Все эти материалы предназначались писателем для книги "Жильят-лукавый", позднее названной им "Труженики моря". Написание произведения потребовало у Гюго менее года работы (роман был начат 4 июня 1864 года и закончен 29 апреля 1865 года). Гюго писал "Тружеников моря" с увлечением, сопровождал рукопись многочисленными рисунками. Он не собирался сразу издавать ее, но потом уступил настойчивым просьбам издателя Лакруа и продал ему право издания "Тружеников моря" вместе со стихотворным сборником "Песни улиц и лесов".
      Роман вышел в свет 12 марта 1866 года и имел большой успех. Молодой Золя, начинавший в эти годы поход против романтизма, дал в газете "Эвенман" весьма благосклонный отзыв о романе: "Здесь поэт предоставляет свободу своему сердцу и воображению. Он больше не проповедник, не участник спора [...]. Перед нами предстает грандиозное видение, созданное этим мощным умом, запечатляющим схватку человека с вечностью". Золя в общем верно понял замысел автора. "После утешения, и оздоровления Нищеты, - писал Гюго в наброске предисловия к роману, - автор пытается прославить Труд. Труд! что есть более великого! Цивилизация есть не что иное, как человеческий труд, обращенный в капитал. Труд разнолик, как и прогресс. Самая возвышенная борьба, которую ведет человек, - это его борьба против стихии. [...] Это первая форма труда. Автор должен начать с нее. Он поставил человека лицом к лицу с безбрежностью".
      Верный романтическому принципу "местного колорита", Гюго насытил свою книгу морскими терминами и выражениями. Кроме того, он предпослал ей вступительную часть историко-географического характера под названием "Ламаншский архипелаг", в которой шла речь о природе островов, жизни рыбаков, их обычаях, верованиях и суевериях. Правда, убежденный своим издателем, Гюго, не желая отяжелять повествование первоначально отказался от публикации вступительной части (впервые она появилась в издании 1883 года).
      В "Тружениках моря" нет размаха и масштабности предыдущего романа Гюго - "Отверженные". Персонажи книги немногочисленны, фабула романа предельно проста. Старый гернсейский корабел, месс Летьери, благодаря проискам своего компаньона, сьера Клюбена, лишается парового судна "Дюранда", застрявшего в Дуврском утесе. Рука его дочери Дерюшетты обещана тому, кто сумеет вернуть ему дорогостоящую машину (часть I). Жильят, молодой рыбак, пользующийся дурной славой из-за своей нелюдимости, предпринимает попытку спасения, и она удается ему, благодаря его упорству и изобретательности, несмотря на многочисленные трудности, венцом которых является морская буря и поединок с гигантским спрутом (часть II). Но по возвращении Жильят отказывается от Дерюшетты: она любит пастора Джоэ-Эбенезера, некогда спасенного Жильятом. Отдав Дерюшетту другому, Жильят выбирает для себя смерть в море, от которой он избавил своего счастливого соперника.
      Как мы видим, социальный конфликт в этом романе, в отличие от других романов зрелого Гюго, почти не выражен. Можно, конечно, с известной натяжкой считать, что причина трагедии главного героя романа в том, что ему, простому рыбаку, не может ответить взаимностью девушка из иной среды, но для самого Гюго, для его внимательного читателя смысл книги не в этом.
      Название книги дает понять авторский замысел. Как и "Отверженные", "Труженики моря" первоначально названы по имени героя - "Жильят-лукавый", то есть колдун. Замена названия, на которую Гюго решился не без колебаний, имела целью перенести внимание с индивидуальной судьбы героя на "судьбу человеческую", размышлениями о которой пронизано все творчество Гюго. После эпопеи борьбы человека со всей тяжестью враждебного ему "закона" в "Отверженных" Гюго задумал показать борьбу человека с силами природы.
