(Прим. перев.).
      [7] "Настави меня. Господи, в пути Твоем. Вниду в дом Твой; поклонюся храму святому Твоему в страхе Твоем. Господи, настави меня в правде Твоей; избави меня от врагов моих. Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу, и ныне, и присно, и во веки веков, аминь". (Из латинской службы по усопшим; эти строки представляют собой цитаты из разных псалмов. - Прим. перев.)
      Дж. Р. Р. Толкин
      OFERMOD[1]
      Эта пьеса, по объему несколько пре-вышающая давший толчок к ее созданию отрывок из древнеанглийской поэмы, за-думана была как пьеса в стихах и судить ее следует именно как стихи[2]. Но для того, чтобы оправдать свое место в "Очерках и Исследованиях"[3], она, как я предполагаю, должна по крайней мере подразумевать какое-то суждение о фор-ме и содержании древнеанглийской по-эмы (а также о ее критиках).
      С этой точки зрения данная пьеса представляет собой, можно сказать, развернутый комментарий на строки 89 и 90 оригинала: "а se eorl ongan for his ofermode alyfan landes to fela lapere eode" -- "тогда эрл, подчинившись порыву неукротимой гордости, уступил землю врагу, чего делать не следовало"[4].
      "Битва при Мэлдоне" обычно и сама рассмат-ривается как расширенный комментарий на про-цитированные выше и использованные в пьесе слова старого ратника Бьортвольда[5] (312, 313), или как иллюстрации к ним. Это наиболее известные строки в этой поэме, если не во всей древнеанглийской поэзии. Однако несмотря на то, что это действительно великолепные строки, они, как мне кажется, представляют меньший интерес, нежели строки, приведенные мной в начале,-- во всяком случае, поэма теряет часть силы, если не держать в уме оба этих отрывка одновременно.
      Слова Бьортвольда считаются самым совер-шенным выражением героического северного ду-ха, будь то скандинавского или английского; это самая ясная и четкая формулировка учения о беспредельном терпении, поставленном на служ-бу непреклонной воле. Поэму в целом называ-ли "единственной чисто героической поэмой, сохранившейся в древнеанглийском поэтическом наследии". Однако учение это является здесь в столь незамутненной чистоте (близкой к идеалу) именно потому, что речь вкладывается в уста под-чиненного, человека, чья воля направлена к цели, назначенной для него другим человеком; он не несет ответственности по отношению к нижесто-ящим -- только исполняет свой долг и демонст-рирует преданность сюзерену. Поэтому личная гордость в его поступках отступает на задний план, а любовь и преданность оказываются на первом.
      Дело в том, что этот "северный героический дух" никогда не является в первозданной чистоте: он всегда представляет из себя сплав золота с ка-кими-нибудь добавками. Беспримесный, этот дух заставляет человека не дрогнув вынести, в случае необходимости, даже смерть; а необходимость воз-никает, когда смерть способствует достижению задачи, которую поставила воля, или когда жизнь можно купить, только отрекшись от того, за что сражаешься. Но поскольку таким поведением вос-хищались, к чистому героизму всегда примешивалось желание завоевать себе доброе имя. Так, Леофсуну в "Битве при Мэлдоне" соблюдает верность долгу потому, что боится упреков, которые посыплются на него, если он вернется домой живым[6].
      Этот мотив, конечно, вряд ли выходит за пределы "совести": человек судит себя сам в свете мнения своих вождей, с которыми сам герой соглашается и которому полностью под-чиняется; поэтому, не будь рядом свидетелей, он действовал бы точно так же. Однако этот элемент гордости, выраженный желанием чести и славы при жизни и после смерти, имеет тен-денцию расти и становиться основным направляющим мотивом поведения, толкая человека за пределы бесцветной героической необхо-димости к избыточности -- к "рыцарству" (chivalry), "рыцарской браваде". Эта избыточ-ность остается избыточностью и тогда, когда выходит за пределы необходимости и долга и даже становится им помехой, хотя современ-ники ее и одобряют.
