5. ОКНО НА ЗАПАД

Сэму показалось, что он спал лишь несколько минут, когда он, проснувшись обнаружил, что день уже подходит к концу и что вернулся Фарамир. Он привел с собой много людей; в сущности все выжившие после набега собрались на склонах поблизости. Их было две-три сотни. Они сидели широким полукругом, а между рогами этого полумесяца сидел на земле Фарамир. Перед ним стоял Фродо. Все удивительно напоминало суд над пленником.

Сэм выбрался из папоротника, но никто не обратил на него внимания, и он пробрался к концу ряда людей, откуда мог все видеть и слышать. Он внимательно слушал и смотрел, готовый прийти на помощь, если понадобится. Он видел лицо Фарамира, на котором не было маски: оно было строгим и властным, а взгляд был пронзительным и твердым. Сомнение было в его серых глазах, которые не отрывались от Фродо.

Скоро Сэм понял, что капитан не удовлетворен ответами Фродо в нескольких пунктах: какую роль он играл в товариществе, вышедшем из Раздола; почему он оставил Боромира; куда он идет сейчас. Особенно часто он возвращался к проклятию Исилдура. Он явно понял, что Фродо скрывает от него какое-то дело чрезвычайной важности.

— Но именно приход невысоклика может разбудить проклятие Исилдура, во всяком случае так можно понять загадку, — настаивал он. — Если вы и есть тот самый невысоклик, о котором идет речь, вы должны были принести с собой эту вещь, чем бы она не была, на совет, о котором вы говорили, и Боромир видел ее. Будете ли вы отрицать это?

Фродо не ответил.

— Вот! — воскликнул Фарамир. — Я хочу больше узнать от вас об этом. Все, что касается Боромира, касается и меня. Стрела орка убила Исилдура, как говорится в старых преданиях. Но орочьих стрел множество, и вид одной из них не был бы принят Боромиром за знак судьбы. Сохранили ли вы эту вещь? Она спрятана, говорите вы; но не вы ли выбраны скрывать ее?

— Я не должен был скрывать ее, — ответил Фродо. — Она не принадлежит мне. Она не принадлежит никому из смертных — великих или малых; хотя если бы кто-то предъявил на нее претензии, то это мог бы быть только Арагорн, которого я упоминал, предводитель нашего товарищества от Мории до Рауроса.

— А почему не Боромир, принц города, что основан сыновьями Элендила?

— Потому что Арагорн происходит по прямой лини, от отца к отцу, от Исилдура, сына самого Элендила. И меч, которым он владеет, это меч Элендила.

Ропот изумления пробежал по кольцу людей. Некоторые громко воскликнули:

— Меч Элендила! Меч Элендила идет в Минас Тирит! Великие новости!

Но лицо Фарамира оставалось неподвижным.

— Может быть, — сказал он. — Но такое важное утверждение должно быть обоснованно, и даже если бы Арагорн пришел в Минас Тирит, ему пришлось бы предъявить несомненные доказательства. Но когда я выступил шесть дней назад, он все еще не пришел, и никто из вашего товарищества не пришел.

— Боромир был удовлетворен этим утверждением, — заметил Фродо. — Если бы Боромир был здесь, он ответил бы на все ваши вопросы. И поскольку он тоже был у Рауроса много дней назад и собирался идти прямо в ваш город, вы скоро узнаете там ответы на ваши вопросы, когда вернетесь. И моя роль в товариществе ему известна, так же как и остальным, потому что она была мне указана самим Элрондом в Имладрисе перед всем Советом. По этому делу я и пришел в эту страну, но я не имею права говорить о нем никому, кроме членов нашего товарищества. Те, кто объявляет себя противником Врага, хорошо поступят, если не будут мне препятствовать.

Фродо говорил гордо, что бы он ни чувствовал, и Сэм одобрял это. Но Фарамир не был удовлетворен.