      Борьбу эту ведет романтически исключительная личность, напоминающая героев других произведений Гюго. Как и Жан Вальжан, и даже в большей степени, Жильят одинок, приближаясь в своем одиночестве к герою "Собора Парижской Богоматери" Квазимодо. Гюго заставляет Жильята затратить сверхчеловеческие усилия на спасение "Дюранды", описание которых занимает всю вторую часть романа. Однако это не все и, может быть, не самое главное в подвиге героя. Как и Жану Вальжану, Жильяту предстоит еще главный подвиг подвиг самоотречения во имя счастья любимого существа. Однако в отличие от Жана Вальжана, который, верный великим принципам милосердия, нашел в себе силу совершить этот подвиг, не совершая над собой казни, Жильят по своей воле уходит из жизни, максимально "приближая" свое самоубийство к естественной смерти, как бы растворяясь в природе, что отвечало пантеистическим сторонам мироощущения самого Гюго.
      Такова, в общих чертах, проблематика книги. Однако характеристика ее была бы далеко не полной, если бы мы не сказали о том, что она является также грандиозной эпопеей моря. Использовав многочисленные заметки, сделанные во время путешествия на остров Серк в 1859 году, выписки из книг и журналов, материалы различных специальных справочников и языковых словарей, Гюго смелой, вдохновенной кистью, силой своего чисто поэтического дара создал неповторимую, единственную в своем роде поэму о море, впечатляющую как своим размахом, так и большими знаниями того, что так или иначе связано с морской жизнью. Это поистине эпос моря, которое как бы пропитало страницы книги запахом соли и водорослей, моря безграничного и бесконечно изменчивого, то будто бы покорного, то страшного в своем торжествующем гневе.
      На этом фоне и труд Жильята по спасению "Дюранды" и его схватка со спрутом даны в каких-то циклопических масштабах, как бы превращая его то в Персея, то в св. Георгия, то делая подобным героям поэтической "Легенды веков" Гюго;
      Нельзя не признать, что мало найдется в мировой литературе" произведений, в которых так был бы опоэтизирован, возвеличен человеческий труд, дух человека, в конечном итоге торжествующий над слепой стихией.
      Одновременно с интенсивным творчеством Гюго занимался и политической деятельностью. Осенью 1867 года он обрушивается в выпускаемой им газете "Гермесйскмй голос" - с новыми яростными нападками на Наполеона III. В отместку императорские власти запрещают возобновление в Париже "Рюи Бласа", в то время как в июне этого же года "Эрнани" триумфально прошла в театре Комеди-Франсез. Теперь Гюго часто выезжает на материк, в Брюссель, где обосновалась его жена с семьей сына Шарля. Здесь 25 августа 1868 года Адель Гюго разбил паралич и 27 августа она скончалась на руках мужа.
      В мае следующего, 1869 года, в то время как в Париже начинает выходить оппозиционная газета "Ле Раппель" ("Призыв"), издаваемая сыновьями Гюго, он выпускает в свет роман "Человек, который смеется", действие которого развертывается в Англии конца XVII - начала XVIII века. В письме к издателю Лакруа от декабря 1868 года Гюго как бы оправдывается в злоупотреблении исторической тематикой, к которой его приучила романтическая мода: "...я никогда не писал ни исторической драмы, ни исторического романа. ...Моя манера состоит в том, чтобы писать о подлинном через вымышленные персонажи". С некоторым преувеличением Гюго заявляет о том, что история для него это декорация, на фоне которой движутся его персонажи, и материал для проверки его идей. Но как и "Отверженные", "Человек, который смеется" в первую очередь роман социальный. Герой романа Гуинплен, обезображенный в детстве компрачикосами по приказу короля, - это символ страдающего, гонимого, изуродованного народа. Симпатии Гюго прежде всего на стороне несчастных и отверженных. В то же время Гюго подчеркивает, что только среди них можно найти подлинные сокровища духа и любви. За страшной оболочкой Гуинплена скрывается чуткая, самоотверженная и любящая душа. Гюго отводит ему почти апостольскую роль, когда в палате лордов он представительствует перед власть имущими за все человечество: "Вы считаете меня выродком! Нет. Я - символ. О всемогущие глупцы, откройте глаза! Я воплощаю в себе все. Я представляю собой человечество, изуродованное властителями. Человек искалечен. То, что сделано со мной, сделано со всем человеческим родом: изуродовали его право, справедливость, истину, разум, мышление, так же, как мне изуродовали глаза, ноздри и уши..."
