Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Сильмарильон

ModernLib.Net / Толкиен Джон Роналд Руэл / Сильмарильон - Чтение (стр. 9)
Автор: Толкиен Джон Роналд Руэл
Жанр:

 

 


      Но никто из нольдорцев, пока существовало их королевство, не перебирался через Эред Линдон, и в Белерианде было мало что известно о том, что происходило в восточных областях.
      Ч А С Т Ь 15.
      О Н О Л Ь Д О Р Е И Б Е Л Е Р И А Н Д Е
      Уже было рассказано, как под руководством Ульмо Тургон из Невраста обнаружил скрытую долину Тумладен. Она (как стало известно впоследствии) лежала к востоку от верхнего течения Сириона, в конце крутых и высоких гор, и ни одного живого существа не бывало там, кроме орлов Торондора. Но под горами существовал подземный ход, вырытый во мраке мира водами, выбивавшимися наружу, чтобы соединиться с потоком Сириона.
      И Тургон нашел этот путь и так проник на зеленую равнину посреди гор, где увидел подобный острову холм из гладкого камня - потому что в древние дни эта долина была огромным озером.
      Тогда Тургон понял, что нашел искомое место, и решил построить там прекрасный город, память о Тирионе на Туне. Однако он вернулся в Невраст, не оставив в долине ни одного следа, хотя все время думал об этом - как исполнить свой замысел.
      После Дагор Аглабера тревога, посланная Ульмо, вновь овладела сердцем Тургона, и он призвал к себе многих самых стойких и самых искусных из своего народа и тайно увел их в скрытую долину, где они начали строительство города, задуманного Тургоном.
      И они установили вокруг этого места такую охрану, что никто не мог попасть туда извне. И власть Ульмо, бывшая в Сирионе, покровительствовала им.
      Но сам Тургон большей частью все еще жил в Неврасте, пока наконец после пятидесяти двух лет тайного тяжелого труда город не был полностью закончен.
      Рассказывают, что Тургон дал ему название на языке эльфов Валинора - Ондолинде, Скала музыки вод, потому что там, на холме, били фонтаны. На наречии Синдар название изменилось: Гондолин, Скрытая скала.
      Тогда Тургон приготовился уйти из Невраста и покинуть свои дворцы в Виньямаре, рядом с морем.
      И вот однажды Ульмо снова явился к нему и сказал:
      -- Теперь ты уйдешь наконец в Гондолин, Тургон, и я проявлю свое могущество в долине Сириона и во всех водах в тех краях, так что никто не заметит твой уход и никто не найдет тайного хода против твоей воли. Дольше всех королевств Эльдалие будет противостоять Гондолин Мелькору. Но пусть не будет чрезмерной твоя любовь к делу рук твоих и к замыслам сердца твоего. И помни, что истинная надежда Нольдора лежит на западе и придет с моря!
      И Ульмо предостерег Тургона, что и он тоже обречен Приговору Мандоса, и тот приговор Ульмо был не в силах изменить.
      -- Может так случиться, - сказал он, - что проклятие Нольдора настигнет тебя слишком рано, и измена проснется внутри твоих стен. И тогда огонь будет угрожать им. Но если эта опасность действительно приблизится, тогда из Невраста придет некто, чтобы предостеречь тебя, и от него в руинах и огне родится надежда эльфов и людей. Поэтому оставь здесь в долине доспехи и меч, чтобы в год прихода он смог бы найти их. И так ты узнаешь его и не будешь обманут!
      И Ульмо сказал Тургону, какого вида и размера должен быть шлем, кольчуга и меч, которые ему следовало оставить.
      Потом Ульмо вернулся в море, а Тургон велел всему своему народу выступать, и там была третья часть нольдорцев, следовавших за Фингольфином, и еще большее войско Синдара.
      Они шли отряд за отрядом, тайно, под покровом тени Эред Витрина, и незамеченными вошли в Гондолин, так что никто не знал, куда они исчезли.
      А последним собрался Тургон и молча последовал за своими домочадцами через холмы: он вошел в ворота в горах, и они закрылись за ним.
