Зеркало Пиковой дамы

Ткач Елена
Зеркало Пиковой дамы

      ЕЛЕНА ТКАЧ
      ЗЕРКАЛО ПИКОВОЙ ДАМЫ
      "Зеркало в зеркало, с трепетным лепетом,
      Я при свечах навела;
      В два ряда свет - и таинственным трепетом
      Чудно горят зеркала.
      Страшно припомнить душой оробелою:
      Там, за спиной, нет огня...
      Тяжкое что-то над шеею белою
      Плавает, давит меня!"
      А. Фет
      Глава 1
      РЯЖЕНЫЕ
      - Да нет, не расстроилась... Правда. Хорошо, Влада, ты выздоравливай. Ну, пока... - Аля положила трубку.
      Ну вот, и этот вечер испорчен! Она с сожалением оглянулась на бабушкино концертное платье, аккуратно разложенное на тахте. Собиралась сегодня надеть его - Влада обещала одноклассницам устроить бал при свечах и просила, чтоб все непременно пришли в длинных платьях: все-таки Рождество, святки... И вот - на тебе! - заболела подруга. У Али всегда не одно, так другое: как затевается вечеринка или на дискотеку все соберутся, Аля или сама заболеет или мама заставит её с младшеньким Лешей сидеть или ещё что... Ужас, какая она невезучая. А как хочется праздника! Только он у неё всегда получается сломанным - этот праздник... И за что наказанье такое?
      Аля вздохнула и повесила платье в шкаф. Там так чудесно пахло! Наверное, ещё не выветрился запах бабушкиных духов. Интересно, как они называются? Такого запаха Аля теперь нигде не встречала...
      Кр-р-рак! Она обернулась... С елки соскользнул самый красивый шар золотой! - и раскололся вдребезги. Иголки, наверное, начали подсыхать, сыпятся - вот игрушки и падают.
      - Кошка, что там у тебя? - к ней заглянула мама.
      - Да вот... - она кивнула, указывая на осколки. - Я сейчас подмету.
      - А что ты не одеваешься? Рано еще?
      - Я никуда не иду. Все отменяется, Влада заболела. Грипп...
      - Ах ты, милая! - посочувствовала мама. - Ну ничего, мы сами праздник на днях устроим. Всех позовем, кого хочешь: и Любу, и Машу, и Таню твою...
      - А ребят?
      - Я же сказала: всех, кого хочешь! Какой же праздник без кавалеров?! Я пирожков напеку, тортик купим... шампанского. Вы ведь уже совсем взрослые. - Мама перехватила смущенный Алин взгляд и рассмеялась. - Вижу-вижу, что у тебя на уме! Чтоб мы с отцом в этот вечер в гости отправились и братца с собой прихватили, так? А вы бы оторвались по полной программе! Ладно, поживем - увидим, сама терпеть не могла вечеринок, когда родители дома... Вот только Лешенька поправится - и гуляйте себе на здоровье! Аль... - на мамином лице появилось просительное выражение. - Ты в аптеку не сходишь? Панадол детский кончился, я сама хотела сходить, да так голова разболелась...
      - Мам, конечно схожу, ты же третью ночь не спишь! А мне все равно делать нечего...
      Она взяла деньги, оделась и вышла на улицу. Уже заметно стемнело, и на небе появились первые бледные звезды. Вечер дремал, окутавшись влажной дымкой - видно, началась оттепель. От канализационного люка поднимался пар, тянулся навстречу, принимая самые причудливые очертания. Аля нырнула в него, прошла как сквозь сон... только сон этот пах чем-то неприятным. Не то гарью, не то серой. И этот сизый туман кругом... На ветвях иней... Завтра растает, наверное. Ее зазнобило, и все вокруг сразу стало чужое, противное. Как будто она давно тут дрожит на улице, поджавши хвост, как бродячая собака. Поскорее б вернуться и юркнуть в кровать. А то кажется, сейчас что-то наскочит, обрушится - неуютное чувство какое-то...
