Марина притормозила, опустила стекло, поинтересовалась: как проехать к дому Лихоедовых?

Жительница склонила голову к правому плечу, и воззрилась столь изумленно, словно ее попросили коротенечко, в двух словах, изложить суть специальной теории относительности.

Марина повторила вопрос, причем на удивление ровным тоном, ни следа раздражения в голосе.

Жительница склонила голову к другому плечу, и отражавшиеся на лице раздумья явно стали еще более напряженными.

«Может, немая или слабая на голову?» – подумал Кирилл. Пьют в медвежьих углах по-черному, и детки на свет появляются с самыми разными отклонениями.

Однако девчонка тут же опровергла его измышления.

– Так вон же! – указала на дом, до которого «пятерка» не доехала буквально полсотни метров. Захихикала и унеслась куда-то вприпрыжку – наверное, рассказать подружкам про городских дурачков, в упор не замечающих дом Лихоедовых.

Кирилл отметил, что искомый дом, как и некоторые другие из виденных в Загривье, украшен сразу двумя антеннами, поднятыми на высоченных еловых жердинах. Одна явно самодельная, слаженная из двух непонятных металлических деталей: здоровенных пластин с большими круглыми отверстиями. Вторая фабричная, но тоже несколько непривычного вида, с торчащими во все стороны металлическими штырьками.

...Очередной загривчанин (загривец?), встреченный уже на лихоедовском подворье, тоже оказался ребенком – мальчиком лет пяти-шести. (Значит, не такая уж здесь унылая жизнь, мельком подумал Кирилл, не только старичье доживает век, хватает и молодых, и рожают достаточно активно...)

Наружностью мальчонка обладал самой ангельской.

Конечно, встречи с ангелами наукой достоверно не зафиксированы, и внешность их мало кому известна. Но именно такими когда-то давно изображали (а ныне вновь начали изображать) ангелочков на рождественских и пасхальных открытках: младенческая пухлость щек, вьющиеся белокурые кудри, невинный взгляд ясных-ясных глаз. Лишь крылышки – всенепременный атрибут с тех же открыток – у загривского херувимчика еще не прорезались.

Зато чудесное дитя явно отличалось ангельским трудолюбием и желанием помочь родителям: пристраивало на большой чурбак что-то, показавшееся Кириллу деревянной чуркой. Рядом лежал топор. Вернее, колун с потемневшей ручкой, обмотанной на конце синей изолентой.

Ни дать, ни взять сюжет для нравоучительного рассказца в детскую хрестоматию: утомленные страдой отец с матерью еще спят, а любящий сынок колет дровишки для самовара – попотчевать проснувшихся родителей свежим горячим чаем.

– Ма-а-альчик! – протянула Марина неприятным, каким-то скрипучим голосом. – Немедленно отойди от этой гадости!

Кирилл удивился. Но тут же все понял. Разглядел, ЧТО именно лежало на чурбаке. ЭТО и раньше находилось в поле зрения, но мозг отчего-то не воспринимал, не осознавал увиденное – слишком уж оно не вписывалось в нарисованную воображением благостную картинку.

На неровной, иссеченной многими ударами топора деревянной поверхности лежала крыса.

Дохлая крыса...

Здоровенная – мордочка касалась края чурбака, кончик хвоста свешивался с противоположного. Голова у грызуна была неправильной, сплющенной формы – и причина того сомнений не вызывала: неподалеку валялась крысоловка.

Самая простая, без затей, крысоловка. Скоба, мощная пружина, сторожок и дощечка-основание. Последняя деталь вся в бурых пятнах – наверняка немудреное устройство прикончило многих представителей хвостатого племени.

Чудесное дитя, никак не реагируя на присутствие чужаков, внесло легкую правку в свой натюрморт – чуть изогнувшийся голый крысиный хвост лежал теперь идеально ровно.

– Мальчик! Слышишь меня?!! – чуть ли не завопила Марина.

Ангелочек, без сомнения, слышал – взглянул на нее бездонными, небесно-голубыми глазами. И с видимой натугой поднял колун на уровень груди.