      С тех пор в течение многих лет никто не проникал внутрь, кроме одних лишь Хурина и Хуора, а войско Тургона никогда не выходило наружу вплоть до года плача, который наступил более чем через триста пятьдесят лет.
      Но за кольцом гор народ Тургона увеличивался и процветал, и они непрерывно совершенствовали свое искусство, так что Гондолин на Амон Гварете стал поистине прекрасным и достойным сравнения даже с Тирионом эльфов за морем.
      Высокими и белыми были его стены, гладкими его ступени. Стройной и прочной была его башня короля. Там играли сияющие фонтаны, а во дворе Тургона стояли подобия деревьев древности, которые создал сам Тургон, использовав все искусство эльфов.
      Дерево, сделанное им из золота, называлось Глиндаль, а другое, чьи цветы были из серебра, носило название Бельтиль.
      Но прекраснее всех других чудес Гондолина была Идриль, дочь Тургона, прозывавшаяся Келебриндаль, Сереброногая, чьи волосы напоминали золото Лаурелина до прихода Мелькора.
      Так Тургон долго жил в блаженстве, а Невраст оставался заброшенным и бесплодным вплоть до разрушения Белерианда.
      В то время, пока в тайне строился Гондолин, Финрод Фелагунд жил в подземельях Нарготронда, а Галадриэль, его сестра, жила, как уже было сказано, в королевстве Тингола в Дориате. Иногда Мелиан и Галадриэль говорили о Валиноре и о древнем блаженстве. Но дальше черного часа смерти деревьев Галадриэль не шла и всегда умолкала.
      И однажды Мелиан сказала:
      -- Есть какое-то несчастье, которое лежит на тебе и на твоем роде. Это я могу увидеть в тебе. Но все остальное от меня скрыто. Потому что ни видением, ни мыслью я не могу проникнуть в то, что произошло или происходит на западе: тень лежит на всей земле Амана и уходит далеко через море. Почему ты не расскажешь мне все?
      -- Потому что это несчастье уже в прошлом, - ответила Галадриэль, - и я предпочитаю радость, еще оставшуюся здесь, печальным воспоминаниям. Ведь, может быть, будет еще достаточно горя, хотя надежда кажется пока яркой.
      Тогда Мелиан посмотрела ей в глаза и сказала:
      -- Я не верю, что нольдорцы пришли сюда посланцами Валар, как говорилось сначала, хотя они и появились в час нашей крайней нужды. Потому что они никогда не говорят о Валар, а их вожди не принесли Тинголу никакой вести ни от Манве, ни от Ульмо, ни даже от Ольве, брата короля, и от его собственного народа, что ушел за море. По какой причине, Галадриэль, высокий народ Нольдора покинул Аман подобно изгнанникам? Может, некое зло лежит на сыновьях Феанора, раз они стали своенравными и недобрыми? Разве я не близка к истине?
      -- Близка, - сказала Галадриэль, - но только никто нас не изгонял, а мы ушли по собственной воле, но против воли Валар. И мы явились сюда через многие опасности и вопреки Валар: отомстить Морготу и вернуть себе то, что он захватил!
      И тогда Галадриэль рассказала Мелиан о Сильмарилях и об убийстве короля Финве в Форменосе. Однако пока она еще не сказала ни слова ни о Клятве, ни об убийстве родичей, ни о сожжении кораблей в Лосгаре. Но Мелиан заметила:
      -- Теперь ты сообщила мне многое, а еще больше я почувствовала. Тень омрачила вас на долгой дороге из Тириона, но я вижу там зло, о котором должен узнать Тингол.
      -- Может быть, - сказала Галадриэль, - но не от меня. И
      Мелиан больше не говорила с Галадриэль об этом, но рассказала королю Тинголу все, что услышала о Сильмарилях.
      -- Это великие вещи, - сказала она, - более великие, чем считают сами нольдорцы, потому что в тех камнях, трудах погибшего Феанора, заключены ныне свет Амана и судьба Арда. И я предсказываю, что никакой мощи Эльдара не вернуть их, и мир будет разрушен в предстоящих битвах прежде, чем Сильмарили удастся отобрать у Моргота. Смотри: они убили Феанора и, как я предполагаю, 1  0убьют еще многих других. А первым из тех, кому они принесли смерть, был Финве, твой друг. Моргот убил его, прежде чем покинуть Аман!