      Аля быстро шла по пустому Подсосенскому переулку, то и дело скользя и оступаясь на подтаявшем снегу. Кое-где уже темнели лужи, жидкая снежная каша хлюпала под ногами, а под ней - твердые наледи, не успевшие за ночь растаять. Каток, да и только! Пару раз Аля едва не брякнулась в лужу, наверно здорово это выглядело со стороны: ноги у неё разъезжались как у коверного в цирке. Да, эта сегодняшняя пробежка в аптеку совсем не доставила удовольствия, а как она любила гулять по своему переулку! Кругом маленькие уютные особнячки - низенькие, двухэтажные, народу здесь всегда мало, и кажется иногда, что не третье тысячелетие на дворе, а Бог весть какие времена - девятнадцатый век или начало двадцатого...
      Аля часто бродила одна закоулками, дворами, стекавшими от шумного Земляного вала к Покровскому бульвару и Чистым прудам. Это был район старой Москвы, как говорят, "тихий центр", и тут было действительно тихо, но главное - тут душа радовалась! Дома, непохожие один на другой, улыбались своей старой знакомой - а она странствовала по этим краям с самого детства и всегда возвращалась домой с новыми впечатлениями, бодрая и оживленная, и принималась, захлебываясь и глотая слова, рассказывать маме о том, что было на улицах.
      "Помни, Аленька, старая Москва - живая, она душу греет и силы дает, чтобы переварить и одолеть все то темное и враждебное, что всплывает со дна реки, которую мы зовем жизнью", - так часто говаривала Алина бабушка, а она-то знала толк в таких вещах!
      Александра или по-домашнему Аля очень любила бабушку. Вот уж два года, как та умерла, и девочка часто мысленно разговаривала с ней. Со смертью бабушки дом их стал обычной московской квартирой - из него исчезла загадка, тайна, прежде обитавшая здесь. Этой загадкой была сама бабушка и все, что было связано с ней: её комната, фотографии, шкаф с ароматными платьями, книги с закладкам из засохших цветов, стихи, которые знала она и пасьянсы, которые часто раскладывала... Теперь, с рождением брата Алеши, Аля перебралась в бабушкину комнату, а в её прежней поселился малыш. Но тайна, живущая здесь, в этой комнате с высоченной пальмою в кадке и плющом, увивавшим окно, словно бы спряталась от новой жилицы. Нет, она ушла не совсем... знакомый аромат любимых с раннего детства вещей указывал Але на то, что она где-то рядом.
      Бабушка была мудрая и красивая - красивая даже в старости! Всегда носила длинные платья и юбки, любила вязаные ажурные шали и крупные броские украшения, подкрашивала волосы в гранатовый цвет, красила губы ярко-преярко и засиживалась в своей комнате далеко за полночь - читала. Сидела в глубоком кресле при свете старинной бронзовой лампы под шелковым абажуром, кутаясь в шаль, неспешно курила и губы её слегка шевелились, повторяя прочитанное... А сколько она знала стихов, сколько всяких историй!..
      Бабушка Лиза часто рассказывала внучке о театре, говорила, что театр это пространство магическое, и тот, кто вступает в него, как бы подпадает под воздействие незримых сил... Что это за силы такие, бабушка толком не объясняла, да, этого и не ждали - таким сильным и манящим было ощущение присутствия тайны, которым веяло от её рассказов... да и от неё самой. Она сама была - плоть от плоти старой Москвы, с её прежними неспешными ритмами, с её основательностью, щедростью и загадочностью.
      Теперь в её любимом покойном кресле сидела Аля, листала старые альбомы с фотографиями, читала. Или наряжалась в платья из тонкой нежной материи... Она как бы превращалась в бабушку Лизу, играла её роль и не могла бы самой себе объяснить, что так тянуло её к этой игре, кроме памяти и собственных воспоминаний раннего детства. Может, хотела поскорей превратиться из гадкого утенка в прекрасного лебедя? Длинноногая и немного нескладная, с тоненькой шейкой и большими темными глазами на бледном лице, она была девчонкой заводной, любопытной и беспокойной. Легко загоралась и быстро гасла, увлекалась чем-то и тут же переключалась на другое. Мама говорила, у неё трудный характер. Мол, она безалаберная. Аля и сама не рада была своей переменчивости и часто злилась, когда не понимала сама, чего хочет...