— Так! — сказал он. — Вы предлагаете мне заняться собственными делами и идти домой, оставив вас здесь. Боромир все расскажет, когда вернется, говорите вы! Вы друг Боромира?

Перед Фродо ярко встала картина нападения на него Боромира, и он заколебался. А глаза Фарамира неотрывно смотрели за ним.

— Боромир был доблестным членом нашего товарищества, — сказал наконец Фродо. — Да, я был его другом.

Фарамир угрюмо улыбнулся.

— Тогда вы должны опечалиться, узнав, что Боромир мертв.

— Я действительно опечалился бы, — сказал Фродо. Но уловив взгляд Фарамира, запнулся. — Мертв? — спросил он. — Вы хотите сказать, что он умер и вы знаете об этом? Вы хотите поймать меня на слове? Или хотите поймать меня в ловушку вашей ложью?

— Я не стал бы при помощи лжи ловить в ловушку даже орка, — возразил Фарамир.

— Как же он умер и откуда вы знаете об этом? Вы ведь сказали, что до вашего ухода никто из нашего товарищества не приходил в ваш город.

— Что касается его смерти, то я надеялся, что его товарищ и спутник расскажет мне, как это произошло.

— Но он был жив и силен, когда мы расстались. И он жив и сейчас. Хотя, конечно же, в мире много опасностей.

— Верно, много, — согласился Фарамир, — и предательство — не последняя из них.

Сэм чувствовал все большее нетерпение и гнев во время этого разговора. Последние слова он уже не мог вынести и, ворвавшись в середину круга, подбежал к хозяину.

— Прошу прощения, мастер Фродо, — сказал он, — но это зашло слишком далеко. Он не имеет права так разговаривать с вами. После всего, что вы перенесли, ради всех в мире, в том числе и ради него и этих больших людей.

— Послушайте, капитан! — он стоял перед Фарамиром, широко расставив ноги, уперев руки в бока и придав лицу выражение, с которым он разговаривал с наглыми юными хоббитами, осмелившимися попросить разрешения прийти в его сад. На лицах сидевших людей появились улыбки: для них необычно было видеть своего капитана, сидящего на земле лицом к лицу с разгневанным молодым хоббитом. — Послушайте! — повторил Сэм. — Чего вы добиваетесь? Давайте доберемся до сути дела раньше, чем сюда соберутся все орки Мордора. Если вы думаете, что мой хозяин убил Боромира, а потом убежал, то вы сошли с ума. Но так и говорите, и покончим с этим! И мы хотим знать, что вы собираетесь делать с нами. Но как жаль, что народ, борющийся с Врагом, не позволяет бороться другим по-своему этим своим вмешательством. Враг был бы очень доволен, если бы увидел вас сейчас. Он бы решил, что у него появился новый друг.

— Терпение! — воскликнул Фарамир без гнева. — Не вступайте в разговор раньше своего хозяина, у которого мозгов побольше, чем у вас. Я не нуждаюсь в поучениях. Даже в таком положении я могу истратить немного времени, чтобы справедливо решить дело. Если бы я торопился, как вы, я давно приказал бы убить вас. Потому что мне приказано убивать всех, кого я встречу в этой земле и у кого не будет разрешения повелителя Гондора. Но я не убиваю ни людей, ни зверей без крайней необходимости, а когда приходится это делать, не радуюсь. И я не разговариваю без дела. Поэтому успокойтесь. Садитесь рядом с хозяином и молчите!

Сэм тяжело сел с покрасневшим лицом. А Фарамир снова повернулся к Фродо.

— Вы спросили, откуда я знаю, что сын Денетора мертв. Известия о смерти имеют много крыльев. Ночь приносит новости родственникам, как говорят у нас. Боромир же был моим братом.

Тень печали легла на его лицо:

— Помните ли вы нечто особое, что было у Боромира среди его снаряжения?