      Тогда Тингол погрузился в молчание, исполненный печали и предчувствий, но потом сказал:
      -- Теперь я наконец понял причину прихода Нольдора с запада, которому я прежде очень удивлялся. Не для того, чтобы оказать нам помощь, пришли они (это случайное совпадение), потому что тех, кто остается в Среднеземелье, Валар предоставляют самим себе, пока не настанет крайний час. Для мести и возвращения утраченного пришли нольдорцы? Тем больше уверенность, что они будут союзниками против Моргота и не окажутся предателями в этой борьбе.
      Но Мелиан сказала:
      -- Верно, что по этим причинам они пришли сюда, но и по другим также. Остерегайся сыновей Феанора! Тень гнева Валар лежит на них, и я чувствую, они причинили зло и Аману, и собственному роду. До времени уснувшая беда разделит князей Нольдора.
      И Тингол ответил:
      -- Что мне до этого? О Феаноре мне известно, что он действительно был великим. О его сыновьях я слышал мало приятного, однако они все же, вероятно, окажутся смертельными врагами нашего врага!
      -- Их мечи и их советы будут иметь два конца! - сказала Мелиан, и впоследствии они больше не говорили об этом.
      Вскоре среди Синдара из уст в уста начали распространяться слухи о делах нольдорцев до их появления в Белерианде.
      Не было сомнений, откуда исходили эти слухи, в которых злая правда искажалась и отравлялась ложью. Но синдарцы были еще неосторожны и доверчивы, и как легко можно догадаться, Моргот им первым адресовал измышления своей злобы, потому что они еще не знали его.
      И Кирдан, услышав эти черные известия, обеспокоился, ибо он был мудр и быстро понял, что, правду или ложь несут вести, но сейчас их распространяет чья-то злоба. Правда, он полагал, что это злоба князей Нольдора, возникшая как следствие зависти, существовавшей между домами. Поэтому он послал вестников к Тинголу с тем, чтобы они рассказали ему все, что слышал Кирдан.
      Случилось так, что в это время сыновья Финарфина опять были гостями Тингола, потому что им хотелось повидаться с сестрой Галадриэль.
      Тогда Тингол, будучи в сильном возбуждении, сказал гневно Финроду:
      -- Нехорошо поступил ты, родич, скрыв от меня столь важные сведения. Но теперь я узнал о всех злых делах Нольдора.
      И Финрод спросил:
      -- Что плохого я сделал тебе, вождь? И какими злыми делами в твоем королевстве опечалили тебя нольдорцы? Никакого зла они не замыслили и не делали ни твоим родичам, ни кому-- либо из твоего народа.
      -- Ты удивляешь меня, сын Эрвен, - сказал Тингол, тем, что пришел к накрытому столу твоего родича с руками, обагренными от убийства родни твоей матери, и ничего не говоришь в свою защиту, не ищешь прощения?
      Тогда Финрод сильно смутился, но промолчал, потому что не мог защитить себя, не обвинив при этом других князей Нольдора.
      А этого он не склонен был делать перед Тинголом. Но в сердце Ангрода снова проснулись воспоминания о словах Карантира, и он с горечью воскликнул:
      -- Вождь, я не знаю, какую ложь ты слышал, не знаю, откуда она пришла, но руки наши не обагрены кровью! Нет вины на нас, разве лишь в том, что мы безрассудно слушали слова безумного Феанора, и речи его, будто хмель, ударили нам в голову. Никому не чинили мы зла во время пути, но сами потерпели великую несправедливость и простили ее. И за все это нас назвали твои доносчики предателями Нольдора: несправедливо, как тебе известно, потому что мы, храня верность, молчали перед тобой и тем заслужили твой гнев. Но теперь мы больше не станем сносить эти обвинения, и ты узнаешь всю правду!