      Она себе не очень-то нравилась. Сама себя раздражала. И мечтала поскорее стать взрослой, чтоб избавиться от неуверенности в себе. И конечно, её тайной мечтой был театр! Только мама с папой и слышать о нем не хотели. Говорили, что это не для нее: актриса должна иметь волю и твердый характер, а иначе затопчут! Может, и так, но Аля мечтала о празднике и думала, что театр - единственное место на земле, где праздник никогда не кончается.
      "И что это я, как проснулась, все о бабушке думаю? - вздохнула она. Баба Лиза, ты что-то мне сказать хочешь? Ну конечно, ты же мне сегодня приснилась... и точно старалась о чем-то предупредить, да?"
      Во сне бабушка шла к ней по аллее, ещё ветер был сильный такой, она подошла, склонилась над внучкой, что-то шепча, - а Аля, как будто, сидела на лавочке в каком-то незнакомом месте, - и постаралась укутать её поплотней своей теплой вязаной шалью. Но внучка почему-то стала вырываться, сердиться, противилась, отталкивала бабушкины руки. А та все хотела её обнять...
      Аля вышла к Воронцову полю и стала спускаться к Садовому кольцу, где у перехода на другую сторону, напротив магазина "Людмила" была аптека. Поскользнулась, перешагивая глубокую талую лужу, с трудом удержала равновесие... и тут мимо нее, обдав потоком жижи из-под колес, промчалась машина. Кажется, новая "Нива" или какой-то "Джип" - толком не разглядела. В этой машине, прижавшись к стеклу, сидела очень бледная девушка с очень темными волосами. Они рассыпались по плечам. Ее ладони были прижаты к стеклу, кажется она что-то кричала... и самое интересное, что кричала Але, только та ничего не слышала. Машина, разбрызгивая из-под колес талый снег, быстро шмыгнула к Садовому, и вдруг из неё что-то выпало и шмякнулось на обочину - в жидкий снег. Наверное, девушке удалось приоткрыть стекло - Аля видела, как её рука высунулась наружу и швырнула наземь какую-то книгу, тетрадь... Скользя, она заспешила к этому месту. Машины уж и след простыл. В рыхлом сером снегу лежала записная книжка в коричневом кожаном переплете. На обложке был Пушкин, сидящий на лавочке, наверно в Михайловском. Аля отчего-то заволновалась и волна внутреннего жара вдруг опалила всю, точно огнем...
      Она подняла книжку, отряхнула, раскрыла... та была совсем новая, телефонов раз-два - и обчелся. На первом листочке, где ещё нет разбивки по буквам, круглым четким почерком было написано: "Боишься - не делай, делаешь - не бойся!" И ни имени владелицы, ни адреса - ничего...
      "Она просила о помощи! - лихорадочно думала Аля, спеша в аптеку. - Да, что там просила - она вопила, кричала, и крик этот предназначался мне ведь я одна была на всей улице... Как же быть, как ей помочь... её, наверно, похитили! Сейчас это на каждом шагу случается - вон, во всех газетах пишут. Что же делать-то? Может, в милицию... Я даже номера этой машины не запомнила - та мелькнула и все - поминай как звали. Ой, что же делать?!"
      Она купила лекарство и, перепрыгивая через лужи, кинулась к дому. И тут повалил густой снег, медлительный, невесомый, пушистый. Он падал, как зачарованный, и город, подчиняясь его неспешному ритму, тоже стал будто зачарован. Загадочный, расплывчатый, зыбкий, он плыл сквозь снежную пелену в иную реальность. Это было похоже на театральные декорации - такое Аля однажды видела в Большом театре в балете "Щелкунчик". Там тоже падал снег вот как сейчас, медленный, завораживающий, и под этими волшебными белыми хлопьями спешили гости праздновать Рождество... Да, ведь теперь Рождество, святки, - вспомнила она, и внутри вдруг как будто какой-то фонарик зажегся. И предвкушение чего-то важного, каких-то удивительных событий и перемен разом смыло с души хмурость и грусть. Аля вдруг поняла, что ей послан знак, предупреждение: готовься! Но к чему?
      Мама была в коридоре - взобралась на стремянку и перекладывала на антресолях какие-то узлы и коробки.