      Так, Беовульф (если судить по тем мотивам, которые приписал ему создавший о нем поэ-му древний исследователь особенностей героически-рыцарственного характера) делает больше, чем того требует необходимость, отказываясь от оружия, чтобы придать борьбе с Гренделем боль-ше чисто "спортивного" интереса; этот поступок добавляет ему личной славы, хотя при этом под-вергает его ненужной опасности и ослабляет шан-сы освободить данов от невыносимого чудовища, которое повадилось к ним во дворец. Но Бео-вульф ничего не должен данам: он стоит на определенной ступени иерархической лестницы и не имеет никаких обязательств по отношению к нижестоящим, зато его слава -- это одновременно и слава его родного племени, гитов; к тому же прежде всего -- по его собственным словам -- его героическое деяние послужит к вящему прослав-лению владыки, которому он служит, Хигелака. Однако Беовульф не расстается с рыцарской бра-вадой и продолжает демонстрировать "избыточ-ность" героизма даже в старости, когда он ста-новится королем, на котором сосредоточены все надежды его народа. Он не упускает случая возглавить отряд, направляющийся на борьбу с дра-коном, хотя мудрость могла бы удержать от та-кого шага и самого отважного героя; однако, как он сам объясняет в своей длинной, исполненной похвальбы речи, за свою жизнь он одержал так много побед, что это совершенно избавило его от страха. Правда, в этом случае он все-таки собирается воспользоваться мечом, потому что драться с драконом голыми руками -- подвиг, пре-вышающий возможности даже самого гордого из рыцарей[7].
      И все же Беовульф, собираясь схватиться с драконом, отпускает своих спутников, чтобы встретиться с чудовищем один на один. В итоге ему удается избегнуть поражения, но все-таки главная цель -- уничтожение дракона -дости-гается только благодаря верности и преданности нижестоящего. В противном случае бравада Беовульфа закончилась бы только его собст-венной бессмысленной гибелью, а дракон не потерпел бы никакого урона и продолжал бы свирепствовать. В итоге вышло, что подчинен-ные Беовульфу воины подверглись большей опасности, чем это было необходимо; воин, убивший дракона, не заплатил за mod своего хозяина собственной жизнью, зато народ потерял короля, что повлекло за собой множество бедствий.
      То, что рассказано в "Беовульфе" -- не более чем легенда об "избыточности героизма" в ха-рактере вождя. В поэме о Бьортноте этот мотив звучит еще более отчетливо, даже ес-ли читать ее как обыкновенную литературу, но надо помнить, что в ней описан эпизод, взятый из реальной жизни, а автор был современником описанных в поэме событий. В "Битве при Мэлдоне" мы видим Хигелака, который ведет себя, как молодой Беовульф: он устраивает из битвы "спортивное состяза-ние" с равными условиями для обоих про-тивников, но платят за это подчиненные ему люди. В этом случае мы имеем дело не с про-стым воином, а с властителем, которому остальные обязаны были повиноваться мгно-венно; он был в ответе за подчиненных ему людей и имел право рисковать их жизнями только в одном случае -- в случае необходимо-сти защитить государство от безжалостного врага. Он сам говорит, что его целью было обезопасить королевство Этельреда, народ и страну (52 - 53). Он и его люди проявили бы героизм, сражаясь и -- если это было необхо-димо -- погибая в попытке уничтожить или задержать захватчиков. С его стороны совер-шенно неуместно было рассматривать как спор-тивное состязание крайне важную битву, имев-шую единственную цель - остановить врага: это лишило его возможности достичь цели и выполнить долг.
      Почему Бьортнот так поступил? Без сомне-ния, причиной тому был какой-то недостаток в его характере; но можно смело утверждать, что характер этот был сформирован не толь-ко природой, но и "аристократической тради-цией", заключенной в ныне утерянных поэтических рассказах и стихах -- до наших дней от той поэзии дошло только отдаленное эхо. Бьортнот был скорее героем "бравадного" типа, нежели чисто героической фигурой. Честь и слава были для него мотивом сами по себе, и он погнался за ними с риском потерять свой heor6werod (хеордверод) - самых дорогих ему людей,-- создав ситуацию поистине героическую; однако характер этой ситуации был таков, что ее возникновение в глазах потомков и совре-менников дружина могла оправдать лишь од-ним способом -- пав на поле боя. Возможно, выглядело это величественно, но это был лож-ный шаг. Героический жест Бьортнота был слишком неумен, чтобы стать по-настоящему героическим. Даже собственной смертью Бьорт-нот не мог уже полностью искупить своего безумия.