– Ты... – Марина осеклась.

Колун опустился с глухим стуком.

Был он совершенно тупой, предназначенный не рассекать что-либо, но лишь раскалывать дрова. Да и силенок у мальчика не хватало на полноценный замах.

Металлический клин, угодивший ровно по середине крысиной спинки, не разрубил грызуна пополам – смял, сплющил, вдавил в дерево, ломая косточки... Кирилл отлично видел, как дернулись вверх задние лапки и хвост, передняя часть тоже дернулась, при этом из крысиной пасти вылетело, выплеснулось что-то мерзкое, тягучее, буро-красное...

Желудок отреагировал мгновенно, без всяких предупреждающих позывов. Кирилл чудом успел согнуться – хлынувшие наружу остатки завтрака все же не попали на одежду.

Он с ужасом глядел на кроваво-бурое отвратительное пятно у себя под ногами.

Кровь...

Кровь?!

Тут же вспомнил: сок, проклятый томатный сок, в жизни больше не возьмет его в рот...

Он понял, как смотрелся сейчас со стороны – точь-в-точь как та крыса, даже цвет выплеснутого очень похож, словно и ему, Кириллу, с хрустом опустилось на спину крушащее железо... Словно это он лежал на иссеченной плахе. Спина немедленно откликнулась тягучей болью – психосоматика чистой воды. Желудок тоже не остался в стороне, жесточайшие спазмы не прекращались...

Ангелочку, похоже, были не в диковинку блюющие неподалеку незнакомцы. Тюк! Тюк! Тюк! – работа колуна не прекращалась.

Марина что-то крикнула – смысл слов скользнул мимо сознания Кирилла, потом крикнула что-то еще, потом мерное тюканье смолкло.

Кирилл наконец сумел разогнуться. С губ свисала липко-тягучая нить слюны, смешанной с чем-то гнусным, он смахнул – тут же прилипла к пальцам, он тряхнул рукой, не помогло, взмахнул резко, яростно, – и эта гнусь улетела не куда-нибудь, а ровнехонько на его джинсы... Он мысленно взвыл, представив, каким идиотом выглядит.

Взгляд Кирилла – помимо его воли – скользнул к чурбаку. И тотчас же отдернулся. Нет уж, ни к чему рассматривать месиво, в которое превратилось крыса, хватит на сегодня тошнотворных зрелищ...

Марина застыла с колуном в руках – отобрала у юного дератизатора. И если кто-нибудь заглянет сейчас во двор Лихоедовых, наверняка решит: именно эта молодая симпатичная женщина – автор лежащего на чурбаке непотребства. Ибо заподозрить ангелоподобное создание в подобных развлечениях решительно невозможно.

– Зачем?! – спросил Кирилл у мальчика. И, уже спросив, понял, – ответ услышать не хочется. Не интересно, и всё тут.

– Так ведь родительский день завтра, – произнес малыш так, будто это заявление полностью оправдывало его странное, мягко выражаясь, занятие.

Произнес самым ангельским голоском.

Триада четвертая

Особенности национальной резьбы по дереву

1

Хозяина они не застали дома.

Антонина Лихоедова (представившаяся, впрочем, как Тоня) была дородной женщиной лет так... честно говоря, Кирилл затруднился определить ее возраст. В лучшем случае приблизительный диапазон: от тридцати до сорока с небольшим. Встречаются такие безвозрастные пухляночки – жирок растягивает кожу, сглаживает первые морщинки, куда как заметные у более худощавых сверстниц.

– Так ведь нет его... – несколько смутно ответила Антонина на вопрос о муже.

– Уехал?! – чуть не хором ахнули Кирилл и Марина.

Договориться с хранителем ключей им было не так-то просто: в телефонном разговоре Трофим Лихоедов настоял на их приезде именно в этот уик-энд, не раньше и не позже. Поскольку работает он не здесь, а на выезде (кем именно работает, Кирилл не разобрал, слышимость оказалось паршивенькая). В общем, позже его, Трофима, две недели не будет в Загривье. А ключи он никому не оставит, потому как своим карманом отвечает за дом и все в нем имеющееся, так вот.