      - А, ты пришла? - обрадовалась она. - Аль, помоги мне, только тихонечко: папа спит. Намаялся, бедный, всю ночь над чертежами сидел. Вот, держи, только осторожно - не разбей... - она передала Але на руки что-то большое, плоское, завернутое в старое покрывало.
      - Ой, какая штука тяжелая! - Аля едва не грохнулась, взяв у мамы из рук непонятный предмет - он её чуть не перевесил. - Мам, а что это?
      - Зеркало. Поставь к стене. Вот так, хорошо. А теперь вот это держи!
      Старые Алины санки. Разобранные части манежа. Коляска... На антресолях пряталось её детство, разобранное по частям. В глазах защипало.
      "Не вздумай реветь, дура сентиментальная!" - рассердилась она на себя.
      - Ну вот, вроде и все, - мама осмотрела антресоли, захлопнула дверцы и стала спускаться. - Лешке пора уж перебираться в манеж. Панадол принесла? Вот умница! Дадим ему ложечку панадола, сразу станет легче. О-о-ох! Надо кофейку выпить. Не хочешь?
      - Не-а. Я пойду почитаю.
      Аля ушла к себе, забралась в любимое бабушкино кресло с ногами, раскрыла найденную записную книжку и стала листать страницы, поглаживая их пальцами, как будто пальцы могли нащупать какую-то скрытую информацию, которую не воспринимали глаза.
      - Так, что тут у нас, - бормотала она себе под нос, - ага, Афонина Таисия. Воронин Максим. Дементьев Павел. Так-так... Лучников Гарик. Совсем телефонов мало - наверное, на днях она книжку купила. А почему не все телефоны переписала в неё - не может же быть, чтоб у человека знакомых раз-два - и обчелся! Ладно, разберемся. Что там еще? А, вот: Миловзорова Маруся. И тут же Миронов Витя. Дальше Старосельский Илья. И все? Да, похоже, все. Не густо... Господи, как голова болит!
      Она снова вскочила и принялась блуждать по комнате, терзать заусенец на пальце и напевать веселенький популярный мотивчик, - этой песенкой, как щитом, заслоняясь от нараставшей тревоги. И непонятно, что за чем следовало: тревога вслед за ознобом и головной болью или недомогание - за дурными предчувствиями... Уж что-что, а предчувствия Алю до сих пор не обманывали: от бабушки ей передалась удивительно тонкая интуиция...
      История с похищенной девушкой, - а Аля не сомневалась, что ту похитили! - так её взволновала, будто её саму - Александру Ильину запихнули в машину и увезли в неизвестном направлении. И записная книжка, лежавшая в кресле, быть может, была единственной ниточкой, которая связывала ту девушку с жизнью. Этот был "SOS" - мольба о помощи! И она должна эту девушку разыскать. Легко сказать... Ей казалось, что этот вечер распорол жизнь на две половинки - на относительно спокойное прошлое и настоящее, которое расплывалось как туман за окном.
      Ой, как болит голова! И температура, кажется, поднимается...
      В дверь позвонили. Это был сущий трезвон - долгий, требовательный...
      "Так судьба стучится в дверь!" - усмехнулась про себя Аля и пошла открывать.
      Топот, стук, треск, звяканье бубна, сопение дудки... ряженые! Они ворвались в дремлющую квартиру как ураган. Хлопнуло... по коридору посыпалось конфетти. Зацвели, зашипели бенгальские огни, брызгая искрами. Трое: парень и две девчонки. На всех - полумаски с блестками, на девицах юбки цветастые до полу, на парне - широченные шелковые штаны, заправленные в красные сапоги. Приплясывают, поют, огнями машут... Мама выбежала, в дверях показался заспанный папа....
      - Здравствуйте, хозяева дорогие, с праздником поздравляем, здравия всем желаем! - затянула высоким звенящим голосом самая высокая - в малиновой юбке. И пошли все втроем хороводом вкруг изумленных хозяев, пристукивая каблучками, покачивая бедрами...
      - Как родителей звать? - с видом заговорщика зашептал Але на ухо ряженый парень.
      - Анна Андреевна и Сергей Петрович! - в тон ему шепнула она.