      Поэт, создавший "Битву при Мэлдоне", по-нимал это, хотя на строки, в которых он выражает свое мнение, обычно обращают недостаточное внимание или замалчивают их со-всем. Данный выше перевод этих строк, как мне представляется, точно передает их силу и скрытый в них смысл, хотя больше известен перевод Кера, который звучит так: "...Then the earl in his overboldness granted ground too much to the hateful people" ("...Тогда эрл, в своей чрезмерной смелости, уступил слишком много земли ненавистным врагам)[8]. Если разобраться, эти слова представляют собой суровую критику, пусть вполне уживающуюся с лояльностью и даже любовью. Тот же самый поэт вполне мог написать хвалебную песнь к похоронам Бьорт-нота, во всем подобную плачу двенадцати вождей по Беовульфу; но и эта песнь вполне могла бы кончиться, как и старшая из поэм, на зловещей ноте -- ведь "Беовульф" заканчи-вается словом lofgeornost[9] -- "более всех же-лавший славы".
      На протяжении сохранившегося фрагмента автор "Мэлдона" так и не разработал темы, за-данной строками 89 -- 90, хотя, если бы поэма содержала какой-либо формальный конец и за-ключительное восхваление (а так, по-видимому, и было, так как совершенно очевидно, что по-эма вовсе не является наброском на скорую руку), эта тема тоже, по всей видимости, дол-жна была бы обрести завершение. Однако если поэт действительно склонен был критиковать действия Бьортнота, его рассказ о героизме "хеордверода" много теряет в остроте и трагизме, если эту критическую ноту недооценивать. Кри-тическое отношение поэта к происшедшему во много раз усиливает впечатление, которое про-изводит на читателя стойкость и преданность воинов Бьортнота. Их делом было терпеть и умирать, а не задавать вопросы, хотя поэт, опи-сывающий битву, вполне мог понимать, что во-еначальник совершил грубую ошибку. Для сво-его положения они проявили поистине высший героизм. Ошибка властителя не освободила их от выполнения долга, и в душах тех, кто сра-жался рядом со старым вождем, не ослабела любовь к нему (что особенно трогательно). Более всего волнует душу именно героизм люб-ви и послушания, а не героизм гордости и своеволия, и только первый героизм героичен по-настоящему. Так ведется испокон веков -- от Виглафа, которого прикрыл щит родича[10], до Бьортвольда в битве при Мэлдоне и до Балак-лавы,-- пусть даже героический опыт в послед-нем случае и заключен в стихах не самых луч-ших, вроде "Атаки легкого эскадрона"[11].
      Бьортнот был не прав и поплатился за свое безумие жизнью. Но это была аристократиче-ская ошибка -- или, лучше сказать, ошибка аристократа. Не "хеордвероду" было судить его; возможно, большинство дружинников и не на-шли бы за ним никакой вины -- ведь они и сами были благородного происхождения и не чуждались рыцарской бравады. Но поэты стоят выше издержек рыцарского духа и даже самого героизма; если они исследуют подобные случаи достаточно глубоко, то "настроения" (mods) ге-роев и цели, на которые они ориентируются, могут вопреки даже воле самого поэта оказаться под вопросом.
      От древних времен до нас дошли две поэмы двух разных поэтов, внимательно исследовавших дух героизма и рыцарства с помощью высокого искусства и серьезно размышлявших над его значением; одна из этих поэм стоит у колыбели традиции -- это "Беовульф", другая -- ближе к закату ("Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь"). Если бы поэма "Битва при Мэлдоне" сохранилась пол-ностью, ее автора, возможно, следовало бы по-ставить с ними в один ряд ближе к середине. Неудивительно, что любые соображения каса-тельно одной из этих поэм с неизбежностью выведут нас к двум другим. Позднейшая из них -"Сэр Гавейн" -- наиболее глубоко осо-знана и содержит в себе ясно различимый кри-тический подход к оценке всей той совокуп-ности чувств и правил поведения, в которую героическое мужество входит всего лишь на правах составной части, состоя на службе у различных целей. И все же по внутреннему настрою поэма во многом схожа с "Беовульфом", и сходство это следует искать глубже, чем просто в использовании древнего "аллите-ративного" стиха[12], что, однако, тоже крайне важно. Сэр Гавейн -- яркий представитель ры-царской культуры -- показан в поэме челове-ком, который крайне озабочен своей честью и репутацией. Однако несмотря на то, что кри-терии определения достойных рыцаря поступков могут смещаться или расширяться, верность слову и сюзерену, а также неколебимое мужество в любом случае обязательны для рыцар-ского кодекса чести. Эти качества проверяются в приключениях, которые ничуть не ближе к реальной жизни, чем Грендель или дракон; но поведение Гавейна изображено более достойным похвалы и размышления -- и вновь потому, что он выступает в роли подчиненного. Исключи-тельно благодаря верности сюзерену и желанию обезопасить жизнь и достоинство своего пове-лителя, короля Артура, он оказывается вовлечен в опасные приключения и встает перед лицом неизбежной смерти. От успеха похода зависит честь владыки и его "хеордверода" -- рыцарей Круглого Стола. Не случайно и в этой поэме, как и в "Мэлдоне" с "Беовульфом", мы находим критику повелителя, который полновластно рас-поряжается жизнью и смертью зависящих от него людей. Сказанные об этом слова произ-водят сильное впечатление, хотя оно и сглаживается малостью той роли, что отведена им в критической литературе, посвященной этой поэме (как и в случае с "Битвой при Мэлдоне"). Нельзя не обратить внимание и на те слова, которые произносят придворные великого ко-роля Артура после ухода Зеленого Рыцаря, глядя вслед отправившемуся на его поиски сэру Гавейну:
      ...Стыд перед Богом тебя, о повелитель, потерять,
      чья жизнь столь благородна! То был нелюдь -
      такого средь людей не встретишь великана!