      С художественной точки зрения роман "Человек, который смеется" неравноценен. В нем немало мелодраматических эффектов, резких контрастов, сырого исторического материала, стилистической небрежности. Но надо сказать" что с "барочной" стороной книги связаны и некоторые самые сильные ее страницы (зрелище виселицы, эпизод с обнаружением малютки Деи Урсусом).
      После публикации "Человека, который смеется" Гюго некоторое время живет в Бельгии, а затем в сентябре 1869 года отправляется в Швейцарию, где в Лозанне собирается Конгресс мира, избравший его своим председателем. Перед международной аудиторией, в которой представлены различные левые партии - от республиканцев до марксистов, Гюго произносит приподнятую речь, в которой звучит понятая всеми по-разному фраза: "Я приветствую будущую революцию!" Произносит тот самый Гюго, который некогда присутствовал на торжествах коронации Карла Х в Реймсе, где в последний раз во французской истории толпы золотушных чаяли получить исцеление от наложения рук "христианнейшего короля" Франции...
      После рождения 28 сентября внучки Жанны, которая вместе с внуком Жоржем будет утешением его старости, поэт вращается в Брюссель, чтобы посмотреть на внучку, а 5 ноября вновь на Гернси, где принимается за работу, сочиняя стихи, которые войдут в сборники "Вся лира" и "Мрачные годы".
      Наступает суровый для Франции 1870 год. Наполеон III 19 июля объявляет войну Пруссии, которая поддерживала неугодную Франции кандидатуру одного из немецких принцев на испанский престол. Гюго принципиальный противник войн. В своем гернсейском саду он вырастил "Дуб Соединенных Штатов Европы" (его можно видеть там и по сей день). События, в которые вовлечена родина, не могут оставить его равнодушным. 15 августа он на материке, в Брюсселе.
      Свою позицию Гюго сформулировал в одном из стихотворений, "он желает Франции Аустерлица, а империи - Ватерлоо". Как известно, 2 сентября в результате Седанской катастрофы, капитулировала стотысячная французская армия, и "император французов" стал пленником Вильгельма I. Это было крахом империи. С 3 сентября в Париже стали раздаваться настойчивые требования упразднения монархии. В воскресенье, 4 сентября, народ заполняет Бурбонский дворец, где заседает палата депутатов, и вскоре в городской ратуше депутат от Парижа Леон Гамбетта провозглашает Республику.
      При известии о падении империи Гюго спешит в Париж, 5 сентября в кассе Брюссельского вокзала он берет билет до Парижа и садится в поезд. Переезжая границу, писатель плачет.
      Поздно вечером на Северном вокзале столицы его встречает огромная толпа. Слышатся крики "Да здравствует Гюго!", "Да здравствует Франция!", звучит Марсельеза. Потрясенный приемом, 68-летний старик обращается с пламенной речью к народу сначала стоя в коляске, затем с балкона. Его многократный призыв: " Вставайте! Все к оружию!"
      Популярность Гюго в эти дни безгранична, но напрасно он ожидает, что временное правительство призовет его в свой состав. Ему вообще не дают никаких официальных поручений, он попросту стесняет своей "болтовней" правительство "национальной измены" (так называли его в народе вместо "национальной обороны"). Нет, несмотря на унизительное невнимание к себе со стороны официальных кругов, Гюго стремится быть полезным родине: одно за другим он выпускает три воззвания - к немцам, к французам и к пруссакам, а затем, когда начинается осада Парижа, к парижанам. От немцев он требует прекращения войны, поскольку объявленная ими цель устранения Наполеона III выполнена. Французов, и прежде всего парижан он призывает к сопротивлению до конца.