      И Ангрод заговорил с горечью против сыновей Феанора и рассказал о кровопролитии в Альквалонде, о приговоре Мандоса и о сожжении кораблей в Лосгаре. И он воскликнул:
      -- Почему мы, претерпевшие тягость битого льда, должны нести прозвище предателей и убийц родичей?
      -- Но тень Мандоса лежит и на вас, - сказала Мелиан.
      Тингол долго молчал, прежде чем заговорил снова: -
      Сейчас уходите, - сказал он, - потому что сердце го рит во мне! Позже вы сможете вернуться, потому что я не закрою навсегда перед вами мои двери, родичи, попавшие в злую западню! Я сохраню дружбу с Фингольфином и его народом, потому что они жестоко поплатились за причиненное ими зло. И в нашей ненависти к той силе, что была причиной всех этих бед, мы отбросим свои обиды. Но запомните мои слова: никогда больше не стану я слушать язык тех, кто убил моих родичей в Альквалонде! И во всем моем королевстве, пока длится моя власть, не будут открыто говорить на нем. Пусть весь Синдар услышит мой призыв: никогда они не должны говорить на языке Нольдора или отвечать на него! А все те, кто станет пользоваться им, будет считаться убийцами своих родичей и отъявленными предателями своего рода!
      И тогда сыновья Финарфина с тяжестью на душе покинули Менегрот, понимая, что слова Мандоса оказались истинными и что ни один из нольдорцев, последовавших за Феанором, не мог избежать тени, упавшей на его род.
      И все случилось так, как сказал Тингол, потому что синдарцы услышали его слова, и впоследствии по всему Белерианду они отказались от наречия Нольдора и избегали тех, кто громко говорил на нем.
      Изгнанники же приняли наречие Синдара для повседневного употребления, и только вожди Нольдора в разговорах друг с другом пользовались высокой речью запада.
      Кроме того, это наречие всегда оставалось языком науки, где бы ни жил этот народ.
      Пришел срок, когда Нарготронд был полностью построен (Тургон в то время все еще жил во дворце Виньямар), и сыновья Финарфина собрались там на праздник, и Галадриэль пришла из Дориата и на время поселилась в Нарготронде.
      Король Финрод Фелагунд не имел тогда жены, и Галадриэль спросила его, почему это так. Но когда Фелагунд заговорил, провидение сошло на него, и он сказал:
      -- Мне также суждено было принести клятву, и я должен остаться свободным, чтобы исполнить ее и уйти во тьму!
      Но, говорят, что на самом деле он любил Амарие из рода Ваньяр, но она не ушла с ним в изгнание.
      Ч А С Т Ь 16.
      О М А Э Г Л И Н Е
      Аредель Ар-Фейниэль, Белая леди Нольдора, дочь Фингольфина, жила в Неврасте с Тургоном, ее братом, и отправилась с ним в Скрытое королевство. Но ее утомила охрана столицы Гондолина, и чем дольше, тем больше ей хотелось вновь скакать верхом по широким равнинам и бродить в лесах, как она поступала в Валиноре. И когда с момента окончания постройки Гондолина прошло двести лет, Аредель обратилась к Тургону и просила разрешения покинуть город.
      Тургон не хотел разрешать этого и долго отказывал ей, но в конце концов уступил, сказав:
      -- Иди, если хочешь, хотя мой разум против этого, и я предсказываю, что злом обернется твой уход и для тебя, и для меня. Но ты пойдешь лишь только для того, чтобы найти Фингона, нашего брата, и те, кого я пошлю с тобой, чтобы найти Фингона, должны будут вернуться в Гондолин так скоро, как только смогут.
      Но Аредель ответила:
      -- Я твоя сестра, но не слуга тебе, и за пределами твоей страны я пойду туда, куда сочту нужным. А если ты откажешь мне в сопровождающих, я уйду одна!
      Тогда Тургон сказал:
      -- Для тебя мне не жаль ничего из того, чем я владею. Но я хочу, чтобы за пределами моих стен не было никого, кто знает дорогу сюда, и если я доверяю тебе, сестра моя, то языкам других я доверяю меньше!