      Ты с должной осторожностью повел
      себя, о повелитель, и с опаской:
      уж лучше рыцаря послать в опасный путь,
      чем риску подвергать персону венценосца!
      Уж лучше положиться на вассала,
      чем мясника мечу подставить жизнь свою
      и голову отдать эльфийскому отродью
      в ответ на дерзкий вызов! Посудите,
      где слыхано, чтоб, рыцарю простому
      уподобляясь, что в турнирах бьется,
      король в подобный путь, оставив двор, пускался?
      "Беовульф" -- поэма насыщенная, и, конечно, описать смерть главного героя в ней можно с раз-ных сторон; набросанные выше рассуждения на те-му о том, как меняется значение рыцарской бра-вады от юности к зрелому возрасту, отягченному ответственностью,-- только часть богатой палитры этого произведения. Однако эта часть явственно в ней присутствует; и, хотя воображение автора охватывает гораздо более широкие области, нота упрека повелителю и сюзерену слышна хорошо.
      Таким образом, повелитель может быть про-славлен деяниями своих рыцарей, но он не должен использовать их преданность в своих интересах или подвергать их опасности только ради собст-венного прославления. Хигелак не посылал Бео-вульфа в Данию во исполнение собственной похвальбы или опрометчиво данного обета. Его слова, обращенные к Беовульфу по возвращении последнего из Дании[13], вне всяких сомнений, изме-нены по сравнению с более древней версией (она проглядывает в строках 202--204[14], где выглядят отчасти, как подстрекательство snotere ceorlas[15]; но тем они для нас важнее. В строках 1992 -- 1997 мы читаем, что Хигелак пытался удержать Беовульфа от его рискованного предприятия[16].
      Очень мудро с его стороны! Но в конце си-туация переворачивается. В строках 3076 -- 3083 мы узнаем, что Виглафу и гитам нападение на дракона казалось чересчур рискованным и они пытались удержать короля от опасного похода, используя слова, очень похожие на те, которыми увещевал его когда-то Хигелак. Но король хотел славы, или славной смерти, и заигрывал с напа-стью. "Рыцарскую браваду" облеченного ответст-венностью повелителя нельзя осудить более точ-но и сурово, чем делает это Виглаф, восклицая: "Oft sceall eorl monig anes willan wraec adreogan" -- "По воле одного человека многие должны пре-терпеть скорбь". Эти слова поэт Мэлдона вполне мог бы поставить эпиграфом к своей поэме.
      & Примечания
      [1] М. Каменкович, перевод, 1994. Этот текст является своего рода комментарием к пьесе "Возвращение Бьортнота, сына Бьортхельма" (Дж. Р. Р. Толкин "Приключения Тома Бомбадила и другие истории", "Академический проект", СПб, 1994 (329-349).
      [2] Говоря проще, она была задумана как пьеса для двух действующих лиц, двух теней, движущихся в "тусклой тьме", изредка прорежаемой лучом све-та; в этой тьме слышны соответствующие дейст-вию звуки, а в конце -- пение. На сцене эта пьеса, разумеется, никогда не ставилась.
      [3] Essays and Studies, New Series, London, 1953, vol. VI, pp. 1-18 -журнал, в котором впервые были опубликованы эссе и поэма (прим. перев.).
      [4] В пер В. Тихомирова:
      ...отвечал военачальник,
      воскичился,
      шире место пришельцам поспешил уступить...
      (Прим. перев.)