      Во время осады Гюго показывает полное безразличие к бытовым лишениям. Он записывается в национальную гвардию, несет караульную службу, и ни у кого не вызывает усмешки этот старик в штатском, в кепи гвардейца. Все знают: он предсказал неминуемое падение империи. Гюго отдает авторский гонорар за сборник "Возмездие", полное издание которого" впервые легально напечатанное во Франции, имело огромный успех, на отлив новых орудий; одно из них будет названо "Виктор Гюго". По-прежнему он отдает значительные суммы на неимущих, а в записной книжке появляется запись: "Вчера ел крысу".
      28 января в результате неспособности и прямого попустительства врагу со стороны временного правительства Париж, испытавший все ужасы осады, был сдан. 8 февраля во Франции проходят всеобщие выборы, и Гюго выбран депутатом от Парижа, вторым по числу поданных голосов после Луи Блана. Национальное собрание будет заседать на неоккупированной территории, в Бордо. Гюго отправляется туда вместе со своими близкими, хотя не испытывает никаких иллюзий относительно ориентации нового парламента: из 750 депутатов в нем 700 монархистов. Провинция и деревня не пошли за Парижем и отдали свои голоса правым.
      В Бордо Гюго подымается на парламентскую трибуну всего три раза, и всякий раз его встречает улюлюканье. После третьего выступления, в защиту Гарибальди, которого Национальное собрание заставило уйти из своих рядов, где он находился по воле французского народа, благодарного ему за его участие в войне против немцев, Гюго 8 марта демонстративно слагает с себя депутатские полномочия. 13 марта его постигает страшный удар: внезапно умирает сын, Шарль Гюго. Потрясенный, Гюго возвращается в Париж с гробом сына, где 18 марта на кладбище Пер-Лашез должны состояться похороны. Утром этого же дня в Париже вспыхивает восстание: провозглашена Коммуна. Похоронный кортеж двигается по городу, покрытому баррикадами. Рабочие пропускают процессию, отдают последние почести покойному, видя за гробом знаменитого седовласого борца с империей. Салютуют и национальные гвардейцы, инстинктивно чувствуя значительность происходящего.
      Вскоре Гюго выезжает в Брюссель по наследственным делам скончавшегося сына. Его пребывание здесь намеренно им затягивается: к Коммуне он относится отрицательно, считая ее безрассудным актом отчаяния, но в то же время не хочет быть и с версальцами. И когда Тьер учинил кровавую бойню на улицах Парижа, жертвами которой пали 30 000 сторонников Коммуны, Гюго всем сердцем был на стороне павших, взывал о пощаде, помогал беглецам. 25 мая (версальцы ворвались в Париж 21) бельгийское правительство закрыло въезд в страну политическим беженцам из Франции. Гюго тут же пишет статью, где предлагает эмигрантам воспользоваться его гостеприимством... Через три дня бельгийское правительство выдворяет Гюго из страны.
      Снова изгнанник, Гюго поселяется в местечке Вианден в великом герцогстве Люксембургском. Здесь он встречается с восемнадцатилетней красавицей Марией Гарро, вдовой расстрелянного коммунара, и ее бесхитростные, чистосердечные рассказы помогают поэту если не принять идеи Коммуны, то проникнуться героизмом и бескорыстием ее защитников и еще раз склониться перед их мученической гибелью. Многое из рассказов Марии Гарро вошло в стихотворения сборника "Грозный год", над которым Гюго работает до конца сентября.
