тут вспоминаем ваш выпуск. Я имею в виду юридический институт. Возник спор. Скажите, а Григорьев не с вами учился?
      – Сережка?
      – Да.
      – С нами. На параллельном потоке.
      – Надо же. Всех до сих пор помните!
      – А как же. Григорьев – яркая личность, такого не забудешь.
      – По-моему, вы яду добавили в голос. Или мне показалось?
      – Нет, не показалось. Он из тех, про кого говорят: без масла в любую щель пролезет.
      – Понятно. Ладно. Не буду отрывать от дел. Спасибо.
      – А о других ничего не хотите услышать?
      – Хотим. Например, в прокуратуре из вашего выпуска кто-нибудь работает?
      – В городской?
      – Нет, в областной.
      – Работает. Друг Григорьева, Соболев Виктор. А в городской три человека.
      – Нет, меня интересовала только областная. Ладно, вы мне очень помогли. Всего доброго!
      – До свидания.
      Неужели она нашла верхушку этой банды? Татьяна не могла поверить такому успеху. Случайно услышанная на выставке фраза распутала клубок преступных связей, из-за которых столько лет тянется это дело с Красным бором. Но ведь тут не только Красный бор, но и наркотики. Чего Григорьев с Соболевым сейчас боятся? Что Плужников их выдаст? Вряд ли. Он все возьмет на себя, в надежде, что его как-нибудь отмажут, сохранят часть его капиталов, помогут потом встать на ноги. Или просто бережет свою шкуру. Болтуны долго не живут. Нет, они боятся не из-за Плужникова. Из-за Симакова? Скорее всего. Он что-то знает. А значит, связан с ними. Симаков – взяточник. Ему платят за молчание. Но дело не только в незаконном вывозе мусора. Он связан с наркотиками. Но каким образом? В том, что им манипулируют сверху, нет никакого сомнения. Наверняка он принимал в киднепинге участие. Ладно. Не хватает у нее мозгов для решения такой шарады. Надо идти к областному прокурору. Завтра же.
      Татьяна набрала номер приваловской прокуратуры. Ответил Рочев.
      – Игорь Иванович! Срочно приезжайте. По телефону не буду ни о чем говорить. Скажу лишь, что нужны все документы по Симакову и Плужникову. Завтра пойдем в областную прокуратуру.
      – Открылись новые обстоятельства?
      – Да.
      – По голосу слышу – что-то важное.
      – Очень. Буду ждать вас.
      – Хорошо. Отложу все дела и приеду. А может, с прокурором?
      – Решайте сами.
      – Договорились.
      Жизнь, как это часто бывает, внесла свои коррективы в Татьянины планы. Утром позвонил Рочев и сообщил о внезапной смерти Симакова.
      – Поездка в город откладывается до выяснения обстоятельств. Сейчас готовится заключение о причине смерти. Вот такие дела, Татьяна Михайловна.
      – Я думаю, нет, я уверена, что это убийство и организовано оно здесь, у нас. Возможно, что и убийца приехал из города.
      – Даже так? Значит, не зря вы нас вызываете?
      – Разумеется, не зря.
      – Постараемся не задерживаться без уважительных причин.
      – Позвоните мне, если появятся новые факты.
      – Хорошо. Вечером Татьяна пошла на очередную презентацию.
      Солидный литературный журнал отмечал свой юбилей, а заодно первый выпуск в новом формате, и редактор дважды звонил, спрашивая, не забыла ли она о столь важном событии.
      После презентации за ней заехал Солодовников, и они отправились в ресторан. Надо признаться, Татьяне было не по себе в этой обстановке. Нет, ее не смущало, что могут поползти слухи: о своей репутации она не слишком беспокоилась. Сказывалась журналистская закалка, да и по природе своей она была смелым и независимым человеком. А не по себе ей было по той простой причине, что Солодовников ей был не нужен. Абсолютно. Получалось, что она обманывала его. «Я никогда не выйду замуж со своими капризами», – ругала она себя. Но это был не пустой каприз. Перед глазами неотступно стоял Андрей и смотрел на нее своими васильковыми глазами, прозрачными, как лесной ручей. Она даже тряхнула головой, прогоняя это видение.
      – Как ты себя чувствуешь? – с тревогой спросил Владимир, оторвавшись от карты вин, которую держал в руках.
      – Нормально, – выдавила она улыбку.
      – Может, плюнуть на ресторанный ужин и поехать ко мне? – предложил он.
      – Пожалуй. Да, ты прав. Хватит на сегодня публики. Хочется уединения.
      Владимир отменил заказ, и они вышли на улицу.
      – Погуляем? – спросила Татьяна.
      – С тобой хоть всю ночь.
      Боже! Какая магия в этих мужских словах! Они могут заворожить, унести майским ветром к далеким горизонтам, в заоблачную бездну, в космос. Но при одном условии. Если их произнес любимый.
      Владимир почувствовал ее отчуждение. Но выяснять отношения было бы смешно, ведь они почти не знали друг друга. Так и молчали, не решаясь на откровенный разговор. Он еще надеялся завоевать ее любовь, а она не хотела лишний раз ранить его сердце.
      На следующий день приехал Рочев. Он позвонил Татьяне и известил о том, что находится в областной прокуратуре.