Фродо немного подумал, опасаясь попасть в ловушку и гадая, чем же может кончиться этот разговор. Он едва спас Кольцо от жестких рук Боромира, и как сделать это теперь среди стольких людей, воинственных и сильных, он не знал. Но в глубине сердца он чувствовал, что Фарамир, хоть и очень похожий на брата, был менее самоуверенным и в то же время более сдержанным и мудрым.

— Я помню, что у Боромира был рог, — ответил он наконец.

— Вы помните правильно. Похоже, что вы действительно видели его, — сказал Фарамир. — Тогда мысленно вы можете представить его себе — большой рог дикого быка с востока, украшенный серебром и исписанный древними рунами. Много поколений этим рогом владеет старший сын в моей семье. Говорят, что когда в него в беде затрубят в пределах Гондора, в его старых границах, звук рога не останется незамеченным.

За пять дней до начала этого похода или одиннадцать дней тому назад, примерно в этот же час дня, я услышал звук рога Боромира; он донесся с севера, но звучал очень глухо, как будто эхом в моем мозгу. Мы, мой отец и я, сочли это дурным предзнаменованием, потому что со времени ухода Боромира мы не имели от него никаких известий, и ни один наблюдатель на границах не сообщал о его возвращении. А на третью ночь после этого мне на долю выпало быть свидетелем другого, еще более странного явления.

Я сидел ночью у вод Андуина в серой тьме под бледной молодой луной, следя за вечно движущимся потоком; печально шуршали камыши. Мы всегда следим за берегом у Осгилиата: их частично удерживают наши враги и часто нападают оттуда на нас. Но в эту ночь все спало. И вот я увидел — или мне показалось, что я вижу, — лодку, плывущую по воде, сверкающей и серой, маленькую лодку необычного вида с высокой кормой. В лодке никого не было.

Благоговейный страх охватил меня. Но я встал и подошел к берегу и вошел в воду, меня что-то притягивало к лодке. Лодка повернула ко мне и проплыла мимо в пределах досягаемости, но я не осмеливался притронуться к ней. Она глубоко сидела в воде, как будто была тяжело нагружена; мне казалось, что она вся наполнена чистой водой, от которой исходило сияние; погруженный в эту воду, лежал спящий воин.

На коленях у него лежал сломанный меч… Я видел на войне множество ран. Это был Боромир, мой брат… Мертвый. Я узнал его одежду, его меч, его любимое лицо. Я не видел лишь одной вещи: его рога. А вот одну вещь я не знал: прекрасный пояс из нерасплетенных золотых листьев вокруг его талии.

— Боромир! — воскликнул я. — Где твой любимый рог? Куда ты, Боромир?

Но он уже ушел. Лодка повернула в течение и уплыла, сверкая, в ночь. Это было похоже на сон, но не было сном, потому что не было пробуждения. И я не сомневаюсь, что он мертв и что это он проплыл мимо меня по реке к морю.

— Увы! — сказал Фродо. — Это был действительно Боромир. Золотой пояс подарен ему в Лориене госпожой Галадриэль. Она же дала нам эту серую эльфийскую одежду, которую вы на нас видите. Эта брошь той же работы.

Он коснулся серебряного листа, скрепляющего его воротник у шеи.

Фарамир внимательно осмотрел брошь.

— Она прекрасна, — сказал он. — Да, это та же работа. Значит, вы проходили через Лориен? Лаурелиндоренан называли эту землю в старину, но уже давно люди ничего о ней не знают, — добавил он негромко, с удивлением взглянув на Фродо. — Теперь я понимаю, что в вас показалось мне странным. Не расскажете ли мне больше об этом? Смерть Боромира — горе, неутешительно думать, что он погиб на родной земле.

— Я не могу сказать больше того, что уже сказал, — ответил Фродо. — Хотя ваш рассказ вызывает во мне дурные предчувствия. Я думаю, что это было лишь видение, злое наваждение. Может быть, какая-нибудь уловка Врага. Я видел лица прекрасных воинов из страны, спящих под водой в мертвых болотах. Это, наверное, грязное дело Врага.