      1 октября Гюго с внуками возвращается в полуразрушенный Париж. На него смотрят косо, но он окунается в политическую деятельность, возобновляет газету "Ле Раппель", добивается у Тьера помилования известного журналиста А. Рошфора, которому грозит каторга, выставляет свою кандидатуру на частичных выборах в январе 1872 года, но преобладающая в избирательном округе мелкая буржуазия не прощает ему заступничества за коммунаров, и Гюго терпит внушительное поражение.
      В феврале негритянка с Барбадоса приводит в дом Гюго помешанную нищенку, в которой он с трудом узнает свою дочь Адель. Как ему ни тяжело, но положение безвыходное, и он вынужден поместить дочь в лечебницу в Сен-Манде.
      20 апреля у Мишеля Леви выходит в свет сборник "Грозный год", посвященный событиям франко-прусской войны и Коммуны. Здесь есть стихотворения, находящиеся на уровне зрелого Гюго. Таковы стихотворения, посвященные Коммуне. Провозгласив "Я всем поверженным и угнетенным друг", Гюго первым из французских писателей отдал искреннюю дань героизму и жертвенности коммунаров ("На баррикаде", "Вопль", "Вот пленницу ведут" и др.).
      Вскоре после публикации "Грозного года", устав от суеты парижской жизни и осаждавших еего дом политиканов, поэт принимает решение вернуться на Гернси. Здесь он начинает работу над романом, который станет как бы его завещанием - "Девяносто третий год". Эта мудрая, сохраняющая по сей день свою притягательную силу книга стала последним взлетом гения Гюго. Интенсивная работа над книгой идет всю зиму и заканчивается летом 1873 года.
      По делам, связанным с изданием книги, Гюго выезжает в Париж и здесь застает при смерти сына Франсуа Виктора, который скончался от тяжелой болезни 26 декабря в возрасте 45 лет. Какое-то время Гюго старается как бы не замечать обрушивающихся на него ударов судьбы, возобновляет политическую деятельность, активно выступает против монархических козней. Но силы у поэта уже не те, вскоре он отказывается и от депутатского места, и даже от председательствования на новом Конгрессе мира.
      В феврале 1874 года поступает в продажу "Девяносто третий год", принесший Гюго последний большой успех. Отныне то, что будет публиковать писатель, представит гораздо меньший интерес - это будут или залежавшиеся вещи из старых запасов, или произведения, написанные если не ослабевшей рукой, то с угасающим вдохновением.
      Характеризуя последний роман Гюго, надо прежде всего иметь в виду, что в замысел писателя входило прославить "величие и человечность революции" (так он сам определял свое намерение). В обстановке реакции после разгрома Коммуны это имело особое значение. Симпатия Гюго к разгромленным коммунарам была искренней, неподдельной, хотя метод их борьбы - революционный террор был для него неприемлем. Это противоречивое отношение к революции отразилось и в романе "Девяносто третий год".
      С одной стороны, с первых страниц произведения мы погружаемся в эпически-величественную атмосферу 1793 года, времени высшего накала революционной борьбы. Республика в крайнем, предельном напряжении своих сил сражается с внутренними и внешними врагами. На севере страны, в Вандее, пылает пламя контрреволюционного мятежа. Один из эпизодов борьбы революционного Парижа с этим восстанием и берет Гюго в основу сюжета романа. "Величие и человечность" революции воплощают собой солдаты батальона "Красная шапка", ведущие беспощадную борьбу с контрреволюцией, но в то же время способные на подлинную душевную отзывчивость и сострадание, отечески заботящиеся о детях крестьянки Флешар. Смелой, вдохновенной кистью художника Гюго создает картину революционного Парижа с его сердцем - Конвентом, который, по его словам, "был первым воплощением народа".