      [5] В пер. В. Тихомирова Бюрхтвольд (прим. перев.).
      [6] В пер. В. Тихомирова:
      ...Стыд мне, коль станут у Стурмере
      стойкие воины словом меня бесславить,
      услышав, как друг мой сгинул, а я без вождя
      пятился к дому, бегал от битвы;
      убит я буду железом, лезвием.
      (Прим. перев.)
      [7] В пер. В. Тихомирова;
      "Я без оружия,
      без меча остролезвого пошел бы на недруга,
      когда бы ведал иное средство,
      убив заклятого, обет исполнить.
      Но, чтобы укрыться от ядовитого огнедыхания,
      нужны мне доспехи и щит железный"
      (Прим. перев.)
      [8] Идиома " to fela" в древнеанглийском означает, что земли не следовало уступать вовсе Что касается слова ofermod, то оно означает не "чрезмерно смелый" а нечто иное, если мы, конечно, признаем за корнем ofer полновесное значение, памятуя, как энергично вкус и мудрость англичан (какие бы поступки англичане ни совершали) отвергали всякую "чрезмерность". Wita seal gepyldig... ne noefre gielpes to georn, oer he geare cunne ("Мудрый должен быть тер-пеливым и никогда не хвалиться прежде времени"). Но слово mod, хотя оно может включать или подразумевать значение "мужества", вовсе не обязательно означает "сме-лость", как и среднеанглийское corage ("Мужество", "отвага", ср. совр. англ. courage.-- Прим. персе.). Это слово означает "дух" или -- если оно употреблено без эпитета -- "высокий дух", наиболее обычным проявлением коего является гор-дость. Но в слове ofermod это слово снабжено эпитетом, И этот эпитет имеет значение неодобрения. На самом деле известно, что слово ofermod всегда несет в себе суждение. В древнеанглийской поэзии оно встречается только дважды, причем один раз по отношению к Бьортноту, а другой -- по отношению к Люциферу.
      [9] В пер. В. Тихомирова "...и жаждал славы всевековеч-ной" (3180): последние слова погребальной песни, которую поют по Беовульфу "двенадцать всадников высокород-ных" (3170). (Прим. перев.).
      [10] Виглаф -- имя дружинника, который подоспел на помощь терпящему поражение Беовульфу. Дыхание дракона опалило щит юного воина, и Беофульф прикрыл его своим. Когда же дракон бросился на Беовульфа, Виглаф поразил ящера в горло, а Беовульф нанес последний удар. (Прим. персе.).
      [11] Имеется в виду Балаклавский бой 1854 г. между русскими и англо-турецкими войсками во время Крымской войны 1853 -- 1856 гг. и стихотворение А. Теннисона, в котором рассказывается о кавалерийском эскадроне, кото-рый, получив неверный приказ, погиб в этом бою почти полностью. Стихотворение входит в школьную программу Дж. Оруэлл писал: "Самое волнующее английское стихотво-рение на военную тему повествует о кавалерийском эскад-роне, который храбро бросился в атаку, только не туда. куда надо" (Прим. перев.).
      [12] Возможно, именно в этой поэме впервые употреблено в связи с подобным методом стихосложения слово "буквы" (англ. letters: тот же корень входит в состав слова "алли-теративный".- Прим. перев.). Прежде на буквы как таковые никто внимания не обращал (в лекции "Чудовища и критики", прочитанной в 1936 г., Толкин замечает, что древнеанг-лийские поэты ранней эпохи ориентировались не на пись-менную, а на устную речь и, следовательно, на звучание слов, а не на их написание.-- Прим. перев.).
      [13] В пер. В. Тихомирова (1904 - 1907):
      Я не верил в успех,
      сокрушался в душе и, страшась твоих
      дерзких замыслов, друг возлюбленный,
      умолял не искать встречи с чудищем...
      (Прим. перев.).
      [14] В пер. В. Тихомирова:
      Людей не пугала
      затея дерзкая, хотя и страшились
      за жизнь воителя, но знамения были благоприятные
      (Прим.. перев.).
      [15] умные люди (древне англ.). (Прим. перев.).
      [16] В пер. В. Тихомирова:
      Молвил Виглаф,
      сын Веохстана:
      "Порой погибает
      один, но многих та смерть печалит,-
      так и случилось!.. Наших советов не
      принял пастырь, мольбы не услышал
      любимый конунг, а мы ведь просили
      не биться с огненным холмохранителем..."
      (Прим. перев.).