— Нет, это не так, — возразил Фарамир. — Его работа наполняет сердце отвращением; но мое сердце было полно горя и жалости.

— Но как это могло случиться на самом деле? — спросил Фродо. — Ни одна лодка не может преодолеть пороги после Тол Брандира; а Боромир предполагал вернуться домой через Энтвош и поля Рохана. Как же лодка могла преодолеть пенные пороги и не утонуть в омутах, хотя и с грузом?

— Не знаю, — сказал Фарамир. — Но откуда эта лодка?

— Из Лориена, — ответил Фродо. — В трех таких лодках мы спустились по Андуину до порогов. Они тоже эльфийской работы.

— Вы прошли через скрытую землю, но так и не осознали, похоже, ее могущества. Тот, кто имел дело с хозяйкой магии, живущей в золотом лесу должен ожидать удивительных происшествий на своем пути. Опасно для смертных проходить через эту землю, и мало кто из бывших там в старину оставался неизменным.

Боромир, о Боромир! — воскликнул он. — Ну что сказал она тебе, госпожа, которая бессмертна? Что она увидела? Что проснулось тогда в твоем сердце? Зачем пошел ты в Лаурелиндоренан, а не воспользовался обычной дорогой и прискакал домой утром на лошади Рохана?

Затем, снова повернувшись к Фродо, он заговорил спокойным голосом:

— Я думаю, Фродо, сын Дрого, вы можете ответить на некоторые из этих вопросов. Не здесь и не сейчас. А для того, чтобы вы не считали мое видение ложным, я расскажу еще вот что. Рог Боромира на самом деле вернулся. Рог вернулся, но он разбит надвое, как от удара меча или топора. И обломки по отдельности прибило к берегу: и один был найден в камышах, где скрывались стражники Гондора, на северной границе и ниже впадения Энтвоша. Другой был выловлен во время разлива реки.

И теперь рог старшего сына лежит двумя обломками на коленях Денетора, сидящего в своем высоком кресле в ожидании новостей. И вы ничего не можете рассказать мне о том, как был разбит этот рог?

— Нет, я не знаю об этом, — сказал Фродо. — Но день, в который вы слышали этот рог, если ваши подсчеты верны, был днем нашего расставания, когда я и мой слуга оставили товарищество. И теперь ваш рассказ наполняет меня ужасом. Ибо, если Боромир оказался в опасности и был убит, я боюсь, что и все остальные мои товарищи тоже погибли. А они были моими родственниками и друзьями.

Не отбросите ли вы ваши сомнения ко мне и не позволите ли мне идти? Я устал, полон печали и страха. Но я должен выполнить или попытаться выполнить свой долг до того, как буду убит. И если мы, двое невысокликов, и остались из всего товарищества, нам тем более нужно торопиться.

Возвращайтесь, Фарамир, доблестный капитан Гондора, и защищайте свой город, пока можете, и позвольте мне идти навстречу своей судьбе.

— Для меня наш разговор не утешителен, — сказал Фарамир, — но вы восприняли его более печально, чем следовало. Если только не появились жители Лориена, кто нарядил Боромира для погребения? Не орки и не слуги безымянного. Я думаю, кто-то из членов вашего товарищества еще жив.

Но что бы не произошло на северных берегах, в вас, Фродо, я не сомневаюсь больше. Если в эти трудные дни я научился судить о людях по их словам и лицам, думаю, что смогу судить и о невысокликах. Хотя, — тут он улыбнулся, — что-то есть в вас странное, Фродо, что-то эльфийское, может быть. Но у нас больше общего, чем я думал вначале. Я должен был бы отвести вас в Минас Тирит, чтобы вы отвечали перед лицом Денетора: иначе я могу принести беду собственному городу. Но я не стану принимать торопливого решения. Однако отсюда мы должны уходить немедленно.