Они переверстали кое-какие свои планы – приехали точно в назначенный срок. И вот вам...

– Так нет же... – Антонина засмеялась, развеселившись от непонятливости приезжих. – Куда ж уедет, коли договорено? За домом сам-то, на выгоне, – слышите, топором стучит? Щас Юрка сгоняю...

Она вытерла руки полотенцем – Кирилл и Марина застали хозяйку за раскатыванием теста; вышла в сени, гаркнула Юрку, чтоб единым духом бежал за отцом, покупатели приехали, дескать.

– Так что погодите чуток, – сказала Антонина, вернувшись и к гостям, и к своему тесту. – Придет...

Надо понимать, ангелоподобного юного натуралиста звали Юрой. Кирилл хотел было поинтересоваться у хозяйки, знает ли она об увлечениях сына, но раздумал. Может, у них в доме экологическая катастрофа случилась – массовое нашествие крыс. Сгрызли все продукты и, оголодав, на людей бросаются...

Спросил он о другом:

– Скажите, а у мужа вашего какой оператор мобильной связи?

Антонина уставилась изумленно, словно слышала такие слова впервые в жизни.

Кирилл попытался объяснить:

– По телефону мы ему звонили, на сотовый номер...

– А-а-а... – Антонина разулыбалась. – Так ведь это ж... Откуда ж у нас сотовым-то? Не работают тута у городских, кто приедет... Приема нету.

Теперь изумился уже Кирилл, но ненадолго. Как тут же выяснилось, беседовал с ним хозяин по радиотелефону «Алтай» – Антонина указала на помянутое устройство, стоявшее в углу на отдельном, наверняка специально для него сколоченном столике.

Да уж, мобильным этот телефон никак не назовешь... Два серых металлических ящика внушительных размеров, на одном из них сбоку подвешена пластмассовая трубка – когда-то белая, ныне пожелтевшая. Кирилл смутно помнил, что давным-давно, во времена его детства, подобные системы стояли в машинах такси, в те годы сплошь государственных. Лишь второго, большего, ящика в тех «волгах» с шашечками и зеленым глазком не было, – в нем наверняка трансформатор, позволяющий работать от сети, а не от автомобильного аккумулятора.

М-да... чудо советской техники. Дизайн и эргономика тут плачут горькими слезами, однако же – функционирует! Хотя по виду никак не младше хозяйки... Кирилл сильно сомневался, что с помощью его навороченного мобильника спустя тридцать лет удастся куда-нибудь дозвониться.

Ну что же, назначение вторых антенн над некоторыми загривскими крышами выяснилось. Заодно выяснилось, что они, приезжая сюда, останутся без связи – где теперь купишь такой антиквариат?

– Так и не надо ж покупать... – обнадежила Антонина. – В конторе напрокат возьмете, в Сланцах-то. Уж не помню, как там она зовется, да найдете легко – дом серый, бетонный, аккурат под вышкой телевизорной. Залог оставите, да еще сорок целковых каждый месяц – и звон<И>те себе на здоровье.

Кирилл взглянул на часы и понял – обещанный «чуток» несколько затянулся. Или юный любитель природы имел о термине «единым духом» своеобразное представление, или решил по пути за отцом исполнить какое-нибудь неотложное дело. Проверить крысоловки, например.

– Так сами ж и сход<И>те, – предложила хозяйка. – Недалеко ж, за дом пройдете, так и увидите... А Юрок у меня и впрямь такой... задумчивый. Увидит чего, рот разинет, все из головы вон. Сходите, а то мне от теста никак...

Делать нечего – они самостоятельно двинулись на поиски.

Обходя дом, Кирилл удивленно присвистнул:

– Вот это да... Любопытный мотивчик в орнаменте...

Марина взглянула на массивный деревянный ставень. Сегодня они видели в Загривье много резьбы по дереву: на каждой двери фигурные наличники, на всех окнах жилых домов – распахнутые резные ставни, на нежилых – плотно затворенные. Но в деталях образчик художественного народного промысла разглядеть удалось впервые.