      И Тургон избрал трех вождей из числа своих приближенных, чтобы сопровождать Аредель, и приказал им проводить ее в Хитлум к Фингону, если они смогут убедить ее.
      -- И будьте осторожны, - сказал он, - ибо хотя Моргот все еще окружен на севере, в Среднеземелье есть много опасностей, о которых леди ничего не знает.
      И тогда Аредель покинула Гондолин, и уход ее тяжестью лег на сердце Тургона.
      Но когда Аредель достигла переправы Бритиаха на реке Сирион, она сказала своим спутникам:
      -- Теперь повернем на юг, потому что я не поеду в Хитлум. Сердце мое влечет меня к сыновьям Феанора: моим старым друзьям!
      И так как отговорить ее было невозможно, они повернули на юг, как она приказала, и попросили дозволения пройти через Дориат.
      Но стражи границ отказали им, потому что Тингол не разрешал никому из Нольдора, кроме его родичей из дома Финарфина, пересекать пояс Мелиан, и меньше всего тем, кто был другом сыновей Феанора.
      Поэтому стражники сказали Аредель:
      -- Вы не сможете, леди, найти способ попасть в страну Келегорма через королевство Тингола. Вам следует ехать вне пределов пояса Мелиан на юг или на север. Самый быстрый путь - использовать тропы, что ведут от Бритиаха на восток, через Димбар, и вдоль северной границы этого королевства, пока вы не минуете мост Эсгалдуина и переправы Ароса. Тогда вы окажетесь в землях, что лежат за холмом Химринг. Там и живут, как мы полагаем, Келегорм и Куруфин, и, возможно, вы найдете их. Но дорога туда опасна.
      Тогда Аредель повернула обратно и избрала нелегкий путь между дикими ущельями Эред Горгорота и северными границами Дориата. Но, приблизившись к недоброй местности Нан Дургонтеб, всадники заблудились во тьме, и Аредель отбилась от своих спутников и пропала.
      Они долго и тщетно искали ее, опасаясь, что она попала в западню или напилась из отравленных источников этой страны. Но падшие создания Унголиант, поселившиеся в глубоком овраге, проснулись и стали преследовать их, и им едва удалось спасти свои жизни.
      Когда наконец спутники Аредель вернулись и рассказали о случившемся, Гондолин погрузился в глубокую скорбь, и Тургон долго сидел в одиночестве, молча перенося горе и гнев.
      Аредель же, после напрасных поисков своих спутников, поехала дальше, потому что она была бесстрашной и твердой сердцем, как и все дети Финве.
      Она продолжала свой путь и переправилась через Эсгалдуин и Арос, оказалась в землях Химлада между Аросом и Келоном, где тогда, перед тем как рухнула осада Ангбанда, жили Келегорм с Куруфином.
      В это время их не было дома: они уехали с Карантиром на восток, в Таргелион. Однако народ Келегорма радушно встретил Аредель и предложил ей остаться с ними, пока не вернется их повелитель. Тогда на время она успокоилась и находила большое удовольствие в свободных скитаниях в лесах, но время шло, а Келегорм все не возвращался. Беспокойство снова овладело Аредель, и она стала уезжать все дальше и дальше, разыскивая новые тропы и нехоженые поляны. И в конце концов случилось так, что Аредель отправилась на юг Химлада и переправилась через Келон. И прежде чем она вспомнила об осторожности, Аредель заблудилась в Нан Эльмоте.
      В минувшие эпохи в этих лесах, когда чары еще лежали на них, а деревья были молодыми, в сумерках Среднеземелья бродила Мелиан.
      Но теперь деревья Нан Эльмота стали выше и угрюмее всех других в Белерианде, и солнце никогда не проникало туда. И там жил Эол, прозывавшийся Смуглым эльфом.
      В древности он принадлежал к роду Тингола, но он не знал отдыха, и безмятежность Дориата плохо действовала на него.
      Когда же пояс Мелиан окружил лес Региона, где жил Эол, он бежал оттуда в Нан Эльмот. Там он поселился в глубокой тьме, потому что любил ночь и сумерки под звездами. Эол избегал нольдорцев, считая их виновниками возвращения Моргота, нарушившего спокойствие Белерианда. Гномов же он любил больше, чем кто-либо из народа эльфов древних времен. От него гномы узнали многое о том, что происходило в землях Эльдара.