Он вскочил на ноги и отдал несколько приказов. Немедленно люди, собравшиеся вокруг него, разбились на несколько групп и разошлись в разные стороны, быстро исчезнув среди деревьев и скал. Скоро с хоббитами остались лишь Маблунг и Дамрод.

— Вы, Фродо и Сэмвайс, пойдете со мной и с моими воинами, — сказал Фарамир. — Вы не можете идти одни по южной дороге, если такова ваша цель. Теперь в ближайшие дни она опасна, и за ней будут тщательно следить после нашего набега. И к тому же вы не уйдете сегодня далеко: вы устали. И мы тоже. Мы отправляемся в тайное убежище менее чем в десяти милях отсюда. Орки и шпионы Врага еще не обнаружили его, а даже если обнаружат, мы можем удержать его против целой армии. Там мы сможем отдохнуть, и вы с нами. Утром я приму решение, как поступить с вами.

Фродо ничего не оставалось делать, как выполнить эту просьбу или приказ. Это казалось наиболее разумным, особенно теперь, когда нападение людей Гондора сделало дальнейшее путешествие по Итилиену еще более опасным.

Они выступили немедленно: Маблунг с Дамродом немного впереди, а Фарамир с Фродо и Сэмом сзади. Обогнув тот край озера, где ранее хоббиты мылись, они пересекли ручей, поднялись по длинному отлогому склону и оказались в зеленой лесистой местности, тянувшейся вниз по течению и на запад. Идя так быстро, как только могли хоббиты, они разговаривали приглушенными голосами.

— Я прервал наш разговор не только потому, что время не ждет, — сказал Фарамир, — как напомнил мне мастер Сэмвайс, но также и потому, что мы подошли к вопросу, который лучше не обсуждать открыто в присутствии многих людей. Именно поэтому я прервал разговор о проклятии Исилдура и перевел его на брата. Вы не были вполне откровенны со мной, Фродо.

— Я не лгал и сказал всю правду, которую мог, — ответил Фродо.

— Я не порицаю вас, — сказал Фарамир. — И вы в трудном положении держались искусно и мудро, как мне кажется. Но я узнал из ваших слов или догадался о большем, чем вы сказали. Вы не были друзьями с Боромиром. У вас, да и у мастера Сэмвайса, я думаю, были какие-то огорчения. Я горячо любил своего брата и охотно отомстил бы за его смерть, но я хорошо знал его. Проклятие Исилдура — я догадываюсь, что проклятие Исилдура легло между вами вызвало раздор в вашем товариществе. Очевидно, это какое-то могущественное наследство, а такие вещи не приносят мир. Разве я не близок к истине?

— Близки, — ответил Фродо, — но не совсем. В нашем товариществе не было раздора, хотя и были сомнения — сомнения о том, каким путем идти дальше после Эмин Муила. Но древние сказания учат нас, что опасно говорить о таких вещах, как… Наследство.

— Так я и думал: ваши беспокойства были связаны с одним Боромиром. Он хотел доставить эту вещь в Минас Тирит. Увы! Какая злая судьба запечатала уста вам, который последним видел его, и скрыла от меня то, что я жажду знать: что было в мыслях его и в сердце в последние часы. Допустил ли он ошибку или нет, в одном я уверен: он умер хорошо, защищая доброе дело. Лицо у него было прекрасней, чем в жизни.

Но, Фродо, я очень настойчиво расспрашивал вас о проклятии Исилдура. Простите меня! Это было неразумно в таком месте и в такое время. Я не подумал. У нас была жестокая битва, и она еще заполняла мои мысли. Но уже когда я говорил с вами, я начал задумываться и поэтому сознательно увел разговор в сторону. Вы должны знать, что среди правителей города сохраняются некоторые старинные предания, которые другим неизвестны. Мы, наш дом, не происходим по прямой линии от Элендила, хотя в нас и есть кровь Нуменора. Но мы происходим от Мардила, королевского наместника, который правил страной, когда король отправлялся на войну. Королем был Ернур, последний и бездетный представитель линии Анариона, и он не вернулся. И с тех пор городом правит наместник, хотя сменилось уже много поколений.