      - Вечер сокол, вечер ясен сыры боры, сыры боры, сыры боры облетал; Сергеюшко свет Петрович свои кудри, свои кудри, свои русы расчесал; Аннушке свет Андреевне два словечка, два словечка, полдесятка сказал: Аннушка свет Андреевна, взгляни радость, взгляни радость, взгляни радость на меня; коль я хорош, коль я пригож, наливная ягодка, наливная сахарная, наливная сахарная...
      - Ах вы, милые! - всплеснула руками мама. - Сейчас угощение вынесу.
      Она побежала на кухню, папа растаял, заулыбался, стал пританцовывать, войдя в круг... Аля все не решалась, пока парень со смеющимися глазами не подхватил её под руку, не увлек... И закружилось все, завертелось в ритме пляски, в мелькании пестрых ситцев, в гортанных звонких звуках народных припевов...
      У Али вдруг закружилась голова, она покачнулась... парень подхватил её, обнял, прижал к себе...
      "Какие у него руки сильные..." - удивилась она, все качалось, плыло, горячий жар волной прихлынул ко лбу, ноги вдруг подкосились... Аля мягко, как палый лист, осела на табуретку.
      - Вы... откуда? - тихо спросила она, улыбаясь. Ей казалось, она утонула в этом кружении, в этой песне, во внезапной горячей волне радости, внезапно ворвавшейся в дом... Да, Аля тонула, и ей совсем не хотелось выплывать на поверхность.
      - Мы из театральной студии, - ответила высокая девушка. - Приходи к нам, у нас весело! Это недалеко, возле Солянки.
      А другая все пристукивала дробно каблучками, все поводила руками, то распахивая цыганскую шаль с кистями, то стягивая на груди... Она задела завернутый в покрывало предмет, прислоненный к стене, ткань упала... и все увидели зеркало. И какое! Тяжелое, старинное, в резной раме красного дерева, со стеклом, словно подернутым легкой дымкой. От него взгляда невозможно было оторвать!
      - Ой, какое зеркало! - ахнула та, что задела ткань. - Нам бы такое...
      - Вот и забирайте! - кивнула мама, показавшаяся в дверях. В руках у неё был поднос с пирожками, конфетами и бутербродами. - Отведайте, гости дорогие, нашего угощения! А то проходите на кухню - будем чай пить.
      Тут громко заплакал Алеша. Мама передала папе поднос и скрылась в детской.
      - Угощайтесь, не стесняйтесь! - подхватил папа. - А зеркало и впрямь забирайте - оно у нас уж сколько лет на антресолях пылится.
      - Пап! - умоляюще окликнула его Аля. - Я ж его даже толком не рассмотрела! - она сидела на корточках перед зеркалом и, касаясь пальцами прохладной рамы, вглядывалась в дымчатое стекло.
      - Спасибо, нам пора! Мир большой - его весь обойти надо! - поклонился парень. - С Рождеством, счастья вам! - он улыбнулся Але. - У тебя ручка есть?
      Она протянула ручку, лежащую у телефона на тумбочке возле ежедневника. Он написал что-то на конфетной обертке и отдал ей. Аля стала разглядывать надпись, но в глазах почему-то двоилось - никак не могла прочитать написанное. Хотела было о чем-то спросить... дверь хлопнула. Ряженых след простыл!
      Сильный порыв ветра вдруг распахнул форточку в Алиной комнате, и висящий на ней колокольчик испуганно звякнул. Аля не знала еще, что это кончилось её детство.
      Глава 2
      ТЕАТРАЛЬНАЯ СТУДИЯ
      Аля провалялась в гриппу две недели. Температура - под сорок! Первые два дня она бредила, металась на подушке и все повторяла: "Она просила о помощи! Меня просила... меня!" Родители не придавали этим словам особенного значения: ведь в бреду больные часто несут всякий вздор, а дочка совсем ничего не соображала, не чувствовала... Потом потихонечку начала приходить в себя. Но странную историю с черноволосой девушкой и записной книжкой начисто позабыла. Как будто кто-то старательно стер её из девичьей памяти.
      Первое, о чем Аля вспомнила, было старинное зеркало.
      - Мам, а почему зеркало на антресолях лежало? Оно ведь такое красивое!