Орнамент и вправду был неординарным – затейливо сплетенные правосторонние свастики.

2

«В лесу раздавался топор дровосека...» – вспомнил Кирилл школьную классику. Ну-ну, а на лугу корова раздавалась, а в кустах – соловей. Надо ж так написать, и никто не закричал ведь: графомания! Классики что за ересь ни сочинят, все хорошо...

На самом деле топор раздавался не в лесу – на задах лихоедовского участка. Но раздавался...

Трофим Лихоедов внешне был полной противоположностью своей супруге – невеликого росточка, худощавый, движения быстрые, несколько суетливые. И речь такая же, никакого сравнения с плавной напевностью фраз Антонины, – словно опасался, что перебьют, не дадут договорить. Но одно сходство имелось: лексические конструкции и у мужа, и у жены в большинстве своем начинались всенепременным «так». Не то особенность эта свойственна всему местному населению, не то лишь семейству Лихоедовых...

– Так это ж, щас и пойдем, что тянуть-то... – Трофим воткнул небольшой плотницкий топорик прямо в деревянное сооружение, над которой работал.

Рукоять топорика, как и у его родственника-колуна, тоже оказалась обмотана синей изолентой, очевидно, в видах большей ухватистости. Причем не абы как – судя по всему, сначала Трофим обернул дерево неплотными витками старой веревки – получились выемки под пальцы. Странно... Отчего-то Кирилл никогда прежде не видел подобных усовершенствований.

Предназначение объекта лихоедовских трудов тоже осталось загадкой: небрежно обтесанное бревно, а к нему Трофим приколачивал под углом деревянный щит из толстых нестуганых досок. Неподалеку лежало вторая аналогичная конструкция, законченная.

Спросить прямо: что, мол, это такое? – Кирилл постеснялся, и без того выглядят полными профанами в деревенских делах. Но почему-то у него мелькнула мысль о баскетболе: любящий папаша приколотит к щитам обручи от старого бочонка, обтянутые картофельной сеткой, вкопает столбы здесь, на лужайке, – а Юрочек-ангелочек будет тренироваться в метких и дальних бросках, используя вместо мячика раздувшийся крысиный труп...

«Вот ведь паршивец малолетний!» – разозлился Кирилл. На весь день впечатление оставил, про что ни подумаешь, мысли все равно на крыс сворачивают...

– Далеко идти? – спросила Марина. – Может, быстрее доехать?

– Так нет же, за три дома всего, дольше в машину залезать да вылазить, опосля, как посмотрим, так уж и отгоните, не боитесь, свои тута все, не тронут, – протараторил Трофим на одном дыхании. Перевел дух и продолжил:

– Так отсюда и пойдем, напрямки, задочками, ключи вот у меня при себе, поджидал вас как-никак, гостей дорогих, – он хлопнул по карману своей рабочей спецовки, где и впрямь что-то глухо звякнуло. И широко улыбнулся, очевидно желая продемонстрировать радушное гостеприимство. Вот этого ему как раз делать не стоило. Зубы у Лихоедова оказались хуже некуда – гнилые, потемневшие, трех или четырех не хватало, – и улыбка произвела впечатление, далекое от запланированного.

С чего это вдруг мы ему стали «дорогие»? – мелькнуло у Кирилла. Прикатили, от работы оторвали...

Не иначе как хозяин посулил соседу за труды процент от стоимости проданного дома.

3

Недвижимость, на осмотр которой шагала по истоптанной скотом луговине их троица, и в самом деле располагалась через три дома от подворья Лихоедовых.

Однако идти, вопреки уверениям Трофима, пришлось изрядно. Домов-то три, да участков пять. Правда, на двух из них остались лишь пепелища с закопченными русскими печами, сиротливо вытянувшими трубы к небу. Кирилл вспомнил, что въезжая в Загривье, они уже видели старое, заросшее лопухами пожарище. Или даже два... Не многовато ли тут пожаров случается?