И я вспомнил, что когда мы с Боромиром мальчиками узнали правду о своих отцах и истории города, его всегда раздражало, что его отец не король. «Сколько столетий нужно, чтобы наместник стал королем, если король не возвращается?» — спрашивал он. «… Вероятно, меньше лет в других местах с меньшей верностью, — отвечал мой отец. — А в Гондоре недостаточно будет и десяти тысяч лет». Увы! Бедный Боромир. Разве это не говорит вам кое-что о нем?

— Говорит, — сказал Фродо. — Но он всегда относился к Арагорну с уважением.

— Не сомневаюсь в этом, — сказал Фарамир. — Если он поверил в утверждение Арагорна, как вы говорите, он глубоко уважал бы его. Но ведь крайний случай еще не настал. Они не достигли еще Минас Тирита и не стали соперниками в войне.

Но я отклоняюсь. Мы в доме Денетора знаем много преданий, и еще больше скрывается в наших сокровищницах: книги, свитки древнего пергамента, надписи на камне, на золотых и серебряных листах. И многие надписи сделаны неизвестными письменами, и читать их невозможно. Многие свитки никогда не разворачивались. Я немного могу читать их, потому что учился… Именно эти записи привели к нам серого пилигрима. Впервые я увидел его, когда был еще ребенком, и с тех пор он два или три раза был у нас.

— Серый пилигрим? — переспросил Фродо. — У него было имя?

— Мы называли его Митрандиром, на манер эльфов, — сказал Фарамир, — и он был удовлетворен этим. — «У меня много имен в разных странах, — говорил он. — Митрандиром я зовусь среди эльфов, Таркуном — среди гномов; на западе, в дни моей юности, теперь забытые, я назывался Олорином, на юге меня хорошо помнят, как Инкануса, на север — Гэндальфом, а на востоке я не бываю».

— Гэндальф! — воскликнул Фродо. — Я так и думал, что это он. Гэндальф Серый, лучший из советчиков. Вождь нашего товарищества. Он погиб в Мории.

— Митрандир погиб! — сказал Фарамир. — Злая судьба, кажется, преследует ваше товарищество. Трудно поверить, что обладатель такой великой мудрости и могущества — много удивительных дел совершил он меж нами — погиб. Вы уверены в том, что он действительно погиб, а не ушел от вас куда-нибудь?

— Увы, да! — сказал Фродо. — Я видел, как он упал в бездну.

— Я чувствую здесь ужасный рассказ, — сказал Фарамир, — и, может, вы поведаете мне его вечером. Этот Митрандир был, как я теперь догадываюсь, не просто знатоком древних легенд; он был могучим двигателем деяний, свершающихся в наши дни. Если бы он был среди нас, он смог бы нам объяснить слова из нашего сна, и нам не нужно было бы посылать вестника. Но, может, он не смог бы сделать это, и судьба Боромира была предначертана. Митрандир никогда не говорил нам о том, что будет, и не открывал свои цели. Он получил разрешение Денетора — как, я не знаю, — искать тайны в нашей сокровищнице, и я немного узнал от него когда он склонен был учить меня (это случалось так редко). Он разыскивал сведения и расспрашивал обо всем, что касалось великой битвы у Дагорлада при основании Гондора, когда был свергнут он, тот, кого мы не называем по имени. И он особенно интересовался Исилдуром, хотя о нем мы меньше могли рассказать: никто из нас не знал ничего определенного о его конце.

Голос Фарамира перешел в шепот:

— Но я узнал кое-что, и с тех пор хранил эту тайну в моем сердце: Исилдур снял что-то с руки неназываемого и ушел из Гондора, а после этого его не видел никто из смертных. Именно это что-то и интересовало Гэндальфа больше всего. Но, казалось, эта история касается лишь любителей древних преданий. Потом, когда мы обсуждали значение загадочных слов из нашего сна, впервые я подумал: может быть, проклятие Исилдура и есть та самая вещь. Ибо Исилдур попал в засаду и был убит орочьей стрелой, в соответствии с единственной известной нам легендой, а Митрандир никогда не рассказывал мне больше.