      – Пока вы едете сюда, я зайду в один кабинет, доложу о ходе следствия. Ведь наше Привалово – лишь часть наркосиндиката. По области таких точек несколько.
      Что подсказало Татьяне поинтересоваться у Рочева, к кому он собрался идти? Женская интуиция? Наверное.
      – Вряд ли вы знаете его. Это Соболев Виктор Семенович. Следователь по особо важным делам.
      – Что?! Господи, Игорь Иванович, дорогой, пожалуйста, не ходите пока к нему. Я вас очень прошу!
      – А что случилось? – насторожился Рочев.
      – Вы можете подождать меня пятнадцать минут, не заходя ни в какие кабинеты? И вообще не распространяясь ни с кем о деле Симакова?
      – Могу, конечно, но...
      – Все! Больше ни слова! Ждите меня! Областной прокурор поднялся, приветливо улыбаясь, сжал в своей лапище тонкую Татьянину ладонь.
      – Честно говоря, Татьяна Михайловна, удивлен вашим горячим участием в этом деле.
      – Ничего удивительного, Евгений Александрович. Ведь Красный бор – родные места моих предков. Да и потом, я прохожу свидетелем по этому делу.
      – Да, да. Я в курсе.
      Сначала выслушали доклад Рочева о ходе расследования преступлений. Татьяну не удивило, что Симакова отравили, подмешав в бутылку с минеральной водой смертельную дозу транквилизаторов. А потом настала очередь Татьяны выложить свою информацию. Ее слова повергли прокурора в шок.
      – Не может быть, чтобы в наших стенах завелась такая крыса!
      – Это всего лишь версия, – упрямо продолжала Татьяна, – но ее необходимо в экстренном порядке проверить. Например, есть ли алиби у Григорьева и Соболева на момент убийства Симакова.
      – Да, Татьяна Михайловна, а ведь нам не хватает именно таких работников, как вы, с мертвой хваткой и логическим мышлением, – улыбнулся прокурор.
      – Я не хочу занимать чужого места, мне достаточно и своего, – не приняла шутки Татьяна. – Но интуиция мне говорит, что зять Плужникова имеет прямое отношение к преступлениям. Откуда, например, у скромного чиновника такие апартаменты в центре города? Я видела это элитное жилье, где он живет.
      – Не обижайтесь на шутку, – посуровел прокурор, – а за ценную информацию большое спасибо. Я сейчас же дам все необходимые распоряжения. Вы, товарищ Рочев, свободны. Но далеко за пределы прокуратуры не отлучайтесь. Сотовый у вас с собой? Дайте его номер моему секретарю. И еще. Вам лучше на глаза Соболеву не попадаться. Так, на всякий случай.
      Прошло три дня после разговора в прокуратуре. За это время случилось немало событий, всколыхнувших весь город, да и область тоже. Были арестованы Соболев, Григорьев и еще ряд более мелких чиновников, имевших отношение к делу Плужникова – Симакова.
      Вскоре вышла статья о Красном боре. Инна, едва приехав из Испании, отредактировала уже написанную ранее статью, добавив туда сведения из СЭС, где давно сделали анализ проб воды и почвы из Кармашей, а также сырья и отходов лакокрасочного завода. Результаты анализа были неутешительными. Огневку и почву вокруг Красного бора давно загрязняли токсичными и другими вредными веществами, вызывающими тяжелые заболевания.
      Эти дни Татьяна была как на иголках. Не отпускали текущие дела на работе, полным ходом шли приготовления к Дню города, в том числе необходимо было подготовиться к открытию музея, где завершался капитальный ремонт. Но более всего ее волновало, чем закончится расследование уголовного дела. Хотя в прокуратуре и предупредили, что это длинная история, ее одолевали мысли о невинно пострадавших Даше и Николае, дяде Паше, Виталии. Он по телефону не показывал эмоций, но ей и так было понятно, что брат сильно переживает по поводу дальнейшей судьбы Николая. Ведь последствия травмы могут сказаться в будущем. Татьяна настояла на консультации в городской клинике. Договорились, что Виталий привезет сына на следующей неделе. Она уже созвонилась с профессором, который пообещал лично провести обследование.
      В пятницу она сидела в кабинете с пресс-секретарем и обсуждала свою будущую речь на открытии музея. Вдруг вошла Мара и, растерянно улыбаясь, сказала:
      – Извините, Татьяна Михайловна, снизу охрана позвонила. Там странный посетитель к вам рвется.
      – Какой посетитель?
      – Говорит, – Мара хихикнула, – что он ваш муж.
      – Муж? Что за бред? Какой номер на вахте?
      – 11-119.
      – Спасибо, идите. Я сама разберусь. Мара, еще раз прыснув, вышла. Татьяна набрала вахту:
      – Скажите, как представился посетитель?
      – Андрей Ермилов.
      – Что? Он все еще там?
      – Да. Вот он.
      – Дайте ему, пожалуйста, трубку.
      – Татьяна Михайловна! – услышала она почему-то веселый голос Андрея. – Мне срочно надо обговорить с вами вопрос о реставрации Благовещенского храма. Выпишите мне пропуск.
      – Хорошо. Секретарь сейчас спустится.
      – С небес? – спросил Андрей. «Да он пьян!» – догадалась Татьяна, но не стала менять решения.