      "Выплавляя революцию, - с присущим ему пафосом пишет Гюго, - Конвент одновременно выковывал цивилизацию. Да, горнило, но также и горн. В том самом котле, где кипел террор, крепло бродило прогресса. Из мрака, из стремительно несущихся туч вырывались мощные лучи света, равные силой извечным законам природы. Лучи, и поныне освещающие горизонт, не гаснущие на небосводе народов, и один такой луч зовется справедливостью, другие терпимостью, добром, разумом, истиной, любовью". Гюго подчеркивает, что великие, исторические мероприятия, направленные к утверждению прогресса и цивилизации, Конвент проводит в то время, когда ему приходится напрягать все силы для борьбы с контрреволюцией.
      Однако принять революцию до конца Гюго не может. От него ускользают ее реальные предпосылки, он во многом воспринимает ее в абстрактно-эмоциональном плане, а борьбу течений объясняет соперничеством революционных вождей. Поэтому и противостояние революции и контрреволюции в конечном итоге сводится им к моральной проблеме, которая решается в столкновении трех основных персонажей романа-руководителя контрреволюционного Вандейского восстания маркиза де Лантенака, его племянника Говэна, возглавляющего революционные войска, и представителя Конвента Симурдэна, контролирующего деятельность Говэна.
      Лантенак показан как фанатик контрреволюции, жестокий, беспощадный, ненавидящий и презирающий народ, делающий все для того, чтобы повернуть историю вспять, вернуть "старый порядок". Его девиз - "быть беспощадным!", "никого не щадить!", "убивать, убивать и убивать!"
      Лантенаку противопоставлен, как фанатик революции, Симурдэн. В отличие от Лантенака, защищающего свои феодальные права и привилегии, Симурдэн не преследует никакого личного интереса. Он отдал всю свою жизнь революции, он бескомпромиссен, не способен ни на какие уступки. Единственная его привязанность в жизни - его бывший воспитанник Говэн, которого он любит как родного сына.
      И Симурдэн и Говэн преданы революции, но в то же время преданы ей по-разному; по мысли Гюго, это две стороны революции, "два полюса правды". В сопоставлении их идейных позиций писатель пытается усмотреть трагическое противоречие между насильственными методами и гуманными целями революции. Если Симурдэн беспощаден к врагам революции, не знает милосердия, не знает жалости, то Говэн, будучи страстным поборником революционных идей, готовым отдать за них жизнь, не признает террора. Республике террора он противопоставляет "республику духа". На этой почве между учителем и учеником происходят постоянные споры, как бы предваряющие трагический финал романа.
      Симурдэн предупреждает Говэна, что его идеи ошибочны, что они могут привести к измене, ибо, когда идет борьба не на жизнь, а на смерть, невозможно быть гуманным по отношению к врагу: "Берегись!.. У революции есть враг - отживший мир, и она безжалостна к нему, как хирург безжалостен к своему врагу - гангрене... В такое время, как наше, жалость может оказаться одной из форм измены..." И действительно, объективно Говэн изменит революции, когда проявит великодушие и отпустит на волю ее злейшего врага Лантенака, считая, что тот достоин милосердия за спасение детей из горящей башни. За эту измену его осудит Симурдэн, добившись на заседании революционного трибунала смертного приговора Говэну. Но когда нож гильотины опустится над головой Говэна, раздастся выстрел. Симурдэн покончит с собой.
      Этому самоубийству, конечно, должна предшествовать сложная душевная драма. Если жестокий Лантенак под воздействием внезапного, почти невероятного просветления не колеблясь спасает детей, если; Говэн, тоже не колеблясь, спасает Лантенака, то в душе Симурдэна происходит жестокая борьба: он любит Говэна, не скрывая своего восхищения перед ним во время беседы в подземелье накануне казни, но он до конца остается верен революции. В то же время самоубийство Симурдэна, по мысли Гюго, должно свидетельствовать о том, что человеческое в нем восторжествовало над фанатическим, вечное - над временным, преходящим. Каждый из трех основных героев своим путем приходит к этому человеческому, вечному, тому, что, по мысли Гюго, стоит выше общественного антагонизма:
      Лантенак - спасая детей, Говэн - отпуская на волю Лантенака, Симурдэн кончая с собой. В этом искупление их трагической вины перед той идеей добра, которой открыт более прямой путь к сердцу сына народа, сержанта Радуба, сразу понимающего, что после спасения детей и Лантенак и Говэн находятся вне обычной юрисдикции.