      Теперь гномы спускались с Синих гор двумя дорогами: через восточный Белерианд и северным путем, в направлении переправ Ароса, проходя вблизи Нан Эльмота. И там Эол встретился с Наугрим и вступил с ними в сношения. И по мере того, как росла их дружба, он иногда приходил к ним и гостил в подземных жилищах Ногрода или Белегоста.
      Там Эол узнал многое о работе с металлом и стал весьма искусен в ней. Он изобрел металл, прочный, как сталь гномов, но такой ковкий, что Эол мог делать его тонким и гибким и все же непроницаемым для любых лезвий и стрел. Этот металл, который Эол назвал Галвори, был черным и блестел подобно агату. И Эол одевался в кольчугу из него, куда бы ни шел.
      Но хотя Эол стал сутулым от работы в кузнице, он не был гномом, но эльфом из высшего рода Телери, благородным, хотя и угрюмым с виду, и взгляд его мог глубоко проникать в темные и мрачные места.
      И случилось так, что он узнал Аредель Ар-Фейниэль, заблудившуюся среди высоких деревьев вблизи границ Нан Эльмота - белый проблеск в сумрачной стране.
      Прекрасной показалась ему Аредель, и Эол пожелал ее. И он окружил ее своими чарами, так что она не могла найти дороги назад, но лишь приближалась к его жилищу в глубине леса.
      Там находилась его кузница, его мрачный дом и его слуги, каких он имел, молчаливые и таящиеся, подобно их хозяину.
      И когда Аредель, уставшая от скитаний, пришла наконец к дверям Эола, он предстал перед нею, радушно встретил ее и ввел в свой дом. Там она и осталась, и Эол взял ее в жены, и много времени прошло, пока ее родичи услышали о ней снова.
      Никто не утверждает, что Аредель не хотела этого или что долгие годы жизни в Нан Эльмоте были ей ненавистны. Потому что, хотя по приказу Эола ей пришлось избегать солнечного света, они много путешествовали вместе при свете звезд или в лучах серпа луны.
      Она могла бродить и одна, где хотела, но Эол запретил ей только искать сыновей Феанора или кого бы то ни было из Нольдора.
      И Аредель родила Эолу во тьме Нан Эльмота сына и в сердце своем дала ему имя Ломион, на запрещенном наречии Нольдора, что означает дитя сумерек. Но отец не дал ему никакого имени, пока мальчику не исполнилось двенадцать лет. А тогда он назвал его Маэглином, что означает острый взгляд, так как Эол чувствовал, что глаза сына видят лучше, чем его собственные, и мысль Маэглина могла читать тайны сердец, скрытые туманом слов.
      Когда Маэглин достиг зрелости, он стал похож больше лицом и фигурой на своих родичей - нольдорцев, но по своему характеру и складу ума он был сыном своего отца.
      Маэглин был немногословен, кроме тех случаев, когда дело касалось его самого, и тогда голос его приобретал силу, способную воодушевить тех, кто слушал его, и смутить противостоящих ему. Маэглин был высок и черноволос, с глазами темными, но яркими и пронзительными, как глаза нольдорцев, а кожа его была белая. Он часто ходил с Эолом в города гномов на востоке Эред Линдона, и там он старательно обучался всему, чему они могли научить его. Но больше всего Маэглин стал искусен в поисках руды металлов в горах.
      Однако говорят, что он больше любил свою мать, и если Эол отсутствовал, Маэглин подолгу сидел с ней и слушал все, что могла она рассказать ему о своих родичах и об их деяниях в Эльдамаре и о могуществе и доблести князей Дома Фингольфина.
      Все это он запечатлел в своем сердце, но прежде всего то, что он слышал о Тургоне и о том, что Тургон не имел наследника. Эленве, жена Тургона, погибла при переправе через Хелкараксе, и дочь его, Идриль Келебриндаль, была его единственным ребенком.