      - Не помню уж почему. Кажется, некуда было повесить - и так все стены фотографиями увешаны... - мама явно не хотела о нем говорить, старалась перевести разговор на другую тему, но Аля все не сдавалась. - Бабушка просила его убрать, - наконец, призналась Анна Андреевна. - Оно ей от кого-то досталось... кажется, от подруги актрисы. То ли та умерла, и дочь её передала бабушке зеркало в память о матери, то ли эта подруга сама подарила бабушке на юбилей, когда его отмечали в театре... Нет, хоть убей, не помню! Только мама... то есть твоя бабушка Лиза как-то с опаской к нему относилась.
      - А почему?
      - Говорила, что оно нехорошее.
      - Что значит, нехорошее? - не унималась Аля.
      - Русским языком тебе говорю, не знаю! Я в это не вдавалась. Бабушка была суеверная, как вообще все театральные, много воображала такого, чего и в помине не было и быть не могло. Мало ли, что она могла возомнить?! Не любила его - и все! Хватит, закрыли тему. У тебя сейчас температура опять поднимется. Давай-ка лучше лекарство выпей!
      Аля послушно пила лекарство, делала ингаляции, но поправлялась медленно. Очень уж злой был грипп! Наконец, она попросила родителей поставить зеркало к ней в комнату, сказала, что так будет веселей. Те согласились, хоть эта затея была им не по душе. Нет, родители явно о чем-то умалчивали - знали о зеркале что-то такое, от чего к нему душа не лежала... Но все же просьбу Алину выполнили, и большое прямоугольное зеркало водворилось под пальмой. Решили пока не вешать - мол, пускай какое-то время так у стены постоит.
      "Точно из этого зеркала какой-нибудь тролль выскочит и съест меня! удивлялась Аля нерешительности родителей. - Ну что в этом стекле плохого?!"
      Вечерами, когда родители купали Алешку, и Аля знала, что к ней не войдут, она садилась перед зеркалом на пол и гляделась в него. Кажется, могла так сидеть часами. Это было не самолюбование, нет. Просто она ощущала себя как бы в ином времени. И сама становилась иной, словно взрослей, серьезней... Она вглядывалась в отражение бледной худенькой девушки, которая казалась ей незнакомой - такими огромными казались её потемневшие глаза!
      Иногда поверхность зеркала словно бы подергивалось дымкой, и тогда Але казалось, что там и впрямь кто-то вот-вот покажется. Кто-то из давно ушедших времен... И она решила погадать перед зеркалом - святки все-таки! Вдруг и вправду жених покажется ... Знала, что гадать нужно в полночь, в одиночестве, при помощи двух зеркал, поставленных друг против друга так, чтобы впереди образовался длинный коридор.
      В доме все улеглись. Аля надела бабушкино платье - длинное, цвета чайной розы, из тончайшего прозрачного газа на чехле. Распустила волосы... и с удивлением заметила, что они вьются. Может, болезнь повлияла? Она взяла с бабушкиного письменного стола два подсвечника со свечами и поставила на пол против зеркала. И свое небольшое зеркальце на подставке тоже поставила на пол - так, чтобы одно отражалось в другом. По идее, в конце коридора из все уменьшавшихся зеркал, если долго-долго смотреть не мигая, можно увидеть суженого. Говорят, всякое может там показаться - чудище, демон... словом, всякая нечисть. Аля в эти байки не верила, но помнила: чуть что покажется, надо тут же зачураться и отвернуться от магического коридора. Мало ли что... И ещё нельзя оборачиваться, это первое правило!
      В доме тихо, темно... Аля выключила свет. Где же спички? А, вот они! Она подошла к бабушкиному трюмо, нащупала заветный флакон - там на дне оставалось немного духов. Аля их берегла и пользовалась только в исключительных случаях. А сегодня как раз был такой! Она смочила пальчик духами, легко коснулась висков... Ну вот, можно начинать. Она глубоко вздохнула... и чиркнула спичкой. Слабый огонек заколебался, заметался на кончике спички, Аля на цыпочках, прикрывая огонь рукой, подошла к зеркалу, присела и зажгла свечи. Тотчас впереди возник суживающийся коридор, освещенный множеством огней. Она вся подалась вперед, вглядываясь вдаль...