– Так горят, – пожал плечами Лихоедов в ответ на прямой вопрос, – почитай, что ни лето, так полыхает, в прошлом годе, правда, Бог миловал. Без хозяев-то стоят, без пригляда, молния вдарит – так пока еще соседи увидят, что загорелось... А грозы у нас... О-о-о! Во всей округе самые знатные!

Он даже остановился, поднял палец многозначительным жестом, – чтобы Кирилл и Марина в полной мере оценили, какие знаменитые на весь район случаются над Загривьем грозы.

Затем вновь пошагал, продолжая тараторить без умолку:

– Так ведь даже с самой Москвы наука приезжала, лет уж десять тому, вон, на гриве прибо-о-о-ров всяких понатыкали, а-но-ма-ли-ю, значит, изучали. Вот ведь дармоеды, а? Путёвым бы чем занялись за денежки-то народные...

Неизвестно, как именно провинилась перед Трофимом та давняя экспедиция. Может, тем, что у него никто из «науки» не остановился на постой, лишив дополнительного приработка, может еще чем... Но весь оставшийся путь он продолжал ругать дармоедов-ученых. И закончил обвинительную речь несколько странным пассажем:

– Так вот жаль, что тока в августе прикатили, а то была бы им а-но-ма-лия, захребетникам...

Но Марина и Кирилл не обратили внимания на странную фразу, – внимательно вглядывались в дом, являвшийся целью их похода, оставалось до него не более сотни шагов.

Тогда не обратили...

...Что ни говори, агент по продаже недвижимости из Трофима получился бы никудышный. И провел он Марину с Кириллом пусть и самой ближней дорогой, но дом они увидели с невыигрышного ракурса.

Понятно это стало, лишь когда они обошли вокруг и оценили вид с улицы.

Дело в том, что Загривье не располагалось на ровной, как стол, местности, —холмы чередовались с низинками. «Их» дом как раз и стоял на склоне одного из таких взгорков. Фундамент – сложенный, как и все здесь, из дикого камня, с задней стороны был невысок – по колено, не больше. Со стороны же улицы – значительно выше человеческого роста. В результате строение, показавшееся при подходе приземистым и неказистым, разительно преобразилось, стоило сменить точку наблюдения: прямо-таки устремленные к небесам хоромы...

Как ни странно, дом выглядел жилым, в отличие от других, пустовавших в Загривье. Ни следа обветшалости, заброшенности. И окна не закрыты ставнями. Они, ставни, отчего-то вообще здесь отсутствовали.

Обидно...

Кирилл уже предвкушал, что тоже станет владельцем этакого резного чуда. Ну да ладно, если все сложится, – закажут у кого-нибудь из местных умельцев. Но желательно без свастик. Нет, понятно, что этот распространенный у древних славян символ появился задолго до бесноватого фюрера и его коричневой мрази, но все равно как-то неприятно жить в доме с такими украшениями...

А вот участок и в самом деле производил впечатление заброшенного, причем заброшенного много лет назад – наверное, за год-два такой густой, стеной стоящий бурьян не нарастет.

Любопытно... Хозяйство осталось без владельца давненько – а наследник решил продать лишь этим летом, не раньше и не позже. Почему? Потребовались деньги? Отчего тогда запросил столь смешную цену?

Впрочем, неважно. Можно считать, что им повезло. Попросту повезло.

Они поднялись на обширное высоченное крыльцо, Кирилл зачем-то сосчитал ступени, оказалось их шестнадцать...

Трофим ковырялся ключом в огромном навесном замке, что-то бурча себе под нос. Внизу, в углу двери, была врезана другая дверца, крохотная, с подпружиненной петлей – очевидно, чтобы кошка могла приходить-уходить самостоятельно, не выстужая дом. Как выяснилось позже, подобными устройствами были оборудованы и черный ход, и дверь, ведущая из сеней во внутренние помещения. Заколочу, подумал Кирилл.

Марина прошептала тихонько:

– Ты только посмотри...

Вид с крыльца действительно открывался шикарный – почти вся деревня как на ладони, и поля, и дальний лес...