      И в этих рассказах у Аредель пробудилось желание снова увидеть своих родичей, и она удивилась тому, что прежде ее утомлял свет Гондолина, и фонтаны в лучах солнца, и ветер, волнующий зеленую траву под весенними небесами. К тому же Аредель часто оставалась одна, когда и сын, и муж ее отсутствовали.
      И эти же рассказы стали причиной первых ссор Маэглина с Эолом. Поскольку мать ни за что не хотела открыть сыну, где живет Тургон и как можно попасть туда, Маэглин стал дожидаться своего часа, не теряя надежды выпытать у нее тайну или же, застав врасплох, прочесть ее мысли. А пока он захотел увидеть нольдорцев и поговорить с сыновьями Феанора, его родичами, жившими не так далеко.
      Но когда Маэглин сообщил о своих намерениях Эолу, его отец пришел в ярость.
      -- Ты принадлежишь дому Эола, Маэглин, сын мой! сказал он, - а не Гондолидрим. Вся эта страна - достояние Телери, и ни я, ни мой сын не будем иметь дело с убийцами наших родичей, захватившими наши владения. В этом ты должен повиноваться мне, или же я заключу тебя в оковы!
      Маэглин не ответил, но стал холодным и молчаливым и больше не путешествовал с Эолом. И Эол перестал доверять ему.
      Случилось так, что в середине лета гномы, по своему обычаю, устроили пир в Ногроде и пригласили Эола, и тот уехал.
      На время Маэглин и его мать получили свободу идти куда пожелают, и они часто ездили в поисках солнечного света к опушке леса. И в сердце Маэглина горело желание навсегда покинуть Нан Эльмот. Поэтому он сказал Аредель:
      "Леди, уйдем, пока есть время! На что надеяться в этом лесу тебе или мне? Нас держат в оковах, и пользы здесь для меня не будет, потому что я узнал все, чему мой отец мог научить меня или что Наугрим захотели открыть мне. Неужели мы не отыщем Гондолин? Ты станешь моим проводником, а я буду охранять тебя!"
      Тогда Аредель обрадовалась и с гордостью посмотрела на сына, и сказав слугам Эола, что они отправляются на поиски сыновей Феанора, Аредель с Маэглином уехали и направились к северной опушке Нан Эльмота.
      Там они переправились через мелководный поток Келона в земли Химлада и поехали к переправам Ароса и дальше, на запад, вдоль границ Дориата. Эол вернулся с востока быстрее, чем рассчитывал Маэглин, и обнаружил, что его жена и сын отсутствуют уже два дня, и так велика была его ярость, что он последовал за ними даже при свете дня.
      Вступив в Химлад, он преодолел свой гнев и продолжал путь осторожнее, помня о грозящей ему опасности, ибо Келегорм и Куруфин были могучими вождями, отнюдь не испытывавшими любви к Эолу. Кроме того, у Куруфина был скверный характер.
      Но разведчики Аглона видели скачущих к переправам Ароса Маэглина и Аредель, и Куруфин, решив, что приближается нечто странное, выступил из прохода к югу и встал лагерем вблизи переправы. И прежде чем Эол углубился в Химлад, его подстерегли всадники Куруфина и привели к своему вождю.
      Тогда Куруфин сказал Эолу:
      -- Какое дело у тебя, Темный эльф, в моей стране? Вероятно, безотлагательное, раз заставляет столь "светлую" личность путешествовать днем?
      И Эол, понимая грозящую ему опасность, сдержал злые слова, готовые вырваться у него.
      -- Я узнал, вождь Куруфин, - сказал он, - что мой сын и моя жена, Белая Леди Гондолина, поехали навестить тебя, пока меня не было дома, и мне показалось естественным присоединиться к ним в этом.
      Тогда Куруфин рассмеялся Эолу в лицо и сказал:
      -- Они могли бы найти здесь менее теплый прием, чем рассчитывали, если бы ты сопровождал их. Но дело не в этом, потому что цель у них была другая. Еще не прошло двух дней, как они пересекли Ароссиах, а оттуда быстро поехали на запад. Мне кажется, что ты обманываешь меня, если только сам не обманут!