      Внезапно ветви пальмы, возле которой стояло зеркало, с шумом всплеснулись, зашелестели... Аля вздрогнула: ведь в комнате ни сквозняка, ни дуновения, и форточка плотно закрыта. Невольно отодвигаясь подальше от пальмы, она снова взглянула в зеркало... слабая тень показалась в конце коридора! Девочка вся обратилась в зрение... и тут обе свечи погасли.
      В комнате - кромешная тьма. Тишина такая, аж жуть! Аля с трудом сдержалась, чтобы не закричать, прикрыв рот рукой. Нащупала коробок спичек... вновь зажгла свечи... они тут же погасли.
      - Нет, это уж чересчур! - громко сказала вслух Аля. - Что за шутки? Кто это шутит со мной?
      Она поднялась, решительно прошла во тьме к выключателю у двери и зажгла свет. У-ф-ф-ф, ну и дела! Жаль, конечно, но продолжать опыт не было никакого желания. Более того, она знала, что опыт на самом деле удался. Ей ясно дали понять, что с этим зеркалом шутить нельзя. Да, что там, шутить, оно и в самом деле опасное - всей кожей, всем своим существом Аля поняла это!
      Но кто? Кто потушил свечи? Почему встрепенулось дерево? Теперь ведь и не уснешь!
      - Бабушка! - тихонько позвала Аля. - Ты здесь? Ты и впрямь думаешь, что это плохое зеркало? Что оно приведет к несчастью? Может быть, и правда, отдать его? Ой, я вспомнила, оно же так этим ребятам понравилось - ряженым. Из театральной студии... А что если им отдать? Заодно и в студии побываю. Может быть, я все-таки стану актрисой? - теперь она разговаривала сама с собой, задумчиво вертя в руках коробок спичек и сидя в кресле.
      Вдруг в коробке точно что-то загудело, зажужжало, он завибрировал... Аля с криком выронила его на пол. И тотчас коробок вспыхнул! Он шипел и сыпал искрами как бенгальский огонь.
      Аля всего этого уж не вынесла: с криком: "Мама!" кинулась на кровать и закрыла лицо руками.
      Бабушка ей ответила! Бабушка... или кто-то другой?
      Вот так и случилось, что едва Аля поправилась, они с отцом завернули зеркало в старый выцветший гобелен, поместили на заднее сиденье их "Жигуленка" и отправились по адресу, написанному на конфетной обертке. Удивительно, но обертку никто не выбросил - сохранилась каким-то чудом! Так и пролежала все это время на тумбочке в коридоре, куда Аля машинально её положила.
      Они проехали по Воронцову полю к Покровскому бульвару, пересекли его и двинулись к Верхнеивановскому переулку, миновали помпезный ресторан "Ноев ковчег" с ливрейным швейцаром у входа, обогнули Ивановский монастырь и вывернули на Солянку. Здесь папа притормозил, и они вдвоем принялись рассматривать запись на бумажке.
      - Вон впереди магазин "Ажур", а не доезжая - помойка. У помойки направо во двор. Значит, сюда? - предположила Аля.
      - Похоже... - кивнул папа, и они свернули во двор.
      Впереди оказался ещё один двор - квадратный, с двух сторон ограниченный трехэтажными домами, а с двух других - старинной кирпичной стеной, укрепленной контрфорсами, идущими наискось от земли. Что такое контрфорсы и прочие архитектурные прибамбасы Аля хорошо знала - как-никак папа был архитектором. Она залюбовалась крепкой стеной, по которой ползли сухие ветви дикого винограда, - ужас как любила всякую старину!
      - Может, это остатки крепостной стены Белого города? - предположила Аля.
      - Скорее старые монастырские укрепления, - ответил отец. - Ну что, дальше куда?
      - Вон там у двери табличка какая-то, - подсказала Аля. - Давай подъедем туда.
      Она выскочила из машины и увидела на стеклянной табличке надпись крупными буквами: ТЕАТРАЛЬНАЯ СТУДИЯ "ЛИК".
      - Пап, приехали! Спасибо тебе огромное, ты только помоги мне зеркало вытащить, дальше я сама.
      - Как же сама? Как ты его наверх потащишь? - не соглашался отец.