Похоже, бывший хозяин с умыслом посадил плодовые деревья так, чтобы не закрывали перспективу. И поставил здесь, на крыльце, добротно слаженную лавочку – посидеть, отдохнуть, полюбоваться окрестностями.

Замок поддался наконец усилиям Трофима, он распахнул дверь, шагнул внутрь, продолжая бурчать что-то неразборчивое.

А Марина положила мужу руки на плечи, заглянула в глаза:

– Кира, я хочу здесь жить!

И впилась в губы долгим поцелуем.

Ключ второй

ЧТО ВЫНАШИВАЕТСЯ В УТРОБЕ

Триада пятая

Хорошо иметь домик в деревне

1

– Так конечно ж, Тонька-то тута аж три дня прибиралась, – сказал Трофим с гордостью. – А то как же – вы приедете, а тута пыль до колена, да паутина по углам? Так и я ж руку приложил, вон, пробки вкрутил, – он щелкнул выключателем, настольная лампа загорелась. – Бак опять же накачал, бак тута знатный, на полкуб<А>, с нержавейки, горячей воды тока нет, говорили ж Викентию: ставь бачок в печку на полсотни литров, будешь как кум королю, сват министру, Никита-печник занедорого совсем ставил, он всё собирался, собирался, да прособирался, помер, а потом и сам Никита помер-то, прошлым годом...

Антонина потрудилась здесь на славу. Нигде ни пылинки, ни соринки, посуда в сушилке-«ленивке» сверкает, заново вымытая. Марина прошла в горницу, откинула край покрывала с большой двуспальной кровати – белье хрусткое, свежевыстиранное. Кирилл остался в соседнем помещении, совмещавшем функции кухни и столовой, крутанул кран, вода забарабанила в эмалированную раковину. Цивилизация, однако... Он-то ожидал увидеть какой-нибудь антикварный рукомойник, на носик которого приходится нажимать намыленными руками...

– Так хорошая вода, вкусная, – пояснил Лихоедов, – добрый колодец был у Викентия, правда, застоялся малехо, но я ж кубов пять выкачал, да и всё путем... Вон тама унитаз даже стоит, – он кивнул на неприметную дверь, – все как в городе, тока вот канализации нету, все в яму текёт, хошь не хошь вычерпывать раз в год надо. Ну да коли деньги водятся – плати тыщу, сенизаторы со Сланцев прикатят, сами всё и выкачают...

Видимо, наследник не стал забирать абсолютно ничего из вещей умершего Викентия. Оно и понятно: например, старый черно-белый телевизор «Темп» разве продашь? Лет через семьдесят, возможно, коллекционеры будут платить бешеные деньги за такие уцелевшие раритеты. Но не сейчас...

Холодильник – ЗИЛ с закругленными очертаниями и торчащей из корпуса массивной ручкой-рычагом – помнил еще более древние времена. Шестидесятые годы, когда мало кто из советских граждан жил в отдельных квартирах – в ручку встроен замок, дабы соседи по коммунальной кухне не подворовывали продукты и не подливали в суп чернила.

Холодильников, кстати, здесь имелось целых три: помимо упомянутого ЗИЛа, в обширной кладовке стоял еще один, неизвестной модели: металлические буквы названия оторваны с передней панели. И третий, в сенях, – «Самарканд» несколько более современного вида.

– Так что все три на ходу, без обману, – Трофим воткнул штепсель «Самарканда» в розетку – холодильник заработал шумно, завибрировал, да что там – просто-напросто затрясся, словно в честь пробуждения от долгого-долгого сна собрался немедленно пуститься в пляс на своих крохотных винтовых ножках... – однако передумал и несколько поутих. Лихоедов широким жестом распахнул дверцу – лампочка исправно загорелась, осветив белое пластиковое нутро. Полки там отсутствовали, равно как и пластмассовая дверца на морозильной камере.

– Так этот вот весь одна морозилка сплошная и есть, – пояснил Лихоедов в ответ на вопрос Марины. – Если, значит, свинью забить, али другую животину, – разве ж сюды всё впихнешь? – Он щелкнул пальцем по кожуху камеры. – А так мороз на всю нутренность...