      "Девяносто третий год" свидетельствует о значительных противоречиях Гюго в его отношении к Французской революции конца XVIII века и шире - к революционному насилию, ибо роман, как было сказано, не мог не явиться откликом на события Парижской коммуны. С одной стороны, в обстановке угнетающей реакции начала 1870-х годов Гюго воспел непреходящее значение революции, очистительный вихрь которой пронесся не только над Францией, но и над всем миром. Объективно это прозвучало как выражение сочувствия другой, только что потопленной в крови народной революции. Но одновременно Гюго продолжал разделять свои прежние романтические представления о том, что конечное изменение человеческого общества может произойти только одним путем - путем перерождения человека изнутри. Отсюда - противопоставление "республики террора" "республике духа" в лице Симурдэна и Говэна, надуманность ряда сцен и ситуаций (внезапное перерождение Лантенака и т. п.).
      Тем не менее произведение отмечено неподдельной увлеченностью Гюго-проповедника, моралиста, учителя. И в этом романе писатель остается верен принципам, высказанным им в 1843 г. в предисловии к драме "Бургграфы": "Никогда не предлагать массам зрелища, которое не было бы идеей... Театр должен превращать мысль в хлеб толпы". Гюго как бы стремится овладеть вниманием огромной аудитории, подвести, ее к определенному выводу. Отсюда специфические ораторские приемы, всякого рода исторические, философские экскурсы и т. п. Кое в чем эта романтическая риторика уже принадлежит прошлому.
      Однако не может не захватить и по сей день то оптимистическое звучание, которое мы находим в романе "Девяносто третий год", как и в остальном творчестве Гюго, вера писателя в поступательное движение человечества, несмотря на те трагические противоречия, которыми этот путь отмечен.
      Последние годы жизни Гюго проходят в атмосфере внешнего почитания со стороны официальной Франции. Он сказочно богат благодаря бесконечным переизданиям своих книг, в январе 1876 года его избирают в Сенат (здесь первую свою речь он произносит в пользу амнистии коммунарам), пресса расточает похвалы всему, что выходит из-под его пера. Между тем все явственнее дает о себе знать надвигающийся конец. В ночь с 27 на 28 июня 1878 года у Гюго происходит кровоизлияние в мозг, от которого он оправился, хотя уже после этого практически не писал ничего нового. Он стал молчалив, угрюм, подавлен, хотя иногда принимает визиты знатных иностранцев, желающих поглядеть на национальную знаменитость (император Бразилии Педро II во время подобного визита в ответ на обращение "Ваше величество" сказал: "Здесь есть только одно величество, г-н Гюго: ваше!").
      27 февраля 1881 года Гюго вступает в свое восьмидесятилетие. В этот день мимо его дома на проспекте Эйлау прошло более 500 тысяч человек, приветствуя великого национального поэта. В этот же день состоялось сотое представление его драмы "Эрнани", в котором роль доньи Соль играла знаменитая французская актриса Сара Бернар, творческая манера которой была уже отмечена, чертами складывавшегося стиля конца века - "модерн". Через несколько дней Сенат стоя троекратно повторенными аплодисментами приветствовал своего сочлена, которому только что воздала высшие почести нация.