      И Эол ответил:
      -- Тогда, быть может, вождь, ты разрешишь мне уйти и разобраться в этом деле?
      -- Я даю тебе свое разрешение, но не свою любовь! сказал Куруфин. - Чем скорее ты покинешь мою страну, тем большее доставишь мне удовольствие!
      Тогда Эол вскочил на коня, сказав:
      -- Хорошо, вождь Куруфин, найти родича, столь отзывчивого в нужде! Я вспомню об этом, когда вернусь!
      И Куруфин хмуро посмотрел на Эола.
      -- Не козыряй передо мной происхождением твоей жены, сказал он. - Потому что тот, кто крадет дочь Нольдора и женится на ней, не принеся даров, не прося разрешения, пусть не добивается родства с ее родом. Я дал тебе разрешение уйти, воспользуйся им и убирайся! По законам Эльдара я не могу убить тебя сейчас, но вот что я посоветую тебе: немедля возвращайся в свое жилище во мраке Нан Эльмота, потому что сердце предсказывает мне - если ты будешь преследовать тех, чью любовь ты потерял, тебе никогда не вернуться туда!
      Тогда Эол погнал коня прочь, и ненависть ко всему Нольдору переполняла его, так как теперь он понял, что Маэглин и Аредель бежали в Гондолин.
      И, влекомый яростью и стыдом от своего унижения, он пересек переправы Ароса и выбрался на дорогу, которой они проехали раньше. Но хотя беглецы не знали, что Эол следует за ними, хотя конь у него был более быстрый, ему так и не удалось увидеть их, пока они не достигли Бритиаха, где оставили своих лошадей.
      Тут злая судьба предала их, потому что лошади громко заржали, а конь Эола услышал это и поспешил к ним. Эол увидел издалека белое одеяние Аредель и заметил путь, каким она шла, разыскивая тайную тропу в горы.
      Так Аредель и Маэглин пришли к внешним воротам Гондолина и к тайной страже под горами.
      Там ее встретили с радостью, и миновав семь ворот, Аредель с Маэглином пришли к Тургону на Амон Гварет.
      И король с изумлением выслушал все, что рассказала Аредель, и благожелательно посмотрел на Маэглина, сына его сестры, видя в нем достойного числиться среди князей Нольдора.
      -- Воистину я рад, что Ар-Фейниэль вернулась в Гондолин, - сказал он, - и теперь мой город станет прекрасней, чем в те дни, когда я считал ее погибшей. А Маэглин будет пользоваться величайшими почестями в моем королевстве.
      Тогда Маэглин низко поклонился и признал Тургона своим повелителем и королем, обещая во всем повиноваться его воле.
      Но после этого он замолчал и обратился в зрение, потому что величие и великолепие Гондолина превзошли все, что Маэглин мог представить себе по рассказам матери.
      Его поразило могущество города, его войска и многочисленные предметы, незнакомые и прекрасные, которые он увидел.
      И все же ни на что так часто не обращались его глаза, как на Идриль, дочь короля, сидевшую рядом с отцом. Она была золотоволосой, как Ваньяр, родичи ее матери, и она показалась Маэглину солнцем, озарившим своим светом весь королевский дворец.
      А Эол, следуя за Аредель, обнаружил сухое русло и тайную тропу, и, пробираясь украдкой, пришел к страже, где был схвачен и допрошен. И когда стражники услышали, что он притязает на Аредель, как на свою жену, они изумились и послали в город гонца, и тот явился во дворец короля.
      -- Повелитель! - воскликнул он. - Стража взяла в плен кого-то, кто скрытно подобрался к тайным воротам. Он называет себя Эолом, и это высокий эльф, смуглый и угрюмый, из рода Синдар. Но он называет леди Аредель своей женой и требует, чтобы его привели к тебе. Великим гневом охвачен он и едва его сдерживает, но мы не убили его, хотя так приказывает твой закон.
      Тогда Аредель сказала:
      -- Увы! Эол выследил нас, как я и опасалась. Но это было сделано очень скрытно, потому что мы не видели и не слышали преследования, когда шли тайным путем.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20