Кирилл удивился было – ему почему-то казалось, что крестьяне режут скот поздней осенью, либо в начале зимы, как раз во избежание подобных проблем. Хотя какие нынче зимы, смех один в сравнении со старыми временами, – плюс пять и дождичек под Новый год никого уже не удивляют... Вот и подорвало глобальное потепление климата традиционный уклад деревенской жизни.

– Так-то всё путём, телевизор тока вот не фурычит, – вздохнул Трофим. – Я врубил – шипит, ничего не кажет... Сломался, али с антенной чего... Ну да беда небольшая, что вам та рухлядь, новый с городу привезете.

На этом он счел свои обязанности гида-экскурсовода законченными. Спросил:

– Так это... когда обратно-то вы?

Кирилл переглянулся с женой. Ответила глава семейства (Марина, разумеется):

– Завтра, в воскресенье. После обеда, до вечера оставаться не станем. Кирюше в понедельник на работу.

– А-а-а... – неопределенно протянул Трофим. И брякнул на обеденный стол связку ключей. – Так уж сами разберетесь, какой от бани, какой от сарая... На возвратном пути заедете, отдадите. Ну а ежли глянется хозяйство, с Николаем-то сланцевским сами дальше разговоры ведите, а я свою службу справил... Пойду, делов сёдня навалом. Родительский день как-никак завтра.

Кирилл слегка удивился. Он ждал, что Лихоедов еще долго будет расписывать достоинства дома и обстановки. Похоже, версия об агентских процентах шита белыми нитками. Но отчего тогда они с Антониной столь тщательно возились с предпродажной подготовкой? Деревенский менталитет, надо полагать. В городе, пожалуй, куда реже встречаются люди, так ответственно и с душой относящиеся к чужим просьбам.

Трофим ушел. Они остались вдвоем.

2

– Я чувствую себя Машей из сказки про трех медведей, – сказала Марина. – Кажется, сейчас дверь распахнется, ввалится хозяин: ну-ка, кто тут ел из моей миски?

И в самом деле, у Кирилла тоже возникло похожее чувство. Наверное, Антонина в своем стремлении навести порядок чуть перестаралась...

Он сказал преувеличенно бодро:

– Нет уж, нет уж! Не надо нам такой стивенкинговщины: похороненный хозяин выкапывается из могилы – проверить, как тут его любимое жилище...

Марина рассмеялась – как показалось Кириллу, слегка неуверенно. Потом взглянула на часики, сказала:

– Ну что, покурим? Уже можно.

Две недели назад она заявила: с третьего месяца – ни единой сигареты, может повредить малышу. И к тебе, милый, то же самое относится: нечего дымить, как паровоз, вводить меня в искушение и превращать в пассивную курильщицу. Беременность, Кира, дело совместное.

С тех пор Марина проводила свою линию с неумолимой последовательностью: чтобы не бросать слишком резко, они постепенно увеличивали промежутки между выкуренными сигаретами. На работе Кирилл, понятное дело, безбожно нарушал установленный женой график. Дома и в совместных поездках приходилось терпеть... Он был уверен, что супруга, даже оставшись в одиночестве, не жульничает – ее б силу воли, да в мирных целях...

Курили, разумеется, на крыльце.

Кирилл даже не стал спрашивать мнение жены: покупаем дом или нет? И без того все ясно...

Марина ластилась: прижалась к плечу мужа, гладила пальцами кудри... С чего бы? Прояснилось все быстро.

– Кирюньчик, как твоя головушка? Сможешь пригнать машину от Лихоедовых? А то я что-то совсем никакая, вымоталась, передохнуть хочу, прилечь, ножки хоть на полчаса вытянуть...

Лет пять назад Кирилл всенепременно после таких слов сделал бы комплимент ее бедным уставшим ножкам, таким стройным и красивым. И снес бы ее на руках в горницу, к кушетке... И, вполне возможно, за машиной от той кушетки он отправился бы не сразу, несколько погодя, и в весьма улучшившемся настроении.