      - Ничего, ребята помогут! - она уже нажимала на кнопку звонка.
      - Ну, как знаешь... - отец извлек зеркало из машины, приставил к стене возле двери, сел за руль, помахал ей рукой и уехал.
      И осталась Аля одна. Слегка подмораживало, с сини небесной лениво сыпался тихий пушистый снег, где-то наверху слышалась музыка... и притихшее зеркало затаилось у двери, словно живое существо...
      Дверь открылась. На пороге показался белобрысый пучеглазый парень.
      - Ба, какие лю-ю-юди! - разулыбался он, увидав Алю, точно давно ждал её. - Проходи, раздевайся, ща будешь вливаться в коллектив!
      - Я не буду вливаться, - спокойно пояснила она. - Я зеркало привезла. У нас были ваши ряженые, им зеркало очень понравилось. Ну вот, принимайте...
      - Фью-у-у! - присвистнул парень. - Это то, про которое Илья говорил? Фантастика! Так чего, заносить?
      - Ну, конечно! Только оно тяжелое.
      - Ага, ладно, ты пока проходи, грейся, а я сейчас, мигом! - парень подмигнул ей и скрылся внутри.
      Аля засомневалась, оставлять ли зеркало на улице без присмотра, но двор был пуст, любопытство явно пересиливало, и она вошла. За дверью оказалось небольшое помещение вроде фойе с двумя креслами возле низкого столика, ряд стульев у стены, лестница, ведущая наверх и окошечко кассы справа. Там, в крохотном помещении за этим окошком, слышались возбужденные голоса. Один из них явно принадлежал пучеглазому.
      Окошечко приоткрылось, из него выглянула голова, вытянутая огурцом, с узкими припухшими глазками, обозрела Алю и дернулась, стукнувшись о край окошка.
      - Ну, ваще! - хрипло каркнула голова. - Те же и королева фей!
      И оконце тотчас закрылось. Потом тронулось и поехало прямо на Алю оказалось, что оно было вделано в дверцу, и та распахнулась, выпуская наружу белобрысого и обладателя вытянутой головы. Ростом тот был Але едва ли не по плечо.
      - Меня зовут Витя Миронов, а иначе Мирон, - сообщил ей коротышка. - А этот урод, - ущипнул он пучеглазого, - конечно, не догадался представиться? Так я и знал! Это Паша Дементьев, а по-простому Павлин.
      Он суетился возле двери, запирая её на ключ и при этом проделывая массу ненужных жестов и выкрутасов. Голова его то и дело вертелась, кивала, дергалась, клевала носом - словом, пребывала в вечном движении.
      - Да, не запирай ты, Мирон, кончай суетится, - встрял белобрысый, который до этого без тени стеснения разглядывал Алю, гримасничая и изображая полный восторг. - Ща втащим его - и все дела! Пошли!
      Он скрылся за дверью, Мирон шмыгнул вслед, и через минуту оба, пыхтя, втащили зеркало и осторожно положили на низенький столик. После оба рухнули на пол, взбрыкнув ногами, а потом стихли, изображая полный упадок сил.
      - Ну вот, - Паша мигом вскочил, как ни в чем не бывало. - Пошли с шефом знакомиться! Кстати, как тебя зовут?
      - Аля. Александра, - улыбнулась она. Парни были ужасно забавными.
      - Вперед, Александра! - гаркнул Мирон и, подхватив её под руку, повлек за собой. Паша - следом.
      Слева оказалась ещё одна дверь, которую Аля сперва не приметила, Мирон её распахнул, и они оказались в небольшом помещении с миниатюрной буфетной стойкой, на которой громоздился кофеварочный автомат. Здесь стояли два столика и у стены - узкая стойка. В углу - напольная ваза с композицией из засохших растений. По стенам висели фотографии каких-то незнакомых Але, но явно знаменитых людей, - у них были очень интересные лица!
      - Это кто? - ткнула она пальцем в ближайшую фотографию.
      - Станиславский, - отвесив земной поклон фотографии, пояснил Мирон. Константин Сергеевич. А ты не узнала? - она отрицательно помотала головой. - Фьи-у-у-у! Ни хрена себе! Так ты чего, вообще ни хрена в театре не рубишь?