Я не могу догадаться, что это была за вещь: вероятно, наследие великой власти и опасности. Страшное оружие, может быть, изобретенное Повелителем Тьмы. Если эта вещь дает преимущества в битве, я легко могу поверить, что Боромир, гордый и бесстрашны, часто безрассудный, всегда стремящийся к победе Минас Тирита (и тем самым к собственной славе), мог пожелать для себя эту вещь, мог быть искушен ею. Какая жалость, что именно он отправился с таким поручением! Я был бы избран для этого отцом и старейшинами, но он выступил вперед и заявил, что как старший и более твердый, берет это дело на себя.

Но не бойтесь больше! Я не взял бы эту вещь, даже если бы она лежала на дороге. Даже если бы Минас Тирит лежал в руинах, я не взял бы оружие Повелителя Тьмы для его спасения. Нет, я не хочу такого триумфа, Фродо, сын Дрого.

— Этого не хотел совет, — заметил Фродо. — Не хочу и я. Я вообще не хотел иметь дело с такими вещами.

— Что касается меня, — продолжал Фарамир далее, — я хотел бы увидеть белое дерево в цвету во дворе королей, и возвращение серебряной короны, и Минас Тирит в мире — Минас Анор старины, полный света, высокий и прекрасный, прекрасный как королева меж других королев: не как госпожа среди множества рабов, нет, даже не как добрая хозяйка добровольных рабов. Война должна существовать, поскольку мы должны защищать свои жизни против разрушителя, который стремится поглотить все; я не люблю яркий меч за его остроту, стрелу — за ее быстроту, а воина — за его славу. Я люблю лишь то, что они защищают: город людей Нуменора, его древность, его воспоминания и его красоту и мудрость.

Поэтому не бойтесь больше. Я не прошу вас рассказывать мне о чем-то. Я даже не прошу сказать, близок ли я в своих догадках к истине. Но если вы поверите мне, то я, может быть, сумею дать вам совет и даже помочь вам.

Фродо не отвечал. Он боролся со своим желанием помощи и совета, со стремлением рассказать этому справедливому молодому человеку, чьи слова казались такими мудрыми и прекрасными, рассказать все, что было в его мозгу. Но что-то удерживало его. На сердце у него было тяжело от страха и печали: если он и Сэм остались одни, что казалось вероятным, из девяти путников, значит, он один отвечает за сохранность тайны их дела. Лучше незаслуженное недоверие, чем торопливые слова. И воспоминание о Боромире, об опасной перемене, вызванной в нем искушением Кольца, было живо в его мозгу, когда он смотрел на Фарамира и слушал его голос: они были не похожи друг на друга и в то же время так похожи.

Некоторое время они шли в молчании, проходя, как серые и зеленые тени, под старыми деревьями, ноги их не производили шума; над ними пели птицы, солнце отражалось в полированной поверхности темных листьев вечнозеленых лесов Итилиена.

Сэм не принимал участия в разговоре, хотя слушал внимательно; в то же время его острые хоббичьи уши вслушивались во все негромкие звуки лесистой местности вокруг них. Он заметил, что во всем разговоре ни разу не возникло имя Горлума. Он был рад этому, хотя чувствовал, что не следует надеяться на то, что он никогда не услышит его снова. Вскоре он убедился в том, что хотя они шли одни, вокруг них передвигалось множество людей, не только Дамрод и Маблунг, шедшие впереди них на расстоянии полета стрелы, но и другие люди со всех сторон; все они скрытно пробирались к какому-то тайному месту.