Сейчас же...

Сейчас он просто осторожно прикоснулся к украшавшей голову шишке, задумался: все не так плохо, коли уж не вспоминал о травмированной голове до самого вопроса Марины. Наверное, все же не сотрясение, – лишь сильный ушиб. Ответил коротко:

– Пригоню.

– Умничка! – она чмокнула мужа в щеку. – Кстати, про какой родительский день они твердят? Мне вроде казалось, что родительская суббота – это незадолго до Пасхи...

– Не знаю... Может, Троицу здесь так именуют? Она не завтра, случайно? Тогда понятно – принято в этот день на кладбище ходить: могилки прибрать, предков помянуть...

Оба были абсолютными атеистами и скептиками, не отдавая дань даже модной ныне внешней религиозности – и в датах церковных праздников ориентировались слабо. Вопрос остался открытым.

...Шагая за машиной к подворью Лихоедовых (на сей раз по деревенской улице, ну ее, эту короткую дорогу среди коровьих лепешек) Кирилл вновь вспомнил недавнюю мысль про кушетку и стройные Маринины ножки, и про то, что еще пять лет назад все было иначе... Вздохнул: психологи давно доказали – после нескольких лет брака взаимное охлаждение неизбежно. Но отчего-то каждая пара в начале совместной жизни уверена: уж к ним-то такое утверждение никак не относится... Эх-х-х... Ладно, родится ребенок, и все у них наладится...

Хотелось бы верить.

3

Марина осталась одна.

Прошлась по горнице, рассматривая вещи – совершенно ей чужие вещи, старые, помнящие тысячи прикосновений чужих рук, слышавшие тысячи чужих разговоров.

И эта чуждость давила. Еще как давила...

Хотелось взять большой мешок, или большую коробку, быстро покидать туда все ненужное старье, и – на помойку. Разрушить здешнюю ауру. Избавиться от впечатления, что хозяин вышел и вот-вот вернется... С кладбища не возвращаются. Всё. Точка. Это будет ИХ дом.

Увы, вариант с большим мешком не проходит. Пока не проходит, по крайней мере до оформления сделки...

А вот это... Нет, ЭТО она не выбросит. Знакомая вещь, почти родная... Как привет из прошлого.

Марина остановилась рядом со старинной ламповой радиолой «Ригонда» – достаточно громоздким ящиком, возвышавшимся на непропорционально тонких ножках. Точно такой же предок современных музыкальных центров некогда стоял у ее тетки – мать часто бывала в гостях у сестры, и, пока женщины болтали о своем, пятилетней Маришке ставили пластинку, «Буратино» или «Незнайку», эти две сказки она знала наизусть, и других слушать отчего-то не желала...

Она осторожно, почти нежно коснулась пальцем полированного дерева. Именно дерева, никаких ламинированных ДСП в годы создания этой вещи не употребляли... Решено, радиолу они оставят. Если не работает, попробуют починить.

Та, теткина, перешла в конце концов во владение Владика, кузена Марины, – парнишки на десять лет ее младше, ярого фаната «Биттлз». И юный меломан утверждал, что вовсе это не старье, а классное ретро, что никакие транзисторы не сравнятся по характеристикам, по чистоте звука со старыми добрыми лампами. Правда, родными динамиками «Ригонды» он все же не пользовался, – прослушивая виниловые диски из своей коллекции, пропускал звук через современную акустическую систему.

Не откладывая в долгий ящик, Марина тут же устроила проверку работоспособности «классного ретро». Приемник функционировал вполне исправно на всех диапазонах. На диске проигрывателя никакой пластинки не было, и поблизости не видно... Она с сожалением опустила полированную крышку. Ладно, попросит потом у Владьки какой-нибудь не самый ценный диск...

Следующий предмет, привлекший внимание Марины, ей решительно не понравился. Часы. Висевшие в кухне-столовой настенные часы-ходики с маятником и двумя гирьками, соединенными длинной цепочкой. Гирьки выполнены в форме еловых шишек, краска с них облупилась, проглядывает сероватый свинец...