      Все эти триумфы разделяет его верный друг Жюльетта Друэ, которой исполнилось 75 лет и которая теперь уже почти не расстается с Гюго. Они сохранили старый обычай по всякому поводу писать друг другу. 1 января 1883 года, посылая спутнику своей жизни новогодние пожелания, Жюльетта написала ему: "Обожаемый мой, не знаю, где я буду в эту дату в следующем году, но я счастлива и горда подписать тебе мое удостоверение на жизнь сейчас вот этими только словами: Я люблю тебя". Это было последнее ее новогоднее поздравление. 11 мая 1883 года она скончалась. Гюго раздавлен горем, не плачет, но не может даже присутствовать на похоронах. Отныне все ему безразлично: с Жюльеттой ушло все его прошлое, вся его жизнь.
      Летом 1884 года он совершает последнее свое путешествие - в Швейцарию. В записной книжке наряду с. неразборчивыми набросками стихов, начатых и неоконченных поэм появляется запись: "Скоро я перестану заслонять горизонт". Он составляет завещание, в которое включает знаменитые слова:
      "Я отказываюсь от проповеди всех церквей; я требую молитвы за все души. - Я верую в Бога".
      15 мая 1885 года Гюго, перенесший сердечный инфаркт, заболел воспалением легких. Ничто уже не могло его спасти, и 22 мая, в день именин Жюльетты Друэ, он скончался со словами: "Я вижу... темный свет". Оставалось всего четыре года до столетия Великой революции, возведения Эйфелевой башни, ставшей символом Парижа в новейшее время... Всего через шестнадцать лет человечество вступит в XX век, который принесет миру, с одной стороны, "невиданные перемены, неслыханные мятежи", с другой - две мировые войны, тоталитарные диктатуры, лагеря массового уничтожения...
      На другой день после кончины Гюго правительство принимает решение о национальных похоронах, которые происходят 1 июня 1885 года. Развертывается грандиозная, не имеющая себе равных церемония: в ночь накануне похорон более 200 тысяч парижан проходят перед катафалком, стоящим под Триумфальной аркой, с которой свешивается огромная креповая вуаль. Днем около двух миллионов человек выстраиваются вдоль пути следования катафалка с площади Звезды в Пантеон. По словам присутствовавшего на похоронах Мориса Барреса, хоронят "поэта-пророка, старого человека, который своими утопиями заставлял трепетать сердца".
      Слава Гюго давно перешагнула национальные границы, уже при жизни он стал принадлежать всему миру, а что касается Франции, то каждое новое поколение французов в своем восприятии Гюго, конечно, ставило свои акценты, но изумление, если не восхищение перед этой фигурой было почти всеобщим. Разве только сразу последовавшие за Гюго символистская и постсимволистская генерации демонстрировали несколько пренебрежительное отношение к мэтру (память Ахматовой сохранила характерные для 1910-х годов слова Модильяни: "Гюго... но ведь это декламация"), но придирчивый эстет и стилист Андре Жид на вопрос о лучшем французском поэте назвал не ожидавшееся, видимо, имя Бодлера, а Гюго ("Увы, Виктор Гюго"). Уже сюрреалисты 1920-х годов усматривали в Гюго своего предшественника, 1930-е годы сочувственно воспринимали его как социального трибуна, 1940-е - как певца Сопротивления и борца за мир. Все это говорит о том, насколько неисчерпаем Гюго для беспрерывно развивающегося литературного процесса своей страны. Однако, кроме литературной славы у себя на родине, то уменьшающейся, то загорающейся вновь ярким светом, у Гюго есть постоянная популярность среди массового читателя во всем мире, которая не считается ни с табелями о рангах литературных поколений, ни с этикетками историков литературы.
      Люди доброй воли во всем мире и по сей день числят в своих рядах фигуру благородного старца со старомодными манерами и ораторским пафосом, создателя Жана Вальжана, Фантины, Козетты, Мириэля, Гуинплеца, детей Мишели Флешар, Рюи Бласа, вретишницы из "Собора Парижской Богоматери"... В стремлении к лучшему миру и человеческому братству, к духовному возрождению человечества Гюго их неизменный и действенный союзник.