Однажды, неожиданно оглянувшись, как бы почувствовав чей-то взгляд, Сэм подумал, что уловил перемещение маленькой темной фигурки, скользнувшей за дерево. Он открыл рот, чтобы заговорить, и закрыл его снова. «Я в этом не уверен, — сказал он себе, — почему же я должен напоминать о старом негодяе, если они предпочитают забыть о нем? Я и сам хочу забыть о нем!»

Так они шли, пока деревья не стали реже и местность начала круто спускаться. Тогда они снова повернули, на этот раз направо, и вскоре подошли к небольшой речке — это был тот же ручей, что вытекал из круглого озера, но теперь он так быстро прыгал с камня на камень по уступам своего русла, затененного ветвями падуба и бука. На западе внизу в дымке виднелись низины и широкие луга, а дальше широкий Андуин отражал заходящее солнце.

— Увы! Здесь я должен поступить с вами невежливо, — сказал Фарамир. — Надеюсь, вы простите того, кто вынужден быть невежливым, иначе вас пришлось бы убить. По строжайшему приказу никто, кроме наших воинов, не должен видеть тропу, по которой мы пойдем. Я должен завязать вам глаза.

— Как хотите, — ответил Фродо. — Даже эльфы поступают также при необходимости, и мы с завязанными глазами пересекли границу прекрасного Лориена. Гном Гимли был этим недоволен, но хоббиты отнеслись спокойно.

— Место, куда я вас отведу, не так прекрасно, — сказал Фарамир. — Но я рад, что вы добровольно позволите завязать вам глаза и нам не нужно будет применять силу.

Он тихонько позвал, и немедленно из-за дерева показались Маблунг и Дамрод.

— Завяжите глаза нашим гостям, — сказал Фарамир. — Тщательно, но так, чтобы не причинять им неудобства. Не завязывайте им руки. Они дают слово, что не попытаются увидеть что-нибудь. Я мог бы поверить им и не завязывать глаза — они могут пообещать идти с закрытыми глазами — но если он споткнуться, у них могут непроизвольно открыться глаза. Ведите их так, чтобы они не спотыкались.

Охранники зелеными шарфами завязали хоббитам глаза и надвинули капюшоны чуть ли не до рта: потом взяли каждого за руки и быстро повели вперед. Все, что узнали Сэм и Фродо об этой последней мили их пути, было лишь догадками. Через некоторое время они почувствовали, что тропа круто спускается; вскоре она стала такой узкой, что они шли цепочкой, задевая за каменные стены с обеих сторон; охранники шли сзади и направляли их движения, положив руки им на плечи. Иногда тропа немного поднималась и становилась неровной, потом продолжала спускаться. Шум воды все время раздавался справа от них и становился все громче. Наконец они остановились. Маблунг и Дамрод быстро обернули хоббитов несколько раз, и они совершенно утратили представление о направлении. Они еще немного поднялись наверх: здесь стало холоднее, и шум воды немного ослабел. Потом их подняли и понесли вниз по длинной лестнице со множеством ступеней и несколькими поворотами. Неожиданно они снова услышали шум воды, на этот раз громкий, булькающий и журчащий. Он доносился отовсюду, и они почувствовали на щеках и руках брызги. Их снова поставили на ноги. Несколько мгновений они стояли, полуиспуганные, с завязанными глазами, не зная, где они; никто не произнес ни слова.

Наконец поблизости раздался голос Фарамира:

— Развяжите им глаза!

Капюшоны с них сдернули, шарфы сняли, и хоббиты, мигая, осмотрелись.

Они стояли на влажной поверхности полированного камня перед грубо высеченными воротами в скале, открывавшимися в темное пространство. Перед ними висела тонкая водяная занавеска, так близко, что Фродо мог коснуться ее рукой. Она смотрела на запад. За ней было видно садящееся солнце и его красный цвет преломлялся на множество разноцветных лучей в воде. Они как будто стояли перед окном башни, занавешенным нитями жемчуга, серебра, золота, рубина, сапфира и аметиста, горевшими негасимым огнем.